Текст книги "Легкая голова"
Автор книги: Ольга Славникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
На этот раз съемки велись с самого самолетика, свободно болтавшегося над бездной. Должно быть, двигатели заглохли: не было слышно ни звука, кроме режущего скрипа, напоминавшего скрип садовых качелей. Из-за этого мерного скрежета Максима Т. Ермакова прохватило под коленками острое чувство высоты. Далекая земля то ложилась горизонтально, то вставала дыбом – и тогда казалось, будто выходившие справа, как стальные языки дверного замка, горные зубцы вот-вот пропорют самолетику напряженное крыло. В глубине белели похожие на упаковки таблеток аккуратные пригороды, светилась, будто проведенная фосфором, кромка озерной воды. Казалось, достичь всего этого невозможно, скорее уж самолетик, раскачавшись, сорвется в зенит, слепивший то слева, то справа начищенной до боли солнечной точкой. Но внезапно самолетик перевернулся, горы повисли, словно гигантские сосули, и сразу земля надвинулась, все замелькало, захлопало, будто протащили по кустам веревку с бельем.
– Показать, как это сделано в игре? – предложила явно довольная своими изысканиями Маленькая Люся. – Там Ермаков летает вокруг самолета, как Супермен, кулаками рулит, и надо попасть в него из автомата не меньше трех раз!
– Нет уж, хватит с меня. Что-то я устал, – Максим Т. Ермаков вытер тылом ладони влажный лоб. – Только одно мне еще интересно: почему ты играешь в эту муть? Когда у тебя такие обстоятельства, ты уж извини!
– Это не я, это Темка! – с гордостью воскликнула Маленькая Люся. – В этой игре тысячи и тысячи разного народа, а Темка в четвертой сотне по очкам, представляешь? Никто из геймеров не знает, что он ребенок. Все думают, будто ему уже восемнадцать!
Выпалив это, Маленькая Люся вдруг осеклась, улыбка на ее лице застыла трещиной. «Никогда твоему сыну не будет восемнадцати лет», – отстраненно подумал Максим Т. Ермаков. Только бы она опять не разревелась, дала спокойно уйти.
– Ну, я поехал! – сообщил он бодро, прокручивая ключик, торчавший из дверного замка. – С праздником тебя еще раз, несмотря ни на что! И спасибо, ты мне правда помогла, – добавил он уже нормальным человеческим тоном, отчего размазанные глазки Маленькой Люси опять налились и засияли, будто хрусталики.
«Так, я этого не видел», – скомандовал сам себе Максим Т. Ермаков, выскакивая в коридор. «И этого не вижу», – мысленно добавил он, почти столкнувшись с маленьким социальным прогнозистом, мерившим остроносыми, как подсолнечные семечки, тусклыми ботинками серый ковролин.
Пробка сияла, сколько хватало глаз, точно большая река в огнях. Сотни колес тяжело хрустели размолотым ледком, поднимался подсвеченный пар, густые лужи на подтаявшем дорожном полотне были как клей. «Вашу мать, больше трех часов, как на самолете до Парижа», – с досадой думал Максим Т. Ермаков, сворачивая наконец в хилый Усов переулок, известный теперь, выходит, тысячам и тысячам придурков. Душа болела о деньгах, которые теперь прикарманит ушлая начальница – да еще и попалит деловые контакты, которые Максим Т. Ермаков пестовал годами, к обоюдной выгоде и пользе. Парковка оказалась забита ржавыми советскими транспортными средствами, принадлежавшими, должно быть, дворовым демонстрантам. Кое-как приткнувшись, Максим Т. Ермаков, затекший от копчика и до пальцев, слипшихся в ботинках, выбрался из «тойоты» и только тут с отвращением вспомнил, что подарка Маринке на Восьмое марта он так и не купил. Надо хотя бы шампанского, конфет, торт какой-нибудь. Ничего, ничего. Держись, Объект Альфа, никто тебе не поможет, кроме тебя самого.
