Текст книги "Женщины-легенды. Сильный слабый пол"
Автор книги: Ольга Соломатина
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Схожую точку зрения развивает канадская исследовательница Деклан О’Брайен. Она доказывает, что «идеология мужского превосходства находит свое оправдание и обоснование не в конкретных сексуальных отношениях, а в глобальном процессе человеческого воспроизводства». Это воспроизводство – в интересах рода. И первичное разделение труда, утверждающее патриархатный уклад, тоже совершается в интересах рода. Мужчины и женщины, в ту пору существа родовые, не имевшие представления о своей личной, индивидуальной судьбе, подчинялись его предписаниям.
Подчеркнем, что ни одна из вышеприведенных точек зрения на характер гендерных отношений в доисторическую эпоху не получила окончательного признания. Очевидно другое. С началом так называемого исторического времени – примерно 5–7 тыс. лет тому назад, – в момент, когда возник тот тип общественной организации, который социологи определяют как «традиционное» общество, патриархат стал узаконенной системой отношений между мужчинами и женщинами. Отметим еще раз: разделение труда между ними выстроено по принципу взаимодополняемости, но взаимодополняемости совсем не равноценных ролей. Мужчине отдан на откуп внешний мир, культура, творчество, притязания на господство. Женщине – дом, но и в доме она – существо подчиненное. Иерар хия мужской и женской ролей фиксируется совершенно четко: он – субъект властных отношений, она – объект его власти. Такие отношения определяются социологами как субъект-объектные, статусно неравные.
Как справедливо отмечает Риан Айслер, выстроенные таким образом гендерные отношения – самые фундаментальные из всех человеческих отношений, их матрица, «глубочайшим образом воздействуют на все наши институты… на направление культурной эволюции». Авторитет мужской силы, право силы, утвердившиеся в гендерных отношениях, превращаются в основание всех известных человечеству авторитарных режимов – власти вождей рода, «отцов» народов, монархов, диктаторов. И пока гендерное неравенство сохраняется, существует и потенциальная возможность существования власти авторитарного типа.
Такая авторитарная власть опирается не только на аппарат физического принуждения и грубого насилия. Она использует и более тонкие методы воздействия на сознание людей, заведомо предотвращая их недовольство и заставляя их бессознательно следовать определенным предписаниям, принимать конкретные роли в существующем порядке вещей. Это методы культурного воздействия, формирования стереотипов должного социального поведения, методы социализации, воспитания, идеологической обработки сознания с помощью языка, культурных образцов. Такие методы надежно оберегают власть имущих – в данном случае мужчин – от бунта подчиненных – то есть женщин.
Самый типичный, на поверхности лежащий пример – нормы языка. Скажем, практически во всех европейских языках понятие «мужчина» равнозначно понятиям «муж» и «человек». Понятие «женщина» тянет лишь на значение «жена» и не является синонимом слова «человек». Это значит, что он – муж, полноценный представитель человеческого рода. Она же – его жена, и больше ничего, никаких дополнительных характеристик. То есть женщина – лицо социально не значимое, не включенное в человеческое общество. Она – простое дополнение, приложение к мужу, мужчине. Таким образом нормы языка фиксируют патриархатную установку на мужскую власть – вплоть до физического владения, обладания женщиной.
Историки пишут, что на начальных этапах традиционного общества, особенно в условиях рабовладения, жена была «рабой мужчины – главы семьи, который владел женщиной на правах частной собственности и мог поступать с нею так же, как он поступал с любой принадлежащей ему вещью». В некоторые периоды истории Древнего Рима муж имел право на жизнь и смерть своей жены. Жену, презревшую супружескую верность, могли до смерти забить палками и камнями, бросить в цирке на растерзание зверям. Такое отношение к женской неверности и сейчас нередко встречается в мусульманском мире.
Культурные стереотипы традиционного общества со своей стороны закрепляют строгую иерархию в отношениях между полами. Идеальной формулой гендерного неравенства можно считать знаменитую сентенцию того времени: «Жена да убоится мужа своего». Убоится – значит подчинится, согласится с его властью.
В мифах исторического времени мужское и женское – два противоположных начала: первое – основное, положительное, активное; второе – производное, пассивное. Женщина в них – олицетворение хаоса, ночи: слышит и понимает голоса ветра, деревьев, трав. Сивилла, Пифия – прорицательница, медиум, гадалка.
