Текст книги "Они где-то рядом"

Автор книги: Олесь Жилинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Гринвуд-старший какое-то время думал так же, но то, что произошло с ним далее, в рамки этой гипотезы никак не вписывалось.

Сверкнет в небе звезда,

и спадет пелена

С души твоей,

Дотоле спящей.

Так знай же, человек,

То мы пришли

И путь тебе открыли…

Именно эти строчки больше всего заинтересовали в те далекие годы Ричарда Гринвуда. Над их переводом он бился дольше, чем над остальными. С того дня отец изменил свое отношение к находкам.

Человек, совершенно лишенный романтизма, чопорный и невозмутимый, он тем вечером вдруг радостно улыбнулся, а потом и вовсе захохотал. Когда взрыв веселья несколько поутих, обратился к сыну:

– Чарльз, ты видишь, какие звезды? Боже мой, как они прекрасны!

В груди юноши в тот же миг что-то кольнуло. Второй раз в жизни он увидел, как его отец дал волю чувствам, более того, смеялся, как ребенок. Чарльз посмотрел на небо. Действительно, много звезд, но ничего удивительного, тем более смешного. Просто хорошая погода и в небе ни единой тучи. Он вновь взглянул на отца, а тот, все так же улыбаясь, смотрел в небо, затем повернулся к сыну. Света луны и звезд было достаточно, чтобы увидеть его лицо и улыбку, но главное – глаза.

Чарльз знал, что отец его любит, чувствовал, но никогда Гринвуд-старший не показывал этого, будучи с сыном подчеркнуто вежливым и сдержанным. Но тот вечер был особенным. В глазах отца было столько любви и нежности, что Чарльз заплакал от нахлынувших чувств и, захлебываясь в слезах, бросился к нему.

– Папа, папа, папочка,– шептал он, рыдая, и старался спрятать лицо у него на груди.

О чудо! Ричард обнял сына, а на подобный взрыв эмоций нисколько не рассердился. Напротив, осторожно гладил его мягкие волосы, прижимая к себе, а потом, все так же нежно улыбаясь, вытирал ему платком слезы. Да, этот вечер был поворотным в жизни обоих Гринвудов.

Отец целиком ушел в изучение стихов. Он почти ничего не ел, работал даже ночью, а спал урывками, не более четырех часов в сутки. Ричард становился совсем другим человеком: веселым, жизнерадостным и открытым, именно таким, каким до того никогда не был, считая все эти качества недостойными истинного джентльмена. Он часами перечитывал уже переведенные стихи и твердил сам себе: “Я понял, понял. Я все понял.”

Ричард много писал, но свои записи никому не показывал, а по вечерам вместе с сыном отправлялся к берегу моря, туда, где велись раскопки. Именно там отец произнес слова, которым через многие годы суждено было сбыться.

– Посмотри на эти звезды, Чарльз,– тихонько говорил он сыну, когда они сидели на огромных камнях и любовались морем,– пройдет каких-то тридцать лет, и человек полетит в космос. Он будет русским.

Мальчик внимательно посмотрел на отца.

– Почему вы думаете, что он будет русским?

– Я знаю это,– загадочно ответил Гринвуд-старший,– я даже знаю его фамилию: Гагарин.

Чарли молча смотрел на отца, а тот продолжил:

– Да, я знаю, в это трудно поверить, но так будет. Вот увидишь.

Прошла неделя. Во время такой же прогулки отец помрачнел и загрустил безо всякой видимой причины. Он был настолько несчастен, что Чарльз не мог смотреть на него без боли в сердце.

– Отец, что случилось? Чем вы так расстроены?

– Мир сошел с ума, Чарльз,– ответил он после минутного молчания,– наслаждайся тишиной, скоро все исчезнет. Через три года начнется война. Кровь будет литься рекой. Смерть унесет миллионы жизней. Наслаждайся тишиной, еще три года тишины.

В тот поздний вечер отец был так мрачен, что продолжать разговор Чарльз не решился. Они так и сидели молча, не проронив ни слова, слушая шум волн и далекие трели цикад.

Глубокой ночью, уже возвращаясь в гостиницу, отец сам завел странный разговор:

– Чарльз, моя работа близится к завершению. Скоро ты уедешь домой, в Англию, к бабушке.

