Текст книги "Случайные связи (СИ)"

Автор книги: Ольга Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да, вы правы, – сказала Саша, – одиночество может иногда означать свободу. Но и она ведь хороша, пока ты здоров, а вот если вы заболеете? Кто вам сходит в аптеку за лекарствами? Кто вам приготовит чай с медом?

– Я ведь не в скиту живу. У меня есть друзья и подруги. Найдут они время и съездят в аптеку за лекарствами. Но, конечно, лучше не болеть, – Борис усмехнулся. – Понимаете, люди боятся одиночества не только потому, что если не дай бог с ними что-то случится, о них некому будет позаботиться. Хотя этот страх, конечно, вполне обоснован. Люди не любят себя, им скучно наедине с собой. Да что там скучно, им тошно! Все их тараканы тут же вылезают и начинают противными своими усищами шевелить в их головах… Вот ведь в чем главная проблема одиночества. А когда рядом кто-то, особенно если ты придумал, что любишь этого кого-то, так можно о себе-то и не помнить, все мысли, чувства и дела посвятить ему, любимому. Он наш спаситель, он ведь нас от нас самих спасает.

– И что же вам удалось справиться с этой проблемой? – скептически поинтересовалась Саша.

– Разумеется! – Борис улыбнулся. – Я парень хоть куда: молодой, красивый, умный, великодушный, смелый, сексуальный. Не бедный опять же. За что мне себя не любить? Я очень хороший человек. – Счет, пожалуйста, – обратился он уже к официанту.

– Но ведь у человека есть разные потребности, которые не всегда удается удовлетворить самостоятельно. Например, сексуальные, – Саша покраснела.

– Не заставляйте меня говорить пошлости, милая барышня Алиса, – мужчина рассмеялся. Официант принес счет. Борис вынул деньги из бумажника, положил на стол. – Рад был знакомству. Извините, но наш психотерапевтический сеанс закончен, я должен идти. Кстати, о сексуальных потребностях и их удовлетворении: у меня сегодня свидание с одной очаровательной особой. Я с ней иногда встречаюсь по пятницам, чтобы, так сказать, скрасить свое одиночество. Да, и еще одно: раз вам так плохо наедине с собой, может, вы плохо относитесь к себе? Подумайте об этом. Но я уверен, что все у вас будет хорошо. Обязательно все будет хорошо. Главное, не раскисайте. Удачи! – Борис торопливо накинул свой бушлат и вышел из кафе.

Саша заказала себе сто пятьдесят грамм портвейна. Именно они должны были скрасить ее одиночество сегодня.

Ночью она металась в своей необъятной одинокой постели и мысли терзали ее.

Как это я себя не люблю? Конечно, я себя люблю. Только вот, когда тебя бросают, очень трудно сохранить любовь к себе. Как ее сохранить, если тебя оттолкнули, не оценили, когда от тебя попросту избавились, как от вещи, которая стала ненужной? Да еще и Борис этот… Он ведь смотрел на меня как на бесполое существо. Он ведь совсем не видел во мне женщину. А женщина ли я вообще? Я столько лет была главой семьи, мужиком в юбке. Я была жесткой, целеустремленной, властной. Может ли такая нравиться мужчинам? Наверное, такая баба может их только испугать. Но вчера я была не сильной вовсе, а слабой и несчастной. Так что же, я теперь не могу вызывать желания? Только жалость? Господи, а когда за мной в последний раз кто-нибудь ухаживал? Когда мне в последний раз дарили цветы? Когда в последний раз мужчина платил за меня в ресторане? Кто я, сильная баба или слабый мужик? Кто я? Как мне вернуть женственность? Как мне стать сексапильнее? Юбочки что ли коротенькие начать носить? И почему я не понравилась этому Борису? Мне многие говорят, что я красивая. Да и выгляжу я моложе своих лет. Он сам сказал, что я выгляжу моложе… А кто, интересно, этот Борис? Он на самом деле психолог? Или он просто опытный? Он похож на творческого человека. Может быть, он какой-нибудь бывший музыкант, который сейчас прикидывается менеджером среднего звена? Хотя, какая разница? Мы больше никогда не увидимся. А было бы здорово увидеться с ним снова. Было бы здорово с ним снова поговорить. Он такой умный. Почему же я ему не понравилась? Я больше никому никогда не понравлюсь? Но ведь так не может быть! Я не могу всем нравиться, но и не нравиться всем я тоже не могу. Почему так получается, судьба сводит нас с кем-то на несколько коротких мгновений, а потом разводит навсегда? Зачем был этот Борис?

