Текст книги "III рейх. Социализм Гитлера"
Автор книги: Олег Пленков
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА II
РОЛЬ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ФОРМИРОВАНИИ «НАЦИОНАЛЬНОЙ ОБЩНОСТИ» В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ
«Свобода от нищеты и голода важнее всех других свобод».
(Улоф Пальме)
«Если рабочий знает, что предприниматель – это его товарищ, то можете потребовать от такого рабочего что угодно».
(Роберт Лей)
«Каждая по-настоящему социальная мысль является, в конечном счете, национальной».
(А. Гитлер)
Общие основания нацистской социальной политики
Первая мировая война показала, что специфические условия гражданского мира и общенациональные переживания трагедии войны ведут к мобилизации и консолидации наций; но и у мобилизации есть границы. На одном из собраний функционеров ДАФ (Немецкий рабочий фронт) Роберт Лей заявил, что главная причина поражения Германии в Первой мировой войне – физическое истощение народа; необычайно однозначное и прямое для нациста суждение. Там же он предостерег от подобного порочного пути в будущем. Начальник экономического отдела вермахта генерал Томас, напротив, требовал осознания рабочим классом перспективы тяжелейших перегрузок всего общества в предстоящей войне. Две противоположные точки зрения вошли в столкновение, но Лей продолжал настаивать на своем, и в этом его поддерживал Гитлер[127]127
Mason Т. W. Sozialpolitik im Dritten Reich. Opladen, 1977. S. 16.
[Закрыть]… В ситуации, когда отношения между рабочими и нацистским режимом могли обостриться, Лей (чтобы сформулировать критерии собственной социальной политики) обратился к опыту Первой мировой войны. Есть все основания считать, что ввиду предстоящей милитаризации экономики нацистский режим считал социальную проблему одной из наиболее серьезных. В одной из застольных бесед, в начале ноября 1941 г., вспоминая первые послевоенные годы, Гитлер сказал: «Я сказал себе тогда, что решающим фактором в истории является социальный фактор. В XVII–XVIII веках верили, что можно его обойти, не отменяя крепостной зависимости… По приходу к власти мы имели классовое государство. Лишь с его устранением нам удалось по-настоящему освободить силы нации»[128]128
Цит. по: Zitelmann R. Hitler. Selbstverständnis eines Revolutionärs. Hamburg, 1987. S. 87.
[Закрыть]. 15 июля 1925 г. Гитлер заявил: «Если мы стремимся к созданию подлинной национальной общности, то мы ее можем построить только на основе социальной справедливости»[129]129
Zitelmann R. Hitler. S. 88.
[Закрыть]. После 1933 г. Гитлер, не имея собственной теории общества и теории социальной политики, довольно быстро смог превратить исключительную ситуацию в социальной сфере в систему. В партийной программе (13–17 пункты) были представлены лишь лозунги полу-социалистического или мелкобуржуазного характера. Исходя из опыта Первой мировой войны, Гитлер ограничился декларированием народной общности, лозунгом об окончании классовой борьбы, а также объявлением войны марксизму и либерализму; на деле же он начал строительство обширного и импозантного здания социальной политики. Гитлеровское отношение к социальной сфере не было новацией, но покоилось на солидной базе европейских, и особенно германских, достижений в этой сфере. 30–40 гг. составляют важный этап в становлении современной социальной политики; именно в эти годы в ряде западных стран государство, подстегнутое последствиями Великого кризиса 1929 г., взяло на себя многие обязательства по расширению социальной политики; для населения важнее всего была стабилизация занятости и выравнивание доходов. Расходы на социальное обеспечение в Германии в процентном отношении к брутто-социально-му продукту росли следующим образом: 1913 г. – 3,1 %, 1938 г. – 6 %, 1970 г. – 19,9 %[130]130
Teppe K. Zur Sozialpolitik des Dritten Reiches am Beispiel der Sozialversicherung // Archiv für Sozialpolitik, 1977. Bd. 17. S. 195.
[Закрыть]. Вторая мировая война во многом стимулировала расширение сферы социальной политики и увеличение в ней роли государства. Мобилизация всех национальных ресурсов, регулирование рынка рабочей силы, задачи обеспечения населения, декларированное стремление к справедливому распределению тягот войны на все социальные группы – все это открыло двери для активизации роли государства в социальной сфере. В этих условиях сразу стал очевиден дефицит прежней социальной политики, будь то страхование здоровья, участие государства в решении жилищной проблемы, в организации народного образования, в поддержании чувства национальной солидарности; все эти проблемы подталкивали к переоценке роли государства в социально-политической и социально-экономической сферах. Это функциональное усиление роли социальной политики заметно в 30–40 гг. во всех европейских странах, даже в США, где долгое время социальная политика была делом всевозможных частных благотворительных организаций. Германия же еще со времен Бисмарка имела лидирующие позиции в социальной политике (которая, собственно, там и родилась) и к моменту прихода Гитлера к власти эти позиции сохранила.