Именитые философы подлили своего «масла» в этот огонь гендерной розни. Пифагор, например, уверенно заявлял: «Существует положительный принцип, который создал порядок, свет, мужчину, и отрицательный принцип, который создал хаос, сумерки и женщину». Аристотель, в свою очередь, говорил: «Женщина – это самка в силу определенного недостатка качеств… женский характер страдает от природной ущербности… женщина есть только материал, принцип движения обеспечен другим, мужским началом, лучшим, божественным».
Ветхий Завет предлагал мужчине возносить такую молитву: «Благословен Господь Бог, не сотворивший меня женщиной». Его жене предназначались другие слова: «Благословен Господь, сотворивший меня по своей воле». Мудрец Платон, воскресивший древнейшую легенду об андрогине и разъяснявший смысл мифа о тайне пола, благодарил богов за то, что они даровали ему свободу, а не рабство, создали мужчиной, а не женщиной.
Вариация на эту тему содержится в мифе о Лилит, которая связана с историей о сотворении мира. Лилит – это одна из наиболее злобных и коварных мифологических персонажей, в своем происхождении восходящая к Богине-Матери. Сотворенная, как и Адам, из праха земного, она считалась праматерью рода человеческого. Но вместо этого она стала покровительницей суккубов – существ, нападающих во время сна на мужчин и соблазняющих их, высасывающих из их плоти все жизненные соки. Верили также, что Лилит охотится за новорожденными младенцами. Предпочтения она отдавала мальчикам, не достигшим восьмилетнего возраста, хотя часто в число жертв попадали и девочки в первые недели жизни.
В древних иудейских легендах сообщалось, что Лилит была сотворена раньше Евы, чтобы стать супругой Адама и его помощницей в райском саду. Однако ее своеволие и упрямство сделали невозможным их мирное сосуществование. Она ожесточенно сопротивлялась любой попытке Адама подчинить ее своей власти, да к тому же отказывалась ложиться перед ним, чтобы исполнить супружеские обязанности. В конце концов Лилит сбежала из эдема, преследуемая тремя ангелами. Ангелам удалось проследить ее путь до самого Красного моря, где они обнаружили Лилит в тот момент, когда она метала икру, производя на свет демонов. Лилит никогда уже не возвращалась в эдем. Вместо этого она решила отправиться в странствия по земле в окружении демонов.
Чтобы защититься от ночных визитов Лилит, в семьях с маленькими детьми принято было очерчивать вокруг кроваток младенцев магический круг – обычай, и поныне сохранившийся в некоторых частях земного шара. А чтобы совсем обезопасить себя от столь страшной угрозы нашествия, хозяева на входной двери своего дома писали имена трех ангелов – преследователей Лилит.
Далеко не всегда созданный семитами образ богини имел столь неприглядные черты характера, как у Лилит. Подчас миф трансформировался, приобретая некоторую мягкость, и становился более утонченным: появлялся герой, олицетворяющий мужское начало. В разных легендах можно встретить образ брата, сына, мужа и возлюбленного Великой Матери. Примером типичной мифологической фигуры может послужить вавилонский бог плодородия Таммуз, сын и супруг богини Иштар. Он был непосредственно связан с возделыванием хлебных злаков и, согласно естественному круговороту, постепенно терял силы, каждый год умирая после сбора урожая и вновь возрождаясь с помощью богини. Ежегодные празднества в честь Таммуза знаменовали собой начало и завершение земледельческого цикла, символически воспроизводя смерть и возрождение бога. Его взаимодействия с богиней подтверждают связь Великой Матери с природой и возрождением даже тогда, когда она – что случалось более часто – изображалась роковой личностью.
Темным сторонам ее натуры придавалось особое значение в Греции, куда культ Богини-Матери пришел от культур Кипра и Крита. Какое-то время женское божество занимало главенствующее положение в догомеровской мифологии. Однако эта богиня не являла собой образ матери, дарующей жизнь, которой поклонялись в древней Месопотамии. Напротив, она олицетворяла нечто мрачное и зловещее. Ее супруга изображали в виде змея, а в дни торжеств в жертву ей приносили поросят, которых закалывали в чаще лесов. Таким, как она, духам поклонялись в надежде, что они уйдут прочь, не причинив никому вреда. За немногими известными исключениями, такими как Афродита и Афина, женоподобные божества гомеровской мифологии воплощали самые дурные, страшные черты натуры и порочные деяния. Такие представления отразились в умах европейцев более позднего периода в мифе о ведьме. Однако переход от поклонения богине, олицетворявшей в равной мере жизнь и смерть, к почитанию той, в ком все светлое затмевают порок и ненависть, происходил постепенно и никогда не был полностью завершен.