Где-то в Москве. Ночь

Он заплатил за Сашино пиво, вальяжно встал, накинул грубоватую дубленку а-ля хиппи поверх толстого вязаного джемпера с высоким воротом и почти приказал: пошли! Саша послушно встала и пошла. Как под гипнозом. Даже не поинтересовалась, куда он ее зовет. Да за таким, хоть на край света.

Как-то в морозный декабрьский вечер поиски удовольствий завели Сашу на станцию 1905 года, а дальше, гонимая холодом, подошла она к пабу. Там гремела музыка, и за версту несло пивом, чесночными гренками, жареными колбасками и весельем. Небольшая была Саша охотница до незамысловатых радостей, да азарт коллекционера захватил ее, и нес уже бездумно, одним инстинктом, как гончую, взявшую след русака. Вот она открывает дверь: клубы табачного дыма, взрывы хохота, гомон, простецкие запахи еды… Здесь хорошо.

В прежние времена Саша любила пафос и изысканность, а сейчас все больше склонялась к непринужденности, простоте да шуму-гаму. В демократичных заведениях было душевнее, что ли. Но дорогие рестораны Саша тоже посещала, ибо ее коллекция, безусловно, не должна была быть односторонней. Разнообразие – вот к чему сейчас стремилась молодая женщина. Монотонность будней и пустые вечера, полные тоски и раздумий были прекрасным аккомпанементом к ее одиночеству, которое она пока так и не смогла принять. А вот к свободе, которая являет собой оборотную сторону одиночества, шли совсем другие декорации. Следствием свободы должны быть события и вольные поступки. Иначе свобода теряет смысл.

Ей мечталось превратить свою жизнь в вечный праздник, как калейдоскоп, сложенный из развлечений, разговоров, старых и новых людей… Она твердо запомнила слова Бориса: одиночество – это обещание новых встреч. И новой любви, добавляла про себя Саша. Пока судьба не исполняла свое не озвученное обещание, но, оказалось, что находиться в поиске, в ожидании, в нетерпеливом предвкушении – это тоже своего рода удовольствие.

Она заметила его сразу – неправдоподобно красив. Будто вырезали его из глянцевой обложки и оживили неуемной энергией девичьих грез. Тут тебе и рост почти великанский, и стать, и размах плеч, и пленительная узость бедер, и властный серый взгляд, и чувственный толстогубый рот, и длинные пшеничные волосы, будто заласканные солнцем. Он сидел со своими друзьями, которые все тоже были красавцы, очень обыденно пил пиво, ел чесночные гренки и крылышки баффало.

– Разве боги пьют пиво и едят всю эту плебейскую ерунду? – подумала Саша. Она глаз отвести не могла от этого мужчины. Точнее мальчика, ибо был он невыносимо молод. Невыносимо для нее, Саши. И молодость его, и красота эта неземная делали этого мужчину совершенно для нее недоступным. Но ведь никто не запрещает ей на него смотреть. Неприлично, неотрывно. Да, пусть! Какая разница, что о ней подумает он сам, и все остальные. Смотреть на него, пялиться, это же все равно, что на бесценную греческую статую в музее глазеть – можно только любоваться, но не обладать. И не одна Саша им любовалась. Все на него посматривали, и женщины, и мужчины. Кто с завистью, кто с вожделением. Саше даже подумалось, что если бы можно было и в самом деле стрелять глазками, он бы был изрешечен. Места бы живого не осталось. Хорошо, что это выражение всего лишь метафора. А как, должно быть, забавно выглядел бы процесс пожирания глазами, реальный, а не метафорический. Саша рассмеялась своим мыслям.

