Текст книги "Злые создания. Часть 1"

Автор книги: Ольга Адволоткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Крепкий сон и новый день принесли Лере странное спокойствие и некое подобие уверенности, понимание происходящего (пусть и весьма поверхностное) прояснило её голову, и теперь она пыталась разработать так называемый план действий. Для начала ей нужно было поговорить с Исаавой. Её собственное молчание теперь казалось глупостью, граничащей с идиотизмом. Вот чего ей стоило ещё вчера всё рассказать ему, объяснить… Впрочем, что конкретно объяснить, Лера пока ещё не придумала. Себе самой всё происходящее она объясняла перемещением в параллельный мир. Но во всех книжках, где рассказывались подобные истории, как правило, все жители других миров довольно скептично воспринимали признания героев, попросту говоря, не верили им. И Лера была совсем не уверена, что ей вот так возьмут и поверят. Но эти сомнения пришли ей голову только сейчас, в то время как вчерашнее своё молчание Лера, пытавшаяся быть с самой собой максимально откровенной, объяснить не могла. Разве что шоком, вполне ожидаемым после произошедшего. «Но теперь молчать я не собираюсь, надо только слова подходящие подобрать». Но эти самые подходящие слова, как назло, на ум не приходили. Зато приходило осознание абсурдности возможного диалога. Отложив составление своей, без всяких сомнений, грандиозной речи она попробовала сложить общую картину происходящего, хотя сейчас всё произошедшее вспоминалось с трудом, было размытым и нечётким. «Итак, я очнулась в каком-то домике, который оказался стоянкой неких наминов (очевидно нация или группировка), причём очутилась там после побоища, которое по всей вероятности устроили цыгане. Весёлое начало, нечего сказать. Молодец Лера, я не сомневалась в твоих способностях вляпываться во всякое дерьмо. Сейчас ты просто превзошла саму себя. А, ладно, едем дальше… Что там у нас? Я столкнулась с двумя… собственно с кем? Пусть будут разведчиками. Столкнулась с разведчиками наминов. Возникло недопонимание, меня вырубили, притащили в темницу («темницу», надо же, как заговорила. Не хватает только красной девицы да Кащея Бессмертного), а дальше… дальше сложнее. Нара говорил, что видел, как меня тащили, причём тащили в другую камеру. А очнулась я уже вместе с ними. И Исаава упоминал, что меня, судя по всему, то ли допрашивали, то ли судили, то ли и то, и другое. Я там, кажется, ещё кому-то руку сломала. Сказали бы мне об этом пару дней назад – не поверила бы, но учитывая, как я вчера вынесла двух здоровых мужиков.... Вернусь домой – открою секцию самообороны, точно. Но я снова отвлеклась. Итак, у меня вырван целый кусок довольно важных событий, после которых меня поместили уже в другую камеру, с соседями. Или я потеряла сознание и меня сначала принесли в мою же камеру, а потом, когда появился этот таинственный нарушитель, меня оттащили к трём цыганам. Почему я не догадалась спросить об этом Нару? Почему я не догадалась спросить хоть о чём-нибудь? Впрочем, ещё успею себя поругать. Далее Нара, как и Исаава, принял меня за члена табора и пригрозил ещё, чтобы я ничего не говорила о «своих». Предполагал, что меня будут пытать как Шойго и его самого, однако Исаава решил по-другому, и не только не стал пытать, но ещё и заступился за неё, пошёл против всех. Конечно, по его словам. Вполне возможно, что то, чего он не смог добиться от цыган силой, сейчас пробует добиться лаской. Кнут и пряник. Стандартный метод. В общем, паршивая ситуация, как ни крути». Лера села на кровать и закрыла лицо руками, тяжело вздохнув. Если бы это был мультфильм, то сейчас над её головой изобразили бы плавно поднимающийся дымок. Она буквально чувствовала, как мозги её закипают и плавятся. Ещё чуть-чуть и через уши полезут. Как тесто.

