Текст книги "Неединая Россия"

Автор книги: Олеся Герасименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Русские в Северо-Восточном Китае – гораздо более частые гости, чем китайцы в Приморье. Главным «народным бизнесом» для области остается челночная торговля. Федеральная власть в лице таможенной службы придирчива, капризна и часто меняет правила ограничения ввоза вещей, так что весь Владивосток пестрит такими объявлениями: «Суйфэньхэ. 3 кг – 600 рублей, 50 кг – 3200 рублей, телефон 1117788». Это схема «помогаек», фактически узаконенная контрабанда: предприниматели набирают группу желающих, перевозят их за свой счет через границу в Китай и оплачивают проживание в Суйфэньхэ, а те на обратном пути, проходя таможню, говорят, что вот этот баул с вещами – их.

До границы с Китаем в поселке Покровка из Владивостока можно добраться за три-четыре часа – по разбитым дорогам, которые начинаются сразу при выезде из приморской столицы, в которой трассы подлатали к сентябрьскому саммиту Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). На выезде из последней деревни в сторону границы развернут танк с надписью красным: «На Харбин! За Сталина!» Сопки тонут в тумане, до горизонта тянется рыже-черная долина, чем ближе к границе, тем чаще бликуют озера китайских теплиц. Во мне просыпается суконный патриотизм: «Такая красота! Это ни за что нельзя отдавать!» «Да никто и не хочет это отдавать. Что это вообще за формулировка? – возмущается наш проводник. – Просто раздражает, что на федеральном уровне у нас с Китаем идеальные отношения, а на региональном – стагнация». Оказывается, приморцам даже нельзя въезжать в Китай на своей машине – границу можно пересечь только в рейсовом автобусе.

В салоне нашего автобуса висит реклама Центра славянской культуры и творчества: «Русский двор „Тройка“. Только у нас вы можете отведать блюда русской кухни. Мы гарантируем отдых и развлечения на маленьком островке России! Адрес: КНР, г. Суйфэньхэ, ул. Гуан Хуа Лу». В Суньке, как ласково называют местные Суй-фэньхэ, есть кафе «Друг», где кормят собачатиной, водка «Один дома» и магазин брюк «Две ноги». Китай успешно продает российским туристам Россию: по выходным в автобусах нет свободного места, в приграничные города принято приезжать справлять день рождения или отдохнуть от тяжелой рабочей недели. Выходит дешевле, чем на курортах Приморья. И гораздо дешевле, чем ехать в Европу через Москву.

Весной компания «Аэрофлот» купила дальневосточного перевозчика «Владавиа», и теперь в самолетах их общего девятичасового рейса Москва – Владивосток лежат два бортовых журнала. В аэрофлотовском глянце – достопримечательности Кракова и пляжи Испании. В журнале «Владавиа» – рассказ о клубах Сингапура и репортаж о поездке по Западной Сибири. Автор оговаривается, что ее приморские друзья назвали это путешествие экстремальным. «Это очень по-владивостокски, – смеются местные жители. – Для нас Сибирь куда экзотичнее, чем Китай или Япония. А по ту сторону Урала не каждый бывал».

Москвич в Приморье выдает себя тем, что в такси безуспешно пытается сесть на пассажирское сидение с правой стороны – там, где во Владивостоке у машин находится руль. Переставший быть закрытым городом только в 1992 году Владивосток фактически выжил на перепродаже подержанных праворульных «японок». В 2008 году через приморскую таможню в Россию привезли 534 тыс. машин. «Правый руль» стал частью самосознания приморцев. Во Владивостоке до сих пор устраивают тематические «автомобильные» свадьбы, куда все гости съезжаются, например, только на Toyota Celica, невеста – на белой, жених – на черной, а для фотографий машины ставят бамперами друг другу – как будто они целуются.