Важно иметь в виду, что если на Западе только после Второй мировой войны начался постепенный отход от старого способа политической легитимации государства имперскими ценностями и ценностями национального государства к легитимации его путем активной социальной политики, ценностями welfare state (государства благоденствия), то в Германии дело обстояло несколько иначе. Хотя после войны в ФРГ проводилась интенсивная социальная политика (в том числе и по причине дискредитации понятия сильного государства), однако и при нацистах в социальной сфере в Германии делалось довольно много, гораздо больше, чем в других европейских странах. Иными словами, в нацистской Германии имперская легитимация государства сосуществовала с социальной, а в остальных европейских странах способы легитимации чередовались. Только после Второй мировой войны немецкое лидерство по созданию консолидированного welfare state перехватила Великобритания с ее планом Бевериджа, а затем и энергичной социальной политикой лейбористов, пришедших к власти в 1945 г. В 1942 г. лорд Беверидж докладывал правительству, что цель современной социальной политики «состоит в разработке долгосрочной программы, направленной прежде всего против великих социальных зол – нищеты, болезней, нужды, безработицы»[131]131
Кризис современного капитализма (Социальные аспекты). Ч. 2. М., 1985. С. 28.
[Закрыть]. В Третьем Рейхе к этим проблемам обратились несколько раньше, да и во время войны в большинстве воюющих стран лишения мирного населения были большими, чем в Германии. Это видно хотя бы на примере женского труда, от использования которого в нацистской Германии практически (по сравнению с демократическими западными странами, не говоря уже об СССР) отказались.
Впрочем, при рассмотрении оснований нацистской социальной политики следует прежде всего обратить внимание не на европейский контекст, а, скорее, на особую роль социальной политики в Германии в прежние времена. Удивительно, что в Германии, которая до 1848 г. в промышленном развитии отставала от европейских государств, социальные проблемы стали обсуждаться задолго до 1848 г. Обсуждая возможную терапию для смягчения противоречий между имущими классами и пролетариатом, их затрагивал не только Гегель, но и многие его немецкие современники. В Германии задолго до Маркса открыли революционные потенции пролетариата, но использовали это открытие не для насильственного подавления пролетариата, а как повод для социальных реформ, за которые и взялось государство. Еще в 1865 г. в прусском ландтаге Бисмарк сказал, что короли Пруссии никогда не были королями богатых, но всегда заботились о защите и обеспечении бедных. Эти слова Бисмарка можно с полным правом отнести даже к прусскому королю Фридриху II (в большей степени, чем к его современникам – просвещенным европейским монархам XVIII века). С некоторой натяжкой Пруссию можно назвать «социальным королевством», давшим решающий, толчок появлению европейской социальной политики. По существу, именно благодаря этой традиции социальное обеспечение к 1933 г. уже было постоянной принадлежностью немецкой политической культуры и государства. Немецкое государство обосновывалось скорее не метафизически, а утилитарно, и социальная безопасность и благополучие были неотъемлемой частью этого обоснования[132]132
См.: Eghigian G. Making Security Social: Disability, Insurance, and the Birth of the Social Entitlement State in Germany. Ann Arbor, 2000. P. 287.
[Закрыть]. Именно по этой причине социальное государство процветало в Германии и при нацистах, и при коммунистах, и в ФРГ.
Не будет сильным преувеличением сказать, что современная социальная политика родилась в Германии (Пруссии) в 80-е гг. XIX века с социальными гарантиями Бисмарка – именно они дали первый пример создания современной системы социального обеспечения. При помощи законов 1880-х гг. о социальной защите на случай болезни, несчастных случаев, инвалидности, старости, – Германия добилась впечатляющих успехов в борьбе с нищетой. Это была первая в мире система социального обеспечения, которое вообще было величайшей находкой социального государства. Немецкое лидерство в этом вопросе обыкновенно объясняют стремлением Бисмарка предотвратить рост влияния социал-демократии, но объяснение это представляется слишком простым – перед перспективой усиления влияния классовых партий стояли многие европейские государства. Тезис об особой боевитости немецкого рабочего класса также отпадает, так как классовые рабочие организации, напротив, опасались государственной социальной политики – это отбирало у них хлеб. Ясно ведь, почему большевики и Ленин так яростно нападали на частичные социальные улучшения – они не вписывались в их концепцию; также и СДПГ и немецкие профсоюзы долгое время были против социальных реформ.
