355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олеся Герасименко » Неединая Россия » Текст книги (страница 4)
Неединая Россия
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 19:37

Текст книги "Неединая Россия"


Автор книги: Олеся Герасименко


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

«Народ у нас, конечно, свободолюбивый и самостоятельный. Здесь никогда не было крепостного права, здесь убили царя. Но никакого сепаратизма, конечно, не было, и народного движения за Уральскую республику тоже. Россель вернулся в губернаторы на идеологии „Москва далеко, а мы тут сами“. Москва тогда испугалась, и этот испуг и есть причина того, почему Россель так долго сидел в кресле губернатора и почему сейчас он не хочет об этом говорить, – считает Крашенинников. – Мифология „А Россель это тот, кто придумал уральские деньги и хочет от России отделиться“ зародилась где-то в Москве, и он сам такие мысли поддерживал – ему было выгодно, чтоб в Кремле боялись бородатых уральцев, которые с криком вылезут откуда-то, если Росселя тронуть. Но с 2003 года под давлением федерального центра эта тема стала для Росселя запретной, и он просто забыл обо всем, что с ней связано. В последние годы он превратился в человека, который сдал все Москве – в глазах жителей тому оккупационному режиму, который куда-то все увозит».

Первым признаком оккупационного режима считают чистку руководства областного МВД: на место уральских силовиков посадили московских. Хуже всего отношения с обновленным составом обстоят у политика Евгения Ройзмана – говоря о народной любви, которой пользуется Ройзман в регионе, некоторые даже называют его молодым Росселем. В его фонд «Город без наркотиков» я попала во время срочной утренней планерки. Накануне в женский реабилитационный центр пришли оперативники с допросами и обысками, пациенты разбежались, несколько человек дали показания о применяемом к ним в центре насилии, уже возбудили два уголовных дела. В понедельник родители вместе с сотрудниками фонда сочиняли коллективное письмо в Госдуму, прокуратуру и президенту: «Требуем оставить в покое старейшую организацию по борьбе с наркозависимостью, которая оставляет шанс нашим детям на нормальную жизнь». Я зашла в комнату, застав обрывок фразы одной из матерей: «И в 4 утра завалились полицейские – москвичи! – и начали их за волосы таскать и обыскивать». Конфликт Ройзмана с органами связывают с его активным участием в истории с межнациональной дракой в поселке Сагра и с обвинениями в адрес сотрудников МВД во взятках.

«При Мишарине к нам пришел новый глава МВД из Москвы с неуспешной командой, часть из них аттестацию не прошла, – пускается в объяснения Ройзман. – Убрали местных с ключевых должностей. На их место пришли раскайфованные люди на дорогих машинах с вопросом: „Да кто вы такие? Это край непуганых лохов“. Составили списки всех, у кого есть деньги, обложили данью автосалоны, спа-салоны, рынки. Они в Москве так привыкли, что все тарифицировано. У нас к такому не привыкли. Здесь были конфликты с милицией, были коррумпированные милиционеры, но у нас всегда милицию уважали. И тут пришли москвичи. Покорять туземцев».

В МВД с оценкой Ройзмана не согласны. «Если хотя бы один сотрудник, вне зависимости от должностей и званий, окажется причастным к коррупционной схеме, руководством свердловской полиции будет сделано все, чтобы помочь расследованию, изобличить этого подонка и отправить на нары», – уверяет глава пресс-службы министерства Валерий Горелых. По его словам, Ройзман не подал ни одного заявления с требованием проверки фактов коррупции, «есть только словоблудие». «У него девиз такой: ни дня без пиара. Его пнули под зад на всех выборах, от власти подальше, и сейчас у него агония. У него все плохие, от президента до полицейского. Один он у нас голубь мира с криминальным прошлым. Вот о чем он должен рассказывать».