Но в конце 2008 года, в разгар кризиса, Владимир Путин решил спасать принадлежащий «Ростехнологиям» АвтоВАЗ и приказал повысить пошлины на ввоз подержанных иномарок. Из этой истории появилась родовая травма владивостокцев: отряд московского ОМОНа «Зубр», приехавший зимой на разгон митинга против действий правительства.

Привыкшие к мирным акциям жители Приморья забыть столичные дубинки не могут до сих пор. «У нас все протесты были спокойными, а люди расслабленными. Вот и в декабре 2008-го на площадь все вышли веселые, с флагами самодельными. Накануне проспект перекрывали без последствий. И тут на центральной площади города их побили. Шоковая терапия», – вспоминает известный в Приморье журналист, писатель Василий Авченко.

«А на самом деле правый руль – это фантом. Нас пытаются представить этакими криворукими дебилами, чуть ли не „малой народностью“ нетрадиционной ориентации, – оценивает действия властей в истории с ввозимыми японскими иномарками бывший чиновник Матвиенко. – А люди просто пытались решить проблему горбатого государственного автопрома. И вот когда мы эту проблему решили, когда по уровню автомобилизации населения (620 машин на 1000 жителей) мы обошли обе столицы, нам теперь вменяют в вину „сепаратизм“ В чем „сепаратизм“? В том, что мы справились сами, не дожидаясь обещаний?»

К разговорам о сепаратизме во Владивостоке относятся очень болезненно. Навязанных Москвой мифов не любят. Приморских партизан считают бандой скинхедов и с борьбой за независимость края никак не ассоциируют. Когда в одном из баров популярную смесь местного «Капитанского рома» с кока-колой назвали «Фри Фар Ист» («Свободный Дальний Восток», по аналогии с «Куба Либре»), посетители обвинили барменов в том, что они мутят воду, и коктейль заказывать не стали. При этом большой популярностью пользуется «Московский мул» – смертоносная смесь эля с водкой. «Мы не за сепаратизм, мы против Москвы, которая для нас – Кремль», – говорят местные.

Нелюбовь к себе Кремль старается вылечить по проверенному рецепту – вливаниями бюджетных средств. В 2007 году Владимир Путин предложил провести во Владивостоке саммит АТЭС. На подготовку объектов потрачено около 600 млрд руб. ($20 млрд). На эти деньги «Газпром» протянул во Владивосток газовую трубу с Сахалина, у Минобороны забрали и обустроили остров Русский. С материком его соединили огромным мостом, а в городе подлатали дороги и впервые построили очистные сооружения.

Но приморцы на столицу все равно обижены. Как и в Сибири, здесь в ходу слово «федералы»: на Кавказе так называют военных, а здесь – чиновников. «Саммит» – слово ругательное. «Почему? – спрашиваю я. – Мосты красивые, как в Сан-Франциско». «А вы представьте себе, что глава семьи каждый день приползает пьяный, а потом вдруг приходит с цветами. Сразу же все обиды пропадут?» – парирует Авченко.

Желание Москвы облагодетельствовать далекую окраину и снизить зависимость от китайцев создает новые проблемы. Одна из главных местных страшилок – это узбеки и таджики, с 2008 года хлынувшие на стройки объектов саммита. О них говорят все жители, кроме губернатора: Владимир Миклушевский заявил, что проблемы такой в крае нет и комментировать тут нечего. Но приморцы с ним не согласны. В 2012 году среди 30 тыс. вставших на учет в крае мигрантов узбеков было больше, чем китайцев. «Мигранты из СНГ угрожают нам больше, чем Китай. К нам едут те, кто не востребован в республиках, в Москве, в Сибири, – остатки, люди без специальности, без языка», – говорит Сергей Пушкарев. Квота разрешений на работу в этом году – 3005. А в 2011 году приехали 19 тыс. человек.