И тут этот невозможный красавец осматривается и неожиданно останавливает взгляд на ней, Саше. Он ей даже игриво подмигнул. И это ей не привиделось. Она готова поклясться. Саша кокетливо улыбается в ответ и стыдливо опускает глаза, а когда поднимает, красавчик уже идет к ней.

– Ты ведь не против? – спрашивает он у Саши и, не дожидаясь ответа, плюхается на соседний стул, а на стол водружает свой бокал с пивом. – Андрей, – он протягивает руку для рукопожатия, тут же ее отдергивает, виновато улыбается, обтирает ладонь об джинсы и заново протягивает руку.

– Саша, – она пожимает протянутую ей руку и отмечает ее твердую гладкость и силу.

– А ты клевая, – заявляет он.

В последующий час он допил свое пиво, заказал еще себе и Саше, раза два, будто бы случайно, погладил ее коленку, потом раза три уже облапал совсем не случайно, раз пять ее обнял, два раза поцеловал в щеку, потом в шею, а потом уже и в губы. Саша не возражала. Она не верила своему счастью. Девицы за всеми окрестными столиками истекали ядом зависти. Говорил Андрей мало.

И вот он расплачивается за свое пиво, за Сашино пиво, встает, надевает свою богемную дубленку в стиле семидесятых, помогает одеться Саше и властно приказывает: пошли!

Она не знала, куда ее везут – в такси Саша и Андрей запойно целовались.

Он овладел ею прямо у порога. Перед тем, как наброситься на нее, он шепчет:

– Я сейчас взорвусь. Ты такая секси, детка!

– Ну, вот я и распутничаю, и, кажется, мне это нравится, – думает Саша.

Второй раунд любовной схватки происходит уже на разложенном диване. Постельное белье откровенно несвежее. Саша с трудом подавляет в себе чувство брезгливости. Ей все мерещатся чужие волосы, запахи чужих тел и чужих духов. Вскоре накрытая упругой тяжестью совершенного загорелого мужчины, она перестает об этом думать.

Вспомнила часа через полтора, когда Андрей уже безмятежно спал. Саша не спала. Она уже привыкла спать одна. Тут-то ее и настигли снова эти чужие волосы и чужие запахи. Захотелось сбежать домой, в свою уютную спальню с чистыми шелковыми простынями. Оказывается, простые люди вроде нее, Саши, обитают в красивых просторных квартирах, а прекрасные языческие боги в убогих, пыльных халупах со старой мебелью и ободранными, линялыми обоями. Хотя богам, наверное, все равно, где жить, у них, наверное, какие-то другие радости и приоритеты.

Саша смотрела на спящего любовника и улыбалась: как же он великолепен. Вот только повторится ли эта ночь? Что-то Саше подсказывало, что эта ночь была первой и последней. Он любвеобильный языческий бог, он любит мгновение, а затем устремляется покорять новую красавицу. Почему он выбрал ее? Может быть, она не так уж и стара, как ей казалось? Может быть, она все еще хороша и привлекательна? Наверное, так и есть. С этой счастливой мыслью Саша и заснула.

– Вставай, детка, вставай! – Андрей тряс Сашу за плечо. – Тебе пора.

Она открыла глаза, увидела продавленный диван, несколько помятого Аполлона, поняла, что этот Аполлон ее довольно настойчиво выпроваживает и, судя по всему, даже имени ее не помнит. Она почувствовала себя трехрублевой блядью, которая отдалась неизвестно кому за две бутылки пива.

– Да, да, конечно, я сейчас, – забормотала Саша, – прикрылась одеялом и принялась озираться в поисках своей одежды.

– Ну, ты, это, не спеши, – отозвался Андрей, – кофе пошли пить, – он протянул ей платье. – Голая ты выглядишь даже лучше, чем в одежде, но холодно тут. Хотя ты такая горячая, что, может, и не замерзнешь, – он хохотнул как-то неприлично. – Я бы с тобой еще это… Ну, ты понимаешь, только улетаю я сегодня. Он взглянул на часы, назойливо тикавшие над диваном. – Хотя успеем еще. В душ только сбегай по-быстрому.

Саша почему-то снова ему подчинилась.

