355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олеся Егорова » Плати за ошибку, Бес! (СИ) » Текст книги (страница 2)
Плати за ошибку, Бес! (СИ)
  • Текст добавлен: 30 июня 2021, 13:33

Текст книги "Плати за ошибку, Бес! (СИ)"


Автор книги: Олеся Егорова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3. Элена

Дядя оказался прав. Сколько бы во мне не накопилось злости, ярости, боли, я всё ещё оставалась тем самым напуганным ребёнком. Я не могла сказать ему, что нашла Беса. Какое-то маленькое, лживое, эгоистичное существо внутри меня всеми силами противилось рассказать правду. И я лгала. День за днём писала о том, что про него здесь не говорят. Иногда мне казалось, что Дэвид не верит мне. Он часто напоминал мне о произошедшем, а потом подолгу слушал моё сбившееся дыхание, и то, как я лихорадочно сжимаю телефон, до скрипа между пальцев, до ломки в костях и суставах. И я, кажется, уже ненавидела всех нас. Себя, за то, что оказалась настолько слаба, что даже держа жизнь этого ублюдка в собственных пальцах, не могу прервать её. Я каждый раз вспоминала о том, как именно он убил моего брата, и мать, и не могла себя заставить подарить ему такую лёгкую смерть. Так я говорила себе, так убеждала саму себя, но где-то в уголках сознания навязчивый голос твердил, что я не сделаю этого никогда. Что я не могу ему отомстить просто потому, что я слабачка. Идиотка, возомнившая себя взрослой, и сильной. А всё остальное, это лишь глупые оправдания. Я ненавидела дядю за то, что он сотни, тысячи раз был прав, он знал об этом, но тем не менее не хотел признаться за меня. Не мог назвать эту правду вслух, а лишь мучал меня, молчаливо напоминая о том, как я ничтожна. Но больше всего я ненавидела Его. И с каждым днём эта ненависть росла, превращаясь в огромный, искристый шар, угрожающий разрушить всё вокруг. Он отравлял не только меня, но и близких мне людей, заставляя меня делать им больно. Я перестала общаться со своими друзьями, с каждым из них. Почему? Да просто потому, что мне не о чем было разговаривать с ними. Ни один из них не смог бы принять и малую толику моей боли, впитать её и вернуть обратно теплом и заботой. Той самой, которой была окутана эта мразь, по имени Бес. Я много раз со стороны наблюдала за тем, как к нему приходят члены семьи. Полина часто просила прощения. Не знаю за что, да и вдумываться не хотелось, но она с ним могла часами разговаривать. Так, словно в жизни этого сделать не могла, а сейчас выговаривалась. Говорила, как они его ждут, и что Артём, как она почему-то называла Артура, скоро вернётся. Гладила его по руке, той самой, где татуировка была, а мне оттуда кожу хотелось на живую содрать. Тупым ножом. Жаль только боли он не почувствует. Как и, впрочем, ничего остального. Он не видит, и не знает, как я беззвучно рыдаю, когда прихожу сюда. Как задыхаюсь, потому что воздух в этой комнате уже весь ядом пропитался, и мне, казалось, я уже давно умерла, или струпьями заживо покрываюсь. Он не знает, как часто я хочу закричать, а не могу, потому что в горле ком острый, царапает глотку, и крик этот не выпускает. И он внутри меня, рвётся наружу, когтями по рёбрам царапает, а я его выпустить не могу. Только рот беззвучно открываю, как рыба, которую на мель выбросило, и ногтями кожу на бёдрах царапаю. Потому что там никто не увидит. Могла бы, с лица бы кожу полосами сдирала, лишь бы легче становилось.

Я иногда просто смотрела на него. Пыталась вспомнить всё до конца, но чёртов блок не слетал. Я так и не могла вспомнить, как он стреляет в отца, и в голове, как заевшая киноплёнка, как он поднимает оружие, направляя на меня, и что-то говорит. И я вижу, как губы его двигаются, а услышать слова не могу.

Сколько раз я порывалась уехать, даже сосчитать не могу. Собирала вещи, крутила в руках телефон, чтобы позвонить Дэвиду. Чтобы он меня забрал отсюда, и избавился от Беса, потому что мне, кажется, я уже с ума схожу рядом с ним, и справиться с собой не могу больше. И каждый раз отбрасывала телефон в сторону. Потому что вспомнить хочу, спросить его хочу по какому праву он это сделал. Кто позволил ему распоряжаться жизнями невиновных людей? Родных мне людей, которых я любила! А иногда мне хочется, чтобы он на своей шкуре прочувствовал, какого это, когда ты теряешь. Когда тебе больно внутри, так сильно больно, что ни одна таблетка не поможет, и выть хочется так, чтобы охрипнуть, чтобы горло разодрало в клочья. Но я запрещала себе думать об этом. Я же не такая, как он. Я же не могу так поступить лишь потому, что их друг оказался самим дьяволом в человеческом обличие. Да и не знала я, есть ли на этой земле хоть один человек, хоть одно живое существо, которое своим отсутствием, своей болью может полоснуть его ножом по сердцу, так сильно и остро, как когда-то это сделали со мной.

А потом Полина родила. Она назвала своего сына его именем. А мне хотелось трясти её до тех пор, пока у неё не откроются глаза, и она не увидит Беса таким, каким вижу его я. Не спасителем, не братом, а тварью, которая одним взмахом руки перечеркнула целую семью. Такую же, как они сами. Но я ничего не говорила ей. Зарывалась в своей боли, плакала по ночам, а потом снова играла роль заботливой сиделки. Я ждала, когда он откроет свои чёртовы глаза, и тогда я обрушу на его голову весь ад. Ещё не знала, как это сделаю, но подпитываемая чёрной ненавистью снова начала верить, что смогу отомстить. Нет, не убить. Не прекратить его существование так быстро, как он этого даже не заслуживает, а методично превращать его жизнь в кипящую лаву, чтобы он там кожу и плоть опаливал, а я наслаждалась этим запахом гари. И я дождалась. Даже не я, а сама судьба нанесла ему первый удар. Бес открыл глаза, но так и не смог ничего увидеть. Осколок черепа повредил зрительный нерв, и, как и предполагали врачи, он ослеп.

* * *

Я это поняла, как только он очнулся. Если в это вообще можно поверить. Любой здравомыслящий человек понимает, что после шести месяцев комы нельзя просто так встать, и сразу же заговорить, двигаться, и тем более так крепко сжимать чью-то руку. Это просто невозможно. В большинстве случаев. Но именно сейчас, в эту секунду, я чувствовала мёртвую хватку на своём запястье, и что-то мне подсказывало, что вырвать руку просто так мне не удастся. Первой эмоцией был страх. Нет, я не боялась его самого. Я в принципе уже давно ничего не боялась. Просто не ожидала, просто сердце рвалось из груди пойманной птицей, по спине пробежал озноб, а запястье, в местах прикосновения его пальцев нестерпимо жгло, словно к нему приложили раскалённые до красна угли.

– Кто ты? – Он смотрел строго в потолок, не оборачиваясь в мою сторону. Как же я хотела сказать кто я, и зачем я здесь. Правду хотела сказать. Что я дочь убитой им тринадцать лет назад семейной пары. Что я пришла, чтобы отомстить, чтобы смотреть, как он отправится в ад, и будет гореть там, извиваться и корчиться в муках. Но за эти два месяца я изменилась. Мне больше недостаточно было того, что он просто умрёт. Гореть можно и на земле, главное правильно разжечь огонь.

– Ваша сиделка. Элена. Меня зовут Элена. – Вот, что я ответила ему, собравшись с духом, и придав своему голосу испуганный тон.

– А почему я ни хрена не вижу, Элена? – Отчеканил каждое слово, и так и не повернул ко мне взгляд. И вот тут я испытала удовлетворение. Сладкое, растекающееся по венам, и согревающее оледеневшую душу. Мне хотелось смеяться, в голос, так чтобы он слышал, но не мог понять причин. Врачи говорили, что он может потерять зрение. Здесь не было точного ответа, вариантов было много. Зрение могло остаться прежним, или немного ухудшиться. Он мог ослепнуть навсегда, или восстановиться в считанные дни. Как сказал врач, «на всё воля Божья», и он был прав. Бес получил по заслугам, и это был лишь первый «подарок» судьбы. Об остальных я позабочусь сама.

– Вас ранили, и скорее всего это следствие ранения. Нужно пройти осмотр, чтобы делать какие-то выводы. Когда вы очнулись? – Но он проигнорировал мой вопрос. Смотрела за тем, как сжал кулаки, как заходили желваки, а губы сжались в сплошную линию.

– Где я?

– Вы на острове, в доме Артура Холла. Он нанял меня для того, чтобы присматривать за вами. Так вы давно пришли в себя? – Я всё ещё не могла понять, почему он ведёт себя так, словно бодрствует уже давно.

– Позови Артура, Элена. – Он так говорил моё имя, что от этого я ненавидела его ещё больше, хотя, казалось бы, больше уже невозможно. Презрительно, деля его на слоги, и выплёвывая изо рта, как что-то совершенно невкусное.

Бес наконец-то разжал пальцы, а я отошла в сторону, чтобы позвонить Полине. Артур Холл вернулся месяц назад в день рождения своего сына. Мне неизвестно, что произошло у них всех, но он был в заключении. По какой-то причине его отпустили. Их всех отпускают, и все они остаются безнаказанными. Я общалась с ним всего один раз, как только он приехал. Артур лишь задал несколько вопросов о Бесе, и с тех пор принимал меня за невидимку. Вечно хмурый, особенно когда приходил сюда, в палату. Он сжимал челюсти так сильно, что это было видно. Иногда мне казалось, что рано или поздно зубы раскрошатся друг о друга. Артур подолгу молчал, а затем уходил. Не знаю, что именно он испытывал в этот момент, но это было похоже на боль. Так, словно ему самому было плохо оттого, что происходит с его другом. Но это ведь просто иллюзия. Такие как он, никогда и никого не жалеют, они не умеют любить, и рано или поздно Полина поймёт это.

– Да, Элена. Что-то случилось? – Я слышала на заднем фоне как кряхтит маленький Стив, и невольно улыбнулась. Малыш не мог не влюблять в себя всех женщин в округе. Своими пухлыми щёчками и сладким запахом макушки он мог свести с ума любую, и глядя на него я иногда думала о том, что хотела бы стать матерью. Если только я когда-нибудь научусь жить нормальной жизнью.

– Стивен очнулся. – В трубке повисла тишина, буквально на несколько секунд, а затем послышались короткие гудки.

После этих слов Бес сорвал провода, ведущие к аппарату, и попытался встать. Только первый шаг дался ему легко, а затем ноги подогнулись, и мужчина рухнул на колени. Я бросилась к нему. Не думала в тот момент, кто передо мной, просто поддалась инстинктам помочь и защитить. Это инстинкты любого врача, так я успокаивала себя позже, когда винила за то, что попыталась подать ему руку помощи. Упала рядом, больно отбивая коленки, и попыталась помочь подняться, а он вцепился пальцами в моё горло. Они не были такими сильными, как когда он держал меня за руку, и я бы с лёгкостью могла вырваться, но в этот момент словно оцепенела.

– Никогда. Не смей. Меня. Жалеть. Поняла?! – Он рявкнул мне это в лицо, глядя вроде и на меня, и сквозь меня одновременно. Бес ничего не видел, но словно чуял всё вокруг, знал куда протянуть руку, и куда повернуть слепой взгляд.

Я сбросила его руку, и молча отошла в сторону. Хотелось послать его к чёрту, но ещё рано срывать маски. Сейчас я лишь напуганная сиделка, и я не хочу ему зла.

– Стив! – Полина влетела в комнату, и, как и я секунду назад, упала перед ним на колени. Порывисто обняла, а затем подхватила под руку.

– Оставь. Я сам. – С ней он говорил совсем по-другому. Мягко, без ненависти и угрозы в голосе. – Тебе нельзя.

Полина отпустила его, и взглянула на меня так, словно искала помощи. Она не знала, что ответить, и мы обе понимали, что он имеет ввиду. Бес думает, что Полина беременна. И девушка понимает, что он ничего не видит по расфокусированному взгляду в сторону. Бес просто не знает, сколько прошло времени, и сейчас Полине придётся нанести самый страшный удар для человека, едва вышедшего из комы. Сказать ему о том, сколько прошло времени.

– Стив. – Он замолчала, не выдержав, всхлипнула, прижимая ладонь ко рту.

– Ты потеряла его? – Бес нахмурился, а лицо исказилось болью и сожалением.

– Нет. Нет. С ним всё в порядке. – Полина взяла его за руку, крепко сжав в своей, и закончила фразу. – Он родился месяц назад. Его зовут Стивен, и с ним всё хорошо. Как и с тобой, теперь.

Глава 4. Бес

Открыл глаза, и сразу долбануло болью по вискам. Острой, резкой, проходящей до самого затылка, и уходящей по позвоночнику. А в голове всё мутно, так, словно алкоголя в венах больше, чем крови. Попытался подняться, и ни черта, ни одного отголоска в конечностях. Ни в руках, ни в ногах, даже глаза не могу открыть. Или мне только так кажется. Потому что чувствую шевеление ресниц, чувствую, как веки поднимаются, а в глазах темнота, полная, кромешная, словно вокруг глубокая ночь без звёзд, или свет выключили. Но на руке припекает след от лучей солнца, и где-то вдалеке слышны голоса и птицы. Напряг память, чтобы понять, что вообще со мной происходит, и кадры замелькали, принося адскую боль в голове, разрывая мозг на осколки. Медленно вспоминал про газету, которую в уличном кафе вместе с кофе утром захватил, как увидел там довольную рожу Дэвида, и пазл кусок за кусочком начал складываться воедино. Как звонил ему помню, а потом люди Шамиля меня взяли. Настолько отвлёкся, что допустил главную ошибку – эмоции. Окунулся с головой в ярость, не только на бывшего друга, но и на самого себя. За то, что обвёл меня вокруг пальца, а я повёлся, как маленький мальчик, верящий в идеалы мира. Потом несколько месяцев плена. Снова. День за днём в маленькой клетке, под палящим солнцем, глядя на то, как умирают твои «братья», и молиться, чтобы Каримов не нашёл последнего. Но он нашёл. Элайза, сука, сдала Артёма, а собственному отцу всадила пулю в лоб, после чего отправилась вслед. Но самым большим ударом был момент, когда на поляну вытащили Полину. Она мне не нравилась. С самого начала, когда мы встретили её в России, понял, что она может помешать. Не только забрать Мэри, потому что я был уверен, Джон, итак, отдаст свою дочь Артёму. Но с Полиной было другое, он с ней менялся день за днём, становился одержимым и неуправляемым. Она могла неосознанно подставить нас всех. И она бесила меня своим излишним проявлением чувств, своей привязанностью к матери, которой у меня никогда не было, даже тем, что она много болтала. Но в тот день, когда она ворвалась в комнату Чужого, можно сказать безногого, когда я видел, как она выхаживает его, вместе с ним преодолевая первые шаги… В тот момент я даже позавидовал. Без злобы, но чёрт возьми, я никогда никому не был так нужен, как ей был необходим Артём. Они стали друг для друга воздухом, и в тот момент, когда в неё выстрелили, в маленькую, беззащитную, с оленьими глазами, смотрящими на Артура, а не на пулю… В тот миг я сделал шаг в пропасть. Я не смог позволить потерять другу свой воздух. Он заслужил дышать полной грудью, так же, как и она. А я возможно искупал свои грехи, спасая чью-то жизнь, взамен отобранных.

Потом провалился в темноту, резко и безвозвратно. Дальше ни хрена не помню, и как именно очутился здесь, тоже. И хотя чувствую под собой кровать, в которую меня вряд ли бы положил Шамиль, не пытаюсь даже заговорить, или позвать кого-то. Сначала нужно хотя бы попытаться понять, где именно я нахожусь. Это ложь, что те, кто испытывает страх – трусы. Потому что те, кто ничего не боится просто глупцы. Страх помогает нам выжить, из-за него мы становимся более сильными, осторожными, и внимательными. Мой страх заставлял меня молчать. Время шло медленно, чертовски медленно для того, кто не может пошевелить и пальцем, только веки всё так же поднимались, оглядывая вокруг темноту. Было бы даже точнее сказать, что я не ощущал время, не понимал сколько уже прошло, и через несколько часов, или минут, всё же смог пошевелить пальцем, потом несколькими, а затем и всей ладонью. Ровно за секунду до того, как дверь открылась. Легкие шаги скользнули по полу, и остановились очень близко от меня. Кто-то стоял рядом, и я почти не сомневался в том, что это была женщина. Легкий цветочный запах исходил от неё, а позже и послышался тихий голос. Нежный, мягкий, но при этом наполненный горечью так сильно, что стало не по себе. Она что-то шептала себе под нос так тихо, что слов разобрать я не мог. Слышалось, что она что-то делает возле меня, раскрывает какие-то упаковки, а затем снова затихла. Так близко, что был уверен, стоит протянуть руку и я смогу до неё дотронуться. Она стояла рядом достаточно долго. Затем звучно выругалась, от чего стало даже смешно, потому что таким ангельски нежным голосом не могут говорить такие крепкие словечки. Отошла на несколько шагов, затем снова вернулась, но лишь для того, чтобы уйти. Я захватил её запястье прежде, чем успел подумать о правильности этого действия.

– Кто ты? – Она утробно всхлипнула, промолчала несколько секунд, а затем ещё более тонким напуганным голосом ответила.

– Элена. Меня зовут Элена. Я ваша сиделка. – Сиделка?! Какого хрена здесь происходит?! Сжимал её запястье, чувствуя, как сила уходит из пальцев, но отпускать её не хотелось. Кожа настолько мягкая, словно бархат. Хотелось провести большим пальцем по вене, заглаживая испуг. Снова открыл глаза, погружаясь в привычную темноту.

– А почему я ни хрена не вижу, Элена?

* * *

Дальше какая-то чушь про следствия ранения, на вопрос «где я?» отвечает, что я в доме Чужого. И вроде голос у неё напуганный, а всё равно через мягкость слышится сталь и желчь. Что, девочка? Не нравится ухаживать за инвалидом? Звонит кому-то, называет меня по имени, говорит, что я очнулся, а я хочу встать. Мне до чёрта не нравится лежать в этой койке, с едва слушающимися конечностями. Пытаюсь подняться с кровати, и вроде бы даже получается, но в следующее мгновение снова всё тело отказывает, а я как бесформенный мешок падаю на пол. Не обращаю внимания на боль, которая чувствуется слишком остро, хоть и привык к ней давно, снова пытаюсь подняться, и эта Элена начинает помогать. А меня это злит, так, что неосознанно хватаю её за горло, давлю на неё, огрызаюсь, но отпускаю. Я никогда не видел эту девушку, но в голове почему-то рисуется надменное личико, со сморщенным носом бедной студенточки, которую приставили к калеке. На хрен мне не нужна её жалость, или что там её сподвигло на колени упасть передо мной. Слышал же, как ушиблась, и тихонько зашипела от боли. Сам поднимусь. Мне сейчас только бы убедиться, что я у Чужого, и узнать, чем всё на острове закончилось.

Голос Полины узнаю сразу. Он встревоженный, она тоже пытается помочь, но я останавливаю её. Мягче, не так, как сиделку, говорю, что нельзя ей сейчас. А потом слышу то, что невозможно даже в кошмаре себе представить. Сын. Родился месяц назад. Всё хорошо. Но на каком сроке Полина была? Месяца четыре вроде Тёмыч говорил. Он не мог уже родиться! Не мог!

– Что значит родился? – Голос вроде свой слышу, хриплый, но спокойный, а у самого руки ходуном ходят, чувствую, как пальцы дрожат, и понять ничего не могу.

– Стив, пожалуйста, всё хорошо. Только успокойся, я всё расскажу. – Полина плачет, слышу, как всхлипывает, за руки меня берёт. – Ты в коме был. Полгода прошло с того дня на острове. Ты у нас, в нашем с Артёмом доме. Шамиль мёртв. Он застрелился, когда понял, что проиграл. Все остальные живы. Всё хорошо. – Повторяет это «всё хорошо», как мантру.

Это всё было похоже на бред. Ощущение словно я закрыл глаза лишь на минуту, но всё говорило об обратном. Полина же не станет лгать? Хотя я до безумия хотел, чтобы это всё было чьей-то глупой шуткой. Розыгрышем, который они придумали, чтобы повеселиться. И пусть мне ни хрена не весело, но лучше бы это всё не было правдой.

Но потом послышался плач ребёнка. Он всё приближался, под аккомпанемент шагов, а затем остановился совсем близко.

– Стивен, поздоровайся со своим дядей. – Голос Мэри я бы узнал из миллиарда других. У меня не было ни братьев, ни сестёр, да вообще никого. Поэтому Мери, как и Артём, стали моей семьёй. Она присаживается рядом, и приближает ко мне ребёнка. Берёт меня за руку, и аккуратно касается моей ладонью его макушки. Она тёплая, и пахнет чем-то сладким. Но для меня это запах реальности. Потому что теперь я понимаю, что всё это не дурацкий розыгрыш, а моё настоящее, и будущее.

Мы сидим так ещё некоторое время, после чего я наконец-то чувствую в себе достаточно сил, чтобы подняться обратно на кровать. Впервые в жизни не знаю, что делать дальше. Ещё не до конца понимаю всё произошедшее, потому что мозг заторможен, он отказывается верить в то, что мне сказали. Все вокруг молчат, а мне хочется орать, срывая глотку, выгнать их всех, или очнуться от этого долбанного кошмара.

Быстрые уверенные шаги я, наверное, услышал раньше других. Теперь всё слышится чётче, ярче, не так, как раньше.

– Девочки, оставьте нас. – Голос Чужого вносит ещё одну долю реальности, но я рад его слышать. – Элена, вы тоже.

Он садится рядом, плечом к плечу, и молчит. Я молчу, тоже. Чувствую себя грёбаным инвалидом рядом с ним, хоть и знаю, что мы оба многое пережили в своём прошлом.

– Скоро приедет врач. – Говорит он через некоторое время. – Бес… – И это его молчание тяготит.

– Что?

– Спасибо тебе. За Полину. За то, что спас её и ребёнка. Я в тот момент думал, что всё, нету их больше. Я для тебя всё сделаю. Мы вытащим, ты справишься. До последнего цента всё отдам, но ты откроешь глаза! – Он говорит на эмоциях, со злостью, и меня это бесит. Что плату предлагает за жизни Полины и сына.

– Да пошёл ты. Я не за бабки это сделал.

– Нет, не за бабки. Знаю. Поэтому и хочу помочь. – А затем добавляет. – Я рад, что ты наконец-то вернулся. Мы все рады.

Через час приехал врач, и отвёз меня в клинику. Не привык я к этому всему. Обследования, анализы, проверки, как подопытную мышь всего просканировали, и врач норовит Чужого в сторону увести, чтобы ему результаты сказать. Поймал его за рукав, и мужчина испуганно вскрикнул.

– Док. Я не ребёнок, и не старик. А он не моя мамочка. Результаты можете сказать при мне. – Врач мнется, хмыкает, а затем всё же выдаёт свой вердикт.

– У вас временная слепота. Под временной обозначается, что она вернётся, но, когда именно никто из нас не знает. Возможно, через несколько часов, а возможно вам потребуется несколько месяцев, или лет на терапию, прежде чем вы восстановитесь…

– А, возможно, оно не вернётся никогда. – Заканчиваю за врача, и в ответ получаю лишь молчаливое согласие.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю