Текст книги "Свободная любовь"

Автор книги: Ольга Кучкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

–  Почему не показан?

– Такой у них ритм. «Сталин» лежал три года. «Лысая певица» – год.

–  Сережа, а какое место в жизни занимает любовь? Вообще в жизни и в твоей в частности?

– Говорят, что любовь занимает все. Не знаю, либо я сторонен любви, либо для меня любовь не занимала значительного места. Я не думал об этом как об определяющем. Это было как-то само собой.

– А что для тебя семья, дом?

– Спасение. Даже в наших с тобой разговорах по поводу сегодняшней встречи ты поняла, что я не склонен ни проповедовать, ни исповедоваться, ни получать площадку, ни усиливать свое присутствие в сознании масс. Ничего этого я не хочу. А чего хочу? Жить, быть в семье, в доме. Вот сейчас я расстаюсь с сотнями ненужных предметов, расстаюсь с книгами, чтобы очистить квартиру, поменять мебель, потому что уже невозможно, все разрушилось, все стало норой какой-то. Вот что у тебя с книгами происходит?

–  У меня сгорел родительский дом с библиотекой.

– Это ужасно. Но это Божий промысел. Тебя освободили!.. А что случилось? Замыкание, поджог?

–  Не стала выяснять.

– Правильно. Вот и я не стал выяснять, кто заставил меня бежать из Ленинграда. Я пытался. Но потом вдруг сказал себе – как бывший следователь и человек, имеющий много друзей-следователей… Они мне сказали: не ищи причину далеко, ищи близко. И я перестал искать.

–  Ты же учился сначала на юрфаке…

– Три года, и четвертый еще пытался совмещать с театральным институтом, но это уже оказалось невозможно. Но этот дух университетский, он в меня впитался, он моя основа, он мое отличие. Меня потому и называют интеллектуалом, что это было. И я счастлив, что это было.

–  У тебя какая-то смешная история была. То ли фотография вместе с Путиным, то ли еще что-то… Путин же кончал этот факультет?

– Да, но мы учились в разное время. А история простая: есть такая книжка, которую мне прислали, называется «Знаменитые универсанты». Там есть и Путин, там есть и я. Там будет и Медведев. Так что с этим у меня все в порядке.

Блиц-опрос

–  Что значит красиво стареть?

– Можно сказать, что это голубоватые волосы западных стариков, загорелая кожа, походка с тростью или без. А можно сказать, что это продолжать трудиться. Пример тому – при всей болезнях – старение Солженицына. Красивое, хотя никакой голубизны в волосах не наблюдалось. Старение ко многому обязывает, но и от многого освобождает.

–  Как бы ты прожил жизнь, если б не стал актером?

– Я мог быть писателем, но очень рад, что не стал профессиональным писателем. То есть я профессиональный писатель, потому что пишу давно и постоянно. Но я застал изумительное время драматического театра и этим счастлив.

–  Главное свойство твоего характера?

– Оставим это внешним наблюдателям… Скрытое упрямство. Но скрытое очень.

– А что тебе в других людях нравится больше всего?

– В разных людях разное. Сказать, что я ищу в людях всегда одно и то же, неверно. Одним идет сохранять себя, другим идет меняться.

–  Есть ли у тебя девиз или жизненное правило?

– Придется выдумывать. Относительность всех вещей и предметов для меня выразилась в поразившей фразе Шекспира из «Макбета»: «Не так велик, но более велик».

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Сергей ЮРСКИЙ, актер, режиссер, писатель

Родился в Ленинграде в 1935 году. Учился на юридическом факультете Ленинградского университета. В 1959 году окончил Ленинградский театральный институт. С 1957 года – артист БДТ. С 1979 года – артист и режиссер театра Моссовета. В 1992 году организовал в Москве «АРТель АРТистов Сергея Юрского». Автор книг «Кто держит паузу», «В безвременье», «Жест», «Игра в жизнь», «Попытка думать» и др. Снимался в фильмах «Время, вперед!», «Золотой теленок», «Интервенция», «Маленькие трагедии», «Место встречи изменить нельзя», «Любовь и голуби» и др. Народный артист России. Лауреат Государственной премии. Живет в Москве.