По городу ходят слухи о перестрелках в очереди за разрешениями. Преступность растет и становится более тяжкой, вздыхает Пушкарев: «Посмотри на остров Русский – из семи тысяч работающих там более двух тысяч не имеют договоров с работодателями. Вон у меня жалоба лежит на невыплату зарплаты: 134 узбека подписали, из них у 90 не оказалось разрешения на работу. Специалисты ФМС говорят, что порядок их вывоза с острова после стройки не определен. А завезли их московские подрядчики, которые ими заниматься не будут. Их тут и нету вовсе, в лучшем случае – представительства».

Самое известное в Приморье протестное движение – «Товарищество инициативных граждан России» (ТИГР) – появилось «благодаря» действиям федерального центра. Артем Самсонов и Юрий Кучин, программисты по профессии, рассказывают мне, что познакомились за решеткой после того самого жесткого разгона митинга автовладельцев 21 декабря 2008 года, когда их задержали и десять часов мариновали в отделении милиции. «Власть сама нас столкнула», – говорит Самсонов. От узкой автомобильной тематики сразу отошли, занимались всем подряд: нехваткой детских садов, точечной застройкой, законом о рыболовстве, угрозой отмены часовых поясов. «Денег у нас нет, мы помогаем советом, координацией. Мы знакомим активистов между собой, – объясняет Самсонов. – Например, отстояли наш часовой пояс, когда появилась эта идиотская идея заставить вставать нас в сумерках. Вышли на Петропавловск, Камчатку, Сахалин и провели громкие совместные митинги». Низкие результаты «Единой России» (в Приморье партия получила 33% голосов, хотя всего пять лет назад было 54%) на выборах в Госдуму Самсонов тоже считает результатом работы ТИГРа.

Актив ТИГРа измеряется списком участников чата в Skype – около 100 человек. Стать членом ТИГРа – значит, прийти по рекомендации пары участников и принять устав организации. Все решения принимаются прямым голосованием. У ТИГРа принципиально нет главы, «чтобы не на кого было давить». «Создать движение снизу, чтобы не пошла борьба за лидерство и ничего не развалилось, сейчас невозможно. Посмотрите на те же московские протесты», – объясняет Самсонов. Он уже стал системным политиком: вступил в КПРФ и в 2011 году избрался в краевое заксобрание. Теперь он единственный депутат, который ездит на работу на велосипеде и скорому открытию моста через бухту Золотой Рог – второго отстроенного к саммиту – очень рад: пока приходится ездить домой на мыс Чуркин больше часа в объезд.

О ТИГРе говорят разное. Местные журналисты рассказывают, что на самом деле их создавал бывший губернатор Сергей Дарькин в качестве управляемой оппозиции, но они вышли из-под контроля. Столичные аналитики считают их предтечей всех протестных движений конца 2000-х. Госдума еще в 2008 году за поднятый против повышения пошлин флаг Японии объявила их сепаратистами, стремящимися «отделить Дальний Восток от России». Новый губернатор в беседе с «Властью» назвал их экстремистами. Почему, правда, не уточнил, но в создаваемую в крае общественную палату на всякий случай звать не намерен.

Несмотря на то, что ТИГР не выдвигает никаких сепаратистских лозунгов, его активисты борются именно с тем, как устроена федеральная власть. «Вообще, главная претензия местных жителей, что все кругом очень напоминает феодальное государство, – говорят активисты ТИГРа. – Сейчас свободы для развития деловой инициативы нет. Все ключевые решения принимает назначенный Москвой губернатор. Даже российские суда, не говоря об иностранных, предпочитают ремонтироваться в Корее или Японии, там качественнее и дешевле».

То же самое говорят мне местные бизнесмены: предприимчивые молодые люди, которые уже заработали на безбедную жизнь в Приморье, но еще не накопили на перенос дел в Москву. У всех одна проблема: хотят развиваться дальше, но взять землю в долгосрочную аренду сложно, купить помещение под магазин или бар почти невозможно, большинство подрядов на стройках саммита проводятся через московские компании.