Подвальный магазин приветливо мигал электрической гирляндой, точно завтра наступало не Восьмое марта, а опять Новый год. «Пожалуй, и себе чего-нибудь, бутылочку какую-нибудь…» – думал Максим Т. Ермаков, спускаясь по крутым ступенькам неодинаковой высоты. В магазине бойко брякала касса, продавщица в овощном отделе сосредоточенно завешивала большую, как люстра, кисть винограда, покупатели толпились с полными корзинками, из которых в разные стороны торчали золотые и простые бутылочные горла. Праздник! Но только Максим Т. Ермаков собрался вступить в торговый зал, как путь ему преградил знакомый охранник, от которого на близком расстоянии сильно пахло грубой шерстяной одеждой.
– Вас не обслуживаем, – буркнул он, набычившись.
– То есть как? – опешил Максим Т. Ермаков. – Я постоянный ваш покупатель! Вы что, не узнали меня? Каждый день почти сюда хожу!
– Сказано: не обслуживаем! – громче повторил охранник, напирая на Максима Т. Ермакова толстой форменной грудью, усаженной, будто вбитыми гвоздями, железными пуговицами.
Максим Т. Ермаков беспомощно заозирался. Желтоволосая кассирша, всегда такая любезная, теперь показывала землистый непрокрашенный затылок, с преувеличенным вниманием разбирая корзины благонадежных граждан. Покупатели с набитыми пакетами проталкивались мимо Максима Т. Ермакова, бросая на него косые взгляды, напоминавшие просверки пугливых рыбешек в мутной воде.
– Да я на вас в суд подам! – воскликнул Максим Т. Ермаков не своим, почти женским голоском. – Позовите директора!
– Нету директора, домой уехал. Давай, проход освободил, на улицу быстренько вышел!
С этими словами охранник вытеснил Максима Т. Ермакова из магазина и, сопя, пихая под лопатку, заставил подняться по неровным ступенькам наверх, туда, где неприятный ветерок вздымал, по горсточкам наметая с асфальта, скудную снежную крупу.
Максим Т. Ермаков в растерянности захлопал по карманам, ища сигареты. Охранник, потоптавшись, тоже вытащил коробку папирос. Оба закурили, заслоняя от ветра рваный огонь зажигалок, причем курносое лицо охранника, озаренное на миг турбореактивным пламенем из его кулака, сделалось похоже на большой и выразительный кукиш. Настороженно поглядывая друг на друга, оба по очереди стряхивали пепел в чугунную урну, набитую какимито мятыми коробками и переломанными сухими стеблями. «Может, поговорить с ним по-хорошему?» – тоскливо подумал Максим Т. Ермаков, почти столкнувшись своим окурком с неприятельской папиросой, искрившей на ветру.
Но тут за спиной послышался мягкий, как бы шелковый, тенорок:
– Вечер добрый, сосед!
Максим Т. Ермаков резко обернулся. Перед ним стоял алкоголик Вася Шутов собственной персоной. Он состриг горелое со своей рыжеватой бороды, и теперь борода, сделавшись кривой, напоминала истертый, изработанный до корня веник. На голове у коренного москвича красовалась гнилая шапка-ушанка, похожая на кошачий труп, и одет он был в розоватый, цвета сардельки, женский пуховик, принадлежавший, должно быть, одной из его постоянных сотрудниц, в данный момент занятой с клиентом.
– Что, не продают тебе? – участливо спросил коренной москвич, помаргивая теплыми глазками, почти утонувшими в сизых мешках.
– Ну, – неохотно подтвердил Максим Т. Ермаков.
– Слышь, давай по-соседски помогу, – конспиративным шепотом предложил Шутов. – Ты скажи, чего надо, я мигом закуплюсь! И плохого не думай, у меня в голове бухгалтерия. Только дашь мне на беленькую, по случаю праздника. В виде комиссии, а? – Шутов подобострастно осклабился, показывая один, торчавший вперед, желтый, как щепка, передний зуб.
Максим Т. Ермаков заколебался. Иметь дело с алкоголиком Шутовым никак не входило в его ближайшие планы. А с другой стороны – как быть? Тяжело вздыхая, Максим Т. Ермаков отсчитал в трясущиеся руки алкоголика три пятисотрублевые бумажки, потом подумал и добавил еще одну.
