Текст книги "Королева (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  – Ясно, – пробурчала она. – А как ты меня нашёл?

  – Король же говорил, что ты здесь тренируешься, – охотно пояснил Серёга. – Ну, я и подумал, если постоять и подождать, то я тебя встречу рано или поздно.

  – Или поздно, – машинально повторила она и даже покраснела от раздражения. Что за фигня! – На хрена я тебе понадобилась?

  Почему этот сопляк опять приводит её в такое смятение?!

  – Я тебе песню сочинил... – несмело выдохнул Серёга.

  – Че-го?!

  – Песню. Для тебя, – повторил он и добавил просительно: – Пойдём к нам, я тебе её спою.

  Первой её мыслью было: «Ещё чего!»

  А потом...

  – Песню? Какую ещё песню? Мне?!

  Жучка понимала, что так же, как он, хлопает ресницами и бессвязно лепечет, но ничего не могла с собой поделать.

  – Пойдём тогда куда-нибудь ещё, – Серёга решительно взял её за руку. – К морю пойдём. Я хочу, чтоб ты послушала.

  И она послушно пошла за ним.

  Просто как заколдованная.

  * * *

  Берег был абсолютно пустым. Не июль, однако...

  Зеленовато-серые волны с тихим плеском одна за другой набегали на гальку, оставляя на ней пену и водоросли. Как и сотню, и две сотни, и тысячу лет назад.

  – Айвазовский где-то здесь Пушкина писал, – задумчиво проговорил Серёга, будто подслушав её мысли. – Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой...

  Пиит!

  Нарочито поморщившись, Жучка подошла ближе к полосе прибоя и, подобрав пару камушков, зашвырнула их в море. Вытерла руки о джинсы, поворачиваясь к парню:

  – Ты меня что, сюда позвал Пушкина читать? Пушкина я вон в библиотеке возьму, если мне приспичит.

  Серёга снова часто-часто заморгал, но не обиделся. Виновато улыбнулся и огляделся. И бурно обрадовался, увидев большой валун, рядом с которым валялась пара пустых пивных бутылок.

  – Вот, садись! Садись!

  Сам он опустился прямо на гальку, положил гитару на колени, провел пару раз по струнам, потом перехватил гриф.

  И Жучка с замершим сердцем вдруг увидела, как меняется его полудетское лицо, заостряясь и взрослея. Он облизнул губы, снова провёл пальцами по струнам. Поглядел на неё внимательно и тряхнул головой.

  – Выпусти зверя,

  в отчаянии или с последней надеждой,

  Нападай не веря.

  Сила, слабость, где-то между.

  Танцуй на коварных змеях лучей,

  Пока хватает сил, пока кидает тело.

  Рискуй за право биться без мечей

  На разумах пока тебе не надоело.

  трави, их всех и выпускай зверей

  Из каждого котёнка, из каждого примата,

  Лови прыжки из окон и дверей

  В самое сердце или в ствол автомата.

  Пляши на окружностях прожекторов,

  Ищи глазами жертву, потом зажмёшь у стенки.

  Дыши, забудь святош и докторов,

  Пока стреляют пальцы и не дрожат коленки.

  Трави, гони до самой норы,

  Потом лови всю стаю, пойми – так надо,

  И заноси свои троянские дары

  Им в самое сердце или в ствол автомата...

  Он замолк. И только снова и снова перебирал струны, потом резко зажал их ладонью и вскинул светловолосую голову. Серые глаза взглянули вызывающе, устало, тревожно:

  – Что?

  Жучка не знала, что говорить. Она вообще не могла говорить.

  Как тогда, в коридоре у его двери.

  – Ты, наверно, и не дрался-то никогда в жизни, – хмурясь, вымолвила она наконец. – Или дрался? – Внезапная догадка ударила ей в голову. – Тебя там в доме... одного... никто не достаёт?

  Серёга растерянно моргнул, снова стремительно становясь тем, кем был – балованным, изнеженным, неуклюжим пацаном.

  – Нападай, не веря... – мрачно процитировала она, сдвинув брови. – Это ещё откуда?

  – Это... это же образ, – он прикусил губу и вдруг расплылся в счастливой улыбке: – Ты что, испугалась, что ли? Испугалась... за меня?

  – Ещё чего! – Продолжая хмуриться, она легко спрыгнула с валуна и деловито отряхнула джинсы. – О-образ...