Позже они сидели в маленькой кухне, заваленной грязной посудой и пустыми бутылками от пива и рома. Пили растворимый кофе без сахара из чашек, покрытых коричневым налетом. Андрей удовлетворенно молчал, а Саша все хотела задать вопрос, да все не решалась. И вот, когда в ее в чашке осталось два глотка остывшего кофе, а Андрей стал украдкой поглядывать на настенные часы, советских времен, Саша все – таки спросила, чуть-чуть покраснев:

– А почему ты выбрал меня?

– В смысле?

– В баре же было полно молодых красивых девчонок, а ты подошел ко мне. Почему?

– Ты же, это, тоже молодая и красивая. Понравилась, вот и подошел. Че-то я тебя не догоняю. Че за странные вопросы?

– Я тебе правда понравилась? – Саша искреннее удивилась.

– Ну, ты, мать, это, даешь! А че б я тебя сюда притащил, если бы у меня на тебя не вставало? Ты, это, горячая штучка. Я таких с первого взгляда определяю.

– Ты считаешь меня шлюхой? – Сашины глаза начали наполняться слезами.

– Это, детка, не люблю я таких разговоров. Странная ты какая-то. Ты не шлюха, ты, как эта, целка, которая отдалась на первом свиданье из любопытства, а потом думает: «Ё-моё, че я натворила-то». Ты, это, слезы-то не лей. Нормально все. Ты же, это, не дура? – Саша кивнула, хотя и не была в этом уверена. – Ты ведь, это, не думаешь, что я на тебе жениться собрался? – Саша отрицательно помотала головой. Она точно так не думала. – Вот и молодец. Детка, ты, это, извини, но мне собираться надо. У меня самолет скоро. И, это, я пока шмотье буду в чемодан кидать, ты, это, посуду помой… Пожалуйста. – Добавил он после некоторого раздумья. – Ну, это, я не заставляю. Если не трудно тебе. Детка, – он страстно поцеловал Сашу в губы.

Она покорно встала к мойке. Сама не понимала, почему она его постоянно слушается. Что у него за власть над ней? Притягательность совершенства? Хотя какое он совершенство. Пожалуй, если бы у них завязались отношения, уже на третьем свидании ей стало бы с ним невыносимо скучно. Жаль, что третьего свидания не будет. Впрочем, и второго тоже.

– А куда ты уезжаешь? – крикнула Саша, намыливая тарелку древней полуистлевшей губкой – моющего средства для посуды в этой холостяцкой норе не водилось.

– За волной! – отозвался Андрей из комнаты.

– За какой волной?

– Ну, это, за обыкновенной морской волной, – Андрей появился в дверях кухни, сжимая в руках скомканные джинсы.

– Извини, я не понимаю, куда можно ездить за волной?

– Зимой мы ездим, это, во Вьетнам.

– Кто вы?

– Как, кто? Кайтеры.

– Кто такие кайтеры?

– Ты, детка, на самом деле дура или прикидываешься? – Андрей смотрел на нее с детским удивлением.

– Видимо, на самом деле дура, извини, но я не знаю, кто такие кайтеры.

– Сейчас, – он скрылся в комнате. Появился через минуту с ноутбуком. – Ты, это, бросай пока посуду. Иди смотреть.

Бирюзовый океан, истекая пеной, неистово бьется о берег. Песок слепит белизной, воспетой рекламными роликами о райской жизни. А над всем этим в голубом небе реют сотни цветных полумесяцев.

– Что это? – спросила Саша, заворожено рассматривая фотографию.

– Это оно и есть. Кайты!

Саша обернулась к Андрею и замерла от восхищения – как он был прекрасен! Таких сияющих счастьем глаз она не видела никогда. Ей захотелось испытать нечто подобное – абсолютное счастье! Она металась по Москве в поисках удовольствий, но пока ей не удалось найти ничего такого, от чего бы загорелись ее глаза. Да уж, если честно, ничего ее в последнее время не радовало. Даже недавние постельные утехи с этим синеоким красавцем. Все ее блуждания за ускользающей радостью были просто попыткой выжить. Когда же она научится жить? Просто жить. И просто радоваться жизни.

– Кайты! – прошептала она. – Это так красиво! Это такая доска с парашютом, да?

