Текст книги "Правду знают ангелы"

Автор книги: Ольга Баскова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 17

Лежа на диване, Владислав Анатольевич с улыбкой вспоминал тот давний разговор. Что ни говори, а по жене он иногда скучал: довольно-таки рано она покинула этот мир. После ее смерти желающие занять место заместителя главного редактора стали действовать ему на нервы, пытаясь подловить Влада на каком-нибудь жареном факте и выпроводить его вон из редакции «с почетом». Он знал об этом, но все равно не мог отказать себе в удовольствии вкусить холостяцкой свободы в ее полной мере.

Первый претендент на его должность, начальник отдела писем Гарбузов, высокий спортивный мужик (сейчас таких называют качками), вломился в его кабинет без стука, застав Шумелова, занимавшегося любовью с молоденькой практиканткой, естественно, чтобы добиться ее благосклонности, пообещав ей «за любовь» теплое местечко. Вопреки всем правилам этикета, Гарбузов не ретировался за дверь. Он тут же вызвал исполняющего обязанности главного редактора, Карпухина, который прилетел со скоростью звука (наверное, ожидал в коридоре), щелкнул еще не успевших одеться любовников мобильным телефоном и рысцой понесся в штаб флота. Стоит ли говорить, что Влада сняли? Нет, если быть предельно точным, заявление об уходе он написал сам, личное дело ему портить не стали. Тряся перед глазами Шумелова листом бумаги, исписанным торопливыми каракулями (практиканточка, опасаясь за свою репутацию, сдала его с потрохами, сбежав, как крыса с тонущего корабля), шеф заставил его уйти по собственному желанию.

С тех пор начались его скитания. Мужчина никогда не думал, что город, когда-то принявший его в свои объятия и поднявший юного поэта на гребень славы, столкнет его с пьедестала, задав ловеласу первое попавшееся направление. И тем не менее… С уже имевшимися у него регалиями (он получил звание подполковника), более или менее известный в нужных кругах, Влад не хотел идти на неравнозначную его бывшему месту должность, однако ничего заслуживающего внимания ему не предлагали. Тем временем его родители окончательно обосновались в Приреченске, получив там квартиру (кроме того, в их распоряжении имелась и однокомнатная, доставшаяся по наследству от бабушки), и стали звать его к себе.

– Я уже и работу тебе подыскал, – убеждал его отец. – Проректор Приреченского университета – мой старый приятель. Я рассказал ему о тебе, и он предложил работу на журфаке. По-моему, неплохо.

– Я подумаю.

Поскитавшись еще несколько недель, Шумелов-младший сдал комнату в общежитии (ах, как он гордился тем, что отдал квартиру умершей Тамары ее родственникам, отказавшись от всех претензий на жилплощадь) и уехал в Приреченск. Папа действительно позаботился о сыне. В университет его взяли без проблем. Однажды вечером, когда вся семья собралась в гостиной и пила чай, полковник, глядя на опухшее красное лицо сына, как в зеркале отражавшее все жизненные невзгоды и тайные пороки его натуры, обратился к Владу:

– Обещай мне, что больше не женишься.

– Зачем?

– Не надо делать женщин несчастными.

Он покраснел:

– Ты считаешь, я…

– Давай не будем спорить, – старик грубо оборвал его. – Гуляй, с кем хочешь, но больше не женись. Это мое первое условие. Второе: не приводи любовниц в мою квартиру.

Влад хотел было возразить отцу, но передумал. Он многим обязан родителям, пусть будет так, как хотят они.

– Ладно, – кивнул он.

– Вот и прекрасно.

«Буду снимать комнату, посуточно, ежели что», – успокоил себя здравой мыслью Влад. Он пока что проработал на кафедре журналистики не так уж долго и даже не подозревал, что в Приреченске его особа ни у кого не вызовет интереса. Нельзя сказать, чтобы городу не требовались талантливые люди. Они требуются везде, однако в больших городах, каким являлся и Приреченск, их и так было довольно много. Местная литературная братия картинно распахивала объятия новому дарованию, но не допускала и мысли, что кто-то пришлый встанет с ними вровень. Шумелов по приглашению университетских коллег один раз посетил литературное общество, прочитал свои стихи, довольно неделикатно раскритикованные членами общества, постоянно повторявшими: «А вот мы… А вот у нас… А вот в наших произведениях…» – сплюнул, выйдя из здания Городского дома культуры, служившего местом сбора местных поэтов и писателей, и зарекся туда ходить в дальнейшем.

