Текст книги "Витязь в камуфляже (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Угу, что-то типа конспекта, промелькнуло у него в голове.

– Какой? – живо поинтересовался Рик.

– Ну... э-э... – пробормотал Хан в затруднении. – Про солдат который.

– А-а, – протянул Рик, задумчиво улыбнувшись.

С такой улыбкой нормальные люди первое свидание вспоминают, с досадой подумал Хан, мысленно споткнулся о слово «нормальные» и быстро добавил:

– Я не понимаю, почему это тебя не стремает. Весь этот публичный акт, имею я в виду. Интимная жизнь, она ведь потому и интимная, что только одному человеку предназначена. Ну или двум, – через силу хмыкнул он, вспомнив собственный и очень приятный опыт «тройничка» с Кариной и Людой, девки были просто огонь. – Это же всё равно что на площади трахаться. У всех на виду.

– Ты романтик, Хани, – прозвучал ласковый голос Реджи откуда-то сзади, и Хан стремительно обернулся. Реджи стояла на крыльце и тоже улыбалась – почти растроганно. Даже с каким-то мечтательным умилением. В точности как Рик – с новым приливом досады и смущения констатировал Хан. Зря он затеял тут это обсуждение, но теперь ему ничего не оставалось, как до конца выяснить сакральные истины.

– Никакой я не романтик, – хмуро проворчал он. – Но есть вещи, которые я никогда не вынесу на люди.

– Я тебя понял, – кивнул Рик. Теперь взгляд его карих глаз стал испытующим. – Ну, во-первых, на нашей съёмочной площадке всегда минимум посторонних. Никакой толпы, если ты так думаешь.

– Всё происходит настолько интимно, насколько это вообще возможно при съёмочном процессе, – подхватила Реджи, сбегая с крыльца и подходя к ним. – А если ты о том. что потом этот, как ты выразился, акт увидят сотни и тысячи людей, так ведь и великие актёры снимались – пусть не в порносценах, но в эротических, и сотни тысяч людей во всем мире точно так же видели, как они целуются... замирают... прерывисто дышат...

«Если я романтик, то ты поэтесса», – сумрачно подумал Хан. Он чувствовал, что сейчас сам начнёт прерывисто дышать.

Рик протянул руку и на миг коснулся его локтя прохладными пальцами.

-Те десять минут нашего фильма, что ты всё-таки посмотрел, – негромко спросил он, – показались тебе пошлыми? Грубыми, отвратительными, грязными?

При каждом его слове Хан отрицательно качал головой.

– Нет, – наконец решительно сказал он и неловко кашлянул, чересчур ярко вспомнив всё увиденное. – Не показались. Всё там было... наверное, нежно, как ни странно.

Рик и Реджи переглянулись.

– Вот потому я и снимаюсь в таких фильмах, – произнёс Рик почти торжественно. – А Реджи их снимает. Потому что мы хотим, чтобы люди видели – в любви между мужчинами нет ничего грязного и противоестественного, это такая же человеческая любовь, как всякая другая.

Хан опять кашлянул и сказал деревянным голосом:

– Многие с тобой не согласились бы. И у нас, и у вас.

– Знаю, – с грустью ответил Рик. – Мы получаем много писем, и электронных, и обычных, в которых говорится, что нас всех надо линчевать. Не только за то, что мы показываем любовь между мужчинами, а за то, что мы показываем ее просто человеческой.

«Ударим порнофильмами по нетолерантности и гомофобии!» – подумал Хан, даже слегка развеселившись. Нехилая философия была подведена его випами под простую порнуху. Было в этой философии что-то, заставляющее её уважать.

– Всё понятно, – бодро провозгласил он. – В сухом остатке – шокировать нас с Лордом соответствующими съёмками в этом доме вы не собираетесь?

Рик и Реджи опять переглянулись и синхронно покачали головами, а потом Реджи засмеялась и кинулась тискать Лорда, который стоически переносил это, вывалив розовый язык.

– Когда мы отсмотрим всех, кто есть в нашем списке, а это... – Рик порылся в своём смартфоне, – ещё одиннадцать человек, мы вернёмся домой, снова всё обсудим и примем решение, кого из них пригласить в Нью-Йорк.

