Текст книги "Демон Монсегюра"

Автор книги: Ольга Крючкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

На следующее утро, после описанных событий, Клермон решительно вошёл в комнату к Элеоноре. Его взволнованный вид озадачил девушку.

– Что-то случилось, Клермон?

– Случилось! – Клермон опустился перед Элеонорой на колено, взял её руку. – Я люблю вас, Элеонора и прошу стать моей женой! Конечно, я беден, мне нечего предложить вам, кроме руки и сердца. Но поверьте, моё сердце принадлежит вам! Прошу вас, Элеонора, подумать, прежде чем вы дадите ответ.

Элеонора выслушала его с достоинством.

– Клермон, безусловно, вы мне приятны. Я не могу не замечать вашей красоты, образованности, ума. Но я здесь под покровительством его сиятельства, графа Раймонда, и только он может решать, когда и за кого я могу выйти замуж. Я полностью под его опекой, согласно последней просьбе моего отца.

Клермон понял, что её речь вовсе не отказ, а ответ, достойный графини де Фуа. Не мешкая, он направился к старшему брату. Раймонд принял Клермона, сидя в кресле. Ему стало намного лучше, но он заметно постарел и поседел. Беатрисса не отходила от него на протяжении двух недель болезни, стоически пережила потерю имущества и, несмотря на это, выглядела просто несгибаемой.

– Доброе утро, ваше сиятельство. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, дорогой брат, лучше. То, что случилось со мной, не самое худшее в жизни. Главное, что с вами всё в порядке. А спина заживает и почти не беспокоит. Кости целы, как говорится, мясо нарастёт, – Раймонд засмеялся своей собственной шутке. Беатрисса и Клермон его поддержали. Если больной шутит, то, действительно, дело идёт на поправку.

Наконец Клермон решился сообщить о цели своего визита:

– Ваше сиятельство, я хотел бы с вами поговорить об одном важном для меня деле.

– Слушаю вас, Клермон, – Раймонд сел в кресле поудобней, Беатрисса подложила ему небольшую подушку под спину.

– Сегодня утром я осмелился просить руки Элеоноры де Фуа.

Глаза Раймонда округлись, но потом, когда удивление прошло, он спросил:

– И что же прелестная Элеонора?

– Она, как истинная де Фуа, дала мне вежливо понять, что я ей не противен, но без вашего согласия она не может принять решения.

– Дорогой брат, Элеонора поступила именно так, как того требует приличие в сложившейся ситуации. Я фактически опекун Элеоноры и отвечаю за неё перед Богом и людьми. Ваше признание, Клермон, несколько удивило меня. Хотя, отнюдь! Молодость, есть молодость, жизнь должна продолжаться, несмотря на то, что мы разорены. Элеонора ведь тоже потеряла всё. Думаю, что граф де Фуа одобрил бы ваш союз, будь он жив. Конечно, он безумно любил дочь и отказывал всем, считая, что не родился ещё мужчина достойный его Элеоноры. Но вы, Клермон – мой брат, а значит, принадлежите к семейству Тулузов. Даже де Фуа, со своей гордыней, не смог бы отказать вам в руке дочери. Итак, я ободряю ваш союз. Тем более что и вы, и Элеонора происходите из катарских семей, вы просто созданы друг для друга. И быть посему!

Беатрисса улыбалась всё время, пока говорил граф. Она еще по приезде Элеоноры вынашивала мысли, выдать её замуж за Клермона, и была удовлетворена принятым решением.

– Надо сообщить всем домочадцам о предстоящей свадьбе. А теперь я хочу поговорить с графиней. Оставьте нас, Клермон.

Спустя некоторое время, граф прислал за Клермоном слугу. Войдя в комнату брата, он увидел Элеонору. Раймонд взял её за руку, и тяжело ступая (боли в спине ещё давали о себе знать), подвёл к Клермону.

– Я рад предстоящему союзу двух катарских семей. Объявляю вас, шевалье Клермон де Монсегюр, и вас, графиня Элеонора де Фуа, помолвленными. Церемонию проведём незамедлительно, как только найдём катара-монаха, имеющего право совершать обряд.

