Текст книги "История Милены (СИ)"

Автор книги: Олеся Махаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Дграк до мозга костей… Слуга своего народа… Истинный адепт Нор-Талена… Безграничное могущество… Безграничная энергия… Рабы и рабыни… Сколько раз за сегодняшний день эти дурманящие сознание фразы повторял нам Гавварен Исайя Керран Ин Золгар – офицер высшего ранга. Да, он мастер пламенных речей. Даже в моем холодном сердце зажглась жажда славы и разрушения, и я невольно принялся внимательно слушать этого невысокого дграка с очень худым, длинным лицом и карими, почти черными глазами. Гавварен, как всегда, начал издалека, и его речь обещала затянуться надолго.

Мы собрались в просторном зале. Сто, или чуть больше офицеров. После последней ожесточенной кампании наши ряды значительно уменьшились, и место моих старых знакомых заняли новички из числа отличившегося молодняка. Из прежнего состава я разглядел лишь нескольких, кого знал лично. Но так как мне не было дела до них, то я быстро утратил интерес к окружающим и снова прислушался к Гавварену.

Свет четырех Звезд системы Победоносца, в которой среди холодного космического пространства медленно дрейфовал город Эмелен-Дьента, отражался от огромных тонированных иллюминаторов, занимавших три из четырех стен Зала Собраний. Там, за пределами города, каждую секунду рождался и умирал новый мир. Космос завораживал и одновременно опьянял свои могуществом.

На мерцающем серебристым светом стеклянном прямоугольном кубе в такт словам Гавварена всплывали голографические изображения. На самом деле не совсем изображения. Это была информация, которую Гавварен транслировал для всех присутствующих в зале из своего сознания, что однако не мешало ему жестами указывать на какую-то удаленную от центра галактики звездную систему. Желтое Солнце и десять планет. Далековато от нашего места базирования. Если флот перебрасывают на такое значительное расстояние, то должно быть, это необычный мир и там действительно есть, чем поживиться.

Я изредка поглядывал на «голограммы», то и дело переводя взгляд на проносящиеся за стенами города космические корабли. Они, словно стая мальков, которых я увидел случайно в водах одной из покоренных планет, спешили в непонятном направлении, известном только им одним. Мальки… Хорошее сравнение для наших транспортных и боевых кораблей. Наверняка эти живые существа вдохновили неведомого мне конструктора на создание таких грозных разрушающих машин.

Раньше мне казалось, что эти огромные железные монстры существовали всегда. Когда я пришел в этот мир, неисчислимое количество кораблей уже стояло на вооружении флота дграков. Когда я из юноши превратился в солдата, их количество увеличилось вдвое, а может быть, втрое. Долгое время я считал, что совершеннее и смертоноснее конструкций не сыскать во всей Вселенной.

Вспоминая себя в юные годы, я удивлялся, насколько величественными казались тогда все конструкции, созданные нашим народом, и какими скучными и будничными они мне видятся сейчас.

Помню, впервые я попал на «Драггир» – так называли малые транспортники – лет в десять или девять. Меня и еще около двухсот мальчиков перевозили из одного города в другой. С какой целью, не знаю. Но тогда, как и сейчас, никто не задавал вопросов. Мы, черноволосые ребята, столпились у огромного люка темной, как сам космос, махины. В руках у каждого был маленький сверток с предметами личной гигиены и сменным бельем. Все в одинаковых комбинезонах, все подстрижены на одинаковый манер. Друг от друга нас отличали лишь жетоны на шее, на которых было выбито имя. Свой жетон я вытащил при инициации из кучи точно таких же ничем неприглядных жетонов. С тех пор меня стали называть Амарантом, но по мере восхождения к вершине мое имя становилось все длиннее. И теперь я Амарант Эсель Эль Файен Рат-Дик. Офицер второго ранга.