Сепаратистские настроения появились в области одновременно с усилением вертикали власти, уверен Ройзман. «Все проблемы начались с принятия закона о назначении губернаторов. Одновременно отменили народное представительство в Госдуме – убрали депутатов-одномандатников. К чему это привело? Раньше был избранный губернатор с командой, его поддерживающей, с критиками, которые пристально за ним следят. Так выстраивалась более или менее сбалансированная система управления. Вертикаль должна была сделать регион полностью управляемым. И по признаку личной преданности стали назначать губернатора. Он не должен обладать яркой харизмой, чтобы не повел людей за собой и не отбился. Не должен уметь принимать решения, – глава „Города без наркотиков“ говорит размеренно, без запинок, как будто пробует на мне предвыборную речь. – И вот в мощный регион со сложившимися элитами приходит человек и говорит: я буду здесь командовать. И все про себя скажут: „С чего вдруг?“ Тогда губернатор начинает пытаться договариваться с элитами. Одним обещает это, другим то. Пытается контролировать деньгами прессу, но СМИ множатся, и на всех денег не хватает. Ему в команду начинают засовывать своих людей, которые тянут в разные стороны. В результате губернатор у центра абсолютно управляемый, а регион становится неуправляемым».

«А населению пофиг на назначенцев. Мысль у всех одна – у этих какая-то возня, а нам здесь жить. И каждый начинает просто столбить свою территорию, отвоевывать, огораживать, – добавляет Ройзман. – Большая часть консервативного населения, которое при нормальных обстоятельствах всегда поддерживает власть, оказывается на обочине. Его не спросили. Ну раз у вас свои игры, ну вот идите и играйте, чего вы голосите, что вас на столбах начали вешать? К нам-то какие претензии?»

Еще больше, чем присланными из Москвы силовиками, местные жители недовольны заходом в область московского бизнеса. «Я за десять лет на рынке с такой наглостью первый раз сталкиваюсь», – рассказывает мне екатеринбургский предприниматель, занимающийся строительством, об аукционе, недавно проведенном Росимуществом. Зимой 2011 года на торги было выставлено пять нежилых помещений на улице Ленина, по расположению и ценам на недвижимость аналогичной Тверской в Москве. Из 14 подавших заявки екатеринбургских компаний и физических лиц к аукциону не допустили ни одну, а находившиеся в федеральной собственности площади в итоге получили московские бизнесмены. Когда о двусмысленных результатах аукциона написали газеты, один из покупателей, 21-летний студент факультета финансов и кредита из Москвы, прислал в местные СМИ письмо с требованиями прекратить травлю. «Я хотел там магазин устроить. Готов был взять за 200 млн. Их продали за 52 млн. Это выходит 53 тыс. руб. метр. Почти даром. А через неделю пришли и предложили у них за 200 млн купить, щенки», – горячится мой собеседник. Он с коллегами писал заявления в Генпрокуратуру, следственный комитет, уполномоченному по правам человека и самому Владимиру Путину. «За полгода разбирательств двух руководителей Росимущества, участвовавших в этой сделке, посадили за взятки в другом аукционе. Мы просим, чтоб суд это учел», – говорит бизнесмен. Через пару минут звонит его юрист: только что закончилось судебное заседание – в удовлетворении иска уральским предпринимателям отказали.

«Московский бизнес заходит сюда только чтоб хапнуть. Если задаром забрать не получается, они бросают. Им до региона дела нет, они плевали, вон, отрабатывают до пятницы и летят на выходные в Москву», – выговаривает мне областной «мебельный магнат» Андрей Гавриловский, сидя в своем кабинете на 19-м этаже своего же бизнес-центра. Владелец нескольких торговых комплексов и фанат Высоцкого, построенный в центре Екатеринбурга на расчищенном от исторических усадеб месте 54-этажный небоскреб он назвал в честь своего кумира. Возведение «Высоцкого» сопровождалось протестами горожан и уголовными делами. В прошлом году к открытию высотки, на которое приезжали губернатор и сын певца, приурочили предпремьерный показ фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой». Перед входом в свой бизнес-центр Гавриловский установил памятник: бронзовый Высоцкий играет на гитаре, бронзовая Марина Влади его слушает. У лифтов за стеклом хранят деревянный стол из гримерной певца и черный свитер, в котором он играл Гамлета. Гав– риловский так же прямодушен и безапелляционен, как его кумир.

