Текст книги "Придорожная трава"

Автор книги: Ольга Денисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Ника медленно повернула голову и посмотрела на балконную дверь. Светлый силуэт плавно покачивался за стеклом, будто в аквариуме с неспокойной водой. Ей показалось, что фигура висит в воздухе над полом. Ника отступила на шаг и хотела протереть глаза, как вдруг силуэт приблизился резким броском вперед, и к стеклу приникло бледное узкое лицо. Огромные глаза светились белесым неестественным светом, рот оскалился, и Ника увидела единственный белый зуб – длинный и острый, как волчий клык.

Она отшатнулась и чуть не опрокинулась назад, запнувшись об ковер. Надо немедленно включить свет! Может быть, это снова ночной кошмар? Тогда нужно всего лишь проснуться.

Узкие ладони с длинными голубоватыми пальцами уперлись в стекло, словно старались его выдавить, на бледном лице отчетливо проступила мертвенная синева, и рот сказал что-то угрожающее, но что, Ника не услышала, отступая вглубь комнаты.

Свет! Надо немедленно включить свет, и галлюцинация исчезнет, рассеется. Она протянула руку к выключателю, до которого оставалось не больше трех шагов. И в этот миг балконная дверь распахнулась, с шумом ударившись об откос. Холодный ветер ворвался в комнату и дохнул на Нику затхлым кладбищенским запахом. Ночные шорохи, обычно еле слышные, зазвучали в полный голос.

Существо в белом саване повисло над порогом и хрипло захохотало, откинув голову и обнажая длинный острый клык.

Ника замерла на месте, не в силах пошевелиться. Ноги, как в кошмарном сне, приросли к полу, рука, тянущаяся к выключателю, замерла и отказывалась подчиняться.

– Убирайся отсюда, – прошипело существо, резко оборвав страшный хохот, – убирайся! Тебе здесь не место!

Горящие белесым светом глаза глянули Нике в лицо, и на дне этого взгляда Ника увидела свою смерть: глубокую холодную могилу, залитую дождевой водой, в которую опустили заколоченный гроб, обтянутый черным бархатом. И толщу земли, давящую на грудь. Удушливую темноту и склизких червей, пожирающих ее плоть.

Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась на ковер. Существо снова захохотало, а потом встало на пол и быстрым неслышным шагом двинулось в сторону Ники. Ника зажмурила глаза и втянула голову в плечи. Ее лица коснулся подол белого савана, пахнущий землей, и волна холода окатила Нику с головы до ног.

Но существо просто прошло мимо, распахнуло дверь и исчезло в темноте коридора. Сквозняк поднял легкую занавеску, и она захлопала на ветру, словно парус.

Ника не могла сказать, сколько времени просидела на ковре в полном оцепенении, а когда очнулась, поняла, как ужасно замерзла. Свежий ветер майской ночи гулял по комнате, никакой могильной затхлости в нем вовсе не ощущалось. Как ей могло такое привидеться? Нет, определенно, расшатанные нервы надо лечить.

Она поднялась, поеживаясь, захлопнула дверь в коридор, и прикрыла балкон. Может и к лучшему, что комната так хорошо проветрилась – теперь она будет крепко и спокойно спать.

Под одеялом было тепло и уютно, Ника прочитала полстраницы и поняла, что ее невыносимо клонит в сон. Может быть, сегодня ей не будут сниться кошмары? Может быть, на сегодня ей хватило кошмаров наяву? Она погасила бра, подложила ладонь под щеку, и блаженно зажмурилась. Надо каждый день проветривать спальню на ночь.

Она проснулась среди ночи оттого, что кто-то присел на ее постель.

Ника в ужасе вскочила и потянулась к выключателю. Неужели опять? Снится ей это, или кошмар снова посетил ее наяву?

Бра ярко вспыхнуло, вопреки ее опасениям. На ее кровати сидел наглый плотник и прижимал указательный палец к губам. Как и вечером, он был прилично одет, побрит и причесан. Ника не могла не отметить, что у него, на самом деле, красивые волосы – густые, темно-русые, немного выгоревшие сверху. А короткие брови были светлей волос, создавая необычный контраст.

– Что вы здесь делаете? – почему-то шепотом спросила она.