  – И это всё, что ты скажешь? – продолжая сидеть на гальке, разочарованно протянул Серёга дрогнувшим голосом. Вот-вот расплачется.

  Ну, дитё и дитё!

  Жучка пристально взглянула в его расстроенное лицо и протянула руку:

  – Пошли.

  – Ку-куда пошли?

  Он, впрочем, покорно вцепился в её протянутую ладонь и поднялся, тоже неловко отряхиваясь.

  – Куда, куда... Познакомлю тебя тут кое с кем, – неопределённо отозвалась она. – Хватит в одиночестве песнячить. Пусть тебя люди услышат.

  – Песнячить – хорошее какое слово, – неожиданно улыбнулся он, и вдруг замер, испуганно раскрыв глаза, как заяц, застигнутый врасплох охотником. – А меня не засмеют?

  – Пусть только попробуют, – сурово пообещала Жучка.

  * * *

  Но они даже и не пробовали смеяться – ни Махно, ни остальные пацаны. Хотя сперва, конечно, переглянулись – больше растерянно, чем насмешливо, – когда она за руку втащила Серёгу в гараж, а он робко сказал: «Привет», невольно пятясь обратно к дверям под их удивлёнными взглядами.

  – Сядь! – прикрикнула Жучка, подталкивая его к ящикам. – Махно, это Серёга. Серёга, это Махно.

  – Алиса, это пудинг... – невнятно пробормотал Серёга. – Махно – Нестор, что ли?

  Жучка пропустила мимо ушей этот лепет и продолжала:

  – У них есть группа в ДК, но нет хедлайнера. Спой им.

  – Я – хедлайнер?! – в ужасе замотал головой Серёга, отчаянно прижимая гитару к груди, будто боясь, что её вот-вот у него отнимут.

  – Давай пой уже. Пой, что мне пел, – устало велела Жучка, отступая к дверям, чтоб этот малахольный не удрал с перепугу.

  Но он не удрал.

  И, когда отзвенел последний аккорд его гитары, Жучка победно обвела гордым взглядом растерянные лица парней.

  ...Пока они все бурно обсуждали грядущие великие перспективы – Серёга только счастливо улыбался, поворачиваясь то к одному, то к другому – и жалели, что ДК сейчас закрыт, – а то бы они репетнули! – Жучка молча читала Паланика у себя в телефоне. И только когда речь зашла о том, что надо бы обмыть появление хедлайнера, подняла голову:

  – Так, Махно. Слушай сюда, и слушай внимательно. Или бухаем, или работаем. Что?

  – Работаем, – вздохнул Махно, отводя глаза, чтоб не встречаться с её пронзительным взглядом.

  То-то же.

  Жучка смилостивилась и отвернулась.

  * * *

  Серёгу она проводила до самого особняка Королёвых. Тот шёл молча, всё так же счастливо улыбаясь.

  Особняк, конечно, был освещён от киля до клотика, и Жучка, не удержавшись, съехидничала:

  – Твои разорятся за свет платить.

  – Нет, ты что! – запротестовал Серёга серьёзно. – Не разорятся!

  Ох ты ж Господи...

  Жучка только головой покачала:

  – Это шутка была такая, зайчик. Бамбарбия кергуду.

  – Я не зайчик! – Серёга вдруг опять обиженно нахохлился. – Я всего на год тебя младше, почему ты со мной так?! Провожать пошла... Это я тебя должен провожать!

  Ну вот что прикажете с ним делать?

  – Я тебя на порядок старше, – отрезала она. – Знаешь, что такое порядок, поэт?

  – Мама говорит, что я и порядок – две вещи несовместные, – засмеялся тот, остывая так же мгновенно, как обиделся. – Мама говорит... – Он запнулся. – Но ты же не про такой порядок, да?

  И тут она, не выдержав, сделала то, чего не надо было делать, но что ей хотелось сделать так, что аж руки чесались. Обняла его – крепко, чтобы почувствовать под толстым свитером его острые лопатки и выступающие рёбра, почувствовать, как часто и неровно он дышит, как пряди его растрёпанных волос щекочут ей щёки.

  Отстранившись наконец, она прямо взглянула в его изумлённо округлившиеся глаза.

  – И бухать с ними чтоб не смел никогда, понял? Выдеру!

  – Я... я не пью... – забормотал Серёга, протестующе мотая головой. – Я не люблю... мне никакой допинг не нужен вообще...

  – А, ну да, у тебя же твоя музыка есть, – кивнула Жучка серьёзно, поворачиваясь, чтобы уйти, но тут он поймал её за руку.

