Текст книги "Синдром Дездемоны"
Автор книги: Ольга Егорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– А ты молодец, – похвалила Алька, – на целых два месяца растянул! Не то что эти некоторые!
– Ну, не ерничай!
– Ладно. Что дальше-то? Тебя за деньги, значит, избили сегодня, да? За то, что вовремя не вернул?
– За это, – кивнул Пашка. – Понимаешь, этот мужик, который мне их одолжил, он… Он очень крутой и серьезный. Для него эти деньги мелочь, конечно, но он таких мелочей не прощает. Его ребята меня сегодня возле института поймали, в машину кинули и отвезли в подвал. То есть это не совсем подвал, а… в общем, склад какой-то.
– Ты хоть видел, что за склад? Где он?
– Да видел. Я это место знаю, как раз в том доме, где казино «Звездная пыль»… И там со мной серьезно, – губы Палыча снова скривились в печальной усмешке, – поговорили. Дали срок – еще неделю. Если через неделю деньги не отдам, то…
– То что? – спросила Алька упавшим голосом. Сердце билось где-то внизу, в районе желудка, и билось как-то подозрительно медленно. Как будто засыпало и собиралось вот-вот остановиться. Душу разрывало на части сложное чувство – злость и досада на брата и страх за него. Хотелось накричать на него, ударить, забить до смерти и… умереть за него.
Пашка на ее вопрос ничего не ответил – да и не обязательно было отвечать, и так понятно, что если эти двадцать тысяч долларов Палыч «крутому и серьезному» мужику вовремя не отдаст – в живых его просто не оставят. И хорошо, если сразу убьют, не став предварительно отрубать пальцы, уши и выкалывать глаза.
Ужас, ужас, ужас какой-то!..
– И что ты думаешь делать?
– Я думаю, – помолчав немного, серьезно ответил брат, – сваливать мне надо. И побыстрее. Другого выхода пока нет.
– Сваливать? Как это – сваливать? Куда?
– А за границу. В Испанию, например.
– В какую еще Испанию?! Почему в Испанию?
– А что? – Пашка покосился на сестру подбитым глазом. – У нас полподъезда в Испанию уехало, ты не знаешь? Позвоню Григорьевым, они там, под Барселоной, уже пятый год живут. Благоустроились, жилье в кредит купили. Приютят меня на первое время, помогут работу подыскать. На апельсиновой плантации, на стройке или… еще где-нибудь. Поживу год-два, денег заработаю, вернусь обратно… Ну, что ты так смотришь?..
– Дурак. – Алька покачала головой. – Какой же ты дурак все-таки, Палыч!
– Да почему дурак?!
– Потому что! – рявкнула Алька. С грохотом опустив на пол чашку с недопитым чаем, она поднялась и прошлась по комнате. Дошла до окна, развернулась, вернулась к дивану. Потом снова к окну и снова к дивану. И так – раз пять подряд.
Пашка, насупив брови, молча и выжидающе на нее смотрел. Знал, что когда сестрица начинает совершать вот такие бессмысленные путешествия по комнате – она нервничает, а когда Алька нервничает, трогать ее нельзя. Только хуже будет!
– Значит, так, – сказала она решительно, перестав ходить. – Вся эта твоя идея насчет Испании – дурацкая. Ты это понимаешь, надеюсь?
– Не очень, – робко признался Пашка. – Почему она дурацкая?
– Потому что дурацкая! Тоже мне, эмигрант! Кому ты там нужен, в этой Испании? Григорьевы – они тебе что, родня? Соседи, которых ты пять лет не видел! Они уже и не помнят, наверное, как ты выглядишь, они и имени твоего уже не помнят давно! Апельсиновые плантации – придумал ведь! – Алька возмущенно фыркнула.
– Можно на оливковых, если тебя апельсиновые не устраивают!
– Меня никакие плантации не устраивают! Ни апельсиновые, ни оливковые. Ты о родителях подумал? А институт как же?
