Текст книги "Крик в тумане"

Автор книги: Олег Зоин

*  * *

 
Прости мне, Блок!
Она сама
Виной тому, что в строчке каждой
«Я медленно схожу с ума»,
Не утоляя взглядом жажды.
О, жажда женщин,
Ты как спрут.
Себя ж я сравниваю точно:
Бредёт пустынею верблюд,
Ему мерещится источник.
Ах, если б мог напиться я!
Жизнь выглядела бы иначе!
Кто станет выше бытия
И пожелает мне удачи?!
 

04/60

*  * *

 
Ты врезалась в душу зачем,
Красивое,
Лживое падло?
Быть может, приятна ты всем,
Но я бы тебя не распатлал,
Но я б не затискал тебя —
Я просто убил бы,
Любя…
 

Апрель 1960 года

*  * *

 
Неделя спешит за неделей,
Складываясь в года —
Ночь мы проводим в постели,
День в судорогах труда.
Рубашка износится в клочья,
Увянет умишка сорняк…
Одни умирают ночью,
Другие – в огне атак.
Я, Мадлен,
Умру не от шпаги,
Не от магаданских ветров, —
Я тебя изломаю зигзагом,
Ты же скажешь:
«Была любовь!»
А на самом деле иное:
В те мгновения я умирал,
А ты захмелела от зноя
И выползла из одеял.
Уползла недостреленной сукой,
Облизывая бока…
…Я долго застёгивал брюки
И рад был, что жив на пока.
 

Апрель 1960 года

*  * *

 
Порхают груди в сетках блузок,
Мелькают икры стройных ног.
И хоть разрез на юбке узок,
Он обмануть меня не смог.
 
 
Одна – как ты.
Но шаг был тяжек.
И очень грустные глаза.
Мне стало жаль спортивных ляжек
И я нажал «на тормоза».
 
 
Я от неё отстал,
Обижен,
Она – не ты,
Она – подвох!
Чем дальше ты,
А эти – ближе,
Печальней я в пыли дорог…
 

Апрель 1960 года

 
##################################
 

Ещё стихи 60-х…

Новогодняя ночь

 
Заспорили об электронике,
И каждый просто в драку лез.
Вдруг разлилась огнём гармоника,
Среди людей запрыгал бес…
И улыбаются солидные,
Кондуктор порицать устал, —
Зовёт гармоника бесстыдная
Сойти, как летом, в краснотал.
И – приумолкла на мгновение…
Ночь… Громыхающий вагон…
И пьяное, как все мы, пение
Уже течёт со всех сторон.
Что ж, пусть мелодия нечёткая
И несерьёзен каждый здесь,
Неважно, что кривой чечёткою
Трясется чья-то злая спесь, —
Звени, гармоничье старание,
И настроенье подымай,
Влетай с разбегу в утро раннее
Всё понимающий трамвай!
 

01.01.61

*  * *

 
Сугробца синеватое перо
Обронено метелью у подъезда.
Вхожу туда, где не бывал я прежде:
В конструкторское тихое бюро.
Открылась дверь на слабое усилие, —
Склонив головок мраморные лилии
Над снежными листами ватмана,
Над знаками колдуют непонятными
Девчёнки в белых докторских халатах —
Им, кажется, чертить приятно!
Но чьи глаза меня уже разведали,
Расплывшегося чёрной кляксою?..
Замедлили свой бег рейсфедеры
В руках влюблённых в чистую абстракцию.
И слышится притихшее дыхание,
Немое ощущается внимание…
Иду между шеренгами столов,
Гляжу в листы, где тушью всё исчерчено,
И понимаю, что простить готов
Любовь к абстракции этим прелестным женщинам.
Теплеют взгляды, брошенные сбоку,
Уже я свой им, ближний, а не дальний,
И замечаю рядом с готовальней
Помаду и раскрытый томик Блока…
 

