Текст книги "Королева. Возвращение (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

  Она... вот же чёрт... даже покраснела до ушей, когда его пальцы бережно расстегнули на ней куртку и задрали майку, и она схватила его за руку, бессвязно бормоча: «Подожди, стой...». Но тогда вместо пальцев к её груди прильнули его губы, и она, бессильно обмякнув, смогла только застонать, ещё и ещё, выдыхая его имя, зарываясь пальцами в его волосы, исступлённо гладя по плечам. В мозгу билось: «Наконец-то, наконец-то», и всё происходившее было таким нужным и таким верным, что она просто не понимала, как могла жить без этого раньше и даже считать, что живёт. Да она вообще не жила!

  – Я без тебя и не жил даже, – его шёпот обжёг ей висок, и она опять не удивилась – а как же иначе?

  А потом она только стонала и всхлипывала, то приникая к нему, то отрываясь, вскидываясь навстречу и падая навзничь, вцепляясь ногтями в его взмокшую спину и целуя, целуя...

  Было больно. Было сладко. Было горячо и горько, и с последним рывком, с последним хриплым вскриком наконец прорвались слёзы. Серёга водил по её щекам ладонью, осторожно стирая их и шепча: «Всё, всё...», а она могла только вздрагивать в его руках и прижимать его к себе изо всех сил, чтобы он оставался с ней и в ней.

  А потом она сразу уснула.

  А проснувшись, сперва испугалась, что всё это было во сне, и вскинулась, невидяще глядя перед собой – но его ладонь легла ей на затылок, и она блаженно зажмурилась, окунувшись в его знакомое тепло.

  – Привет, принцесса на белом коне... ничего, что титул теперь пониже? – прошептал Серёга, касаясь губами её шеи.

  – Привет... самое то, только коня вот нету, – откликнулась она, вздрагивая от удовольствия.

  – Как нету, а Юлий?

  – Какой ещё Ю... тьфу ты, вот трепло...

  – Я не трепло, я интроверт, очень молчаливый, и ранимый, и даже застенчивый... – Он обиженно захлопал глазами.

   – И в каком же месте, интересно, ты застенчивый?

  – В этом вот точно нет. Ох...

  – Да я уж поняла...

  Они шептались, смеялись, щекотали друг друга, как маленькие, а потом опять только стонали и вскрикивали, и, снова вместе, поплыли в сон, пока Жучка, очнувшись, вдруг не спросила:

  – Серый, а что теперь?

  И он, не уточняя, ответил сразу:

  – Я разбил свою гитару, Варь.

  – Я знаю... – она судорожно вздохнула, сжав его ладонь. – Мне Махно рассказал.

  – Ты нашла Пашку? Где?

  – В технаре, через сайт... неважно. Расскажи мне... Про гитару.

  – Я её разбил, потому что мне тогда померещилось, что... тоже неважно. И теперь ко мне больше не приходят песни.

  Жучка рывком повернулась и села. Внутри у неё всё заледенело, и она могла только смотреть на Серёгу, не в силах сказать ни слова. Голос у того был совершенно спокойным и очень тихим, и взгляд из-под длинных ресниц тоже был совсем спокойным:

  – Просто строки крутятся в голове, обрывками – и всё. Музыки больше нет. Песни ушли.

  – Серый! – крикнула она надорванно. – Они же вернутся! Ты же не можешь... – Она осеклась.

  – Без них? – легко проговорил он недоговоренное. – Могу. Я без тебя не могу.

  Она неистово замотала головой:

  – Они ж для тебя... песни для тебя – всё!

  Серёга поймал её за руку и потянул на себя:

  – Ты – моё всё.

  – Нет, нет, – твердила она, не слушая, упершись ему в грудь, – это от той отравы и от лекарств больничных... Чёрт, я щас пойду и урою этого козла! Пусти!

  – Ш-ш-ш... Тихо, принцесса.

  – Давай пойдём и купим другую гитару, – сбивчиво выпалила она, хватая его за плечи, – такую же, как была. Давай! Ты будешь...