Римляне, заимствовав немало греческих божеств, создавая весьма сложную и запутанную мифологию, придумали светловолосую волшебницу Цирцею, дочь Гелиоса – бога солнца. Цирцея является одним из достаточно полно описанных в классической мифологии прототипов чародейки. Обладающая магической властью богиня заняла центральное место в «Одиссее» Гомера – хронике злосчастного путешествия Одиссея, возвращавшегося домой с Троянской войны. Сосланная на остров Эею в наказание за отравление своего мужа, правителя сарматов, Цирцея проводила дни за пением и ткачеством в прекрасном мраморном дворце, окруженном густыми лесами.
Одиссей, высадившись на остров, выслал на разведку отряд под предводительством своего друга Эврилоха. Собравшиеся в отряд спутники Одиссея отправились в глубь острова, и вскоре до их уха донеслись чарующие звуки пения Цирцеи, увлекшие их к мраморному дворцу, где обитала волшебница. По дороге спутников обступили безмолвно выскользнувшие из лесной части тигры, львы и волки. Люди Эврилоха, хотя и достаточно вооруженные, с облегчением вздохнули, обнаружив, что дикие звери необычайно ласковы и вовсе не собираются нападать. Эврилох и не подозревал, что все эти животные прежде были матросами, которых Цирцея заманила и, используя колдовские чары, обратила в зверей, сохранивших лишь некоторые человеческие черты. Эврилох и его спутники, по пятам сопровождаемые человеко-зверьми, приблизились ко дворцу и сразу же были очарованы льющимися звуками пленительной музыки. Вскоре перед ними появилась Цирцея и пригласила пройти внутрь дворца, чтобы принять участие в праздничном пиршестве. С удовольствием последовали за ней друзья Эврилоха, отказался лишь он один, видимо, почувствовав ловушку.
Во дворце Цирцея усадила гостей за стол и стала потчевать их блюдами из сыра и ячменя с вином и медом. Все с большим аппетитом поглощали поданные яства, даже не подозревая, что волшебница добавила в вино «щепотку предательства» – приготовленное ею сильнодействующее снадобье. Как только они пригубили зелье, так сразу же стали беспомощнее младенцев, не способных сопротивляться магической власти хозяйки. Цирцея, проходя вокруг стола, принялась касаться каждого своим волшебным жезлом, и матросы один за другим немедленно превращались в свиней. Затем Цирцея заперла новых пленников в хлеву, бросив им в пищу желудей и немного грубого корма.
Узнав о несчастье, постигшем его товарищей, Эврилох поспешил вернуться на корабль, чтобы сообщить Одиссею о приключившемся на острове странном событии. И только благодаря силе магической травы – ему посчастливилось добыть побег легендарного растения моли – отважному воину удалось избежать опасности, таившейся в предательском поступке, жертвой которого стала его команда.
Когда Цирцея поняла, что ее чары не имеют над Одиссеем власти, она согласилась отпустить его товарищей и вернуть им прежний облик. Прошло время, и богиня, полюбившая Одиссея, в конце концов помогла ему, предоставив все необходимое для завершения его путешествия и возвращения домой.
В легенде о Медее, племяннице Цирцеи, развивается похожий сюжет с гораздо менее счастливой развязкой. В конце ее Медея является истинным воплощением зла в образе волшебницы, сея разрушения и мстя всем, кто осмелился встать на ее пути.
Медея – дочь правителя Колхиды – поссорилась с отцом из-за любви к Ясону, путешественнику и искателю приключений. Капитан корабля «Арго», возглавлявший своих спутников – аргонавтов, Ясон уже приближался к концу длительных и трудных поисков золотого руна – мифического сокровища, похищенного с крылатого овна бога Гермеса. Бесценным даром оказалась для Ясона преданность Медеи, отец которой ставил на пути каждого, кто надеялся завладеть золотым руном, ряд практически невыполнимых задач.