Он покачал головой и ничего не сказал, и Ника, вместо того, чтобы немедленно выставить его вон, почему-то промолчала тоже. Может быть, обрадовалась, что вместо чудовища к ней явился обычный человек?

Плотник, между тем, нежно провел рукой по ее щеке, как будто пробуя ее на ощупь. И Ника не могла сказать, что это показалось ей неприятным. Его сухие губы беззвучно что-то прошептали, и ей вдруг необыкновенно захотелось, чтобы он ее поцеловал, бледными упругими губами.

Он будто прочел ее мысли, подложил ладонь ей под затылок, и притянул к себе. Ее грудь прижалась к его рубашке, и Ника задохнулась, настолько это прикосновение оказалось волнующим. У него были сильные руки, он с легкостью удерживал ее на весу, обнимая ее губы своими. И поцелуй его был сильным, страстным, и, пожалуй, смелым. Он нисколько не сомневался в себе, в своей неотразимости, но Нику это не обидело, а наоборот, еще больше разгорячило. Ей хотелось крепких объятий, ей хотелось видеть, как мышцы вздуваются у него на плечах, и она просунула руку к его животу, вытаскивая его рубашку из-под брюк.

Плотник опустился вместе с ней на подушку, давая ей возможность расстегнуть ему пуговицы, но губ ее из своих не выпустил, ласкал и мял ее тело жесткими мозолистыми пальцами.

У него было красивое, мускулистое тело. Ника провела пальцем от шеи до глубокой ямочки на груди, рассматривая его торс, но он не дал ей долго любоваться собой, сгреб в объятия и прижал к себе так тесно, что из легких вышел весь воздух. Страсть его показалась ей сдержанной, как будто он прикладывал усилия к тому, чтобы не дать себе воли, потому что тогда он либо сомнет ее кости в объятьях, либо разорвет на куски. Его внутренняя дрожь передалась ей, и она поняла, что не имеет ничего против того, чтобы быть разорванной на куски.

Ника с силой дернула его брючный ремень, стараясь его расстегнуть, плотник помог ей снять с себя брюки, а потом резко откинул ее на подушку, и ей пришлось притянуть его к себе, потому что страсть кипела в ней и выплескивалась через край. Его лицо замерло напротив ее лица, Ника обхватила руками его спину и прижалась к нему грудью, выгибаясь вперед.

Его немигающий взгляд отсвечивал безумием и безрассудством, и Ника поняла, что тонет в этих сумасшедших глазах, и хочет в них раствориться. Лицо его окаменело, на нем остро обозначились скулы, и страх пронзил Нику остро и внезапно – она почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает. Но, как ни странно, это не погасило ее страсти.

– Ну же… – прошептала она, и в эту секунду поняла, что смотрит в пустые глазницы голого черепа, и оскаленные зубы тянутся к ее губам, и руки ее лежат на острых костях позвоночника, покрытого ошметками тлеющей плоти. И эта же осклизлая тлеющая плоть чмокает, прикасаясь к ее белой груди.

Она хотела закричать, но выдавила только жалкий шепот, похожий на шипение. Оскаленные зубы обхватили ее рот в чудовищном поцелуе, скользкие кости пальцев стиснули ее плечи, Ника рванулась и… проснулась в своей постели.

В комнате было темно и свежо. Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Как отвратительно! Какая мерзость, от начала до конца! Пусть это только сон, ей немедленно захотелось забраться в душ, чтобы смыть с себя эти прикосновения. Не столько гадкого чудовища, сколько того, кем это чудовище было перед этим. Ее душили отвращение и стыд. А говорят: в страшном сне не приснится! Приснится, еще как приснится!

Ника села на постели, накинула халат и вдруг почувствовала безотчетный страх, совершенно необъяснимый. Руки задрожали, по спине пробежали мурашки и онемели ноги. Что могло ее испугать? Ничего ведь не произошло, никакие ужасные мысли не приходили ей в голову, никаких посторонних звуков до нее не доносилось.

Она одна в доме. Совсем одна. В темном доме. Никто не услышит ее и не придет на помощь, если что-нибудь случится. И в этой темноте вокруг нее что-то происходит. Ника понимала, надо всего лишь включить свет, и морок рассеется, пропадет, все встанет на свои места.