– А вы?– встревожился юноша.

– Я не могу поехать с тобой.

– Но почему?

Он долго молчал и смотрел куда-то в сторону, а потом еле слышно произнес:

– За мной скоро придут, я слышу их дыханье.

Чарльз был в недоумении, тревога закралась в его сердце. Ричард еще немного помолчал, а затем прочел один из стихов “солнцепоклонников”.

Ну, вот и все.

Пришел мой час,

Пришла минута расставанья.

Открылся путь,

Они пришли

Вести в чертог

Магического круга.

Старик крепко сжал голову, на его глазах блестели слезы.

В ту ночь, в далеком тридцать пятом, Чарльз проснулся неведомо от чего и, открыв глаза, увидел Ричарда, стоявшего у изголовья его кровати.

– Отец?– удивленно спросил заспанный Чарльз.– Что случилось?

– Пришел проститься,– ответил он грустным и вместе с тем каким-то торжественным голосом,– мне пора уходить. Они идут…

– Кто? Куда?– тревожно спрашивал Чарльз и попытался встать.

Отец ласково и как-то необычно посмотрел на него, на плечо положил ладонь, и тело юноши стало вялым и непослушным. Глаза так и слипались от нестерпимого желания спать.

– Сынок, тебе нельзя со мной. Я тебя очень люблю, но моя работа окончена, и мне пора уходить. Мое время пришло.

Гринвуд-старший наклонился и поцеловал сына в лоб. Уже проваливаясь в царство сновидений, Чарльз услышал его последние слова:

– Прощай, мой единственный, любимый сын.

Он долго спал. Ему снились странные, незнакомые люди. Их было человек тридцать: стариков, женщин, мужчин, юношей и девушек. Они улыбались ему. Среди них стоял отец.

Чарльз хотел подбежать к нему и обнять, как тем вечером, у моря, но не мог.

Что-то держало его, а отец и те люди, все так же улыбаясь, вдруг растаяли в воздухе, исчезли.

Чарльз видел, что находится в незнакомом месте. Да, он был уверен, что никогда не был здесь ранее. Тут море и горы, а желтый диск заходящего солнца медленно опускается в воду, где-то там, за горизонтом. Все вокруг наполнилось светом, и отчего-то радостно ему стало. Чарльз счастливо смеялся.

Сон закончился, Чарльз открыл глаза и увидел двух незнакомых мужчин в военной форме и бледного от испуга хозяина гостиницы.

– Синьор Гринвуд, проснитесь,– тормошил его за плечо человек в военной форме.

Остатки сна мгновенно улетучились. Тревога овладела мальчиком, как только он увидел военных и людей из группы отца. Все пятеро стояли вдоль стены, понуро опустив головы и безвольно свесив руки. Маленький Чарльз все понял без слов.

– Что с ним?

– Он мертв,– жестко ответил офицер,– вы обязаны пройти с нами.

Эти сухие слова обрушились на мальчика, как камнепад.

– Один, совсем один на всем белом свете!

Высохшее, как мумия, тело его отца нашли на берегу той самой бухты, где велись раскопки. Он сидел, прислонившись спиной к камню, руки безвольно свисали. На лице его навечно застыла счастливая, чуть удивленная улыбка. Он смотрел в небо, словно увидел там нечто удивительное. Таким и запомнил его Чарльз. На всю жизнь.

Примерно через год после похорон отца юный баронет, став к тому времени законным владельцем родового замка Гринвудов и солидного банковского счета, приступил к изучению дневниковых записей отца, сделанных Ричардом во время той злополучной экспедиции.

Высокие напольные часы с башенками, уютный камин, бюро и полки с книгами – в кабинете отца ничего не изменилось. Вот только его теперь не было и уже никогда не будет. Чарльз Гринвуд осторожно развязал тесемки папки и углубился в чтение. То, что он вскоре узнал, повергло его в шок: пророчества, страшные и удивительные, как на обозримое будущее, так и… Отец писал о войне и Гитлере, о победе над Германией и освоении космоса, о Карибском кризисе и многом другом.

– Отец, кем же вы были на самом деле? Откуда все это и как относиться к вашим пророчествам?– напряженно думал Гринвуд-младший и не находил ответа.