– Глупая ты. Это не доска с парашютом. Это смысл.

– Смысл?

– Ну да, смысл. Понимаешь, когда ты, это, летишь над волной, ты свободен! Это кайф! Да ты даже не представляешь, какой это кайф! – он блаженно улыбнулся. – Так, детка, я должен собираться, а то еще на самолет опоздаю. Тогда мое существование, пожалуй, утратит всякий смысл, – он рванулся в комнату.

– Это он сейчас сказал? – подумала Саша. – Он умеет так разговаривать? Кто он? Может быть, и в самом деле бог? Только он не Зевс. Нет. И даже не Аполлон. Он Двуликий Янус. Вот он кто. Кажется, я влюбляюсь. А сегодня он улетит в свой Вьетнам за своей волной, а я останусь в Москве с разбитым в очередной раз сердцем. Это я так подумала? О, господи, я мыслю как сентиментальная кухарка, которой так и не дали поуправлять государством.

Она домыла посуду, собрала пустые бутылки в пакеты. Даже подмела пол на кухне облезлым веником, который обнаружила в углу среди прочего хлама. Дома она уже давно не совершала таких трудовых подвигов – у Саши была приходящая помощница по хозяйству.

Андрей метался по комнате и закидывал в огромный чемодан какие-то вещи.

– Ты надолго уезжаешь? – спросила Саша, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

– В марте вернусь. Мы там зимуем. Ты, это, если хочешь, бросай все и приезжай к нам. Там клево. На вот, держи, – он сунул Саше в руки какой-то клочок бумаги. Это была изрядно помятая визитка. – Там все мои контакты. Надумаешь приехать, звони, пиши. Я тебя на кайте научу гонять. Бесплатно. Потому что ты, это, хорошая девчонка. Только это, ты должна знать, если на кайт один раз встанешь, и если тебе понравится, больше уже не слезешь. Это навсегда. Ты должна это знать.

– Я подумаю, – пробормотала Саша и положила мятую визитку в кармашек сумки. Всерьез ли он ее зовет? Что вообще может означать это приглашение. Наверное, ничего. Пустая болтовня. – А ты разве не работаешь? Откуда у тебя деньги на поездку во Вьетнам? Как можно уехать из Москвы на целых четыре месяца? – вопросы сыпались из нее как пулеметная очередь.

– Хату эту сдаю и еду. Там, это, дешево все. Только на перелет надо наскрести. Там я работаю. У нас школа кайта. И тут работаю. Барменом. На жизнь хватает.

– А ты не хочешь отремонтировать эту квартиру или купить новую, сделать карьеру?

– Не-а, – он застыл, сжимая в руках охапку носков, смотрел на Сашу удивленно. – А зачем?

– Как зачем? Все люди стремятся к успеху, к материальному достатку, хотят заработать много денег.

– Ни фига не все. Некоторые просто летят на волне. Детка, все твои деньги и карьера это пустышка. Ты счастлива, что ли со своими деньгами? Счастливые телки не идут трахаться с первым попавшимся кобелем. Только, эти, бляди, и одинокие, несчастные бабы. На блядь ты, это, не похожа. Значит, несчастная, одинокая баба. Слушай, бросай все, поехали с нами.

– А ты от избытка счастья, что ли, снимаешь баб по барам? – Саша готова была разреветься.

– У меня либо волна, либо семья. Так не выходит, чтобы было и то, и другое, – ответил Андрей как-то слишком серьезно. – Семья у меня была. И, это, мне не понравилось. Тесно, душно и больно. А волна… – Глаза его снова загорелись пронзительно-синим огнем. – А волна это кайф! Самое клеевое на свете – это скорость, ветер, полет! Ты даже представить себе не можешь, что это такое! Как такое может сравниться с какими-то там деньгами? Хватает на поездку, а больше-то и не надо. На что они, деньги? Ты вот чем занимаешься?

– У меня сеть салонов красоты.

– И на что они тебе?

– Это мой бизнес. Это дело моей жизни.

– А что у тебя есть кроме работы?

– Ничего, – неожиданно для себя призналась Саша. Действительно, что у нее есть, кроме работы? Одиночество да тоска.

– Иногда, это, надо от чего-то отказаться, чтобы получить то, что тебе на самом деле нужно. Бросай ты к чертовой матери свой бизнес! Лови волну! Ты же замороченная на своей работе! А ты попробуй получать кайф от жизни.

– Я не могу бросить свой бизнес. Он мне слишком дорого обошелся. Я своим детством расплатилась за него.

– Это как?

– Долго рассказывать. Тебе собираться нужно, – Саша кинулась к двери.

Он догнал ее.

– А ты хоть на месяц к нам приезжай. Может, это, твой бизнес и без тебя обойдется. Рискни. Я б в тебя, того, влюбился бы даже, но я не умею. Я волну люблю. Но ты хорошая девчонка. Я добра тебе желаю. Приезжай. Я буду ждать.

Он долго целовал ее в подъезде. Они все не могли оторваться друг от друга.

– Время, – наконец, сказал он. – Пиши мне.

Разомкнул объятья и закрыл за Сашей дверь.

Вечером Саше уже казалось, что этот златокудрый синеокий простодушный бог, гоняющийся за волной, ей просто приснился. Кто же поверит, что такие люди могут существовать на самом деле. Они живут лишь в мифах, фантазиях и снах. На Сашиной шее алел засос. На комоде в спальне лежала мятая визитка. У бога было имя, фамилия, телефон и электронный адрес. Значит, божество это было всего лишь человеком, хоть и не вполне обычным. А может, и в самом деле, во Вьетнам?

Той ночью Саша спала спокойно. Ей снилось бирюзовое море и яркие полумесяцы в голубом небе. Она улыбалась.

Москва. Съемная квартира Саши. Девять лет назад

Около восьми вечера в Сашину дверь позвонили. Она никого не ждала. Посмотрела в глазок. В подъезде было темно. Она никого не увидела.

– Кто там? – спросила Саша из-за двери. Ей никто не ответил. Она снова спросила, погромче. Какое-то шуршание. И тишина. Она отошла от двери. Подумала, что кто-то балуется. Мало ли хулиганов. И снова звонок. – Кто там? – крикнула девушка уже раздраженно и несколько испуганно.

– Саша, это твой отец. – Послышалось из-за двери.

Она сползла по косяку. Поднялась. Вдохнула. Выдохнула. Открыла дверь…

Отца своего Саша не помнила. Можно даже сказать, не знала. Всплывали иногда в ее памяти смутные картинки: вот он сидит у ее кроватки и читает «Мойдодыра». Лицо его было неопределенно и расплывчато, но Саша точно помнит, что читал он именно «Мойдодыра».

 
Вдруг из маминой из спальни
Хромоногий и кривой
Выбегает умывальник
И качает головой…
 

Вот он качает Сашу на ноге и утверждает, что она скачет на лошадке.

Вот, собственно, и все.

Он ушел, когда Саше было три года. Ей пришлось расти среди постоянно сменяющихся маминых ухажеров, среди маминых депрессий, истерик, болезней и угроз самоубийства. Ей пришлось расти в бедности. Она вынуждена была очень рано повзрослеть. Когда она была еще подростком, иногда смотрела на свою рыдающую, немного пьяненькую мать, и не понимала, кто из них мать, а кто дочь. Она себя считала матерью этой беспомощной, хрупенькой, немолодой девочки. Саше пришлось стать ей поддержкой и опорой. Мать всю жизнь провела в поисках настоящей любви. Она жаждала любви, но ей не везло. Ей встречались одни лишь негодяи и подонки, которые были рядом с ней довольно непродолжительное время, а потом исчезали бесследно. Сашина мать бурно горевала, а затем устремлялась на поиски новой большой любви.

Саше пришлось самой зарабатывать деньги с четырнадцати лет. Хорошего образования она так и не получила. Ей казалось, что нормального детства у нее и не было. Саша была уверена, что детство у нее украли. Кто? Мать обвиняла во всех своих несчастьях отца. Саша считала, что детство у нее украл тоже он. Она привыкла ненавидеть своего отца. Отца, которого она совсем не знала. И вот он стоит у нее на пороге.