«Бездарности! – так охарактеризовал он собратьев по перу. – Надо ехать в Москву или Питер». Однако никуда он не поехал. Пьянки и гулянки захватили его. Отец попробовал было пообщаться с сыном, но, ничего не добившись, махнул рукой, ограничившись короткой фразой:

– Если тебя выгонят с работы, я тебе больше не помощник.

– Кто запретил мне жениться? – самодовольно спросил Влад. – Может быть, какая-нибудь серьезная бабенка взяла бы меня в руки.

Он лукавил: им обычно интересовались женщины двух категорий. Первые – попадавшие под остатки его обаяния и верившие вороху вранья, что он выливал на них. Такие долго не задерживались. Разок раскусив кавалера, принуждающего их к откровенному разврату (обычный секс уже не мог привести его в состояние возбуждения), они тихо исчезали с его горизонта. Вторые – такие же гуляки и пьянчужки, как и он сам. Они были согласны даже зарегистрировать с ним свои отношения, однако Шумелов не собирался связывать свою жизнь с подобными дамами: ему требовалось гордиться женщинами, находившимися рядом с ним. Но с течением времени представительниц первой категории возле него оставалось все меньше. Влад приуныл. Его организм жаждал ощущений, которые ему могли дать только молодые упругие тела. Но юные леди не обращали на него никакого внимания, смеясь над его кокетством и давно испытанными способами покорения женских сердец.

И вдруг его посетила одна шальная мысль, которую он решил воплотить в жизнь. Думая об этом, анализируя возможные последствия, Шумелов с удовлетворением отметил: тяга к повышенной дозе адреналина не ослабла в нем с годами.

Глава 18

– Так тебе и не удалось достучаться до душ и сердец Соболевых? – поинтересовался Константин у жены.

Катя всплеснула руками:

– Представь себе, нет. Они даже слышать не хотят об опасности, угрожающей их дочери!

– Это не есть хорошо, – Скворцов почесал в затылке. – Сколько уже прошло с момента ее исчезновения?

– Пять дней. – Зорина умоляюще взглянула на мужа: – С нею могло случиться все что угодно.

– Но они так не думают?

– Это-то и ужасно. – Журналистка обняла супруга: – Костик, что же мне делать? Я чувствую: Аня не просто решила поиздеваться над родными. С ней случилась беда!

Оперативник погладил ее по волосам:

– И где же она, по-твоему?

– Не знаю, – она подошла к окну. – Возможно, у Славика или у каких-то его друзей. – Девушка взмолилась: – Любимый, организуй за ним слежку!

Он усмехнулся:

– И как я это сделаю? Кравченко не даст добро без заявления родителей.

Супруга поморщилась:

– Поговори с Петькой, с Леонидом. В случае чего, я заплачу им.

– Ты сдурела! – Константин скривился. – Ладно, я сам понаблюдаю за этим типом. Где он живет?

Катя бросилась ему на шею:

– Спасибо, милый!

Взяв на работе отгул, ранним утром Скворцов отправился к дому подозреваемого. Мать Славика убежала на работу, а сын храпел до полудня, чем вызвал недовольство оперативника.

– Знал бы заранее – сам выспался бы, – пробурчал он. – И что мне прикажете делать, если этот мистер не покажется на улице?

Его опасения не подтвердились. Ровно в два часа дня высокий долговязый парень выскочил из подъезда, на ходу разговаривая по мобильному. Константин завел старые «Жигули» и тихонько поехал следом за ним, шепча:

– Вот бы подслушать, о чем и с кем он треплется!

Но ему не повезло. Славик засунул телефон в карман и занял очередь на маршрутное такси. Скворцов включил аварийку, вышел из машины и, сделав вид, что он копошится в капоте, стал изучать лицо парня. На улице было тепло, даже жарко, однако щеки подозреваемого имели какой-то синюшный оттенок, в глазах его затаился страх, руки дрожали. «Эге, дружок, а совесть-то у тебя не в порядке», – подумал Константин, быстро закончив «ремонтные работы»: подошла нужная маршрутка, и Славик юркнул в салон. Оперативник поехал за ним. Микроавтобус петлял по самым узким улицам Приреченска, на одной высадив преследуемого. Парень снова достал мобилку, кому-то позвонил и уверенно направился в один из подъездов старого дома-хрущевки.

Скворцов последовал за ним. В этой пятиэтажке не было лифта, что позволило милиционеру с точностью определить номер квартиры, в которую зашел друг пропавшей девушки. Он спустился на первый этаж и стал изучать список жильцов. В квартире номер семь проживал некто Белов А. А. С чувством наполовину выполненного долга Константин вернулся к своей машине, приготовившись к длительному ожиданию. Но ждать слишком долго ему не пришлось.

Славик не провел в гостях и часа. Покинув своих знакомых, он по тому же маршруту отправился домой и в этот день уже никуда больше не выходил. В полночь Скворцов оставил пост.

– Парень, несомненно, отчего-то очень испуган, – с порога заявил он Кате. – Но имеет ли это отношение к делу? Я не знаю. Постараюсь взять отгул на следующей неделе.

Только сейчас он заметил красные пятна на щеках жены и следы недавних слез.

– Не надо, – тихо произнесла она. – Мне очень жаль, что я втравила тебя в это дело. Славик, похоже, не виноват… Кстати, что с твоей мобилкой?

Скворцов растерянно достал из кармана телефон:

– Черт, разрядился!

Зорина кивнула головой:

– Я звонила тебе полдня, как и твой друг Павел. Свяжись с ним, пожалуйста.

Он опустился на табуретку в прихожей:

– Что случилось?

– Пропала еще одна абитуриентка. После подачи документов ее никто не видел. Родители подали заявление.

Муж повернулся к двери:

– Я поехал!

– Я с тобой!

На этот раз Константин не стал ей возражать.

Глава 19

– Господи, что же с ней могло случиться?!

Эти причитания супруги Скворцовы услышали с порога. За столом Павла сидела измученная женщина средних лет.

– Это Сафонова Людмила Васильевна, – представил ее Киселев. – Пропала ее дочь, Алена. Причем так же, как и Аня Соболева. – Он повернулся к несчастной матери: – Это мои коллеги, оперативник Константин Скворцов и журналистка Екатерина Зорина. Давайте расскажем эту историю еще раз, специально для них.

Сафонова не возражала, однако не сумела вымолвить ни слова: ее душили рыдания. Павел сам начал излагать суть дела:

– Ее дочь, Сафонова Алена, семнадцати лет, вчера отправилась подавать документы в Приреченский государственный университет на экономический факультет и домой не вернулась. Мне удалось выяснить: документы девушка действительно подала, но потом как в воду канула.

– Вы обзвонили всех ее подруг и друзей? – спросила Катя.

Людмила Васильевна снова заплакала и стала сбивчиво рассказывать: разумеется, она обзвонила всех, хотя заранее знала их ответы. Алена не такая девушка, чтобы задержаться в гостях, не уведомив об этом маму, с которой она всегда хорошо ладила. Вот уже несколько лет, после гибели в автомобильной катастрофе отца Алены, у них не было никого ближе друг друга.

– Выходит, последние, кто ее видел, – члены приемной комиссии? – поинтересовался Константин.

Павел кивнул:

– Фотографии Алены у нас имеются.

Поняв, что сегодня женщину уже ни о чем не будут спрашивать, Катя подошла к ней и положила руки ей на плечи:

– Идите домой. Вы далеко живете? Если далеко, мы попросим, чтобы вас подвезли.