Клермон держал Элеонору за руки, она, смутившись, опустила глаза. Он чувствовал себя самым счастливым человеком, готовым горы свернуть ради любимой! О том, что финансовое положение критическое, никто не вспоминал. Беатрисса любовалась молодой парой.

– Ах, ваше сиятельство, а помните ли вы нашу первую встречу? – на Беатриссу нахлынули сентиментальные воспоминания.

– Конечно, дорогая графиня. Я приехал к вашему отцу барону Рожеру де Транкавель по важным делам королевства. Он всегда помогал мне мудрым советом, а если надо, то и военной силой. Вам было пятнадцать, когда я обратил на вас внимание. Поверьте, вы были очаровательно скромны и стыдливы. И тогда я решил, как только в королевстве наступит мир и покой, я женюсь на вас. Что я и сделал через два года, благодарю, что вы приняли моё предложение. Надеюсь, что вы не сожалеете об этом.

Беатрисса совершенно расчувствовалась.

– Ах, граф, я люблю вас так же, как и в первый год нашего брака! Даже сильнее, все мои поступки тому подтверждение…

Теперь настал черёд расчувствоваться Раймонду. Он с обожанием посмотрел на жену и поцеловал ей руку. Наблюдая за всей это семейной идиллией, Клермон и Элеонора, подумали, что постараются сохранить свои чувства подобно графу и графине.

На следующий день, за обеденным столом, Раймонд сообщил всем домочадцам:

– Я ещё раз с удовольствием объявляю всем, что Клермон и Элеонора помолвлены, – новостью это стало только для Амильена и Раймонда-младшего, – кроме того, посоветовавшись с графиней, мы и приняли решение – нанести визит кузену Беатриссы, графу Филиппу де Плессье*. С нами поедут: Клермон, Элеонора в качестве его невесты, Раймонд-младший и Амильен.

Все искренне обрадовались, особенно Амильен, считавший своего кузена человеком весьма незаурядным, с огромными связями. Ибо деятельность графа де Плессье (Амильен подозревал, что кузен принадлежит к некоему ордену) охватывала Францию, Аквитанию, Папский протекторат и Палестину. Да и потом для Амильена до сих пор оставалось загадкой: каким образом Филипп де Плессье (кузен по линии матушки, урождённой де Плессье) заполучил во владение замок Бланшефор? Беатрисса никогда не задавалась этим вопросом, когда посещала новые владения кузена, но только не Амильен. Ибо он прекрасно знал, что замком и прилегающими к нему обширными землями ранее владел Жильбер Эраль, а Эрали и Плессье не состоят в родстве. А последний из рода Бланшефоров, граф Бертран де Бланшефор, умер почти пятьдесят лет назад, так и не оставив наследников.

Клермону же, напротив, было мало, что известно о графе де Плессье, из отрывочных воспоминаний детства всплывал лишь непреступный замок в глубине Пиренеев, о котором рассказывала Беатрисса. Элеонора тоже знала о замке Бланшефор понаслышке, ибо он находился южнее владений де Фуа в Каркасоне, по верхнему течению реки Од. И она понятия не имела о его владельцах – ни нынешних, ни прошлых.

Основательно подготовившись к путешествию, отряд графа Раймонда направился из Монсегюра в Бланшефор на рассвете. В начале августа ночи на юге Лангедока тёплые, а воздух насыщен ароматами горных трав.

Путь проходил по нижним отрогам Пиренеев, отряд соблюдал массу предосторожностей, чтобы не напороться на французов. К вечеру путешественники достигли верхнего течения реки Од, вскоре показалось поместье Ренн-ле-Шато* и холм Ле-Безу с возвышающейся сторожевой башней.

– Гарнизон Ле-Безу охраняет путь из Лангедока в королевство Арагон, идущий через Пиренеи на Сантьяго-де-Капостеллу, где находится гробница святого апостола Иакова, небесного покровителя христиан Испании, – пояснила Беатрисса своим спутникам.

– Позвольте полюбопытствовать, графиня, мы уже во владениях вашего кузена графа де Плессье? – поинтересовалась Элеонора.

– Да, дорогая Элеонора, они начинаются от холма Ле-Безу и простираются далее вплоть до Пиренеев, – уверенно ответила Беатрисса. – Последний раз я была здесь лет пять назад. Но я хорошо помню замок. Граф не любил роскоши, но всё у него в замке было рационально. Помню, как я поднималась на башню и любовалась открывающимися горными пейзажами. Захватывающее зрелище!