В кайзеровской Германии социальная политика также находилась в центре внимания и политиков, и общественности (во многом благодаря социал-демократам – самой мощной и многочисленной рабочей партии того времени), и ученых (сторонниками и пропагандистами активной социальной политики на фоне политической мобилизации трудящихся на активную имперскую и мировую политику были крупные немецкие мыслители рубежа веков: Макс Вебер и Фридрих Науманн). Идеи Фридриха Науманна об активном вмешательстве государства в экономическую и социальную политику стали частью традиции немецкого либерализма. Благодаря политике в социальной сфере Германия долгое время сохраняла лидирующие позиции в этой области. Обязательное пенсионное обеспечение (вне Германии) впервые было введено в 1910 г. В этом году пенсионное страхование в 13 европейских странах затронуло 8,3 % трудящихся, а в 1915 г. – 16,8 % (в Германии соответственно 53 % и 57 %)[133]133
Ritter G. Entstehung und Entwicklung des Sozialstaates in vergleichender Perspektive // Historische Zeitschrift, 1986. Bd. 243. H. 1. S. 51.
[Закрыть]. Введение в Германии в начале XX века страхового принципа для пенсий по возрасту с 70 лет было настоящим революционным актом, имевшим далеко идущие последствия для всей Европы.
В период Веймарской республики в сфере социальной политики Германия также была лидером: именно здесь впервые была введена по-настоящему действенная система пособий по безработице. В Германии добились значительных успехов в улаживании социальных конфликтов мирным путем. Следует, однако, помнить, что лидерство Германии в социальном законодательстве и политике было вызвано не действительным развитием прав рабочих или прав корпораций (в Германии профсоюзное движение возникло только в 1860 г.; в развитии профсоюзного движения несомненен приоритет Великобритании), а патерналистским характером государства – традиции, восходящей к Пруссии[134]134
В Пруссии еще в 1794 г. государственные законы устанавливали обязанности предпринимателей и хозяев по отношению к посыльным, подмастерьям с целью защиты последних от нищеты. Зная об исключительной добросовестности прусской бюрократии, можно было быть совершенно уверенным, что все эти установления дотошно и пунктуально исполнялись. Следует отметить, что государственное социальное страхование не было следствием высокой степени промышленного развития, иначе оно возникло бы в Великобритании, Голландии, Франции, Швейцарии, а его истоки следует искать в менталитете и политической культуре Прусского королевства.
[Закрыть].
В целом необходимо отметить, что в XIX и XX веках Германия внесла значительный вклад в формирование европейского стереотипа welfare state. Об этом свидетельствуют статистические данные: в Германии в 1895 г. процент застрахованных от несчастных случаев, болезни, старости, безработицы составил 41 %, а в среднем по Европе—5,2 %; в 1915 г. – в Германии эта цифра составила 42,8 %, авсреднемпо Европе – 19,3 % (в Швеции – 37 %, Великобритании – 36,3 %, Дании – 30,8 %); в 1930 г. в Германии – 61,3 %, а в среднем по Европе – 40,2 % (в Великобритании – 72,5 %, в Дании – 67,8 %)[135]135
Ritter G. Entstehung und Entwicklung des Sozialstaates in vergleichender Perspektive // Historische Zeitschrift, 1986. Bd. 243. H. l.S. 61.
[Закрыть]. Это важно, поскольку, как говорил Никлас Луман, любая система воспроизводит элементы, из которых она состоит, при помощи элементов, из которых она состоит. Иными словами, нацисты не были абсолютно свободны в своем выборе направленности и характера социальной политики.
Однако после кризиса 1929 г. даже развитая по сравнению с другими европейскими странами система социального вспомоществования попала в тяжелейшее положение: специальное «посредническое ведомство по поиску работы и помощи безработным» (Reichsanstalt für Arbeitsvermittlung und Arbeitsversicherung), созданное еще в 1927 г., располагало незначительными средствами, поскольку его бюджет формировался из расчета на 700–800 тыс. безработных. Во второй половине 1932 г. это ведомство в среднем платило безработному 43,46 рейхсмарки в месяц в течение 26 недель; по истечении этого срока еще 13 недель можно было рассчитывать на меньшее пособие, прожить на которое было еще труднее. Средств катастрофически не хватало, и многим безработным вообще ничего не доставалось: к моменту прихода нацистов к власти 15,8 % безработных получали помощь от упомянутого ведомства, 40,9 % от общин, 23,6 % от «кризисного вспомоществования», а 19,7 % – вообще ничего не получали[136]136
Herbst L. Das nationalsozialistische Deutschland 1933–1945. S. 90.