Чтобы завоевать трофей, Ясону нужно было сначала силой впрячь в ярмо огнедышащих быков и вспахать огромное поле. Затем вручную засеять поле зубами волшебного дракона и ждать, когда из них вырастут воины, чтобы убить их как врагов. Лишь при условии, что Ясон выдержит все испытания, ему позволили бы взять золотое руно, опять же, если он сумеет увести его из-под бдительного ока ужасного дракона.
Ясон, узнав, что Медея наделена магическими силами, обратился к ней за помощью, пообещав в награду сделать ее своей невестой. Медея с радостью согласилась. Рассказав Ясону о подстерегающих его опасностях, она дала ему волшебную мазь из растений, выросших из крови Прометея – носителя огня, – чтобы натер он мазью тело и на один день стал непобедимым.
Наутро, когда царь и горожане расположились на склоне холма, чтобы наблюдать за сражением, Ясон вышел в открытое поле и встал перед своими первыми противниками – свирепыми быками. Струи пламени вырывались из ноздрей разъяренных животных, выжигая траву под их ногами. Лишь только Ясон приблизился к быкам, как те с ревом бросились на него, и земля содрогнулась под их копытами. Защищенный магической силой снадобья Медеи, со спокойной уверенностью встретил Ясон яростное нападение быков и повалил животных на землю. Криками радости приветствовали друзья Ясона своего предводителя, когда ему удалось надеть ярмо на головы быков. Под изумленным взглядом наблюдавшего за ним царя Ясон принялся, как было велено, вспахивать поле битвы.
Выполнив первое задание, Ясон засеял зубами дракона вспаханное поле. Вскоре из каждого зуба вырос ужасный воин, который, размахивая оружием, бросился в решительную схватку. Некоторое время Ясон, умело пользуясь мечом и щитом, сдерживал натиск фантомной армии. И все же герой оказался на грани поражения – слишком уж велико было число вражеских отрядов. И вновь от неминуемой гибели Ясона спасло волшебство Медеи. Как велела волшебница, герой швырнул огромный камень прямо в середину неприятельского войска. Неожиданно воины обратили оружие друг против друга и принялись с бешеной яростью рубиться. Через мгновение Ясон одиноко стоял среди усеявших поле битвы повергнутых врагов.
Однако, чтобы добыть золотое руно, Ясону предстояло еще победить дракона, охранявшего руно, висевшее на ветвях священного дуба. Осторожно подкравшись к дереву, воин снял с пояса сосуд с другим снадобьем, которым снабдила его Медея. Всего несколько капель волшебного зелья брызнул он на чудовище, и страшный дракон повалился на бок и заснул. Ясон схватил сияющий трофей и был таков, к удивлению и возмущению царя. Ясон и Медея поспешили на корабль, и как только они вступили на его борт, «Арго» отплыл от берега.
Хотя Ясон и добыл золотое руно, его несчастьям закончиться было не суждено. Случилось так, что уже далеко от берега Медея в полной мере проявила весь ужас своей колдовской натуры. Рассерженный царь послал в погоню за «Арго» свою армаду, и, когда царские корабли оказались достаточно близко, Медея завлекла своего брата на борт судна и околдовала его. Медея, без труда убив брата, расчленила тело жертвы. Затем всякий раз, когда корабли армады слишком близко подплывали к «Арго», Медея кидала в море часть тела своего брата, вынуждая убитого горем отца останавливать корабли, вылавливать из воды останки для последующего захоронения. Воспользовавшись этим отвлекающим маневром, Ясон сумел выйти из окружения и бегством спастись от врагов.
Персонажи классической мифологии Медея и Цирцея не имеют прямого сходства с Богиней-Матерью ранних культур. Их культ сохраняет определенную двойственность, сочетая добро и зло, что всегда являлось отличительной чертой женского божества. Римляне и греки поклонялись богиням, полнее отражавшим первоначальный мифологический замысел, а некоторые обряды, совершаемые в честь таких божеств, имели признаки относящегося к более позднему периоду шабаша ведьм. В 204 году до нашей эры в Риме на Дворцовом холме был построен храм в честь богини-матери Кибелы. Уроженцев древнего царства Фригии привозили в Рим, чтобы они выступали в роли жрецов. В ритуальном действе принимали участие только мужчины, одетые как женщины и носившие длинные волосы. Они выражали преклонение перед богиней, предаваясь разнузданным пляскам, продолжавшимся до тех пор, пока участники не падали в изнеможении на землю.
...
В ритуальном действе принимали участие только мужчины, одетые как женщины и носившие длинные волосы.
Аналогичные формы приняло поклонение богам в Греции – самым ярким примером тому служат обряды в честь бога Диониса. Однако более типичными для того времени были величественные Элевсинские мистерии, совершаемые в честь богини плодородия Деметры, сестры Зевса, царя богов. Посвященные Деметре обряды следовали традиционной схеме, естественному циклу смерти и возрождения, связанному с периодом вегетации растений.
Из всех божеств античной мифологии богиня Луны, которую римляне называли Дианой, а греки – Артемидой, наиболее ярко ассоциировалась с колдовством. Эта богиня слыла покровительницей плодородия и целомудрия, а также охоты. Она путешествовала в одиночестве, ее любимым занятием была погоня, она редко занималась массовым убоем. Но все же и этот образ имел темную сторону. Прекрасная, но холодная, она прославилась тем, что обращала потенциальных поклонников в дичь. Однажды охотник по имени Актеон случайно увидел ее, купающуюся обнаженной в лесном источнике. Желая наказать его, богиня превратила охотника в оленя и натравила на него его же охотничьих собак. Собаки уже почти разорвали Актеона на части, когда сотоварищи по охоте завершили дело, сразив его стрелами.
Диана (Артемида) обладала способностью изменять свою сущность и облик. Например, иногда она отождествлялась с грозной трехглавой Гекатой, и в этом обличье ее супругами бывали злобные, совоподобные создания, известные как стриги – кровопийцы с огромными головами и клювами, цепкими когтями и омерзительными желаниями. Стриги летали по ночному небу в поисках оставленных без присмотра младенцев, а когда обнаруживали их, то вспарывали своим жертвам животы и жадно набрасывались на внутренности. Как гласило предание, с приходом утра стриги принимали облик кажущихся безобидными старых женщин.
Похоже, поверье о стригах возникло у раннегерманских народов Северной Европы и прочно укоренилось в Римской империи времен Иисуса. Древнеримский поэт Овидий описывал, как не подпустить этих пожирающих детей демонов, коснувшись перемычек дверей и порога детской веточкой земляничного дерева и положив у окна побег колючего боярышника. Но самое важное, советовал Овидий, – это предложить ненасытным ведьмам-птицам что-нибудь взамен младенца, например, внутренности молочного поросенка, приговаривая: «Птицы ночи, пощадите жизнь ребенка. Юное животное, принесенное в жертву, умирает вместо дитя».
Через несколько лет римский лексикограф Фестус в труде, посвященном значениям слов, дал формальное определение: «Стрига – это женщина, занимающаяся колдовством и именуемая летающей женщиной». Но римское право не обращало внимания на подобные создания, и никто никогда не был осужден за то, что являлся птицей-колдуньей.
Что действительно волновало власти – по этому имелось установление в римском праве, – так это различие между белой и черной магией. Римляне знатного происхождения считали первую приемлемой, последнюю они карали так же, как и любое гражданское правонарушение, причинившее вред человеку или имуществу. Существовало важное исключение: любой акт очевидного колдовства, который создавал угрозу Римскому государству или благополучию императора, встречал быстрые и решительные ответные меры. Например, когда в общественной купальне был замечен неистово жестикулирующий и повторяющий греческие гласные молодой человек, который пытался избавиться от желудочного спазма, власти испугались, что он, возможно, творит заклинания против императора. Задержанного пытали и казнили. Вероятно, жестокое обхождение с вредоносной магией, предписанное в римском праве, заложило основы преследования мнимых ведьм в средневековой Европе. Однако массовые облавы и сожжение ведьм на кострах последовали только через тысячелетие.
Вплоть до падения Римской империи именоваться колдуньей в Европе означало лишь использовать колдовские приемы – достаточно распространенное занятие. Колдуны жили в большинстве общин; они обладали магическими силами, которые, согласно поверьям, позволяли достичь практических целей, например, обеспечить плодородие полей или превосходство над врагами.