«Драггир»… Когда я увидел этот корабль, то сию же минуту захотел пилотировать его. Почувствовать всю мощь этой сигарообразной громадины, вдоль борта которой сияли словно звездочки освещенные окна иллюминаторов. Он был прекрасен. Черная, отражающая световые лучи обшивка, благодаря которой корабли были почти невидимыми. Металлоорганические трубки-щупальца, похожие на щупальца гигантского спрута. Когда мы садились на «Драггир», они были неподвижны и сложены, приняв форму ромба. Уже позже я узнал, что именно эти генераторы силовых полей, делающие суда похожими на морских созданий, обитающих во многих мирах, стали визитной карточкой нашего народа.

Однажды на одной из покоренных планет я выдернул из земли растение. Пока меня никто не видел, я долго рассматривал его. Тогда я не знал ни что такое листья и стебли, ни что такое корни. Но разветвленные ниточки, которые до этого прятались под землей, меня поразили. Я сразу почувствовал, что именно они питают все растение. Так вот, представьте, что под нашими городами находится нечто подобное корням растения, только они не живые, а металлические. Это целая разветвленная сеть трубок-щупалец, соединенных между собой, словно кровеносными сосудами, многочисленными шлангами и гибкими перемычками. Когда ты приближаешься к городу, кажется, что несуществующий ветер колышет металлоорганические «эрги» – те самые щупальца. Если повезет, то можно увидеть, как меж них, словно молнии, проскакивают разряды. Это своего рода побочный продукт, избыточная энергия тех полей, которые рождаются в этом странном танце. Они же, подобно корням, питают энергией все жилые сектора и направляют города в неспешное плавание туда, куда велит наш Бог.

Когда я был ребенком, весь мой мир ограничивался лишь закрытым для посторонних лиц сектором в городе Имель-Данавер. Я не помнил, когда попал сюда. Но что появился на свет не здесь, знаю точно. Я, как и каждый из нас, втайне мечтал, что родился на планете под ярким солнечным светом, а не в полутьме холодных космических городов. Иногда там и правда бывало прохладно. Легкие накидки не спасали от стужи, а к металлическим стенам нельзя было прикоснуться. Тогда мы молча сбивались в кучу и, сняв один из матрасов и положив его на пол, спали сидя, прижавшись друг к другу спинами.

Я никогда прежде не задумывался кто был автором мира, в котором я родился. Но сейчас, наблюдая за тем, как монотонно и ритмично шевелятся металлические щупальца «Даррагов» – кораблей-спрутов, я погрузился в размышления.

По меркам дграков я уже далеко не мальчишка, но и не старик. Что для почти бессмертного существа значат каких-то тысяча с небольшим лет? Я не знал своего точного возраста, ибо в этом не было необходимости. Никто и никогда из дграков не считал нужным уточнять это. И никто и никогда не поздравлял меня с очередным прожитым годом, как это принято в планетарных мирах. У нас не было такого понятия, как год. В холодных космических просторах, по которым плыли наши города, существовала только вечность.

Я не знал, когда и где родился, так как все мое младенчество предано забвению. Я не знал людей, подаривших мне жизнь. Существо, родившее меня, вполне могло оказаться как и обычной женщиной из нашего рода, так и одной из рабынь с захваченных планет. Она могла быть жрицей или офицерской женой, могла понести от какого-нибудь юнца, впервые узнавшего, что такое физическая близость, а могла зачать даже от самих правителей городов.

Возможно, кто-то из обитателей планет, поклоняющихся светлым богам, в ужасе вскрикнул бы и разрыдался, узнав, как поступают в нашем суровом, но справедливом обществе с только что родившимися детьми. Но я как боевой офицер и как человек, воспитанный в лучших традициях своего народа, считаю это единственно правильным выбором. Та структура, в которой выросло не одно поколение дграков, сделала из нас бесстрашных непобедимых воинов, свободных от уз семьи и так боготворимого многими мирами чувства любви.

Каждый дграк рождается и умирает в одиночестве. Он одинок изначально. Уже в утробе матери он чувствует свою свободу, ибо вынашивающая его женщина, хоть и связана со своим ребенком посредством пуповины, но изначально не считает его своим. Мои родители видели меня лишь однажды – в тот день, когда я появился на свет, покинув чрево матери. Мой отец был тем, кто помог мне родиться. Так уж у нас заведено, что отцы принимают роды у женщин. Их суровые лица – первое, что видит ребенок, пришедший в наш мир. Я и сам за свою тысячелетнюю жизнь принял не одну сотню родов. И каждый раз, взяв ребенка в руки, я испытывал гордость и волнительный трепет от того, что подарил нашему Богу нового слугу.