«Вот мы построили небоскреб, которого в Москве еще нету. На открытии было три камеры от „Первого канала“. А ничего не показали. Строили наши уральские проектировщики и рабочие – у нас и уровень выше. В Москве проектировщики из Германии и Англии, строители – из Турции. Но как нам удалось это сделать? Потому что мне помогали Чернецкий (бывший мэр Екатеринбурга. – Ред.) и Россель. Если б не они, это было бы невозможно – обойти все препоны. Но их убрали, потому что они лишние. Москва очень ревнует к самостоятельности». Он подводит меня к окну: «Если вы видите грязный, заброшенный, неухоженный дом – это гарантированно собственность федерального центра. Они и нам не дают, и сами не ремонтируют».

В Екатеринбурге, как и на Дальнем Востоке, больше всего не любят присланных губернато– ров-варягов. «За что нам любить Москву, вот скажите мне? Вот нам сюда все время шлют новых чиновников – нами неразумными руководить. Местных нельзя, ни в коем случае, вдруг они договорятся и устроят республику. Приходят же импотенты все до одного. А главный аргумент постоянно – что у них хорошие связи в Москве и что они нам денег выпросят много». С новым губернатором Гавриловский еще не встречался, но зато очень сильно, как и большинство бизнесменов в городе, разочаровался в команде Мишарина. «Чтобы человек здесь разобрался, надо минимум семь лет. А они привели команду москвичей, которые ничего в регионе не понимают. Зато сюда сразу привозят человек сто жен, братьев, сослуживцев, одноклассников, любовниц – всех очень голодных. Приезжают и офигевают: „У вас тут работать надо? Чего, лопатой?! Я щас Коляну позвоню, Колян, ты куда меня послал, тут лопаты?!!“ Регион используется как плацдарм для карьерного роста и заработка чиновников. Никому ничего не надо, самостоятельности нам никто не даст, как жить дальше, не знаю. Смотри, у нас с тобой беседа проходит о федеральном центре и регионе как о захватчике и пострадавшем, как о колонии говорим. А те дядьки большие думают, что мы тут в Екатеринбурге не понимаем, что к нам сюда захватчики приезжают».

Гавриловский уверен, что сильный бизнес власти не нужен: «Это все обман насчет улучшения инвестклимата. У нас за 12 лет цены на газ выросли в 10 раз. Было 25 копеек газа кубометр, а сейчас 2,8 руб. Я в 1996 году поставлял нашу мебель в Европу, сейчас я и подумать об этом не могу. Там государство местных стимулирует низкими тарифами на электричество, дешевой рабочей силой. Я здесь не повышал цен уже несколько лет, но и зарплат не повышал, невозможно это. Хорошую мебель перестали покупать».

В Екатеринбурге развешано много растяжек с объявлениями о продаже бизнеса. Продам магазин, продам помещение. Желающие продать недвижимость за 120 млн руб. готовы отдавать ее за 100 млн и боятся, как бы не пришлось за 80 млн. «Местные чиновники у нас не богатые, я всех их знаю наперечет, я знаю, какую они мебель покупают. За последние 12 лет богатых людей здесь вообще не стало, – вздыхает Гавриловский. – Они уехали или в Москву, или за границу, либо бегают от ментов по стране. Бизнес уходит».