Мосты и кампус нового университета во Владивостоке часто сравнивают с идолами на острове Пасхи: «Поставили и молятся им, чтобы теперь были инвестиции». Реальные доходы населения из-за строительства объектов саммита не выросли. Средняя зарплата в городе – 22 тыс. руб., аренда однокомнатной квартиры обойдется в 20 тыс., при этом молоко, хлеб и рыба даже дороже, чем в Москве. Народ в крае привык «крутиться», «устраиваться». Собирать совместные закупки памперсов, стирального порошка и алкоголя из Японии, рыбу и икру брать у знакомых «по звонку», ездить за дешевой одеждой в Китай. Когда в нескольких деревнях края не было отопления, жители спиливали батареи, чтобы не платить по счетам ЖКХ, и ставили автономные обогреватели. В ясные ночи под маяком на мысе Токаревского, свет которого разрезает Амурский залив и залив Петра Великого, разгружают свои лодки контрабандисты и гуляют парочки.

По опросам ВЦИОМ, зарплату основным источником дохода назвали меньше половины опрошенных приморцев. Так что значительная роль теневого сектора в экономике Дальнего Востока – не только наследие 1990-х, когда самой эффективной властью на Дальнем Востоке была группировка «Общак».

«Приморский сепаратизм существует, но главная его проблема в том, что он культивируется из Москвы. В глубине души все московские чиновники уверены, что, если нам разрешить спокойно ездить на праворульных машинах, мы скоро достанем из-под кровати по автомату, который у нас у всех там лежит, и объявим независимость, – усмехается владелец успешной медийной компании. – Я спрашивал у руководителей, мол, вам не кажется, что надо бы выйти на Москву с предложениями налоговых льгот для местного бизнеса, как-то таможенное законодательство изменить. Страна у нас большая, а всех под одну гребенку ориентируют на Европу. Но местные руководители мне отвечали: понимаешь, в нас уже столько денег вложили, что, если мы попросим еще чего-то, нам этого никто не даст, нас никто не поймет. Все чиновники здесь живут с оглядкой на Москву».

Недовольство жителей Дальнего Востока федеральным центром подогревается тем, что пример «другой жизни» у них прямо перед глазами. Если в Приморье китайские стройки не так заметны, то работы под Хабаровском на переданных КНР при уточнении межгосударственной границы в 2008 году островах площадью 171 кв. км не могут не задевать местных жителей. Остров Тарабаров теперь называется Иньлун («Серебряный дракон»), а западная часть Большого Уссурийского – Хэйсяцзы («Черный медведь»). С материка к Большому Уссурийскому острову через Амур уже достраивают мост. Работы велись круглосуточно даже в 30-градусный мороз, цена моста – 603 млн юаней (3 млрд руб.), длина моста – 6 км. Сдача в эксплуатацию – октябрь 2012 года. Россия со своей стороны тоже возводит мост на Уссурийский остров, но темпы существенно медленнее: за год возведено всего несколько опор.

Между тем Китай в сентябре 2011 года на слиянии рек Амура и Уссури начал строить новый город – Усули. От Хабаровска до него рукой подать – 22 км. Со стороны российской границы видны башенные краны. 12 кв. км планируют застроить за восемь лет, вложив в город $6 млрд. КНР планирует к 2020 году достигнуть турпотока к Большому Уссурийскому острову в 1,5 млн человек в год. Туристов завлекают нетронутой природой и изучением русского, в буклетах пишут о бутербродах с икрой, лыжах, катании на собачьих упряжках и подледной рыбалке.

«При этом в 700 м от этого вот китайского ВДНХ находится поселок 1857 года сборки», – иронизирует известный в Хабаровске блогер, фотограф Александр Леонкин. Местные за стройкой следят с интересом, планируют проводить выходные в отстроенном китайцами туристическом раю и вспоминают, что в Хабаровском крае последний раз город с нуля пытались построить в 1986 году: проект Бонивура прожил три года и был заморожен. Разглядывая проект Усули, хабаровчане злятся: «Теперь в пятницу Хабаровск будет вымирать, чтобы непонятно зачем ожить утром понедельника».