И как сильно дует из-под двери… Дует? Нет, из-под двери тянет сыростью… затхлой сыростью. И пахнет болотной водой. Ну почему же так страшно? Настолько страшно, что не хватает смелости протянуть руку и зажечь свет.

В тишине протяжный скрип двери прозвучал оглушительно, Ника похолодела и перестала дышать. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто толкал ее вперед, не имел для этого достаточно сил. Ника смотрела на нее, не отрываясь, широко раскрыв глаза, и чувствовала, как внутри нее образуется пустота и опускается в низ живота.

В приоткрытой щели появился мутный зеленый огонек, проплыл внутрь и замер, мягко покачиваясь на уровне ее лица. Он принес с собой сырость и запах болота, затопил им спальню, и Ника почувствовала, что вдыхает прелый тяжелый воздух, который душит ее и оседает на легких зловонным илом.

И за ним Ника не столько увидела, сколько угадала размытую серую тень, поднявшуюся над ней, словно занесенный для удара топор палача. Руки вспотели, и лоб покрылся холодной испариной. Свистящий зловещий шепот, от которого язык приклеился к небу, и оборвалось дыхание, раздался над головой.

– Я дам тебе совет, – медленно выговорила серая тень, – и ты последуешь этому совету, если имеешь голову на плечах.

– Да… – прошептала Ника, не смея не ответить властному призраку.

– Открой книгу и возьми карандаш, – приказал призрак.

Руки сами собой потянулись к тумбочке, где лежала книга японцев – Ника всегда читала с карандашом в руках.

– Пиши, чтобы не забыть моего совета к завтрашнему утру.

Ника закивала, как маленькая девочка, внимающая желаниям любимого учителя.

– Пиши: я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки…

Она на ощупь нацарапала на полях продиктованную фразу дрожащей рукой, и вдруг испытала невыразимое облегчение и благодарность, как будто только что получила из рук призрака откровение, позволяющее жить дальше.

– Спи, – прошипело привидение, и Ника, отложив книгу, покорно опустила голову на подушку и накрылась одеялом.

Страх, стискивающий шею холодными пальцами, заставил ее закрыть глаза, и она не видела, как мутный огонек выплыл из комнаты. И едва дверь за ним закрылась, сон пришел на смену ужасу, точно так же хватая ее за горло и парализуя волю.

Утро было солнечным, ярким и радостным, и Ника поспешила забыть о своих дурных снах. Завтра приедет Алексей, и все проблемы разрешатся как-нибудь без нее.

Она умылась и направилась в кухню, еще с лестницы услышав, что приехала Надежда Васильевна, которая напевала что-то себе под нос, а в гостиную уже проник запах жареных блинчиков.

– Надежда Васильевна, – вежливо кивнула Ника домработнице, – я же просила вас закрывать двери в кухню. Теперь весь дом провонял горелым маслом.

– Ну что ты, Верочка! Разве же оно горелое? У меня никогда ничего не подгорает, это только плохие хозяйки делают десять дел одновременно и за сковородкой не следят.

Ника поджала губы.

– Я просто прошу закрывать двери, чтобы в доме не было запаха еды, по-моему, ничего сложного в этом нет.

– Хорошо-хорошо, – беззлобно кивнула Надежда Васильевна, – люстра-то упала, а? Мне вчера Алеша рассказал, так я пол ночи не спала, все думала – как оно могло так повернуться?

– Я не хочу об этом говорить, – сдержано уронила Ника, – сделайте мне, пожалуйста, кофе и принесите в кабинет, я буду работать.

– А блинчики? Такие горяченькие, с пылу – с жару, со сметанкой?

– Надежда Васильевна, вы же знаете, что я не ем жирного и мучного.

– Ну, иногда-то можно? – домработница посмотрела на Нику расстроено, – хотя бы парочку?

Ника снова сжала губы, но устоять не смогла. Если Надежда Васильевна каждый день будет так ее кормить, ее разнесет, как бочку.

– Ладно, принесите мне в кабинет вместе с кофе, но только один блинчик, и не со сметаной, а с конфитюром.