Наталья Тенякова
С первого взгляда

У Натальи Теняковой, сначала ленинградки, потом москвички, счастливая судьба. Она сыграла множество ярких полярных ролей. От дочери Арманды Бежар до матери Мадлен Бежар в «Мольере» Булгакова, от жены Блока до жены Толстого, от обитательницы коммунальной квартиры военной поры Паньки во «Вдовьем пароходе» до Гедды Габлер Ибсена, от Марии Антоновны в гоголевском «Ревизоре» до Феклы Ивановны в гоголевской «Женитьбе», от Полли Ничем в «Трехгрошовой опере» Брехта – блистательный дебют на сцене питерского Ленкома, до Гурмыжской в «Лесе» Островского – блистательный триумф на сцене МХТ

Личность

–  Наташа, если не говорить о таланте, наличие которого само собой разумеется, какие свойства необходимы актрисе, чтобы играть столь разные роли?

– Воображение. И хотение. Ну и умение, конечно. Просто у меня был замечательный педагог Борис Иосифович Зон, который умел так открыть индивидуальность ученика и так научить его работать, чтобы без помощи режиссера, как ни страшно, какой бы режиссер ни был, но роль ты обязан сделать сам. Он умел учить этому. И научил многих.

–  Разве это не входит в противоречие с работой режиссера, который любит свой рисунок роли?

– Я не говорю о физическом рисунке. Я говорю о внутреннем рисунке. Да, режиссер может сказать: ты вот здесь прыгнешь, а здесь ляжешь. И я обязана это выполнить. Но если мне очень не хочется, я буду спорить. Пусть он меня убедит сперва, что мне необходимо прыгнуть или лечь. А вот как я сама выстрою и сделаю роль – если это умеешь, то, естественно, можешь сыграть любое. Про коммуналку, скажем, я знаю, я выросла в коммуналке. Я ничего не знаю про Гедду Габлер. Но я могу себе ее вообразить. С помощью художника, с помощью костюма. Я могу подсмотреть ее взгляд у какой-то женщины, которая, как мне кажется, похожа на Гедду Габлер. Я могу прочитать все, что о ней написано. Я могу проникнуться словом, написанным Ибсеном. И у меня возникнет необходимая интонация. Не моя, Наташи Теняковой, а Гедды Габлер. Но это работа.

–  Ты произнесла слово «индивидуальность». А я вспомнила, как ты однажды сказала: неправда, что две яркие индивидуальности не могут ужиться. Имея в виду свой брак с Юрским.

– Есть еще много браков…

–  Есть, но ты имела в виду свой. Когда ты узнала про себя, что личность? Притом яркая? В одночасье или постепенно?

– Я не узнала. Я и сейчас не знаю. Это меня спрашивали, я отвечала.

–  Но ты про себя понимаешь, кто ты?

– Я актриса. Неплохая, наверное. Нет, я не отрицаю, что я, может быть, какая-то индивидуальность… Я мама. Я бабушка. Все.

–  А где ты больше живешь – на сцене или в частной жизни?

– Я живу и там, и там. Если я на сцене, я на сцене.

–  А если бы ужасная гипотетическая ситуация, что тебе надо выбрать между своей частной жизнью и актерской?

– Между семьей и актерством – я бы выбрала семью. Если бы была такая необходимость.

Жена

– А как ты выбрала Юрского? Имел значение талант? Пригожесть? Гражданский темперамент?

– Я влюбилась с первого взгляда. То, что называется удар молнии. Солнечный удар. Вот Юрский читает Бунина, как это называется? «Солнечный удар».

–  У тебя первый муж – тоже личность, режиссер Лев Додин…

– Да. И когда я поняла, что меня ударило, я пришла и честно сказала Леве: прости, говорю, Лева, но я влюбилась. Он побледнел и спросил: боже, в кого? Я сказала: в Сергея Юрского. Он сказал: слава богу, ты б еще влюбилась в Иисуса Христа! Поскольку Юрский был недосягаем. Это была суперзвезда, как сейчас говорят. А я, когда увидела его живьем, была студенткой третьего курса…

–  В результате ты его обольстила? Или…

– Вот будешь с Юрским говорить, у него и спроси. —Я спрашивала, он не сказал. Может, не помнит.

– Помнит, не хочет признаваться.

