Текст книги "Измена. Острые грани правды (СИ)"

Автор книги: Олеся Рудая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Олеся Рудая
Измена. Острые грани правды

Глава 1

– Нина, ужинай одна, я с Бусей в парке гуляю, – голос Вадима в трубке прозвучал в абсолютной тишине. Будто кто-то выключил все звуки города, оставив только его голос – натянутый, неестественный.

– А где вы гуляете? – почти выдохнула я, всё ещё на гребне восторга, захлестнувшего меня всего полчаса назад. – Давай подойду, у меня для тебя новости! Ты просто не представляешь…

– Нет-нет! – резко, почти грубо оборвал он. – Иди домой. Мы быстро. Раз-два и готово!

В глухой тишине, будто сквозь вату, пробился тихий, сдавленный женский смешок. Такой короткий, что я решила – показалось. Просто шум в ушах от переполнявших меня эмоций.

– Пора бежать! – бросил он и разъединился.

Я застыла перед холодной металлической дверью подъезда, сжимая в руке телефон. Внутри всё сжалось в странном, тревожном предчувствии. Ждать его дома? Или… Нет. Не могу. Не в силах терпеть. Хочется выложить ему всё сейчас же, сию секунду, поделиться этим счастьем!

Я нетерпеливо подпрыгнула на носочки, и рукама потянулась к карману пальто, где лежал маленький конвертик. Внутри него – сложенная вчетверо справка от врача, подтверждающая мою долгожданную беременность. Я получила ее сегодня.

Выйдя из кабинета с трясущимися коленями и мокрыми глазами, я уже представляла, как скажу ему: «У нас получилось, Вадим. После стольких лет – наконец-то получилось». А в ответ его лицо озарится удивлением и безудержной радостью. И он подхватит меня на руки и будет кружить, как в наши самые лучшие моменты.

Нет, я не могла больше ждать. Ни минуты.

Пальцы сами нашли в телефоне приложение «Пёс на карте». Неделю назад, в приступе беспокойства после того, как Буся чуть не потерялся, я купила ему специальный ошейник с трекером.

Синяя точка мигала совсем рядом, в сквере за домом. Я резко развернулась спиной к подъезду, и почти побежала.

Октябрьский воздух пробирал до дрожи, и я куталась глубже в пальто, ускоряя шаг. Мутный свет фонарей отражался в лужах, оставшихся после недавнего дождя. Прохожие, сгорбившись, спешили по своим делам. А я летела, словно могу опоздать. Уже представляла, как вручу ему конверт, как он его откроет, развернет бумагу...

Вот и знакомый сквер. Безлюдная парковка, залитая желтоватым светом фонарей. Ни души. Только ряды припаркованных машин и порывистый ветер, шуршащий опавшей листвой.

И тут – жалобный, знакомый до слёз скулеж. Буся!

Я бросилась между автомобилями и увидела его. Мой пёс, замерзший до дрожи, сидел на холодном ветру, прижавшись к колесу чужой машины. Один.

– Бусь, а где папа? – прошептала я, озираясь. Вокруг никого.

Он, увидев меня, рванулся вперёд, но поводок резко отдёрнул его, заставив рухнуть на мокрый асфальт.

Я подбежала и присела на корточки, гладя его по взъерошенной мокрой шерсти.

– Почему ты один? Ты сбежал и зацепился за машину? – спрашивала я тихонько.

А Буся подпрыгивал от восторга, тыкался мокрым носом в щёку, пачкал лапами рукава пальто.

Когда я попыталась высвободить его поводок, оказалось, что он уходил в узкую щель под дверью автомобиля. Бусю кто-то привязал. Но кто?

Машина работала чуть слышно. Габариты горели тусклым светом.

Незнакомая красная иномарка с круглыми фарами… И тут её зад слегка, едва заметно, качнулся.

Сердце ушло в пятки.