– Они ведь и из других городов сюда приезжают, – осенило вдруг Хана. На его взгляд, в столице Сибири просто не могло проживать столько желающих сниматься в голубых порнушках.

Хотя не исключено, что он ошибался.

– Ну да, – с некоторым недоумением согласился Рик. – В Москве или Санкт-Петербурге нам было бы куда труднее сохранять инкогнито.

– И нам нужно было увидеть настоящий русский, сибирский антураж! – азартно выпалила Реджи, вскочив и рассеянно прихлопнув комара у себя на шее. Никакие привезённые с собой американские средства от сибирских комаров не помогали, а мазь «Тайга» привела Рика и Реджи в священный ужас своей ядрёной вонью.

Хан подумал, что комары прекрасно вписались бы в сибирский антураж, мысленно поржал, вспомнив хоевское «комары жопу грызли, как бобры», а вслух степенно проговорил:

– Пойду я... тут по хозяйству кое-что нужно сделать.

И пошёл – рубить дрова. Как Адриано Челентано в известном фильме про строптивого. Из всех этих щекотливых разговорчиков он вынес самое главное – у него слишком давно не было секса. Что-то он заработался совсем.

* * *

Отношение Хана к сексу было довольно-таки простым и практичным, хоть Реджи и обвинила его в романтизме. Больше всего оно напоминало знаменитую теорию двадцатых годов прошлого века о стакане воды. Секс должен быть обоюдно приятен и без застревания друг на друге – утолили жажду и расстались друзьями. Таких дружеских связей у Хана в последние годы было немало, достаточно долговременных. Некоторые из его подруг состояли в вялотекущих браках на грани развода. Сам Хан связывать себя отношениями через ЗАГС или того пуще, через церковь, не собирался. Его в этом убеждал именно пример подруг. Как можно жить с одним и тем же человеком много лет подряд, когда и ты, и этот самый человек, и мир вокруг всё время меняются? Спасибо, нет.

То, что принято называть любовью, налетевшей из-за угла и поразившей сразу обоих, случилось с ним сразу перед армией с соседкой по подъезду Любой Дорониной. Люба была старше него на год, и первый неловкий поцелуй, и первый неумелый секс случился у Хана именно с нею, в её квартире на третьем этаже, в отсутствие родителей, на её диванчике под постерами с Мадонной и Майклом Джексоном из журнала «Все звёзды». Ладони Хана до сих пор помнили прохладную упругость её маленькой груди, до которой он, едва дыша, дотронулся дрожащими руками. Блузку и лифчик Люба расстегнула сама.

Ещё Хан до сих пор помнил её голос. Она прекрасно пела есенинские романсы под гитару, всегда стоявшую у изголовья её дивана. Пела на институтских концертах, а дома – для одного лишь Хана. И гитара жалобно дребезжала, когда они занимались любовью на этом диване. Любовью – с Любовью.

«Отговорила роща золотая берёзовым весёлым языком, и журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком...»

Провожая его в армию, Люба так рыдала на перроне, так цеплялась за него, разевая рот некрасиво, как птенец, что Хану было ужасно неловко перед другими новобранцами, их родителями и военными. Он всё пытался её урезонить, угомонить, гладил по голове, целовал в мокрые щёки под недоумевающим взглядом собственной мамы.

Мама сама почти не плакала, так сильно было её недоумение по поводу неожиданно открывшейся и столь пылкой привязанности соседки к её сыну. Она, очевидно, считала, что хорошо знает их обоих. И Люба, и Хан учились в той школе, где она всю жизнь преподавала русский язык и литературу. В любви к книгам Хан пошёл в неё.

Погрузившись наконец в вагон вместе с остальными стрижеными под «ноль» пацанами-"земелями", Хан смотрел, как медленно, а потом всё быстрее удаляется перрон с застывшими на нём мамой и Любой. Отца на перроне не было, он ушёл из семьи давно, Хан его и не помнил толком.

Через год его службы в Чечне – это как раз была вторая кампания – он узнал, что Люба вышла замуж и уехала из России. Вообще. В бывшую прибалтийскую республику, а теперь страну – в Литву. Написала ему об этом мать, а сама Люба и словом не обмолвилась. Писем от неё вообще больше не было.

Хан так и не понял, отчего всё это произошло, и куда делась любовь, сиявшая в глазах Любы, когда она пела для него. Когда рыдала на перроне, расставаясь.