Январь 1961 года

*  * *

 
Кто-то камень закинул в озеро:
Засмеялась вода. И опять
Замолчала глубокая прозелень,
Заскучала зеркальная гладь.
Не вскипела вода, не ответила,
Оскорбления не заметила…
Устоялась, тихони тише,
У неё такое чутьё!
Чу! Поодаль от ребятишек
Входит женщина в неё.
Входит женщина.
Почему же
Улыбающаяся она
Вдруг плаксиво окликнула мужа,
Острый камень подняв со дна?
Ах, ты озеро, смех кругами!
Смех, наивнейший смех на свете!
Знай, что если швырнули камень,
Это кто-то в улыбку метил.
И бывает порою с нами —
На пинок отмахнёмся нестрого…
Кто-то в воду бросает камень, —
Кто-то завтра
Поранит ногу!..
 

06.10.61 г.

Птицы

Галине Х.

 
В психиатрических больницах
В решётках окон бьются птицы.
Страдают, мучаются, но —
Не в силах вышибить окно.
Прочны небьющиеся стёкла
И сталь решеток – ой! – крепка.
Под взглядом докторским поблёклым
Слабеет пленника рука.
 
 
Всё мягче бьются в стёкла крылья,
И ураган относит крик.
Что зов?
Он словно в чернобылье
С антенн срывающийся Григ.
Что музыка борьбы для мира?
Одним – подобострастья визг,
Овации – пустым кумирам,
А нам – решёткой подавись!
 
 
И птицы глухо бьются в окна,
Наивно по свободе сохнут,
Но понапрасну всё равно,
Но понапрасну всё равно,
Но понапрасну всё равно —
Крылом не вышибить окно…
Ах, если б всем нам подналечь,
В канаты мускулы свивая,
Сорвать стоп-кран,
                                  кутузки сжечь,
Птиц на свободу выпуская!..
 
 
Но нет, сто раз с проклятьем – нет!
Пусть будет горечь расставаний,
И тусклый день, и звон монет,
И кинозвёзды на экране…
За горизонтом целей вздорных
Свободы птицы не найдут,
И, высоко поднявшись в воздух,
Опять на камни упадут.
 
 
Не лучше ли внушить калекам,
Что завещали предки им:
В душе остаться человеком,
Пускай бескрылым,
пусть немым.
 

08.10.61 г.

*  * *

 
Неясного чего-то хочется —
Какой-то нежности и ласки,
Чтоб не по имени да отчеству,
А запросто, на «ты»,
                                    по-братски.
По-братски или по-сестрински?
Или с кольцом горячих рук?
И тихо падают снежинки
К столбу,
                  на света полукруг.
А ночь прозрачна и загадочна,
Как миллионы лет назад,
И нам итти ещё порядочно
Сквозь влажногубый снегопад …
 

Около 1962 года

*  * *

 
– Ты помнишь, есть пейзаж у Нисского?!
Там небо тёмное и низкое,
И стройных сосен
Строгий взлёт,
И вдаль спешащий самолёт.
Под ним – болота…
Колыма…
Россия…
Красная зима…
И кто подумать мог когда-то,
Что лайнеры пойдут во тьму?
Уходит время,
Блекнут даты —
Забудем и про Колыму!..
Забудем белое безмолвье,
Конвоя удивлённый мат,
Когда по утру – шасть в зимовье! —
А там стеклянно все лежат!..
Как властно, мощно ходят АН'ы!
Летят, летят, летят, летят…
Над Абаканом к Магадану,
А снизу души к ним летят!
И я художнику завидую
За то, что ничего не выдумал!
Как благодарен я ему
За самолёт на Колыму,
За небо,
Тёмное и низкое,
За сосны,
Строгие и близкие…
…Проснись, Россия-Колыма! —
В ответ бесчинствует
Зима…
 

Февраль 1967 года

*  * *

 
В душе мы все, конечно, инженеры,
В мечтах мы замки строить мастера.
И по утрам,
С лучом проснувшись первым,
Улыбчато уходим со двора.
С упрямством благородным,
Донкихотским
Сражаемся с нелепостью и злом.
И если к вечеру устанет благородство,
И тени сговорятся за углом,
И если мрак —
Он вездесущ —
Прибудет,
И мы угомонимся до утра —
Что удивительного?
Мы же просто люди.
А завтра встанем —
Чудо-мастера…
 