  – Нет, – прервал он твёрдо. – Не буду. Варь, я пока... не хочу. Потом. Ты, наверно, права, это пройдёт...

  – Конечно, права! – горячо подхватила Жучка, вскакивая. – Вот увидишь!

  Серёга смотрел на неё снизу вверх, непонятно улыбаясь, и сердце у неё больно повернулось в груди.

  Она могла драться за него с любым противником... со всем миром. Но сейчас своим противником был он сам. И она ничего не могла с этим поделать.

  Только стиснуть зубы и ждать.

  * * *

  Эти несколько дней, проведённых ими в крохотной квартирке Серёгиной бабушки, стали для Жучки самыми счастливыми в жизни. И самыми болезненными.

  Они с Серёгой почти не отрывались друг от друга, как сиамские близнецы, и хохотали по этому поводу. Они спали, переплетясь руками и ногами, мылись одной мочалкой, не умещаясь в ванне и опять же хохоча из-за этого... и даже ели одной вилкой из одной тарелки. Серёга порывался готовить сам и спалил до углей пару яичниц, да и Жучка как-то угробила целую сковороду котлет, потому что, поставив её на плиту, слишком надолго на Серёгу отвлеклась. Тогда они стали заказывать пиццу на дом и ели её руками из коробки, лёжа на ковре перед телевизором.

  Телевизор, впрочем, они почти не включали после того, как на каком-то канале в каком-то ток-шоу промелькнул Орлов, вполне себе импозантный и самоуверенный. Жучку передёрнуло, и Серёга поспешно нажал на кнопку «Off», а потом даже вилку из розетки выдернул.

  Вместо этого они сидели в Интернете, зависая на разных сайтах, в социальных сетях. Жучка с удивлением и некоторой обидой обнаружила, что у Серёги, оказывается, есть аккаунт в Живом Журнале, где он размещал свои стихи и песни, а также несколько тысяч читателей. Она обвиняюще ткнула в него пальцем, заявив: «Темнила хренов!» и долго дулась – минут пять, до тех пор, пока он не начал её щекотать. Страница в Живом Журнале, впрочем, не обновлялась с лета, и Серёга заявил, что возобновлять её не хочет.

  Зато он часто читал ей наизусть чужие стихи. Он сказал, что стихи предназначены именно для того, чтобы их читали вслух, на бумаге – это совсем не то, и Жучка уходила в сон под Баратынского, Лермонтова или Лорку.

  Ольга Васильевна позвонила им на другой день после их вселения в бибиревскую квартиру и попросила, чтобы они теперь звонили ей сами в определённое время, дипломатично обосновав это: «Так будет удобней» вместо «Не хочу вам мешать». Поэтому они созванивались по вечерам. В первый же вечер Серёга выхватил у Жучки мобильник и решительно заявил:

  – Мам, я тебе тогда не сказал, а сейчас говорю – ты никакая не гусыня! А я никакой не лебедь. Вот ещё!

  Он чуть отнял трубку от уха, и Жучка услышала тихий смех Ольги Васильевны:

  – А кто же я? А ты?

  – Ты орлица! – так же решительно провозгласил Серёга. – Ну или львица! А я... а я...

  – Жираф? – с готовностью подсказала Жучка, хотя у неё сразу защипало в глазах и в носу – вот кто сентиментальная гусыня!

  – Прости, мам, я тебе через минутку перезвоню, – быстро сказал Серёга и, отложив телефон, повернулся к Жучке со зловещей ухмылкой. – Жираф, значит?..

  Перезвонили они через полчаса.

  Дела Ильи Александровича Ольга Васильевна решительно отказалась обсуждать по телефону, сразу сказав: «Это не телефонный разговор», когда Серёга спросил об отце. Из чего Жучка сделала вывод – что-то происходит. В Интернете о предпринимателе Королёве писали крайне невнятно и скупо, что тоже наводило на определённые размышления.