Срок службы Хана закончился, но он остался на Кавказе, теперь уже по контракту. Возвращаться ему стало не к кому – мама тоже вышла замуж и уехала – не за рубеж, но во Владивосток. Далеко, в общем.

Тогда-то он и встретил Кэпа и других ребят, которые потом собрались в «Витязе». С ними Хан вернулся наконец домой.

Он гостил у матери с отчимом пару раз. Мать расцвела, помолодела, не сводила с отчима влюблённых глаз, и Хан был за неё ужасно рад, со смехом игнорируя её заботливые расспросы о том, когда же, мол, Славочка, ты сам женишься? Он не хотел связывать себя ничем и никем. Он был вполне счастлив один в своей холостяцкой квартире – в компании Лорда и случайных подруг.

А мимо Любиной двери он с замиранием сердца не ходил – она ведь жила этажом выше. Повезло. С матерью её он просто здоровался и ни о чём не спрашивал, да и она, торопливо кивнув в ответ на его «Здрасте», пробегала мимо. А потом продала квартиру и уехала к дочери в Литву. Наверное, нянчить внуков. Должны же были у Любы родиться дети.

«Я полон дум о юности весёлой, но ничего в прошедшем мне не жаль...»

Хан и вправду ни о чём в своей жизни не жалел. Он считал так: за то, что он нагрешил – убивал людей на войне или спал с чужими жёнами, – Бог на том свете простит его или не простит. Чего рефлексировать зря? Молодой, здоровый, свободный, работа денежная и интересная, вон, даже порнозвёзд выпало охранять!

Усмехаясь этим мыслям, Хан прошёл на задний двор особняка и выдернул колун из берёзового чурбака.

– Челентанить так челентанить, – весело сказал он вслух и, поразмыслив ещё немного, стащил с себя футболку. Солнце жарило вовсю.

Оказалось, поразмыслил он плохо. Вообще непонятно, каким местом он размышлял. Или это были шутки невесть с чего дуркующего подсознания, возжелавшего, чтобы Реджи Белл, режиссёр, на минуточку, гей-порнофильмов, ладно бы просто порнофильмов, сбежала к нему со второго этажа по наружной лестнице, восхищенно ахая и чуть ли не облизываясь, как кошка, зачуявшая ливерную колбасу.

Хан немедля выпрямился, снова воткнул колун в чурбак и, неловко ухмыляясь, потянулся за футболкой, брошенной на соседний чурбак. Но Реджи ловко перехватила её – точь-в-точь, как кошка лапкой. И промурлыкала:

– Погоди. Хочу на тебя ещё посмотреть, Хани.

«А чего тут смотреть?» – чуть не брякнул Хан. Ну, спортивное телосложение, как в ориентировках пишут. Загорелый, само собой. Смуглый от природы, он хватал загар сразу и накрепко. И татушки, которые он сдуру на бицепсах набил, не русалок каких-нибудь, а узоры – то ли индийские, то ли индейские, в общем, те, что ему в тату-салоне на картинках самыми красивыми показались.

Он торопливо придал физиономии самое что ни на есть чурбачное выражение – хоть колун втыкай. И стоически перенёс нежное поглаживание пальчиком своих татуировок. Реджи обошла его кругом, как ребёнок – новогоднюю ёлку. Когда она зашла со спины, Хан коротко выдохнул, повыше поддёрнул штаны и попытался опять развернуться к ней боком, но она проворно ухватила его за ремень.

– Так ты не... не преувеличивал? – спросила она дрогнувшим голосом. – Когда рассказывал, что был ранен в позвоночник?

Хан опять коротко вздохнул, вспомнив, сколько лишнего наплёл ей и Рику при встрече в аэропорту.

– Нет, – лаконично отозвался он, зная, что сейчас видит Реджи – шрам, перечеркнувший его поясницу сзади, как раз на уровне ремня. Вернее, мешанину шрамов – от осколка, рассадившего ему спину, и от хирургического скальпеля.

– И тебя в самом деле парализовало? – прозвучал голос Рика, тоже спустившегося по наружной лестнице.