Это был высокий, изможденный, высохший мужчина. Рано постаревший. Мать, несмотря на свои вечные несчастья, выглядела значительно лучше. Значительно моложе. У него были большие, печальные карие глаза. Ее глаза. Такие же, только совсем потухшие. У Саши дух захватило от этого странного ощущения: она будто бы смотрела сейчас в свои собственные глаза.

– Здравствуй, дочка, – произнес мужчина сдавленным голосом. Он шагнул к ней и сделал еле уловимое движение, будто хотел обнять ее, Саша отшатнулась. Он беспомощно опустил руки. – Можно мне войти?

Саша посторонилась. Он вошел, снял ботинки и замер в нерешительности.

– Проходите на кухню, – она не могла называть этого совсем чужого мужчину на «ты». Ей не хотелось, чтобы этот чужой мужчина вторгался в ее жизнь. Она сейчас жалела, что открыла ему дверь.

Он сел на колченогий стул с сильно потертой гобеленовой обивкой. Только тут Саша заметила, что отец одет в роскошный костюм. Несмотря на свой болезненный вид, мужчина смотрелся на убогой Сашиной кухне нелепо. Слишком элегантен для нее. Саше стало стыдно за свое съемное жилище. Но другого она себе позволить не могла. Тут же вспомнила, что если бы этот человек когда-то не бросил их с матерью, то, возможно, она жила бы теперь в совсем другой квартире. Она давно уже не злилась на отца, потому что она о нем давно не вспоминала, но тут старая обида накрыла ее.

– Что вам угодно, сэр? – спросила она с легким полупоклоном и ядовитой улыбкой на губах. Она так и не села на второй стул, а осталась стоять, прислонившись к стене. Руки ее были скрещены.

– Я пришел вернуть долг, дочка, – голос по-прежнему сдавленный. – И попросить прощения.

– Вы мне ничего не должны. И простить я вас вряд ли смогу. Так что, извините, но ничем не могу помочь.

Он посмотрел ей в глаза с такой тоской, что она чуть не зарыдала от жалости к этому человеку.

– Да, ты права, мне нет прощения. Я тебя понимаю. Можешь меня не прощать, но позволь хотя бы вернуть долг.

– О каком долге идет речь? – жалость улетучилась, вернулась язвительность.

– Об отцовском, дочка.

– О! Это ж, какой должок-то накопился за двадцать пять лет! Плюс пени, плюс проценты. Как расплачиваться будете?

– К сожалению, у меня уже нет времени, чтобы расплатиться с тобой любовью и вниманием, поэтому я хочу отдать долг хотя бы деньгами. Я скоро умру, дочка.

Саша опустилась на стул.

– С чего ты это взял?

– Диагноз, вещь убедительная. Рак, – он ухмыльнулся.

– И ничего уже нельзя сделать?

– Врачи говорят, поздно.

– Почему ты не пришел раньше?

– Как я мог к тебе придти? Давно хотел, да смелости не хватало. А теперь уж тянуть дальше некуда – пора отдавать долги и подводить итоги.

– Мне ничего не нужно… Папа, – как, оказывается, сложно произносить это слово. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Можно, девочка: умереть спокойно. Единственное, чего я сейчас хочу, умереть спокойно. Ты права. Ты вполне справедливо ненавидишь меня, я поступил тогда… Да, наверное, я поступил, как подонок. Хотя… Мне кажется, что человек не обязан жить с женщиной, которую он не любит. Я не жалею, что ушел. Мне было плохо с твоей мамой. Но ты… Того, что я с тобой не общался, простить себе не могу.

– А почему ты со мной не общался?

– Я сначала воевал с твоей матерью из-за тебя. Сколько скандалов было! Я у подъезда вашего часами стоял, тебя караулил. А они, мать твоя и бабушка, не разрешали мне с тобой видеться. А потом я уехал. Когда возвращался в ваш город, звонил твоей матери, но она так меня к тебе и не пустила. Говорила, что у девочки теперь новый отец и лучше бы ей вообще не знать о моем существовании… Я же не железный, я устал бороться, сдался… Я больше не искал встреч с тобой. А потом у меня родились другие дети… Я знаю, что я виноват, знаю, что меня сложно простить, дочка…

– А алименты? Мы ведь жили в беспросветной нищете.

– Твоя мать так же как ты сейчас говорила: мне ничего не от тебя не нужно. Несколько раз швыряла мне деньги в лицо. Я тогда решил, что буду откладывать для тебя деньги, и когда ты вырастешь, передам тебе сразу большую сумму, и ты сможешь купить то, что тебе нужно. Думаю, этот момент настал, – он достал из кармана кредитную карточку, – вот, это тебе, – он положил карточку на стул и пододвинул к Саше.

– Спасибо, папа, но не нужно, я уже привыкла рассчитывать только на себя.

– Я умилен твоей порядочностью, дочка, но, поверь мне, глупо отказываться от денег. Тем более что эти деньги причитаются тебе по праву. Это твои алименты… С процентами, разумеется и с компенсацией морального вреда, – произнес мужчина с усмешкой. Саша поняла, что отец у нее весьма саркастичен. Возможно, он очень интересный человек. Жаль, что его не было рядом все эти годы. Она и сама не знала, почему отказывалась от денег. Отец был прав. И деньги были ей нужны. Наверное, это та же нелепая гордость, которая заставляла мать швырять деньги в лицо ее отцу. Других причин, вроде бы, не было.

– Нет, я не могу взять эти деньги, – сказала Саша твердо.

– Где ты работаешь?

– В салоне красоты. Я парикмахер.

– Это то, о чем ты мечтала?

– Я не хотела бы рассказывать тебе о своих мечтах. По сути, мы чужие друг другу люди.

– К сожалению, у нас практически нет времени, чтобы узнать друг друга поближе. У тебя какие-то секретные мечты, которые нельзя предавать общественной огласке? Преступные или извращенные? – отец рассмеялся. Саша подумала, что он, со своей иронией и чувством юмора, скорее всего, действительно, был не парой ее слезливой, вечно несчастненькой матери.

– Я мечтаю заработать денег и открыть свой салон красоты, – сдалась Саша. – Я уже все придумала. Я даже конкурентные преимущества и изюминки своего будущего салона знаю. Я уже и бизнес-план составила. У меня есть все, кроме денег.

– Какая же ты чудачка, Саша, – отец снова рассмеялся. – У тебя есть деньги, вот они, – он указал на карточку. – Ты будешь идиоткой, если их не возьмешь. Но я уверен, что моя дочь, умная девочка. Бери! – Саша отрицательно замотала головой, но уже не так уверенно. – Упрямица! Вся в меня! Ну, что ж, последний аргумент, – он вздохнул. – Саша, я виноват перед тобой, но я вижу, что ты добрая девочка. Возьми деньги, дай мне умереть спокойно. Не хочу я, чтобы на смертном одре меня мучила совесть из-за того, что я так для тебя ничего и не сделал. Будь милосердна, дочка!

– Хорошо, – ответила Саша после нескольких секунд раздумий.

Они засиделись в тот вечер на кухне до глубокой ночи.

Несколько месяцев Саша жила надеждой, что отец все-таки победит болезнь и останется жить. Она только что обрела отца. Он не должен умереть. Саша сначала навещала его в больнице, потом дома. Она даже подружилась с новой женой отца. Ему становилось все хуже, а она все ждала чуда. Чуда не произошло…

Через полгода после смерти отца Саша открыла свой первый салон и стала обладательницей трехкомнатной московской квартиры – отец оставил ей хорошее наследство. Расплатился за украденное у дочери детство. Хотя сама дочь уже искренне считала, что ни в чем он перед ней виноват не был. Отец умер спокойно, раздав все долги, окруженный детьми и маленькими внуками.

Мать Саши так и не смогла его простить. Его благородство, разрушающее образ подлеца и негодяя, лишь еще больше ее разозлило.

– Как был козлом, так и остался, – сказала она старинной подружке Машеньке, – никакое это не благородство, не может стать подлец порядочным человеком. Денег он дал своей брошенной дочери! Хммм… Да грехи свои замаливал перед смертью, старый распутник. В рай хотел въехать. О душе своей задумался. Вот и все его хваленое благородство. Всех обманул, но меня-то не обманешь…