2 июля 2012

Санкт-Петербург

«Желание быть первым сортом»

В Петербурге в июне несколько дней подряд у здания факультета свободных искусств и наук СПбГУ на Галерной улице, деканом которого работает бывший министр финансов Алексей Кудрин, стояли люди с флагом России и коллажем – улыбающийся кудрявый мужчина за решеткой. Так члены недавно созданной писателем и коммерческим директором «Первого канала в Санкт-Петербурге» Николаем Стариковым общественной организации «Профсоюз граждан России» требовали уволить преподавателя истории, политологии и журналистики Даниила Коцюбинского, потому что тот – сепаратист. Поводом к пикетам стала его статья «Петербург в XXI столетии – независимое государство, член Евросоюза». В ней Коцюбинский предлагает петербуржцам подумать о самостоятельном существовании в виде парламентской республики уже сейчас, не дожидаясь «форс-мажорных витков истории». Иллюстрацией к тексту служат сине-белый флаг новой республики и ее карта, включающая в себя территорию Петербурга и западную часть Ленобласти. От восточной части, где в том числе находится печально известный моногород Пикалево, преподаватель предлагает отказаться из-за ее «неразвитости».

«Профсоюз граждан России» статьей был шокирован. В Коцюбинском, говорят они, все один к одному: он долгое время был членом партии «Яблоко», активно возмущается запретом пропаганды гомосексуализма, принятым питерским парламентом, он «белоленточник» – выступал «за честные выборы» и был возмущен победой Путина. Критики Коцюбинского написали заявления в Генпрокуратуру, в следственный комитет и в ФСБ: «Питерскому сепаратисту место в той же самой камере, где будут сидеть желающие отделить от России Сибирь или Кавказ». Отправивший заявления в прокуратуру и на сибирских сепаратистов лидер «Профсоюза граждан России» Стариков сравнил разговоры о самостоятельности в стенах элитарных вузов с пропагандой педофилии и посоветовал преподавателю искать дорогих адвокатов.

Впрочем, Коцюбинского пока не уволили и на допрос не вызвали. Я встретилась с ним в Петербурге, когда он ехал кормить домашних животных: мадагаскарских тараканов, жуков, улитку, двух хищных рыб и дальнего родственника шиншиллы, название которого я забыла. «По-моему, они решили выслужиться на фоне общей борьбы с оппозицией – ну, имитации борьбы с имитацией оппозиции, – говорит о пикетчиках Коцюбинский. – Но тема эта скользкая. Зря они туда полезли. В доме повешенного о веревке не говорят. О чем угодно, только не о веревке.

Россия развалится через какое-то время, как только с Путиным что-то случится».

Коцюбинский, создавший в 90-е годы партию «Свободный Петербург», считает, что экономически обосновывать желание отделиться бессмысленно, особенно в Петербурге, где есть «только амбиции и человеческий капитал»: «Основным блюдом является, конечно же, региональная гордыня. Желание быть первым сортом. И недовольство поведением столичного начальства, которое ущемляет чувство собственного достоинства жителей. В основе регионализма – не беззубого в стиле «пусть расцветает сто цветов», а такого, настоящего, «а если что, то отделимся’ – лежит ущемленное чувство собственного достоинства». Он вспоминает Косово, Черногорию, алчущих независимости от англичан шотландцев, валлонов и фламандцев, которым «осталось поделить Брюссель», канадский Квебек, где «ждут, чем закончится шотландская история, и говорят о своих референдумах».

«Во всем мире тренд – регионализация. Чтобы все больше и больше появлялось флагов на карте мира. А в России модная тема среди осторожных регионалистов такая: если вы регионам дадите больше полномочий, то они успокоятся, и федерация будет процветать. Но постимперское пространство эволюционирует в условиях свободы только в направлении дезинтеграции. Его можно заморозить, но тогда останавливается развитие, что мы и наблюдаем сейчас. Путин действительно остановил развал страны, что б ни говорила демагогическая оппозиция. Он потопил в крови вторую чеченскую независимость, припугнул регионы, начал назначать губернаторов. Но плата за эту стабильность – отсутствие развития и мысль о том, что из страны надо сваливать в качестве общего дискурса. Как только путинская парадигма исчезнет, Россия снова начнет расползаться. Как только в России случится оттепель, Кавказ снова заявит о независимости, а в ходе обсуждения выяснится, что вообще никто больше не хочет подчиняться Москве и продолжать платить ей дань».