И вот на расстоянии примерно четверти лье путешественники увидели очертания замка Бланшефор. Неудивительно, что французы и паписты сюда не добрались. По мере приближения стало возможным лучше разглядеть замок. Издалека он походил на орлиное гнездо, прилепившееся к горам. Фронтальная часть замка была сложена из местного камня: высокие стены, три массивные сторожевые башни, надвратная башня, расщелина вместо рва в сгущающихся сумерках производили сильное впечатление. Уставшие путешественники, измученные длительным переходом, полные надежд на отдых и ужин вошли в старинные почти двухсотлетние ворота замка.

Навстречу вышел хозяин – граф Филипп де Плессье. Не молодой уже мужчина, лет сорока, совершенно седой, по-военному подтянутый, в красивом коричневом одеянии, отделанном золотой тесьмой, производил впечатление строго и умного хозяина, интересного, образованного и в то же время таинственного человека.

– Приветствую вас, сиятельный граф и графиня, а также всех ваших спутников в замке Бланшефор! Надеюсь, что путь прошёл без осложнений.

– Благодарим вас, граф де Плессье, всё прошло благополучно, – ответил Раймонд, раскланиваясь.

Беатрисса, питающие тёплые нежные чувства к своему кузену, попросту расцеловала его, несмотря на нарушение светского этикета, но, похоже, она никого не смутила. Де Плессье расплылся в улыбке.

– Ах, моя дорогая кузина, вы стали настоящей графиней. Вы всегда были красавицей, но с годами ваши красота приобрела ещё более яркий блеск.

– Все эти годы я вспоминала Бланшефор, как сказочный замок в горах. Завтра непременно поднимусь на башню и буду наблюдать за полётом птиц и горными козами! А сейчас хочу представить вам Элеонору де Фуа, невесту моего шурина шевалье Клермона де Монсегюр.

Элеонора учтиво поклонилась.

– Да, граф де Фуа был храбрым, смелым и верным вассалом нашего сюзерена. Упокой Господь его душу! – сказал де Плессье, перекрестившись. – А теперь прошу вас, располагайтесь! Чувствуйте себя, как дома! Я очень рад видеть вас вместе.

В большом просторном зале гостей ожидал ужин, затем – долгожданный отдых и сон. Элеонора и Беатрисса ушли сразу после ужина в приготовленную для них комнату, вслед за ними удалилась няня с младшим Раймондом.

Клермон ощутил прилив сил после обильной и вкусной еды так же, как и Амильен. Поэтому беседа после трапезы затянулась и приняла совершенно неожиданный оборот.

Инициативу в свои руки взял граф Филипп.

– Король Франции слаб, его казна истощена постоянными войнами. Под реальной властью французской короны находятся достаточно небольшие территории. Помимо Парижа, под его контролем находится Орлеан, следовательно, среднее течение реки Луары, далее – Шартр и Фонтенбло. Филиппу II Августу нужны новые территории и деньги. Поэтому Лангедок слишком лакомый кусок для него. Из тех налогов, которые будут выплачиваться Лангедоком, часть пойдёт Святому престолу, а часть Филиппу, жадность и расточительство которого непомерны.

– Да, дорогой граф, и последние события тому мрачное свидетельство. Лангедок разграблен и разорён. Потребуются годы, чтобы всё восстановить, – поддержал разговор Раймонд.

– Согласитесь, ваше сиятельство, что слишком большие французские территории под властью Англии: Аквитания, Нормандия, Бретань, Гасконь. Для ведения войн за эти земли нужны деньги и немалые! Филипп сначала задушит Лангедок налогами, а затем, когда ваше терпение закончится, поднимется восстание против французов. Королю Франции восстание только развяжет руки, его войска снова придут для разграбления того, что чудом уцелело во время первого похода.

Все замерли, слушая де Плессье.

– Но как быть, как бороться с французами? Мы, Тулузы, и наши вассалы сейчас слабы и бедны, погибло много крестьян и горожан, силы восстановятся не скоро, – сказал Раймонд, в его голосе чувствовалось отчаяние.