  Пальцы у него были на удивление сильные.

  – Ты... поняла, да? Никто не понимает, даже Дюня! Мама однажды предложила мне тест на наркотики пройти...

  – Чего-о?

  – Ну, год назад... она решила... потому что и в школе... неважно. Я же странный, знаешь. Нет, правда. Ну я и прошёл, я же знал, что я ничего такого... А ты сразу поняла!

  Она выдернула руку.

  – Что поняла? Что ты торчишь от своих песен и никакого ширева-порева тебе не требуется? Тоже мне, теорема Ферма... Ладно, скачи уже... зайчик.

  И шагнула в темноту, не оборачиваясь.

  * * *

  Явление Короля народу произошло внезапно и бурно. Он позвонил – да не ей на мобилу, а сразу в их обшарпанную дверь.

  Когда Жучка её распахнула, он, солнечно улыбаясь, сразу шагнул мимо неё в крохотную полутёмную прихожую.

  – Эй! – чуть оправившись от изумления, она схватила его за плечо. – Я тебя не приглашала!

  – А я сам себя пригласил! Привет, Королева! – смеясь, он подхватил её и закружил, натыкаясь на стены. – Я соскучился! Там одни гномы!

  Звонарь. Соскучился он, видите ли!

  – А этих... гномш... гномих там что, не было? – подозрительно прищурилась Жучка, отпихивая его и тоже невольно расплываясь в улыбке.

  – Не-а. А ты что, ревнуешь?

  – Да щас!

  Она жадно его оглядывала, вдруг поняв, что тоже соскучилась, вдыхала его знакомый запах – терпкий и свежий. Король уже тянулся улыбающимися губами к её полураскрытым губам, когда её взгляд вдруг упал на подозрительно набитую сумку у него под ногами.

  – Эй! Это что ещё за дела?

  Присев, она дёрнула за «молнию» сумки. Ну конечно. Жратва. Шоколад, сервелат, сыр, икра, шампанское... Больше она смотреть не стала, рывком застегнула сумку и выпрямилась.

  – Ну чего ты? – Король улыбался уже просительно. – Это же гостинцы... от гномов!

  – Я тебе щас покажу гномов, – зловеще пообещала Жучка. – Нищенку осчастливить решил, золотой мальчик? Забирай и уматывай!

  – Ты не выёживайся зря, ясно? – вспыхнул и Король. – Какая ещё нищенка, чего ты комплексуешь на пустом месте?

  – Комплексую, значит?

  Вздёрнув подбородок, она решительно распахнула перед ним входную дверь.

  И тут в прихожую выглянула, подслеповато щурясь, испуганная бабка:

  – Варенька! Ты кого тут гонишь?

  Король обернулся, растерявшись всего на секунду.

  – Добрый вечер! – взяв морщинистую бабкину руку, он церемонно поднёс её к губам и чуть ли каблуками не прищёлкнул. Бабка ахнула и обомлела, уставившись на него во все глаза.

  Кавалергард хренов. Позёр! Оба позёры, что старшенький братишка, что младшенький...

  Кипя от злости, Жучка с размаху захлопнула дверь. Она бы с удовольствием захлопнула её за собой с другой стороны, оставив Короля рассыпаться в любезностях перед бабкой, а бабку – солировать с душещипательными рассказами о сиротской внучкиной доле, но...

  Но это было бы совершеннейшим детством.

  Поэтому, стиснув зубы, она прошагала на кухню и включила чайник.

  – Ну что ты всё шипишь? – потихоньку сказал Король, осторожно обнимая Жучку за талию, пока бабка, ахая и охая, накрывала на стол. – Сейчас принято в гости со своими продуктами ходить – кризис же! Всемирный экономический, если что.

  – Твой папа к Чубайсу в гости тоже со своей колбаской ходит? – съязвила Жучка, сунув локоть ему под рёбра – не сильно, но чувствительно, чтоб не зарывался уж слишком. – Ру-ки!

  – Руки? Какие руки? Где руки? – захлопал он ресницами. – А, эти, что ли?.. Папа к Чубайсу в гости не ходит, между прочим.

  – Детки, присаживайтесь! – Бабка закончила организацию пиршества и выставила из-под стола табуретки.

  Детки присели, и Жучка обречённо приготовилась выслушивать обычный бабкин репертуар, вертя в руках пульт от телевизора, чтобы, если уж совсем припрёт, врубить ящик погромче, и заодно отвлечь бабку каким-нибудь идиотским шоу.