– Значит, так: тортик йогуртовый, лучший, какой продают, потом коробку конфет, шампанское, коньяк, куриное филе или стейк из телятины, посмотришь там… – перечислял Максим Т. Ермаков, досадливо кривясь на радостные кивки взбудораженного алкоголика. – Себе за труды возьмешь пол-литру не самую дорогую. Мне сегодня денег на работе срезали, так что я теперь буду очень экономный!
– Все понл! Понл!
Держа перед собой радужные пятисотрублевки, алкоголик резво запрыгал по ступенькам в магазин. Максим Т. Ермаков остался на ветру, из-за которого обледенелый асфальт выглядел таким скользким, что по нему, казалось, нельзя было сделать ни единого шага. Голые ветви деревьев вздымались, словно пытались схватить на лету редкие тусклые снежинки, напоминающие моль, – и чудилось, что если черная пясть поймает порхающее насекомое, то сожмется в костлявый кулак. Время тянулось медленно. Подошвы тесных ботинок от холода сделались каменными, ног в ботинках как будто не было вовсе. «Сейчас наберет всякой дряни», – угрюмо думал Максим Т. Ермаков, глядя сверху вниз на магазинную дверь.
Однако опасения его не оправдались. Счастливый, словно уже отхлебнувший, Вася Шутов вылез на поверхность, волоча набитый доверху продуктовый пакет. В другой пакет, предусмотрительно захваченный на кассе, он стал по одной перекладывать покупки, одновременно сверяясь с длинным, уже замусоленным, магазинным чеком, и Максим Т. Ермаков с удивлением убедился, что Шутов взял все то, что он бы выбрал сам. Под конец в отощавшем мешке повисли, брякая, водочные бутылки.
– Ты, это, не обижайся, сосед, я тут две взял, акция у них, скидка то есть, – виновато сморщился Шутов. – А если обижаешься, так бери одну себе! – Он вытащил и предъявил крайне подозрительную бутылку «Столичной», чье горлышко напоминало грубо забинтованный палец.
– Нет уж, пей такое сам, – отшатнулся Максим Т. Ермаков.
– Вот спасибо, добрый человек! А то девочки у меня, им тоже по глоточку! Работа у них тяжелая, вредная… – бормотал довольный Шутов, роясь в кармане пуховика. – Сдача! Все до копеечки, – он вложил в руку Максима Т. Ермакова комок перемятых десяток и несколько монет, липких, как леденцы.
– Да ладно, оставил бы себе, – проговорил Максим Т. Ермаков, отчего-то смутившись.
– Деньги – ни-ни! – Шутов куражливо вздернул косую бороденку. – Деньги берем только за услуги. Работаем честно! А так, по-соседски, – всегда поможем. Так что обращайся. Номер квартиры знаешь. Все по списку купим, на дом принесем!
«Спасибо, что девочек своих не предложил», – кисло подумал Максим Т. Ермаков, раскланиваясь со щепетильным алкоголиком. Шутов, держа на отлете трепещущий мешок с бутылками, точно даму, ведомую в танце, заспешил вперед. Максим Т. Ермаков тяжело шагал, отставая, ручки его увесистого пакета вибрировали и посвистывали на ветру. Демонстранты перед подъездом сбились в тесный кружок и, судя по выражению спин, разливали спиртное. Ну и ладно. Гораздо неприятнее была долговязая фигура участкового, обрисовавшаяся под сутулым фонарем; маленький, скобочкой, рот милиционера был сердито сжат, походка выражала решимость совершить какой-то, пока никому, включая самого участкового, не известный поступок. «Этому, блин, чего надо от меня?» – с досадой подумал Максим Т. Ермаков, замедляя шаг.
Но оказалось, что участковый пришел не по его душу. Завидев Васю Шутова, милиционер дернул в его сторону костяным подбородком, и Вася послушно потрусил, запихивая водку вместе с пакетом за полу пуховика.
– Значит, шляемся где-то, дома не сидим, – недовольно проговорил участковый, приподнимая фуражку и обкладывая ледянистый лоб большим, не первой свежести, платком.
– Так я, Андрей Андреич, только до магазина и обратно… – заоправдывался Шутов.
– Ну, ясно, что не в библиотеку бегал, – насмешливо перебил участковый. – Я тебе говорил про рейд? Говорил. Так вот, на завтра назначено, на самый праздник. После двух часов сиди дома, как пришитый, приедем тебя забирать.