Сторонники преобразования Петербурга и Ленобласти в автономную республику с возможностью дальнейшего самоопределения называют себя ингерманландцами. Это «практикующие краеведы», ратующие за свободную Ингерман-ландию – она же Ингрия, она же Ижерская земля, она же Ижора. Так называлась шведская провинция, центром которой был предшественник Петербурга – город Ниен (его герб Коцюбинский предлагает поместить на флаг будущей республики). В середине 1919 года северная часть Ингерман-ландии провозгласила государственный суверенитет – республику Северная Ингрия со столицей в деревне Кирьясало. Государственность Северной Ингрии существовала с июля 1919 по декабрь 1920 года. Для советской власти эти события стали поводом воспринимать ингерманландцев как неблагонадежный элемент.

Сейчас желто-синие флаги ингерманланд– цев вместе с плакатами «Хватит кормить Москву» и «Пулковское время точнее московского» можно увидеть на всех оппозиционных митингах и шествиях. А в апреле этого года полотнище даже вывесили на матче «Зенит» – «Локомотив»: часть болельщиков питерского клуба разделяют идеи «Свободной Ингрии». Но в основном идеологи местного сепаратизма – не бизнесмены, как на Дальнем Востоке, не отставные политики, как на Урале, не молодежь, как в Сибири, а классическая петербургская интеллигенция свободных 90-х. Ингерманландцы – это ученые, журналисты, художники, скульпторы.

Каждый, у кого я беру интервью, дарит мне свою книжку – об особом пути Петербурга, о его роли в балтийском регионе, о московских петербуржцах. Каждый считает, что Петербург – это не какая-нибудь евразийская Московия, что это одна из главных европейских столиц и что только ее не хватает в «кольце» Совета стран Балтии. Каждый вспоминает всероссийский референдум 25 апреля 1993 года, известный по лозунгу сторонников Ельцина «Да-Да-Нет-Да». Тогда за повышение статуса Санкт-Петербурга до уровня республики в составе России высказалось 74,6% жителей города. Еще вспоминают, как в заксобрании в начале 2000-х годов обсуждался проект конституции Невского края с двухпалатным парламентом. Сейчас здесь только грезят о Петербурге, переставшем быть «дальней факторией российского начальства». Цитируют Вергилия, что, дескать, империя милость покорным являет и смиряет войною надменных. Сравнивают Москву с Левиафаном из Ветхого завета, «чудовищем, с которым надо бороться и побеждать». Конечно, тут же оговариваются, что «никакой метафизики места нет»: «Если столицу РФ перенести сейчас в Вышний Волочек, значит, все будем ненавидеть Вышний Волочек». О земляках в правительстве, президенте и премьере говорят смущенно, «в семье не без урода», и шутят: «Пока он у нас был, он про права человека рассуждал, про демократию говорил, а приехал в Москву – и черт знает что из человека полезло».

«Если б Путин с Медведевым не были петербургскими, степень негодования была бы на порядок сильнее. Очень сильно подкосило развитие петербургской идеи самостоятельности, что в 1999 году премьером стал Путин, – считает Коцюбинский. – Я тогда прямо почувствовал – все пропало. Кстати, до Путина к петербуржцам по всей стране относились с симпатией, сейчас... А я еще в 2003-м писал в статье „Петербургское покаяние“, что когда-нибудь нам придется каяться за Путина. Меня тогда никто даже не понимал».

Практические претензии к федеральному центру у петербургских сепаратистов тоже интеллигентские: удушение интеллектуальной жизни города, уничтожение его архитектурного наследства и неразвитость туристической отрасли.