  Но та, подперев ладонью щёку, ничего не говорила, а только внимательно слушала Короля, разливавшегося соловьём насчёт швейцарских красот и интересностей. Что-что, а говорить он умел.

  Плевако!

  – Ты после Гарварда небось в политику ударишься? Звездишь – как пишешь, – шёпотом поддела его Жучка, подцепляя кусок колбасы из его тарелки и водружая сверху сыр.

  Ладно, обожрём буржуев, – решила она.

  Король и бровью не повёл, доливая шампанское в три ещё советских хрустальных бокала.

  – А я вот нигде уже не побываю – разве что по телевизору погляжу, – пожаловалась раскрасневшаяся от шампанского бабка. – Даже при Союзе никуда не ездила. Куда ехать-то – мы и так на море! – Она захихикала, как девочка.

  – Ангелина Семёновна, так вы здесь родились? – полюбопытствовал Король. – И в войну здесь были?

  – Да, здесь и родилась, – не сразу отозвалась бабка. – И в войну здесь была, эвакуироваться мы не успели. Мне тринадцать было, так я в госпитале за ранеными ухаживала. Немцы по три раза на дню бомбили, весь город с землёй сравняли, всё равно что Сталинград. Развалины одни стояли. Не приведи Боже... Горело всё, порт горел, нефтебаза. Людей прямо во дворах хоронили. Но не сдали город, нет, не сдали.

  Она повела плечами, глядя куда-то вдаль, будто видя там себя – тринадцатилетней, круглощёкой, испуганной девчонкой с косичками.

  – Матросика одного привезли, всего развороченного. Я ему: «Миленький, не умирай!» Куда там... Просил меня, маме, мол, напиши, сестрёнка. А сам и адреса не сказал, не успел. Умер. А мама, небось, всё ждала, ждала...

  Бабка допила шампанское залпом как водку.

  – Раненых таскала когда, окопы копала, надорвалась я сильно. Думала, не рожу уже, не смогу. Да нет, родила, поздно, правда, на чётвёртом десятке уже. Мариночку, дочку. А тут вон как получилось... Осиротели мы. Ну, на всё Господня воля.

  – А какая у вас пенсия, Ангелина Семёновна? – тихо спросил Король. Он уже не улыбался, смотрел напряжённо, голубые глаза потемнели.

  – Ой, сейчас хорошо стало, добавили, я так целых восемь тыщ получаю, – гордо похвасталась бабка, просияв. – Дай Бог здоровья Путину, Медведеву да губернатору нашему. И Вареньке добавили в этом году – по потере кормильца, почти пять пятьсот уже выходит. Так что мы сейчас хорошо живём с Варенькой, грех жаловаться!

  Жучка прикусила губу и резко встала из-за стола:

  – Ба, мы у меня в комнате посидим. Оставь всё, я после уберу.

  * * *

  Побывав в гостях у Короля, Жучка совершенно ясно знала, что он должен подумать о её клетушке. И напряглась, представляя, куда его пошлёт за один только пренебрежительный взгляд или слово.

  Но Король вообще ничего не сказал. Поглядел на огромную карту мира на стене, прикрывавшую дешёвенькие обои, на самодельную шведскую стенку в углу, на книжные полки, набитые битком, на старый, но исправно гудевший комп. Присел на узкую жёсткую тахту. И пробормотал:

  – Я по десятке за раз в ночных клубах оставлял. И это ещё дёшево было. Считай, даром.

  – Два мира – две судьбы, – ядовито фыркнула Жучка, вся подобравшись. – И к чему ты это?

  Король не подымал глаз от пола, застеленного бабкиным тряпочным ковриком.

  – Эй, алё, – Жучка подошла к нему и присела на корточки, осторожно заглядывая в его лицо. – Ты чего? Дюнь! – Она впервые назвала его этим детским именем, услышанным вчера от Серёги.

  – Ничего, – он неловко откашлялся, запуская пальцы в её волосы. – Если б ты только позволила...

  – Нет, – отрезала она, отстраняя его руку и сразу вскакивая.

  – Ты ж не знаешь даже, про что я, – он наконец заулыбался.

  Жучка скрестила руки на груди:

  – Про что бы то ни было! Нет, и всё.

  – А поцеловать? – он ухмылялся уже откровенно. – Я соскучился, правда...