Де Плессье, словно, читая мысли собеседников, продолжал:

– Ваше сиятельство, мне, как и вам, нужен независимый и сильный Лангедок. Я дам вам золото и серебро на его восстановление, но будьте осторожны – папские шпионы повсюду. Мы связаны кровным родством, более того, наши предки и мы – катары. Поэтому, предлагаю вам присоединиться к ордену, магистром, которого я являюсь. Покровитель тамплиеров легендарный Гуго Шампанский* присоединился к ордену в 6624 году. Первым магистром ордена стал один из его вассалов, Гуго де Пейн. В число тамплиеров входил могущественный Фульк Нерра – герцог Анжуйский. На первом ордена был принят монашеский устав. Однако тамплиеры* стали воинами-монахами. До них ордена госпитальеров* и Святого Иоанна* были только монашескими.

Амильен внимал каждому слову своего кузена. Наконец-то его догадки подтвердились: Филипп де Плессье – магистр воинствующего ордена! Теперь он сможет проявить себя.

Тем временем хозяин замка продолжил свою речь:

– Наш орден активно расширялся. Мы быстро нашли поддержку в Испании, Португалии, Германии, Англии, Италии. Орден принимал участие во всех крестовых походах на Святую землю. Но, увы, в последнее время христиане теряют влияние и территории в Палестине. Поэтому сейчас, как никогда раньше, паломники активно посещают Антиохию. Орден перевозит их на своих кораблях, заходя во все крупные порты Средиземного моря. Перевозя паломников, орден не забывает об организации новых прецепторий [37]37
   Прецептория – представительство и владения Ордена в той или иной стране


[Закрыть]и о полнении казны. Для этих целей выгодно заниматься морскими перевозками и торговлей шерстью, шёлком, ювелирными поделками и украшениями.

В настоящий момент замок Бланшефор является моей резиденцией и центральной прецепторией. Гарнизон в крепости Ле-Безу целиком состоит из людей, верных ордену. Я планирую организацию центральной резиденции ни Кипре, где вот уже десять лет правит Амори де Лузиньян*, ибо остров занимает выгодное стратегическое и торговое положение в Средиземном море. С него удобно вести контроль за всеми прецепториями. Строительство и организация резиденции на Кипре займёт много сил и времени, возможно, годы.

Обстановка в Лангедоке сложная, я не могу рисковать архивом и казной ордена. Надеюсь, что французы доберутся до замка очень нескоро. Хоть я и родился на земле Франции, в Анжу, сердцем я – лангедок, а по вероисповеданию – катар.

А посему, подведу черту своей длинной речи. Клермона и Элеонору поженим в замке, в Ренн-ле-Шато есть монах-диакон. Я перед отбытием на Кипр отпишу бумагу, заверю её своей подписью и печатью, в которой укажу о передаче управления замком и всеми прилегающими территориями, Ренн-ле-Шато и Ле-Безу, шевалье Клермону де Монсегюр, родному брату графа Раймонда VI Тулузского. Все доходы от земель, продаж шерсти шевалье де Монсегюр может использовать по своему усмотрению. Амильена я заберу с собой на Кипр. Он образован и сможет стать моим помощником и доверенным лицом. Взамен, я прошу от Клермона одного: охранять архивы и казну ордена, которая спрятана в одной из пещер близ замка. После того, как резиденция на Кипре будет отстроена, я пришлю за казной и архивом верных людей.

Амильен ликовал: он отправиться на Кипр, станет помощником кузена, магистра ордена тамплиеров! Шевалье де Амбьяле о таком повороте судьбы и мечтать не смел.

Клермон был поражён не менее своего родича. Вот он, Бафомет, рядом – невидимый, исполняющий желания! Из речи де Плессье он понял, что получает замок в управление, следовательно, ему есть, где жить с Элеонорой, а главное – на какие средства.

– Благодарю вас за доверие, граф де Плессье. Для меня это великая честь. Казну и архивы сберегу, можете не сомневаться, и дела вести буду на совесть, – пообещал Клермон.

Амильен также не замедлил заверить кузена в своей преданности.

Клермон разволновался настолько, что кубок вина, стоявший рядом, он выпил залпом, не поперхнувшись. Всё складывалось замечательно, о Бафомете думать не хотелось.