[Закрыть]. Эта статистика показывает, что ничего важней ликвидации безработицы для нацистов не было (иначе им было просто не удержаться у власти); нацисты это понимали и сделали все для решения этой проблемы.
Великий кризис 1929 г. был причиной пролетаризации и обнищания среднего слоя в Германии. Объективно это была идеальная социальная ситуация для подъема коммунистического движения или усиления СДПГ, но, к удивлению многих современников, левые не смогли воспользоваться благоприятнейшим для себя моментом. Впрочем, эта неудача левых до сих пор отчетливо не объяснена. Нацисты лучше, чем другие партии, смогли использовать сформировавшуюся в условиях кризиса склонность немцев к переменам (но не радикальным) в сочетании с преемственностью в социальной политике. Старая марксистская историография этого не признавала и рассматривала нацизм исключительно как реакционное течение, стоящее на страже интересов буржуазии. Такой подход, однако, игнорирует феномен огромной социальной мобилизации и невиданной социальной динамики, за которыми стояла НСДАП и ее фюрер. Марксистская критика нацизма как реакционного течения, казалось, подтверждалась фактами: программа социалистического крыла НСДАП во главе с Г Штрассером и намерения активистов национал-социалистических производственных ячеек (НСБО) не были реализованы, как и программа реаграризации Дарре и Гиммлера; также не были выполнены обещания средним слоям; бесполезными оказались и обещания создать сословное общество. Однако невыполнение некоторых социальных обещаний НСДАП ничуть не обесценивает социальную динамику, лежащую в основе успеха нацистов. Выборы 1930–1932 гг. показали, что миллионы немцев отказались от социалистических целей и начали склоняться к нацистам, которых воспринимали как альтернативу коммунистической уравниловке и диктатуре. Массовый успех нацистов доказал, что марксистское сужение перспективы развития только до экономических факторов или социально-политического устройства общества – ошибочно. «Если мистика нацизма, – писал психоаналитик Вильгельм Рейх, – победила научный коммунизм, то следует сделать вывод о значительной недостаточности марксистского понимания политической действительности»[137]137
Цит. по: BroszatM. Soziale Motivation und Führer-Bindung des Nationalsozialismus // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 1970. N4. S. 394.
[Закрыть]. Иными словами, в мощнейшей социальной мобилизации Германии 1933–1945 гг. большую роль сыграли эмоции, почти религиозная вера в фюрера и пр. Именно иррациональность, некоторая расплывчатость и романтизм социальной программы и социальных требований нацистов и привлекала к ним избирателей. Позиция спасителей нации для НСДАП была крайне выгодна, тем более что вследствие дефицита средств после кризиса 1929 г. система социального страхования попала в тяжелое положение. Однако магия нацизма подпитывала не только веру и надежду, но, как ни странно это звучит, и любовь к ближнему. Это было не столько проявлением альтруизма, сколько средством мобилизации чувства общности и весьма существенной особенностью Германии в нацистские времена.
Романтические ценности и лозунги превратились в руках Гитлера в боевые и энергичные доктрины молодого динамичного популистского движения: возвращение к природной непосредственности и семейным ценностям стало социальным идеалом дисциплинированной нацистами народной общности. На смену верноподцанничеству пришли национализм и-патриотизм; аристократизм прежней элита была заменен доступной каждому немцу «аристократией крови». Мощная харизма Гитлера обеспечила преодоление прежней дистанции между императором и народом. Последний кайзер был слабой политической фигурой, и в Германии давно ждали харизматического вождя.
В социальной политике Гитлер не был революционером: следуя сформировавшейся патерналистской линии, он шел на многие жертвы ради снижения социальной напряженности. За социальную сферу в Третьем Рейхе отвечало имперское министерство труда (всю войну его руководителем был Франц Зельдте, бывший вождь «Стального шлема», ключевая фигура в проведении социальной политики), министерство финансов, министерство экономики, министерство вооружений и боеприпасов и Ведомство четырехлетнего плана. Как и прочие области государственной политики, социальная сфера в Третьем Рейхе была ареной беспрерывной борьбы компетенций и амбиций партийных и государственных органов.