  – Перебьёшься, – сузила она глаза. – Пока что.

  * * *

  Король перебивался долго. Начался март, совсем потеплело, и на городских клумбах рабочие в оранжевых робах аккуратно высадили разноцветные анютины глазки.

  Жучка целыми днями пропадала на дополнительных занятиях и элективных курсах, мотивируя это тем, что надо готовиться к поступлению, а внешкольное общение с Королём ограничила виртуалом – скайпом и смайликами в почтовом агенте. И только вечерами пару раз в неделю позволяла себе пробраться в ДК, где репетировала группа Махно.

  Серёгина группа.

  Получившая, кстати, совершенно идиотское название «Чеширские Коты». Жучка была свидетельницей мозгового штурма при этих крестинах и впервые с Нового года хохотала до колик. К счастью, названия «Финка Бычьего Цепня», «Эмбрион Мракобесия» и «Контуженный Рассол» были группой забракованы.

  Серёга расцвёл. А при виде неё, казалось, уже готов был не просто расцвести, а заколоситься. Пустить корни и прорасти во все стороны.

  Ей же самой при одном взгляде на него казалось, что в сердце у неё поселился крохотный пушистый зверёк. Который то нежно прикасается, гладит мягкой лапкой, то царапает и больно вгрызается внутрь.

  Песец, короче.

  Ей хотелось смеяться над этим во весь голос. Или реветь взахлёб, пропитывая слезами подушку. Но в последний раз она плакала, наверное, в первом классе, так часто с тех пор загоняя слёзы вглубь, что они смерзлись там в одну огромную твёрдую глыбу.

  Иногда она боялась, что эта глыба задушит её.

  Только песни, только Серёгины песни подтапливали этот лёд.

  – Как же мне нравились грустные песни,

  Полные жгучей неясной тоски,

  Это как будто в груди стало тесно,

  Это свободы чужой огоньки.

  Как же мне нравились скользкие капли,

  Солнца лучи через грязь на стекле,

  Звуков спокойных как будто бы залпы,

  Дрожью немой отдаются в земле.

  Это как будто кусочки послушных

  Ветру подвластных теней при луне.

  Это как будто бы кто-то подслушал

  Тихие песни в моей голове...

  Жучка сидела на ступеньках у самой сцены, закрыв глаза, даже, когда песня уже отзвучала, а парни радостно галдели, довольные. И только по наступившей вдруг звенящей тишине она поняла – что-то не так.

  – Ты ж сказала, что пошла на дополнительные по физике, – голос Короля прозвучал над её головой не возмущённо, а устало.

  – Соврала, – отрезала Жучка, мгновенно подымаясь и расправляя плечи.

  Король стоял, засунув руки в карманы, и переводил непонятный взгляд с неё на Серёгу, потом опять на неё и на притихших парней. Усмехнулся вдруг:

  – Выходит, вы не только впятером на одного умеете?

  – А что, в ментовку пойдёшь? – оскалился Махно.

  Жучка открыла было рот, но тут обрёл дар речи Серёга:

  – Дюнь! Ты нас как нашёл? Ты не сердись, я просто боялся тебе сказать, ты же думаешь, что это глупости всё... Ты только не уходи, мы щас ещё одну песню...

  Он попытался спуститься со сцены, запутался в проводах, споткнулся и кувыркнулся вниз, чуть не сбив Короля с ног. Тот, ругнувшись себе под нос, подхватил брата за локоть:

  – Не егози, Серый, я не уйду.

  – Ты давно здесь? Ты слушал? Как тебе? – Серёга взволнованно шмыгнул носом и машинально утёр его рукавом.

  – Это... – Король помедлил. – Это круто.

  – Правда? – Серёга просиял.

  Стоя в стороне, Жучка молча смотрела на братцев Королёвых, чувствуя, как прогрызает сердце проклятый зверёк, и понимала, что надо бежать.

  Бежать без оглядки.

  Спасаться, пока не поздно.

  Ещё не поздно...

  – Варь, ты тоже не уходи, – Серёга тревожно оглянулся на неё, вновь будто подслушав её мысли. – Ладно? Мы ещё по одной...

  Ага, накатим по второй...

  Она только тяжело вздохнула.

  – Ладно.

  И осталась стоять у сцены. Король не подошёл к ней, держась поодаль, но она всем телом чувствовала его пристальный взгляд.

  Когда репетиция закончилась, и ребята помогали звукачу собирать аппаратуру, Жучка вновь повернулась к выходу.