6 марта 1967 года

*  * *

 
Нам отпущена минута —
Золотистое мгновенье,
От рассвета до заката
Миг бездымного горенья.
Из бездонного колодца,
Из стихии,
Из галактик
Возникаем,
Чтоб бороться —
Краткий фактор,
Яркий факел.
Пьём вино,
Едим глазуньи,
Любим в танце забываться,
Чтоб потом на амбразурах
Тонкой песней обрываться,
Чтоб навеки прекращаясь —
Превратиться в почку бунта…
А вот сердцу мало счастья
Пересчитывать секунды.
Пять…
Четыре…
Три…
Секунда!
 

Лето 1967 года

*  * *

 
Я принесу тебе птицу,
Сизую, как туман, —
Подстреленную орлицу,
Клюнувшую на обман.
 
 
И зашепчутся листья вязов,
Роса упадёт на луг —
Сердце её увязнет
В стынущей крови, как плуг.
 
 
С тополя пух закружится,
Потускнеет орлиный глаз…
Я принесу тебе птицу —
И беда случится у нас.
 

Лето 1967 года

*  * *

 
Любимая была ко мне добра —
Она к лицу мне подносила руки,
И мне бы целовать их до утра,
И делать это нежно, а не грубо.
В прожилках трепетных,
Теплы, как белый свет,
Они так ласковы,
Так жалостны,
Так любы!..
Я целовал бы руки те
Сто лет,
Когда бы не были
Нежней любимой губы.
Но всё-таки,
В порыве голубом,
Когда мы оба —
Неразъединимы,
Я чувствую, счастливый,
За плечом
Простую нежность
Рук моей любимой…
 

Лето 1967 года

Невеста

 
Наш дом девятиэтажный.
И вот,
У всех на виду,
Вчерашнюю Таньку важно
Подружки под ручки ведут.
Из окон сотнеглазым соседом
Глазеет честной народ.
А на Таньке
Белое платье
И огромный
Модерный рот.
И, чтоб жён не обидеть,
Чинно,
(В этом деле не дураки!)
Глядят на невесту мужчины
И согбенные старички.
Ах, Танечка,
Таня,
Татьяна!
Принимай наших взглядов
Парад!
Парни,
Сжав кулаки в карманах,
С безразличным видом стоят.
Ты не верь нам,
Тебя надули —
Каждый из нас хитрец.
В восторженном карауле
Дивизия наших сердец!
Невеста!
И млеют этажи, —
Им радостно до боли.
Уходят девочки в жизнь,
Как белые яхты
В море…
 

22.10.67 г.

*  * *

А-ру Полевичу

 
Сквозь метели мятежные души стремя,
Умираем у теплых домов на пороге.
Мы – скитальцы.
Цыганская наша семья
Знает только дороги, дороги…
Всё ложатся на звёздную карту судьбы
В бесконечные дали маршруты,
И уходят разведчики, дела рабы,
В стылонебое, мокрое утро.
Что нас встретит в пути?
Пропасть? Птичий базар?
Кто ответит ключом на морзянку?
И ступает нога на холодный базальт,
Где прошлась, может быть, марсианка.
В необычное верим,
Волшебного ждём.
Мы – пульсары с периодом строгим.
Наши души мятежные
Звёздным дождём
Опадают у тёплых порогов…
 

15.06.68 г.