– Ненадолго, – ответил Хан, прямо взглянув в его серьёзные глаза. – Операции помогли, потом восстановился. Всё нормально, не... – аналога русскому «не парься» он, конечно, не нашёл и бодро закончил: – Не беспокойся.

Но Рик не отставал, сказанув вдруг такое, от чего у Хана едва челюсть не отвалилась:

– Так ты поэтому не женился? Ты думал... думал – мало ли что?

Реджи отступила на шаг, глядя на Хана так же тревожно, как и Рик. Хан, так и не ответив на последний вопрос, быстро натянул футболку. А потом бодро сообщил, твёрдо намереваясь отвлечь гостей от ненужных переживаний:

– По-моему, пора познакомить вас с русской сауной. У нас это называется баня. А?

Собственно, он отправился рубить дрова как раз с этой целью – затопить випам баньку. По-белому.

Заслышав про «русскую сауну», Реджи моментально оживилась и ткнула пальцем в сторону банной избушки за домом:

– Там?

Хан утвердительно кивнул, сообразив, что насчёт бани випов уже просветил вездесущий Кэп, который, видимо, хотел помочь гостям в поисках пресловутого «нового антуража».

Випы опять переглянулись и согласно закивали, а Рик спросил:

– Ты дрова для этого рубил? А мне можно?

– Можно – что? Дрова? – не понял сперва Хан, а потом хмыкнул: – Ну, давай, попробуй.

Он не был уверен, что заезжая звезда справится с топором, чурбаком и поленьями. Он буквально видел заголовки новостей на сайтах: «Рик Тайлер, звезда гей-порно-индустрии, поранил ногу на сибирской заимке вылетевшим из руки топором».

Но ничего подобного не произошло.

Рик преспокойно стянул свою серую футболку с эмблемой бейсбольного клуба на груди и взялся за топорище колуна, торчавшего из чурбака. Хан поспешно сказал:

– На ладони поплюй – контакт будет лучше.

Рик послушно поплевал и очень даже споро застучал топором. А Хан, глядя на татушки, красовавшиеся вдоль его левого бицепса до самой лопатки, во-первых, сразу вспомнил, при каких обстоятельствах их видел (в проклятом порнофильме, где же еще), а во-вторых, мрачно подумал, что произнесённые им только что слова про контакт вызвали самые что ни на есть пошлые ассоциации только у него одного.

Кошмар, короче. Ужас. Зажмуриться и бежать в тайгу – вот всё, что ему оставалось.

Но какое там бежать! Ему, напротив, предстояло демонстрировать гостям процесс мытья в «русской сауне» и приёмы обращения с веником, ковшиком и квасом. Кому же, кроме него? Не Лорду же.

– Я молодец, – тоскливо пожаловался он Лорду, который, совершив привычный обход участка, теперь возлежал на ступеньках бани. – Вечно куда-нибудь вступлю – не в говно, так в партию.

Это было одним из любимых выражений Кэпа.

Лорд сочувственно постучал хвостом по ступеньке.

Баня пропыхтелась как раз до ужина, и Хан торжественно объявил гостям, снова спустившимся во двор и во все глаза на него глядевшим:

– В ночь не парятся – банник обидится. Пойдёмте сейчас.

– Бан-ник? – живо переспросила Реджи, удивлённо моргая, и Хан невозмутимо пояснил:

– Помывка в бане – священный ритуал для каждого русского человека, а значит, есть сверхъестественное существо, которое за баней присматривает. Банник то есть.

Он стойко выдержал изучающе-скептический взгляд Рика и так же, не спеша, закончил:

– Ополоснуться и в душе можно. А это баня.

– Ты с нами пойдёшь? – с резонным любопытством поинтересовалась Реджи, этим самым вопросом удовлетворив столь же резонное стремление Хана узнать, будет ли режиссёрша париться вместе со своей звездой. Будет, будет. И Хан с ними. Шашлык из тебя будет, короче, – вспомнил он джинна из мультика.

– А как же, – подтвердил он, подавив невольную ухмылку. – Чтобы банник вас не тронул.

– Что же он может сделать? – всполошилась Реджи.

– Ну... штанины узлом завязать. Или того... веником по заднице хлестнуть, – важно объяснил Хан.

– О-о, – протянула Реджи, и на её остроносом лице вспыхнул нескрываемый интерес к экзотическому русскому садо-мазо с использованием магических существ. Рик тоже хмыкнул и покрутил головой.