Санкт-Петербург – регион-донор, деньги здесь водятся. Более того, здесь есть сбывшаяся мечта многих регионалистов России: юридически зарегистрированная «Газпромнефть», чьи налоги идут в городской бюджет, хотя свою нефть компания добывает, разумеется, не в Петербурге и не в Ленобласти. Фактически северная столица забирает налоги, которые могли бы доставаться той же Сибири. Не секрет, что идея перевода крупных налогоплательщиков в родной город принадлежала именно руководству страны, как и затея с переносом в Петербург ряда столичных функций и ведомств, в частности Конституционного суда, знаковых международных встреч вроде саммита G8 или министерских мероприятий АТЭС и крупнейшего в стране Санкт-Петербургского экономического форума, «русского Давоса», из-за которого в середине июня в городе невозможно никуда проехать или снять гостиницу.

Но регионалисты и в свалившихся на город газпромовских деньгах видят минус. «Вот парадокс. С тех пор как у нас здесь зарегистрировали „Газпромнефть“, город стал быстрее разрушаться. Он приобретает определенный лоск, но лишается своего главного капитала – архитектуры. Петербург не может сейчас отстроить свою архитектурную политику. Плохо, конечно, совсем без денег сидеть, но деньги кинули вместе с невозможностью влиять на власть», – говорит Коцюбинский.

Во время губернаторства Валентины Матвиенко в городе снесли более ста зданий, имеющих, по оценке ЮНЕСКО, историческую ценность. Каноническая панорама Петербурга, единственного мегаполиса, полностью включенного в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, тоже разрушена: перспективу ломают небоскребы. Строительство делового центра «Охта» с 400-метровой башней-доминантой как раз на месте крепости Ниеншанц удалось перенести с набережной Невы в Приморский район. Сейчас на предназначавшемся для строительства Охтинском мысу остался огороженный забором котлован. Там в числе прочих объектов археологи нашли стоянки эпохи неолита и фрагменты древних крепостей. Ингер– манландцы настаивают на создании здесь музея под открытым небом. «Но этим никто не занимается. Оставили под снегом и дождем, а когда все само разрушится, можно будет строить что угодно. А ведь у города есть история и до Петра Первого, здесь было несколько сотен населенных пунктов, включая крупный шведский город Ниен. Но для петербуржцев память о неимперском Петербурге неактуальна».

Вместе с историческим обликом Петербург теряет статус «интеллектуальной столицы». «Сейчас Москва всасывает интеллектуальный ресурс. В Петербурге нет ни одной газеты, которая писала бы на федеральную тематику и распространялась бы по регионам, – перечисляет Коцюбинский. – Городской журнал один («Собака».– Ред.). Сколько в Москве научных центров, где кормятся политологи, аналитики, те, которые производят интеллектуальный продукт в качестве основной своей работы? Интеллектуальная, артистическая, художественная жизнь происходит в придворном формате, поэтому все сидят в Москве. Конечно, Петербург сейчас – это второй сорт. Чтоб интеллектуальная жизнь развивалась, должны быть экспертные центры, молодежные кафе, как в Москве, где будут дискуссии, встречи. Для этого нужна атмосфера постиндустриального благополучия – в Москве она есть. Паразитически подпитываемая, потому что вся страна работает на создание такой атмосферы в отдельно взятом городе».

Писатель и историк Константин Жуков рассказывает, что в 90-х годах в школах Петербурга активно развивались предметы регионального цикла. Например, историю Петербурга преподавали с 1-го по 11-й класс. Сам он вел рассчитанный на два года курс «Санкт-Петербург в русской литературе» со специально изданным в двух томах учебником-хрестоматией. «Сейчас это все вытеснили, есть ЕГЭ, от которого зависит поступление в вуз. Поэтому учителю истории сейчас важнее натаскать ученика на тест, чем рассказывать ему о городе Ниене, – жалеет Жуков. – Это очень печально, это лишает людей возможности изучать малую родину. А на самом деле петербурговедение – это такая вещь, на которую можно было нанизывать изучение биологии, химии и прочего».