– Спасибо, – Сафонова тяжело поднялась со стула. – Хотела у вас остаться: вдруг вы что-нибудь узнаете, да и надежда еще не умерла… А если доченька моя домой позвонит? Не надо меня провожать, мой дом через дорогу. – Она посмотрела на оперативников, вложив в свой взгляд всю душу. – Миленькие мои, если она найдется… Прошу вас…

– Ну конечно, – Павел, поддерживая Людмилу Васильевну за локоть, вывел ее из кабинета. Вернувшись, он включил в розетку электрический чайник, спросил: – Какие предложения?

– С завтрашнего дня берем на прицел вуз, – отозвался Скворцов. – Расставляем повсюду наших, опрашиваем студентов и преподавателей, вывешиваем ее фотографию с просьбой откликнуться всех, кто видел девушку. Петя и Леня прошвырнутся по ее друзьям. Знаете, как бывает… Мать могла о многом не иметь представления.

Он взглянул на жену, которая неожиданно улыбнулась:

– Ребята, а ведь в этом деле я – незаменимая для вас помощница, что бы ты ни говорил, Костик!

– С чего ты взяла? – не понял ее супруг.

– Никто из вас не знает университет лучше меня, – отозвалась Зорина. – Я окончила это учебное заведение всего каких-нибудь четыре года тому назад, поэтому для меня его лабиринты – это родные пенаты, а преподаватели – почти что родственники.

– Слушай, а ведь она права! – восхищенно заметил Павел.

Журналистка фыркнула:

– Представляю себе физиономию шефа, когда я сообщу ему о своем участии в новом расследовании!

– А по-моему, главный редактор Пенкин в курсе, что ты давно уже – наш человек, – предположил Киселев, выключая закипевший чайник. – Чайку не желаете?

Катя взглянула на часы.

– Пожалуй, лучше кофейку, – рассмеялась она. – Ехать домой и ложиться спать бесполезно. Как ты считаешь, мой господин?

Скворцов кивнул:

– На сей раз я согласен с тобой целиком и полностью.

– Значит, завтракаем, – Киселев вытащил из пакета не съеденные за день бутерброды. – Какие есть соображения по новому делу?

– Сразу высвечиваются несколько версий, – откусив громадный кусок от бутерброда, пробормотал с набитым ртом Константин. – Это может быть работник университета, страдающий сексуальными отклонениями, абитуриент, студент или… какой-нибудь тип со стороны.

– Уже в мое время чужаку проникнуть в стены сего заведения было крайне сложно, – возразила Катя. – На входе сидела вахтерша, ей все демонстрировали свои студенческие билеты и пропуска. Если кому-то требовалось пройти без документа, он сначала звонил человеку, ожидавшему его визита, тот перезванивал на вахту, сообщал вахтерше имя и фамилию посетителя. Тетечка выписывала временный пропуск, выдавая его пришедшему только при предъявлении паспорта.

– Значит, абитуриентам тоже выдают временные пропуска? – сообразил Павел.

– Вот именно.

– Утром ваши ребята наверняка сообщат вам еще одну интересную вещь, – продолжала Зорина. – Кабинет приемной комиссии расположен в правом крыле. Там же находятся три гуманитарных факультета: журналистики, филологический и исторический.

– Нужный нам товарищ вполне может быть оттуда, – согласился Киселев. – Молодец, Катька! – Он отхлебнул глоток чаю. – Слушай, езжай-ка ты все-таки домой и выспись до начала занятий. Завтра тебе, как и всем нам, предстоит серьезная работа. Вполне возможно, преподаватели скажут тебе, своей вчерашней студентке, то, о чем они промолчат в разговоре с нами. Так что интервью ты завтра возьмешь аж несколько. Думаю, тебе и самой желательно хорошо для этого выглядеть.

– Умеет убеждать, противный! – Зорина встала, стряхнув крошки с колен, и, поцеловав супруга, направилась к выходу, бросив Павлу: – Ты уж не обижай тут моего.

– Сама доберешься? – После нескольких покушений на жизнь любимой, произошедших за последнее время, Константин не доверил бы ей даже перейти в одиночку дорогу.

– Не беспокойся.

Когда за Катей захлопнулась дверь, оперативники переглянулись и рассмеялись.

– Нам чертовски повезло с таким «сотрудником», – констатировал Павел.