Поздно вечером Хан исправно отчитался Кэпу по телефону:

– В Багдаде всё спокойно. Съездили в город, встретились в кофейне с двумя кандидатами. Вернулись. Перед ужином парились в бане.

– Ты тоже парился? – после паузы уточнил Кэп, и Хан воочию увидел, как тот озадаченно снимает роговые очки.

– Само собой, – лениво отозвался Хан и прикусил губу, чтобы не заржать. – А то вдруг бы банник на них наскочил и того... выпорол.

– Слава, – кашлянув, сказал Кэп, – ты там не очень-то... раскрепощайся. Я начинаю за тебя волноваться. Не хочется, знаешь ли, лишиться лучшего сотрудника, в одночасье ставшего... м-м-м... кинозвездой.

– В кои веки от тебя комплимент услышишь, – Хан подпустил в голос укора, от души наслаждаясь этим диалогом. – Ради такого можно и кинозвездой заделаться, ну.

– Слава... – настороженно повторил Кэп. Чувствовалось, что легкомысленный настрой лучшего сотрудника ему решительно не нравится.

– Да ладно, мыло с пола я при них не поднимал, – заверил начальника Хан вздрагивавшим от смеха голосом. – Зато показал, что значит «прилип как банный лист к заднице».

– Сла-ва!

– Слава, слава Айболиту, слава добрым докторам! – отчеканил Хан и торопливо нажал на «отбой», хохоча уже во всю глотку. Ему несказанно нравилось дразнить озаботившегося его моральными устоями Кэпа. Это был просто праздник какой-то! Он в очередной раз от души пожалел, что не может рассказать остальным ребятам «Витязя» эту хохму.

Как не мог он рассказать Кэпу о том, что в бане все трое: он, Реджи и Рик, были целомудренно замотаны в полотенца. Это свело бы хохму к нулю.

Хан вздохнул и почесал в затылке. Он отлично справлялся тут вместе с Лордом. И вообще это была не работа, а сплошное удовольствие, благодаря милягам-клиентам. И нехилые деньги опять же. Но он снова подумал, что любые деньги отдал бы за то, чтобы сейчас рядом с ним так же весело ржали Тошка, Цыган и Прохор. Остальные «витязи».

Это, очевидно, и было пресловутое «шестое чувство», только как-то очень уж хитронавороченно выраженное, и Хан не придал ему значения. Поэтому, когда его пришли убивать, рядом с ним никого не оказалось.

Даже Лорда.

Только Рик Тайлер.

* * *

О том, что должны прийти двое кандидатов на кастинг, Хану накануне сообщила Реджи.

– Будут пробоваться двое, – она заглянула в смартфон. – Глеб и Айвен.

– Иван, – машинально поправил её Хан.

Реджи согласно кивнула и заправила за ухо прядь волос.

– Окей, Глеб и Иван. Видеоматериала нет, просто персональные данные. Мы списались через фейсбук. Иван – двадцать пять лет, пять футов восьми дюймов роста, волосы тёмные, глаза карие. Глеб – двадцать восемь лет, пять футов шесть дюйма, волосы светлые, глаза серые. Они интересно рассказали о себе. Обычно мы такого не практикуем, но можно попробовать. Придут в восемь часов пополудни.

– Понял, – кратко ответствовал Хан и отправился к монитору проверить камеры, которые, как обычно, не показывали ничего подозрительного, только воробьёв и скворцов на заборе. Дорога, ведущая от дома к посёлку, была пуста. Хан немного поразмыслил и решил, пока суть да дело, потренироваться в полевых условиях. Не в подвальной тренажёрке, где иногда он вместе с Риком тягал железяки, а по-настоящему.

На обрыве.

Замечательной особенностью дома в Заречье было то, что его задний двор выходил к обрыву, под которым плескалось Сибирское водохранилище. Местные жители гордо именовали его морем. Считалось, что с этой стороны особняк неприступен по естественным причинам, и камер тут стояло всего две. Вот Хан и собрался выяснить, насколько же дом неприступен.

Он ещё раз проверил на мониторе в дежурке, как функционируют камеры, сообщил Лорду, что тот остаётся на хозяйстве, и отзвонился Кэпу.