–  Ну и правильно, это по-мужски. Насколько я понимаю, у вас очень гармоничный брак. А всегда ли так было? Были проблемы? У вас же действительно два разных характера.

– Да, конечно. Поэтому и уживаемся. Во-первых, я очень уживчивый человек, спокойный, не скандальный, не истеричный. Во-вторых, мне с ним настолько интересно, настолько не скучно! И не было скучно ни одной секунды в нашей сорокалетней жизни. За это можно простить все. В-третьих, нам есть о чем говорить друг с другом. И есть о чем молчать. И есть о чем играть вместе. Мы вместе очень много играли и играем. И еще один момент: Юрский часто уезжает. Это хороший момент. Вот когда так немножко: ой-ой-ой… – он уезжает. На гастроли. Так что мы еще можем и отдыхать друг от друга и от общего быта. Мы не сидим друг у друга на голове. Когда я соскучусь уже – он тут же и приезжает.

–  Это очень важно – соскучиться по человеку. Но чему-то ты научилась в браке?

– Научилась готовить. И довольно прилично. Потому что когда я выходила замуж первый раз, я звонила сестре и спрашивала: а вермишель в холодную воду бросать или в горячую?

Какой-то мудрости научилась, конечно. И Дашка говорит, что, глядя на нас, она училась, как можно совместно жить.

–  Про Дашку чуть позже. Дашка у нас появится, как и полагается в браке, не сразу. А пока я спрошу, что, по-твоему, самое важное в человеческих отношениях?

– Любовь. Потому что нельзя прожить сорок лет без любви. Так не бывает. И еще то, что мы люди одного взгляда. Не то что одного взгляда, а мы смотрим в одну сторону, и это необходимо. Потому что невозможно жить вместе с разными установками, внутренними, жизненными, идеологическими даже, будем так говорить. Это вражда тогда, а не близость. Соревнование. Ты мне недодал, а ты мне. Тщеславие, зависть. Это ужасно. Это невозможно. Это отпадает.

–  Наташа, а как случилось, что ты поменяла фамилию Тенякова на фамилию Юрская? Я узнала, когда пропуск тебе заказывала…

– А назло.

–  Кому?

– Когда были гонения на Юрского в Питере. Когда ему не давали работать, он был везде запрещен. Как диссидент. Когда его, в общем, выжили из города, и мы вынуждены были уехать в Москву. И начались такие гадкие уговоры, знаешь: Наташ, ну тебе-то зачем, тебя-то не трогают, останься в Питере, ты первая актриса БДТ, будешь играть все роли… То есть гадость несусветная. И как только начались эти разговоры, я в тот же день пошла и назло сменила фамилию на Юрскую.

–  То есть ты еще его гражданская подруга?

– Конечно. Абсолютно.

Актриса

– С тобой работали многие прекрасные режиссеры, но на вопрос: кто твой режиссер, ты отвечаешь: мой режиссер – Юрский.

– Да, он мой режиссер.

– А что это значит? Почему?

– Потому что я его актриса. Потому что ему со мной удобно. Ему со мной интересно.

–  Он больше других тебя понимает?

– И я его больше других понимаю. Нам вместе комфортно. Он мой режиссер и учитель.

–  Он выдумщик?

– О, огромный! Он не просто выдумщик, у него фантастическая фантазия. И в смысле меня разыграть – это за милую душу…

–  Но ты ведь тоже выдумщица. Ты находишь настолько нетривиальные жесты, интонации…

– Хорошее воображение. А у Юрского фантастическое. Знаешь, я сидела дома, включила «Культуру», идут «Маленькие трагедии». Он – итальянец. Я верю, что он – итальянец. Хотя я знаю – это Юрский.

–  Ты тоже – баба Шура в фильме «Любовь и голуби»..

– Ну, там-то видно как раз, что я притворяюсь.

–  Да, некоторое комикование есть, но на сцене Гурмыжская – ты, Раневская – ты, Панька – ты…

– Это замечательный был спектакль театра Моссовета – «Вдовий пароход». Мы его играли, кланялись, уходили по гримеркам и – не могли уйти.

–  Не могли разойтись?

– Долго-долго. Хотя у каждой семья, муж. Мы еще продолжали этим жить, что-то обсуждать… Это один из тех спектаклей, что мне дороги.