Рождение в мире дграков – это сложный магический и физический обряд. Кто разработал его законы, я так и не смог выяснить. Все мои попытки почерпнуть знания из книг разбивались о глухую стену недомолвок и искорененной информации.

Лишь после тебя, моя милая Милена, меня стали заботить вопросы, которые раньше казались непреложными истинами. Вплоть до твоей смерти я не интересовался ни историей, ни тайнами нашего народа, принимая все происходящее вокруг как должное. Но до сих пор я был и остаюсь слепцом, желающим прозреть, но не понимающим, что в кромешной темноте он ничего не сможет разглядеть. И чтобы что-то изменилось, ему нужно выйти на свет. Но идти к свету я не хотел. Ни тогда, ни сейчас.

За долгую жизнь я повидал много женщин. Некоторые из них быстро мне надоедали, другие были со мной десятилетиями. Но ни одна из них не оставила в душе таких неизгладимых шрамов, как ты, моя милая Милена. Ты и наш сын. Глубоко внутри я надеюсь когда-нибудь повстречать его и посмотреть, что он унаследовал от своей матери.

У дграков не принято вспоминать детей и жен. И думая о тебе, я совершаю серьезную провинность. Но я уже не тот, что прежде, и не могу по-другому. Холодная ярость, что поселилась во мне после твоей смерти, придает сил. Поднимает боевой дух, подстегивает быть жестоким, а это то, что нужно нашим правителям, потому они и закрывают глаза на такие проступки.

Я хотел бы придать воспоминания о тебе, подобно воспоминаниям о детстве, забвению, но что бы я ни делал, ты остаешься в памяти, подобно сну, приходящему наяву. Серые глаза снова смотрят с укоризной, словно я вновь забираю у тебя ребенка.

Кхон… Твой дом. Укутанный пеленой пушистых облаков, лакомый кусочек для расы дграков. Голубой и зеленый, перемежающийся с желто-оранжевым. Таким он виделся с орбиты. Дагон Хиват Иврахит – так звучало его название на нашем языке. Невидимые для местных жителей наши корабли месяцами плыли по орбите планеты. Маленькие огоньки светились далеко внизу. Они мерцали. Одни гасли, другие загорались.

Я помню, как припал к иллюминатору, опершись о стекло двумя руками. Каждый раз, когда я мысленно подключался к кораблю, на меня обрушивался поток слов, образов и звуков. Поток жизни. Молящаяся у алтаря женщина стоит на коленях, припав лбом к полу, и что-то шепчет. Пока мне непонятны ее речи, но это ненадолго. С каждым новым услышанным словом я начинаю понимать все больше и больше этот неожиданно красивый язык. Планета движется, и образ женщины пропадает, сменяясь на группу загорелых юношей, сидящих полукругом перед длиннобородым мужчиной в белых одеждах. Волосы его заплетены в две косички. Высокий рогатый зверь издает протяжный низкий клич, призывая свою самку.

Кхон… Твой дом, который мы уничтожили… Наверное, он был прекрасен. Для тебя… Я же видел в нем одну из планет, чье разрушение напитает нашего Бога. Так должно было случиться. Ведь этот цветущий мир рано или поздно все равно исчезнет.

Я не испытывал сожаления, когда погибал Кхон. Я не знал этого чувства. Не знал, что это такое – жалеть. Мне было чуждо все человеческое, ибо наш народ давно перестал быть просто людьми. Я демон. Существо, полное ненависти и жажды чужих страданий. Я слуга. Я дграк. Я разрушитель и убийца.

Нор-Тален… Наш Спаситель – так мы тебя называли. Могущественный Бог Разрушения. Вдохновитель и повелитель. Господин, неведомо как поработивший целую расу. Ты извратил наше сознание. Уничтожил прошлое, подарив взамен лишь жалкое чувство удовольствия от чужой боли. Я ненавижу тебя и люблю всем сердцем. Ибо милость Бога – единственное, что имеет значимость в нашем мире. О, Нор-Тален, ты сделал нас непобедимой армией, не знающими жалости солдатами. Ты контролировал мысли и действия. Ты завладел разумом. Ты завладел всей жизнью. Ты нас уничтожил, превратив в покалеченных людей. Ты нас возвысил над другими расами. Ты породил дграков.