Ника с увлечением проработала до двух часов дня, пообедала, и почувствовала, что ее мучительно клонит в сон. Ничего удивительного в этом не было, и она не видела никаких препятствий к тому, чтобы немного подремать днем. Уж днем-то никакой кошмар ей не приснится. Да и Надежда Васильевна дома, все ж родная живая душа.

Ника прилегла на кровать не раздеваясь, накрылась пледом, и открыла книгу – перед тем, как заснуть, она не могла не прочитать хотя бы абзац. Неожиданно рассказ увлек ее, хотя обычно японцы вызывали у нее недоумение и скуку, она читала их только потому, что это было модно. Страница летела за страницей, а она никак не могла оторваться от чтения, даже сон пропал. Интересно, кто из авторов так хорошо пишет? Японские имена вылетали у нее из головы сразу после прочтения, но на этот раз она решила заглянуть в конец книги, где про каждого из них была написана небольшая информационная статья. Ника пролистала последние страницы, и неожиданно наткнулась на корявую надпись, сделанную карандашом: «Я никогда не причиню зла хозяину избушки».

Она отбросила книгу, как будто в руках у нее оказалась ядовитая змея. И днем, и днем кошмар не оставит ее в покое! Ну не может же быть, чтобы привидение с зеленым фонариком приходило к ней на самом деле! Или она начала страдать лунатизмом и написала это во сне? Во сне ей казалось, что в этой надписи имеется какой-то глубокий смысл, но на самом-то деле, никакого смысла в этом не было и быть не могло! Чушь какая-то. Какой избушки? Какой хозяин? Если речь идет об отвратительном домишке, в котором ночует плотник, так его хозяин умер, ей это отлично известно, и никакого зла она причинить ему не сможет, даже если захочет. Или…

Ника на секунду представила, что привидение и было духом того самого хозяина избушки… Ей стало не по себе, но она немедленно выбросила из головы дурацкие фантазии. Не хватало еще поверить в ходячих покойников. А старик, к которому они ездили вместе с Алексеем незадолго до его смерти, и вправду показался ей странным и мерзким. Он был стар настолько, что походил на высохшую мумию, а респектабельный вид и дорогая одежда только усиливали это впечатление. И вообще, ощущения после той поездки у нее остались самые неприятные. Мало того, что старик отказал им, он сделал это в грубой и оскорбительной форме, дал понять, что Алексей для него – мелкая сошка, с которой не стоит даже разговаривать. Хорошо, его наследники оказались более сговорчивыми и не строили из себя миллиардеров.

Надо немедленно снести эту проклятую избушку, чересчур много претензий накопилось у Ники к этому жалкому строению, чтобы продолжать спокойно смотреть на нее из окна собственного кабинета. И плотник, может быть, уберется оттуда восвояси. Желание немедленно действовать заставило ее взять мобильный и позвонить Алексею, хотя обычно она старалась не тревожить его в рабочее время по пустякам. Но в ту минуту снос избушки вовсе не показался ей пустяком.

– Алло? Алеша? Привет. Я, наверное, не вовремя…

– Нет, отчего же. Я только что пообедал, пью кофе, и с удовольствием поговорю с обожаемой супругой, – благодушно ответил муж.

– Слушай, я хотела спросить, как у тебя обстоят дела с покупкой этого домика?

– Какого домика?

– Который портит вид долины.

– А… – протянул Алексей, – пока никак, если честно. Старикан, оказывается, продал его перед смертью, и сейчас мы ищем нового хозяина. Какой-то Максимов из Лодейного поля. Но ты не беспокойся, мы его почти нашли, так что не сегодня-завтра наши менеджеры с ним встретятся, и мы выкупим этот участок.

Ника не смогла сдержать разочарования:

– Жаль. Видеть не могу это уродство.

– Ничего, потерпи еще немного. Скоро мы его оттуда уберем.

– Да уж придется потерпеть, – процедила Ника сквозь зубы.

Ну вот, и здесь ее поджидало разочарование. Всё против нее!

– Не расстраивайся, скоро все будет хорошо, – равнодушно утешил ее муж.

– Ты приедешь завтра? – нежно спросила Ника.

– Обязательно. Ближе к вечеру.

– Приезжай пораньше, – проворковала она.