Сам Гитлер видел в социальной политике прежде всего средство национальной мобилизации и консолидации. Он писал в «Майн кампф»: «Национал-социалистический предприниматель должен знать, что процветание национальной экономики обеспечит и его благополучие, и благосостояние народа. Национал-социалистические работодатель и рабочий должны сообща трудиться на благо нации. Классовые же предрассудки и противоречия должны мирно разрешаться к общему удовлетворению в сословных палатах и в центральном экономическом парламенте»[138]138
Hitler A. Mein Kampf. Bd. 2. S. 240–241.
[Закрыть].
Большое значение Гитлер придавал созданию социально однородного общества: «Мы хотим воспитать немецкий народ таким образом, чтобы он избавился от безумного сословного высокомерия, темной веры в сословный порядок, ложной веры в то, что следует ценить только умственный труд. Нужно сделать так, чтобы наш народ ценил любой труд, чтобы он верил в то, что любая работа облагораживает, чтобы он сознавал-, что стыдно ничего не делать для своего народа, никак не содействовать укреплению и умножению достояния нации. Те желанные перемены в сторону оздоровления немецкой экономики и общества, которые не смогли вызвать теории, декларации, пожелания, должны последовать теперь вследствие участия в созидательной работе многих миллионов тружеников, их-то мы и должны организовать»[139]139
Domarus M. (Hg) Hitler. Reden und Proklamationen. Bd. 1. Hlbd 1. München, 1962. S. 301.
[Закрыть].
Характер и особенности нацистской социальной политики
Социальная политика Третьего Рейха была наследницей старой традиции; не будет преувеличением сказать, что прежняя система социальных гарантий осталась незатронутой нацистской идеологической инструментализацией политики и развивалась в прежнем направлении и заранее заданными темпами. Преемственность обеспечили профессиональные организаторы социальной политики из министерства труда, сочетавшие свой профессиональный долг с демонстрацией лояльности к нацистскому режиму. Имея трезвые и ясные представления об основах развития социальной политики, эти люди противостояли различным фантастическим проектам нацистских политиков[140]140
Scheur W. Eirichtung und Maßnahmen der sozialen Sicherung in der Zeit des Nationalsozialismus. Köln, 1967. S. 79.
[Закрыть]. Нацисты, однако, отличались не только бестолковой (поначалу) активностью, но и искренним желанием изменить положение дел к лучшему. Им повезло в том смысле, что зимой 1933 гг. последовали первые признаки подъема конъюнктуры, когда эти импульсы затухали, Гитлер прибегал к политическим рычагам, щедро финансируя социальные программы: только до конца 1934 г. правительство инвестировало около 5 млрд, марок на различные программы занятости – в три раза больше, чем за это же время оно инвестировало в промышленность[141]141
Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. S. 474.
[Закрыть]. 1 февраля 1933 г. Гитлер заявил, что через четыре года безработица будет ликвидирована, и обещание выполнил: когда нацисты пришли к власти, в Германии было 25,9 млн безработных (в США – 35,3 млн, во Франции – 14,1 млн), в 1934 г. в Германии – 13,5 млн (в США – 30,6 млн. во Франции – 13,8), в 1935 г. в Германии – 10,3 млн (28,4 и 14,5), в 1936 г. в Германии – 7,4 млн (23,9 и 10,4), в 1937 г. в Германии – 4,1 млн (20 и 7,4), в 1938 г. в Германии – 1,9 млн (26,4 и 7,8)[142]142
Cp.: Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. S. 470.
[Закрыть]. Судя по этой динамике, в то время как в других странах безработица была еще высока, в Германии она практически исчезла: действительно, здесь кризис был преодолен быстрее, чем кто-либо ожидал; за границей о «немецком экономическом чуде» заговорили уже в 1936 г.: именно в этом году производство промышленной продукции превзошло наивысший довоенный уровень. Сначала положение улучшилось в промышленности, а затем и в аграрной сфере; хотя в сельском хозяйстве улучшение было едва заметно, но угроза нищеты исчезла, а это было уже много. С другой стороны, реальный социальный продукт на душу населения составлял всего четверть от уровня «золотых двадцатых», но немцы, напуганные кризисом, больнее всего ударившем именно по Германии, были рады даже минимальным переменам к лучшему. Несмотря на то, что экономический подъем был налицо, и немцы работали много й с полной отдачей, рацион их оставался весьма скромным: еще в 1938 г. потребление мяса было ниже, чем в 1929 г., но утроилось потребление мармелада. Если западные соседи ели больше мяса, белого хлеба, сахара и яиц, то в Германии на стол шли преимущественно капуста, ржаной хлеб, маргарин, картофель и фруктовый мармелад-эрзац – немцы ворчали, но терпели[143]143
Cp.: Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. S. 489. -,
[Закрыть].
