Текст книги "Королева (СИ)"
Автор книги: Олеся Луконина
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Она ещё беззвучно смеялась, слыша его свирепое тихое чертыханье и удаляющиеся шаги, но внезапно смех перешёл во всхлип.
Ещё чего!
Она оттолкнулась от двери и стала медленно подыматься по лестнице.
* * *
Теперь Жучка каждый раз спешила в спортшколу, как угорелая.
Разминка, и тренировочный бой, и ещё один, и в душ, и тело воет, а из головы наконец вылетает всё лишнее.
Короля бы сюда.
Ну не прямо сюда...
Жучка сумрачно ухмыльнулась, ероша сырые волосы и небрежно швыряя полотенце на скамейку в душевой.
Она снова уже неделю отнекивалась от встреч с Королём после школы, ссылаясь то на одно, то на другое, пользуясь тем, что и у него день был занят под завязку – гимназия есть гимназия.
И на репетиции «Чеширских Котов» в ДК она больше не ходила
Хватит.
Пора завязывать.
...Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы...
Она как-то заглянула в бабкино Евангелие, аккуратно обёрнутое в старую обложку от её учебника, и прочла всё в один присест.
Левий Матфей был реально крут.
Ну, после самого Иисуса, ясное дело.
Остальные Евангелия были довольно-таки слюнявы, но это, от Матфея...
Когда-то в Сети она нашла очередной дурацкий тест, в котором её зацепил один вопрос: «С кем из реально живущих или уже умерших личностей вы хотели бы поговорить?»
Если уж ей не суждено было поговорить с отцом и матерью, она бы хотела поговорить с Левием Матфеем.
Чтоб большая ладонь на макушке, чтоб тёплое плечо под мокрой щекой, чтоб успокаивающие слова, которых толком не разобрать сквозь собственные всхлипы и сопли, только знать, что тебя понимают и жалеют...
Жалеют?!
Дожилась ты, чува.
Снова мрачно усмехнувшись, Жучка подхватила с вешалки сумку и куртку.
И остолбенела, выйдя на крыльцо.
Там опять мялся Серёга. На сей раз без гитары, зато с Песцом у ног. При виде неё Песец завилял хвостом, а Серёга... тоже практически завилял.
Серые глазищи его просияли.
Жучка глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. Ветер дул с гор.
– Ты перестала к нам ходить! И домой, и песни слушать, – не утруждаясь приветствием, торопливо выпалил Серёга, глядя теперь укоризненно. – Я так не могу, понятно?
– Чего ты там ещё не можешь? – сипло проронила она, едва шевеля губами.
– Мне плохо без тебя, – просто сказал он, и у неё подкосились ноги. – Песни плохо приходят. И Песец скучает.
Она только беспомощно покачала головой и наконец пробормотала:
– Мне некогда. Извини.
– Ты с Дюней что ли, поругалась? Или на маму обиделась? Мама сказала, что вы просто разговаривали, и что она тебя уважает!
– Отстань, а? – тоскливо буркнула Жучка, пытаясь хотя бы не глядеть на него. – Говорю же – некогда мне, ясно?
– Если ты не будешь приходить, – вспыхнул вдруг Серёга – неожиданно, как всегда, – я... я... я тогда буду с пацанами бухать! Для вдохновения!
– Попробуй только! – грозно начала она и осеклась, увидев, как он расплывается в торжествующей улыбке.
Вот паршивец! Провокатор!
Схватить за шиворот, сгрести в охапку, тряхануть, как щенка, чтоб язык прикусил, и вжать в перила изо всех сил, и...
Вместо этого она подхватила радостно взвизгнувшего Песца, который, ликуя, лизнул её прямо в губы.
– Тьфу ты! – сморщилась она, поспешно утираясь тыльной стороной ладони. – Королевская собака, сразу видно!
– Молодец, понимает, где самое вкусное... – Ленивый голос сзади заставляет её вздрогнуть и выпрямиться.
Ну, конечно... Его Величество Король!
– Да отстаньте вы уже от меня! – бросила она через плечо, стремглав слетая с крыльца и оставляя обоих братцев Королёвых и королевскую собаку обескураженно таращиться вслед.
«...Довольно для каждого дня своей заботы...»
И она позаботится о себе сама. Как всегда.