Записи отца никак не вязались с его рациональным образом мыслей и укладом жизни.

На этот раз воспоминания прервал охранник, вошедший в комнату и почтительно застывший у дверей.

– Что у вас?

– Машина подана, сэр.

– Сейчас иду.

Минут через сорок огромный черный лимузин с тонированными стеклами въезжал на территорию научно-исследовательского института.

Это был его мир, детище, созданное ради одной единственной цели– изучения Х-поля.

За двойным кольцом бетонных стен с колючей проволокой наверху, хитроумной сигнализацией и видеокамерами расположились корпуса института. Когда-то здесь был каменистый пустырь, заросший бурьяном, а теперь это место напоминало райский уголок. Жилые корпуса для многочисленного персонала, лаборатории, детские площадки и теннисный корт, бассейн и фонтан утопали в тени ухоженного густого сада. Вдоль дорожек цвели розы, гладиолусы, кусты сирени. Любого, впервые попавшего сюда человека, охватывало приподнято-радостное настроение, чего и добивался владелец. Ведь внутренний настрой персонала влияет на весь процесс работы и конечный результат.

Поднимаясь по ступеням главного корпуса, Чарльз на ходу отдал распоряжение подать завтрак на две персоны в его кабинет. Вторым был некто Николо Веллара, совладелец института и друг Гринвуда.

Компаньон разменял шестой десяток лет и уже два года как стал дедушкой. Одевался он элегантно, со вкусом, тщательно следил за своим внешним видом. Легкая седина нисколько не поубавила врожденного жизнелюбия и оптимизма.

– Привет, Чарльз,– весело скаля зубы, поздоровался итальянец и протянул пухлую ладонь для рукопожатия.

– Доброе утро,– приветливо ответил Гринвуд и пожал руку.

После традиционного завтрака с беконом, яичницей и апельсиновым соком им подали кофе. Только теперь Гринвуд коснулся темы предстоящего разговора.

– Николо, я изучил отчет Кандалаки.

– Угу,– отхлебывая горячий кофе, кивнул Николо,– я не сомневался.

– Меня интересует твое мнение.

Он тут же посерьезнел, всегдашняя беспечность и балагурство исчезли. Он даже чашку с кофе поставил на стол, отодвинул подальше от себя.

– Я тоже успел изучить отчет. Мне кажется, что русский прав. Это действительно стихи “солнцепоклонников”. Они не похожи ни на какие другие,– ответил Веллара.

– Кроме того, совпадают все необходимые данные для контакта,– добавил Гринвуд.

– Надо ехать и работать. Если этот Бориско сумел расшифровать стихи и сделать те же выводы, что и твой отец, значит, он потенциальный контактер.

– Вот это меня и пугает, помрачнев, бесцветным голосом озвучил Гринвуд мучавшее его сомнение,– Николо, я боюсь. Слишком много ошибок и смертей.

– О-хо-хо!– тяжело вздохнул Веллара, ты прав, конечно, но…

– В том то и дело, что но…

– Так что, может, отказаться, послать все к черту и, забившись в темный угол, бесцельно доживать свой век? Чарльз, к чему ты клонишь?– нервно выпалил в лицо другу Веллара и подался всем телом вперед.

Гринвуд молчал, ему нечего было ответить.

– Нет, конечно,– поколебавшись, почти шепотом ответил он удрученно,– мы оба знаем, что не откажемся.

– Значит, нечего попусту сотрясать воздух. Мы и так слишком долго топчемся на месте. Пора браться за работу.

Чарльз взял себя в руки, минутная слабость и нерешительность исчезли. Железная сила воли заставила подчинить все его мысли осуществлению задуманного, забыть о страхе, а потому дальнейшую речь он произносил с ледяным спокойствием :

– Я подготовил контракт для Бориско.

– Про его друга не забыл?

– Нет, тем более что русский сам настаивал на привлечении его к нашей работе.

– Тем лучше для нас,– удовлетворенно потер руки Веллара,– меньше будет подозрений. Тем не менее, надо будет поручить Майклу собрать максимум информации об это Николае Галушко.

– Такое поручение Майкл уже получил.