  Надо было позвонить Королю и всё это обсудить, но Жучка без конца откладывала это на завтра.

  Девочка-страус.

  И её сиамский близнец – мальчик-жираф. Весь вечер на ковре, как она объявила Серёге во время вечернего поедания пиццы. Тот поперхнулся и заржал почище коня Юлия.

  В общем, всё было так, как она и мечтать не смела, но все счастливые минуты рвались в клочья, когда Жучка видела, как Серёга иногда замирает, глядя перед собой. Внутрь себя. Как его пальцы сжимаются, словно держа гриф гитары. А потом беспомощно разжимаются и опускаются.

  Иногда, думая, что она спит, Серёга включал её плейер и слушал, сосредоточенно наморщив лоб. Однажды, всё-таки поймав её тревожный взгляд, он виновато улыбнулся и, снимая наушники, пробормотал:

  – Я ни одной песни не узнал. Как будто не мои.

  И, увидев, как она закусила губы, притянул её к себе.

  Ещё он не хотел выходить из дома. Вообще. Наотрез отказывался, когда она предлагала:

  – Нам что, плохо вдвоём?

  Было хорошо, очень, но...

  Но было в этом что-то такое больное, что однажды Жучка не выдержала, сорвалась и заорала, как оглашенная:

  – Гулять!

  Серёга иронически вздёрнул бровь:

  – А где же тогда поводок? Ошейник?

  Но, поглядев ей в лицо, вздохнул, буркнул: «Прости», и отправился искать джинсы.

  Снаружи выпал снег, щедро засыпав дворовую помойку, отходы собачьей и человечьей жизнедеятельности и убогие лысые кустики, напомнив, что скоро Новогодье. Жучка скатала снежок и исподтишка запустила Серёге в спину. Но он на провокацию не поддался. Худое лицо его было замкнутым, губы плотно сжаты.

  У неё ёкнуло в груди, и она чуть было не сказала: «Ладно, чёрт с ним со всем, пошли домой», но вместо этого крепко взяла его за локоть, и они отправились вдоль по заснеженной обледенелой улице, названия которой даже не знали.

  «Гензель и Гретель», – вспомнила Жучка, суя Серёге в карман замёрзшую руку, и он тут же переплёл её пальцы со своими.

  Они дошли до конца квартала. Прохожих почти не было. Серёга запрокинул голову к темнеющему небу, ловя губами редкие снежинки. Мимо пронеслась ватага детей, волоча за собой разбитые санки и толстого рыжего щенка на поводке. Жучка поглядела на Серёгу, и оба заулыбались.

  Из кафе на углу неслась разухабистая музыка. Какая-то цыганщина. На крыльце курили трое парней – один из них был в строгом чёрном костюме и галстуке-бабочке, который, впрочем, уже съехал набок и забавно торчал. Дверь кафе распахнулась, выпустив наружу особо громкий аккорд, взрыв хохота и раскрасневшуюся девчонку в белоснежном пышном платье, не скрывавшем, однако, явной беременности.

  – Серёжа! – звонко крикнула девчонка, и Серёга оторопело моргнул. – Ну ты где? Меня сейчас красть будут!

  – Я вот им украду! – грозно пообещал жених и, схватив невесту в охапку, прикрывая её полой пиджака, ринулся внутрь.

  – Свадьба... – непонятным голосом сказал Серёга, смотря им вслед.

  – Давай зайдём туда, погреемся, – решительно предложила Жучка, тронув его за рукав.

  – Да там же всё занято... – вяло отмахнулся он, но потом, помедлив, повернулся к ней и заглянул в лицо: – Ты что, замёрзла?

  – Ага! – поспешно согласилась она.

  Он вздохнул:

  – Ну пошли тогда...

  * * *

  В кафе было людно, шумно, пьяно и весело. В общем галдеже никто не обратил на них никакого внимания. Замотанная официантка собирала со столов грязную посуду. В углу маленького банкетного зала стоял синтезатор, на котором упоенно бренчала девчушка в облегающем блестящем платье, успевая при этом ещё и петь. Ей так же упоенно вторил черноволосый смуглый парень с гитарой наперевес.