– Хочу попробовать попасть к нам в нору с моря, – деловито сообщил он. – А то мало ли.

«Мало ли» было сказано для проформы, но Кэп проникся.

– Ай, молодца, – весело похвалил он Хана. – Давай, работай, чадо. Сколько ты там проболтаешься? Час, два?

– Да за час, наверно, управлюсь, – бодро пообещал Хан. – В восемь две кандидатуры на просмотр придут, надо встретить.

– На медосмотр, – сострил Кэп, что Хана вдруг как-то неприятно царапнуло. Прежде шеф таких шуточек в адрес випов себе не позволял. – Ладно, держи в курсе.

И в трубке запипикало.

Задумчиво потерев переносицу, Хан отправился в гараж, где хранилось всякое специфическое снаряжение. Набрал шнуров, крючьев и другого добра. Потом вернулся к себе, переобулся в прочные ботинки. Вышел было из дома, направляясь к обрыву, но, повинуясь какому-то непонятному импульсу, вернулся обратно и, стараясь не топать, поднялся на гостевой этаж.

Из спальни Реджи неслась оживлённая болтовня – режиссёрша трындела с кем-то по скайпу, а вот из-за полуоткрытой двери Рика доносилось пиликанье игровой приставки. Хан заглянул туда – Рик валялся на кровати и мочил каких-то монстров на экране. Завидев Хана, он заулыбался и сел, застопорив свою стрелялку.

– Хай, – весело провозгласил Хан. – Не хочешь живьём погонять, не в виртуале? Возьмём наше логово штурмом с моря, вернее, выясним, можно ли это сделать. Ребята говорили, что нет. Но я решил... вот.

Он потряс рюкзаком со снаряжением. Глаза у Рика так и вспыхнули, он закивал и слетел с постели, а Хан довольно засмеялся. Он почему-то не сомневался, что Рик к нему присоединится. А как звезда выдюжит болтание на скользком склоне, ему как раз предстояло узнать.

– Башмаки покрепче обуй, – посоветовал Хан. – И куртку надень, чтобы шибко не ободраться.

Сам он экипировался, как тру-ниндзя – в чёрную водолазку, такие же штаны и ветровку.

Чёрт, всё-таки это было чистым, беспримесным безумием и головотяпством, сумрачно подумал он. Узнай про этакое Кэп – порвал бы его на лоскуты. Тащить знаменитого и, прямо скажем, дорогостоящего клиента, вверенного его попечению, на штурм какой-то скалы! А если...

– Я застрахован, – сообщил Рик, высовываясь из двери, от которой Хан деликатно отступил. Он улыбался во весь рот, застёгивая рубашку. – Но Реджи лучше не знать, куда мы полезем. Пусть думает, что мы... м-м-м...

«В бане!» – чуть было не брякнул сдуру Хан, но вместо этого рассудительно подсказал:

– Что мы поехали в посёлок за молоком.

Рик снова энергично кивнул. На местное молоко он прямо-таки подсел, Хан не представлял, как тот будет жить на америкосовской бледной жиже.

Рик и вправду просунул голову в комнату к Реджи и весело крикнул:

– Мы за молоком!

– С тобой Лорд останется, – торопливо добавил Хан, всовываясь туда же, и Реджи, обернувшись к двери, показала кружок большим и указательным пальцем, мол, всё окей.

Ну и слава Богу, с облегчением подумал Хан.

Миновав лесок, они спустились на берег по расшатанной деревянной лестничке с почерневшими ступенями, причём Рик даже не запыхался, что с одобрением отметил Хан и прищурился на солнечную рябь на воде. Волны накатывались на узкую полосу серого песка прямо-таки прибоем, как на настоящем море.

Вдоль этого прибоя пришлось идти довольно долго. Наконец Хан опустил на песок своё псевдоальпинистское снаряжение и ещё раз оценивающе осмотрел Рика: правильная одежда, то есть плотной ткани ковбойка и такие же рабочие штаны, правильная обувь – удобные ботинки на ребристой подошве. Пожалуй, парень и лазить умел. Хан в очередной раз вспомнил, что до того, как стать порнозвездой, тот вообще-то работал на стройке и служил в армии, если верить Интернету. Хана всегда подмывало уточнить, так ли это, но было неловко.