*  * *

 
Сухая осень. Тихая погода.
Сентябрь прозрачен. Клёнов меднолёт.
Мы ссоримся.
Такая уж порода
У нас, раз всё идёт наоборот.
Куда ты, стой!
Но ты уходишь в ясность
От путаной нечёткости моей.
Теорий ищешь прочных, безопасных,
А мир гипотез зыбче, но милей.
Не каждому понять рациональность,
И нужен ли он, чёткий эталон?
Да здравствует приятная банальность,
Когда вдруг открываешь, что влюблён!
Период краток пусть полураспада,
Но атом жил, и значит, стоит жить!
Рычит диктатор, утешает падре,
Лгут, издеваются над толпами мужи…
В потугах бьются пастыри напрасно:
Любовь – свободна, человек – велик!..
Ты вдалеке мелькаешь платьем красным —
Прошу же, стой!
Остановись на миг!..
 

Лето 1968 года

*  * *

 
Ах, молодость, приятно вспомнить
Твои чудачества, когда
Мы были глупы и нескромны
В те баснословные года!
Мы были наглы совершенно,
На мир глядели сверху вниз,
Для нас был богом Евтушенко
И дьяволом – к а п и т а л и з ь м.
Но восхищаясь ихним джазом
На мирных форумах земли,
Мы на портрет косили взглядом —
Не возражает Ленин ли?
Нет, он не возражал, он верил,
Он проникал и понимал,
Что донесёт октябрьский ветер
До внуков «Интернацьонал».
Но ветер стих. Угасли звёзды.
«Авроры» якорь заржавел.
И понял я, что рабством создан,
Что дух протеста захирел…
Когда заходит в город тесный
По переулкам темнота,
И телевизор перед креслом
Гарцует странно, как кентавр, —
Тогда я чувствую усталость
В борьбе за счастье и прогресс.
Ах, молодость, отгарцевалась
Ты навсегда! А нам – под пресс…
 

Лето 1968 г.

 
П  Кардиограммно плачет сводка,
О  Прогноз на завтра – шторма шквал.
Р  Ты ждёшь меня в порту Находка,
Т  А я плыву, но плыть устал.
.   Тысячесильные машины
*   Винтами вклинив в океан,
Н  Оранжевую бригантину
А  Веду в твой порт из синих стран.
Х  Твой город занесён метелью,
О  На сопках сосен сонный скрип,
Д  И люди молча индевеют,
К  Напоминая спящих рыб.
А  И только – словно сердце утром —
 *  Вскипает жизнь в твоём порту,
    И мола голый нерв укутан
    В клокочущую темноту.
    Прогноз на завтра – ад кромешный
    Но надо, надо мне дойти!
    Находку, порт, тебя, конечно,
    В аду том должен я найти.
    За то, что ты ждала на пирсе
    И вглядывалась в океан,
    Лети, оранжевый, как выстрел,
    Корабль под флагом синих стран…
 

Лето 1970 г.

*  * *

 
Я – археолог.
Кладоискатель.
Неинвентарная голова.
Ищу громовые раскаты
И тихо вымершие слова.
Вот, например, словцо – «мыслитель».
Был Аристотель и Гегель был.
В прошедшем времени, простите,
Таких я не оставил бы…
Или такое,
Полное свободы,
Неподвластное ржавчине:
«Да здравствует власть народа,
Долой  с а м о д е р ж а в и е!»
… Ищу миноискательно
Понятий старых клад,
Радуюсь зыбкому:
Как хорошо,
Что издаётся Кант,
И есть «Аврора»,
Нацеленная на Зимние!..
 

24.09.70 г.

Дубовая роща

 
Запоздалая осень на охотничьих тропах —
То зажжётся хвостом промелькнувшей лисы,
То заплачет дождём над заросшим окопом
Этой, в грозную пору, фронтовой полосы.
Тихо спят на деревьях отгремевшие залпы —
Ты их криком, как птицу, смотри не вспугни!
Если б каждый, кто лёг здесь, да смог бы, да встал бы —
На поверку повзводно пришли бы они…
Год за годом война вспоминается проще:
День Победы.
Последние взвизги «Катюш».
Я запомнил другое —
Дубовую рощу.
Сорок «тигров» на десять расхристанных душ.
И пробитые насмерть холодною сталью,
Припадали к траве, утопая в её теплоте.
Билась в дальнем сибирском колхозе Наталья
И Гюльнара стенала в Алма-Ате.
Здесь – последний упал.
Видишь, корни у дуба
Узловатыми пальцами сжали траву…
Я – молчу.
Я кусаю дрожащие губы.
Я зачем-то за этим окопом  ж и в у !?
 