– Понл, Андрей Андреич! – бодро воскликнул Шутов, заправляя за пазуху торчавший и шуршавший полиэтиленовый лоскут.
– Смотри у меня, – нажал голосом участковый. – Мне завтра цифры нужны, показатели. У тебя вместо мозгов брага, убредешь куда-нибудь, и придется вместо тебя приличного гражданина сажать в обезьянник.
– Только, Андрей Андреич… Хорошо бы без этого, а? – Шутов осторожно дотронулся клешней до рыхлой, словно бы разваренной, скулы. – Ну, или не со всей дури, полегоньку? Я же добровольно и сознательно!
– Ишь ты, добровольно он, – зыркнул из-под фуражки участковый. – Твой образ жизни, гражданин Шутов, предполагает регулярное получение по морде. Притон держим? Держим. Пьем как лошадь. Тебя, если по закону, давно закрывать надо лет на пять общего режима. Соседи добрые у тебя, заявлений не пишут, только устно иногда пожалуются. И я что-то добрый стал. Такая беда, как ты, у меня на участке, а я еще с тобой по-хорошему, как с человеком, образно говоря.
– Андрей Андреич, да я же понимаю! Да я ж не подведу! – засеменил на месте подобострастный Шутов, так, что Максиму Т. Ермакову захотелось сплюнуть. – Вообще завтра из дома носа не высуну!
«Вот он, наш народ, – злобно подумал Максим Т. Ермаков. – Вот и клади за них жизнь!» В этот момент алкоголик Шутов показался ему символом всей той беспросветной народной массы, во имя которой государственные головастики понуждали его застрелиться. Ветер закручивал штанины Шутова вокруг его тощих полусогнутых ног, норовил сбить шапчонку, обшаривал его, осклабленного, укрывающего водку. Одна из его девиц, появившись из темноты, робко взяла своего патрона под локоть – еще более неустойчивая, чем Шутов, на высоченных платформах, отчего казалось, будто к ее ломким ножкам-спичкам привязаны чугунные утюги. Совершенно не меняя выражения лица, участковый извернулся и хлопнул девицу по заднице, плоской, как пакет формата А4. Путана, профессионально вильнув тщедушным тельцем, захихикала и заиграла подведенными глазками, отчего участковый налился кровью и крякнул.
«Вот она, гармония людских отношений, – думал Максим Т. Ермаков, ныряя в подъезд. – Эти трое на самом деле коллеги, можно даже сказать, семья. Вместе творят, так сказать, вещество жизни, ткут по миллиметру большое полотно. А я, значит, неудобный узел, который надо состричь. Или так чувствует себя любой человек, недостаточно простой? Везде в мире одиночество – личная проблема, а у нас – антиобщественная позиция. Или наша народная масса как-то по-особому устроена? Даже трудно вообразить, сколькими ниточками все они между собою связаны: соседи, родня, кумовья, кореша, одноклассникиру… Просто мох какой-то, а не народ. Нет уж, спасибо. Я на вас, сограждане, положил с прибором. Лишь бы Маринка сейчас не начала концерта. Лишь бы не разоралась, господи, господи, тошно мне от всего».
Но никакой Маринки в квартире не было. В темноте вкрадчиво журчал унитаз, чью холодную кнопку Маринка всегда забывала понажимать, чтобы вода перестала течь. Максим Т. Ермаков включил в прихожей свет и увидел все то, что три часа назад наблюдал на мониторе: вешалку, пальто с овощными пятнами, похожую на овощ собственную шапку… У него возникло странное чувство нереальности каждого предмета. Крепко зажмурившись, Максим Т. Ермаков потряс головой; вновь возникнув из зеленой концентрической мути, обстановка на какое-то время сделалась обыкновенной.
Интересно, где ее носит. Отсутствие Маринки возбуждало в Максиме Т. Ермакове почти ту же смесь удовольствия и раздражения, что и ее присутствие. Широкими шагами, выдававшими боязнь постороннего взгляда в спину, он прошел на кухню, выглотал из ухающего, щелкающего баллона литр минералки. Разместил покупки для романтического ужина в немытом холодильнике, где тянулись по мокрой стенке восковые старые потеки яичного желтка. Есть не хотелось совершенно, но Максим Т. Ермаков всетаки соорудил себе из батона, салата и ветчины лохматый сандвич, наболтал в глухую чашку растворимого кофе и со всем этим, кое-как повесив в шкаф отяжелевший за день костюм, плюхнулся за компьютер.
Письмо от Маленькой Люси выскочило немедленно, будто озябшая, ждавшая под дверью собачонка. Но Максим Т. Ермаков не стал нажимать на ссылку, решив, что на сегодня видел достаточно. На самом деле ему было страшновато обнаружить себя же, сидящего за компьютером, – оказаться словно в бесконечной анфиладе, какая возникает в двух, стоящих друг напротив друга, зеркалах, и бесконечно уменьшаться в симметричных перспективах, чья глубина так же нестерпима для ума, как бесконечность вселенной. Вместо популярной народной игры «Легкая голова» Максим Т. Ермаков зашел на Яндекс и набрал свои имя и фамилию в строке поиска.
В новостях собственно про Максима Т. Ермакова не было ничего, там доминировал некий Максим Ермак, генеральный директор благотворительного фонда «Счастливое детство», сам похожий на пожилого розового карапуза и дающий на один подаренный детскому дому компьютер два интервью. Все, о чем говорила Маленькая Люся, располагалось в блогах. Здесь популярность Максима Т. Ермакова зашкаливала за все мыслимые пределы. Ветвились дискуссии, везде, куда ни сунься, было топко от ссылок: казалось, только ступи – и засосет, степ бай степ, в такую интернет-глубину, у которой ни смысла, ни дна. Понять, как это все структурировано и что это все означает, не представлялось возможным – по крайней мере, на первых порах.
«Никогда бы не поверил, что у нас в России могут поднимать такие проекты!!! – захлебывался от восторга некий demon_ada, презентующий себя юзерпиком с изображением бронированного монстра, несколько похожего на бытовую скороварку. – Куда там Electronic Arts или SEGA, или Ubisoft!!! Революционная графика, движок поражает воображение! У Максима Ермакова можно разглядеть даже пуговицы и щетину на морде. Зацените новинки в игровой механике. В общем, категорически всем рекомендую! Геймеры, я горжусь своей страной!»
«Можем, когда захотим», – комментировала milena, представленная портретиком блондинистой красоточки, ясное дело, не соответствующим действительности.
«Максим Ермаков классный плохиш! Обаятельный и привлекательный. И страсть какой вредный для человечества. Эй, хорошие парни (и девчонки)! Все на борьбу с Максимом Ермаковым!» – вторил красноглазому demon’у синеглазый paladin.
«Феерическая игра! – вел далее тему темпераментный alex_bars. – Подо мной два компьютерных стула пали, как скаковые лошади. Сплю два часа в сутки. Вот это жизнь! Разработчикам респект!»
«На английский игру будут переводить?» – простодушно интересовалась milena, вновь появившаяся со своими сахарными локонами и глазированными губками.
«Будут!!! Куда, на хрен, денутся! – бурлил патриотизмом demon_ada. – Даешь российский блокбастер!»
И далее в том же роде. Максим Т. Ермаков отлично знал эти левые технологии разогрева блогосферы, сам неоднократно проплачивал. Два-три юзера создают контент, дватри комментируют, стоит удовольствие недорого – в месяц пятнадцать тысяч деревянных. Правда, смотря какие юзеры. По условиям, это должны быть реальные люди с активными дневниками, но Максим Т. Ермаков всегда подозревал, что в разогреве участвуют наструганные про запас виртуальные заготовки. На всякий случай он проверил demon’а, залезши собственно в дневник. «Это я на фоне Эйфелевой башни», – гласила подпись под фотографией, изображавшей жирного рыжего мужика в клетчатой рубахе навыпуск, с бородой как лисья оторочка тройного подбородка – причем собственно от башни была видна одна гигантская, желто освещенная, как бы янтарная нога. «Это я в Ницце», – тот же мужик в проеме узкой улочки, где все до одного решетчато забранные окна напоминают стиральные доски или птичьи клетки. Так, значит, интернетпродвижение «Легкой головы» сделано на совесть, без фуфла. В такую воронку широко забираются непроплаченные юзеры. Что ж, поглядим. Помассировав большим и указательным усталые захлюпавшие глаза, Максим Т. Ермаков принялся читать дальше.
А дальше шло интересное.
Humanist(юзерпик с мультяшным котом в яркую пчелиную полоску): «Вчера видел живого Максима Ермакова. Реально, френды! Мне сперва сказали, я не поверил. Потом поехал в Усов переулок. Дом правда стоит. Я офигел. Потом из подъезда вываливает этот чел, зырк-зырк по сторонам – и в тачку. Ему вслед какие-то старцы палками – хресь! Не попали. Я бы попал!»
Verunchik(опять красотка, только не блондинка, а брюнетка с гладким крылом волос): «Так поезжай и попади».
Experiment(на юзерпике что-то абстрактное, многоногое, вроде раздавленного на стекле комара): «Ты сколько уровней прошел?»
Humanist: «Два. То есть полтора».
Experiment: «Ага, попал бы он. Чем кидать дешевые понты, попробуй попасть в него из арбалета во время теракта на Казанском, при индикаторе здоровья почти на нуле».
Анонимно: «Господа, это не реальный чел, это актер».
Verunchik: «Точно! Я его вспомнила!!! Он играл в сериале „Будь со мной“ того олигарха, которого Катя случайно убила ножом. Как же его фамилия? Вертится на языке».
Experiment: «Не в „Будь со мной“, а в „Крейсере“, и не олигарха, а старпома».
Verunchik: «И в том и в другом».
Sela_mucha(юзерпик в виде ползущей мухи с оборванными крыльями): «Это рекламная акцыя игры. Ничо так креативно. Наняли артиста похожего отбашляли чтобы бегал такой красавчег. Скоро будут майки и кружки продавать с его патретом. Я куплю!»
Анонимно: «По-моему, это не коммерческая история. Игра-то бесплатная! Впаривают нам что-то, моют извилины. А вот что, не пойму».
Verunchik: «Я тихо угораю. Откуда такие анонимы „умные“ берутся? Прошли курс полной разгрузки мозга? Конечно, на игре кто-то зарабатывает деньги, а какие – не наше дело».
Humanist: «Что-то не вяжется. Актера наняли, допустим. А дом тоже наняли? Или специально построили, чтобы был сразу старый, постсоветско-маразматический? Может, наоборот все. Дом рисовали с натуры, персонажа рисовали с актера».
Sela_mucha: «Безразнецы».
Experiment: «У этого актера, тоже не помню фамилию, такая своя фактура. Он поэтому играет одних мерзотных персонажей. Может, кто-то богатенький решил сделать подарок народу? Вдруг актер в конце по-настоящему застрелится из пистолета? Будут народные гуляния, как бы торжество справедливости. У миллионов людей камень с души упадет».
Verunchik: «Ага, вроде как все получат компенсацию».
Experiment: «Наш народ можно обирать и топтать, и глотки затыкать. Но народу надо, чтобы кто-то время от времени жертвовал для него жизнью. Тогда будет баланс и самоуважение у всех. И дальше можно будет обирать и топтать».
Анонимно: «Какие мы все уроды».
Максим Т. Ермаков, читая всю эту муть, уже не чувствовал под собой ни задницы, ни кресла. Стояла глубокая ночь. В тишине по отдельности слышались звуки всех имевшихся в квартире часов: шарканье старых ПростоНаташиных настенных ходиков, крепкие щелчки железного будильника, нежная цикада механических Longines, снятых и брошенных куда-то в постель. Максим Т. Ермаков прошел на кухню, сделал себе еще один сандвич, сжевал его, не чувствуя вкуса, заправляя пальцем в рот водянистые листья салата. За окном, в тяжелом мглистом воздухе, толклись мельчайшие белые мошки, тускло светились столбцы подъездов в доме напротив. Было что-то неестественное в отсутствии Маринки об эту пору. Никакой корпоратив не гуляет до такого глубокого часа. Может, Маринка опять нашла себе приключение – сладкого папика с толстым кошельком? Ну и дал бы ей бог. А то ишь – замуж за тебя пойду!