– Приеду – закончу институт…
– И ничего ты не приедешь! – От переполнявшего ее возмущения Алька даже стукнула кулаком по стене. – Не приедешь, потому что ты никуда не уедешь! Не уедешь, и точка! Все, забыли! Тебе вообще нельзя никуда уезжать! Неужели ты не понимаешь, ведь если ты деньги вовремя не отдашь, а сам смоешься… Они ведь могут с родителями что-нибудь сделать! Или со мной…
Брат смотрел на нее вытаращенными глазами. Видимо, такой вариант развития событий он как-то упустил из виду.
– Они ведь не знают адреса. Ни родителей, ни твоего…
– Не знают – так узнают! Эх, ты! В рулетку играть ума хватило, а до таких простых вещей додуматься не можешь!
– Алька, но что же… что же теперь делать?.. Как же?..
Алька снова уселась на пол, подняла глаза и посмотрела на Пашку снизу вверх. Вспомнила, как в детстве, когда Палычу было четыре, а ей – восемь, он нечаянно, заигравшись в комнате с мячом, разбил мамину любимую керамическую вазу. Тогда, четырнадцать лет назад, в глазах у него было то же отчаяние и та же надежда. И Алька, которая сама от страха готова была спрятаться в шкаф и просидеть там до конца жизни, достала из тумбочки тюбик с клеем и целый час, пыхтя, склеивала вазу. Пыхтела, глотала слезы и успокаивала брата – все будет хорошо…
– Все будет хорошо, – повторила она, отвлекаясь от воспоминаний. – Мы отдадим деньги, и тебе не придется никуда уезжать. За неделю, думаю, можно успеть…
– Что успеть?
– Продать квартиру. Что же еще, по-твоему?
– Как это – продать квартиру? Чью квартиру?
– Дяди Пети с третьего этажа! – язвительно проговорила в ответ Алька. – У него квартира большая, четырехкомнатная, за нее кучу денег дадут! А все его семейство временно у вас поселим, раз такое дело! Эх, Палыч! Ну конечно, мы продадим мою квартиру! Чью же еще?
– Аль, ты чего придумала-то? Как же мы можем продать твою квартиру? А жить ты где будешь?
– Продать мою квартиру мы можем очень легко. Мне ее баба Таня оставила по завещанию, не помнишь разве? Это моя собственная квартира, и я имею полное право делать с ней все, что мне только заблагорассудится. В том числе и продавать ее. А жить я буду… Ну, некоторое время поживу где-нибудь… Сниму себе что-нибудь или в крайнем случае к вам переселюсь. Ненадолго. А потом куплю себе однокомнатную. У меня же куча денег останется!
– Аль, ты с ума сошла? – предположил Пашка.
– Это ты сошел с ума, – напомнила Алька. – А я теперь пытаюсь устранить последствия этого твоего сумасшествия.
Они помолчали некоторое время. Потом Пашка подал голос:
– Скажи еще, что тебе одной все равно двухкомнатная была ни к чему.
– Ага, – ответила Алька. – Конечно, ни к чему. Зачем мне одной двухкомнатная? Ты лед-то не забывай к глазу прикладывать, я тебе зачем лед принесла? И чай пей!
– Я выпил уже, – хмуро сообщил Пашка.
– Еще налить?
– Да не надо мне ничего… наливать. Я… Алька, я…
– Ну что – ты?
– Я потом обязательно… Когда институт закончу и работать буду… Я тебе куплю квартиру! Новую! Где-нибудь в центре, на Ленинском проспекте! Большую, трехкомнатную!
– Ну конечно, – с видимой серьезностью ответила Алька. – Конечно, купишь. Обязательно трехкомнатную, и обязательно – на Ленинском проспекте. Я бы ни за что в жизни не стала жертвовать имеющейся жилплощадью, если б не была уверена, что за мою доброту и щедрость ты мне точно так же щедро отплатишь! Я же тебе не дурочка какая-нибудь и не лохушка!
– Алька…
– Ну все, хватит. Сейчас… сейчас уже поздно. – Она посмотрела на часы, которые показывали начало девятого. – А завтра с утра поищу в газете номер телефона какой-нибудь риелторской фирмы и попрошу, чтобы как можно быстрее покупателя подыскали. Если, конечно, смогу найти риелторскую фирму, которая работает в воскресенье.
– А родителям что скажешь?