* * *
С весенних спортивных сборов в Перми Жучка вернулась, чувствуя, что заболевает. Хрен знает, что это была за фигня, может, какой-то скоротечный вирус, но из вагона она вывалилась уже с температурой, её даже подтрясывало слегка. Тренер Палыч только головой покачал и велел отлежаться.
Бабки дома не оказалось. На майские праздники она с ночёвкой завеялась к лучшей подруге Зиночке, жившей в пригородном посёлке – чтобы без помех, всласть насмотреться дурацких «Танцев со звёздами» и «Аншлагов», пообсуждать сериалы и внуков, поделиться народными рецептами лечения всяких хворей, аккуратно вырезанными из газет... в общем, по-старушечьи оттопыриться.
С Зиночкой они дружили добрых пятьдесят лет, уму непостижимо просто.
Бабка всегда сокрушалась, что у внучки не было подружек, а лишь друзья-пацаны. Как же так, ведь только подруга может понять, подсказать и помочь.
Жучка всегда считала девчонок глупыми клушами и рёвами. Толку от них...
Она порылась в бабкиной аптечке, пропахшей корвалолом. Нашла залежалый аспирин и выпила пару таблеток. Есть ей не хотелось. Голова болела и кружилась, её качало. Помыться с дороги, и спать, спать...
Упав на диван, не расстилая постели, прямо в старом любимом халатике, она начала проваливаться в тяжёлый вязкий сон. И, даже услышав звонок в дверь, решила сперва, что это тоже – во сне.
Король ещё раз нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Королева была дома, точно, пацаны из спортшколы сказали. Он не стал звонить ей на мобильник, предчувствуя, что его опять отошьют. Примчался сам, завернув только по дороге на цветочный рынок.
Ну же!
Прозвучали быстрые шаги, дверь распахнулась, и Король обомлел.
Он впервые увидел её не в джинсах.
И мешковатая боксёрская форма тоже была не в счёт.
Желтый, изрядно полинявший, совсем детский халатик был ей тесен и короток, туго обтягивая высокую грудь, а голые ноги под ним были... бесконечными.
Он забыл, как надо дышать.
– Чего припёрся на ночь глядя? – буркнула она хрипловато. – Сплю я. Болею, блин, не до тебя.
Ну да. Не до него. Как всегда.
Первая связная мысль больно уколола, но он, всё равно улыбнувшись, вытащил из-за спины два букета.
Розы, – белые, жёлтые, алые, – весело вспыхнули в полумраке прихожей.
– Это ещё к чему? – подозрительно прищурилась она.
– С наилучшими пожеланиями! – лихо отрапортовал он. – Любви тебе, Королева! Моей.
– Трепло, – нисколько не смягчившись, а, кажется, ещё больше разозлившись, бросила она. – Ненавижу цветуёчки всякие. Нашёл тоже мне... да-аму.
Ну и вот, ну и что теперь?
– А Ангелина Семёновна где?
– В гостях. У подружки. Так что сегодня тебе ручек не целовать, Арамис несчастный...
Она небрежно сгребла у него оба букета, не обращая внимания на шипы.
– Ты как эти розы, – неожиданно для себя пробормотал Король. – Красивая... и колешься. До крови.
– Ага, гони, гони... – проворчала она. – У нас и вазы-то нет. А, вот сюда можно.
Букеты перекочевали в две трёхлитровые банки из-под бабушкиных солений, хранившиеся под кухонным столом.
– В комнату к себе поставь хоть, – машинально укорил Король, не отрывая от неё взгляда и понимая, что пропал.
Совсем пропал.
Хоть бы раз попробовать её...
Хоть бы один раз...
Только один...
Чтоб она поняла наконец...
А она поймёт...
Кровь грохотала в висках, неистово пульсировала в паху.
Король сцепил руки за спиной и стиснул зубы – до хруста.
– Вот ещё, вонять будут у меня под носом, – она строптиво дёрнула круглым плечом, но тем не менее, взяла один букет и направилась с ним в комнату. Король неотступно шёл следом, задыхаясь от аромата цветов и её тела. Все чувства его обострились, как у зверя. – Ну вот, и куда их? Припёр, постарался... Старатель... Ну ладно, сюда вот, что ли...
Она пристроила букет на подоконнике, шагнула назад, натолкнувшись на Короля спиной, и он автоматически обхватил её за плечи.