Глава 20

Предупредив своего шефа, Пенкина, что она переходит на свободный график из-за участия в новом расследовании, Зорина подъехала к университету около девяти часов утра. Припарковав машину на стоянке, она поднялась по лестнице к главному входу, отметив про себя перемены, произошедшие здесь со времени окончания ею этого учебного заведения. Ректор, Виктор Иванович Багров, за последние четыре года умудрился выстроить несколько новых корпусов, связав их со старыми зданиями длинными переходами. Данная архитектурная особенность практиковалась со дня основания Приреченского университета, построенного еще до революции. Катя улыбнулась, вспомнив, сколько легенд о призраках как великих людей, так и простых студентов, при странных обстоятельствах ушедших из жизни, обитало в этих стенах! Впрочем, она когда-то сама готовила подборку этих материалов для студенческой газеты, после чего несколько дней ходила по корпусам с провожатыми, вздрагивая от малейшего звука.

– Ну здравствуй, альма-матер, – журналистка взялась за массивную ручку тяжелой двери и вошла в вестибюль.

Седая вахтерша преградила ей путь:

– Ваш пропуск, пожалуйста!

Катя представилась. На сей раз ее имя и журналистское удостоверение не сработали.

– Ходят тут всякие, – безапелляционно сообщила старушка. – А потом милиция является! Не пущу, – злобно сверкнув маленькими глазками, бросила она.

– Я по заданию, – попыталась объяснить ей девушка.

– По какому еще заданию? Кто тебе его дал?

Журналистка рассмеялась:

– Вот та самая милиция и дала!

Старушка не растерялась.

– Поди-ка сюда, молодой человек, – потянула она за рукав стоявшего чуть в стороне Прохорова. – Это ваша девушка?

Катя состроила ему гримасу. Петя показал ей язык.

– Наша, бабуля. Пропускай без опасений.

– Спасителю – спасибо! – Зорина прошла вперед и потрепала Петю по щеке. – Что ты выяснил?

– Эта вахтерша дежурит здесь с первого июня, – отрапортовал парень. – Память у нее – как у молодой. Помнит обеих девушек, помнит, как они пришли… Как вышли – не помнит, однако для нее и для меня в этом нет ничего удивительного. Держать в памяти такое количество чужих лиц просто невозможно.

– Ты уверен в ее хорошей памяти? – спросила Катя. – Почему она из тысячи других выделила именно этих девушек?

– Представь, старушка внесла ясность сама, – Петя вытер пот, катившийся у него со лба. – Ей бы детективом работать! Частным. Вот эта, – он ткнул пальцем в фотографию Ани, – долго наблюдала за кем-то через окно. Любопытная вахтерша поинтересовалась, кого она там выслеживает. «Папашу родного, – ответила ей Соболева. – Жизни мне не дает, пытается насильно навязать нелюбимую специальность». Потом девушка ушла, и больше старушка ее не видела. Что касается второй, Алены Сафоновой, у нее так тряслись руки, когда она доставала пропуск, что бабуля предложила ей таблетку валерьянки и спросила: «Чего так волнуешься, чай, еще не экзамен?» – «Я живу с мамой, – ответила ей Сафонова, – и для меня важно поступить на бюджетное отделение». Вахтерша пожелала ей удачи. А позже девушка словно растворилась в стенах университета… Слушай, Катя, здесь где-нибудь есть черный ход?

– Черный ход имеется, – подумав, ответила журналистка. – Но, насколько я помню, он всегда заперт. Правда, я никогда не интересовалась, кто хранит от него ключи. Наверняка у некоторых сотрудников они есть.

Петя кивнул:

– Понятно.

– Ты, я вижу, и про Соболеву спрашиваешь? – заметила Зорина.

– Ее предки наконец решились, – пояснил Прохоров. – Рано утром нас посетила ее мамаша, написала заявление о пропаже дочери.

– Прекрасно, – девушка огляделась по сторонам в надежде отыскать знакомых. – Пойду пообщаюсь с бывшими преподавателями. Если что – звони.

– Обязательно. Встретишь Леонида – пусть свяжется со мной. Он расклеивает портреты девчонок.

– Хорошо.