Он вытряхнул снаряжение из рюкзака и деловито сказал, переведя взгляд на особняк, белевший на вершине скалы, под которой они стояли:

– Ну что, погнали?

Рик только улыбнулся в ответ и тоже задрал голову, ища в скале слабые места. Он вправду умел лазить, и наверх они пошли на равных – не друг за другом, а рядом, на расстоянии вытянутой руки. Хан всё равно был настороже, держался слева и чуть ниже, готовый Рика подстраховать.

– Не сорвусь, не бойся, – проговорил Рик. Теперь он, разумеется, запыхался, не Терминатор же он был, в конце концов, но улыбался всё так же ясно и доверчиво, глядя на Хана из-под повязанной вокруг головы синей банданы. Хан, несколько успокоившись, улыбнулся в ответ.

Крюк за крюком – Хан подумал, потом надо будет, уже спускаясь сверху, выбить из утёса всё это добро, – один виток шнура за другим. Да, чёрт дери, тут можно было подняться – тем, кто сильно хотел это сделать. Следовало усилить здесь видеонаблюдение. Срочно. Позвонить Кэпу... возможно, прямо сейчас.

Он не позвонил, потому что Рик попросил:

– Хани? Давай передохнём.

Меряться письками – кто дольше вытянет без отдыха – он, слава Богу, не собирался. И это «Хани» в его устах прозвучало совсем не так, как звучало у Реджи. Странно трогательно.

Они стояли, держась за выступы, чуть развернувшись друг к другу и прильнув боками к тёплому шершавому лбу утёса. Рик смотрел на Хана задумчиво и мягко. Оставалось только спросить: «О чём ты думаешь?». У Хана была девчонка, обожавшая так допытываться. Хан быстро с ней расстался. О чём он думает, было исключительно его личным делом.

– О чём ты думаешь? – спросил Хан и неловко улыбнулся.

– О том, что мы скоро уезжаем, – медленно произнёс Рик. – И о том, что всё это было интересным опытом.

Он мельком взглянул себе под ноги. Сверкающая водная гладь, корявый утёс, поросший стлаником – это тоже, наверно, было для него интересным опытом, как комары и баня.

– Вы нашли то, за чем приехали? – нерешительно осведомился Хан. На самом деле он хотел сказать «того» и «за кем», но постеснялся. И вообще... «Нашёл ли ты себе партнёра для потрахушных съёмок?» – самая подходящая тема для светской беседы. Особенно когда висишь на вертикальной стене, цепляясь за неё, как летучая мышь, только что не вниз головой.

– Пожалуй, нет, – спокойно ответил Рик, правильно поняв Хана. – Не нашли, но это всё равно интересный опыт, который был не зря.

Ну вот, здрасте-приехали в прямом смысле слова.

– Ну, может, найдёте ещё, – брякнул Хан. – Вот сегодня, например, двое приходят...

Про себя он предположил, что дело наверняка оказалось в пресловутой «химии», о которой они уже когда-то толковали и которая, видать, не возникла. Сложное это дело – в порнухе сниматься, кто бы мог подумать...

Он так и заявил, не утерпев:

– Никогда бы не подумал, что это всё... так сложно. Найти партнёра для... ну... – он прикусил язык.

– Это же не просто кино, – серьёзно сказал Рик, быстро взглянув Хану в глаза. – Ты отдаёшь человеку себя. Как и он. Это полное доверие, абсолютное.

И кто здесь романтик, спрашивается?!

Хан что-то неопределённо промычал и решительно указал подбородком на вершину утёса:

– Отдохнул? Полезли тогда, а то Кэп там небось уже икру мечет, я его предупредил, что снаружи побуду с часок.

– Икру? – Рик поднял брови, с любопытством уставившись на Хана, и тот, прыснув, пояснил:

– Красную и чёрную. Это так говорится.

Рик согласно кивнул, и они так же, бок о бок, достигли края обрыва. Но Хан всё-таки вскарабкался туда первым и выпрямился, машинально отцепляя страховку. Он снова шагнул к обрыву, чтобы помочь Рику, который уже ухватился за край... когда с забора, окружавшего особняк, спрыгнули две фигуры.

Два парня, улыбающиеся во всю ширь симпатичных физиономий и вполне себе цивильно выглядевшие. Вот только на руках у них были тёмные перчатки. В конце августа!