«А ладно. Всё равно ничего лучше придумать не смогу. Скажу, как есть, а там будь что будет». «А быть может всё что угодно, – тихий вкрадчивый голос вновь поднял свою змеиную головку. – Даже казнь, почему бы и нет. И никто об это даже не узнает. Печальная участь». «Заткнись! И без тебя настроение паршивое, а помощи от тебя как от коня молока. Нету, в смысле». «Уже сами с собой спорим, милочка. Плохой знак, очень плохой знак…».

Лера со стоном откинулась на спину и уставилась в потолок. Сейчас больше всего ей нужны холодный разум и смелость, но внутри пока только одни вопросы без ответов и жалость к самой себе. Надо было как-то взять себя в руки и с большим трудом, практически собирая себя по кускам, Лера встала и подошла к двери. Чувствуя, что падает в холодную прорубь, она постучала. Секунда тишины, две, три. Никакого ответа. Постучав ещё раз, она приложила ухо к двери. Тишина и никакого движения. Испытав странное облегчение, она вернулась и на этот раз села в кресло, придвинув его поближе к окну.

Пейзаж был самым обыкновенным и незамысловатым, и ничем не привлекал внимания, если, конечно, не принимать в расчёт то, что это совершенно обыкновенный и незамысловатый пейзаж для средних веков. Он не вызывал в Лере никаких чувств, по крайней мере никаких положительных, поэтому она, находясь в каком-то заторможенном состоянии, просто перевела взгляд наверх. Там вид был, определённо, получше. Огромное, лазурно-голубое небо, которому, казалось, не было конца, занимало почти весь возможный вид из окна. Белые кучевые облака в небольшом количестве были раскиданы словно куски ваты. Под солнечными лучами они светились такой невообразимой белизной, что у Леры заслезились глаза, однако она не нашла в себе ни сил, ни желания отвести их. Поудобнее устроившись в кресле, забравшись в него с ногами, Лера, наконец, позволила себе раствориться в совершенном тёплом спокойствии.

* * *

Девушка упала на холодную землю, больно оцарапав босые ноги. Она с трудом поднялась и невольно поёжилась. Вокруг неё, куда ни глянь, плотным кольцом вырастал лес, единственным источником света здесь было грязно– белое, почти серое, небо. От холода она вся сжалась и принялась растирать себе руки. Изо рта вылетел клуб белого пара. Мешковину, в которую она была облачена, трудно было назвать одеждой и её явно не хватало, чтобы согреться. Растерянная, она потопталась немного на одном месте и через время пошла по еле заметной тропинке. Она не думала ни о чём. Всё её существо, вся её суть куда-то исчезла, оставив лишь оболочку. Пару раз она спотыкалась, до крови расцарапав ноги, но пока ни разу не упала. Она должна была идти, это единственное знание, что было ей дано. И она шла. Тропинка то петляла, то обрывалась, теряясь во мхе и траве, но она вновь находила её с необычайным упорством и продолжала путь. Местами попадался снег, а через некоторое время уже вся земля была покрыта тонким слоем мокрого снега.

Лес расступился в мгновение ока, показав ей самое своё сердце. Это было широкое и, на удивление, идеально круглое озеро, покрытое толстым слоем льда и снегом. В самом его центре можно было различить холмики снега. К ним она и пошла. Раньше она, несомненно, сперва проверила бы лёд на прочность, убедилась бы, что путь безопасен. Но сейчас это более не имело значения. Она шла вперёд, не отрывая взгляда от тех самых холмиков и, не отдавая себе в этом отчёта, прибавляла шаг.

Это не были снежные холмы. Восемь ледяных могил, расположенных по идеальному кругу, были лишь слегка припорошены снегом. В каждой глыбе льда лежал человек. Она начала подходить к каждой, протирать её ладонью и вглядываться в лица. Первой оказалась девочка, примерно двенадцати лет. Следом шёл парень постарше, ему наверняка было уже за двадцать, неаккуратная щетина обрамляла его узкое угловатое лицо. За ним был ещё один парень, даже вернее было бы сказать, мужчина с рыжими как огонь волосами. В его лицо девушка вглядывалась дольше прочих, силясь что-то вспомнить. Однако ничего в голову так и не пришло, и она отправилась далее. В следующей могиле лежала молодая женщина или же взрослая девушка, трудно было определить из-за её болезненной худобы. Короткие и густые волосы отдавали синевой, а скулами можно было резать вены. Затем был ещё один парень. Его можно было бы назвать скалой, так огромен он был.