Лето 1970 года

*  * *

 
Я снова приеду, я снова
Молча тебя обниму.
Мне так без тебя хреново,
Что сам себя не пойму.
Приблизь доверчиво губы,
Скажи «Ждала! Без вранья!»
И если я буду грубым,
То, значит, это – не я.
Не терпи,
Если встретились плохо,
Не теряй понапрасну ночь.
Такая у нас эпоха —
Немилый уходит прочь.
Но если по сердцу нежность,
Если губам тепло,
Будь же смелее, чем прежде,
Всем пересудам назло!
 

28.03.73 г., вечер, поезд № 45

«Волгоград – Москва»

Камазонки

 
Холодно.
Снежок поскрипывает тонко.
Автобусы натужно старт берут.
Валенок о валенок —
Танцуют камазонки,
И, варежка о варежку,
Азартно руки трут.
В морозном, обжигающем тумане,
В железной суете начала дня
Ресниц заиндевелых трепетанье
Вдруг согревает радостью меня.
И – не страшны авралы и прорывы,
Планёрок хамство,
Ветер высоты…
Уходят камазонки горделиво
На ежедневный конкурс красоты.
Конвейер, он не терпит препирательств,
Неумолим его упрямый ход,
И девочка в голубеньком халате,
Играючи деталь, как кисть, берет.
Движенья то́чны, кратки, грациозны, —
И обретает форму грузовик,
Чтобы умчаться сквозь туман морозный,
У светофора тормознув на миг.
Ещё минута, он – Лови! – у горизонта…
Из проходных к автобусам девчоночки бегут.
Валенок о валенок – танцуют камазонки,
И – варежка о варежку —
Азартно руки трут…
 

Январь 1977 года

*  * *

 
Хирурги нынче – сущие умельцы!
И если сердце требует ремонта,
Вы можете ещё поправить сердце,
Хирурга пригласив по телефону.
Никто так ловко нудную работу
Не делает, как эти питухи!
Интеллигентно, быстро и добротно
Хирург зашьёт, коль надо, потрохи…
Как взмах ресниц, мгновенье жизни кратко —
Блеск скальпеля. Взрыв бомбы. Рыбы всплеск.
Вселенная. Нули. Цирк. Клоун. Песня сладкая,
Легко взлетающая до небес.
Но если сердце ищет пониманья,
А встречь ему всё ложь и маята, —
Зовётся то, что храбрых подло ранит,
Зимой любви, разлукой навсегда.
Но, ветер, рви полуденную дрёму!
Греми, гроза, взмывай ракета ввысь, —
Земля цветущих ласковых черёмух,
Мне снова утром тихо улыбнись!
 

Весна 1977 года

Диктатура

Неподражаемо лжёт жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи…

Марина Цветаева

 
Страна с диктатурой дружила,
Воздвигая свои этажи, —
Жадно над нами кружила
Жёлтая птица лжи.
Миллионы лучшей породы
Людей легло на дно, —
Во имя единства народа
С партией нашей родной.
Оказалось, с народом драться
Новые баре непрочь, —
Вспомните восемнадцатый,
Коммунизма военного ночь!
А если хотите увидеть
До чего же был путь прямой, —
Вспомните Орджоникидзе,
Кирова и 37-й!
Два фашиста браниться стали,
На народ погнали народ.
Победил наш товарищ Сталин
Лет на сорок пять вперёд.
И хотя уже кормчего нету —
Фашизм на холке у масс.
Теоретики партклозетов
Охмуряют рабочий класс.
Вытягивают из нас жилы
Государственные мужи…
И кружит, как и кружила,
Жёлтая птица лжи!
 