  – Я московский озорной гуляка,

  По всему Тверскому околотку

  В переулках каждая собака

  Знает мою лёгкую походку.

  Каждая задрипанная лошадь

  Головой кивает мне при встрече,

  Для зверей приятель я хороший,

  Каждый стих мой душу зверя лечит...

  – О! Есенин! – изумлённо выдохнул Серёга Жучке, наклоняясь к её уху. – В таком месте. Здорово...

  – Вообще-то это поёт группа «Дилижанс»! – крикнула она в ответ и махнула рукой, увидев, как он недоумённо заморгал.

  Какая-то толстая тётка в лиловой кофте с люрексом и слишком короткой и узкой юбке, открывавшей лайкровые коленки, затащила их в хоровод, выплясывывший вокруг жениха и невесты, и они подчинились даже без сопротивления.

  Эта слишком громкая бесшабашная музыка, наверняка резавшая Серёге уши, разожгла в крови у Жучки первобытно-весёлое пламя, отчаянный лихой азарт, так похожий на боевой.

  Серёга растерянно улыбался, и, поглядев в его ошеломлённое лицо, она вдруг засмеялась:

  – Что, музыкант, обалдел? Слушай-слушай! Вот это настоящий драйв!

  Этот драйв кипятком бурлил в ней, когда она проталкивалась сквозь пляшущую толпу к девчонке у синтезатора:

  – Сестрёнка, тебя как зовут? Света? Свет, «Да-люду» знаешь? Сыграй, я спою! И ты, бро! – она повернулась к смуглому пареньку, и тот расплылся в белозубой ухмылке, привыкший, видимо, к причудам поддатых гостей.

  Жучка сбросила на чей-то стул свою куртку и стиснула в руке микрофон, видя перед собой только Серёгины округлившиеся глаза:

  – Ты вошёл, а я лежала,

  Ты спросил, а я дала,

  Не подумайте плохого -

  Авторучку со стола!

  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,

  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...

  Её несло цветным и гулким, сумасшедшим вихрем, вокруг свистели и хлопали, а Серёга захохотал, закинув голову.

  – Ой, цветочек, мой цветок,

  Мой цветочек аленький,

  Лучше маленький стоячий,

  Чем большой да вяленький!

  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,

  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...

  Кто-то выскочил в середину круга и отплясывал там, как заводной, но она по-прежнему видела только Серёгу.

  – А невеста хороша,

  А невеста вишня,

  За кого она хотела,

  За того и вышла...

  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,

  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...

  Ой, да-нэнэ, ой, да-нэнэ...

  Когда отгремело последнее «да-нэнэ», Жучка, с трудом переводя дыхание и безостановочно смеясь, отпихнула какого-то усатого дядьку, подлезшего к ней с поцелуями, поспешно поискала глазами Серёгу, не нашла и обмерла. А когда всё-таки увидела его, то почувствовала, что у неё подкашиваются ноги.

  Стало страшно – до звона в ушах, до холода в пальцах.

  Серёга стоял возле чернявого паренька-музыканта и что-то втолковывал ему, смущённо улыбаясь. Жучка расслышала только: «Вы отдохните пока, ага?»

  Отдохните?!

  – Серый! – отчаянно закричала она, не веря своим ушам и глазам.

  Серёга обернулся к ней, блестя шальной и нежной усмешкой, и Жучка разом вспомнила, как впервые встретила его, тогда совсем ещё пацана, на пороге в доме Королёвых.

  – Серый! – снова вскрикнула она, и тут кто-то нерешительно тронул её за плечо. Резко обернувшись, она увидела удивлённые голубые глаза беременной девочки-невесты:

  – Чего ты? Пусть споёт. Даже если он и не очень умеет, ничего...