Девушка уже подходила к концу круга, оставалось всего три могилы и вместе с тем приближался ответ. Или же новые вопросы. В следующей могиле лежала девушка, возможно одна из самых красивых виденных ею. Длинные густые волосы отливали зеленью и спускались ниже поясницы. Всё в ней было прекрасно и даже стараясь, девушка не нашла в ней ни одного изъяна. Отвернувшись, она направилась к предпоследней могиле. Но уже походя к ней, она почувствовала, как её сердце начинает качать по венам не кровь, а стылую воду. Проведя ладонью по льду, Девушка увидела только то, о чём уже знала. Могила была пуста. Зато в следующей она вновь обнаружила тело. Молодая девушка, кожа цвета топлёного молока, короткие светлые волосы до плеч. Это всё, что Лера смогла заметить, всё, что успела заметить.

И снова ярость застелила ей глаза, а в голове закричал голос, которого прежде она не слышала. «Здесь должна была быть Я! Они отняли это у меня, они все! А он больше всех! БУДЬ ОН ПРОКЛЯТ!»

На её левое плечо легла чья-то тяжёлая рука, и ярость в мгновение ока превратилась в страх. Перед ней стояла её копия. Да, изломанная, исковерканная, но копия. Волосы неровно подстриженные, словно ножом срезанные, кое– где мелькает седина, кожа обветренная, на лбу и у глаз залегли глубокие морщины, передний зуб сколот по диагонали. А сквозь весь её облик словно просвечивалась даже не злость, а абсолютная ненависть. «Тебя не должно здесь быть! Уходим, срочно, пока тебя не нашли!» – и больно сжав предплечье девушки, копия потянула её прочь, вглубь холодного леса.

***

Он пришёл на закате. Дверь открылась практически бесшумно, сопровождаемая лишь небольшим щелчком. Затем послышались шаги и, судя по поступи, они принадлежали не охранникам. Лера нашла в себе силы обернуться лишь, когда шаги остановились за её спиной. Обернулась и сразу подскочила, не обращая внимания на дрожь в коленах и внезапно вспотевшую спину – это был Исаава. Он стоял уверенно, и даже слегка опираясь на левую ногу, при этом держа руки на груди и внимательно разглядывая Леру. На пару мгновений воцарилось тоже молчание, что и при первой их встрече, однако на этот раз, слегка прочистив горло, первой начать разговор решилась Лера.

– Простите, но м-мне кажется… то есть я хочу сказать, что… на самом деле вы не… я не… – после этой, вне всякого сомнения, более чем содержательной речи, она поперхнулась и замолчала. Лера мучительно понимала, что им нужно объясниться, но её язык отказывался поспевать за стремительно несущимися мыслями, и все тело выходило из-под её контроля из-за страха и растерянности. Недавно воцарившееся спокойствие лопнуло как мыльный пузырь, как только вновь появилась реальная угроза. Однако взгляд Исаавы не наводил на мысли об опасности и через секунду – другую Лера, поощряемая дружелюбным взглядом и кивками, на этот раз уже безо всякой запинки рассказала абсолютно всё. Она говорила и говорила, перемешивая слова и взмахи рук, её голос то затихал, то переходил на визг, начинал дрожать и в следующее мгновение говорил твёрдо и убеждённо. От воспоминаний о пережитом она начала ходить по комнате, то и дело спотыкаясь о маленький столик. Один раз она чуть не столкнулось со спиной Исаавы полностью увлечённая рассказом. Всё, что накопилось в ней за эти дни, все её переживания, касаемые не только последних событий, но и кошмаров и головной боли в её собственном мире в один момент вырвалось, как огромная волна воды из разрушенной дамбы. Закончила она только тогда, когда уже за окном совсем стемнело, а голос, казалось, пропал навсегда. Опустошённая, она села на кровать, опустив голову и ссутулившись, в то время как Исаава оставался неподвижным, словно застывшим в одной позе. «Один, два, три, четыре…» – просто считать про себя было, несомненно, куда легче, чем стараться оценить происходящее.

Неизвестно, сколько прошло времени, но за окном было всё ещё темно, когда Исаава пошевелился. Он отвернулся от окна и начал медленно, твёрдым шагом расхаживать по комнате, сопровождая каждый свой шаг фразой или взмахом руки.

– Не бойся. Я примерно представляю, что сейчас творится в твоей голове. Во-первых, стоит сказать, что я верю тебе. За столько лет я научился распознавать человеческую ложь.

– Ну а если я просто псих? – Сказала и сжалась. Пожалуй, для неё это был самый важный вопрос за последние несколько дней.

– Психов я тоже видел немало. Психов уже и как ими становятся.

Немного постояв и подумав о чём-то, при этом грызя ноготь на безымянном пальце левой руки, он рассеянно взглянул на Леру:

– При тебе были вещи, когда тебя сюда привезли?

– Нет… То есть да, но ничего существенного.

– Будь готова. В шкафу найди какие-нибудь вещи потеплее. Я вернусь примерно через двадцать минут.

И без каких-либо объяснений вышел из комнаты, хлопнув дверью. Лера в растерянности продолжила сидеть на кровати, глупо уставившись на только что закрывшуюся дверь. Где-то на задворках ещё работающего разума пронеслась едва заметная мысль о том, что ключ в замке не повернулся. Так прошли минуты две, пока Лера словно замороженная, сидела, не смея пошевелиться. Затем она медленно поднялась, и через секунду, будто бы оживая, быстро подбежала к шкафу, выкидывая вещи на пол и пытаясь понять, что из выпавшего подходит под категорию «потеплее». Наконец, найдя что-то, что совсем недавно она окрестила «ковром», и кожаные ботинки с толстой подошвой, она тут же натянула их на себя. Затем, немного подумав, она стянула плед с кровати, аккуратно сложила его и засунула под «ковёр», придерживая рукой.

Исаава, как и обещал, появился примерно через двадцать минут – без часов судить было трудно. Торопливо и тихо, даже не заходя в комнату, а стоя в дверях, он мрачно взглянул на Леру и кивнул ей в сторону коридора. Прижав плед покрепче, и вжав голову в плечи, Лера быстрым шагом вышла из комнаты. Как только она переступила порог, Исаава всучил ей тот самый нож, а затем, оглядываясь, тихо прикрыл дверь и повернул в замке ключ.

Они почти бежали, лишь слегка мешкая на поворотах. Он впереди, Лера сразу за ним. Быстрые шаги Исаавы практически не слышны на каменном полу, и создавалось впечатление, что подобные пробежки для него далеко не в новинку. Лера пыталась подражать ему, но её шаги и тяжёлое дыхание всё портили. Они всё бежали и бежали. Казалось, что Исаава нарочно выбирает самые неудобные и тёмные пути. Наконец, перед ними выросла небольшая, но крепкая дверь, запирающаяся изнутри на засов. Не колеблясь ни секунды, Исаава откинул его и плечом толкнул дверь. Та с трудом, но, к счастью, без скрипа, отворилась и Лера с волнением и со скрытой радостью, отметила, что за ней находится двор. Холодный свежий воздух тут же ударил её по лицу, однако наслаждаться им не было времени. Исаава выскользнул наружу, словно змея, и, прижимаясь к стенам, короткими перебежками направился в сторону длинной деревянной постройки. В отличие от него, глаза Леры всё ещё плохо ориентировались в темноте, и хорошо рассмотреть этот дом ей не удавалось, однако стойкий противный запах рассказал ей всё, что требовалось знать. Исаава уже аккуратно поднимал тяжёлый засов, а Лера переминалась с ноги на ногу за его спиной, боясь смотреть на тёмную крупную фигуру, лежащую здесь же без чувств. Гадать, мёртв ли он или же жив, Лера не собиралась, пожалуй, ей было даже всё равно. Лишь скользнула слабая мысль, что, если их поймают, весь сопутствующий побегу ущерб весьма осложнит её судьбу.

Наконец ворота распахнулись, и Исаава тенью скользнул внутрь, растворившись в темноте. Лера осталась снаружи, нервно оглядываясь и дрожа то ли от страха, то ли от холода. Вокруг было так же тихо, как и темно. Черное небо украшала россыпь звёзд, однако света от них было недостаточно, впрочем, ночным беглецам это было только на руку. Через несколько секунд вновь появился Исаава, ведя под уздцы пару лошадей чёрной масти. Уже после первого взгляда на них у Леры подступил комок к горлу, а коленки по закону жанра начали трястись. Сам Исаава с лёгкостью словно влетел в седло одной из них, но вот Лера, взбирающаяся на животное, которое уже само по себе выше её, представляла собой жалкое зрелище. В конце концов, после шести неудачных попыток, Исаава подъехал сам и одним сильным рывком закинул её в седло. Затем он взял Лерину лошадь под уздцы и через несколько секунд они уже тихой рысью мчались в сторону стены. «Охранники!» – Пронеслась как молния мысль в сознании Леры. И действительно, у ворот стояли две тёмные фигуры со щитами. Однако, заметив приближение двух всадников, они не стали поднимать тревогу, а наоборот подскочили к воротам и в две секунды отворили их на достаточное расстояние, чтобы Исаава и Лера могли проехать. Более того, когда они на всех порах пронеслись мимо, Лера была готова поклясться, что один из них кивнул Исааве и взмахнул рукой, словно прощаясь. Но всё это было уже позади, а впереди лежало лишь широкое поле с редкими небольшими кустами и ещё более редкими деревьями. И лишь одно преследовало ночную беглянку – четыре красивых и необычных имени, которые она только недавно узнала, и которые в скором времени ей придётся забыть. Если надо, заставит себя забыть.

Глава 5. Гермес 3. Чёрная кошка в тёмной комнате

Я даже начала находить горькую иронию в том, как часто судьба забрасывает меня в заведения различнейшего порока. Именно забрасывает, это никогда (ну, по крайней мере в последнее время) не бывает моим осознанным выбором. Вот и теперь я сидела в плохо освещённом помещении, представляющим собой одновременно и низкопробнейший кабак и столь же дешёвый бордель. От наиболее настойчивой куртизанки пришлось довольно категорично отмахнуться (набеленное, испорченное оспой лицо, смазанная помада и характерный запах перегара). Она обложила меня парочкой не очень цензурных выражений и ушла, покачивая бёдрами, к другому более приветливому столику. Я задумчиво проводила её взглядом: вероятно, ради конспирации стоило бы позволить ей остаться. Я кажусь робким юношей, но и абсолютное равнодушие, граничащее с отвращением, могло породить вполне закономерные вопросы. Поразмыслив ещё немного, я всё же убедилась не только в правильности, но и логичности своего поступка. Не хватало того, чтобы она меня хватать начала за всякое разное. Вот тогда вопросов не будет, одни восклицательные знаки. Фыркнула собственной же плоской шутке и приложилась губами к глиняному стакану. Одна имитация, ни глоточка не сделала. Чувствовала себя не в пример лучше прежнего, хотя всё ещё не могла заставить себя поесть или поспать. Голова начала проясняться, а вместе с ясностью мысли приходила и ясность собственного кретинизма. Непрофессионально – самое деликатное слово, которое мне удалось подобрать, выбирая эпитет, описывающий моё поведение, начиная с самого прибытия. Даже с проникновением в город возникла заминка на ровном месте.