– Илюха, ты что, чокнутый? – Кольцов сел на лавку в столовой и грустно посмотрел на Илью, который невозмутимо жевал яичницу.

– Наверное, – пожал плечами Илья.

– Может, ты мне объяснишь, зачем ты это сделал?

– Ничего я объяснять не буду, ты все равно не поймешь. А что, нас уже выгнали отсюда?

– Пока нет. Под мое честное слово, что этого больше никогда не повторится. Ну и я обещал им всяческие тебе взыскания там, штрафы и прочее.

– Значит, выгонят, – Илья хлюпнул носом – яичница была горячая.

– Слушай, ты, конечно, ненормальный, но этот продюсер мне уже позвонил и зимой хочет начать строиться. Участка у него еще нет, но он просил телефончик архитектора. Так что делай что хочешь, конечно. Но до зимы я ничего не найду.

– Ну и не надо. Я два года без отпуска работал, отдохну.

– Ага, а кто моих детей кормить будет? – хохотнул Кольцов.

– Ничего, как-нибудь с голоду не помрете.

Из спальни выполз Мишка, шаркая ногами и спросонья не очень понимая, что происходит.

– Во! Уже на срубе пора сидеть, а ты только глаза продрал! – недобро усмехнулся Кольцов, – или ты опять пьешь?

– Я как стекло, – пробормотал Мишка и поковырял ложкой яичницу, которая стояла на плите.

– Смотри, – Кольцов покачал головой и повернулся к Илье, – слушай, а что, это и вправду место нехорошее? Я слышал, менеджер по продажам вчера ногу сломал. Да и балка тогда упала стремно…

– А вчера у них люстра оборвалась. Бронзовая такая, в готическом стиле, – добавил Илья, не переставая жевать.

– Что, серьезно?

– Абсолютно. Можешь пойти посмотреть.

– Ни фига себе! – Мишка открыл рот, – и ты мне ничего не сказал? Вот это номер!

– Да уж, – Кольцов почесал в затылке, – бывает же! Надеюсь, нас в этом не обвинят?

– Уже. Хозяйка вчера решила, что это я тайком пробрался в их гостиную и подпилил трос, – Илья улыбнулся.

– Ты на нее внимания не обращай, – посоветовал Кольцов, – ну не любит она тебя, что ж сделаешь. Она, вообще-то баба нормальная, но как до тебя доходит, так она стервенеет. Я так думаю, ты ей приглянулся, как обычно, только гордость ей мешает на плотника глаз положить. Вот она и злобиться.

– Ерунду-то не говори, – Илья поперхнулся.

– А что? – сунулся Мишка, усаживаясь за стол со сковородкой, – запросто. А чего это ты, Илюха, такое отколол, что нас отсюда выгоняют?

– Он вчера покупателям ляпнул, что это место нехорошее и участок покупать не стоит, – объяснил ему Кольцов.

– Что, правда что ли? – Мишка прыснул, – ну ты даешь! Вообще-то правильно сказал. Я давно заметил, что здесь что-то не так.

– Ты-то, болезный, помалкивай, – расхохотался Кольцов, – тебе и в хорошем месте что угодно приглючится!

– Да ладно, про Печника тоже все ржали, – Мишка вовсе не обиделся, – а сами ему жрачку на столе оставляете. Я-то по пьянке, а вы на трезвую голову. И кто из нас сумасшедший? Вот и менеджер тоже говорил, что это плохое место. Я так думаю, напугал его тут кто-то. Или что-то.

– Между прочим, – серьезно добавил Кольцов, – хозяева очень серьезно подозревают, что ему Илюха ногу сломал, и напугал так, что он теперь несет всякую хрень. Они в милицию хотели заявить, чтобы она разбиралась, но врачи им сказали, что нога сломана при падении с высоты, милиция не станет этим заниматься.

– Слушай, и откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.

– От верблюда. Работа такая.

– Да у него в бухгалтерии этого «Сфинкса» прикормленная шоколадками деваха работает, – объяснил Илья Мишке, – очень девки любят с Кольцовым по душам поговорить. Он их располагает к откровенности.

– Да ладно, – усмехнулся Кольцов, – а сам-то?

– У меня другая специализация, – Илья пожал плечами, – мне с ними некогда разговаривать.