Он сидел на стуле и перебирал вырезки из газет и журналов, с восхищением вглядываясь в сотни раз виденные им лица. Да, вот это были люди! Незаурядные, не похожие на обычную серую массу. И они сумели это доказать. Их имена будут помнить вечно! Он был уверен: когда-нибудь люди забудут имена космонавтов, изобретателей, первооткрывателей. Забудут, обязательно. А вот эти люди навеки запечатлелись в истории. И он собирался пополнить эту многочисленную галерею опасных преступников и серийных убийц своим именем…

Глава 21

– Семен Иосифович! Вы ли это?

Доцент Сребренский, созерцавший доску для объявлений, вздрогнул и обернулся. Его глаза посветлели:

– Катюха! Ты?

– Разве я так изменилась?

– Нисколько, дорогая. Нисколько, – он раскрыл объятия, заключив в них девушку. – Впрочем, ты стала еще красивее.

– Благодарю.

Зорина была рада встретить одного из своих преподавателей, хотя, признаться, не самого любимого. Странно, но она никак не могла объяснить, почему Сребренский не вызывает у нее особой симпатии. Высокий, красивый, импозантный мужчина спортивного сложения, всегда выглядевший моложе своих лет оттого, что он вел правильный образ жизни. Талантливый журналист, кандидат наук, один их умнейших и способнейших преподавателей университета, чем-то все равно не нравился ей. Может быть, виноваты в этом его слишком уж слащавая улыбка, с некоторой хитрецой, излишне вежливые интонации, чересчур вкрадчивая манера речи… Вот и сейчас, обнимая его, она признавалась себе, что ее отношение к этому человеку не изменилось с годами.

– Как поживаете?

– У нас все по-старому, – Семен Иосифович пристально разглядывал бывшую студентку. – А ты, я вижу, пошла в гору, стала местной знаменитостью!

Она улыбнулась:

– Это для кого как.

– Для меня – да, – признался он. – Читаю твои статьи и детективы, регулярно смотрю передачи. Ты просто молодец! Впрочем, я всегда считал тебя талантливой.

– Вы мне льстите.

– Лесть не в моих правилах, – Сребренский взял ее за руку. – Хочешь, пройдем в аудиторию? Поговорим без лишних глаз. Ты, как я понимаю, пришла сюда не одна и не для того, чтобы повидаться с преподавателями. Твои сюжетодатели? – он показал на Леонида Сомова, беседующего со студентами.

Катя хмыкнула. Да, в проницательности ему не откажешь!

– Вы просто провидец!

Они прошли в пустую аудиторию. Доцент плотно прикрыл за собой дверь.

– Со мной уже общались коллеги твоего супруга, – сказал он. – Я в курсе произошедшего. Перейдем прямо к делу?

– Давайте, – Катя уселась поудобнее. – Не иначе вы кого-то подозреваете.

Он кивнул:

– Именно! Должен сказать, мои подозрения могут оказаться вздором. Обижать коллег, как бы я к ним ни относился, и бросать на них тень подозрения я не намерен. Вот почему милиции я ничего не рассказал. О том, что говорилось в этом кабинете, будем знать только мы. Что делать дальше с полученной от меня информацией – решай сама.

– Хорошо, – девушка достала блокнот. – Я вас слушаю.

– Ты еще помнишь Владислава Анатольевича Шумелова?

Зориной не понадобилось напрягать память. Этот преподаватель был довольно-таки яркой личностью. Во-первых, в отличие от того же Семена Иосифовича, он никогда не пользовался никакими записями. Обладая великолепной памятью и широкой эрудицией, Шумелов читал наизусть огромные отрывки из поэтических и прозаических произведений, называл даты значимых событий. Владислав Анатольевич никогда не устраивал перекличку, доверяя отмечать присутствующих старосте, и не ошибался, не занимаясь этим: на его лекциях студенты курса присутствовали в полном составе. Катя обожала его, несмотря на то, что кое-кто из девчонок рассказывал: с Шумеловым надо быть осторожнее. Если он заметит у студентки интерес к себе как к мужчине, это грозит девушке несданным зачетом, понятно, почему. Мужчина он одинокий, не прочь поразвлекаться с молодежью. На всякий пожарный, Зорина вняла этому совету, и с Владиславом Анатольевичем у нее установились простые доверительные отношения, основанные на взаимном уважении. Правда, до самого выпуска ее смущал слишком экстравагантный вид этого преподавателя: длинные мелированные волосы, яркие кричащие пиджаки и жилетки, серьга в ухе, слишком откровенные рассказы о его неудавшейся семейной жизни… «Среди талантов чудаки – далеко не редкость», – решила Катя.