Выдвинутый Геббельсом лозунг «генерального наступления на безработицу» произвел неслыханный общественный резонанс и имел самое сильное воздействие на немецкий народ. Огромное значение для ликвидации социальной напряженности и сокращения безработицы имели обширные и щедро финансируемые общественные работы, среди которых особое место занимало строительство автобанов по образцу американских highways (хайвеев). Так, еще в последние годы Веймарской республики планировалось строительство прямой дороги от Гамбурга через Франкфурт-на-Майне до Базеля (HAFRABAI). 11 февраля 1933 г. на берлинской международной автомобильной выставке Гитлер заявил: «Если раньше жизненный уровень народа измерялся протяженностью железных дорог, то в будущем он будет определяться протяженностью автомобильных дорог»[144]144
Reichel P. Der schöne Schein des Dritten Reiches. Faszination und Gewalt des Faschismus. München, 1992. S. 276.
[Закрыть]. Честолюбивые планы строительства дорог существовали и в период Веймарской республики, но они их воплощению в жизнь мешали недостаток средств и плохое администрирование. Гитлер приказал финансировать строительство дорог из средств на страхование по безработице[145]145
Страхование по безработице в связи с выросшей занятостью потеряло смысл, государствённые органы, занимавшиеся этим видом страхования, были переданы министерству труда и стали инструментом регулирования распределения трудовых ресурсов. Остальные же виды социального страхования (по болезни, пенсии по старости, от несчастных случаев, временной утери трудоспособности) претерпели значительные перемены. См.: Герре К. Zur Sozialpolitik des Dritten Reiches am Beispiel der Sozialversicherung //Archiv für Sozialpolitik, 1977. Bd. 17. S. 212.
[Закрыть]; привлекались и иные источники. Были отданы соответствующие распоряжения, и работа закипела; В Германии и до нацистов было 1,5 млн автомобилей и сравнительно протяженные дороги, но Гитлер, с присущей ему энергией и напором, смог представить проект строительства дорог как собственное изобретение и собственную инициативу. Необходимую техническую поддержку и инженерное обеспечение проекта взял на себя талантливый инженер-дорожник Фриц Тодт. Американский историк У. Ширер называл Тодта «инженером с воображением» (imaginative engineer)[146]146
См.: ReichelР, Der schöne Schein des Dritten Reiches. S. 278.
[Закрыть]; к тому же у Тодта были хорошие организаторские способности. В июне 1933 г. Гитлер назначил его «генеральным инспектором дорог»; он руководил 15 строительными управлениями с 6000 управленцев – инженеров и администраторов. Надведомственный аппарат Тодта оказался чрезвычайно эффективным; именно такого органа недоставало республике для реализации планов дорожного строительства. Тодт планировал занять 600 тыс. безработных; для максимального обеспечения людской занятости Тодт ограничивал применение техники. Полностью осуществить свои цели по обеспечению занятости ему не удалось; в 1934–1935 гг. на строительстве было занято 100 тыс., в 1936 г. – 250 тыс. безработных (высшее достижение)[147]147
Reichel P. Der schöne Schein des Dritten Reiches. S. 279.
[Закрыть]; впрочем, пропаганде не помешало объявить о 600 тыс. занятых программой строительства автобанов, что составляло всего 10 % из шестимиллионной армии немецких безработных. Несмотря на то, что в обслуживавшей строительство дорог промышленности было занято еще 200 тыс. человек, это не стало решающим фактором в борьбе с безработицей[148]148
Morsch G. Arbeit und Brot. Frankfurt am Main, 1993. S. 134.