– Чего ещё...
Она не успела ни закончить фразы, ни повернуться.
Почувствовав её жаркое крепкое тело у себя в руках, Король враз растерял все остатки самообладания, мгновенно одурев.
Будто залпом выпил стакан водки.
– Тихо, тихо, тихо... – бессвязно зашептал он ей в затылок, стискивая её руки мёртвой хваткой. – Ты же моя... моя... Королева...
– Спятил?! – бешено выкрикнула она, пытаясь вырваться.
Спятил, да.
Совсем спятил.
Толкнув её на диван, он навалился сзади, придавив всем весом, вминая её голову в подушку, выкрутив и стиснув запястья, коленями прижав её раздвинутые ноги к дивану. Халатик задрался до лопаток, обнажив гладкую гибкую спину. Она билась и рычала, но ни дотянуться до него зубами, ни вырвать руки не могла.
Какая же она горячая...
Королева, Королева...
Её сердце отчаянно заколотилось прямо в его ладони, когда он торопливо смял в горсти её голую грудь.
Боже, да за это и сдохнуть не жалко...
– Я ж убью тебя! – выдохнула она, будто услышав. – Я ж тебя... не прощу...
– Плевать... плевать... – бессвязно отозвался он, запуская пальцы под её простенькие трусики и сдёргивая их одним рывком. – Тебе хорошо будет... не пожалеешь... ещё захочешь... сама... честное слово... подожди... сейчас...
Звякнула пряжка ремня.
Она вдруг обмякла в его руках, тяжело обвиснув, и он замер тоже.
Она вся горела, просто обжигая его.
..."Болею, блин, не до тебя"...
Дрогнув, Король на секунду ослабил хватку, и этого ей хватило, чтобы очнуться.
Ещё секунда – и он грохнулся на пол, зажмурившись крепко и обречённо.
Убьёт или только кастрирует?
Или сначала кастрирует, а потом убьёт?..
Тишина, только её частое неровное дыхание.
Король осторожно приоткрыл глаза. Она стояла у окна, судорожно вцепившись в халатик, порванный на груди. Глаза – в пол-лица – лихорадочно блестели.
– Проваливай, – прошептала она запекшимися губами. – Ну?!
– Может, хоть шестьдесят девять тогда? – нагло и отчаянно оскалился он – помирать, так с музыкой, терять уже было нечего, всё разом ухнуло в пропасть. – А, Ко-ро-ле-ва?
Бешено полыхнув глазами, она схватила с подоконника банку с букетом, и он еле успел увернуться, но всё-таки увернулся.
Банка ударилась об косяк, вода, стекло и розы брызнули в разные стороны.
Уже на лестнице Король начал смеяться, потом смех этот сменился кашлем, а, остановившись в пустом тёмном дворе под платаном, он понял, что плачет.
С силой потёр ладонями лицо и уткнулся лбом в шершавый твёрдый ствол.
Всё.
* * *
Бабка, вернувшаяся наутро, конечно, раскудахталась, предлагая вызвать врача, а когда Жучка наотрез отказалась, подступила к ней с мёдом, лимоном, содой и набитыми горчицей носками.
Жучка мрачно вытерпела разнообразные пытки.
Она не знала, как объяснить бабке проступившие кровоподтёки на руках и ногах, но та, привыкшая уже к травмам, которые внучка приносит с ринга, ничего не спросила.
Этот удар уложил Жучку так, как на ринге не укладывал ни один.
Нокаут.
Она провалялась весь день, бездумно уставившись в потолок, покорно глотая бабкины снадобья и время от времен проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
Наутро она решила, что хватит тупых страданий, и побрела в душ, попросив бабку перестелить ей постель и проветрить комнату.
Чёртов халатик отправился в мусорное ведро, а она, натянув футболку и шорты, опять без сил свалилась на свой диван, вяло подумывая, не поискать ли какую-нибудь книжку в груде своего детского старья.
Она любила перечитывать те книги, которые проглотила ещё в первом классе. Соловьёвскую «Повесть о Ходже Насреддине», например. Или «Дорога уходит в даль». Или «Тома Сойера»...
О! Точно! Как тётя Полли лечила Тома Сойера, вот самое то.