– А какое ощущение на спектакле или после спектакля тебе дороже всего?

– Дороже всего молчание зала. Его тишина. Вот это самое прекрасное, что есть в театре – когда я держу паузу и владею ими. Я владею сейчас их волнением, они ждут. Это самое дорогое. И, конечно, смех…

–  Но ты не ищешь дешевого хихиканья, твои парадоксальные реакции высекают смех.

– Так это и есть высший смех. То, на чем построена вся клоунада.

–  Скажи, ты ведь не теряешь контроль над собой на сцене, правда?..

– Нет, конечно, ну что ты, я сумасшедшая, что ли!

–  Все эти легенды про то, как актер в безумном порыве что-то там такое… Но ощущение полета, какие-то особые минуты на сцене…

– Если б их не было, таких минут, зачем вообще…

– А зачем вообще, кстати?

– Зачем? Не знаю. Призвание. Ну Оль, это призвание. Не потому, что я хотела быть знаменитой актрисой. Это ерунда. Нет, это изнутри. Мне не надо быть знаменитой, я просто не могу без этого.

Мать

–  Наташа, а вот у тебя была такая история, когда ты играла вечером Раневскую, а утром твоя Даша…

– Не утром Даша, а днем – перед самым спектаклем! Перед самым спектаклем она попала в автомобильную катастрофу. Ее сбила машина. Отвезли в Склифосовского, всю переломанную. И я играла.

–  Как это было?

– А я не знаю. Мне потом сказали, что я никогда так хорошо не играла. А я не помню. Мне, конечно, вкололи что-то, чтоб держалась. Актер Володя Кашпур по роли должен был говорить: дочка, Дашенька моя, вам кланялась. И ему строго-настрого запретили произносить это имя, сказали: Володя, если произнесешь, мы тебя лично все убьем. А у него же это наговорено. И он сказал: дочка… и заменил Дашеньку на Машеньку, а мне стало еще хуже. Потому что я все поняла…

–  Чем ты играла?

– Не знаю чем. Правда, не знаю. На следующий день после смерти своего изумительного мужа Ефима Копеляна Люся Макарова… ей сказали: мы отменили спектакль… а она: зачем, я буду играть. Комедийную роль – Хануму! И она играла. И ей тоже сказали: ты никогда так не играла. Это какая-то другая нервная система. Нечеловеческая. А больными сколько мы играли! Со сломанными руками, ногами, с воспалениями легких! И все равно играли, и ни один человек в зале этого не замечал. И только в конце, когда выдох – вот это страшно очень. После страшнее, чем до.

–  Наташ, а опустошение бывает?

– Да, бывает. От мучительных ролей или мучительных спектаклей. От мучительных репетиций, когда не получается.

–  Чем спасаешься?

– Просто заставляю себя. Или, когда понимаю, что ничего не выйдет, то отказываюсь. Потому что из опустошения пустое и выйдет. Необходима энергия, чтобы что-то сделать и что-то преодолеть. А когда ее нет, то ничего не будет.

–  Еще о Даше. Когда она поступала в школу-студию МХАТ, ты сказала Табакову, что если он усомнится в ее способностях, чтобы не брал ее, да?

– Да.

–  Чем это было продиктовано? Собственными сомнениями или гамбургским счетом, который ты предъявляешь себе и окружающим?

– Я не хотела, чтобы она поступила, потому что она – дочь. Нет. Нет. Но Олег, меня встретив, когда она уже прошла, развел руками и сказал: извини, Наташа, не мог не взять.

– Но ты разве не видела, что она – не дочь, а актриса?

– Я этого не знала. И потом, я понимала, что наши счастливые времена закончились. Наступали очень плохие времена для театра.

–  Чем плохие?

– А тем, что народ не ходил в театр вообще. Все сидели у телевизора и слушали политиков. Просто несколько лет провала театра. От этого моментально умирают таланты. Сейчас можно уже назвать несколько имен молодых режиссеров, а тогда ничего не было, ничего, все ухнуло куда-то в бездну. А если эти годы провалились, то не наверстаешь уже. Это мы играли как сумасшедшие по двадцать восемь спектаклей в месяц, и если ты чего-то стоил…

–  Зато теперь вы играете втроем, всей семьей.