Алька пожала плечами:
– Моя квартира. Что хочу, то и делаю. Скажу, что в этой квартире полов было слишком много. Вот я и решила купить другую, в которой полов поменьше. Все ведь знают, что я терпеть не могу мыть полы. Что для меня, чем их меньше – тем лучше!
– Логично. Аль, ты точно решила? Не жалко тебе квартиру? Все-таки…
– А если тебя этот твой крутой и серьезный дядька пришьет в том самом подвале и в лесу потом закопает – думаешь, мне тебя не жалко будет? – перебила Алька.
Пашка в ответ на ее вопрос скривил физиономию.
Квартиру Альке, конечно же, было жалко.
Прежде всего потому, что это была совсем не простая квартира. С ней у Альки были связаны самые теплые и самые светлые детские воспоминания.
Аромат пирогов, которые пекла каждое воскресенье к приходу внуков бабушка. Большие, пахучие, мягкие, покрытые блестящей светло-коричневой корочкой – с капустой, с грибами, с мясом, – эти пироги она уплетала целыми днями, запивая их теплым молоком из большой синей кружки. Никто не умел печь такие вкусные пироги, как бабушка! Уже потом, позже, когда Алька выросла, а бабушка стала совсем старой, та поделилась с ней секретом: оказывается, перед тем как сунуть пирог в духовку, сверху его обязательно надо намазать тонким слоем меда. Если мед слишком густой – то с водой его перемешать, а если жидкий, и так сойдет. И сладковатый вкус, и блестящая коричневая корочка – все от меда!
Сказки по вечерам – долгие, неторопливые, замысловатые. Иногда бабушка рассказывала их сама, а иногда, надев очки с толстыми стеклами в роговой оправе, читала из книги. Алька до сих пор хранила эту книгу в старом, пожелтевшем от времени переплете. На выцветшей обложке – озерцо, заросшее камышами, лягушка с короной на голове держит во рту стрелу. И надпись красивым витиеватым шрифтом – «Русские народные сказки». Внутри, на истончившихся с годами страницах, множество волшебных и ярких рисунков, на полях некоторых страниц – смешные и важные закорючки, выписанные то карандашом, то шариковой ручкой. Это уже их совместное с братом творчество, за которое бабушка на Альку с Пашкой ужасно сердилась. Не по-настоящему, конечно, а в шутку. Бабушка вообще не умела сердиться по-настоящему, и Алька с Пашкой как-то очень быстро это пронюхали и стали использовать в своих целях…
Она умерла, не дожив всего недели до Алькиного девятнадцатого дня рождения. Ушла тихо, никого не побеспокоив. Жила тихо и умерла тихо…
И только через год Алька смогла заставить себя переселиться в эту квартиру из крошечной родительской двушки, в которой им вчетвером давно уже было слишком тесно. А еще через полгода затеяла в ней ремонт, который не делался здесь уже лет пятнадцать. Денег на то, чтобы оплатить услуги рабочих, было немного, поэтому основную часть работы они вчетвером взяли на себя. Сами выравнивали потолки и стены, клеили новенькие обои, заменяли старые дверные рамы, утепляли полы на лоджии, превращенной в эркер, укладывали паркет на пол и плитку на стены в ванной…
Целых четыре месяца делали ремонт – но оно того стоило!
Особенно здорово получилась спальня. Бывшая лоджия теперь была превращена в прекрасный будуар, полный цветов и солнечного света. Оставшаяся часть стены сверху обита деревом цвета ореха, мелкий лепной орнамент над изголовьем кровати – Пашкина идея! – перекликается с декоративной штукатуркой на противоположной стене. Цвета мягкие, пастельные, не раздражающие глаз – от светло-бежевого до золотисто-желтого.
Красивый, уютный, дорогой сердцу уголок.
Конечно же, Альке жаль было с ним расставаться.
Но что теперь поделаешь, когда такое случилось? Разве в радость будет ей эта светлая спальня, эти цветущие на подоконнике фиалки, эта лепнина у изголовья кровати, если Палыча искалечат, а то и убьют за долги?
Алька отвлеклась от воспоминаний, коротко вздохнула и ободряюще улыбнулась брату:
– И вот еще что. На всякий случай тебя нужно будет спрятать. Мало ли, вдруг за неделю продать квартиру не получится. Или, например, им в течение недели вздумается еще раз тебя уму-разуму поучить… В общем, так: будешь жить у моей подруги.