– Отлично. Когда намереваешься начать?

– Сразу после подписания контракта, плюс две недели на подготовку аппаратуры.

– Хорошо. У меня будет время подготовиться.

– Николо!

– Что?– вскинул голову Веллара и, встретившись взглядом с товарищем, переменился в лице и плотно сжал губы.

Гринвуд смотрел на него строго, но… какая-то грусть вперемежку с обреченностью стояла у него в глазах. Немая просьба.

– Чарльз, что с тобою?– удивленно прошептал итальянец.

– Николо,– слова с трудом слетали с его одеревеневших от волнения губ,– я больше не хочу ничьих смертей. Русского ученого и его друга – в первую очередь. Они не заслуживают участи Каннингема и Тотти.

Веллара погрустнел, устремив пустой взгляд в окно, нервно дернул головой и с горечью в голосе ответил:

– Ах, Чарльз, неужели ты думаешь, что я кому-то пожелаю такие муки? Я не садист. Но мы оба знаем, что из точки невозврата Х-поля назад дороги нет. Дальше – мучительная гибель, и первым на этом пути оказался твой отец.

– Так что же делать?– отчаянно вопрошал Гринвуд,– Ведь должен быть выход?

– Молиться и ждать,– повысив голос, сказал, как отрубил, Веллара и, немного успокоившись, продолжил, – мы усовершенствовали, насколько хватило ума и времени, систему слежения. Надеюсь, если в этом возникнет необходимость, мы сумеем вывести русского из состояния измененного сознания, и тогда контакт прервется сам по себе.

– Мыслеобразы?

– Да, Чарльз. Нам надо знать о нем все без исключения. От беременности матери до сегодняшнего дня. Пора готовить клон-копию сознания Бориско.

… … …

Георгий Кандалаки, старший консультант научно-исследовательского института Чарльза Гринвуда, воровато оглядываясь и то и дело спотыкаясь на булыжной мостовой, спешил на встречу с «лейтенантом» одного из самых влиятельных мафиозных кланов Неаполя – Алессандро Моринелли. Грузный, располневший грек, страдающий одышкой, до того волновался, что рукою хватался за сердце, отирал платком холодный пот с лица и шеи, даже выпил таблетку. Ничто не помогало. Ему казалось, что его несчастное сердце вот-вот вырвется наружу и с оглушительным грохотом взорвется на глазах у сотен прохожих. В каждом из них он видел Майкла, главу службы безопасности института Гринвуда.

– О мой бог, за что, за что мне такие муки? О Натали, будь проклята ты и моя несчастная любовь!– сокрушенно покачивая головой, шептал он всякий раз, когда останавливался отдышаться и перевести дыхание.

Чем ближе грек подходил к кафе, где должна произойти встреча с мафиози, тем больше он проклинал свою первую, роковую встречу с Натали. Не будь ее, не пришлось бы сейчас трястись от страха. С того памятного дня прошло двадцать три года, но любовь к Натали по-прежнему жива.

Он учился в университете, изучал историю, а в свободное время подрабатывал гидом. Благо, недостатка в туристах Греция никогда не испытывала, а изучение языков Георгию с детства давалось легко. Помимо родного, греческого языка он влаадел английским, итальянским, французским, немецким, арабским и менее хорошо, но сносно – русским.

Доход был стабильным. Хорошо воспитанного, начитанного юношу туристы обожали. Он был красив и галантен, умел ненавязчиво, тонко льстить и ухаживать. Немудрено, что приезжавшие в поисках развлечений одинокие дамы теряли голову от чар обаятельного грека. Одной из обожательниц оказалась француженка Натали.

Роскошный бюст и длинные черные волосы, тонкая талия и стройные ножки резко выделяли ее в толпе экскурсантов. Очарованный прелестью незнакомки, Георгий пустил в ход весь свой арсенал обольщения. То едва заметная усмешка, то открытая улыбка, обнажавшая великолепные жемчужные зубы. Взгляд не менее сильное оружие. Он может быть мягким и ласкающим, пронзительным и острым, а еще откровенно вызывающим и недвусмысленным. В великой науке обольщения Георгий знал толк.