Когда раздался звонок в дверь, она только отчаянно крикнула: «Ба, никого не пускай!» и заскрипела зубами, услышав невнятные голоса в прихожей.
Потом кто-то осторожно постучал в дверь её комнаты.
Если это Король с корзиной роз, то живым он уже не уйдёт.
А розы она запихает ему в задницу.
Но это был не Король.
– Если вы не хотите меня видеть, Варя, я уйду, – тихо сказала Ольга Васильевна.
Жучка не хотела. Но...
– Войдите, – кашлянув, сипло отозвалась она.
Та вошла, и, остановившись возле дивана, нерешительно огляделась в поисках стула.
Жучка следила за нею из-под полуприкрытых век, не собираясь ей помогать.
Откинув простыню, женщина наконец примостилась на краю дивана и тихо спросила:
– Как вы?
Вести светскую беседу Жучка тоже не собиралась.
– Отлично! Завтра пойду в гимназию. Вас интересует, не подам ли я заяву в ментовку? Не подам, не волнуйтесь.
– Откуда вы догадались, что я всё знаю? – спросила Ольга Васильевна, глядя на свои изящно наманикюренные пальцы с парой тонких колец.
– Вы бы иначе не пришли! – зло выкрикнула Жучка. – Забеспокоились за сыночка, вот и явились! Просить за него будете или подкупать?
– Если вы хотите обратиться в милицию, то это правильное решение. Я вас отговаривать не собираюсь.
– Что? – Жучка растерянно моргнула, не веря своим ушам.
– Я пришла извиниться перед вами, Варя, – тихо сказала Ольга Васильевна и прямо посмотрела ей в глаза. – Я плохо воспитала своего сына. Простите меня. Простите нас, если можете.
Жучка судорожно сглотнула.
Не дождавшись ответа, женщина продолжала:
– Он говорил, что... ничего не успел с вами сделать. Это правда?
– Правда, – прохрипела она, криво усмехнувшись. – Пожалел. Завис. А у меня хорошая реакция.
– Пожалел, значит... – повторила Ольга Васильевна, снова переводя взгляд на свои руки.
– Как вы узнали, что... – Жучка закашлялась, и женщина, оглядевшись, протянула ей стакан с остывшим чаем, стоявший на столе.
– Мне позвонил директор гимназии и сообщил, что Андрей приходил забрать документы. Ему их, конечно, не отдали. Его вчера не было целый день... ни дома, ни в школе... но вечером он всё-таки пришёл домой. Мы поговорили, и он рассказал... как обошёлся с вами.
– Я дура, – выпалила вдруг Жучка. – Нельзя было ему открывать, да ещё и в этом халате... – и пояснила под её недоумённым взглядом: – Выбросила халат. Старый, короткий, всё наружу. Я температурила, не соображала толком. А мужики – они ведь не всегда за себя отвечают.
– Мужчина всегда отвечает за себя и за тех, кого он защищает, на то он и мужчина, – спокойно возразила Ольга Васильевна. – И я надеялась, что Андрей когда-нибудь станет именно таким. А Серёжа – никогда. Он чуткий, ранимый и талантливый мальчик... но он навсегда останется мальчиком. Его всегда надо будет опекать. Нянчить. И он не любит ничего и никого, кроме своих песен.
Жучка открыла рот, чтобы возразить, но Ольга Васильевна только покачала головой:
– Вы же знаете, что я права.
– Да... – прохрипела она, закрывая глаза и откидываясь на подушку. Прохладные тонкие пальцы коснулись её руки.
– А вот Андрей любит вас. Поверьте, я это знаю. Вы для него не просто красивая игрушка, интересная и яркая... не просто достойный противник. Хотя и это тоже есть, конечно. Но вы ему очень дороги, Варя. Может быть, дороже всего на свете.
Жучка молчала, по-прежнему не открывая глаз, боясь, что слёзы, от которых саднило в горле, прорвутся наружу, и она уже не сможет их остановить.
– Он получил свой урок... не знаю, выучил ли, но надеюсь на это, – проговорила Ольга Васильевна почти шёпотом. – Если вы сможете, то... пожалуйста, простите его.
– Как?! – выкрикнула Жучка, рывком садясь на постели. Голова закружилась, и Ольга Васильевна быстро придержала её за плечо. – Я его... придушу, когда увижу!