Медленно, очень медленно, я привстала, вглядываясь сквозь запотевшее стекло. Мягкая подсветка приборной панели выхватывала из темноты салона детали.

На водительском сиденье лежала охапка скомканной одежды. А рядом… жёлтая резиновая курочка, любимая игрушка Буси, без которой он не выходит на прогулку.

Не оставалось сомнений, что Вадим её туда положил.

И вдруг... Женский стон. Глухой, сдавленный.

Всё внутри оборвалось.

Я отчетливо увидела на заднем сиденье обнажённую женскую спину. Длинные волосы прилипли к влажной коже. Спина выгибалась в ритмичном, отвратительном движении.

А потом… по ней медленно, ласково, провела мужская рука.

Я потеряла равновесие и осела на мокрый асфальт в поисках опоры.

Как он мог?

Только я подумала, что мы будем счастливы, что построим новую жизнь, семью… А он… с другой… в ее машине… Используя моего пса как прикрытие, оставив ее мерзнуть на улице…

Буся, не понимая ничего, тыкался мордой мне в плечо, виляя хвостом и пытаясь лизнуть в щёку.

А я задыхалась.

Воздух рваными клочьями врывался в лёгкие, но не приносил облегчения. Всё вокруг – красная дверь машины, тусклые фонари, скулящий пёс, чужие стоны – сплелось в одно мутное, уродливое пятно.

Я сидела на асфальте, не в силах пошевелиться.

Остаться? Увидеть его лицо? Увидеть её лицо?

Но комок в горле давил так, что не продохнуть.

Я знала – один взгляд на мужа, я просто разрыдаюсь. От шока. От унижения. От того, что наш общий мир, который я так берегла, разлетелся в прах.

Дрожащими пальцами я отстегнула ошейник Бусика от поводка. Прижала к себе его холодное продрогшее тельце и помчалась.

Мчалась так, словно могла убежать от этого кошмара. Мчалась, чтобы меня не застигли, не нагнали, чтобы не видеть его лица, не слышать лживых оправданий.

Низ живота стянуло, будто в попытке защитить то самое хрупкое чудо внутри.

Я бежала, не видя дороги, пока не остановилась у своего подъезда, задыхаясь, с разрывающимися лёгкими.

В поисках поддержки захотелось позвонить Кате – самой близкой подруге. Она точно подскажет, точно поможет. Она всегда была моей опорой.

Я с трудом набрала номер, прижимая телефон к уху. Долгие гудки. Один звонок... Второй. Третий.

Она не брала трубку. Я почувствовала опустошение.

Желудок скрутило спазмом. Голова загудела.

Я плотно прислонилась лбом к холодной двери подъезда. Прижала горячую ладонь к окаменевшему низу живота, пытаясь отдышаться.

Что же мне теперь делать?

Глава 2

Я закрывала входную дверь, когда телефон в кармане завибрировал.

Сердце ёкнуло в надежде. Может быть, это Катя? Как же мне сейчас не хватает её дружеского плеча…

Но нет – Вадим. Экран пылал неуместным теперь: «Самый лучший муж».

Я стояла на пороге, поймав себя на мысли, что не включила свет, оставаясь в темноте прихожей, будто в засаде.

Молчание в трубке было густым, натянутым.

– Нина, – его голос прозвучал сдавленно, в нём слышалось странное напряжение, смесь вины и тревоги. – Ты… дома?

Закончил свои дела и заметил пропажу Бусика?

Я прижала телефон к уху, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Дома, – выдавила я, и моё дыхание, ещё не успевшее выровняться после бега, прозвучало в трубке неровно и громко.

И тут, по своему обыкновению после прогулки, Буся сладко и громко залаял, утыкаясь носом мне в ноги.

В трубке наступила мёртвая тишина. Я буквально физически ощутила, как по тому концу провода прокатилась волна дикого, всепоглощающего облегчения.

Вадим слышал – пёс со мной. И значит, ему не придется выдумывать фанатичные истории о его пропаже.