Все полтора часа экскурсии он ужом вился вокруг Натали, позволяя ей рассмотреть его мускулистый торс под просвечивающей рубашкой модного фасона. Он так увлекся, что и сам не заметил, как вся группа перестала слушать его веселый треп об Афродите и Геракле и всецело переключилась на созерцание его попыток «закадрить» гордую француженку. Мужчины снисходительно улыбались и неодобрительно косились на своих не умеющих скрыть откровенную зависть спутниц.

Их роман был бурным и ослепительным, полным безумия страсти и чувств.

– Я люблю тебя, Натали,– шептал он, нежно обняв ее и восхищенно глядя в глаза, – только тебя. На всю жизнь.

– Георгий, я обожаю тебя,– отвечала она взаимностью и доверчиво прижималась к нему всем телом.

Исчезла Натали внезапно, ранним утром, а вместе с ней и все его сбережения. В полиции, куда пришел он на следующий день, ему показали несколько фотографий, и на одной из них он увидел ее , обожаемую Натали.

– Мальчик, ты нарвался на матерую аферистку,– ошарашил его комиссар полиции,– эта девушка действительно родом из Франции, но ее настоящего имени не знаем даже мы. Она поиграла тобою и скрылась, обчистив до нитки. По нашим сведениям, ты седьмой.

– Но за что? Ведь я не сделал ей ничего дурного,– недоумевал Георгий и горестно взирал на комиссара.

– Как тебе сказать?– участливо отвечал полицейский,– ей просто нравится разбивать сердца мужчин. Это у нее нечто вроде хобби, а вообще-то она специализируется на торговле наркотиками и мошенничестве.

Наступили для Георгия тяжелые, трудные годы. Деньги на оплату учебы пропали, а слово, данное умершим родителям, сдержать необходимо.

Он работал день и ночь, как вол. Отказывал себе во всем, ограничив запросы до минимума, но университет все же окончил. О, какой высокой ценой достался ему этот диплом.

Может быть, его жизнь сложилась бы совсем иначе, если бы однажды вечером он не повстречал Натали вновь. Все, что происходило далее, несчастный грек помнил плохо, как в бреду. Ее мольбы о прощении и слезы раскаяния, горячие клятвы и ночи, полные страсти и нежности. Он вновь потерял голову, он любил ее, невзирая ни на что. И снова верил ей, слепо и безоговорочно.

Пробуждение от этого безумства было жестоким. Ранним утром в его дом, расположенный в окраинном районе Афин, у живописной бухты, ворвалась полиция и без лишних слов устроила обыск, напоминающий разгром. Возмущенному такой бесцеремонностью Георгию защелкнули на запястьях наручники и предъявили ордер на арест. В его доме нашли героин.

– Где остальная партия? Где?– ревел, как медведь, следователь,– где твои подельники?

Очень скоро Георгий Кандалаки понял, что восхитительная Натали и в этот раз поиграла с ним и бросила, как ненужную вещь. Она и ее подручные, а, по мнению Интерпола, именно она, юная обольстительница, возглавляла банду контрабандистов, использовали его дом в качестве перевалочной базы. Их так и не нашли.

Суд учел смягчающие вину обстоятельства и приговорил Кандалаки к сравнительно мягкому наказанию: пять лет тюрьмы. Свой срок он отсидел от первого до последнего дня, а, выйдя на свободу, обнаружил, что бывший уголовник никому не нужен. От него отвернулись все, даже бывшие друзья. Георгий сломался, запил жестоко и беспросветно. Скорее всего, так и закончил бы свою безрадостную жизнь в какой – нибудь заплеванной таверне, если бы не его увлечение «солнцепоклонниками».

Судьба свела его с Чарльзом Гринвудом, и через какое-то время он был зачислен в штат его института.

– О боги, неужели я получил второй шанс? Неужели мне удастся наладить свою жизнь?– чуть не плача от счастья, думал Георгий, получив эту работу.

Шли годы, он понемногу начал забывать о своих бедах. Ему все нравилось в его новой жизни: высокая зарплата, замечательный коллектив, интересная работа и перспективы, но…

Вся наша жизнь соткана из таких но, сколько судеб и сердец разбилось вдребезги из-за одной-единственной ошибки. К кому-то судьба благосклонна, а кого-то бьет наотмашь. В числе последних оказался несчастный Кандалаки. Злой рок в образе коварной Натали вновь подстерег его на тихой улочке древнего города.