– Душить – это лишнее, – сказала женщина серьёзно. – Набейте ему морду, вы же умеете.
Жучка только захлопала глазами, потеряв дар речи.
– Он, впрочем, уже получил по морде – от меня, но я это умею плохо, – невозмутимо продолжала Ольга Васильевна. – Я не профессионал.
Жучка уткнулась лбом в свои колени и засмеялась, уже не обращая внимания на слёзы, заструившиеся по щекам, наконец-то чувствуя, как медленно тает замёрзшая внутри ледяная твёрдая глыба.
Тает, вытекая вместе со слезами.
Лёгкая рука легла ей на макушку, приглаживая растрёпанные вихры:
– Вы не заметили, Варя, но у вас за дверью валяются осколки стекла. Я уберу, пока вы на них не наступили. И ещё я там принесла клюкву, а Ангелина Семёновна обещала сделать клюквенный морс. Это очень полезно. И вкусно.
Жучка только обессиленно мотнула головой.
– Отдыхайте. И не торопитесь в гимназию. Никуда она не убежит.... Мы с Ангелиной Семёновной попьём чаю на кухне. До свидания.
Дверь тихо закрылась.
– До свидания... – пробормотала Жучка, сворачиваясь калачиком под одеялом.
Она подумает обо всём этом потом.
Потом, потом....
"...Вы ему очень дороги...
...Дороже всего на свете..."
* * *
Ещё через три дня – Жучке казалось, что прошло три недели, как минимум, – она поняла, что пора.
Была суббота. И в три часа Серёгина группа давала свой первый концерт в ДК. На местных сайтах висели объявы.
Жучка сильно похудела за время болезни – глаза в зеркале стали ещё больше, лицо заострилось, и резко проступили скулы. А волосы как-то быстро отросли, превратившись в шапку коротких кудрей, чего она им раньше не позволяла.
Привет, незнакомка.
Пусть тебя не узнают.
Поразмышляв немного, она раскрыла томик Куприна, где держала заначку на чёрный день.
Чёрный он будет или какой – там посмотрим.
Держи удар, будь собой, а план война подскажет.
Жучка наконец включила мобильник, мёртво провалявшийся в сумке все эти дни, спокойно стёрла все сообщения и информацию о непринятых вызовах.
Гори огнём.
Она нашла номер, взятый когда-то у Короля.
– Серёга... Ну, я. Ну и чего ты орёшь? Болела просто. Да всё пучком. Приду, куда ж я денусь, надо ж посмотреть, как тебя будут на тряпочки рвать... На сувениры. Да, опять бамбарбия кергуду... А Король придёт? Обещал? Ясно. Тогда пока.
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах...
Что ж, мушкетёры короля, шпаги – к бою!
Она раскрыла эйвоновский каталог, который ей всучила какая-то девчонка в универсаме ещё до начала майских праздников. Телефон вашего консультанта... ага, вот.
– ...А если я куплю у вас эту самую большую вашу палитру, палетку... вы мне покажете, как правильно краситься?
...Ёлки-палки, сколько ж всякого барахла было в этих клятых бутиках! И какой нормальный человек захочет болтаться здесь часами и выбирать?!
Жучка решительно подошла к скучающей блондинистой продавщице, немедленно принявшей охотничью стойку:
– Здрасте, девушка. Я хочу сменить имидж. Цены ваши вижу. А вы видите меня. Подскажите что-нибудь. Пожалуйста.
...Бежевые сапоги чуть ниже колена, бежевая юбка в складку – чуть выше, и ветер ещё задирает подол, обнажая полоску чулка, и песочная блузка полурасстёгнута, и алый топ под нею, и белый жакет-болеро сверху.
Болеро, куды деваться! Равель нервно курит под лестницей.
– ...Ну вот, – довольно сказала эйвоновская консультантша Маргарита Викторовна, уверенно коснувшись пальцами её подбородка. – Так вы что, никогда раньше не наносили макияж?
– Синяки только замазывала, – пожала плечами Жучка и прыснула, увидев, как округляются глаза консультантши.
... Выйдя на площадь, она прищурилась и глянула в бесконечную сияющую морскую даль. Глянула и поднялась по ступенькам ко входу в ДК.
* * *
– Я не нарушу клятву темноты,
И не пропью сиянье жёлтых окон.