– Кстати, знаете, что еще она мне рассказала? Избушку-то нашу продали кому-то! Там просто детективная история. Хозяин ее был дед восьмидесяти шести лет. Перед смертью он, чтобы наследники налоги не платили, ну и чтоб не затягивать это дело, все имущество на детей перевел, у него сын и дочка, и взрослых внуков-правнуков полна коробочка. Но условие поставил, чтоб до его смерти они его имуществом не распоряжались. На нем там много чего было записано – и квартиры, и дача, и у сына в бизнесе какая-то часть. Семья очень богатая, побогаче наших хозяев будет. Ну и сын его обещал Залесскому, что после смерти отца избушку ему продаст, не нужна она ему. И денег много не просил. Так вот на прошлой неделе старик умер.

– Как умер? – Илья открыл рот.

– А вот так. Ну, старый он уже был. Восемьдесят шесть, шутка ли! Стали выяснять про избушку, и оказалось, что ее-то как раз старик на детей не перевел, а перед самой смертью продал кому-то. И они теперь ищут нового хозяина, а найти не могут. По прописке он не живет, его родители точно не знают, где он сейчас. Я думаю, они по мобильнику его найдут, если у него есть, конечно, мобильник.

– Есть, – криво усмехнулся Илья.

– В смысле? – не понял Кольцов, – а ты откуда знаешь?

– Так старик мне избушку продал, – усмешка расползлась еще сильнее, превращаясь в довольную улыбку.

– Да ты чего! – Мишка подскочил, – так это ты теперь тут законный хозяин?

– Ну, – Илья пожал плечами, – не хуже Залесского.

Кольцов покачал головой:

– Ну ты даешь! Обошел хозяев на повороте! И за сколько он тебе ее продал?

– За пять зеленых штук. Только не надо никому об этом говорить. Захочу – сам скажу.

– Слушай, да ты подняться можешь! – обрадовался Кольцов, – Они наверняка больше предложат. Только не очень зарывайся, у них кроме денег и другие способы есть.

– Даже не думай, я избушку не продам, – покачал головой Илья, – зачем? Денег я и так заработаю. Зачем мне комнаты снимать? Хоть маленькое, а свое.

– Ну, в общем-то, правильно, – согласился Кольцов, – поселок большой, заказов мы и тут набрать можем. Говорят, тот берег начинают продавать, где раньше пионерские лагеря были, с выходом на реку. Бешеных денег участки будут стоить.

– Вот и я о том же. Избушку отремонтирую. Если нас отсюда выгонят, как раз время будет. Так что пусть гонят, кому они хуже сделают?

– Смотри, Илюха, – нахмурился вдруг Кольцов, – по закону, конечно, у тебя железная позиция. Но кто ж сказал, что они будут все делать по закону? Сколько здесь уже домов пожгли, чтобы участки выкупить? И эти так же могут.

– Посмотрим, – вздохнул Илья, – может и обойдется. Зачем им это место? Что им эта избушка далась? Там еще соток десять есть, хватит и для охраны и для хозпостроек. А из избушки я красавицу сделаю, чтоб уж точно никто не придрался. И потом, не купит у них никто участков. Серьезно говорю, нельзя здесь жить.

– Были б мы в Америке, я бы решил, что тут было старинное индейское кладбище, – романтически глядя в потолок, произнес Мишка.

– Ты слишком много всякой ерунды читаешь, – засмеялся Илья, – а что, старинного русского кладбища здесь быть не может?

– Ну, русское кладбище тоже может быть, но это уже не так интересно. То ли дело – древние индейские боги, охраняющие эту территорию от посягательств бледнолицых. Идолы там всякие…

– А я вот читал недавно, – измыслил Кольцов, – что существуют так называемые места силы. Раньше на них строили языческие капища, а потом – церкви. Все старые церкви построены на местах языческих капищ. Здесь, кстати, тоже монастырь хотели построить, только что-то у них не пошло. Сто лет назад это было, еще до революции.

– Нет, ну откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.

– Да это мне дед рассказал, к которому вы мыться ходите. Тоже, кстати, считает, что не стоит тут жилье строить.