Когда муж заговорил снова, голос его стал равнодушным и торопливым.

– Хорошо. Скоро буду.

Дверь щёлкнула через час.

Лёгкие, почти бесшумные шаги, что бывают, когда человек возвращается домой с чувством выполненного долга. Или с ощущением безнаказанной измены.

– Нинуль, я дома! – бросил он куртку на вешалку и прошёл на кухню, к холодильнику. – Ты чего в темноте сидишь? А я прогулялся ещё немного. Так хорошо на улице.

Я молча сидела в гостиной, в кресле, не включив свет. Ладони прижаты к животу, где уже пульсировала новая, крошечная жизнь. Теперь она была только моей. Моей и ничьей больше.

– Буся опять сам прибежал? – спросил он и заглянул ко мне в гостиную, отпивая молоко прямо из коробки.

Голос его звучал ровно, без единой нотки напряжения. Иногда Бусик и впрямь сам прибегал к подъезду.

– Угу, – выдавила я. – Сам. Опять.

«И отстегнул ошейник тоже сам», – хотелось сказать. Но язык был ватным и тяжёлым.

Вадим не принёс ни поводка, ни собачьей игрушки. Но я намеренно не стала допытывать. Мне это было уже не нужно.

Муж подошел, не включив свет, и потрепал меня по волосам.

– Ладно, я в душ. День сегодня адский.

«Да уж, – пронеслось в голове. – Должно быть, в такой тесной машинке душно, как в аду».

Я сидела и смотрела, как его блеклая тень, отброшенная с порога ванной, исчезла. Мир сузился до узкой полоски света, струящегося из-за неплотно прикрытой двери, и до тянущего ощущения внизу живота. Бусик в лежанке тревожно взвизгнул во сне. И я, вздрогнув, дотронулась до сумки с вещами, припрятанной за креслом.

Я долго думала, как поступить. И решила.

Завтра, когда Вадим отлучится по делам, я просто выйду из квартиры и не вернусь. Без слез, без нервов, без последних разговоров.

Скандалы рвут душу на части. От одной мысли об этом всё внутри натягивалось в тугую, дрожащую струну. А мне нельзя рвать душ. Уж точно не сейчас – в моём положении. Под моим сердцем растет крошечная хрупкая жизнь, и её благополучие – единственный закон, которому я теперь подчиняюсь.

Мы с Вадимом снимаем эту квартиру уже пять лет. Здесь полно моих вещей. И всё же, я подготовила только лёгкую сумку с самым необходимым. За остальным пришлю брата, когда всё уляжется. И если захочу вообще видеть свои старые вещи.

Мой уход – не манипуляция и не театр. Это не «посмотрим, как ты без меня». Это – разрез. Чистый и окончательный.

Я положила ладонь на ещё плоский живот.

– Прости, – прошептала я ему и Вадиму одновременно. – Но так будет лучше. Я слишком долго ждала тебя и теперь должна защитить.

Завтра я оставлю здесь не только вещи.

Я оставлю любовь, которая оказалась слишком хрупкой. Оставлю доверие, которое разбилось о запотевшее стекло чужой машины. Оставлю наш общий мирок – старую квартирку, фотографии, сувениры из счастливых поездок.

А заберу единственное реальное сокровище – малыша.

* * *

Катя, позвонила мне только утром.

Наконец-то! Она так нужна мне сейчас.

Голос её звенел с поражающей легкостью.

– Нинуль, привет! Можно я к тебе заскочу? Мне не терпится тебе кое-что показать!

Она всегда была эмоциональной, но сегодня в её голосе была какая-то особая, ликующая нота. Та, что бывает, когда делишься счастьем. Или когда знаешь чужой секрет.

– Конечно, – сказала я с облегчением, глядя в окно на серый ноябрьский двор. – Приезжай.

Мне так не хватало её в этот сложный момент.