  Жучка поперхнулась неожиданным смешком: «Не умеет?!»... и замолкла, глядя, как Серёгины пальцы уверенно сжали гриф чужой гитары. Пальцы другой руки легли на струны, и он с улыбкой сказал в микрофон:

  – Хочу поздравить жениха и невесту. Да здравствует любовь!

  Все опять засвистели, затопали, захлопали. А потом упала тишина – когда снова возник Серёгин голос:

  – Иди через лес

  Иди через ягоды, сосновые иголки

  К радуге на сердце

  Я пойду за тобой, я буду искать тебя всюду

  До самой до смерти

  Нам сказали то, что мы одни на этой земле,

  Мы поверили бы им,

  Но мы услышали выстрел в той башне

  Я хотел бы, чтобы это тело пело еще,

  Но озера в глазах

  Замерзают так быстро, мне страшно ...

  Свяжи все мои нити узелком

  Время поездов ушло по рельсам пешком

  Время кораблей легло на дно и только волны,

  Только волны над нами, только ветер и тростник

  Все, что я хотел узнать, я вызнал из книг

  Все, что я хотел сказать – не передать словами

  Не высказать мне это чудо из чудес

  Знаешь, я хотел уйти с тобою сквозь лес,

  Но что-то держит меня в этом городе, на этом проспекте

  Я хотел бы, чтобы тело твое пело еще

  И я буду искать тебя всюду до самой, до смерти

  Сколько дорог ведет из дома домой -

  Об этом лишь Бог весть

  Сколько камней легло вокруг нас

  И вот опять кольцо

  Я много курю, но сквозь сиреневый дым

  Я вижу мир как он есть

  Иногда я вижу твое лицо...

  Жучка очнулась только, когда поняла, что девочка-невеста держит её за плечи, тревожно заглядывая в залитое слезами лицо такими же мокрыми глазами.

  * * *

  Из кафе они с Серёгой вывалились уже к полуночи, хмельные без вина, Серёга – совершенно охрипший, а Жучка – с почти отвалившимися на фиг от бешеной пляски ногами. Гости махали им вслед с крыльца, что-то крича, и они оборачивались и махали в ответ.

  Они ничего не говорили друг другу, только хохотали, неистово целуясь обветрившимися губами. Серёга бережно прижимал к себе одной рукой – Жучку, а другой рукой – гитару, которую ему насильно всучил паренёк из кафе – Антон. Серёга неловко отнекивался, но Антон твёрдо сказал – мол, когда купишь другую, эту вернёшь. На том и порешили.

  На свой четвёртый этаж они карабкались, так же хохоча, пока на пятом этаже не распахнулась дверь, и скрипучий старушечий голос, разнёсшись по всему подъезду, не проверещал нечто возмущённое. Тогда они зажали друг другу рты ладонями и зашлись смехом, только когда с грохотом ввалились в свою квартиру.

  – Серый! – сказала вдруг Жучка, обрывая смех и хватая его за руку. – Надо позвонить Королю! Вот прямо сейчас!

  Он аккуратно отставил гитару в сторону и, очень серьёзно глядя Жучке в глаза, взял её лицо в ладони:

  – Я давно хочу. Я скучаю. Но... ведь тебе будет больно его видеть. И ему – нас. И этой... его девушке. Она же там, наверное... с ним.

  Про Маршу Жучка рассказала ему давно.

  – А ты как же? – спросила она тихо. – Ты только про нас, а сам? Ты не будешь ревновать? Не будешь... – Она запнулась на секунду, но всё-таки озвучила то, что частенько крутилось в голове: – Не будешь думать, что ты меня из-под него взял?

  Серёга озадаченно похлопал своими девчачьими ресницами и вдруг расплылся в дразнящей ухмылке:

  – Из-под него? Да прям! Тогда уж – с него. Чтоб ты – да не сверху?

  Она открыла рот от неожиданности, не зная, то ли расхохотаться, то ли врезать ему по зубам, и зашипела:

  – Пошляк ты! Обнаглел! А ещё поэт...

  Уворачиваясь от заслуженной кары, он выдохнул:

  – Для девочки, которая поёт в забегаловках похабные частушки... ой!.. ты удивительно щепетильна... Ой! И это не пошлость... ой! Это констатация фака... то есть факта, факта, я оговорился!!! Не убивай меня, Василиса Ужа... Прекрасная, я тебе ещё пригожусь!

  Повалив его на пол, Жучка победно уселась ему на тощий живот, и Серёга сквозь хохот торжествующе проорал:

  – Вот! Я же говорю!

  Наклонившись, она зажала ему рот поцелуем. А когда они оба отдышались, сказала только:

  – Давай позвоним по скайпу. Сейчас.

  – А по времени там что? – озабоченно спросил Серёга, шмыгнув носом.

  – Минус двенадцать часов, – отозвалась Жучка задумчиво, и они оба одновременно посмотрел на допотопные ходики, исправно тикавшие на стене в коридорчике. – Сегодня ж воскресенье. Дрыхнет небось ещё. Дрыхнут то есть...

  – Разбудим, – сказал Серёга, злорадно скалясь. – Где моя мобила? Скажу ему, чтоб в скайп вышел, если он оффлайн.

  * * *

  Сперва всем и правда было очень неловко. Взлохмаченному и заспанному Королю, моргавшему густыми ресницами и то и дело отворачивавшемуся от веб-камеры. Серёге, который так упорно пялился в клавиатуру, будто искал там знакомые буквы. Жучке, поразившейся, впрочем, тому, что она смотрит на Короля, с которым провела больше двух лет, почти как на младшего брата. А Марша... Марши в комнате вообще не было, пока Жучка решительно не сказала Королю:

  – Давай, тащи сюда свою Покахонтас. Я же знаю, что она здесь. Где ей ещё быть? Ты небось тогда сразу к ней поехал – из аэропорта. Давай, давай. Дело есть. А она девка умная, и вообще... – Жучка ехидно ухмыльнулась, – практически член семьи.

  Король тоже ухмыльнулся, но звать Маршу не стал, просто поднялся, исчез из вида на пару минут, а потом вернулся, ведя за собой Маршу, не подымавшую глаз и только буркнувшую едва слышно: «Хай». Сев чуть поодаль от Короля, она опустила голову, скрывая лицо за распущенной смоляной гривой.

  – Ты хату, что ли, сменил? – переходя на английский и внимательно присматриваясь к обстановке комнаты, осведомилась Жучка небрежно.

  – Неделю назад, – коротко отозвался Король. – В общагу перешли. И я работу нашёл.

  – Ого... – уважительно-насмешливо протянула Жучка. – Где?

  – В стриптиз-клубе, – невозмутимо ответил тот.

  – Чего-о?! – Серёга с Жучкой так и подскочили.

  – Посуду там мою... – закончил Король и нагло заржал. Марша покосилась на него и тоже улыбнулась краешком плотно сжатых губ. – Сайты делаю тут одному чуваку, ничо так платит. Ерунда. Скажите лучше, что с отцом, а то от мамы не добьёшься.

  – Мы не больше твоего знаем, – заговорил Серёга, запинаясь, но довольно бегло. – Она на даче сейчас живёт, оттуда в город ездит каждый день, говорит, что разбирается. И знаешь... я думаю, она разберётся.

  – Ясно... – Король провёл пятернёй по волосам. – Что ничего не ясно. Ладно. Мама... она правда может. Подождём. Когда вы к ней поедете?

  – На днях собираемся, – рассудительно ответил Серёга.

  – Ладно. Потом скажешь, что там и как... Ты-то сам как, братишка? – Голос его чуть заметно дрогнул.

  – Пою, – Серёга застенчиво улыбнулся. – Опять. Я не пел вообще... давно. Не мог. А вчера...

  Перебивая друг друга, они с Жучкой рассказали про гитару, про кафе, про песни. Король опустил голову, потом резко вскинул, лицо его потемнело:

  – Слушайте, ребят... но с этим же сучарой надо что-то делать!

  – Я об чём! – горячо выпалила Жучка, подавшись вперёд. – Морду бить бесполезняк – уже били, и потом... – она брезгливо хмыкнула, – он, похоже, из тех, кому это только нравится, ну... садо-мазо, «золотой дождь» и всякая такая срань. Боге-ема...

  – Опера Пуччини, – скривился Серёга.

  – Я б его убила, – серьёзно проговорила Жучка, пожав плечами, – но сидеть за такое дерьмо неохота.

  – Я тебе дам – убила бы!

  – Я тебе дам – сидеть!

  Оба братца Королёвых рявкнули это одновременно и грозно, а потом обалдело уставились друг на друга. Жучка нервно прыснула. Марша опять скупо улыбнулась.

  – Не смешно, – проворчал Король, опять рассеянно ероша волосы. – В суд подать – я уже маме говорил... да не орите вы, я знаю, что бессмысленно, ни доказательств, ни...чего. Запись – не доказательство, он же от всего отопрётся, козёл.

  – Выложите её в Интернет, – неожиданно и твёрдо сказала Марша, вскинув голову. – Ну, эту запись. Со всеми пояснениями. У вас же есть сайт? Аккаунт в сетях? Пусть все узнают, что он... грёбаное дерьмо.

  Остальные онемели.

  – А это мысль... – медленно протянула Жучка. – Шаришь, сис. Спасибо.

  Марша прямо посмотрела ей в глаза, откидывая с лица завесу волос.

  – Только вот... – продолжала Жучка, напряжённо глянув на Серёгу. Тот враз перехватил её взгляд и легко повёл плечом:

  – Пускай. Ну, скажут, мол, рыбак рыбака видит издалека. Подумаешь... Меня сейчас наркоманом считают, это похуже, чем голубым начнут считать. В конце концов, Чайковский, Леонардо да Винчи, Фредди Меркьюри были геями...

  – Чего-о?! – обретя дар речи, заорала Жучка.

  – А ты не знала, что ли? Есенин вон тоже, говорят, был бисексуален, – потихоньку отодвигаясь от неё, прерывающимся от смеха голосом продолжал Серёга. – И...

  Жучка с размаху огрела его кулаком промеж острых лопаток:

  – Я тебе сейчас покажу и геев, и бисексуалов! И лесбиянок покажу! Остряк!

  – Правда, покажешь? – сквозь хохот выдавил Серёга, прикрываясь подушкой. – Вот здорово!

  – Мне нравится твой брат, – поворачиваясь к Королю, серьёзно сказала вдруг Марша, когда они отсмеялись.

  Теперь подскочил уже Король:

  – Я погляжу, мой брат всем тут нравится!

  Сверкнув глазами, он вылетел из комнаты, и повисла неловкая напряжённая тишина.

  – Он сейчас вернётся, – ровно сказала Марша. – Проветрится на балконе и вернётся. Он... – Она опять посмотрела вниз, на свои крепко сцепленные на коленях пальцы, и закончила почти шёпотом: – Внезапный. И быстро остывает. И очень сильный. И очень добрый.

  Хлопнула дверь, и Король возник в экранчике скайпа, чуть смущённо потирая шею.

  – Вообще я такой, да. И слух у меня хороший, – заявил он, устраиваясь рядом с Маршей. И вдруг негромко спросил, коснувшись её руки: – Ты меня любишь, Птица?

  Губы Марши дрогнули, тёмные непроницаемые глаза блеснули то ли гневом, то ли обидой. Жучка ждала, что сейчас она язвительно срежет Короля... но та, не сводя с него напряжённого взгляда, только молча кивнула.

  «Ты ведь мне никогда не говорила, что любишь...» – вспыхнув, вспомнила Жучка. Она не смотрела на Короля, но знала, что он тоже вспомнил.

  – Ладно, хватит уже... лирики, – неловко пробормотал наконец Король. – Есть у вас аккаунт в Контакте или ещё где, молодожёны вы хреновы?

  – У меня есть в ЖЖ... – раздумчиво отозвался Серёга. – И у группы есть официальный сайт, но он... орловский. Туда б ещё закинуть... с пояснялкой, но вот только как?

  – Ха! Взломать – как два пальца... – небрежно сказал Король. – Где эта запись?

  – Пришлём! – тряхнул головой Серёга.

  – Чёрт! – Жучка возбуждённо вскочила, не в силах уже сидеть на месте. – А ведь это сработает!

  – Да, шуму будет, только держись! – довольно сказала Король, потянувшись. – Я взломаю, он защиту поставит, я опять взломаю... Ссылок всюду накидаем. Народ протащится, движуха пойдёт! В ЖЖ в твой скинем, будешь в топе Яндекса, братишка! В общем, сыпьте всё мне на мыло, гулять так гулять, детали обговорим по ходу пьесы. Этот козлина у нас ещё попрыгает... Ладно, ну а потом вы что будете делать, ребят?

  Они переглянулись.

  – Петь могу, – легко сказало Серёга. – И буду. Хоть где, хоть в той же кафешке для начала. Там зарабатывать же можно. Антон со Светкой не откажут. Потом группу соберу опять.

  – Домой съездим, – подхватила Жучка. – Вернёмся, устроюсь на работу, а летом поступлю куда-нибудь.

  – В МГИМО? – деловито осведомился Король. – Ты ж всё-таки здесь больше года отучилась, сперва на курсах, потом в Беркли...

  – Да хоть куда, – отмахнулась она небрежно. – Вон в Лианозово дивный радиотехникум, там даже прикладная информатика есть, и кубков спортивных полная витрина, организую там боксёрский клуб! И будем сеять рожь-овёс, ломая плуги, опозорим колхоз, гоп-стоп-дубай, по всей округе...

  – Ну ты и гнать... – Король схватился за голову. – Ну ладно, Серый вечно гонит, но чтоб ты...

  Они опять переглянулись, все четверо. Глаза у Серёги подозрительно блестели.

  – Вы счастливы, ребят? – тихо спросил Король, наклоняясь поближе.

  – Да, – сказали они одновременно, а Серёга так же тихо добавил: – А вы?

  Король оглянулся на Маршу:

  – И мы.

  – Пусть твой брат споёт, – вдруг решительно сказала та. – Я хочу послушать, можно? Ничего, что я не пойму. Хотя нет. Я думаю, что я пойму.

  – Ладно... – после паузы кивнул Серёга. – Сейчас. Гитару только принесу.

  Он вышел в коридор, а Жучка, как он недавно, опустила взгляд на клавиатуру. Искать знакомые буквы, впрочем, не было смысла – они плясали и расплывались у неё перед глазами.

  Серёга вернулся, присел перед ноутом, бережно огладил гитарный гриф. Жучка уткнулась лбом ему в спину, краем глаза заметив, как Король обнял Маршу за плечи и притянул к себе.

  А потом Серёга запел.

  А на зеленой траве, на зеленой траве

  Не спрятать красные маки, не спрятать рисовые зерна

  А на большой высоте летит самолет

  И посылает нам знаки, что дождь будет скоро

  Нам сказали то, что мы одни на этой земле,

  И мы смотрим в небеса,

  Но небо нас не слышит, небо нам не внемлет

  И я хотел бы улететь с тобою на луну,

  Чтобы больше никогда

  Не вернуться на Землю, никогда не вернуться

  Сколько дорог ведет из дома домой

  Об этом лишь Бог весть

  Сколько камней легло вокруг нас

  И вот опять кольцо

  Я много курю, но сквозь сиреневый дым

  Я вижу мир как он есть

  Иногда я вижу твое лицо...

  22.01.2012 – 15.02.2012 гг. Песни: «Сплин», Алёна Возницына, Кэролайн