– У какой еще подруги? – недовольно пробурчал в ответ брат.
– Он еще возмущается! – фыркнула Алька. – Нет, Палыч, я тебя точно убью! Я весь вечер тебя убить собираюсь, и все никак не могу решиться, но теперь, кажется, решилась!
– Аль, зачем мне жить у подруги? Я же тебе говорю, они адреса не знают…
– Узнают! Думаешь, так сложно узнать твой адрес? Или мой адрес? В адресное бюро пойти и узнать! Да им и адресное бюро не нужно! У них свои информационные каналы…
– Ну ладно, ладно, успокойся. Как скажешь… Где скажешь, там и буду жить. Раз ты считаешь… А подруга эта, она, думаешь, не против будет? Все-таки…
– Да ее сейчас нет. Повезло тебе, подруга моя, Ирина, только вчера как раз на две недели в Египет отдыхать уехала. А ключи от квартиры мне оставила, чтоб я цветочки там у нее поливала. Вот ты и займешься цветочками как раз. Она здесь недалеко, в соседнем доме живет. Будешь сидеть и из дома не высовываться. До тех пор, пока я деньги за квартиру не получу… Понял?
– Понял, понял. Мне сейчас уже туда идти? – покорившись судьбе, спросил Палыч.
– Сейчас не надо, – подумав, разрешила Алька. – Завтра с утра пойдешь. А сегодня у меня останешься. Нужно только родителям позвонить и сказать, что ты сегодня у меня, чтоб не волновались. А потом для родителей что-нибудь придумаем. Ну, можно, например, сказать, что ты решил некоторое время пожить у своей девушки…
– У какой из них? – хмыкнул Пашка. – У меня их четыре.
– Великий Казанова! – сердито сказала Алька. Потом, не выдержав, рассмеялась: – Ну скажем, что живешь у всех четырех девушек по очереди. Это эксперимент такой, который поможет тебе наконец определиться с выбором… В общем, все это будет завтра, не сейчас. А сейчас звонить родителям и – спать! Я себе на полу постелю в той комнате, а ты…
– Давай лучше я на полу в той комнате, – героически предложил Пашка.
– Лежи уж! Куда тебе с твоими битыми боками на пол-то! Я уж потерплю одну ночь ради спасения любимого брата…
Долго уговаривать Пашку не пришлось.
– Ладно, – сказал он, задумавшись всего на секунду. – Как скажешь. Эх, Алька, и что бы я без тебя делал?
– Пропал бы, – согласилась она. – Без меня – пропал, это точно. Ладно, давай звони родителям. Или… лучше я сама позвоню. А ты тут пока себе постели. Сможешь сам-то? Или ты вообще двигаться не в состоянии?
– В состоянии, – ответил Пашка. – Я ведь сам, своими ногами, к тебе пришел!
– Своими ногами он пришел, – пробормотала Алька. На душе после того, как она придумала выход из жуткой ситуации, в которую попал брат, полегчало. И теперь снова захотелось взять и надрать Палычу задницу – чтоб впредь неповадно было делать глупости! Наверное, если бы Пашка не выглядел таким несчастным, если бы не ссадина на лбу и синяк под глазом, она бы так и поступила. Но бить битого было как-то… негуманно. Поэтому пришлось отложить порку до лучших времен.
После разговора с матерью на душе немного полегчало. Она изо всех сил старалась голосом не выдать своего волнения, и, кажется, у нее получилось. Мать, правда, удивилась слегка, что Палычу вздумалось вдруг переночевать у сестры. Алька соврала, что брат принес диск с фантастическим сериалом и они будут вместе смотреть этот сериал до утра.
– Завтра же воскресенье, – напомнила Алька. – Днем отоспимся.
Она повесила трубку и едва успела отойти от телефона, как тот снова зазвонил. Зазвонил как-то тревожно и… угрожающе.
«Мама, – подумала Алька. – Что-то забыла…»
– Алло, – произнесла она в трубку и услышала в ответ женский голос, не показавшийся ей знакомым.
– Алла, это ты?