Он гнал ее, проклинал и кричал в лицо ужасные оскорбления, а она, скорбно прижав к груди тонкие, белые ручки, опустив повинно голову, беззвучно рыдала. Слезы, горячие и чистые, текли по ее прекрасному лицу, и столько страдания читалось в ее бездонных, как океан, синих глазах…

Безумие, страсть – они не исчезли, не растворились за годы лишений, лишь затаились где-то в глубине его души на время и вновь ожили, накинулись на Георгия. Он вновь поддался чарам Натали, он любил ее, как и много лет назад. Первая любовь – на всю жизнь, но понять это способен лишь тот, кто сам любил, а потому не стоит слишком строго судить Георгия.

Следующей ночью в номер мотеля, где Кандалаки предавался страсти с Натали, вошли трое вооруженных мужчин специфической наружности. Их угрюмый вид и недобрый, колючий взгляд исподлобья говорили об их принадлежности к жестоким мафиози красноречивее всяких слов.

– Кто вы, что вам нужно?– встрепенулся грек, но осекся под дулом короткоствольного пистолета, направленного ему в живот.

– Для начала успокойтесь, Георгий,– вальяжно рассевшись в кресле, с ленцой в голосе ответил один из них,– мы не грабители. Я кредитор вашей избранницы. Она должна мне деньги. Большие деньги,– подчеркнул он последние слова.

– Сколько?– выпалил Кандалаки и потянул из пиджака бумажник.

– У вас нет таких денег,– презрительно усмехнулся бандит.

– Я могу занять, взять кредит, наконец…

– Нет. Меня интересует информация и только.

– Какая информация?– непонимающе спросил грек и вопросительно взглянул на собеседника,– я всего лишь историк. Я не знаю ничего, что может вас заинтересовать.

– Георгий, я хочу знать, что Чарльзу Гринвуду нужно на Украине, зачем он отправляет туда вас. Ведь я не ошибаюсь, вы действительно улетаете на Украину через два дня, рейсом Милан – Симферополь? Уже и билет на ваше имя заказан,– блеснул бандит неожиданной осведомленностью.

– Археологические раскопки русского профессора, – все больше удивляясь и волнуясь, а оттого путаясь в словах, произнес взмокший от напряжения Кандалаки.

– Не верю.

– Я говорю правду. Только раскопки и ничего более.

– Дорогой Георгий, когда на кону стоят миллионы, на слово верить не принято.

– Какие миллионы?– бедный грек был совершенно сбит с толку, он решительно не понимал, о чем идет речь.

Или Натали “нагрела” их на такую астрономическую сумму? Казалось, что мафиози прочел его мысли. Лицо бандита вновь исказилось в презрительной усмешке.

– Нет, она здесь ни при чем,– процедил он сквозь зубы,– все намного проще. Дело в том, что мы вкладываем деньги в туристический бизнес Украины, и у нас есть веские причины предполагать, что ваш босс намерен составить нам конкуренцию.

– Фу-ух!– облегченно вздохнул грек и отер пот со лба,– ваши опасения напрасны. Его интересует только наука. Поверьте, он вам не опасен,– искренне ответил Георгий и даже руку положил на сердце.

– Все свои слова и клятвы можешь засунуть себе в задницу. Ты будешь составлять отчет о поездке, а мне сделаешь копию,– зарычал бандит и ткнул Георгия пистолетом в грудь,– иначе эта потаскуха,– кивнул он в сторону сжавшейся от страха Натали,– отработает свои деньги натурой, с процентами. В самом паршивом борделе.

Когда бандиты наконец-то покинули мотель, Натали горько рыдала у него на груди и, осыпая горячими поцелуями, умоляла не бросать ее в беде.

– Это был Алессандро Моринелли, подручный самого дона Марчано,– сквозь слезы рассказывала она,– они страшные, безжалостные люди. Знаю, что тысячу раз виновата перед тобою, но прошу, умоляю, помоги мне. Я не хочу быть проституткой, не хочу быть рабой.