Чтобы разобраться, что именно угрожает Приморью – Китай, сепаратисты или мигранты из СНГ, – я иду на лекцию профессора кафедры математических методов в экономике Александра Абрамова в ДВФУ. Абрамов участвовал в разработке концепции развития Владивостока до 2020 года и работал в 2011 году по целевому гранту в 30 млн руб. от РГНФ над изучением темы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе».

На втором часу выступления я поняла, что Абрамов говорит ровно о тех же проблемах и путях их решения, которые поднимали на встречах со мной «сепаратисты» – просто научным языком. Дальнему Востоку, утверждает он, необходимы законодательные люфты, особые бюджетные и налоговые зоны, отмена ограничения на определенные виды деятельности, закрепление центральных офисов компаний здесь, а не в столичном регионе. Я вспоминаю, как горожане возмущались тем, что головной офис крупнейшей компании, «Дальневосточного морского пароходства», расположен в Москве. Абрамов говорит, что фактический запрет челночного туризма (прямо пострадали 15 тыс. человек, с семьями – гораздо больше) привел к повышению миграции из региона. Введение 500-километровой пограничной зоны отчуждения, где нельзя ничего строить, свело на нет развитие туризма. А китайские гостиницы и развлекательные центры стоят в шаге от погранпункта.

Абрамов вспоминает о неразвитых транспортных возможностях края: все порты Дальнего Востока РФ вместе взятые переваливают меньше грузов, чем крупные порты соседних Китая и Южной Кореи. В инфраструктуру Приморья готовы вкладывать соседи, заинтересованные в импорте сырья или использовании РФ для транзита своей продукции на Запад. Однако Москва пока не дает им ходу в силу «геополитических соображений». Например, в ноябре 2011 года Южная Корея предложила России построить параллельно Транссибу скоростную железнодорожную магистраль, которая обеспечивала бы перевозку за сутки. Сейчас у РЖД существует только коммерческий проект «Транссиб за семь суток», обеспечивающий перевозку грузов из дальневосточных портов до границы с ЕС за неделю. «Реализация проекта позволила бы разгрузить транспортную часть Транссиба и обеспечить перевозку грузов до 150 млн т в год, – объясняет Абрамов. – По корейским оценкам, дублер мог бы конкурировать с авиапотоком. Это позволило бы достичь окупаемости проекта в течение шести лет».

Пока все планы развития региона остаются на бумаге, люди с Дальнего Востока уезжают, и все попытки удержать их безуспешны. Объявленная Владимиром Путиным Программа переселения соотечественников в Приморье потерпела крах: в 2006 году по ней планировали привлечь 18 млн человек, а на деле за шесть лет в край из-за рубежа приехали жить три тысячи человек. Для сравнения, по данным Приморскстата, население Приморья только за год уменьшается на 15 тыс. человек. Один поток отъезжающих тянется на Запад, причем даже тут в покидающих Приморье людях сказывается нелюбовь к Москве. Как и в Новосибирске, многие дальневосточники стараются уехать не в столицу, а для начала выбирают более интеллектуальный и творческий Петербург с его дешевыми квартирами.

Многие используют обе российские столицы лишь как плацдарм для окончательного отъезда из России в Европу. Кто-то уезжает даже в Мексику и пишет оттуда, что Мехико-Сити не сравнится по опасности с родным Чуркиным. Вторая волна идет на Восток – в 1990-е это была Япония, а с начала 2000-х – Китай. Молодые люди, закончившие Дальневосточный университет и выучившие китайский язык, могут сравнительно легко найти себе работу с оплатой $3-5 тыс. в месяц. «Сын переехал пару лет назад. Сейчас живет в Харбине, гоняет на джипе. У них тихо, чисто и безопасно. На старости уедем жить туда и не вернемся», – рассказывает мне владелец успешного туристического агентства.