========== 2. Рождение и смерть ч. 1 ==========

Свободные люди не живут в неволе. Они медленно увядают, подобно тому, как тает снег, как поникают сорванные цветы, как исчезает последний лучик света. Стены душат, воруют жизнь, высасывают силу. Какой бы золотой не была клетка, она неизменно убивает. Медленно, но неотвратимо, если у них не хватает сил покончить с собой сразу.

Мне не нужно ни наркотика, ни медитации, чтобы вновь увидеть и вспомнить тот день во всех деталях. Страшная картина рождения и смерти сама всплывает перед глазами.

Милена, моя милая Милена, как ты была прекрасна во время ожидания своего первенца. Ребенка, которого я имел неосторожность тебе подарить. Изящная фигура стала мягкой и округлой, груди набухли и увеличились, а взгляд часто бывал теплым и загадочным.

Я помню, как одиноко ты сидела в кресле перед огромным иллюминатором, за которым было лишь безграничное черное пространство. Ты улыбалась своим мыслям, поглаживая большой живот, а космос в ответ молча созерцал мать и еще не родившееся дитя. Он знал все ваши тайны. Он видел тебя насквозь. Каждый раз, оставаясь наедине с самой собой, ты погружалась в мысли, которые были отделены от меня глухой стеной. Я мог бы ее с легкостью сломать, но по непонятной причине этого не делал. Тогда мне казалось, что и так знаю, о чем ты думаешь, но увы, это только казалось.

Я часто останавливался в дверях и наблюдал за безмятежной картиной жизни моих женщин. Ты так и не заговорила ни с одной из них, предпочитая одиночество и молчание. Даже Адель, которая была на сносях, забеременев от меня уже в шестой раз, опасалась приближаться к странной крейтонке. Ты была изгоем среди них. Белой вороной в обществе черных птиц. Мои женщины презирали тебя ровно настолько, насколько ты сама презирала их. Видели ли они в тебе конкурента или гордость была тому причиной, не знаю.

Мне нравились изменения, которые происходили в тебе. Что-то светящееся вдруг зажигалось на лице. Тогда мне не хотелось прикасаться к этому хрупкому нежному телу, не хотелось обладать им, потому как я боялся разрушить эту странную теплоту, доселе невиданную мною. Я начинал сомневаться, хочу ли я лицезреть тебя всегда такой или мечтаю о том, что ты станешь одной из нас, и отнятый ребенок еще на ступень приблизит нас к цели.

Тот день… День рождения нашего сына. Ты не хотела говорить никому, что время пришло. И если бы я и другие дграки не почувствовали, что что-то не так, то ты бы так и лежала, сжавшись комочком на жесткой кровати в маленькой комнатушке с серыми стенами.

Почему ты молчала? Хотела родить сама, в полном одиночестве без посторонней помощи? Чтобы ни я, ни кто-то другой не посмел притронуться к тебе в этот час? Или надеялась остаться с малышом чуть дольше, прежде чем его заберут? А может быть хотела передать ему что-то посредством своей магии? Если это так, то ты чуть не сделала роковую ошибку. Тогда наш сын не смог бы выжить в суровом обществе воинов-завоевателей. Он навсегда остался бы другим, и его ждала неминуемая смерть.

Я помню твое испуганное лицо, когда я и еще двое дграков вошли в комнату. Хрустальные слезинки брызнули из глаз. Ты буквально вжалась в стену, а губы беззвучно шевелились произнося одно единственное слово: «Нет!»

Рубашка и простынь оказались мокрыми от уже излившихся вод. Ты лишь подняла на меня глаза, когда я сел рядом, и отвернулась, вновь уткнувшись в подушку беззвучно рыдая.

Что-то кольнуло сердце. Странное чувство, незнакомое. Непозволительное в нашем мире. Сочувствие? Нет, наверняка что-то иное.