– С Юрским мы играли в спектакле «Лысая певица», который он поставил на телевидении. Вместе играем в его спектакле «Провокация» на сцене театра Моссовета. И был спектакль по Бергману «После репетиции», где мы играли втроем…

–  Каково это – играть с собственной дочерью?

– Поначалу вообще ужас. Она вышла на сцену еще студенткой, мы со Славой Невинным, царство ему небесное, играли папу и маму пяти или семи дочерей. И каждая выходила и как бы представлялась и что-то там рассказывала. Последней выходила самая маленькая, Дашка, студентка. И у меня начинало стучать сердце, я понимала, что сейчас выйдет она… И дальше мне рассказывают: Наталья Максимовна, жалко было на вас смотреть, профессиональнейший человек, вы повторяли за ней текст губами… А знаешь, это признак очень плохого актера! У меня выскочили все шпильки из парика…

–  Вот и доказательство того, что мать победила актрису..

– Победила.

–  Последний вопрос, Наташа. Стала ли ты в процессе жизни терпимей или, наоборот, нетерпимей по отношению к тому, что тебе не нравится в окружающем мире? Я имею в виду корыстного чиновника, платного демагога, льстивого художника. Или тебя это не касается?

– Касается. Еще как. Стала нетерпимей. Потому что раньше тоже многое было, но не было такой чудовищной, тотальной лжи.

Блиц-опрос

–  Что значит красиво стареть?

– Не болеть. Болезнь унижает любую красавицу. Не дай бог потерять рассудок – лучше смерть.

–  Какая у тебя главная черта характера?

– Лень. Но ею и спасаюсь. Мне иногда жалко трудоголиков.

–  Какое качество тебе нравится в людях?

– Ум и юмор.

–  Что бы ты делала, если бы не стала актрисой?

– Я могла бы лечить. Могла быть даже не врачом, а медсестрой. Я не брезглива.

–  Есть ли у тебя девиз или жизненное правило?

– Нет.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Наталья ТЕНЯКОВА, актриса

Родилась в 1944 году в Ленинграде. Окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кино. Поступила на сцену ленинградского Театра имени Ленинского комсомола, дебютировав в роли Полли в «Трехгрошовой опере» Брехта. Была приглашена Георгием Товстоноговым в Большой драматический театр имени Горького. С 1979 года – актриса Московского академического театра имени Моссовета. С 1989 года – актриса Художественного театра. Снималась в картинах «Старшая сестра», «Али-Баба и сорок разбойников», «Любовь и голуби», «Чернов/Chernov», «Отцы и дети» и др. Народная артистка России. Замужем за Сергеем Юрским. Дочь – актриса Дарья Юрская.

Татьяна Друбич
Семейные ценности

Она проснулась знаменитой, снявшись подростком в фильме Сергея Соловьева «Сто дней после детства». Двадцать кинолент – послужной список актрисы. Притом, что была практикующим врачом, в 90-х годах открыла модный клуб «Актовый зал», стала бизнес-леди. Сегодня о ней говорят: фирма в Германии, дом в Жуковке, черный «Лендровер»… И хотя от чего-то она открещивается, первый вопрос ее заинтересовал.

Кто вы, Таня Друбич?

–  Кто вы, Таня Друбич, кем себя ощущаете?

– Наверное, это хорошая возможность себя идентифицировать. Вопрос самоидентификации из самых важных… Впервые я снялась не у Соловьева, а у Инессы Туманян в картине «Пятнадцатая весна». Моим партнером был Раймонд Банионис, сын Донатаса Баниониса. Это был мой дебют, мне было двенадцать или тринадцать лет. Когда я себя увидела на экране, то поняла, что никогда не буду актрисой. К вопросу о самоидентификации.

–  Вы себе не понравились?

– Я очень себе не понравилась. Я думаю, это вообще испытание для артистов. Тяжело видеть себя на экране.

–  А как же Сережа Соловьев уговорил вас вновь сняться?