Георгий вдруг понял, что не в силах ей отказать. Он сдался, наивно полагая, что ничего архиважного выдавать ему не придется, а значит, большого вреда он не принесет.

– Я помогу тебе, Натали,– не своим, глухим голосом произнес грек, тщательно подбирая слова,– но при одном условии: ты навсегда исчезнешь из моей жизни. Слышишь, навсегда.

Глава 3.

Интерес к Украине.

Сан Саныч вскочил с кровати, как только будильник издал первые оглушительные звуки бравурного марша. Зато Николай, скривившись и протянув руку к тумбочке, выключил ненавистную музыку и, с головой зарывшись в подушку, попытался вновь уснуть.

– Николай, ты что? Немедленно просыпайся!– энергично затряс его за плечо Бориско, едва тот сомкнул веки,– неужели ты все забыл? Нам пора собираться! Не хватало только опоздать!

– Мм…м,– невнятно ответил Галушко и перевернулся на другой бок,– сейчас встану.

Он страстно желал, чтобы это сейчас наступило часа через два-три. Утренние пробуждения по-прежнему давались ему тяжело, но не так-то просто было отделаться от Сан Саныча. Профессор применил древний, как мир, коварный, но действенный в таких случаях способ: обильно смочив полотенце холодной водой, протер им лицо Николая. Еще и будильник включил.

– Ай, ну что ты… в самом-то деле!– взвился, дернулся и моментально вскочил на ноги Галушко,– Сан Саныч, ну зачем?

– На часы посмотри. Время не ждет,– отчитывал профессор своего молодого друга тоном строгого учителя,– быстро в душ и пить кофе.

Галушко сладко потянулся, зевнул, прикрыв рот ладошкой и, шаркая босыми ногами по полу, уныло пошел в душевую. Утро начиналось так, что хуже некуда. Спать хотелось нестерпимо.

Вчера они весь день приводили в порядок его дом, готовясь к приезду гостей, и затянулось это мероприятие заполночь. Так всегда бывает: начнешь делать что-то одно, и пошло-поехало, некогда и передохнуть. Сначала хозяин дома намеревался произвести легкую уборку, затем пришел к мысли, что неплохо бы и ковры почистить, и мебель переставить, да так увлекся, что и сам не заметил, как день, едва начавшись, сменился вечерним сумраком. Зато теперь его дом, сияя чистотой и ухоженностью, был готов к приезду команды Веллары. Они прилетали на Украину сегодня, рейсом Милан-Симферополь.

– Чего им в гостинице не остановиться?– раздраженно бурчал Галушко, открыв кран в душе и никак не осмеливаясь стать под струи воды,– там отличные люкс-номера и вообще…?

Однако, вспомнив, сколько его постояльцы платят за постой, к тому же наличными, Коля перестал ворчать и совершенно забыл о своем недовольстве.

– Ничего, перетерплю как-нибудь,– уже весело думал он, натирая спину жесткой мочалкой,– хоть целый год пусть живут у меня. Лишь бы деньги платили.

Пока он приводил себя в порядок, Сан Саныч успел сварить кофе и сделать бутерброды. Старик всегда был легок на подъем, а сегодня и вовсе порхал, как на крыльях. Его неиссякающая энергия поневоле передавалась и Николаю. Второпях проглотив завтрак, они еще раз придирчиво оценили внешний вид друг друга.

Выйдя на крыльцо, Коля сладостно застонал, и невольная улыбка украсила его обычно мрачное лицо. Во дворе стоял новенький красавец -внедорожник « Фольксваген– Туарег», купленный Николаем три дня назад на деньги Гринвуда. Нравилась ему эта машина, полюбил он ее с первого взгляда так, что в груди что-то сладко подрагивало, когда садился за руль автомобиля. В контракте шла речь о покупке легкового, но было примечание, из которого выходило, что он, Николай Галушко, исходя из интересов дела, целесообразности и качества Крымских горных дорог, был волен в выборе марки авто. Вот потому и выбрал «Туарег». Уже за одно только это обстоятельство Галушко заочно полюбил и Гринвуда, и Веллару и весь их институт.