– Когда все закончится, ты будешь за это наказана, – недовольный таким поведением, грубо сказал я. – А теперь ляг на спину и раздвинь ноги.

Но ты сжала колени лишь плотнее. Как похоже на тебя прежнюю. Ты никогда не желала подчиняться и делала все по-своему. Делала так, чтобы очередной раз показать мне свое презрение.

Я не стал уговаривать дальше и довольно грубо развел бедра в стороны. Позади меня кто-то хмыкнул, и я едва сдержал накативший приступ ярости. Только этих гадких насмешек не хватало.

Внутренним взором я услышал сердцебиение плода и остался им весьма доволен. Четкое, ритмичное. Крепкий малыш. Мои гены определенно сильны в нем, и мне есть, чем гордиться. Со временем он станет настоящим воином. Осталось только проверить, как обстоят дела с открытием шейки. Не хотелось бы принимать роды здесь и сейчас. Без подготовки и не по ритуалу.

Ты инстинктивно хотела отползти выше, но я не позволил, ухватив за лежащую на груди руку. Кончики пальцев уперлись в головку нашего малыша.

– Сколько? – скрипучим голосом спросил один из дграков.

– Четыре пальца, – ответил я. – Думаю, можно забирать ее отсюда. Пока мы приготовимся, открытие будет уже полным.

Ты вдруг встрепенулась и быстро-быстро начала говорить:

– Амарант, пожалуйста, Амарант! Не отдавай им его! Не отдавай им меня, умоляю! – ты отчаянно схватилась за мое предплечье и каким-то безумным взглядом окинула стоящих у меня за спиной дграков. – Амарант, он же и твой тоже! Тебе мало того, что я твоя рабыня? Амарант, я сделаю все, что ты захочешь, только не отдавай им его. Не отдавай им нашего сына.

Тонкими пальцами ты сжала мою ладонь и вдруг принялась ее целовать. Ты, та самая гордая Милена, которая готова была умереть, но не дать прикоснуться к тебе. Мягкие губы целовали мои руки, а глаза словно заглядывали в душу. Чего ты хотела? Вызвать жалость у существа, которое не знает, что это такое?

– Прекрати, – холодно сказал я. На моем лице не дрогнуло ни единого мускула. Но где-то внутри, в области сердца, отчего-то стало очень больно. – Прекрати или я ударю тебя. Я не повторяю два раза. Ты же знаешь.

Ты повиновалась. Беспрекословно, почти мгновенно, чем сильно удивила. Но я не прислушался к этому тревожному звоночку, хотя стоило бы. Что-то внутри тебя вдруг оборвалось. Какая-то ниточка, соединяющая душу с этим миром. Ты вдруг стала безвольной куклой и почти повисла на руках моих товарищей, которые подняли тебя с кровати и, подхватив под руки, вывели в тускло освещенный коридор, ведущий в одну из специально отведенных для родов комнат. Я шел впереди, а вы за мной. Но даже спиной я чувствовал, как по твоим щекам текут слезы.

Я не мог обернуться. Я не мог поддержать тебя даже мысленно. Хотя мне и хотелось. Но ничего, ты сильная, ты справишься, думал я в тот момент. О, как же я заблуждался. Пережив гибель родной планеты, ты все-таки нашла способ покинуть своих мучителей.

Агамет и Диарель с безучастным выражением лица вели тебя. Им не было дела до того, что ты не принадлежишь к народу дграков. Не было дела, что ты стала особенной для меня. Перед ними была просто еще одна беременная женщина, готовая вот-вот родить. Им нужно побыстрее выполнить свою работу. Только и всего. Никаких эмоций.

Диарель – маг. Очень сильный и очень талантливый. Как только наш сын родится, Диарель проведет все обряды посвящения и разорвет все связи матери с ребенком. Искоренит из сознания этого маленького существа всю привязанность, которая успела возникнуть за время единства женщины и дитя. С Миленой это особо сложно. Она не дграк. Она воспитана в других традициях. И если для наших женщин новорожденное дитя – это просто маленький пищащий комочек который рос в их утробе, то для Милены ребенок – самое дорогое, что есть в жизни. Нужно ли осуждать наших женщин? Ведь они не знали другой жизни, не знали своих матерей и не умели любить. Им было навязано одно единственное мнение, которое они и считали самым верным. Так нужно ли их осуждать? Но ты осуждала.