В крае говорят, что каждый рано или поздно приходит к пониманию: «Если хочешь здесь жить, решать все вопросы надо самому». «У нас тут не сепаратизм. Просто шило выперло в этой части мешка, – уверен Матвиенко, автор проекта сдачи Владивостока в аренду. – Люди, те, что уезжают из этой страны в одиночку, и те, что предполагают „отъехать“ целыми территориями, в сущности думают одинаково. Они не верят в способность власти грамотно управлять».

14 мая 2012

Русский Север

«Мы на своей земле не хозяева»

В 2010 году в Архангельске вышел сборник поморских сказок. Одиннадцать историй под твердой обложкой с иллюстрациями местного художника и переводом на три языка – русский, норвежский и помОрьскую говОрю, «живой язык коренного населения Поморья». В аннотацию поставили старинную поморскую пословицу «Норвежцы те же поморы, только говОря другА», назвали сборник тоже двуязычно – «Поморьски скаски. Pomoreventyr».

«Жил-бЫл тадь, который порАто не любИл лунУ», – читает мне сказку о воре, замазавшем дегтем луну, редактор сборника Иван Мосеев. «Слышите, как повышается тон к концу предложения? А ударные мы выделили прописными буквами, чтобы детям удобнее было. Это тот самый язык, который Ломоносов в черновых записках к грамматике назвал „поморский диалект“, вместе с малороссийским и московским», – говорит он.

Мы сидим в его кабинете в здании Федерального арктического университета, где Мосеев возглавляет Поморский институт коренных и малочисленных народов Севера. «Поморьски скаски» он называет одним из своих «этнофутуристических проектов». Издательские расходы Ассоциация архангельских поморов разделила с Норвегией пополам, напечатали три тысячи экземпляров, тысячу раздали по региональным библиотеками, а две отправили в королевство. Сборник не сразу дали вывезти: пограничники потребовали справку, что он не является историческим и культурным достоянием государства. За справкой надо было ехать в Петербург, поэтому решили схитрить: в Норвегию на гастроли ехал местный оркестр, и книжки рассовали по сумкам музыкантов.

Книжка вызвала международный скандал. На сайте информационного агентства Regnum появились заявления об «этнодиверсии издателей сказок и их спонсоров из Норвежского Баренцева секретариата под фундаментальные принципы русской культуры»: «„Поморьски скаски“, опубликованные норвежцами, надо рассматривать в качестве первого деяния в будущей агрессивной индустрии этнонационалистического строительства в северном регионе России». Норвежцы, которые рекомендовали своим издательствам растиражировать сборник так, чтобы он был в каждой норвежской семье, заволновались. С Архангельской областью они всегда предпочитали дружить, почетным консулом по традиции сделали местного жителя, «ветерана российско-скандинавского сотрудничества» Андрея Шалева. В городе Варде открыли музей поморов, которого в Архангельске нет.

Отдали в распоряжение русских поморов заброшенное кладбище там же. В 2011 году Ассоциация архангельских поморов установила там и большой деревянный крест, изготовленный на деньги рыбацких колхозов. Его, кстати, тоже не сразу дали вывезти из России. К установленному в Варде кресту проложили паломническую тропу, готовились к новым проектам.

Но в последнее время Норвегия в Архангельской области стала как Госдеп в Москве, шутят местные. В корыстных связях с ней обвиняют всех недовольных происходящим на берегах Белого моря. «Но я хочу подчеркнуть, что никогда никаких денег мы от норвежцев не брали, – говорит Мосеев. – У них вообще жесткая позиция, что они финансировать все проекты не будут, в крайнем случае только наполовину, особенно после речи Путина о шакалах и посольствах. То, что у нас происходит, – это настоящая народная дипломатия, мы обходимся без указок и помощи федерального центра».