Стоило бы, собственно, завалиться спать. Глаза Максима Т. Ермакова горели, словно засыпанные перцем, в голове крутился как бы слив мутной воды, забирающий в свою воронку все белое: шторы, постель. Но в Яндексе висели мегакилометры записей, содержавших мнения сотен совершенно незнакомых людей о Максиме Ермакове. Они привлекали неудержимо. Удивительно, но блогеры, желая сделать свои записи достоянием интернет-сообщества, никак, по-видимому, не учитывали, что сам Максим Ермаков может это прочесть. Это придавало исследованию остроту не вполне законного поступка.
«Хочется сказать все на чистоту, – писала Lady_Irena, пожелавшая, чтобы ее представляли в виде белой розы, похожей на чашку густой, размешанной с сахаром, сметаны. – Пусть каряво но наболело. Хочется достать все из себя и отдать дневнику. Максим Ермаков подлец и урод. Как он может жить, когда вокруг умирают люди? Я тоже почти умерла. Эта зима такая серая, а на душе черно как в просторах Космоса. Этой зимой мы расстались со Славиком. Пусть говорят что и в одиночестве бывает счастье. Это лишь красивые слова. Если бы я могла пожертвовать собой для людей! А Ермаков может, но не хочет. Не понимаю почему.
Скажу честно и прямо. Максим Ермаков гавно».
«С начала года не вылезаю из депрессняков, – сообщал некий Kiber22, почему-то визуализирующий себя башкой обритого жирного негра, похожей на коровью лепешку. – С тех пор как получил в табло в ночь на второе января, все в себя не приду. Мне разные мутные люди говорят, что сам во всем виноват, что со мной происходит. И даже друзья. Ну допустим, в том конкретном случае так и есть. Но чтобы виноват во всем??!!! Это кем надо быть? Я тут почитал разные посты про причинно-следственные связи и Максима Ермакова. Пишут, что из-за него у всех все плохо. Френды, дайте совет, плз: может, найти Ермакова, перетереть с ним жостко? Что он за чувак такой?»
«Я тоже читал про Ермакова, – комментировал Ded_pichto, заявивший о себе изображением, натурально, деда, разинувшего беззубый рот, затянутый седой паутинкой. – Тут, вроде, какие-то научные доказательства его особой роли в истории. Я долго думал над этим. По-моему человек чувствует научные законы на уровне своей физиологии и быта. Если уронить камень из руки то я знаю, что он упадет вниз. Без всякой формулы физики. Если я чувствую что кто-то виноват в том, как я живу, значит так и есть. И многие чувствуют так. Вообще большинство. Что из этого следует? Про Ермакова не лажа, а правда. Совершены научные открытия. Кому-то дадут миллион долларов нобелевской премии».
Kiber22:«А мне что делать? Может Ермакова монтировкой по черепу отоварить?»
Ded_pichto: «Может и отоварить. Тут всего бизнеса на полчаса».
Скоро Максим Т. Ермаков почувствовал, что каждая буковка текста слезится. Серым пятном проступило за шторкой светающее окно, под потолком зыбились холодные табачные слои, снизу, из глубины двора, доносилось жесткое ширканье: дворник-таджик, похожий в своей муниципальной сине-оранжевой куртке на тропического жука, почему-то выжившего при минусовой температуре, тесал лопатой обледенелый асфальт. Максим Т. Ермаков вдруг осознал: кто-то должен быть виноват в том, что происходит в его жизни. Чувство, тонким липким язычком лизнувшее душу, было завистью – завистью ко всем согражданам, нашедшим виноватого в лице Максима Ермакова. Какое им вышло облегчение! И то сказать: людям в этой стране вот уже почти двадцать лет не дают толком определиться с виновными в постигших переменах, все играют с ними в хитрые игры. Где же они, блядь, враги народа?! Не происходит такого с народом без реальных злокозненных врагов! Дайте их нам!!!
Тут Максим Т. Ермаков словно бы погрузился в какуюто зыбкость, жидкость, тусклую муть. Каменюга сердца тянула его на дно. Это было какое-то новое, никогда прежде не испытанное состояние. Всякий видимый предмет сделался отвратителен: кружка – тем, что из нее надо пить, кровать – тем, что в ней лежат, тапки – тем, что их следует надеть и в них шаркать. Отчаяние, вот что это такое, догадался Максим Т. Ермаков. Он стоял перед компьютером босой, в развязавшемся халате и тяжело дышал отвисшей, с гребешком белесого меха посередине, потной грудью. Стоп, стоп, скомандовал он себе. Это все запланировано. Социальные прогнозисты на это и рассчитывают. Они это специально устроили. Надо выбираться. За что бы зацепиться? За что бы схватиться, за какую соломинку?