– Интересно, почему он нам этого не говорил? – хмыкнул Илья.

– Вы спрашивать не умеете, – Кольцов гордо посмотрел на них сверху вниз.

– Слушай, а если это нехорошее место, то как же мы тут живем? – вдруг сообразил Мишка.

– Мы – другое дело, – улыбнулся Илья, – ты – пьянь синяя, мухи не обидишь. А я… А мне старик поэтому избушку и продал, что я тут жить могу. И потом, мы Печника кормим. Кто-то же должен его кормить?

Кольцов как в воду глядел – не прошло и трех часов со времени их разговора, как на мобильный Илье позвонили:

– Алло? Вы – Илья Анатольевич Максимов?

– Да, – нехотя согласился Илья.

– Представитель фирмы «Сфинкс» вас беспокоит. Мы хотели бы с вами встретиться и поговорить, вы не возражаете?

– А по какому поводу?

– Вы купили у господина Ропшина участок, я не ошибся?

– Нет, не ошиблись, – Илья скривился.

– Наша фирма хотела бы выкупить его у вас. Мы готовы предложить хорошую цену.

– Я не собираюсь его продавать даже за очень хорошую цену.

– Ну, может быть, мы все же встретимся и поговорим?

– Нет, это ни к чему. Я все сказал, не надо мне больше звонить.

– Но вы даже не знаете…

– До свидания, – Илья нажал на отбой.

Но не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова. Илья взглянул на номер и отклонил звонок. Порылся в настройках телефона и на всякий случай заблокировал номер на будущее. Однако вскоре телефон зазвонил опять. Только теперь это была Лариса.

– Привет, – довольно ласково ответил он.

Обычно Лара разговаривала с ним недовольно, но на этот раз она была слишком взволнована, чтобы помнить об этом:

– Привет, у меня очень серьезные проблемы, Илья.

– Я могу чем-то помочь?

– Да. Мне нужны деньги на билет. У мамы инсульт, я должна лететь к ней как можно скорей.

– Конечно, сколько надо?

– Это очень дорого, Илья… Ты же понимаешь…

– Сколько?

– Если только туда – то не меньше десяти тысяч, – это она почти прошептала. Да, для учительницы это огромная сумма.

– Ты знаешь, когда полетишь обратно?

– Обратно я поеду поездом, это дешевле.

– Да ты с ума сошла, четверо суток? Ты мне позвонишь, и я тебе вышлю. Сейчас двадцати тысяч у меня нет, а десять я найду. А что с Сережкой?

– Я не могу его с собой взять, ему не нужно такого… у мамы парализовало правую сторону, но врачи говорят, что она восстановится, только не сразу. Я не знаю, я не представляю себе, что будет! Я же все время буду в больнице. И потом, это очень дорого – брать его с собой. Может быть, ты отвезешь его к своим родителям?

– Конечно. Ты не беспокойся. А как же школа?

Нехорошо было обманывать Лару, но Илья сразу же подумал, что заберет Сережку к себе. В Лодейном поле, конечно, хорошо, но все же это город.

– Да осталась всего неделя, я договорюсь. Мне уехать гораздо сложней.

– Когда ты планируешь лететь?

– Если это возможно, то завтра. Самолеты летают через день, следующий будет только через три дня. Но билет надо взять сегодня. Конечно, можно заказать и выкупить в аэропорту, но я боюсь – вдруг они что-нибудь перепутают?

– Хорошо, я сейчас приеду, – Илья вздохнул.

– Илья… – она помолчала, как будто собиралась с духом, – спасибо.

– Не за что, – хмыкнул он.

Разумеется, Лара узнает, что Сережка не поехал в Лодейное Поле. Но сделать она все равно ничего не сможет. Некрасиво, конечно, но придется ей это пережить.

Из города он вернулся поздно вечером и притащил рюкзак новых книжек и дисков с фильмами, чем несказанно обрадовал Мишку.

– Мы завтра утром едем тебя подшивать, – сообщил ему Илья.

– Да? А не рано? – Мишка скуксился.

– Нет, в самый раз. Я все узнал, нужно семь дней не пить.

– А чего так вдруг?

– Я завтра Сережку привезу. Похоже, на все лето.