Хотя сперва всё шло на удивление неплохо. Была одна проблема: в замок можно было попасть лишь через главные и, собственно, единственные ворота. Ни единой дырочки, настоящее гадство! Похоже Ивраз не любил гостей, особенно незваных. Час ушёл на беглый осмотр местности (разумеется, максимально скрытно, мне не улыбалось быть замеченной стражниками). Ещё час – на обдумывание плана. За всё это время ворота ни разу не открывались, а стража, видневшаяся за зубцами стен, сменялась целых три раза. Обстоятельно ребятки к делу подходят. Я полулежала под маленьким раскидистым клёном и почёсывала стриженый затылок. Да, по дороге я всё же нашла какую-то захудалую лавку, вроде аптеки, в которой торговали всякими травами и снадобьями. Краска для волос у них тоже нашлась, правда я не сразу решилась втирать себе в голову это. Выглядело мерзко, пахло в два раза хуже. Но жаловаться – грех, эффект вышел отменным. Теперь на лёгком ветерке шевелились коротко стриженые волосы, очаровательного оттенка сгоревшего пирога. В раздражающей меня шапке больше не было нужды.

Солнце минуло свой зенит, и я наконец решилась. План был до абсурдности прост: как бы поступила стража, обнаружив у своего порога потерянную лошадь, в стремени которой чернеет чья-то застрявшая конечность, которая в свою очередь имеет продолжение в виде бессознательного и несколько потрёпанного тела? Моя вера во всё светлое и доброе подсказывала, что милосердно. Главное по убедительней изображать коматозника, чтобы прямой дорогой отправиться в местный госпиталь. А с сумерками сбежать будет куда как просто. Сбросив с себя верхнюю одежду, я хорошенько по ней потопталась, для убедительности проделала в ней несколько лишних отверстий. Подняв с земли камень поребристее, я как наждачкой прошлась им по левой ноге в области щиколотки. Больно, конечно, но возможность материться не сдерживаясь была хорошим анестетиком. Вымазав лицо и руки в пыли, я вновь взялась за камень. Очень не хотелось трогать лицо, но, если уж играть, то по Станиславскому. Ещё три минуты – и не лицо, а живой образец жертвы автокатастрофы. На что только не пойдёшь ради любимой работы? Теперь пришёл черёд самого сложного этапа. Передумать я не боялась, но и время на лишние раздумья тратить не хотелось. Резко выдохнув, я просунула правую ногу в заранее перекрученное правое стремя. «Прости меня, Господи», – и стеганула прутом круп лошади. Сначала было очень больно. Потом уже не было ничего.

***

Деревянные пальцы никак не желали слушаться, я уже трижды ошибалась в простой мелодии. Обычно уроки музицирования были моей отдушиной, особенно в сравнении с математикой или того хуже, постылым домоводством, но сегодня я была в расстроенных чувствах и никак не могла сосредоточиться. Маман сидела рядом на диванчике с томиком Овидия. Она ни слова не сказала о моей сегодняшней игре, но по её плотно сжатым губам было понятно насколько она не в духе. Чтобы не нагнетать обстановку ещё сильнее я пуще прежнего следила за осанкой, моей вечной проблемой.

– Mademoiselle?! Vous vous sentez mal? 11
  Мадемуазель?! Вам плохо? (фр.)