Деньги – вот что спасет и согреет! Десять миллионов долларов. Мысль о них встречает по утрам, едва проснешься, – еще недооформленная, как свет из-за поворота туннеля, поначалу серый и призрачный, но по мере приближения раскрывающийся, будто глаз, набирающий силы и жизни. Деньги – живительная субстанция, подлинная среда обитания Индивида Обыкновенного: как для рыбы вода, как перегной или морские тяжелые придонные слои для некоторых видов микроорганизмов. Будем думать о деньгах. Будем мысленно открывать плоский тяжеленький кейс, этак одновременным щелчком двух пружинистых замков; благоговейно полюбуемся ладной кладкой банковских пачек. Втянем запах: новенькие доллары, когда их много, пахнут полынью. Вынем один кирпичик, не совсем посередине, но и не с краю; он плоский и плотный, деньги не успели распухнуть от человеческих пальцев, они отдаются тебе первому, и приятный вес упаковки подобен таинственному, содержательному весу еще не прочитанного, ни разу не раскрытого томика стихов. Десять миллионов долларов. С этими деньгами я стану самим собой. Жизнь больше не будет клеткой. Все уроды, начиная от государственных головастиков и кончая Икой, сделаются бессильны. Все неприятности растворятся. Все, что происходит в последние месяцы, потеряет значение.
С этими мыслями, плывущими по комнате, Максим Т. Ермаков сладко уснул.
Разбудил его грубый, крупного помола, телефонный звонок. Сигналил Просто-Наташин домашний телефон, которым Максим Т. Ермаков практически не пользовался, ввиду безлимитности мобильника. Допотопный аппарат помещался на ревматической тумбочке, в дальнем от кровати углу, и, несмотря на попытки Максима Т. Ермакова зарыться в постельное тепло, продолжал греметь. «Чего ей надо в праздник, поздравлений?» – подумал Максим Т. Ермаков про настырную Просто Наташу, из экономии никогда на мобильный не звонившую. Шатаясь спросонья и сильно шлепая босыми ногами по полу, он добрел до тумбочки, схватил и уронил скользкую трубку, выловил ее, качавшуюся на чумазом шнуре среди легких груд потревоженной пыли, и хрипло заорал:
– С праздником, с Восьмым марта!
– Тебя тоже, – ответил незнакомый голос, небольшой и плаксивый, но все-таки мужской.
Чертыхаясь, Максим Т. Ермаков нахлобучил трубку обратно на аппарат. Вкруговую потер ладонью лицо, зашуршавшее щетиной, увидел в зеркале свои глаза, красные, ошпаренные сном и как бы о чем-то вопрошавшие. Тут же телефон, надувшись, снова испустил крупнокалиберную трель.
– Чего надо? – вяло спросил Максим Т. Ермаков, прижимая трубку плечом и закуривая вчерашний чинарик, имевший вкус навоза.
– Ты трубку не вешай, интересное скажу, – прогнусавил давешний голос. – Твоя невеста, Марина Анатольевна Егорова, находится у нас. В милицию не звони. Приготовь три миллиона долларов юзаными купюрами…
– Стоп, стоп! – перебил неизвестного Максим Т. Ермаков, окончательно просыпаясь посреди холодной прокуренной комнаты. – Ты что, пацан, охуел? Насмотрелся кина? Откуда у меня три миллиона? Надо десять баксов на дозу, так и скажи!
– А может, тебе пальчик отрезанный прислать? – обиженно отозвался неизвестный абонент. – Имей в виду, мы люди отмороженные. Не найдешь денег – будем возвращать тебе Марину Анатольевну по частям. Сперва пальчики, все двадцать. Потом носик, ступню, еще чего-нибудь такое, чтобы жива оставалась. Ну а потом уже и сам обрубок в отдельном чемодане. Желаешь получать такие посылки?