Пока на свете существуешь ты,
Пока мой путь под властью красоты,
Пока...
Скрываюсь в лабиринтах пыльных блоков.
Я не запачкаю ту тоненькую грань,
Которую одарит вспышкой солнце,
Я не вскочу с постели в эту рань,
И не отдам последним звукам дань,
Что ждут, пока мой мир перевернётся.
Я не нарушу круга пустоты,
И не убью их детские надежды,
На то, что их не стоишь ты.
Пока горят ещё мосты
Зелёных горизонтов,
Как и прежде...
Серёга пел.
И ему подпевали.
Зал ДК был едва освещён, но даже в этой полутьме Жучка ясно различала, как блестят глаза тех, кто торчал у сцены – собственно, все там и торчали, у сцены и в проходах, как магнитом притянутые.
Она глядела на Серёгу, чей хрипловатый голос резал сердце по-живому, но...
Но это было уже неважно.
Она чувствовала лишь какую-то странную гордость.
И желание – уберечь, загородить, прикрыть.
И насмешливую жалость к девочкам, застывшим возле сцены, вытаращившим глаза, полные слёз.
«...Не нужно ничего и никого, кроме своих песен...»
Чей-то напряжённый взгляд тронул её – как рукой, и Жучка, вздрогнув, обернулась.
Король стоял, прислонившись плечом к стене, и в упор смотрел на неё, – руки в карманах потёртой кожаной куртки, лицо осунулось, рот плотно сжат.
Они смотрели друг на друга, как два незнакомца, узнавая с трудом.
Потом она качнула головой в сторону выхода, и он кивнул.
В спину ей бил Серегин голос.
– Я не смогу молчанье разомкнуть,
Но мне бы этого и не хотелось,
Даже в словах, в глазах, тонуть,
И, встретив в сотый раз, не обмануть,
А может, просто не успелось.
Я не нарушу клятву темноты,
И заклинание прилипчивой улыбки,
Пока на свете существуешь ты,
Как оправдание меня, как цель,
Которой нет конца.
Прости молчанье,
Пока оно обоим нам даётся просто...
* * *
– Пошли, – решительно сказала Жучка, едва шагнув на крыльцо. И устремилась вперёд, не оборачиваясь, но по-прежнему чувствуя его взгляд.
Она знала, куда надо идти.
К морю.
Когда они спустились с мостика через впадающую в море речку и направились вниз по её течению, Король впервые заговорил:
– Это... что?
Размеренный грохот, похожий на грохот скорого поезда, который они уже слышали, приближаясь к мостику, с каждым их шагом всё нарастал и нарастал.
Жучка хмыкнула:
– А ты никогда раньше не слышал, что ли?
Он растерянно покачал головой.
– Эх ты! Это же шторм! Давай, пошли быстрей!
В ней подымалось и подымалось, разгораясь, яростное ликование.
Такое же яростное, как громады волн, обрушивающиеся с размаху на берег и откатывающиеся назад, чтобы вновь обрушиться.
Она вылетела прямо к полосе прибоя, и следующая волна окатила её с головы до ног, но она устояла.
Король, задыхаясь, схватил её за плечо и проорал в ухо:
– Куда?! С ума...
Следующая волна сбила с ног их обоих, закрутила и поволокла по гальке.
Король крепко держал её обеими руками и незамысловато ругался, а она только хохотала.
Ещё волна!
На этот раз они устояли.
Ещё!
Король тоже захохотал, как сумасшедший, исступлённо прижимая её к себе.
Следующая волна была самой огромной, и их зашвырнуло дальше всего.
Когда они торопливо выкарабкались и отбежали подальше от прибоя, то уже не смеялись.
Жучка посмотрела прямо в мокрое лицо Короля, и тот, прикусив губу, ответил её таким же прямым взглядом.
Они стояли и смотрели друг на друга, мокрые насквозь, до нитки.
– Пошли! – опять решительно сказала она. – Быстрее, а то замёрзнем.
Они шли очень быстро, поднимаясь по едва заметной тропинке на обрыв, потом – вдоль него, а потом ещё глубже – в горы.
– Мы куда? – запыхавшись, крикнул Король.
– Увидишь, – бросила Жучка на ходу, нетерпеливо оглянувшись на него – поспевает ли. Чёртовы моднючие сапоги заскользили по камням, она, взмахнув руками, попыталась удержать равновесие, нога подвернулась...