«Иван – двадцать пять лет, пять футов восьми дюймов, волосы тёмные, глаза карие. Глеб – двадцать восемь лет, пять футов шесть дюйма, волосы светлые, глаза серые. Придут в восемь часов пополудни...»

Пришли они не в назначенное время, не с положенной стороны, и у одного из них, темноволосого, – видимо, как раз Ивана – в руке появился пистолет с навинченным на дуло глушителем.

Негромкий хлопок, второй... Тело Хана среагировало само, и он извернулся кошкой, пытаясь уклониться от неизбежной смерти, но даже пришедший вскользь удар пули в правый бок швырнул его вниз с обрыва.

Он ещё успел увидеть расширившиеся от ужаса карие глаза Рика.

Рик. Реджи. Лорд. Он отвечал за них... за каждого из них, а теперь ничем не мог им помочь! Прогнался как последний лох, как размазня малолетняя, в отчаянии думал Хан, когда не самая чистая и довольно холодная вода родного водохранилища сомкнулась над его головой. Тем не менее, сознания он не потерял и воздуха в лёгкие набрать сумел. И перевернуться на глубине – тоже.

Как и проплыть под берегом так, чтобы вынырнуть с другой стороны утёса.

Лёгкие горели огнём. Хан хватал воздух широко раскрытым ртом и не мог надышаться, мучительно соображая, почему же всё-таки из раны в боку не течёт кровь, хотя бок болел так, словно по нему с размаху зафигачили молотком.

Держась как можно ближе к скале и не выходя из воды, он осторожно засунул руку за пазуху и даже на миг зажмурился от облегчения. Пуля попала в жизненно важный орган – в айфон, находившийся в металлическом кейсе, вернее, даже не попала, а чиркнула по нему, срикошетив.

Жизнь Хану спасло изделие трудолюбивых китайских ремесленников, купленное на «Алиэкспрессе» – в этом месте могла бы быть ваша реклама!

Он отрешённо подумал, что, когда и если выкарабкается из случившейся жопы, непременно напишет продавцу. И закажет у него ещё один такой же кейс. Нет, два.

Один подарит Рику.

Рик. Реджи. Лорд. Неизвестно, кто из них останется в живых из-за его долбоебизма и головотяпства. Но сейчас не время было думать об этом.

Он прислушался – наверху было тихо.

Айфон спас его, но связи с внешним миром Хан лишился напрочь. Значит, следовало вернуться в особняк.

Вернее, здраво рассуждая, следовало двигать в посёлок и вызванивать оттуда ребят. Да хоть ментов, на худой конец. А вызвонив, тихо сидеть там и не питюкать, дожидаясь прибытия конницы Будённого.

Ясно же было, что заезжих звёзд вот так вот сразу убивать никто не собирался, кто же убивает курицу, несущую золотые яйца? Судя по глушаку на стволе и стремлению мочить охрану без колебаний, нападавшие готовились к операции всерьёз. Они наверняка не являлись членами кружка «Духовные скрепы», борцами с развратом. На разврате они хотели заработать, выбив из американцев выкуп. Благо всё, что для этого требовалось – номер оффшорного счёта где-нибудь на Багамах, куда и откуда деньги Рика или Реджи, переведённые по Интернету, уйдут с концами. Хан тоже был с концами списан ими со счетов.

Суки.

Итак, самый рациональный вариант дальнейших действий Хана был прост, как мычание: проваландаться под скалой до темноты, потом аккуратно добраться до посёлка, разыскать там местного участкового Федотыча, взять у него мобилу и отдать ситуацию в другие руки.

Что Хан мог поделать в одиночку?!

Рик. Реджи. Лорд. Они надеялись на него. Надеялись прямо сейчас.

Хан медленно, осторожно выбрался из-под скалы. Вокруг стояла тишина, только какие-то птички цвикали, попрыгивая по узкой полоске гальки, да мерно плескалась вода. Солнце клонилось к закату. Сощурившись, Хан поглядел на бегущую по воде дорожку, пощупал немилосердно дёргающий болью бок, тоскливо выругался и начал взбираться на скалу по собственноручно вбитым крючьям. В конце концов, он изначально занялся этим именно потому, что наверху стояло всего две камеры.