Раймонд несколько оправился от шока. Он считал, что всё потеряно и вдруг проблеск надежды возвратил ему уверенность в завтрашнем дне: финансовое положение спасено, Амильен пристроен, Клермон и Элеонора будут обвенчаны, их будущее обеспечено. О таком можно только мечтать! Разве мог Раймонд предположить о такой удаче, покидая замок Монсегюр и направляясь в Бланшефор?! Он рассчитывал разве что на скромную финансовую поддержку, а здесь такая щедрость! Наконец Раймонд собрался с мыслями и сказал:

– Я готов вступить в орден и оказывать ему всяческую поддержку, на какую буду способен.

– И я готов, – присоединился Клермон.

– И я, – заверил Амильен.

– Решено! Я внесу вас троих в списки членов ордена. Рад, что вы присоединились к нам! Завтра обсудим ритуал принесения клятвы.

– Дорогой граф, орден тамплиеров всегда может рассчитывать на мой замок Монсегюр, – заметил Раймонд.

Так Монсегюр стал оплотом ордена в Лангедоке.

После столь долгой беседы и массы впечатлений, Клермон и Амильен отправились в спальню, где им постелили на двоих. Клермон мгновенно заснул, едва голова коснулась подушки. Снилась Элеонора, в том самом темно-синем платье, голова украшена полевыми цветами, она шла через поле к залитому красным сиянием горизонту…

Утром, проснувшись, Клермон не придал значение сну, ощущая себя молодым, красивым, счастливым, предвкушающим свадьбу. Он представлял Элеонору в своих объятиях, фантазия разыгралась до такой степени, что пришлось охлаждать разгорячённые чувства холодной водой, которой была наполнена чаша для умывания.

– Вы уже пробудились? – вежливо поинтересовался граф де Плессье, вошедший в спальню Клермона и Амильена. К тому времени молодые люди уже успели умыться и привести себя в порядок. Граф окинул их придирчивым взором. – Итак, вы готовы вступить в ряды нашего ордена? – ещё раз уточнил он.

– Да, монсеньор! – подтвердили оба шевалье.

– Что ж, прекрасно… Тогда вам надлежит позавтракать и отправиться со мной в Ренн-ле-Шато. Ритуал свершиться ровно в полночь в церкви Марии-Магдалины.

Гости многозначительно переглянулись.

Магистр понял причину их столь неоднозначной реакции.

– Господа, вас смущает, что ритуал пройдёт в церкви?..

Те кивнули в знак согласия. Граф де Плессье таинственно улыбнулся.

– Уверяю вас, предстоящий ритуал ни в коей мере не имеет отношения к римско-католической церкви. Вас никто не заставит исповедоваться или причащаться. Церковь Марии-Магладины выбрана не случайно, ибо возведена она на месте древней часовни ещё построенной арианами [38]38
   Арианство – теологическое учение, возникшее в IV–VI в.в. н. э. в поздней Римской империи, получило название по имени своего зачинателя – александрийского священника Ария. Ариане отрицали божественную суть Христа и верили в Бога-отца, Логоса. В 325 году был собран Никейский собор, на котором римские священники провозгласили арианство ересью. Однако арианство ещё долго сохранялось в Европе, в частности в южном Лангедоке. После Первого крестового похода оно трансформировалось в катарское учение, приняв догматы, привезённые рыцарями с Востока. Но суть осталась прежней.


[Закрыть]. Они также, подобно катарам, отвергали божественное происхождение Иисуса Христа, считая, что он, как и все смертные, имел жену и детей. И культ его жены Марии-Магдалины тому подтверждение.

Клермон, подавив волнение, задал вопрос, который на данный момент волновал его гораздо больше, чем вступление в ряды ордена тамплиеров:

– А как же Элеонора?..

Граф поспешил заверить:

– Не волнуйтесь шевалье, я скажу женщинам, что мы мужской компанией отправимся осматривать мои владения, теперь, можно сказать, – уже ваши и будем поздно. Возможно, заночуем в Ренн-ле-Шато. Тем временем в замке приготовления к вашей свадьбе, Клермон, будут идти полным ходом.

В полдень мужчины покинули замок Бланшефор и верхом на лошадях направились в Ренн-ле-Шато.

Клермон с интересом созерцал окрестности, ибо вскоре этим землям предстояло стать его собственностью. Шевалье увидел несколько исправных селений, обширные пастбища со множеством домашней скотины, ухоженные виноградники. Всё это вселяло в его сердце надежду: замок Бланшефор станет его родовым гнездом, и они с Элеонорой будут обеспечены.

Наконец всадники достигли Ренн-ле-Шато, небольшого селения, основанного ещё арианами много веков назад вокруг часовни Марии-Магдалины. Здесь они обосновались, дабы избежать преследования римско-католической церкви, которая провозгласила арианство ересью. Арианских селений, подобных Ренн-ле-Шато, в те времена на землях южного Лангедока было множество. Теперь же потомки ариан стали называться катарами, но суть их веры почти не изменилась.

Магистр распорядился разместить Раймонда, Амильена и Клермона в отдельно стоявшем доме на окраине селения, где они должны будут предаваться размышлениям и соблюдать кратковременный пост до полуночи.

Взору неофитов открылась просторное помещение с простой обстановкой: посередине стоял стол, вокруг него – табуреты, около стен лежали несколько тюфяков, набитых свежей соломой. При входе стояла деревянная бадейка, наполненная водой. Окно было закрыто ставнями, через них проникал скудный солнечный свет.

Амильен тотчас снял облачение, утолил жажду из бадейки с водой, расположился на одном из тюфяков и прикрыл глаза. Мысли его унеслись далеко от Ренн-ле-Шато – на Святую землю, а затем на Кипр, где было суждено возникнуть центральной прецептории ордена.

Раймонд и Клермон последовали его примеру.

Едва Клермон лёг и прикрыл глаза, как перед ним появился облик Элеоноры…

Раймонда же одолевали, отнюдь, не любовные помыслы. Бремя власти заставляло его размышлять о более насущный проблемах. А их было предостаточно: как удержать баронов в повиновении? Как избавиться от папских шпионов, наводнивших Лангедок? В частности доминиканцев, которые были уполномочены понтификом проводить, недавно утверждённое специальной буллой, инквизиционное расследование. Как лучше распорядиться финансовой поддержкой магистра де Плессье?..

…Солнце клонилось к закату. В доме, где расположились неофиты, стемнело. Раймонд поднялся с тюфяка, зажёг свечу при помощи огнива, предусмотрительно оставленных магистром и сел за стол.

Амильен также очнулся и присоединился к свояку.

Они в полголоса обсуждали события последних дней, стараясь не разбудить Клермона. Тот же пребывал в стране грёз. Юному жениху снилась Элеонора, с которой он предавался любовным наслаждениям. Но неожиданно появился Бафомет и сладострастная истома, в которой пребывали влюблённые, внезапно оборвалась…

Клермон открыл глаза, осмотревшись, он поднялся с тюфяка, его мучила жажда. Напившись, из бадейки, он начал мерить шагами комнату, размышляя: почему в столь ответственный момент ему приснился Бафомет? Может, он хотел напомнить о своем существовании? Как знать, а если, действительно, Клермон именно магии обязан неожиданно свалившемуся богатству?

Наконец Раймонд не выдержал:

– Что с вами, брат мой? Вы нервничаете?.. Напрасно… Всё складывается прекрасно.

Клермон остановился и воззрился на старшего брата, размышляя признаться ли ему в том, что обнаружилось в сундуке прадеда? Или не стоит?

– Орден тамплиеров сосредоточил в своих руках огромную власть, – заметил Амильен. – Для рыцаря – честь вступить в его ряды. И мы нежданно-негаданно её удостоились! Так стоит ли терзаться сомнениями?!

– Несомненно, вы правы… – согласился Клермон, ощущая всё большее волнение с приближением полночи.

– Держитесь, брат мой. Не пристало шевалье де Монсегюру проявлять слабость, ведь вам предстоит в скорости управлять замком Бланшефор и его землями. А это потребует от вас силы воли и самообладания. Уж можете мне поверить… – наставительно произнёс Раймонд.

Клермон усилием воли взял себя в руки сел на табурет подле брата.

… Неофиты провели в ожидании ещё несколько часов, прежде чем дверь дома открылась, и на пороге появился Филипп де Плессье. В руках он держал какие-то одежды.

– Как вы себя чувствуете, друзья мои?.. – вкрадчиво поинтересовался он.

Раймонд согласно старшинству ответил за всех троих:

– Отлично, магистр! Мы готовы следовать за вами в церковь Марии-Магдалины и принять посвящение.

Де Плессье кивнул.

– Хорошо, в таком случае – вот наденьте поверх своих одежд. – Он протянул неофитам ритуальные одеяния. Те тотчас облачились в белые просторные плащи и с нетерпением воззрились на магистра. Он окинул неофитов придирчивым взором. – Согласно ритуалу, я должен завязать вам глаза, – сказал он и подошёл к Раймонду с широкой лентой в руке.

Раймонд беспрекословно подчинился. Затем магистр завязал глаза Амильену и Клермону.

Неофиты услышали, как в дом вошли несколько человек. Тамплиеры подошли к неофитам, каждый из них взял новообращённого брата за руку и увлёк за собой. Их путь, освещаемый лишь светом луны, лежал к церкви Марии-Магдалины.

… Неофиты вошли в церковь. Тамплиеры провели их на середину небольшого сводчатого помещения, практически без библейской атрибутики, так что новообращённые оказались в центре звезды Давида, выложенной мозаикой на полу. Ибо орден тамплиеров также назывался орденом Рыцарей Храма Соломона. А символом царя Солома и являлась звезда его отца Давида.

Глаза неофитов были по-прежнему завязаны. Вокруг них – полукругом тамплиеры во главе с магистром де Плессье, в белых плащах с символом ордена, красным равноконечным крестом.

Один из тамплиеров приблизился к неофитам и по знаку магистра развязал им повязки, дабы те могли лицезреть происходящее и чувствовать себя свободнее.

… Клермон огляделся, осознав, что стоит в центре некоего магического знака. Затем его взор упал на статую Марии-Магдалины, выполненную из чёрного итальянского алебастра, стоявшую на том месте, где обычно в католический церквях располагался алтарь.

Братья тамплиеры, окружавшие Клермона, его брата и свояка, показались ему в свете многочисленных пылающих свечей мистическими существами. Он попытался взять себя в руки и упокоиться, сосредоточившись на предстоящем ритуале.

Неофиты замерли в ожидании таинства. Наконец магистр де Плессье начал задавать им вопросы в соответствии с ритуалом, утверждённым ещё Гуго де Пейном.

– Назовите ваши имена! – отчётливо прозвучал его голос.

– Я – граф Раймонд VI Тулузский.

– Я – шевалье Клермон де Монсегюр.

– Я – шевалье Амильен д' Амбьяле.

– Для чего вы пришли сюда? – продолжал вопрошать магистр.

– Дабы вступить в орден тамплиеров… – ответствовал Раймонд, а за ним и оба шевалье.

Магистр удовлетворённо кивнул.

– Что вы готовы сделать во имя ордена?

Раймонд на миг задумался и произнёс:

– Отдать жизнь, если того потребуют обстоятельства.

Амильен и Клермон вторили графу, подобно эху, повторяя его слова.

К магистру приблизился тамплиер, державший в руках серебряный поднос, сокрытый прозрачным покрывалом, под которым угадывались очертания чаши.

– Согласно ритуалу вы должны пожертвовать своей кровью, дабы скрепить узы нашего братства.

Сказав это, де Плессье резким движением руки сдёрнул прозрачную ткань, до сего момента скрывавшую ритуальную чашу. И каково же было удивление Клермона, когда он увидел перед собой голову Бафомета! Его кроваво-красные рубины пылали в отблесках свечей, жаждая крови неофитов.

Клермон ощутил головокружение, слабость в ногах и был готов лишиться чувств. Он недоумевал: каким образом голова Бафомета оказалась у тамплиеров? Немного успокоившись, он, наконец разглядел, что перед ним всего лишь чаша, весьма схожая с головой божка, который остался лежать в сундуке на чердаке Монсегюра. Но для Клермона оставалось загадкой: откуда у тамплиеров появился такой странный ритуал? Что они знали о Бафомете?

Магистр де Плессье заметил неоднозначную реакцию неофитов на появление ритуальной чаши. Он взял чашу, наполнил её из кувшина красным вином, и произнёс:

– Чаша сия принадлежала первому магистру ордена Гуго де Пейну. Она изображает голову Бафомета, бога дающего власть и богатство. Почти на протяжении ста лет, начиная со дня образования нашего ордена, неофиты вкушают из неё вино с кровью. Это означает, что все члены ордена связаны… Таковы правила ритуала.

Магистр с чашей в руках и его помощник – с небольшим восточным кинжалом, приблизились к неофитам.

Раймонд первым закатал рукав одеяния, обнажив правую руку. Помощник магистра приблизился к нему и сделал небольшой надрез кинжалом. Кровь тонкой струйкой сбежала с руки графа и закапала на мозаичный пол. Де Плессье поднёс чашу к ране, собирая в неё кровь, которая тотчас же растворялась в красном вине.

Затем магистр и тамплиер приблизились к Амильену. Тот без тени волнения также обнажил руку, готовый беспрекословно выполнить ритуал посвящения.

Клермон, наблюдавший за происходящим действом, пребывал в смятении. Он не мог понять: то ли появление чаши в виде головы Бафомета просто совпадение? То ли злой рок?.. И восточное божество будет преследовать его до скончания века…

Когда тамплиеры приблизились к шевалье, он растерянно воззрился на них. Де Плессье показалось, что юноша напуган.

– Это всего лишь ритуал, Клермон, – спокойно произнёс он, пытаясь подбодрить будущего владельца замка Бланшефор.

Шевалье немного успокоился и машинально обнажил левую руку. Если бы тамплиеры пригляделись к ней более внимательно, то они бы без труда заметили небольшой розовый шрам – последствие заключённого договора между Бафометом и Клермоном.

После того как кровь последнего неофита растворилась в чаше, наполненной вином, магистр произнёс:

– Теперь каждый из нас должен отпить из чаши. Кровь скрепит наши ряды…

Он первым пригубил ритуальный напиток и протянул неофитам. Раймонд и Амильен сделали по глотку и передали чашу Клермону. Тот принял её дрожащими руками. Клермону казалось, что рубиновые глаза Бафомета смотрят на него как-то странно, словно желая сказать: теперь ты принадлежишь мне и с эти ничего нельзя поделать…

Пересилив себя, Клермон пригубил вина и протянул чашу магистру. Тот пустил её по кругу тамплиеров, наблюдавших за ритуалом. Они также отпили вино из чаши.

Когда чаша снова вернулась к магистру, он произнёс:

– Граф Раймонд VI Тулузский, шевалье Клермон де Монсегюр и шевалье Амильен д' Амбьяле вы посвящены и с этого момента являетесь полноправными членами нашего ордена.

Невольно из груди Клермона вырвался вздох облегчения: утром он вернётся в Бланшефор, увидит Элеонору, к вечеру они уже станут супругами, а этот ритуал забудется, как страшный сон.

* * *

Между тем в парадном зале замка Бланшефор шли приготовления к бракосочетанию. Колонны и лестницу украсили местными полевыми цветами. На кухне повара готовили праздничный обед.

Клермон испытывал сильное волнение: покидая Лангедок, он почти не взял с собой вещей, в том числе и праздничной одежды, поэтому пришлось надеть, то, что есть. Элеонора также переживала за свой скромный, мало соответствующий событию наряд.

Над причёской невесты хлопотала сама Беатрисса. Понимая, в каком Элеонора состоянии, графиня старалась её подбодрить.

– Не волнуйтесь, дорогая, всё пройдёт тихо и скромно, в семейном кругу. При таком положении дел даже пригласить некого. У дворян денег не то, что на подарки, на пропитание не хватает. Да и погибли многие… Как вспомню вашего отца или де Монреаля, слёзы наворачиваются… Ну, не будем говорить о печальном! У нас сегодня праздник. Я не спрашиваю вас Элеонора, любите ли вы моего шурина, это было бы бестактным, – Беатрисса лукаво посмотрела на невесту.

– Да, я люблю Клермона. Разве можно его не полюбить, он так красив и благороден!

– Вот и хорошо. Я боялась, что вы считаете себя обязанной нашей семье, и поэтому согласились на предложение Клермона, – продолжала Беатрисса, собирая шпильками локоны на макушке Элеоноры, вплетая в них жёлто-фиолетовые цветы лесного ириса.