– Вы подозреваете его?

Сребренский смутился:

– Повторяю, это только мое мнение.

– Я его выслушаю. Говорите, прошу вас.

Семен Иосифович провел рукой по лбу:

– Начну по порядку. Пожалуйста, не перебивай меня! Потом поймешь, куда я клоню.

Катя пообещала.

– Шумелов – протеже старого ректора, – начал Сребренский. – При нем он проработал не больше года, и бедняга, уйдя на пенсию, так и не узнал, кого он пригрел в наших стенах. Впрочем, может быть, он и узнал… Несравненный Владислав Анатольевич сразу показал себя во всей красе: опаздывал на работу, порою и вовсе не являлся на лекции, никого при этом не предупреждая. Получив втык от декана, он стал приходить вовремя, но, извините, иногда пребывая в хорошем подпитии. Думаю, старому ректору кто-то об этом накапал, однако тот был чем-то обязан отцу Шумелова. В общем, все наши с облегчением вздохнули, когда нашего достопочтенного прежнего шефа наконец отправили на пенсию. Пришел нынешний ректор. Шумелову надо отдать должное: он сразу почувствовал, что запахло жареным, и, обзаведясь блокнотом, стал посещать все совещания, записывая за начальством каждое слово.

Катя пожала плечами:

– И что это ему дало?

– Проведи подобный эксперимент сама и узнаешь, каково это, когда напротив тебя сидит недоброжелательная рожа и фиксирует все тобою сказанное, – пояснил Семен Иосифович. – Поневоле собьешься, скажешь что-то не то… Но это еще не все. Папаша-кагэбэшник научил сыночка различным способам добычи информации. Секретарша ректора, Татьяна Афанасьевна, рассказывала мне… Ой, сколько же она всего рассказывала! – преподаватель поморщился. – Вот тебе еще один свидетель. Дойду и до нее. Узнаешь, как честная женщина попалась на крючок. В общем, этот тип навыуживал у нее о новом начальстве массу информации. Когда разгневанный шеф пригласил его к себе в кабинет поговорить о его очередном прогуле, приставании к студенткам и невыполнении прямых обязанностей и предложил уволиться по собственному желанию, Шумелов выпалил ему:

– Хорошо, я сделаю так, как вы хотите, однако, покинув университет, я начну рассказывать о творящихся здесь делах на каждом шагу.

Ректор криво улыбнулся:

– О чем, например?

– Хотя бы о том, что вы берете взятки, – и до Татьяны донеслось, как он при этом усмехнулся. – Кстати, у меня есть свидетели.

Дальнейший их разговор продолжался шепотом. Секретарь больше не слышала ни слова. Однако через полчаса из кабинета вышел довольный Шумелов.

– Еще поработаем, Танечка! – радостно сообщил он ей.

После визита к ректору, уверовав в свою безнаказанность, наш дражайший Владислав Анатольевич совсем распустился, начав шпионить за каждым, включая студентов, – Сребренский поморщился.

– Зачем это ему было нужно? – спросила Катя.

– Для нас ведь не секрет, как именно ему сдают зачеты и экзамены, – пояснил Семен Иосифович. – С некоторыми студентками он занимается развратом, требуя от них удовлетворения своих сексуальных потребностей в самой извращенной форме.

– Почему же молчат их родители?!

Сребренский ухмыльнулся:

– Кому охота вылететь из вуза? Именно это и гарантирует девушкам Шумелов. Кроме того, они и сами боятся обнародовать некоторые факты. Представь, какими глазами потом посмотрят на их дочерей.

Зорина кивнула:

– Вы правы.