Подруга появилась через час. Сияющая.

Вадим как раз выходил из спальни. Их взгляды встретились на мне. Быстро, как удар тока.

– О, Кать, привет, – сказал он.

– Вадим, давно не виделись, – бросила она, и снова её взгляд скользнул по нему. Быстро. Значительно.

У меня в груди что-то дрогнуло и замерло.

Катя повертела блестящими ключами от машины.

– А у меня обновка. Иди, глянь какой красавчик!

Она с торжествующим видом подвела меня к окну, выходящему на парковку.

Мой взгляд сразу упал на огненно-красный автомобиль с круглыми фарами. Тот самый…

Мир на секунду замер. Воздух застыл в лёгких.

Мне захотелось прижаться к подруге, рассказать ей всё, что я вчера перенесла…

– Вон он, красный! – она указала на него пальцем.

И пол под ногами накренился.

Так вот кто был с Вадимом в той машине... Моя лучшая подруга.

В ушах гулко застучало.

– Ну как тебе? Любимый подарил, я даже не ожидала! – засмеялась она хвастливо.

– Мне Вадим таких подарков не делает, – сказала я, и голос мой прозвучал плоским, выцветшим.

Катя засмеялась ещё громче и дотронулась до моего плеча.

– Ох, Нинуль, не грусти! Скоро он тебя удивит. Да ещё как!

Она переглянулась с Вадимом.

Снова.

Этот взгляд, быстрый, как щелчок, полный какого-то общего, тайного знания, пронзил меня насквозь.

От этой сцены мне стало физически плохо.

Тут из-за угла выполз Буся. Он чихнул, жалобно хрипнул и лёг на пол, свернувшись калачиком.

– Ой, а он что это такой вялый? – нахмурилась Катя.

– Простыл, – пробормотала я, стараясь не выдать своего состояния. – Вчера вечером.

Катя взглянула на меня, и на её лице на секунду мелькнуло неподдельное удивление.

– Упс, – сказала она, и прикрыла рот рукой. – Всё-таки замерз тогда…

В комнате повисла звенящая тишина.

– Что? – тихо спросила я.

Катя заморгала, осознав свою оплошность.

Вадим застыл у стены, его лицо стало маской.

– Ну… я просто… говорю, на улице же холодно, – залепетала она, избегая моего взгляда. – Ему, наверное, нужен тёплый жилет для собак. Для таких прогулок.

Она говорила слишком быстро. Слишком взволнованно.

Небрежно брошенное «тогда» висело в воздухе тяжёлым, ядовитым грузом.

«Тогда» – это вчера. Когда мой пёс промерзал на ветру, привязанный к дверце её новой машины. А она с Вадимом на заднем сиденье…

Я должна успокоиться!

Под предлогом, что нужно напоить Бусю, я скрылась на кухне.

Руки дрожали. Сердце колотилось где-то в горле.

Я приоткрыла кран, чтобы заглушить шум в голове, и в этот момент из гостиной донёсся их приглушённый шёпот. Он был таким срочным, таким интимным, что я замерла, вжавшись в стену.

Голос Кати, быстрый и настойчивый:

– Ну что, оформил?

Пауза. Мое сердце пронзило острой болью.

Голос Вадима, тихий и усталый:

– Да, всё готово.

Ещё пауза, в которой слышалось лишь шипение воды из крана.

– Когда скажешь ей?

Я задержала дыхание, вжимаясь в шершавую поверхность обоев.

– Думаю, сегодня днём, – ответил Вадим.

В ушах зазвенело.

Обрывки фраз сложились в чудовищную мозаику. Он не просто изменил. Он что-то оформлял. Готовил. И сегодня… уже сегодня днём он собирался мне всё сказать.

Я медленно соскользнула по стене и села на холодный кафель, прижав ладони к животу. К своему маленькому, никому не известному секрету.

Глава 3

Катя и Вадим вышли вместе. Я, притаившись за занавеской, наблюдала в окно, как они перекинулись парой фраз и разъехались.

На кухонном столе я оставила записку:

«Я ухожу от тебя. Не ищи»

Без промедления оделась. Уложила больного Бусика в переноску.

– Ну что, дружок, – прошептала я ему. – Поехали к бабушке.

Последний раз оглядела нашу квартиру. Фотографии, любимые книги, та самая кофта, в которой мы встречали рассвет на море – всё это останется здесь. Как улики прошедшей жизни. Как часть прежней меня.

Я прикрыла за собой дверь. Тихо, буднично я поставила на своей старой жизни точку.

* * *

– Ниночка, что случилось? – мама открыла дверь, убирая с порога детскую коляску.

Её взгляд сразу упал на мою сумку и на вялого Бусю в переноске.

Мамина двушка была полна суеты и криков. Мой племянник носился из угла в угол, как ураган. А невестка пыталась его успокоить, от чего в квартире становилось только громче.

– Просто погостим денёк.

– С собакой? – она вздохнула. – Вечно ты с этими животными возишься. Лучше бы внуками порадовала.

Укол был точным и болезненным.

Я промолчала, прошла в комнату и устроила Бусю на ковре, сдвинув разбросанные игрушки. Пес скулил, ему было плохо. А я сидела рядом, гладила его по горячей голове и смотрела в стену.

В памяти всплывали обрывки воспоминаний, острые, как стекло.

О том, как Вадим, тогда ещё не муж, а просто парень, предложил съехаться пять лет назад. Как наши ужины растягивались на всю ночь, и мы до рассвета мечтали о будущем. О собственной квартире, куда мы съедем со съёмной. О детях.

«У нас будет двое, – говорил он, обнимая меня. – Мальчик и девочка. И большая собака».

«Буся сойдёт?» – смеялась я тогда.

«Сойдёт, – целовал он меня в макушку. – Может, еще вырастет».

Тот мир, где мы говорили о детях и своей квартире, рассыпался в прах на грязном асфальте парковки.

Слёзы потекли по лицу беззвучно, горячими солёными ручьями. Они капали на шерсть Буси, и он сквозь вялость вылизывал мне пальцы, не понимая, отчего я плачу.

Мама заглянула в комнату, почему-то не удивившись моим слезам.

– Что случилось, доченька?

– Мама, – голос мой сорвался, став тонким и детским. – Вадим мне изменил.

Я выложила всё. Красную машину на парковке. Запотевшие стёкла. Обнажённую спину. Продрогшего Бусика. Не отвечающую на звонки Катю, что явилась утром с ключами от новой машины. Той самой машины. Ее вопрос, залипший в памяти: «Когда скажешь ей?». И ответ моего мужа: «Завтра, когда все подготовлю».

Мама слушала, и на её лице не было ни печали, ни гнева. Лишь усталая покорность.

– Я буду жить у тебя, – наконец, выдавила я.

– Доченька, я тебя люблю, но ты посмотри во что превратилась моя квартира…

В это время в комнату влетел футбольный мяч и с грохотом опрокинул напольную лампу. Мама и бровью не повела, сосредоточенная на нашем разговоре.

– Тут и так твой брат с женой и сынишкой живет. Так ещё один на подходе. Ты не сердись, милая, но что нам, друг у друга на головах сидеть?

– Но я…

– Представь только! – мама выставила сразу четыре разогнутых пальца, – четверо взрослых, трёхлетка…

Она подняла вторую руку, продолжая считать.

– Младенец… еще и собака! – она потрясла в воздухе семью пальцами, – и это в двушке!

– Но, мне некуда больше пойти.

– А Вадим?

– Вадим, который мне изменяет?! С лучшей подругой... – мой крик сорвался на шепот.

– Ниночка, дорогая… Ты даже не видела их толком. Может, это просто похожая машина была?

Её слова повисли в воздухе, густые и удушающие.

– Подумай, Вадим хорошо зарабатывает, любит тебя. А у тебя с работой проблемы.

Я смотрела на неё, не веря своим ушам.

– Ты это всё говоришь… – прошептала я. – Только потому, что не хочешь, чтобы я жила здесь.

Мама открыла рот, но не успела ничего ответить, потому что в дверях появился старший брат, Костя. Он слышал всё.

– Нина, у нас и так тесно, – сказал он без предисловий, его лицо было напряжённым и недобрым. – У тебя же там крутой муж-айтишник. Вот и разбирайся с ним! У нас своих проблем хватает.

Рядом втиснулась его жена, выставив вперёд животик, круглый и твёрдый.

– Это видишь? – Костя нежно положил руку на ее плечо, словно защищая от меня. – Ей нужен покой. Нам тут лишние нервы ни к чему.

Я смотрела на них. На мать, которая выгоняла меня из родного дома и готова была закрыть глаза на предательство Вадима. На брата, который ставил во главу угла интересы своей беременной жены. На беременную невестку, о которой заботятся.

Я не нужна им. Я вмиг почувствовала себя абсолютно чужой. Одинокой до самой глубины души.

Безысходность была живой, рвущейся наружу.

И тут в низу живота что-то дёрнуло. Я вскрикнула, негромко, и согнулась пополам. В глазах потемнело.

– Мама… – успела я выдохнуть.

Она подхватила меня, и её лицо исказилось испугом. Я видела, как её взгляд скользнул вниз, по моим джинсам, и в нём вспыхнул настоящий, непритворный ужас. А по ногам, тёплой и липкой волной, растекалось что-то неотвратимое.

– Костя, скорую! Быстро! – закричала она, и её голос сорвался на визг.

Глава 4

Больничная палата встретила меня стерильным белым светом и запахом хлорки, перебивающим все другие запахи мира. Я лежала на холодной клеёнке, укрытая жёстким одеялом, и смотрела в матовый потолок. Внутри была пустота, огромная и безразмерная. Ни мыслей, ни чувств – только ровная, онемевшая тишь после бури.

В дверь постучали, и вошла медсестра с документами в руках. Её лицо было усталым и профессионально-равнодушным.

– Нужно заполнить бумаги, – она протянула мне бланк. – Укажите, пожалуйста, номер телефона доверенного лица. Мужа, например.

Слова прозвучали как удар по оголенному нерву. Я покачала головой, не в силах вымолвить его имя.

– У меня его нет.

Медсестра подняла брови, но ничего не сказала.

– Тогда кого писать? На экстренный случай.

Я закрыла глаза. В голове всплыло мамино испуганное лицо, её отворот, когда я попросилась остаться. «У тебя же есть муж».

– Пишите просто маму, – прошептала я.

Но даже это ощущалось как ложь. Когда она отвернулась от меня в тот момент, в её тёплой, пахнущей щами квартире, у меня не стало никого. Вообще.

Буся остался у неё. Хоть бы с ним ничего не случится. Эта мысль была единственной тонкой ниточкой, связывающей меня с тем миром.

– Вам принесут вещи? – медсестра вывела на бланке мамины данные. – Халат, тапочки, предметы гигиены?

– Некому, – ответила я, и это прозвучало как приговор. Я была островом, отрезанным от материка.

– Доставку закажу, – добавила я, чувствуя, как жжёт щёки от этого унижения.

– График посещения – у сестринской, посмотрите, – сказала она, уже выходя. Её голос смягчился на полтона, будто она уловила запах моего полного одиночества.

– Спасибо, – прошептала я в пустоту.

Когда дверь закрылась, я осторожно, почти боясь, положила ладонь на низ живота. Во мне боролись ледяное спокойствие и страх. Страх, что я могла его потерять.

Позже зашёл врач – молодой, с усталыми, но внимательными глазами.

– Пока всё хорошо, – сказал он, просматривая мою карту. – Подержим вас немного, дождёмся сердцебиения.

Слово ударило в висок, отозвавшись гулким эхом.

– Сердцебиения? – мой голос сорвался на шепот.

– Да, эмбрион закрепился в матке, на передней стенке, – он говорил спокойно, деловито. – Но сердцебиения пока нет.

– Что это значит?! – в голосе прозвенела неведомая ранее паника.

Я уставилась на него, ловя каждое слово, каждую интонацию, пытаясь найти в них надежду или скрытую ложь.

– Не волнуйтесь раньше времени, – врач поднял руку, успокаивающе. – Срок у вас совсем маленький. Часто бывает, что оно появляется чуть позже. Принимайте все назначенные препараты.

Он опустил на прикроватную тумбу листочек с назначением.

– Но… оно же появится?

– Когда появится – выпишем вас, – ответил он, избегая прямого ответа. Его взгляд скользнул по моему лицу и снова упал на карту. – За таблетками ходите к сестринской. Там на стойке журнал. Давление и температуру записывайте каждое утро. Расписание столовой там же.

Я просто кивнула, не в силах говорить.

– Завтра в десять на УЗИ, – ещё один листок лег на тумбочку.

Врач вышел, оставив меня наедине с пустотой внутри. С этим ожиданием.

Каждый следующий миг будет отмечен одним вопросом: застучит ли там, в глубине, крошечное, пока не слышимое никому сердце? Или тишина так и останется тишиной?

Звонок раздался резко, разрывая больничную пустоту. Мама.

Она не знает ничего про беременность. Не хочу посвящать в свою главную тайну никого раньше времени. Да и Вадиму она может рассказать, а я не хочу этого.

– Вадим звонил, – первые же её слова. А в голосе промелькнул намёк дать ему шанс. Будто его звонка достаточно, чтобы загладить вину.

– И что ты ему сказала? – спросила я равнодушно.

– Я не ответила. Хотела сперва с тобой поговорить.

– Хорошо.

В этот момент я была благодарна матери. Хотя и чувствовала, что она на его стороне.

– Доченька, куда тебя отвезли? Что случилось? Ты в порядке? – посыпались нетерпеливые вопросы.

– Не переживай, сейчас уже всё хорошо… – я знала, что мама не поверила этим словам.

– Скажи адрес, я привезу вещи, – потребовала она.

– Не надо, мам. Всё есть. Да и скоро выпишут.

Пауза. Из трубки до меня донесся детский смех и весёлый голос брата.

– Как там Буся? – вставила я, прежде чем мама успеет сказать ещё что-то.

– Спит, – без раздумий ответила она, даже не проверив. Значит, это привычное его состояние.

– Отведешь его к ветеринару, если не будет лучше.

– Я хочу приехать, скажи адрес, – её мольба последовала в ответ на мою просьбу.

– И не говори Вадиму ничего. Ни про скорую, ни про больницу. Когда в следующий раз позвонит, скажи просто «у неё всё хорошо, она не хочет тебя видеть».

Мама глубоко вздохнула. Но я не сомневалась, что она выполнит мою просьбу. Ведь теперь это было тем единственным, что она сможет для меня сделать.

– Позвони, как всё прояснится с твоим состоянием, – тихо попросила она. – Я волнуюсь.

Я не ответила. Просто положила трубку, отвернулась к холодной стене и закрыла глаза.

Вадим ищет меня, но скоро успокоится.

Я только упростила ему задачу своим уходом. В записке всё сказано. Пусть будет благодарен такому простому финалу. Скоро подам на развод. И всё.

А говорить с ним я не буду. Его имя, его голос, его образ – всё это было частью того мира, что остался за пределами белой больничной двери. Мира, который разбил меня вдребезги.

А сейчас все силы, всё моё существо было сосредоточено на одном – прислушиваться к тишине внутри себя и ждать. Ждать крошечного стука, который должен решить всё.