Король успел ухватить её сзади за жакет. Ткань жалобно затрещала, но выдержала.
– Давай руку! – гаркнул он.
Через минуту они уже стояли на тропинке, едва переводя дыхание. Жучка вытерла рукавом лоб, шагнула вперёд и пошатнулась. Он поймал её под локти:
– Что? Нога?
Она только кивнула, тяжело дыша. Наступить на левую ногу было невозможно – боль пронзала до макушки.
Король быстро огляделся и усадил её на валун рядом с тропинкой:
– Дай посмотрю.
Расстегнув «молнию» на сапоге, он бережно ощупал сильными пальцами распухавшую на глазах лодыжку. Жучка сжала зубы.
– Ч-чёрт! – ругнулся Король. – Вроде не вывихнута, но связки порваны небось. – Он, морщась, поглядел в её бледное лицо: – В больницу надо.
Жучка упрямо покачала головой:
– Замотай чем-нибудь потуже. Мы почти пришли.
– Да куда пришли-то?! – простонал он, запуская пятерню в свои растрёпанные волосы. – Зачем?
– Затем, – отозвалась она твёрдо. – Порви какое-нибудь шмутьё...
– Без сопливых скользко, – огрызнулся Король, сдирая куртку, сырую рубаху и, наконец, футболку. – Здравствуй, здравствуй, пневмония...
Жучка фыркнула и отвернулась, украдкой глянув на него, когда он опять начал одеваться.
Продолжая чертыхаться, он, помогая себе зубами, разодрал футболку на полосы, и останки её сосредоточенно запихал в карман куртки, мрачно бросив:
– Ещё пригодится...
– Да ты запасливый, оказывается... – срывающимся от сдерживаемого смеха голосом откликнулась Жучка. – Хозяин...
Несмотря ни на что, всё то же яростное ликование бурлило в ней, как прибой.
– Иди ты... – буркнул Король, пристраивая её ногу себе на колено. – Разговорилась. Того и гляди без ноги останешься, а туда же – разговаривает...
– Одна нога у ней была короче, другая деревянная была, – продекламировала она и, осёкшись, опять стиснула зубы.
– Больно? – Король вскинул тревожные глаза. – Ойкнула бы, что ли, для приличия.
– Не дождёшься... – выдохнула она, потом осторожно пошевелила ступнёй. – Порядок, доктор Хаус. Пошли. Ты что делаешь?
Он расстегнул и отбросил второй её сапог, подхватывая её на руки:
– Танцую, блин.
– Не дотанцуйся смотри, – пробормотала Жучка, на миг прикрыв глаза.
– Помолчи, а? Куда дальше?
– Вон, за скалу...
Заходящее солнце всё ещё ярко освещало полускрытую ветвями разросшихся деревьев хибарку с покосившейся крышей.
И поляну перед ней.
И костёр на этой поляне.
И троих парней, которые вытаращились на них, разинув рты.
* * *
Король замер, тяжело дыша.
– Ты их знаешь?
Жучка помотала головой. Сердце быстро забилось, и все инстинкты закричали об опасности.
Глупо было рассчитывать, что ей одной известно это место – заброшенная хибарка близ берега. Тем более, что иногда, приходя сюда, она находила тут запас спичек и дров в жестяной печурке. Просто сейчас ведь был не сезон для отдыхаек – середина мая...
Всё это бессвязно проносилось в её голове, пока они с Королём молча смотрели друг на друга и на подступавших к ним парней.
– Ты нам эту птичку принёс? – хмыкнул самый высокий из них. – Положь и катись отсюда.
Остальные засмеялись. Младший был совсем пацан – лет тринадцати, не больше. Жучка их не знала – небось приезжие, гопота, выбрались к морю на денёк.
– Сапоги зря бросили, – пробормотал Король себе под нос, осторожно ставя Жучку на землю.
– Накласть, – она подняла голову, вздёрнув подбородок. – Отобьёмся.
– А то! – отозвался он почти беззаботно, сунув руку в карман куртки и прижавшись к её плечу своим.
И тут она поняла, что действительно может всё – если с ним.
Морской ветер взметнул её волосы, и в крови запел чистый адреналин, требуя боя. Она усмехнулась по-волчьи, глядя, как, замявшись, затоптались на месте чужаки:
– Чего встали? Ну?!