– Расскажу тебе об одном событии, – преподаватель придвинулся поближе. – Я буду не прав, если замечу, что наш самолюбивый новый ректор смирился со своим поражением. Он решил довести Шумелова до такого состояния, чтобы тот сам написал заявление. Вот, например, в прошлом году он поручил ему газету, сказав следующее:

– Мне стыдно, что на факультете журналистики работает не орган печати, а какой-то «боевой листок». Будьте добры до Дня студента предоставить мне большую четырехполосную газету.

Владислав Анатольевич поморщился:

– Мне за это заплатят?

Шеф приподнял брови:

– Напомните, какая у вас общественная нагрузка?

Шумелов отмахнулся:

– У меня их хватает.

– Вы не ходите на собрания, совещания, не посещаете общественные мероприятия, – загибал пальцы ректор. – Не высиживаете положенное заместителю декана время. И это все вам оплачивается. Так что, будьте добры, компенсируйте все эти средства государству за счет факультетской газеты.

Мой коллега не стал спорить. Он понимал: при таком отношении к своим обязанностям легко можно вылететь из вуза из-за несоответствия служебному положению. Представляю, в каком состоянии он пребывал несколько дней, пока ему не явилась неожиданная помощь в лице молодой журналистки, которая переехала жить в Приреченск к своей матери с трехлетним ребенком, уйдя от мужа-садиста. Негодяй не торопился платить жене алименты. Прожить на грошовую пенсию ее матери троим было невозможно, впрочем, как и устроиться в середине года в какую-нибудь газету. Кто-то посоветовал бедняжке, окончившей вуз с красным дипломом, податься в университет с направлением в аспирантуру – оно уже было у нее на руках. На свое несчастье, девушка вняла этому совету, явилась на факультет журналистики – и попала прямиком в горячие объятия Шумелова. Ее честные глаза сказали ему о многом, но, в основном, о желании немедленно работать.

– Вам повезло, – заверил ее Владислав Анатольевич. – Нам требуется главный редактор студенческой газеты. Приступайте к работе прямо завтра.

Не помня себя от радости, девушка полетела домой как на крыльях, на следующий день примчавшись работать – выполнять за этого мошенника его обязанности.

– Дурочка, – вздохнула Катя. – Она должна была поинтересоваться, когда ее зачислят, и поговорить об оплате.

– Если бы она забыла это сделать, – покачал головой Семен Иосифович, – то ее мама наверняка напомнила бы ей. Точно так же рассуждал и наш друг, придя к Татьяне Афанасьевне с напечатанным приказом, согласно которому журналистку принимали на должность главного редактора с каким-то там окладом. Самой Татьяне он, конечно, не сказал ничего, под ложным предлогом отослав ее из кабинета. Попросив Шумелова посидеть в приемной, секретарь отправилась на бесплодные поиски того, кто якобы желал ее видеть. Времени Шумелов даром не терял. Аккуратно подделав подпись ректора, он поставил на приказе печать. Вернувшаяся Татьяна так ни о чем и не узнала. Этот липовый приказ Шумелов и показал несчастной журналистке. Она, естественно, поверила, спросив лишь, когда ей принести трудовую книжку.

– Вам будут выплачивать из фонда университета, – добродушно пояснил Владислав Анатольевич. – Но это лишь до тех пор, пока газета не получит лицензию. Мы оформим все сразу же после первого выпуска. Так что статус безработной у вас будет недолго. Согласны?

Девушка кивнула.

– Тогда пишите заявление, которое я передам в фонд. Покажем нашу продукцию – и вы сразу получите деньги.

Молодая журналистка была вне себя от счастья. Два месяца она сидела у него в кабинете, словно приклеенная к компьютеру. Шумелов говорил ей, что доволен ее работой. Он якобы постоянно разговаривает о ней с ректором, и тот уже согласен взять ее на следующий год, зачислив в штат преподавателей и предоставив ей вести какую-нибудь дисциплину. Можете представить себе состояние человека после такой продуманной лести?! Разумеется, она сделала номер, и очень неплохой. Шумелов отнес его на верстку, где напротив должности главного редактора напечатали его фамилию и инициалы.