Несмотря на то что колдуны, возможно, временами пытались использовать и злых духов для достижения подобных целей, существует мало свидетельств того, что они почитали демонов, как впоследствии утверждала католическая церковь. Раскопки мест погребения в Северной Европе показали, что колдовство на континенте возникло в давние времена – и, как представляется, повсеместно.
В дальнейшем (об этом свидетельствует история) колдуньи варили приворотные любовные снадобья, предлагали заговоры и амулеты для защиты от телесных ран и использовали магические средства для исцеления болезней. Например, согласно староанглийскому рецепту, для выведения бородавок требовалось смешать «слюну собаки с кровью мыши» и смазать смесью пораженное место. Колдуны стряпали «приятный напиток от душевных болезней» из кошачьего котовника, полыни, лупина, редьки, фенхеля обыкновенного, кошачьей мяты, колдовской травы и иных трав, которые настаивались в крепком эле. Этот состав, известный от начала христианской эры, включал частицу самой религии. «Прочитай нараспев над напитком двенадцать месс и дай пациенту выпить его. И скоро ему станет лучше», – советовал колдун.
С древнейших времен хорошо известно, что незримая «сила» колдуна включает две стороны – свет и тьму, милосердие и зло, – как и у великого множества мифических колдуний. Северные народы обращались к колдовству, желая улучшить свое положение за счет соседей или просто дать выход гневу. Стремясь отомстить за реальное или воображаемое зло, жрецы древних германских племен лепили фигурки своих врагов из теста или воска, погружали их в воду, втыкали в них иглы или бросали их в огонь в надежде, что отождествленные таким образом жертвы утонут, получат увечья или изжарятся. А англосаксы расправлялись со своими противниками, повторяя вслух заклинание, которое должно было вызвать постепенное усыхание обидчика, до тех пор, пока тот не станет не более «безымянной кости чесоточного клеща».
Из-за двойственной природы колдовства, которое могло творить добро или зло, ко всякому применявшему на практике магию относились с серьезным опасением. Сказания кельтов и германских племен, еще не приписывая колдунам связь с сатаной, рассказывали о том, что колдуны повелевают грозовыми тучами, вызывают падеж скота, гибель урожая, голод и навлекают чуму.
Согласно поверью, скрытные по своей природе странные существа – духи – пребывали большей частью дома, лишь ночью совершая прогулки верхом на волках или кабанах или оседлав кол из изгороди, чтобы встретиться с божествами земли и неба. В древней скандинавской саге рассказывается об удивлении, испытанном главным героем, когда он проснулся от сильнейшего шума в лесу и стремительно выскочил на поиски «колдуньи с развевающимися волосами», направлявшейся на магическую встречу со Скелкингом, скандинавским небесным владыкой.
Подобные полночные кутежи духов ярко отражены в фольклоре народов Европы. Они довольно точно предвосхитили более поздние христианские описания встреч ведьм с сатаной. В северных землях сходками колдуний повелевала богиня Голда, жена Водана, покровительница земледелия, рождения детей, супружеских уз и домашнего очага. Имя и сущность Голды отличались в различных местностях. Одни народы называли ее Метелицей или госпожой Хофф или отождествляли с великой богиней Фрейей. Для других она была Бертой или Перхтой, богиней охоты. Голда была германским аналогом богини Луны Дианы, которой поклонялись в южных странах.
В свите Голды были валькирии, небесные девы-воительницы нордических преданий, души умерших детей и различные демонические персонажи, осторожно именуемые «ночными феями». Наиболее активна она была в зимние месяцы, особенно во время зимнего солнцестояния, когда ее ночные увеселительные прогулки, по поверьям, пробуждали солнце и обеспечивали хороший урожай в наступающем году. Когда Голда застилала себе ложе, перья падали на землю снежными хлопьями, даруя плодородие почве.
Чаще она выступала в роли Богини-Матери, богини-покровительницы, но в ярости могла превращаться в безобразную старую ведьму с торчащими зубами и длинным заостренным носом, которым пугали непослушных детей.
Равной Голде в землях, которые сейчас называются Скандинавией, была великая богиня Фрейя, принадлежавшая к группе божеств, известных как ванны. Связанные изначально с плодородием, ванны несли человечеству способность порождать новую жизнь – будь то в полях, среди животных или дома. К тому же они служили связующим звеном с невидимым миром благодаря дивному дару предвидения, предсказания погоды и судеб мужчин. Однако подобно Голде и великому множеству греческих богинь они также обладали ужасной способностью приходить в неистовство. Их деяния вдохновляли поклонников культа на дикие, оргиастические обряды и церемонии жертвоприношений, которые позднее приписывались ковенам – группам колдунов.
Ритуальное колдовство – сейор, – представленное в фольклоре как ключ к пророческим способностям Фрейи, приобретало все более порочный оттенок по мере распространения среди его поклонников. Народные колдуны в эпоху древних скандинавов пытались причинить зло врагу, устанавливая конскую голову с разинутой пастью перед его жилищем. Один сейокон – колдун, занимавшийся сейором, – якобы принял облик лошади, а затем, напав на короля, задавил его насмерть. В Исландии женщина, обвинявшаяся в занятиях сейором, была предана суду за то, что «заездила человека до смерти».
В ритуале прорицания, известном как сейдр, пророчица, называемая вельмой, поднималась на высокий помост и произносила нараспев заклинания, погружаясь в транс. В этом состоянии вещунья получала сведения из загробного мира, позволявшие ей отвечать на вопросы, задаваемые ее собратьями по вере. Совершать этот обряд в уединении не имело смысла, поэтому вельма бродила среди людей, посещая хутора, присутствуя на празднествах, и служила советчицей относительно будущих сезонов.
В одном сообщении о сейдре описывается случай, произошедший в небольшом городке в Гренландии, на который обрушился сильнейший голод. Жители ожидали предсказаний местной вещуньи с огромной заинтересованностью и большой тревогой. Желая обеспечить успех прорицаний, они приготовили блюда с сердцами животных, которых им удалось добыть. После пиршества вельма, одетая в башмаки из телячьей кожи и перчатки из шкуры кошки, поднялась на традиционно высокий помост и уселась на подушку, набитую куриными перьями. Она попросила кого-то из жителей поселка выйти вперед и прочитать нараспев заклинание. На призыв отозвалась женщина-христианка, сказавшая, что научилась этой песне, еще будучи девочкой.
Как только женщина начала петь, вельма сразу же впала в глубокий транс, в котором оставалась довольно долго. Наконец она вернулась в нормальное состояние и известила собравшихся о том, что пение оказалось удачным и привлекло множество духов, явившихся послушать его. От них, сказала прорицательница, она узнала о скором окончании голода. Из ее уст прозвучали и многие другие предсказания – среди прочего о судьбе женщины, пение которой вызвало транс. «Лишь немногое из предсказанного ею, – писал очевидец, – не сбылось».
Маловероятно, что кельты, магическое мировоззрение которых пронизывало все общество, усматривали в колдовстве угрозу для общества. Совсем наоборот. Однако не допускали они и безнаказанности в случае причинения вреда – малефиции.
Зло, причиненное человеку оккультными средствами, рассматривалось как преступление против этого человека и его рода. В Англии убийц, подозревавшихся в применении колдовства, передавали для наказания семье жертвы.Юридическая оценка колдовства была аналогична общественной в большей части Европы, особенно в германских землях, где существовал обычай, позволяющий жертвам малефиции добиваться личного возмездия. В исландской саге X века «Eyrbyggia» вдова, чьи заклинания, как полагали, вызвали тяжелую болезнь у молодого человека, была выслежена и насмерть забита его кровными родственниками. Другая сага этого же периода – «Laxdaela» – описывает, как супруги, занимавшиеся колдовством, вызвали смерть двенадцатилетнего мальчика. И тогда семья жертвы изловила преступников и забила их камнями насмерть. Тем не менее еще в 500 году нашей эры салические франки, проживавшие на территории современной Франции, довольствовались более мягкими наказаниями. Так, «Lex Salica» («Салическая правда») предсказывала, что, «если ведьма изведет человека, и будет доказано, что содеяла это именно она», она должна уплатить его семье солидную компенсацию в размере 200 золотых шиллингов. Причем меньшие суммы назначались в случае, если она просто доводила жертву до болезни. Смертной казни, обычно через сожжение заживо, можно было добиться, если ведьма признавала себя виновной или была крепостной и не могла раздобыть золото для уплаты штрафа.