– Да ты че! Здорово! – Мишка, когда бывал трезвым, Сережку любил.

– Здорово будет, если ты не будешь пить при этом. И только попробуй нажраться до завтрашнего утра!

– Не, Илюха, я все… Я же понимаю…

– Да ничего ты не понимаешь, – Илья махнул рукой, – сдохнешь ты когда-нибудь. Либо перепьешь, либо под забором замерзнешь.

– Все мы когда-нибудь сдохнем, – философски заметил Мишка.

– Ага. Только кто-то раньше, а кто-то позже.

Илья распихал книжки по полкам, в два ряда идущим по всему периметру спальни, и подумал, что пора делать третий ряд. Но тогда, поднимаясь с кроватей, придется беречь голову – потолки в избушке были низкие.

– А я тебе четыре бревна окорил, – похвастался Мишка.

– Маловато будет, – хмыкнул Илья, – слабоват ты стал, болезный.

– Вот подошьюсь и наберусь здоровья. Может, бегать по утрам начать?

– Ага, – кивнул Илья с сомнением.

– А еще я картошки начистил, только пожарить осталось.

Нет, Мишка определенно напьется до завтрашнего утра. Такое рвение он испытывает лишь перед новым запоем, потому что мучается сомнениями и чувством вины. Запереть его, что ли? Это Илья уже пробовал, Мишка хитер и смел, когда речь идет о том, чтобы выпить. Ему удавалось вылезти в окно размером пятьдесят на пятьдесят, несмотря на то, что для этого нужно было перебраться через спящего Илью, да так, чтобы тот не проснулся. При этом в окно он выбирался головой вперед, а окошко высоко поднималось над землей. Илья бы дорого заплатил за то, чтобы увидеть, как он это делает.

– А что, твоя Лариска ребенка к тебе вот так запросто отпустила? – Мишка начал безжалостно кромсать картошку ножом – видимо, хотел нарезать.

– У моей бывшей тещи инсульт, Лара едет к ней в Иркутск. Сережку мне оставляет.

– Да ты че! Не повезло, конечно. И почему она раньше ее сюда не забрала?

– Ее мама не хотела, ей там хорошо. Теперь, наверное, придется забрать…

Илья жалел Ларису гораздо больше, чем ее мать. Тем более что видел тещу всего два раза в жизни: в первый раз она приезжала на свадьбу, а однажды они с Ларой ездили к ней, еще когда были студентами. Прошло уже лет пятнадцать.

С Ларой они познакомились семнадцать лет назад, и этот день Илья до сих пор вспоминал, как лучший день в своей жизни. Майским вечером, почти таким же, какой стоял сейчас за окном, веселые третьекурсники сдали зачет по теорфизике и по этому поводу выпили значительно больше, чем следовало. Илья поступал в институт после армии, был постарше и поопытней одногруппников, но в тот вечер быстро утратил критичность к своим поступкам и радостно поддержал идею завалиться в общежитие пединститута.

Они устроили безобразный скандал с вахтершей, которая не желала их пропускать, и в результате влезли в общагу через приоткрытое окно второго этажа. Лезли они по водосточной трубе, и до сих пор осталось непонятным, как ни один из них не свалился и не переломал ног. Открытое окно вело в учебную комнату, где девчонки тут же подняли ор, сперва пытаясь их не пускать, а потом – выгнать. Столь некорректное поведение вызвало протест в пьяных головах студентов, и вели они себя, мягко говоря, не вполне вежливо и предупредительно, а именно, хватали девчонок за выступающие части тел и тискали по углам.

И тогда Илья увидел Лару. Она сжалась на полу в уголке, словно маленькая мышка, и смотрела на происходящие с паническим ужасом, в то время как остальным девчонкам этот разбой, по большому счету, понравился. Ее огромные глаза налились слезами, когда Илья направился в ее сторону, она закрыла лицо руками и подтянула колени к подбородку. Как бы пьян он ни был, обидеть такое беззащитное существо он никак не мог.

– Не бойся, малыш, – он присел перед ней на корточки, – хочешь, я уведу тебя отсюда?

Она в ужасе замотала головой, но Илья он все равно взял ее за руку и, прикрыв собой, по стенке, вытащил в коридор из превращенной в вертеп учебки.