– Тогда было принято искать школьников, ходили по школам, и в мою пришли, имени Ромена Роллана, с французским языком. Почему я в картине «Сто дней после детства» с французской книжкой – потому что действительно изучала французский. В этой школе очень хорошо учили. Ее окончили Саша Адабашьян, Олег Добродеев, который сейчас возглавляет ВГТРК, Сережа Бунтман, который работает на радио «Эхо Москвы». С Сережей мы пели в самодеятельном ансамбле народных французских песен, он играл на гитаре, я ему подпевала, как могла. И даже вносили вместе знамя Парижской коммуны… Как уговорил Соловьев? Вот так и уговорил. Хотя, уже кое-что поняв про себя, сказала, что не хочу быть актрисой, тем более что семья, традиционная, советская, этому не способствовала…

–  У вашего отца интересное имя – Люсьен. Откуда?

– Я не знаю. Его мама умерла во время войны от голода. Сестра тоже. Во время войны он был мальчиком, попал в Ташкент, город хлебный, потом вернулся в Москву.

–  Вам было семнадцать, когда он умер…

– Инфаркт. Было очень тяжело.

Такой вариант

–  Стало быть, актрисой вы себя не видели…

– После фильма «Сто дней после детства» Татьяна Лиознова набирала курс во ВГИКе и пригласила всех, кто в нем снимался: Борю Токарева, Иру Малышеву, меня… Я задала вопрос Сергею Александровичу Соловьеву, с которым всегда советовалась: как быть. Я тогда вообще не понимала, кем я хочу быть. Видно, вопрос самоидентификации уже тогда мучил. Сережа сказал: ты хочешь быть доктором, вот и иди, учись на доктора.

–  У вас уже были близкие отношения?

– Что значит близкие отношения?

–  Вы же в результате вышли за него замуж, родили дочь…

– Все это было потом. Сначала было человеческое общение. Я знаю, что журналисты любят проводить аналогии со всякими известными парами…

–  Какими?

– Карло Понти и Софи Лорен, Моника Витти и Антониони… Получается, что эта комбинация по большей части удачная. Эффективная, как сейчас говорят. Конечно, это результат общей жизни, формирования общих интересов. Для меня Сергей Александрович в то время был абсолютный бог…

–  И долго им оставался?

– Это детское, юношеское восприятие. Но он как был, так и остается авторитетом и очень важным человеком в моей жизни. Несмотря на то, что мы больше не муж и жена.

–  Почему вы расстались? Вы продолжаете оставаться его музой, он продолжает вас снимать, но вы больше не вместе…

– У нас, Оля, какой-то «Караван историй» получается… Я дружу с одной актрисой, которую очень люблю. У нее сложные отношения с мужем. Я не читала, но мне пересказали ее интервью в «Караване». Я спросила: как это ты так?.. Для меня подобные интервью – некий моральный эксгибиционизм. Мне объяснили, что люди делают это за деньги…

–  Вы должны заплатить или вам?

– Платят им. А они за это рассказывают про свою частную жизнь… Возвращаясь к Сергею Александровичу – если бы не встреча с ним, конечно, моя жизнь сложилась бы по-другому. Лучше или хуже, это я не могу знать, потому что я только этот вариант своей жизни знаю, но по-другому. Как, впрочем, если бы не влияние других людей, главных людей в моей жизни, – это и мои родители, и моя дочь… Если б не она, я тоже была бы другой. Все меня формировало. А причина развода? Даже не знаю, развод ли это. Мы как бы отошли в бытовом смысле друг от друга, друг с другом не живем, но работаем вместе, у нас много всего в жизни вместе. Я бы назвала его одним из самых близких товарищей и друзей. Я думаю, это очень правильный способ расходиться людям…

Плач о Янковском

–  Последняя работа с Соловьевым – фильм «Анна Каренина», где вашим партнером был Олег Янковский. Все только-только произошло, и мы, конечно, не можем обойти эту горькую тему…

– Я бы даже хотела с этого начать…

–  Я тоже думала: начать с него или с вас… но разговор о вас… Я видела на панихиде столько слез! Уж не говорю, как плакали внуки Янковского. Но как плакали Гармаш и Машков!.. Что такое для вас был Янковский как партнер, как человек?

– Я плачу, как Гармаш и как Машков… Между нами была дистанция, поскольку он умел держать дистанцию. Но я бы сказала, единственное плохое, что он сделал, – это то, что он умер. Его место никто не может занять. Говорят: умер гениальный русский артист. Все три слова правильные. В «Анне Карениной» со мной и Саша Абдулов снимался, и Олег Иванович. И так горько… Кроме того, что Олег гениальный артист, он еще и совершенно особенный человек. Невероятного человеческого слоя. Как бы даже и не артист. Для меня удивительно, что он ушел. Грех говорить, но Саша Абдулов мятежно жил, это была стихия, он всегда на свою голову искал приключения, на него смотреть было страшно, такое самоистребление, на разрыв аорты. И в конце, когда возникла семья, девочка родилась, все это вдруг как счастливый финальный аккорд… Но Олег Иванович – у него внутри хронометраж был, он никогда не делал ни одного лишнего, ненужного движения, ни человеческого, ни профессионального, никакой суеты, никакого перебора… Я как-то слышала, Леня Ярмольник говорил о нашей общей бесшабашности по отношению к своему здоровью. И я как доктор… Вот вы спрашивали: кто я? Скорее всего, внутри себя доктор. Я медицинское образование вообще ставлю выше других, оно очень ценное. Доктором нельзя перестать быть…

– Мы знаем писателей-врачей, актриса-врач – уникальный случай…

– Медицина – пограничная область понимания человека, философии… Думалось: если бы не такая беспечность Саши Абдулова, такое наплевательское к себе отношение, такой темп жизни!.. Но Олег Иванович всегда казался очень разумным!.. А что-то не сложилось.

Каренин

–  Как вам работалось с ним на площадке?

– Мы снимались вместе в картине «Храни меня, мой талисман», в картине «Тургенев», которая не закончилась, прервалась, и в «Анне Карениной». Эту картину можно было бы назвать «Каренин». И я так понимаю, это было сознательное прочтение Сережей Соловьевым романа Толстого. Янковский сыграл гениально. Захватывает дух от его исполнения роли Каренина. Все акценты в фильме смещены в эту сторону…

–  Такая крупная фигура?

– Очень крупная. Такая, как была у Толстого написана. Большой человек, большой судьбы, большой карьеры, большого ума, большого внутреннего понимания того, как должно быть. И он делает все, как должно быть. Картина заканчивается не гибелью моей героини, она заканчивается Карениным.

– А момент самоубийства?

– Он есть, но финал – Каренин с дочкой и сыном в доме. Общаясь лет пять на тему Карениной со многими людьми, читающими и не читающими, я встречала упрощенное представление: мол, это история о том, как женщина изменила мужу и в итоге оказалась под колесами поезда. Роман, конечно, не об этом. И кино не об этом. Кино о любви. Многосложной. Анны к Вронскому, Анны к Каренину. Потому что она любила мужа…

–  Ваши сцены с ним – что это было? Если человек, о котором вы говорите, что он гениален, и вы, которая о себе не может так сказать…

– Ну да, я еще в здравом уме…

–  Или в нем была простота?..

– Вы верное слово нашли: простота. Из всех моих партнеров, с которыми доводилось сниматься, а это большие артисты, не в обиду и не в укор им будь сказано, с Олегом Ивановичем было проще всего. Саша Абдулов – удивительный партнер, он, как футболист, всегда пас дает. Он командный и очень быстрый. Он много умел брать на себя, очень себя по-мужски вел. А Олег задавал такой уровень, что я не могла прийти, например, на съемку, не зная текста. С Сашей – импровизация, азарт, хулиганство, веселье. Олег Иванович тоже очень остроумный человек, но другой, у него такой тонкий юмор, англичанин во всем – в манере одеваться, держаться, общаться. У него была очень высокая актерская школа, и рядом с ним нельзя было быть шпаной. Этот корсет, который на меня надевали в роли Анны, он и внутри меня существовал. Я себя часто неуверенно чувствую на площадке. Всегда помню, что я не профессионал, по наитию многие вещи делаю. Сережа как-то не работает со мной как с профессиональной актрисой. Но Анна Каренина – это же не просто девочка в сложившихся обстоятельствах. Особенно рядом с мужем-Янковским. Надо было соответствовать…