Июль 1977 года

Крик в тумане

 
«Ночная жизнь в Челнах!..» – сказал весьма лукаво
Наш друг Андре Ремакль, отпетый жизнелюб.
Он прав, конечно в том, что жизнь кипит вулканно, —
Ночная жизнь берёт своё с челнинских губ!
Когда идут дожди и падают туманы,
Когда собачья дрожь прохожего гнетёт, —
На улицы Челнов выходят хулиганы,
Чтоб по-французски здесь остаться тэт-а-тэт…
В общагу поскорей – согреться поллитровкой.
Аллах любимый мой да сохранит меня!
Бредут гурьбой бичи, за ними гурт – бичёвки,
Согреются они у Вечного огня!
Вставай, Муса Джалиль, простреленное сердце
Беляеву снеси на блюде от души.
Пусть мелет совьетхан то сердце с горьким перцем
И сделает, шакал, с тем фаршем беляши!
Отец родной Челнов, он лучше прочих знает
Голодных работяг нешуточный настрой.
Послушай же, как он Ремаклю заправляет:
«Про кладбище вопрос ужасно непростой!
Нам негде хоронить своих первопроходцев —
Инфаркты их, представь, удавами и – в гроб!..
А мне создать уют ребятам в яме хотца,
И я вопрос решу, не то мне лопнуть чтоб!..»
Ремакль смотрел Челны сквозь стёкла в ресторане,
Армянский пил коньяк, жрал русскую икру,
А рядом за окном раздался крик в тумане —
Кого-то подберёт милиция к утру…
Вставай, Муса, браток, бери покрепче камень,
Ночную жизнь крушить партийную давай.
Мы не были с тобою отродясь волками,
Поэтому, Муса, товарищ мой, вставай!
 

1 час 30 мин.

17.12.79 года

*  * *

 
Прёт истребитель в небо по гиперболе…
Я вздрогнул,
Глянув вслед поверх плеча —
Запаздывает звук, взыграв над вербами,
Железным зверем в облаке рыча.
От чуда техники
След остается тоненький,
Оно, как шприц, вонзается в зенит!
Дурманно-душно дышится над донником,
И бомбовозно,
Грузно шмель звенит…
ХХ-й век, такой безумно правильный —
Цветок,
Ребёнок,
Синяя река…
И как проклятие,
Вполнеба вдруг над травами —
След самолётный
В средние века!..
 

Москва, 16.03.80 13.45

Авианосец «Киев»

 
Доктрина наша жёстко запрещала
Авианосцы строить сорок лет.
И вот он – «КИЕВ»!
Торжество металла
И командир вальяжный, как валет…
Экватор режет вкось стальная масса.
Взлетают вертикально летуны.
По трапам скачет молодое мясо,
Чтоб воевать за мир, против войны.
Занятны диалектики извивы —
Сначала голубь мира был кумир,
Затем борьба за мир и «панча-шила»,[2]2
  «Панча-шила» – 5 принципов мирного сосуществования Джавахарлала Неру.


[Закрыть]
И, наконец, война – война за  м и р!
Полундра, братцы! Вспять меридианам,
Поближе к берегам далёких стран!
Мы убедим ракетой интриганов,
Что прав наш престарелый капитан…
 

Москва 17.03.80 г

*  * *

 
Метёт позёмка по аэродрому,
Взлетает «ТУ»,
Ложится на крыло…
Москва внизу,
Но далеко до дома,
В котором ты
И, стало быть, тепло.
Ещё неделю проявлять сноровку,
Искать решенья
И искать ночлег…
Как же длинна
Порой командировка
В наш электронный,
Суматошный век!..
А «керогаз» залез на 10 тысяч.
Ревут турбины,
Славя коммунизм,
И стюардесса,
В кресла задом тычась,
Нам демонстрирует
Свой безупречный низ.
Но что мне эта приторная баба?
К тебе душа парит, как дельтаплан, —
Домой пора,
Обнять тебя пора бы,
Но «ТУ» упорно делает финплан.
Динамик повествует о прилёте,
Ты далека,
Ещё не скоро в дом…
И так всю жизнь —
Верхом на самолёте,
С аэродрома —
На аэродром…
 