  И опять не успела.

  – Ты куда это? – с обманчивым спокойствием осведомился Король.

  – Ты не уходи только, – одновременно с ним выпалил Серёга, – а то нас мама домой не пустит, а при тебе она постесняется, а потом она его полюбит!

  Жучка уже собиралась поинтересоваться, что за фигню порет будущая рок-звезда, когда Серёга, нырнув за кулисы, торжественно вынес оттуда мохнатый тёмный комок.

   – Вот! Я нашёл в подвале!

  Комок потянулся, раскрыл розовую пастишку и тонко тявкнул.

  Серёга засмеялся.

  – Серый, ты болен, – заулыбался наконец Король. – Мама нас не выгонит, она нас просто убьёт. Медленно и печально.

  – Не-а, – уверенно заявил Серёга. – Не убьёт. Говорю же, она его полюбит. Я его назову... мы его назовём... Варь, как мы его назовём?

  – Песец, – мрачно предложила Жучка.

  * * *

  Ольга Васильевна никого медленно и печально убивать не стала. Быстро и весело, впрочем, тоже. Она только поглядела почему-то сперва на Жучку, потом на Короля, потом на Серёгу и, наконец, на Песца, которому это имя пришлось впору. Как влитое.

  Она присела на корточки и почесала розовое пузо, которое Песец с готовностью выставил, брякнувшись на спину. А присмотревшись к найдёнышу, покачала головой

  – Серёжа, его надо хорошенько вымыть и вывести блох. Но сперва нам всем пора поужинать. Мойте руки и к столу.

  Жучка уже знала, что отнекиваться бесполезно.

  Ольга Васильевна со светской непринуждённостью разливала чай. Щенок весело чавкал, уткнувшись мордой в миску – хвостик его ходил ходуном из стороны в сторону. Король и Серёга строили предположения, какие породы участвовали в создании Песца, и тоже веселились вовсю. Только Жучке кусок не лез в горло. Она просто не могла глядеть на братьев и смотрела то на щенка, то в свою тарелку. Ещё немного, ещё десять минут, и можно будет слинять. А от Короля она как-нибудь отделается...

  Наконец Жучка облегчённо отодвинула стул и встала:

  – Спасибо. Я пойду. А то поздно уже.

  Ольга Васильевна одним взглядом остановила рванувшегося было с места Короля:

  – Мальчики, вы сейчас займётесь своей собакой. Андрюша, помоги брату, а то в ванной будет всемирный потоп. И проследи, чтобы он не завернул это сокровище в папин любимый банный халат. Папа и так будет весьма... удивлён, когда вернётся из Москвы.

  Серёга надулся, а Король неохотно кивнул.

  Жучка потихоньку двинулась к двери.

  Но сегодня ей катастрофически не везло.

  – Варя, мне бы хотелось, чтобы вы проконсультировали меня по одному вопросу. Вы не задержитесь на минутку?

  А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – припомнила Жучка.

  У неё противно ёкнуло под ложечкой, и враз пересохли губы. Чёрт, ну почему, почему она так робеет перед этой высокой тонкой женщиной со строгим взглядом задумчивых, серых, как у Серёги, глаз?

  Не оборачиваясь, Ольга Васильевна стала подниматься по лестнице, ведущей в комнаты. Направляясь за ней, Жучка поймала тревожный взгляд Короля и вскинула голову.

  Она никогда не уклонялась от боя, не побежит и сейчас.

  Ей внезапно вспомнился тёмный грязный проулок, в котором она стояла, намертво зажав в кулаке осколок бутылки с острыми краями – одна против троих пьяных уродов. Ей тогда было тринадцать.

  А вот выстояла бы там маменька Короля?

  Глядя на её прямую узкую спину, Жучка понимала – да, выстояла бы.

  – Это мой кабинет, – пояснила Ольга Васильевна, пропуская её в комнату, небольшую, но с огромным, во всю стену, окном, за которым сверкали огни порта. Ещё здесь было много цветов, компьютер и кресло-качалка. – Я здесь работаю и отдыхаю.

  – Вы ведь не в одиночку занимаетесь этим домом? – бросила вдруг Жучка, засунув большие пальцы в карманы джинсов.

  Ольга Васильевна чуть приподняла тонкие брови:

  – Нет, конечно. К нам несколько раз в неделю приходит очень хорошая женщина, Наталья Алексеевна, и помогает мне убирать и готовить. Собственно, она присматривала и за Серёжей, когда мы были в Европе. Его же нельзя оставлять одного.

  О, это Жучка очень хорошо понимала!

  – А почему вы не взяли его с собой? – вызывающе спросила она.

  Женщина чуть помедлила с ответом:

  – Присядьте, Варя... Он не захотел, знаете ли.

  – А почему он не захотел? – Жучка глубоко вздохнула. Присаживаться она не собиралась. – Почему вы заставили его проверяться на наркотики? Разве вы не видите, какой он?!

  – Вижу. – Голос женщины был совершенно спокоен, но Жучка успела заметить, как та чуть подалась назад, словно от удара. – Это не мне было нужно. Это предложил директор его школы, там, в Москве. У них... не сложились отношения. Мне была невыносима мысль, что моего сына беспричинно обвинят, и я предложила ему, – а не заставила, как вы думаете... пройти тест в специальном медучреждении. Он согласился, только чтобы меня успокоить. А я своему сыну верю. Что же касается того, почему он захотел остаться здесь... – Она прошлась по комнате, задумчиво трогая тонкими пальцами многочисленные цветы в разнообразных горшочках. – Он, видите ли, интроверт, и ему больше хочется быть наедине с собою и своим творчеством, чем на светских тусовках, вот и всё.

  – Я знаю, что такое интроверт, – буркнула Жучка. – Но он был очень одинок, пока...

  – Пока вы не ввели его в очень интересную компанию, – Ольга Васильевна усмехнулась краешком губ.

  – Так вас это волнует? Его компания? Я за ним присматриваю, если что. И они... они его уважают и не станут...

  Взмахом руки женщина прервала её.

  – Извините, Варя, в данном случае меня волнует не то, что он связался с неподходящими людьми. Он и правда сейчас так счастлив, насколько это для него возможно. – Она снова прошлась по комнате. – Меня в данном случае волнуете вы, точнее, ваше отношение к нему. И к Андрею.

  Жучка задохнулась. Как будто на ринге пропустила удар в грудь.

  – Не беспокойтесь, больше никто этого не видит, – продолжала Ольга Васильевна. – Даже они. Я вижу... потому, что это мои сыновья, и я не хочу, чтобы им было больно. А вы можете сделать им очень больно... не одному, так другому.

  В голове было пусто – до звона. Нужно было ответить, но что? Что?!

  – Вы... хороший выбор, Варя. Вы стойкая, сильная, целеустремлённая... красивая, наконец. – Женщина вздохнула. – Вы могли бы много раз... пойти на дно, но вы выбрались. Мы собрали данные о вас и о вашей семье.

  – Какие ещё... данные?! – выдохнула Жучка. Злость помогла ей справиться со смятением. – Да какое право вы...

  – Это мои сыновья, – с нажимом повторила Ольга Васильевна, глядя ей в глаза. – Я повторяю – вы хороший выбор. Но ведь вы сами ещё... не выбрали. Простите, но я обязана спросить: вы предохраняетесь?

  Борясь с желанием вылететь вон или разнести вдребезги всё в этой красивой комнате, превратившейся в ловушку, Жучка встала у окна, невидяще глядя вниз, на огни порта, на светлеющее вдали море. Потом резко обернулась:

  – Я не сплю ни с одним из них. А если буду спать, буду предохраняться.

  – Если? – переспросила Ольга Васильевна и, не дождавшись ответа, продолжала: – У Андрея было много девушек, а у Серёжи – только одна...

  – А у меня – ни одной! – Жучка вызывающе выпрямилась. – Я не хочу больше это обсуждать. Я могу идти?

  – Конечно, – Ольга Васильевна отступила в сторону, пропуская её к двери. – Спасибо вам, Варя. За честность.

  Криво усмехнувшись, Жучка промолчала. В висках стучала кровь, дыхание сбивалось.

  Как на ринге.

  Королёвы, два брата-акробата, нервно мялись в коридоре у окна.

  – Мама! – выпалил Серёга, едва дверь открылась, и ринулся к ним. – Варя не виновата!

  Это ещё что?!

  – Я сам нашёл щенка! Это не она, это я! Ты её за это ругала?

  – Убей меня Бог из рогатки... – пробормотала Жучка.

  – Твой... Песец здесь совсем ни при чём, – устало вздохнула Ольга Васильевна. – Кстати, посмотри-ка лучше вот сюда.