Минут через десять, закрыв ворота, они ехали в сторону Симферополя встречать дорогих гостей. Колю переполняло счастье от управления дорогим авто и немалой, просто огромной в его нынешней жизни, суммой денег, которая достанется ему в скором времени. Настроение Бориско также было приподнятым, но не из-за денег, хотя ему по контракту причиталось гораздо больше, чем Николаю, а из-за предстоящей любимой работы, отдаться которой он намеревался всецело. К встрече иностранцев оба испытывали интерес, хотя и по разным причинам.

Ехать предстояло не меньше часа по горной дороге. Коля включил радио, и салон мощного авто наполнился волшебными звуками блюза. Несмотря на солидную разницу в возрасте, а соответственно и интересах, такую музыку любили оба. И без того приподнятое настроение с первыми аккордами гитары и мелодичным, деликатным звуком саксофона и вовсе достигло пика, перейдя в фазу безграничного счастья и веры, что впереди их ждут только радостные события.

– Ой, Сан Саныч,– не в силах сдержать улыбку и переполнявшие его эмоции, не сказал, а пропел Галушко,– до чего же хорошо! Ехал бы и ехал вот так, куда глаза глядят!

– Так далеко не обязательно,– пошутил старик,– в аэропорт и обратно. Я думаю, что в ближайшие дни ты вдоволь накатаешься.

– Ой, не знаю,– весело скаля зубы, отозвался Коля,– я так соскучился по хорошим, дорогим автомобилям… а ведь когда-то у меня был «Мерседес». Тоже, скажу я тебе, автомобиль что надо.

– Да, хорошая вещь,– обвел взглядом приборную панель и салон автомобиля Бориско,– это не твои «Жигули».

– Ай!– отмахнулся Галушко от последних слов собеседника,– никакого сравнения нет и быть не может.

– Кстати,– перебил его на полуслове профессор,– ты квитанции не забыл?

– В бардачке лежат,– успокоил Коля друга,– все взял и ничего не забыл.

Помимо внедорожника, на деньги Гринвуда он купил еще и вместительный микроавтобус, тоже «Фольксваген». Второй автомобиль предназначался для перевозки аппаратуры иностранцев. Так как Бориско за всю свою жизнь водить автомобиль не научился, даже прав на вождение не имел, пришлось Коле заблаговременно отогнать микроавтобус в Симферополь и оставить на платной автостоянке, всего в какой-то сотне метров от аэропорта. Обязанности второго водителя, он уже знал это, будет выполнять кто-то из команды Веллары. Сейчас Колю беспокоило подозрение, как бы его не пересадили из «Туарега» в микроавтобус, передоверив перевозку важных иностранцев своему, проверенному человеку. Поразмыслив, Николай пришел к выводу, что, скорее всего, так и произойдет. Не станут они доверять свои жизни незнакомому человеку.

– Да и черт с вами,– вслух ругнулся Коля, вцепившись от волнения в руль мертвой хваткой.

«Когда-нибудь заработаю и на свой собственный «Туарег», – добавил он про себя.

– Чего помрачнел?– поинтересовался старик, заметив, как насупился Николай, лихо бросающий джип в затяжной поворот серпантина.

– Дорога сложная,– соврал тот.

В аэропорт прибыли загодя, без происшествий. Предусмотрительный Галушко отогнал полюбившийся джип на платную автостоянку, поставив напротив микроавтобуса, посмотрел на часы и присвистнул:

– Что-то мы, Сан Саныч, слишком рано явились. До прибытия их самолета ждать больше часа. Говорил я тебе вчера, что не обязательно вставать чуть свет и мчаться сломя голову. Я мог бы лишние полчаса поспать.

– Лучше на час раньше, чем на минуту позже,– нашелся профессор и солидно добавил, – не забывай, кого мы встречаем.

– Твоя правда,– миролюбиво согласился поклонник продолжительного утреннего сна, в душе, однако, в корне не согласный с такой постановкой вопроса.

– Мало ли что могло произойти в дороге,– продолжал развивать свою мысль знаток древних цивилизаций,– от форс-мажорных обстоятельств, к твоему сведению, никто не застрахован.

– Ладно, уговорил,– перебил Коля друга,– хватит умничать, пошли в буфет.

– Это еще зачем?– удивленно выпучил глаза Бориско,– мы же позавтракали?