[Закрыть]– Моя гувернантка, мадам Лессаж, в недоумении смотрела на меня сверху вниз. Мне, как послушной воспитаннице, следовало бы стыдливо покраснеть и извиниться, но вместо этого я только поправила сбившуюся чёлку и вновь принялась за игру. Невероятный демарш для барышни вот уже шестнадцати лет. Видимо всё из-за погоды: с самой поздней ночи лил жуткий ливень, который кажется и не собирался останавливаться, напротив, в воздухе повис тягучий запах приближающейся грозы. Вновь испортив игру, я опустила ладони на колени и степенно поправила складки на клетчатом платье, неосознанно скопировав матушкин жест. Мадам Лессаж, великого терпения женщина, кротко кивнула и покинула гостиную, предупредив, что перерыв лишь на пятнадцать минут и ни секундой дольше. Правда, в её исполнении это звучало скорее как: «Пегегыв пядцат’ м’инут, ни с’екунды боше». Лучше бы она продолжала на своём французском жеманничать. Устыдившись этой недостойной мысли, я уставилась в окно. Почти весь обзор прикрывали широкие и густо-зелёные листья каштана. Маман давно упрашивала отца срубить его, но позволения до сих пор не получила, чему я втайне была очень рада. Я любила деревья нашего сада, да и вообще деревья, куда больше, чем те нелепые заграждения из цветочных кустиков, которые так пестует maman. В деревьях скрывалось необъяснимое величие, воля и тяга к жизни, которым я непонятно почему завидовала. За окном раздался стук копыт и приветственный свист нашего конюха Васьки. Зная, что maman ни за что не позволит мне покинуть гостиную, я без спроса вскочила и в три прыжка добралась до двери. Крики maman я уже не слышала.

Военная форма жутко шла ему. Ещё бы, высокий, статный, офицер драгунского полка. Меньшего от нашей фамилии и не ждали, истинный дворянин – в тяжкий для Родины час, не отсиживается за мамкиной юбкой, а идёт в самую гущу боя, на фронт. Как же должно быть гордится отец, наверное, они даже увидятся. На фронт… Мы стояли в самой глубине сада под проливным дождём, спрятавшись ото всех, даже от maman. Нас разделяли всего пять шагов, но мы не находили сил преодолеть их, заговорить, взглянуть в глаза друг другу. Он первый решился:

– Я отправляюсь нынче же. Меня срочно ожидают в ставке, а оттуда на Польшу… к своим. – Игорь натянуто улыбнулся и снял фуражку. – Ты только жди меня, ладно? Я скоро вернусь, соскучиться не успеешь. Что эти Фридрихи против Российской империи? Пыль одна. Сомнём их и по домам.

Только сейчас я смогла поднять на него глаза. Кто-то, точно не я, подумал: «Хорошо, что дождь. Он не любит, когда я плачу».

– Знаешь… я долго думал. О нашей семье, о доме и как… нам дальше стоит жить. – было видно, как тяжело ему говорить на эту тему. Каждое слово будто выдавливал из себя, – Сейчас новый век и после войны… всё по-новому будет. Но только не здесь. Я видел как ты пишешь, тайком заглядывал в твои альбомы, уж прости. Родители не дадут тебе продолжать, ты погибнешь здесь! – на последних словах его обычно ровный голос вдруг сорвался на крик. – Я и так слишком долго оставлял тебя с ними одну. Непростительно долго! Но я всё решил. Когда вернусь, заберу тебя в Петерберг. Слышишь меня? Мы уедем, вдвоём, будет жить на мой доход. У меня есть накопления, довольно внушительная сумма. Ты сможешь издаваться и никто слова тебе не скажет. Даже родители… – я не дала ему договорить и бросилась на шею.

– Не уезжай, Игорь! Не бросай меня здесь. Кто меня защитит, если мой брат уезжает? – Игорь обхватил мокрыми от дождя ладонями мою голову и с усилием отодвинул от своей шеи. Теперь наши глаза находились на одном уровне: мои серые против его голубых.

– Я уезжаю, но я вернусь, даю тебе слово! А защитить и ты и сама себя сможешь. Ты сильная, ты и сама не знаешь какая ты сильная. Дай тебе волю, станешь настоящей амазонкой, как в тех греческих книжках. – Он грустно улыбнулся – Жди меня, ладно? Ты только не переставай ждать. – На этих словах он резко сбросил мои руки со своей шеи, развернулся на каблуках кирзовых сапог и поспешил покинуть сад – ему много с кем нужно было успеть попрощаться. А я осталась стоять возле совсем молоденькой яблони и уже совсем не чувствовала как вода стекает по моему лицу, по моим длинным чёрным волосам, собранным в строгую косу. Я стояла в том саду и жалела себя как маленькая девочка, вместо того, чтобы кинуться за братом. Тогда я даже представить себе не могла, что видела его в последний раз.