– Я…
– Привет, это Света.
Младший брат сидел на диване и, нахмурившись, смотрел на сестру. Алькина тревога, которую она не могла скрыть, передалась и ему тоже. Вроде бы не было ничего необычного в этом телефонном звонке. И если бы не жуткая история, случившаяся с Палычем, Алька бы разговаривала сейчас совершенно спокойно и наверняка сразу вспомнила бы эту Свету…
– Какая Света? Извини, я…
– Ну, Света, с третьего этажа, Покровская Света! Не помнишь меня, что ли?
– А, с третьего этажа… – протянула Алька, вспоминая. – Помню, конечно. Извини, я просто сонная… не выспалась сегодня, голова плохо работает…
Палыч с дивана подавал Альке какие-то сигналы: мол, в чем дело, что за звонок, нужно уже начинать бояться или можно пока сидеть спокойно? Алька ободряюще улыбнулась, махнула рукой: бояться нечего, все в порядке!
«Интересно, – подумала она в этот момент. – Мы теперь все время будем так на телефонные звонки реагировать? До тех пор, пока вся эта история не закончится – все время?»
Света Покровская, которую с таким трудом вспомнила Алька, когда-то была ее приятельницей и соседкой по подъезду. Не подругой, а именно приятельницей – близких отношений между ними никогда не было, так, заходили друг к другу на чашку чаю или кофе и иногда вместе ездили на метро на работу, потому что было по пути. Алька переехала из родительской квартиры два года назад, Светлана примерно через год после этого вышла замуж и переехала к мужу в Тушино, и с тех пор они не виделись. Пару раз, может быть, встречались случайно в подъезде, когда Алька приезжала навестить родителей, здоровались, обменивались дежурными репликами, и все на этом. Кажется, Алька даже не оставляла Светлане номера своего телефона. Хотя, может быть, и оставляла, просто забыла.
– Как у тебя дела? – вежливо поинтересовалась Алька. – Мама говорила, кажется, ты вышла замуж?..
Альке не слишком сильно хотелось поддерживать разговор, не в том состоянии она сейчас была, но просто так отшить бывшую соседку было неудобно.
Светлана вместо ответа на ее вопрос неожиданно всхлипнула:
– Замуж… В том-то все и дело, в моем замужестве…
Далее последовала история, от которой у Альки мурашки пошли по коже!
Муж Светланы оказался настоящим садистом. Встречались они недолго, поженились почти сразу, не успев друг друга даже узнать как следует. Света влюбилась в своего красивого и богатого избранника с первого взгляда и была жутко счастлива, когда он предложил ей выйти замуж! Проблемы начались почти сразу после свадьбы, когда Света из своей однокомнатной квартиры переехала к мужу: он оказался страшно ревнив. Ревновал жену буквально к каждому столбу, ко всему, что движется! К любому мужчине в возрасте от пятнадцати до семидесяти лет, оказавшемуся в радиусе пяти метров от жены, и даже к женщинам! Ревновал и бил ее каждый раз так, что Света после этих побоев неделями не могла выйти на улицу. Но вскоре после свадьбы она забеременела и надеялась, что с рождением ребенка, о котором муж так мечтал, он успокоится, перестанет ее ревновать!
Однако вышло все совсем не так. В первый же вечер, как только Светлана с малышкой выписалась из больницы, муж закатил ей скандал с побоями. В результате она оказалась в больнице с сотрясением мозга. После выписки решительно заявила мужу о своем намерении развестись…
– И что ты думаешь?.. – рыдая в трубку, спросила Света. – Что, ты думаешь, он мне ответил? Он ответил: «Убирайся ко всем чертям, потаскуха грязная, а о ребенке и думать забудь!» Представляешь, Алька, он хочет оставить девочку себе… Он хочет отобрать у меня ребенка!
Алька, и сама готовая уже разрыдаться под впечатлением от рассказа, неуверенно спросила:
– Но ведь существует закон, Света? Если ты подашь на него в суд, расскажешь, как он издевался над тобой все это время… Суд будет на твоей стороне, он не оставит ребенка с этим моральным уродом!