В 2012 году критика «народной дипломатии» достигла пика. Агентство Regnum выпустило 27 статей о «поморах – пятой колонне Норвегии». Инициативная группа граждан, разделяющая державные идеи политолога Сергея Кургиняна, обратилась к новому губернатору с просьбой вообще запретить поморов. «Лидеры поморской национально-культурной автономии сознательно скрывают геополитическую авантюру – сконструировать на Русском Севере автономную поморскую территорию (республика, край), – говорится в их письме. – Главной их целью должно стать установление с помощью иностранных «общественных поморских организации’ полного контроля над пространствами европейского Севера России».

Норвежцы все это почитали, не захотели ввязываться во внутренний политический скандал и теперь даже думают отменить летний фестиваль «Поморские дни», который без эксцессов ежегодно проходил в Варде с 1993 года. «Норвежцы – люди практичные и уже поняли, что все дела выгоднее вести и решать в Москве и Петербурге, – вздыхает Мосеев. – А регионы снова превращаются в сырьевые бесправные провинции, возвращаемся в феодализм. Так что мы сейчас сидим оплеванные и ждем, когда появятся в этом скандале серьезные авторитеты – ученые, политики с именем, которые тоже скажут, что мы страшные сепаратисты».

На следующий день после интервью мы с Мосеевым идем на празднование Дня конституции Норвегии. На месте сбора, на набережной Северной Двины, гостям раздают красно-синие флажки. Гимн королевства играет оркестр МЧС России. Участники – сотрудники консульства, ученые, школьники, изучающие норвежский язык, сами норвежцы – торжественным маршем проходят по набережной до монумента воинской славы и там затевают национальную норвежскую игру: кто дольше удержит во рту ложку с картофелиной. «Надеюсь, ничьих патриотических чувств я не оскорбил», – оглядывается почетный консул Норвегии в Архангельске Шалев. Через полчаса все уходят на концерт в Гостином дворе.

Норвегия очень серьезно относится к отношениям с Россией и, не имея возможности сравниться военным и экономическим потенциалом, налаживает связи с жителями российского Севера. При этом МИД Норвегии уже дважды заказывал своим ученым сценарный прогноз развития европейского Севера России. В первом, рассчитанном до 2015 года, были такие варианты: «Площадка для больших нефтяных игр» с приоритетом в добыче полезных ископаемых у США, «Берлога русского медведя», предполагающий единоличный контроль России над нефтегазовыми ресурсами на Севере, и «Задворки Европы», по которому региону грозила судьба заброшенного уголка с поредевшим населением и запущенной экономикой. В 2011 году аналитики ECON Analysis подготовили новый прогноз развития российского Севера уже до 2035 года, в котором главным фактором выступает изменение политических отношений. Сценарий «Из России с нефтью» предполагает активную добычу нефти и газа норвежцами в российской экономической зоне. Вариант «Бурный поток» допускает наступление глобального потепления и коммерциализацию Северного морского пути. Последний же сценарий – «Великая арктическая игра» – предполагает ужесточение борьбы за ресурсы между ведущими странами и победу тех, «кто лучше понял политическую игру и поставил на несколько лошадей одновременно».

Местные аналитики уверены, что ставка в этой политической игре делается как раз на поморов, признанных Норвегией и не признанных Россией.

Во время переписи населения в 2002 году поморами в Архангельской области записалось 6,5 тыс. человек. Из разговоров с местными становится понятно, что для большинства это скорее описание своего образа жизни, дань памяти предкам и ассоциации с определенного рода культурой, нежели размежевание с русскими. При этом «поморское движение» в области очень деятельное. Создана Ассоциация архангельских поморов, четвертый год проводится Межрегиональный съезд поморов, и были даже рыбацкие поморские общины, но в апреле 2011 года Минюст через суд оспорил их существование: такая форма самоорганизации в целях защиты исконной среды обитания доступна только малочисленным народам, к которым поморов не относят.