Казань, 20.03.80

Духи «Фиджи»

 
Есть в океане острова – Ох, дальние! —
Мечта розовощёкого раджи.
Там дует бриз и пахнет пальмами.
Это – Фиджи!
Там ходят девушки совсем без зонтиков,
Лишь в том, в чём мама родила,
И пахнут девушки экзотикой.
Как пахнут их точёные тела!
Песком прибрежным бегают пай-мальчики,
Тюльпанами пипирки заменив —
Над ними, видно, шефствует романтика,
А стиль старушки этой шаловлив!
С кораллового грота,
Нерешительно,
Выходишь ты, улыбкой одаря,
Несусь к тебе,
Принцессе восхитительной, —
Племяннице подводного царя.
Но через час над синими атоллами
Туман молочный тихо скрыл двоих.
Мы таем в нём,
И всё висит над волнами
Волшебный запах орхидей твоих…
 

Казань, 21.03.80 г.

*  * *

 
Мы – ягода хмельная, мы – бродило.
Мы – мир пронзившая невидимая ось,
Когда в семнадцатом Россия задурила, —
Видать, бродило в чаны пролилось!
Элита разума, интеллигенты,
Мы презираем тирании зло.
На виселицу, в каторгу и «к стенке»
Спокон веков упрямство нас вело.
Судьба наша – светить другим, сгорая.
Мы счастливы от яростной судьбы!
Мы – мазохисты. Нам не надо рая,
Не надо сытости, не надо похвальбы.
Иезуитов мира обличаем,
А между тем, в глазах блестит слеза.
Ничто не возникает из отчаянья —
Добро не всходит, не растёт лоза.
Зачем когда-то в православном храме
Мы богохульствовали, дети и отцы?
И души прадедов утюжа тракторами,
Мы радостно смеялись, подлецы…
Мы – мир пронзившие за сотню лет насквозь,
Фермент чумы, начало разрушенья,
Мы бешенства опасный ржавый гвоздь, —
Мы – для чего?
Для смеха и забвенья…
 

1957–1981 гг.

*  * *

 
Какая благость эти поезда,
Когда в купе,
Жарой промаринован,
Ты ищешь рифму к слову «ерунда»,
И, не найдя, «Боржоми» дудлишь снова!..
Дороги все ведут теперь к Москве,
Как раньше в Рим вели,
В Париж и в Мекку.
Под косогором,
Во густой траве
Пьют бражку три весёлых человека…
Лариса дремлет…
Мысль почти что спит,
И, проходя, зевает проводница…
А поезд неустанно нас стремит
В далёкую дождливую столицу.
 

15.06.80, 16.41, поезд № 311

Круглое Поле – Москва, ваг. № 4,

где-то за Рузаевкой.

*  * *

 
Москва – большая олимпийская деревня,
Здесь встретишь эскимоса и пигмея.
Брожу под марши по бульварам древним,
От восхищения взволнованно немея.
Везде – в метро,
В подземных переходах
Уродцев олимпийских тьма, с запасом —
Портрет абстрактный нашего народа, —
Строителя, спортсмена, свистопляса!..
Я думал, что народ – это все мы,
И тётя Хая и, конечно, дядя Ваня.
Но оказалось, будучи людьми,
Мы, тем не менее, всего только миряне.
Народ же – знай! – передовая часть!
А часть отсталая,
Плетущаяся следом, —
Все остальные, серая напасть,
Элиту укрывающая пледом.
Нетёсанное, злое гражданьё,
Простые олимпийские уродцы…
Да зд-р-равствует отечество моё,
В котором надобно за каждый день
Бороться!
Я думал, я – основа, я – народ,
Но, выявилось, зверски ошибался.
Москва – дурдом,
И в нём я – идиот —
Вновь к  Д о к т о р у  на удочку
Попался…
 

Москва, август 1980 года