– Суд! – Света горестно всхлипнула. – Да что ты, Аллочка! У него все суды давно куплены! Как он скажет, так и будет! У него все и везде схвачено, за все давным-давно заплачено…
– Но что же делать? – озабоченно спросила Алька.
Пал Палыч, пристроившийся на диване в ожидании окончания затянувшейся телефонной беседы, уже успел заснуть. Жевал губами во сне и мирно посапывал. Алька, на минуту отвлекшись от всхлипываний приятельницы, подумала о нем с нежностью: «Ребенок… совсем ведь еще ребенок…» И, подумав, вспомнила вдруг со всей отчетливой ясностью о том, что случилось сегодня с Пашкой…
Сплошные беды и несчастья кругом! Сплошная злоба и ярость! Куда катится мир?!
Вопрос этот, конечно, был риторическим и ответа не предполагал в принципе.
– …пойми, Аллочка, мне больше не к кому обратиться! Всех моих подруг – да их почти и не осталось у меня, подруг-то! – он знает наперечет. Я поэтому и вспомнила про тебя, ведь ты единственная, кого он ни разу в жизни не видел… Ты ведь переехала раньше, чем мы познакомились…
– Подожди, Света, я что-то не совсем понимаю… Чем я тебе могу помочь?
– Если я сейчас не уйду от него – не знаю, чем дело кончится. Он ведь убить меня может, понимаешь? Но уходить официально – это значит потерять ребенка, забыть о нем навсегда… А дочь для меня смысл жизни, понимаешь? Без нее…
Света снова заплакала. Алька не торопила, понимая, что успокаивать ее сейчас бесполезно, а слезы в некоторых случаях действуют на человека как лекарство. Поплакал – и, смотришь, вроде бы на душе легче стало, хоть ничего и не изменилось.
– В общем, – наконец послышался в трубке хриплый голос несчастной Светланы, – в общем, я решила от него сбежать. У меня в Питере подруга живет… Зовет к себе, обещает и с жильем помочь, и с работой, и с деньгами на первое время… Если я туда уеду – он ни за что в жизни меня найти не сможет…
– Хорошая идея, – одобрила Алька. Она по-прежнему не понимала, чем может помочь Светлане, если уже нашлась в Питере подруга, которая предлагает ей помощь.
– Хорошая, – согласилась Света. – Только я ведь сразу туда поехать с ребенком не могу! Нужно сначала разведать обстановку, решить вопрос с квартирой, с работой, няню подыскать, а потом уже везти в Питер дочку! Кто знает, вдруг на самом деле все окажется не так просто?
– Сомневаюсь, – задумчиво ответила Алька, – чтобы твой муж отпустил тебя в Питер «на разведку»…
– Еще бы! – горестно вздохнула в трубку Светлана. – В том-то и дело, что мне уходить из дома нужно сразу с ребенком… Чтобы уже больше не возвращаться! А на время своей поездки в Питер я не могу дочку никому оставить – ни родителям, ни подругам… Никому, кроме… тебя!
– Кроме меня… – как автомат, повторила Алька.
В трубке воцарилось тяжелое молчание.
Так вот, оказывается, в чем дело! Света хочет на время своего отсутствия в городе оставить ей на попечение своего ребенка. Растерявшаяся Алька чувствовала, как бегут секунды, и не знала, что ответить. В принципе, наверное, ничего страшного не случится, если она согласится приютить у себя ребенка на несколько дней… Тем более она сейчас все равно в отпуске и на этот отпуск у нее нет никаких грандиозных планов. Кроме разве что продажи квартиры и спасения брата!.. Но ведь ребенок не может ей помешать? Или все-таки может? Вот ведь как не вовремя обратилась к ней Света! Еще вчера она бы согласилась ей помочь, почти не задумываясь! Страха перед мокрыми пеленками и ночными кормлениями Алька не испытывала – хотя никакого опыта ухода за младенцами у нее не было, она в принципе не сомневалась, что справится. Нет, дело совсем не в этом…
– Аллочка, я прошу тебя, – со слезами в голосе проговорила Света.
Алька вздохнула. Ну как отказать? Не станет же она сейчас объяснять Светлане – чужому в общем-то для нее человеку, – что ее брат задолжал каким-то «крутым и серьезным людям» двадцать тысяч долларов, что теперь его хотят убить и Альке нужно срочно заниматься продажей квартиры, чтобы этого не случилось!
– А… когда ты планируешь уехать? – осторожно спросила Алька, прощупывая почву.
– Вообще-то я собиралась дня через два-три, – неуверенно ответила Светлана. – Понимаешь, мне тянуть с этим никак нельзя. Тем более Олег что-то чувствует, о чем-то догадывается, мне кажется…
– Олег – это твой муж? – спросила Алька. Спросила только для того, чтобы протянуть время.
– Муж, – ответила ее собеседница и замолчала в ожидании.
– А сколько ей… твоей дочке, месяцев? Или недель?..
– Вот буквально вчера месяц исполнился! Да она у меня очень спокойная, спит все время, с ней, Аллочка, никаких проблем! Кушает хорошо, никогда не срыгивает, газами в животике не мучается!
– Не срыгивает, – повторила Алька.
Нужно было решаться.
– Хорошо, Света, – сказала она, вздохнув. – Я… В общем, можешь привозить свою девочку ко мне! Ты адрес знаешь?
– Нет, – оживилась Светлана. – Адреса не знаю, я только знаю, что ты неподалеку от Битцевского парка живешь, мне мама твоя давно уже говорила…
– Записывай адрес, – велела Алька. – Значит, дня через три ты ее ко мне привезешь? И надолго?
– Нет-нет, что ты! Я туда и обратно… Ну максимум дня на три!
Пока Светлана записывала адрес, Алька соображала: в принципе через три дня, если очень постарается, она уже успеет продать квартиру. По крайней мере взять залог – это уж точно! Жилье сегодня хорошо раскупается, только цену нужно приемлемую поставить и риелтора хорошего, бойкого подыскать. Сразу из квартиры ее выселять не станут, хотя бы неделю ведь дадут на переезд! И даже если предположить, что Света в Питере задержится, она все равно успеет приехать до тех пор, пока Альке придется переезжать к родителям…
Голова у Альки шла кругом.
Ну и отпуск, подумала она. Самый яркий и запоминающийся отпуск за всю ее жизнь! Думала, будет целый месяц скучать под тоскливый аккомпанемент мартовской капели. А оказалось…
Повесив трубку, она долго сидела в тишине, прислушиваясь к тихому дыханию заснувшего на незастеленном диване брата. В окно стучали капли – то ли снег, то ли дождь, и ветер тихонько завывал, раскачивая голые ветки деревьев. В тусклом свете вечерних фонарей эти деревья казались какими-то загадочными, сказочными существами, заколдованными посланниками мрака…
Все будет хорошо, напомнила себе Алька. Главное – успеть до конца недели отыскать нужную сумму денег. Главное – спасти Палыча, а уж с ребенком она как-нибудь справится… Подумаешь – ребенок!
– Ничего, Тихон Андреич, не переживайте! Вот увидите, пройдет неделя-другая, и отеческие чувства непременно в вас проснутся! Вы свою дочку полюбите так, что просто жить без нее не сможете! – месяц назад пообещала Тихону няня, необычное имя которой он все никак не мог запомнить.
Называл ее все время неправильно – то Ладой, то Адой, то Аней, а имя Лана все никак не хотело приживаться в его памяти. Тихон злился, а няня с необычным именем реагировала спокойно, даже когда поправляла его в сто двадцать девятый раз. Нервы у нее были просто железные. И неудивительно – с обычными человеческими нервами на такой работе человек бы просто не выдержал!
В первый же вечер совместного проживания Тихон с няней заключили пакт о ненападении и поделили территорию. Няне досталась лучшая половина квартиры – гостиная и бывшая супружеская спальня с огромной кроватью, на которой она разместилась с ребенком. Кровать была настолько большой, что при желании на ней можно было разместить еще пару-тройку таких вот нянь и дюжину младенцев. Покупать детскую кроватку Тихон наотрез отказался, мотивировав свой отказ тем, что ребенок находится в квартире временно. Тихону же досталась половина квартиры, практически непригодная для жизни, – две комнаты, в которых шел ремонт. Одна из них по окончании ремонта должна была превратиться в его личный кабинет с кожаной мебелью, письменным столом и кучей оргтехники, другая – в комнату для гостей с широким диваном, телевизором и шкафом для одежды. Пока же ничего этого не было – ни дивана, ни телевизора, ни оргтехники, ни шкафа. А были только одни голые, ободранные стены, от которых каждый звук отражался гулким эхом, и две раскладушки, на которых иногда ночевали задержавшиеся допоздна в квартире рабочие. Вместо телевизора – оконный проем и затянувшийся до бесконечности сериал под названием «Серое небо». «Серое небо» менялось в зависимости от времени суток на черное, голубое или розовое, в остальном же не было никакого разнообразия.