Зато в области уже больше десяти лет существует зарегистрированная Минюстом национально-культурная автономия поморов. Сейчас в ней состоит 700 человек, актив – 50. Громко критиковавший власть, объявлявший губернатору вотум недоверия, известный своими языческими взглядами основатель организации Павел Есипов сейчас ушел в тень. В прошлом году председателем совета автономии стал бывший вице-губернатор области Анатолий Кожин. Опытный чиновник, в Архангельске он владеет турфирмой, деловой недвижимостью и собирается вернуться в политику. Рассуждая о Поморье, напоминает, что здесь никогда не было ни крепостного права, ни татарского ига и вспоминает фильм «Россия молодая», где один из местных говорит приближенному Петра Первого: «Боярин, ножом перекрещу, это тебе не Рязань». Но слов «борьба» и «действие» Кожин опасается и говорит, что самоопределение поморов – это в первую очередь вопрос экономических выгод.

«Я сам из поморской семьи, в 2002-м во время переписи записался помором, как вся моя семья, но тогда в этом не было никакого подтекста, кроме гордости за корни. Сейчас в понятие „помор“ вкладывается экономическо-политический смысл. На Северо-Западе – и в Архангельской области, и в Мурманске, и в Коми – такая попытка само– идентифицироваться вызвана гораздо худшим социально-экономическим положением, чем в остальных регионах России. Государственная политика монополий, в том числе естественных, рассматривает регион как площадку для получения прибыли, и все. Возьмите продолжительность жизни, уровень суицида, детскую смертность. Показатель качества жизни в нашем регионе гораздо ниже. Люди голосуют ногами – у нас серьезный отток населения. Все это заставляет людей задать себе вопрос: а кто мы вообще такие, что мы можем от этого получить? Это борьба за равенство внутри нашего государства. У него вроде как есть стратегические интересы в Арктике, а где это? Вы Архангельск уже видели? Город убитый».

Главная цель автономии – попасть в список коренных малочисленных народов. Поморы упорно добиваются этого с 90-х годов, не раз получали все необходимые бумаги от губернаторов и справки от ученых-этнологов с рекомендацией признать поморов малой коренной народностью. Но Минрегионразвития, в функции которого входит защита коренных малочисленных этносов, по словам северян, категорически против «деления русского народа».

Поморы не отступают, с завистью глядя на соседний Ненецкий автономный округ. Признанные коренным малочисленным народом ненцы пользуются исключительными правами на ресурсы, квотами в рыболовстве, свободно могут заниматься исконными промыслами и получают немалые отчисления от добывающих компаний. «Ненцы все на снегокатах личных разъезжают, от квартир бесплатных отказываются, а у нас последнее забирают. Вы попробуйте без согласования с ненецкими экологическими организациями хоть что-то сделать, там все четко регламентировано: рекультивация земель, нефть пролилась – компенсации, мох на оленьей тропе затоптали – компенсации. У нас же – пожалуйста, ведутся разработки – все сбрасывается в реку», – объясняет Есипов.

Доходит до межэтнических конфликтов. В прошлом году ненцам на 49 лет отдали ягодные, грибные места Мезенского района Архангельской области под зимние выпасы оленей. А мезенские колхозы в это время были вынуждены свои стада забить, потому что им повысили стоимость аренды земель. Поморы со злости начали отстреливать ненецких оленей – мол, не лезьте к нам.

Жители Поморья уверены, что внесению их в список малых коренных народов противятся федеральные структуры и крупный бизнес, который не заинтересован в том, чтобы на земле появился хозяин, с которым надо что-то согласовывать. «Нет народа – нет проблем. На самом деле это вопрос регионализма. Есть силы, которым выгодно назвать это сепаратизмом и не допустить. Это связанные с федеральным центром люди, которые хозяйничают в этих регионах. Местным властям они не подконтрольны, поведение их вольное», – говорит Мосеев. «Те феодалы, которые сейчас распоряжаются нашими землями, прекрасно понимают: если мы на местах усиливаемся, то слабеют они, мы молчать-то не будем. Происходящее с деревнями даже громким словом „геноцид“ назвать можно», – считает Есипов.