Ты смотрела на моих женщин с презрением. Как на гадких проклятых богами созданий. Иногда я думал, что ты вот-вот плюнешь в их сторону. Ты смотрела с сожалением и считала их неполноценными, убогими, глупыми. Однажды с твоих губ сорвалось слово «потаскухи».

Теперь мне никогда не узнать, какой бы ты стала, если бы осталась вместе с нашим народом чуть дольше. Поначалу я думал, что ты смиришься, привыкнешь и со временем полюбишь этот суровый мир. Но сейчас я уверен, что ты бы никогда его не приняла.

Когда мы вошли в родовую, здесь было темно. Я отдал мысленный приказ, и яркий свет озарил серую комнату с металлическими стенами. Запах чистоты… Первое, что чувствуешь, когда заходишь сюда. Вдоль стен стояло несколько шкафчиков для смены одежды, моечная, чтобы вымыть руки, а с другой стороны столик для осмотра младенца и перевязки пуповины.

Я остановился и дождался, когда тебя введут. Поддерживаемая с двух сторон за руки, ты стояла и смотрела мне в глаза. И почему ты была так измождена? Те чувства, что захватили сознание, лишали сил? Остальные мои женщины оставались бодрыми во время родов. Или крейтонки более слабы? Я подошел и скоро стал развязывать тесемки твоей длинной серой рубахи. Когда она упала с плеч к моим ногам, я поднял ее и, отвернувшись от нагого тела, аккуратно сложил.

Обряд требовал, чтобы роженица была полностью обнажена. Ничто не должно стеснять ее. Даже талисманы и амулеты. Поэтому кулону с портретом семьи не место на шее. Когда я снимал его, твои губы исказила горькая усмешка. Почему? Одной рукой ты неловко прикрыла грудь, заметив, что на обнаженное тело уставилось сразу две пары глаз.

– Подаришь ее потом мне на одну ночь, а, Амарант? – нахально спросил Диарель.

Мне вдруг стала противна его похоть. Но я подавил это чувство и твердо сказал нет.

Тот взгляд… До скончания веков я не забуду тот умоляющий взгляд, который ты бросила на меня, когда тебя укладывали на отполированный до блеска металлический стол для рожениц. Чего ты просила? На что надеялась? Я хотел бы изменить все, но что я мог? Лишь сделать вид, что не заметил, как умоляюще ты смотришь. Тебе было страшно. Очень страшно. Я всегда старался ограждать тебя от остальных мужчин, но не в этот раз. Сейчас все должно пройти согласно ритуалу. Я приму ребенка. Диарель заберет его к остальным детям. А потом все снова будет, как прежде. Ты будешь петь мне, будешь ублажать меня, будешь ненавидеть и боготворить.

========== 3. Рождение и смерть ч. 2 ==========

Слабый мир… Ты заслужил свою гибель. Заслужил страдания, потому что оказался по-детски беспомощен. Не смог отстоять свое право на существование и отразить опасность. О, Нор-Тален, ты никогда не ошибался в выборе. Я чувствовал твою темную тень, окутавшую планету. Ты ждал, ты хотел поглотить боль этих жалких созданий. О, слабый мир… ты так похож на укутанный пеленою облаков Кхон. Ты зелен и прекрасен. И погибнешь так же, как Кхон, в аду пожара. Души обитателей этой планеты чисты, как была чиста твоя душа, моя милая Милена, потому особо угодны Нор-Талену. Но обернись все иначе, я построил бы здесь дом. Дом, где ты бы воспитала нашего сына.

Я спрыгнул с трапа драггира последним. Черный корабль тут же поднялся в воздух и завис над землей. Металлоорганические щупальца шевелились, выплясывали свой танец. Лицевая маска ничего не пропускала, но я будто чувствовал солоноватый запах океана. Вот он, всего в нескольких сотнях метров от нас. И на песчаной косе жители этого бренного мира.