  На бежевом ковровом покрытии красовалась лужа, а Песец радостно вилял хвостиком.

  – Я уберу! – подхватив щенка под мышку, Серёга загрохотал вниз по лестнице. – Щас!

  – Я пойду. До свидания, – ровно сказала Жучка.

  И Король, конечно же, направился следом за ней.

  * * *

  – Что тебе мама сказала?

  – Что у тебя было много девушек.

  – А ты?

  – Что у меня не было ни одной. Не угорай, а то двину по яйцам.

  – А ещё что она сказала?

  – Ещё она не хочет стать бабкой раньше времени. Ну? Чего ж ты не угораешь больше? Веселуха же!

  – Ну, а ты ей сказала, что у нас c тобой есть самое лучшее средство от СПИДа – «спи один» называется?

  – А тебе что, приспичило? Не терпится?

  – Приспичило. А тебе что – нет?

  – Нет.

  – Гонишь!

  – Коне-ечно... ты ж у нас великий и могучий, тебе все девки сразу дают, а тут какая-то колхозница выделывается! Ты в навозе стоишь, гоп-стоп-дубай, юбка с разрезом, ты корову доишь, гоп-стоп-дубай, за хвост облезлый...

  – Слушай, ты что, всё своего Цыгана никак забыть не можешь?

  – Он-то тут при чём?

  – Тогда кто при чём? Махно, что ли?

  – Вали уже домой, а? Задолбал.

  – Кто? Я?! Да я и не начинал!

  – Мне твоя мама запретила с тобой трахаться. От этого дети бывают. Отвали, Король.

  – Да что ты?

  Он неожиданно толкнул её на скамейку под облетевшим платаном, крепко прижав плечом к холодным доскам, запустив руки ей под куртку и жадно целуя. Она дёрнулась было, но потом откинула голову на спинку скамьи, бездумно глядя в просторное небо меж корявых ветвей, позволяя его ладоням торопливо блуждать по своей груди, пока не затрещали, отскакивая, пуговицы на рубашке.

  – Эй! – негодующе выдохнула она, вырываясь из поцелуя.

  – Подожди-и... – со стоном бормотнул Король, снова ненасытно зажимая губами её рот. Теперь его пальцы нетерпеливо теребили «молнию» на её джинсах.

  А, не всё ли равно... пускай... пускай...

  Пускай хоть ненадолго затихнет чёртов зверёк, грызущий сердце.

  Но если так... она же никогда уже не сможет... ничего... с Серёгой...

  Мысли отчаянно рвались, путались... а тело само собой блаженно льнуло к горячим ладоням, ласкавшим так грубо, так нежно...

  Она зажмурилась.

  Выехавшая из проулка машина вдруг осветила их фарами и остановилась. Хлопнула дверца.

  – Молодые люди! Ваши документы?

  Через секунду Жучка уже волокла обалдевшего Короля через весь двор к железной лестнице, соединявшей эту и соседнюю улицы – в городе, расположенном среди гор, такие лесенки были делом обычным. Им ещё что-то кричали вслед, но слов было не разобрать – грохот каблуков по ступенькам заглушил всё.

  – Это что, менты? – выпалил Король, когда они, задыхаясь, наконец остановились. – Чего они?..

  – Закон... пятнадцать тридцать девять... – Жучка, согнувшись, уперлась руками в колени, чтобы побыстрее выровнять дыхание.

  – Чего?

  – Чего-чего... Несовершеннолетним запрещено появляться на улице после двадцати двух ноль-ноль без сопровождения родителей или лиц, их заменяющих, чего... Не знал, что ли?

  – Фигасе...

  Жучка фыркнула:

  – Вот тебе и фигасе. Ходи дворами, в центре не обжимайся, и будет тебе счастье.

  Она шагнула было вперёд, но Король решительно придержал её за плечо:

  – Ещё хочу... счастья.

  Глаза его шало блестели, он провёл языком по припухшим губам.

  – Мы уже пришли, – усмехнулась Жучка. – Это мой двор. И мой подъезд. Не узнал? – Она прыснула, увидев, как разочарованно вытянулась его физиономия. – Так что спи спокойно, дорогой товарищ.

  – Динамишь меня, Королева?

  – Что, не нравится? Терпи, силу воли вырабатывай. Пригодится!

  Он дёрнулся было за ней, но Жучка, увернувшись, влетела в подъезд и торопливо захлопнула за собою дверь с кодовым замком, привалившись к ней спиной.