Тихон скрепя сердце терпел все эти неудобства, надеясь от всей души на то, что рано или поздно рабочие поимеют совесть и закончат наконец ремонт, который длился уже без малого пять месяцев. Рабочие – это была отдельная грустная песня, и Тихон, у которого с появлением в квартире ребенка и без того нервы были на пределе, старался поменьше обращать внимание на их отлучки и неявки, справедливо рассудив, что толку от этого не будет никакого.
Территория, на которой проживала няня с ребенком, и территория, на которой поздним вечером и ночью обитал Тихон, а днем – полупьяные работяги, были отделены друг от друга большим холлом и кухней, что делало совместное существование если не приятным, то по крайней мере возможным. Одна беда – ванная и туалет были общими. Иногда, входя туда по утрам, полусонный, взъерошенный, с ломящими от непривычки спать на раскладушке боками Тихон натыкался либо на запертую дверь, либо на младенца в компании давно уже бодренькой няни, обмывающей ему попу. В розовых, мокрых и щуплых ягодицах ребенка отражался свет потолочной лампы, на лице няни сияла улыбка, недвусмысленно намекающая на то, что нет в жизни большего счастья, чем отмывать по утрам эту розовую блестящую попу от какашек. От этого зрелища к горлу подступала тошнота, и общее состояние и без того расстроенного здоровья Тихона резко ухудшалось. Няня, увидев в ванной Тихона, заливалась радостным улюлюканьем:
– Это кто к нам пришел? Это папочка к нам пришел! Да! Папочка! А ну-ка, Юленька, давай поздороваемся с папочкой! Ну-ка, давай скажем папочке: привет, папочка!..
Папочка сверкал злобными глазами из-под насупленных бровей и уходил на кухню пить гадкий растворимый кофе. Она и в самом деле была какой-то странной, эта няня, полагавшая, что новорожденный ребенок по ее просьбе способен вдруг заговорить, начать здороваться с «папочкой»…
Или, может быть, это она так шутит?..
В любом случае от слова «папочка» Тихона передергивало. Кофе казался кислым, небо за окном хмурилось, почистить зубы и побрить физиономию, не опоздав при этом на работу, было невозможно, и жить от всего этого просто не хотелось.
А хуже всего было в выходные. В выходные было вообще ужасно. Тихон старался поменьше времени проводить дома. То заседал на работе, поражая своим рвением подчиненных, то торчал у приятелей, ходил с ними в боулинг и бильярдную, а однажды даже от тоски поперся в Большой театр и два с лишним часа смотрел балет, к которому был более чем равнодушен и в котором разбирался примерно так же, как в письменности древних протоиндийских племен. Раньше Тихон и не подозревал даже о том, что выходные дни в отличие от дней рабочих имеют гораздо более длительную временную протяженность! Если понедельник, вторник или какая-нибудь среда вполне комфортно умещались в отведенных природой двадцати четырех часах, то суббота с воскресеньем, как казалось Тихону, тянулись часов сто. Или, может быть, двести.
Когда жены приятелей начинали недвусмысленно намекать на то, что гостям надоели хозяева, когда от бесконечного катания шаров перед глазами начинали уже летать мушки, приходилось идти домой. Отсиживаться до ночи на кухне или плескаться в ванной, которую, кстати, теперь «ни в коем случае нельзя!» было занимать надолго, Тихон не мог, поэтому приходилось, робко постучав в дверь когда-то любимой гостиной, заходить внутрь. И тут начинались «вечерние свистопляски», как называл про себя Тихон эти ежевечерние по выходным дням посиделки в кругу «семьи».