То, что сейчас произойдет, – развлечение для дграков. Игра кошки с мышью, не более. Я взглянул вверх. Подле драггира, в энергетическом коконе, разведя руки в стороны, парил Асантар. Сфера вокруг него пульсировала, испуская волны, будто в такт биения сердца. Асантар телепат, и его воле, усиленной кораблем, никто не может сопротивляться. Я достал меч и улыбнулся, взмахнув идеально сбалансированным клинком.

Они пытались спастись, но спасти их уже ничто не могло. Выпад… удар… поворот… телекинетический импульс… Я убивал, не щадя никого. Вот меч вспорол живот мужчины. Взмах – и отсеченная голова покатилась по песку, а тело стало медленно заваливаться назад. Выпад – клинок вонзился в грудь. Беспомощный взгляд уже обращен не на меня. Мертвец встретился лицом к лицу с тобой, Нор-Тален. Он в твоей власти. Прими мой дар. Насыщайся.

Бледная тень скользнула рядом, и тихий голос прошептал в самое ухо: «Меня и нашего сына ты ведь тоже не пощадил, Амарант». Клинок замер над упавшей от телекинетического удара женщиной. На меня смотрела… ты, в ужасе пытаясь отползти подальше.

– Милена, – хрипло выдохнул я. Это была ты, точно ты. Тот же укоризненный взгляд, те же черты лица. Слезы текли по щекам, совсем как в тот памятный день рождения нашего сына. Я чуть не выронил клинок, но морок развеялся прежде, чем он выпал из ослабевшей руки. Передо мной была совсем другая. Я взревел от отчаяния, меч опустился, со скрежетом рассекая кость. Горячая кровь брызнула в лицо. Женщина дернулась и замерла, даже не успев вскрикнуть.

Я закрыл глаза, чтобы сдержать слезы и унять охватившую меня дрожь. Но стоило это сделать, как образ давно почившей рабыни с Кхона вновь всплыл в памяти. Милена, моя милая Милена, ты до сих пор обреченно смотришь на меня из того дня…

***

Время еще не пришло, и мы стали неспешно готовиться. Я разделся до пояса. То же самое сделал и Диарель. Теперь в родовой была одна нагая женщина и два высоких, крепких, подтянутых полуобнаженных мужчины. Ты, теплая, с персиковой кожей, и мы, чья бледность в ярком свете казалась мертвенной. Агамет остался в одежде и выглядел как изголодавшийся черный стервятник. Зачем мы раздевались? Я не знал ответа, но так требовал обряд. Поговаривали, что в старину мужчины принимали роды совершенно обнаженными, но я не нашел таких упоминаний ни в одной из наших книг. Я вымыл руки, приготовил чистые и сухие пеленки, чтобы обтереть и завернуть ребенка.

Ты вздрогнула и отвернулась, когда Диарель развел твои бедра в стороны. Агамет равнодушно взглянув на то, что открылось его взору, уселся в кресло напротив и прикрыл глаза. Сейчас он медитировал, а может быть, транслировал выше о том, как обстоят дела. Агамет Вайраг Айдигель Драгир Ин Саелевер… Надзиратель… Он был вне рангов и категорий. Не говоря ни слова, он мог поставить крест на жизни и карьере любого из нас. Нет, он не казнил, он лишь докладывал о том, что кто-то оступился. Информатор, доносчик… Что могло вызвать сомнение в моей преданности Нор-Талену и общему делу? Где я совершил ошибку? Агамета здесь быть не должно, но пока никто не спешил меня арестовывать.

Я чувствовал, что внутренний взор Агамета сейчас направлен на меня. Он сканирует мысли. Ждет чего-то, видимо ошибки, но я не подарю ему такой возможности. Агамета ненавидели и боялись многие. Суровое лицо со страшным шрамом от ожога, полученного в детстве. Однако ожог присутствовал не потому, что не было возможности от него избавиться. Агамету нравилось это уродство. Ему нравилось то отвращение, которое испытывали все, глядя на его лицо. Глаза Агамета казались стеклянными, когда он смотрел на кого-либо. Поговаривали, что этот странный дграк злоупотребляет наркотиками, кто-то считал его сумасшедшим, но в одном мы все сходились – переходить дорогу ему не стоило.

Не торопясь, Агамет достал из кармана маленькое устройство – трубку с никонианом – слабой разновидностью наркотика для вдыхания. Маленькие кристаллики отправлялись в трубку и рождали полупрозрачный сладковатый пар. Погрузившись в свои мысли, полуприкрыв глаза, он курил, глядя в никуда.

Я изо всех сил сдерживал мысли. В конце концов, это не первые роды в моей жизни. И Милена ничем не отличается от других женщин, разве что при взгляде на нее что-то сжимало сердце. Какая-то странная тоска. Одними глазами Диарель указал мне на тебя. Да. Он прав. Я должен проверить, как долго нам еще ожидать. Я подошел ближе и чуть было привычным жестом не прикоснулся к прекрасному обнаженному бедру, но вместо этого положил одну ладонь на живот, а другой дотронулся до лона.

– Почти все, – сказал я.

– Тогда я начинаю. Ты не против? – спросил Диарель. Черные глаза его недобро блеснули.

Я согласно кивнул. Да, я позволил призвать Его. Не мог иначе. Наш Бог проникнет в тело моего сына и заберет себе. Окутает его разум. Будет чувствовать то же, что и наш ребенок, будет видеть, как он. Тот страх, шок, страдания, которые испытывает новорожденный, будут принадлежать ему. Агрессия, желание освободиться из сжимающегося и изгоняющего прочь пространства напитает Нор-Талена. И он будет первым, кто объяснит, как устроен этот мир и почему его стоит ненавидеть.

Диарель встал в изголовье и положил руки тебе на шею и ключицы. Металлические коготки на его пальцах впились в кожу. Наверное, это было больно. Татуировки на предплечьях дграка начали шевелиться. Черные языки пламени заплясали на коже. Огонь будто перетекал от Диареля к тебе, проникал внутрь через кровоточащие уколы от когтей. Что сгорало в этом пламени? То, что светлые называют человечностью? Или что-то еще? Внутренним взором я видел, как тонкие черные ниточки потянулись из пальцев Диареля. Все глубже и глубже. К нашему сыну. Свет в родовой стал тусклее, и по стенам поползли тени. Нор-Тален был здесь.

Ты лежала неподвижно, смотря в потолок и не произнося ни слова. Родовой боли почти не было, потому что мы глушили ее. Я знал, какого рода магию применяет Диарель, а вот ты – нет. Мне интересна была реакция. Мне хотелось видеть, как ты страдаешь и как темные магические нити пропитывают тело, но вместе с тем я хотел раскидать в стороны одного и другого дграка, забрать тебя и уйти. Что за бред. Уйти куда?

Диарель стал обходить родовой стол кругом, касаясь ладонью то одной, то другой части тела. Он то впивал в кожу когти, то осторожно поглаживал ее кончиками пальцев. Я различал тихий шепот, и слова, срывавшиеся с губ дграка, призывали силу нашего бога. В пальцах Диареля материализовались игла и нож. Увидев их, я протянул ладонь. Диарель взял иглу и больно уколол мой палец. Алая капелька крови сорвалась с него и упала на твой живот. За ней следующая. Всего шесть. И тут же Диарель выписал на животе моей кровью символ.

Игла исчезла. Взяв нож, маг наклонился над тобой. Ты даже не вскрикнула, когда Диарель резанул запястье, лишь тоскливо взглянула на меня. Кровь заструилась по коже, а Диарель принялся рисовать на твоем предплечье символы. Страшные, пугающие. Затем нарисовал символ и на животе. Что-то поколдовал над запястьем, и порез стал медленно затягиваться.

Я чувствовал твои страдания, и в этот миг они доставляли мне извращенное удовольствие. Я хотел, чтобы тебя сломали еще больше и чтобы зерно тьмы в твоей душе разрослось, и я мог чувствовать его так же, как чувствовал его у себя. Я хотел сломать тебя и упиваться своим собственным превосходством над слабой душой. Ярость и ненависть ко мне станет тогда десятикратно сильнее.