[Закрыть]. Автобаны имели, прежде всего, пропагандистское значение: несмотря на тяжесть работы, оплата труда была низкой, жить приходилось в бараках далеко от больших городов, вдали от родных. Очень высок был и производственный травматизм; на каждые шесть километров дороги приходилась одна смерть от несчастного случая. Поэтому на строительстве автобанов наблюдалась постоянная нехватка рабочей силы. Когда полная занятость была достигнута, принудить работать на автобанах стало очень сложно: отказавшихся безработных снимали с пособия и грозили им концлагерем. Недовольных выявляло гестапо и доверенные лица (шпионы) СА; с 1939 г. смутьянов стали отправлять в специальный лагерь СС в Хюнсрюке. Поскольку на строительстве «дорог фюрера» считалось «неуместным» занимать евреев, их отправляли на работы в каменоломни[149]149
Burleigh M. Die Zeit des Nationalsozialismus. Eine Gesamtdarstellung. Frankfurt am Main, 2000. S. 283.
[Закрыть].
Тем не менее, автобаны имели большое мобилизационное и культурное значение; явившись прецедентом ландшафтной архитектуры, они стали одним из символов Третьего Рейха. Иностранные туристы толпами устремлялись в Германию, чтобы полюбоваться автобанами – «чудом из гранита и асфальта»[150]150
Shand J. D. The Reichsautobahnen: Symbol for the Third Reich // Journal of Contemporary History, 1984 (19). R 193.
[Закрыть]. По-настоящему использовать автобаны начали только в 50-60-е гг. – до 1939 г. на заводах «Фольксваген» было выпущено всего несколько сотен автомобилей; потом производство было переведено на военные рельсы, да и на проданных автомобилях ездили довольно редко[151]151
Schütz E., Gruber E. Mythos Reichsautobahnen. Bau und Inszenierung der «Strassen der Führers» 1933–1941. Berlin, 1996. S. 10.
[Закрыть]. Несмотря на эти объективные показатели, гитлеровцы выжали из идеи автобанов все, что можно, и наглядно показали, что преодоление кризиса – это не только деньги и материальные ресурсы, но еще и психология и даже магия. Пропаганда называла автобаны не иначе как «пирамиды Третьего Рейха». 23 сентября 1933 г., открывая строительство первого автобана у Франкфурта-на-Майне (в котором было 800 тыс. безработных), Гитлер сказал: «Я знаю, что праздник пройдет и наступит время, когда дождь, снег и мороз сделают работу невыносимо тяжелой. Но никто нам не поможет, если мы сами себе не поможем»[152]152
Цит. по: Irving D. Führer und Reichskanzler Adolf Hitler. München, 1989. S. 50.
[Закрыть]. Как только Гитлер со своей свитой отъехал, присутствовавшие на митинге рабочие бросились к кучке земли, накопанной Гитлером, и разобрали ее на сувениры – настолько велико было воодушевление, вызванное речью фюрера. Помимо помощи в борьбе с безработицей, «пирамиды Третьего Рейха», по мысли Гитлера, должны были стимулировать моторизацию страны: «Я очень рад и горд тем, что мне удалось преодолеть враждебность немцев к автомобилю и зависть к его обладателям. Это мне удалось потому, что я создал народный автомобиль д ля рабочих»[153]153
Reichel R Der schöne Schein des Dritten Reiches. S. 276
[Закрыть]. В самом деле, программа «народного автомобиля» была немыслима без наличия разветвленной сети дорог. По поручению Гитлера Лей создал «Общество подготовки к созданию немецкого народного автомобиля» (Gesellschaft zur Vorbereitung des deutschen Volkswagens mbH), руководство которым поручили У. Лаф-ференцу; главными конструкторами знаменитого «жука» стали Ф. Порше и Й. Берлин. У Вольфсбурга были построены заводы, на которых и начали производство «фольксвагенов»; однако истинно народным автомобилем «жуку» суждено было стать только после войны, в эпоху второго «немецкого экономического чуда», отцом которого был Л. Эрхард. Облигации КДФ на личный автомобиль после войны, впрочем, не пропали, а учитывались полугосударствен-ной фирмой «Фольксваген» в ФРГ.
Тодт заставлял подчиненных искать такие технические решения, при которых техника и природа могли гармонировать друг с другом. «Путешественники, – писал Тодт, – должны не только максимально быстро, удобно и безопасно перемещаться, но и наслаждаться красотой ландшафта. Быстрая езда позволяет воспринимать красоты природы в иных, более крупных масштабах. Нужно учитывать ритм простора и закрытых пространств, высоты и низин, степи и леса. Частью путешествия являются и остановки, которые должны быть оборудованы в наиболее привлекательных местах – в лесу, или на возвышенностях, дающих большой обзор»[154]154
Цит. по: Reichel R Derschune Schein des Dritten Reiches. S. 280.
[Закрыть]. Интересно, что в рекомендациях Тодта звучали и экологические, как они теперь называются, мотивы; инженерам он рекомендовал обращаться за советами ученых – лесоводов и ландшафтных архитекторов. Особое значение придавалось расположению и архитектуре многочисленных мостов. Их строили то в виде римских акведуков, то средневековых крепостных сооружений, то в стиле модернизма. Поэтому немецкая сеть автобанов считалась самой красивой в мире Highway-System’, Гитлер был доволен деятельностью Тодта[155]155
См.: Smelser R., Zitelmann R. (Hg) Die braune Elite II. S. 313.
[Закрыть]. Правда, Тодту было с кого брать пример: «Autostrada» от Милана к верхнеитальянским озерам, построенная в 20-е гг. итальянским инженером Пьеро Пуричелли при поддержке Муссолини, считалась в Европе образцовой. Немецкие автобаны состояли из двух линий прочного дорожного покрытия по 7,5 м шириной. Между ними шла трехметровая полоса, предназначенная для зеленых насаждений. Каждая линия была разделена на два полотна, справа от каждого из них находилась полоса для стоянки. Главным требованием было отсутствие перекрестков – прочие дороги должны были проходить либо над, либо под автобанами. В отличие от Италии, Франции или США, пользование дорогой в Германии было бесплатным. К маю 1939 г. была готова половина из запланированных 6900 км автобанов[156]156
Peters L. Volkslexikon Drittes Reiches. Die Jahre 1933–1945 in Wort und Bild. Veröffentlichungen des Instituts für deutsche Nachkriegsgeschichte. Bd. XX. Tübingen, 1994. S. 667–668.
[Закрыть]. Вопреки утверждениям многих отечественных и западных историков, военное значение автобанов было невелико; к тому же военные предпочитали железные дороги, да и схему автобанов с ними никто не согласовывал[157]157
Reichel P Der schöne Schein des Dritten Reiches. S. 279; Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. S. 476.
[Закрыть].
Основополагающим документом, определившим развитие социальной сферы, был «закон об организации национального труда» от 20 января 1934 г. Этот закон, провозглашавший равенство прав работодателей и рабочих, сохранил свое значение и во время войны. В законе говорилось о планировании труда, в соответствии с которым владелец предприятия был подотчетен государственному арбитру труда, а в его лице государству во имя всеобщего благосостояния нации. Подобная интерпретация частной собственности, ориентированная на социальное благоденствие, не была известна в Германии в 20-е гг. Гитлер, впрочем, не форсировал, а, напротив, тормозил ее распространение, подчеркивая необходимость сохранения прежних отношений собственности при условии тотальной политической мобилизации общества. Закон относился к предприятиям с количеством занятых не более 20 человек; в процессе разрешения трудовых конфликтов он полностью исключал стачку или локаут. В центр организации производственного процесса закон ставил «вождя предприятия». Интересы трудового коллектива, который именовался в законе «дружиной» (Gefolgschaft), были представлены имеющим лишь совещательные функции доверительным советом (Vertrauensrat)-, его важнейшей функцией было преодоление социальных конфликтов в целях наиболее полной реализации национальной общности. «Дружина» клялась «вождю предприятия» в верности и обязалась беспрекословно повиноваться. В соответствии с принципом «фюрерства» главная ответственность за организацию и условия производства ложилась на «вождя предприятия»; нацисты считали, что предприниматель должен был вести себя иначе, чем в годы организованной классовой борьбы: прежде всего он должен был разумно использовать свою экономическую и социально-политическую власть на благо немецкой общности. От рабочих же не требовалось какой-либо особенной активности – только лояльного поведения[158]158
Mason T. W. Sozialpolitik im Dritten Reich. Opladen, 1977. S. 190.
[Закрыть]. Членов доверительного'совета назначал сам предприниматель, к тому же полномочия совета в тарифных вопросах и в организации условий труда были ограничены[159]159
Focke K, Reimer U. (Hg) Alltag untern Hakenkreuz. Bd. 1. Wie die Nazis das Leben der Deutschen veränderten. Reinbeck bei Hamburg, 1979. S. 144,
[Закрыть]. Особенно активных и предприимчивых «вождей предприятий» нацистское руководство морально по-' ощряло, присуждая им почетный титул «новатор труда» (Pionier der Arbeit). (Титул присуждался в 1940–1945 гг.; например, в честь 70-летия его удостоился Густав Крупп фон Болен унд Гольбах)[160]160
peters l Volkslexikon Drittes Reiches. S. 636.
[Закрыть].