Девочка не отсюда

– Я помню свое первое зрительское ощущение: девочка не отсюда, какая-то глубокая таинственная жизнь внутри. И я как-то не могу сопрячь девочку «не отсюда» с женщиной «очень отсюда». Когда мы договаривались о встрече, и у нас несколько раз не получалось, меня поражало, насколько вы… как английский джентльмен, всегда дозванивались, такой деловой, собранный, энергичный человек…

– Мне трудно себя оценивать со стороны. Но как-то я воспитана так. Мне папа с детства говорил: лучше прийти на два часа раньше, чем на две минуты позже. Может быть, это семейные ценности. Я уважаю ваше время – это, наверное, во мне доктор говорит. Хотя с журналистами я сложно общаюсь. А насчет «отсюда», насчет предпринимательства – людям всегда интересно, на что человек живет. И вопрос денег всех очень волнует. Я вижу по Интернету, где многое неправильно – и дата рождения, и образование…

– А эротическая фотосессия в журнале «Плейбой»?..

– И в журнале «Плейбой» я не снималась. Я сложно к Интернету отношусь. Это абсолютная, тотальная доступность для всех, без всякой внутренней цензуры для себя!.. Правда, что в 91-м году я открыла клуб «Актовый зал», но он просуществовал всего два месяца. Я поняла, что это настолько не мое! Народ был совершенно не готов к проведению досуга. То, что я за два месяца получила, я за всю жизнь не получала: бандиты, разборки… Я взялась за голову и сказала: не хочу, не могу. Мои наивные благие намерения были – сделать место для своих. Потому что в 90-х, когда были все эти малиновые пиджаки, золотые цепи, у них было, куда прийти, а у наших не было. Дом кино только. Я ни о чем не жалею. Опыт был ни с чем не сравнимый. А насчет бизнеса – тоже от беспечности получилось. Я работала доктором. И начали иностранные компании возить гуманитарную помощь. Я участвовала в программе помощи детям, больным лейкозом, то, чем сейчас занимается Чулпан Хаматова. И, поработав с немецкой фирмой, получила предложение стать их партнером здесь. Я не очень понимала, чего от меня хотят. Я так воспитана, что нельзя спрашивать: а сколько это стоит? Неловко, стыдно…

–  Пришлось освоить?

– Да, я все узнала, все прошла. Я помню начало, когда капитала не было, я продала свою машину, восьмую модель «Жигулей». С этого начала. И вот уже шестнадцать лет продолжаю. Но я отдала свои акции в управление. Потому что нельзя работать в бизнесе и сниматься в «Анне Карениной».

–  Вы продолжаете медицинское дело, это вас оправдывает…

– Это меня не оправдывает. Меня оправдывает то, что есть реальная жизнь. Я просто стараюсь делать так, чтобы себя не корежить. Я так расставила свои приоритеты, что деньги идут не в начале, а пятым-шестым пунктом. Что сначала моя мама, которая, слава богу, жива, и у меня есть время на нее. Моя дочка, музыкант, она написала музыку для «Анны Карениной», великолепную, большое спасибо Сергею Александровичу, что он ей дает шанс для реализации. Моя внучка, которая родилась в феврале, и я стараюсь ей нравиться…

«Прожиточный максимум»

–  Есть еще одна Таня Друбич, о которой кто-то знает, кто-то нет: больные дети Чулпан Хаматовой, хоспис Веры Миллионщиковой…

– Я приехала к вам сейчас промокшая, потому что была на субботнике в хосписе. Я вхожу в попечительский совет фонда «Вера». Вера Васильевна Миллионщиков а – абсолютно уникальный человек, сумевший пятнадцать лет назад создать хоспис – место, название которого пугает, потому что там умирают. Но если туда попадаешь, то уже от этих людей не хочешь уходить, хочешь сделать все, чтобы им помочь. Со мной в Попечительском совете Ингеборга Дапкунайте, удивительный человек, Татьяна Арнтгольц, молодая девочка, которая просто меня поражает своей самоотдачей. Сегодня на субботнике были Эдуард Лимонов со своими ребятами, Илья Ценципер, главный редактор «Афиши», Софико Шевардандзе, внучка Шеварднадзе… А в один из дней, когда мы не могли с вами встретиться, мы проводили с Чулпан Хаматовой ежегодный концерт в пользу детей, больных лейкозом, он неделю назад транслировался по второму каналу.