Петербургские академики в этом году попытались поднять научный статус города: они хотят создать самостоятельное академическое отделение, преобразовать Санкт-Петербургский научный центр РАН в Санкт-Петербургское отделение РАН. «Именно у нас были созданы первая Академия наук, первый академический университет и первая академическая гимназия», – поддержал председателя президиума научного центра Жореса Алферова губернатор Георгий Полтавченко. В феврале они вместе подписали обращение к Владимиру Путину. Но в июне, во время совещания в Минобрнауки, выяснилось, что в федеральном центре совсем не однозначно отнеслись к такой инициативе. «Признавая заслуги петербургских ученых, руководство РАН тем не менее отрицательно относится к идее создания отделений академии, полагая, что такой путь ведет к сепаратизму и ослаблению головной организации», – сообщили журналистам в городском правительстве.

«Петербург не вписывается в триаду „вод– ка-тройка-балалайка“, он хороший европейский город», – говорит ингерманландец, доктор биологических наук, пресс-секретарь Санкт-Петербургского союза ученых Андрей Пуговкин. Он с гордостью показывает мне Шведский переулок с консульством Швеции и ее культурным центром, приход Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии, шведскую церковь Святой Екатерины. Днем раньше единомышленники Пуговкина возили меня к гранитному памятнику на месте одного из бастионов крепости Ниеншанц на Неве.

Близость Швеции и Финляндии заметна и в быту: визы петербуржцам выдаются за день; на Финляндском вокзале все остановки электричек по Ленобласти продублированы на финском языке; поезд до Хельсинки идет на час быстрее и стоит в два раза дешевле, чем «Сапсан» до Москвы (40 евро вместо 3500 рублей); пенсионерки на автобусах ездят в Финляндию за рыбой, картошкой и яйцами, а любители по выходным собирают грибы в приграничных лесах, потому что финны их не едят.

«Для города важна близость к Финляндии, и попытки провоцировать конфликты здесь воспринимаются очень негативно», – Пуговкин приводит в пример истории с дележом детей в межнациональных браках, «которые раздувают до федерального уровня». «Или вот вдруг Медведев издает распоряжение, которое запрещает иностранцам покупать недвижимость в приграничных зонах. Финляндия может ведь в ответ тоже запретить. При этом финнов, которые купили квартиры или дома на Карельском перешейке – единицы, а петербуржцев, купивших коттедж в приграничных районах Финляндии, – тысячи». По словам представителей посольства Финляндии, в 2011 году граждане РФ приобрели в их стране 459 объектов недвижимости, в 2010 году – 413. Общая сумма сделок за 2011 год превышает €50 млн. «Финская ипотека дешевле российской, и ее охотно дают, потому что недвижимость все равно остается на их территории. Наш средний класс охотно покупает там дома, лет пять назад $200 тыс. кредита хватало на участок и дом», – говорит Пуговкин.

«Понимаете, люди ведь смотрят на соседей и хотят жить не хуже. А им говорят – это сепаратизм. У нас тот же туризм из-за этих страхов буксует, – говорит журналист «Санкт-Петербургских ведомостей ‘ Виктор Николаев. – Например, Нарва в Эстонии и Иван-город давно пытаются создать единый туристический регион, и им это не удается. Выборг вместе с финскими Коткой и Иматрой хотят делать то же самое – безуспешно. Во всем в этом усматривают сепаратизм. Хотя существует же туристический регион, объединяющий восточное воеводство Польши, Литвы и гродненскую область Белоруссии. И несмотря на то, что в Белоруссии тоталитарный строй, общепризнанная диктатура и она не входит в Евросоюз, они прекрасно развивают этот туристический еврорегион. Везде идет общая реклама, перекрестное финансирование от европейских грантов, введены единые туристические стандарты, от стоянок для палаток до хостелов с обязательным вайфаем. И это фактически отмена границ. Мы выступаем именно за такую отмену границ, за свободное перемещение хотя бы в рамках приграничного сотрудничества».