Парень пониже дёрнул старшего за рукав куртки и прошептал ему что-то на ухо. Тот исподлобья воззрился на неё и вдруг нерешительно спросил:
– Ты... Жучка? Варвара Жукова, что ли?
Она молча кивнула, встретившись с ним напряжённым взглядом.
– Я на тебя ставил, – объявил вдруг тот так радостно, будто хотел обрадовать и её.
– Я выиграла? – поинтересовалась Жучка как можно спокойнее.
– Ага. Я десять штук поднял на тебе. Ты классно дерёшься!
– Мало поднял, – пробурчала Жучка, не собираясь расслабляться.
Парень выставил руки ладонями вперёд:
– Мы... другое место себе найдём, если тебе надо, – он покосился на Короля и повторил: – Ты классно дерёшься.
Чужаки скрылись за выступом скалы, но они с Королём стояли ещё долго, пока солнце не опустилось в море. Погас последний луч, и сразу потемнело.
– Не вернутся? – нарушил молчание Король.
– Здесь тебе не Москва, – отозвалась Жучка. Её начало потряхивать после миновавшего напряжения – гормон сыграл неслабо. – У нас всё честно.
Король держал её за плечи, глядя в лицо – близко-близко:
– Мы спина к спине у мачты, против тысячи – вдвоём?
– Против тысячи бы отбились? – прищурилась она.
– А то! – он закинул голову и засмеялся, и тогда она, притянув его к себе за волосы, цапнула за нижнюю губу, и, не давая опомниться, повалилась вместе с ним на землю, расстёгивая на нём куртку и рубашку, дёргая за «молнию» на джинсах, впиваясь губами и зубами в скулу, в шею, в плечо....
Король всхлипывал, стонал и смеялся.
– Убить меня хочешь? За этим сюда привела?
– Хочу! – она снова вцепилась ему в волосы и с наслаждением потрясла. – За этим!
Он на мгновение перехватил её руки:
– Если потом простишь – убивай!
– Я только одного не прощаю, запомни, – прошептала она ему прямо в губы. – Предательства.
Она небрежно содрала с себя дорогие тряпки, сегодня купленные. Впрочем, они уже не были дорогими, а были просто тряпками.
Распростёршись на земле, Король смотрел на неё снизу вверх так, будто впитывал её глазами. Потом осторожно протянул руку и провёл пальцами по её щеке, до уха, вниз по шее, очерчивая ключицу, к вершине груди, ко впадинке пупка.
– Я умру за тебя, Королева, – сказал он просто.
– Я умру за тебя, – отозвалась она эхом.
А потом всё было так тихо-тихо, так бережно и нежно, что она, крепко зажмурившись, качалась, будто на волнах в штиль, соскальзывая от одной волны к другой, и опускаясь, и подымаясь, и начиная невольно торопиться, и он, успокаивая, легко касался губами её шеи, и это повторялось и повторялось, пока наконец не нагрянул шторм. И она закричала, вторя его стонам.
Когда всё схлынуло, она так и лежала, обессилев, поперёк его груди, чувствуя, как его пальцы перебирают её волосы.
Повернувшись, он ткнулся носом в её висок.
– Как насчёт пневмонии?
– В землянке есть печка, – сонно отозвалась она. – А здесь – костёр.
– Ты этот.. квест... мне устроила нарочно?
– Ну...
– Ты всё это... для меня... нарочно?
– Ну...
Король сел и сгрёб её с земли, устраивая у себя на коленях:
– Драться ж мы ещё будем?
– А если будут драться слон и кит, кто кого переборет? – Она положила подбородок ему на плечо, слушая, как бьётся его сердце, греясь в тепле обхвативших её рук.
– Ну... – он открыл рот, и тут где-то в груде их одежды глухо зазвонил мобильник.
– Мама! – заорали они, переглянувшись.
Жучка лежала, уткнувшись лицом в траву, пока Король, чертыхаясь, шарил по карманам, что-то путано втирал Ольге Васильевне, а потом сердито ворчал, снова притягивая её к себе. Море шумело под обрывом, костёр догорел, и пахло дымом, а она глядела в огромное ночное небо, раскинувшееся над ними, и точно знала, что пусть и против всего мира – она не одна.