В день взятия Бастилии на площади Европы приверженцы европейского пути развития региона провели «Европейский марш – 2012». 50 человек с флагами Евросоюза, растяжками «Петербург – в Европу!» и плакатами вроде «Путин – угроза национальной безопасности всех стран» собрались в Приморском районе на набережной. Открылся митинг «Марсельезой», продолжился лекцией о взятии Бастилии с историческими параллелями, обострился претензиями полицейских к призывам остановить гомофобию и закончился небольшим шествием. Ингерман-ландка журналист Светлана Гаврилина, говорившая с импровизированной сцены о насущности регионализма и державшая растяжку «Хватит кормить Москву», объяснила мне, что у многих петербуржцев к Москве «теплое, даже сочувственное отношение». «Эти жалкие люди из Москвы привыкли жить в сознании столичного статуса, и вдруг они начинают понимать, что стали заложниками злого монстра, города, которым они почему-то гордились. Даже самые умные люди, которые живут в Москве, необычайно ограниченны. При всех своих ресурсах они оказываются либо невероятно беспомощными, либо очень наглыми, как только отъезжают в регион. И когда они в Петербурге сталкиваются с проявлениями того, с чем когда-то сталкивались русские в независимых странах Балтии, то они теряются. Москво-центричностью заражены и некоторые люди в Петербурге – но обычно это дети тех, кто в 70-е приехал сюда работать по лимиту, ну какое воспитание они могли получить?»

У ингерманландцев в ходу термин «москаль» – синоним дальневосточного слова «федерал» и сибирского «оккупант». Петербургские региона– листы определяют его так: «Москаль – это идейный сторонник политики, начатой в XIV веке московскими князьями и выдвигающей в качестве высшей цели создание, поддержание и укрепление централизованного милитаристского государства. Его признаки: как можно более широкие полномочия верховного правителя; подчинение всей духовной жизни правительственной регламентации; всеобщая принудительная государственная служба; систематическое пренебрежение правами личности, а также нравственными и эстетическими соображениями ради увеличения военно-политической силы государства; административные запреты и ограничения на культурный и экономический обмен с внешним миром; высокая доля ресурсов, изымаемых у населения, поступающая в распоряжение центрального правительства; столица в Москве».

Передразнивая московское «аканье», Гаврилина рассказывает мне, как в Калининграде дети играют «в войну» между русскими, немцами и москалями. Русские с немцами то мирятся, то ругаются, а с москалями сражаются и те и другие. «Москали – это что-то пришлое и очень противное. Но, понимаете, Калининграду проще, он от этой Москвы отделен несколькими границами. А Петербург напрямую под давлением этой Москвы. Вокруг себя Москва все соки уже выпила, маленькие области вокруг нее – это же выжженная земля, где, как уверены москвичи, живут одни пенсионеры. А у нас еще есть свои силы и свой разум. К черту этот федеральный центр».

23 июля 2012

Калининград

«Будет бедно, но чисто и красиво, как в Белоруссии»

В марте 2012 года правительство России запретило беспошлинно ввозить в страну кокосовый жир, из которого делают глазурь для мороженого, и пальмовое масло в коробах, бочках и канистрах. Предприниматели Калининградской области безуспешно противостояли этому решению с осени: вводимый пятипроцентный сбор на ввоз тропических масел противоречил условиям работы в свободной экономической зоне, которой до сих пор является самый западный регион России. Проведенная лоббистами из Центральной России поправка в перечень товаров, которые запрещены к помещению под таможенный режим в условиях свободной экономической зоны (СЭЗ), грозила тридцати высокотехнологичным предприятиям, которые производят мыловаренную и масложировую продукцию, лишиться 4,5 тыс. рабочих мест.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю