Текст книги "Семь грехов радуги"

Автор книги: Олег Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И СНОВА СЕДЬМОЙ. ФИОЛЕТОВЫЙ

Нет, что ни говорите, есть все-таки определенная прелесть в работе вольного дизайнера. И не одна! Тут тебе и свободный график, а при желании и вовсе никакого графика, и сам себе голова, и никаких идиотских пожеланий по поводу твоего внешнего вида и формы одежды. А главное – не требуется личного общения. Ни с кем! Даже с заказчиками я предпочитаю вести переговоры не по телефону, а по электронной почте. Так они кажутся мне более приятными собеседниками. Даже когда отказываются после выполнения заказа от своих обязательств.

И это, увы, неизбежный пока риск. Я еще не настолько хорошо известен в среде потенциальной клиентуры, чтобы настаивать на предоплате. Но в то же время и не какой-нибудь Вася Пупкин из глухого подмосковного Дивовска, готовый лабать по сайту в день в обмен на пустые обещания, а то и из голого энтузиазма. Я занимаю промежуточное положение в неписаной иерархии вольных дизайнеров – всегда требую от заказчиков аванс. И не начинаю работы, пока в моем электронном кошельке не зазвенят их виртуальные деньги.

Словом, не работа, а настоящий рай для независимого и ленивого интроверта.

Правда, то, чем приходится заниматься… Да, это немного не то, о чем мечталось в ранней юности, чего алчет вполне деятельный еще мозг и жаждут неугомонные пальцы. Но что поделаешь, если вольные программисты никому не нужны?

А невольные… Их норовят запереть в душном или, наоборот, насквозь прокондиционированном офисе, приковать к раб. месту, и заставить бездумно стучать по клавишам с 8 до 18-ти. Или с 12 до 22-х. Или в любое другое время. Словом, именно тогда, когда мне это особенно неудобно.

Нет, не подумайте, я тоже пробовал устроиться в «нормальную» фирму, сразу после диплома… как, пожалуй, и все мои однокурсники, кроме, разве что, Пашки… Некоторые, кстати, до сих пор работают – ходят в белых рубашечках и бреются каждое утро операторы в банке; называют ящик пива «биби» (box of beer) и бреются каждое утро программеры в московских представительствах иностранных фирм; мечтают несбыточно о заграничных курортах и бреются каждое утро кодировщики в ФАПСИ… (Хм… Самому, что ли, побриться?..) И многие выглядят вполне довольными жизнью.

Только когда встретишь такого случайно где-нибудь в центре и спросишь за кружкой пива: «А на работе что нового?», он в ответ скорчит такую гримасу, что лучше бы и не спрашивал.

А может быть, это только мне так не повезло. В конторе, куда я обратился по объявлению, у офис-менеджера наблюдался явный сдвиг по фазе на почве соблюдения трудовой дисциплины. Несильный сдвиг, не больше, чем у синуса по отношению к косинусу. У него, кстати, и кличка была соответствующая: «Пи-пополам». Или, если уж в конец озвереет, просто «Пи».

В той фирме каждый сотрудник носил на шее специальную идентификационную карточку на полуметровой неразрывной цепочке, а магнитоприемник был приварен к рабочему столу. Встал из-за стола, вынул карточку – рабочее время пошло в минуса. Заснул на рабочем месте – через тридцать секунд клавиатурного простоя включился интеллектуальный скринсейвер. Ты продираешь глаза, а на черном экране монитора извивается трехмерная цифирь, показывает, сколько именно денег вычтено из твоей зарплаты за время отдыха. И видеокамера в каждой комнате, и звонок менеджера: «АТС засекла, ты двадцать минут разговаривал по телефону не о работе!» А вот время, проведенное в уборной, из общего не вычиталось. Там тоже был вмурован в стену магнитоприемник, правда, девушки-сотрудницы жаловались, что слишком высоко, неудобно, задохнуться же можно! И знаете, почему не вычиталось? Потому что, по собственным словам офис-менеджера, в этом помещении он «думает о работе»! Следовательно, и другие имеют право. Уточнил бы еще, чем он там думает…

Брррр! Ужас!

Я утрирую, конечно, но в меру. Раза в полтора.

По мне ходить на работу значит ежедневно переступать через себя. Причем дважды: на пути туда, и обратно.

Так что… Я раскинулся в кресле, сложив ноги на пуфик, острозагнутым носком тапочка вдавил кнопку «Power» стоящего на полу системного блока и закончил мысль… Есть все-таки определенная прелесть в работе вольного дизайнера. Ощущение свободы и собственной причастности хоть к какому-то, пусть насквозь формализованному, но искусству.

И все-таки занятие веб-дизайнера разительно отличается от чистого программирования. Вот где, на мой взгляд, или как принято выражаться в ФИДОшной среде, на мое IMHO, подлинное искусство! Буйство эмоций, феерия чувств…

Не верите?… Хм…

Вы никогда не смеялись, просматривая чужие исходники? Не ругались в слух и не били кулаком по клавиатуре, когда система намертво подвисала, не позволяя сохранить результаты многочасового труда? И вы не знаете, к чему может привести точка, поставленная вместо запятой в фортрановском цикле? Так знайте: некоторые ракеты из-за этого не долетают до Луны. Если, конечно, верить легендам.

Дизайнер с точки зрения программиста – это как чертежник на взгляд Андрея Рублева, автор ремиксов на слух Бетховена, составитель официальных некрологов по мнению какого-нибудь живого классика…

Кстати! – подумалось вдруг. А как поживает наш новый знакомый? Санитар душ.

Возможно, он лучше нашего ориентируется в ситуации. Или может пролить хоть какой-нибудь свет на события последних суток. Кроме того, любопытно, как в этом свете изменится его негативное отношение к тоталитарным сектам. Усугубится или?..

Только вот где этого писателя теперь искать? Я ведь даже имени его не запомнил.

– Мариш… – зову.

– Аю?

– Ты помнишь вчерашнего рукописца? Как его звали?

Маришка занимается тем же, чем всегда, если только не дремлет в уютной позе с закрытыми глазами – любуется на себя в зеркале. С другой стороны, на что еще здесь смотреть? Не на меня же!

– Не помню. Он не представился. А зачем тебе?

Тюбик губной помады она держит на манер микрофона. Издержки профессии… Хорошо еще, мне не пытается передать, задавая вопрос.

– Да вот, думаю, что бы такого умного почитать. Чем побороть послеобеденную бессонницу, – сочиняю на ходу. – А помнишь, он нам еще рукопись какую-то показывал?

– Скукопись.

– Что?

– Рукопись – то, что написано от руки. А это – скукопись, от скуки, от дурной головы и интеллектуального снобизма.

– Так категорично? – Я удивлен и в целом миролюбив. – А вдруг мы познакомились с живым классиком?

– Хороший классик, – Маришка свинчивает язычок помады и плотоядно улыбается своему отражению, – живым не бывает!

– Ладно… – не спорю. – А название произведения ты не заметила?

– Заметила. Обреченный на что-то.

– На что?

– Не помню. Может, на смерть? Или на жизнь? А может, на бессмертие?

– Ага, – говорю. – Спасибочки.

Точно! «Обреченный на…», остальное закрывала рука писателя. Слабая, конечно, к тому же какая-то трехсмысленная, но зацепка.

Известно, что всех непризнанных писателей, всех этих условно «молодых авторов» неудержимо тянет в сеть, как… как каких-нибудь анчоусов! Тут-то мы и будем его ловить, дождемся только бесплатного ночного коннекта. А пока…

Облако Маришкиных духов окутывает меня, губы прикладываются к щеке: «До завтра!», слышится деловитый перестук каблучков в прихожей. Воздушная, улыбающаяся, целеустремленная – сразу видно, человек спешит на любимую работу. Вот только скажите, зачем диджею на радио столько внимания уделять косметике? Слушатели же не оценят!

На фоне загрузочного окна «Windows» всплывает бледная тусклая физиономия. Разглядывает меня несколько секунд и недовольно кривится. Сразу видно, человек уже никуда не спешит. Обреченный на…!

Подкручиваю яркость монитора, хватит самолюбования! Возвращайтесь к работе!

Заказ на этой неделе всего один, из разряда не бей сидячего. Некий торговый комплекс «ЭДИЛ» решил оставить память о себе в глобальной сети Интернет. Сейчас ведь без этого нельзя, любой полуподвальный лабаз считает своим долгом завести собственный сайт. С режущим глаза дизайном, без грамма полезной информации, никто не сумеет объяснить, зачем. Теперь, видно, так положено… «Самое свежее пиво в Очакове приобретайте у Феди!» И дата последнего обновления страницы – позапрошлый год.

С торговым комплексом «ЭДИЛ», думаю, та же история. Этим по крайней мере посчастливилось застолбить весьма выигрышный адрес: www.holodilnik.ru. Народ потянется, особенно в летнюю пору.

В свое время я пытался зарабатывать сочинением доменных имен. Специализировался на псевдокириллице, когда слово, написанное латинскими буквами, без труда читается по-русски. На www.MOPE.ru (c), например, претендовали сразу две конкурирующие рыботорговые фирмы, пришлось устраивать что-то наподобие аукциона. Проигравшим, чтобы не расстраивались, я предложил www.OKEAH.ru (r). Расстроились выигравшие, второй адрес им показался круче. Больше я дел с рыботорговцами не имел. А вот мою гордость, практически универсальный адрес www.KOHTOPA.ru (tm) я, так получилось, подарил. Не заплатили…

Ну да не будем о грустном. Уж лучше о скучном, рутинном…

Спецификация задания проста, как бы ни пытался запутать ее заказчик. Первое блюдо: заглавная страница с названием торгового комплекса, перечнем реквизитов и счетчиком. (Правильно, чтобы сравнивать число посетителей на сайте и в магазине. Делить одно на другое и задумываться: а не напрасно ли мы потратились на интернет?) Плюс кое-какая графика, цитируя письмо заказчика: «чтобы что-нибудь там мигало, двигалось, ползло». Плюс музыкальное оформление: «ария Деда Мороза из «Снегурочки» Римского-Корсакова, наверное, будет в самый раз».

А вот это уже пижонство! А если бы «ЭДИЛ» стирмашинками торговал, им бы ария Мойдодыра потребовалась? Того, который «и мочалок бригадир»? Копирайт – Чуковский, не путать с Чайковским. Он ударил в медный таз – это будет в самый раз!

И где я им возьму эту арию? Сам напою? Мол, здравствуй, дедушка Мороз?.. Ладно, замнем пока. А что там на второе?

Как и следовало ожидать, прайс-лист в виде excel-таблицы. С него, пожалуй, и начнем.

Модели холодильников: отечественные, импортные. Комплектующие и аксессуары… А вот это забавно, какие такие могут быть аксессуары у холодильника? Пару минут сижу, напрягаю фантазию. Оказывается, зря. Реальность все равно увлекательнее. «Полочка с уклоном для хранения винных бутылок». «Дополнительный ящичек для яиц». Так, понятно. Всего… скроллирую взглядом в конец списка… 1200 наименований. Какому-нибудь тугодуму-первопечатнику – на полдня монотонного вбивания.

Запускаю примочку к Excel, написанную специально для таких случаев на Visual Basic-е. За считанные секунды конвертирует таблицу в удобоваримый html формат, хоть сейчас бери и выкладывай в сеть. Такой уж у меня пунктик, недолюбливаю встроенные конвертеры. Тем паче не доверяю «drag and drop» технологиям, объекты после них иной раз получаются – действительно «оторви да выбрось». Куда удобней написать за пять минут свою собственную утилиту, делающую то же самое, но с учетом твоих исключительных потребностей и прихотливого вкуса.

Табличка вышла – загляденье. Впрочем, как всегда. Должным образом отцентрованная, с динамическим подбором ширины шрифта, с моей фирменной, выпуклой и оттененной, рамкой или, как ее называют московские веб-дизайнеры, бордюром (по слухам наши коллеги из Питера называют ту же рамку поребриком).

С легкой частью на этом покончено. Начинается собственно творчество.

Несколько секунд делаю вид, будто размышляю над концепцией заглавной странички. На самом деле размышлять не о чем, концепция вытекает из специфики застолбленного домена. Народ хочет холодильник – он его получит. Полчаса тружусь в графическом редакторе, вырисовываю бежевого гиганта – камера к камере. Останавливаюсь только когда осознаю, что пятая камера для современного холодильника – излишество, в кухню не поместится. На дверце, сверху, крупной вычурной вязью: ЭДИЛ. Типа марки холодильника. Рядом – типа номер модели, на самом деле счетчик посещений, девятизначный – пусть заказчик проявит оптимизм, порадуется открывающимся перспективам. Снизу от холодильника тянется длинный витой шнур электропитания. Если приглядеться, завитушки шнура складываются в слова «торговый центр». Внизу страницы, без изысков, адрес магазина, телефон, ссылка на прайс-лист и мой копирайт.

Что я забыл? Ах, да, просили же, чтобы что-нибудь мигало, двигалось, ползло…

Таракана им, что ли, пририсовать? Пусть ползет по белой дверце, хитро подмигивая. Так ведь не поймут!

Пишу незамысловатый скриптик на двенадцать строчек. Теперь раз в пять секунд по холодильному шнуру пробегает помаргивающая голубенькая искорка. Типа электрический ток. Удобно: и мигает, и ползет, и вполне вписывается в смету.

Что там еще? Песен хочете? Музыки и цветов? Сделаем! Желание клиента для нас – неиссякаемый источник головной боли.

Которой, как известно, приятно поделиться с ближним.

– Але! Лизавета, ты? Это Александр, циничный муж. А моя еще… Ясно. А кто в студии? Кислит по обыкновению? Я говорю, десятку ведет? То, что надо… Слушай, передай ему от меня заказ. Очень нужно.

Диктую. Встречаю активное недопонимание.

– Серьезно, вполне. Нет, правда надо. А побыстрее никак? Да, жизни и смерти. Счастливой жизни или мучительной смерти. Тебе выбирать. Да, конечно, все, что хочешь. Заметано, птичье молоко, как только доберусь до вас. Так передашь? Вот спасибочки! Жизнь спасла…

И довольная собой трубка, как Бен Ричардсон, отказавшийся расстреливать с вертолета мирную демонстрацию, возвращается на базу.

Уффф… Однако, когда очень нужно, приходится быть разговорчивым.

С пульта завожу магнитолу. Выход сразу на комп.

В эфире Антон Коромыслов. Многие думают, что он сознательно искажает свой голос, подстраивается, так сказать, под сценический образ. Чепуха! Слышал я его в нормальной жизни, такой же гундосый, шепелявый и взвизгивающий. Если верить анекдотам, раньше таких на радио не принимали. Из юдофобских соображений.

– И, наконеф, на пеувом мефте нафей «кифлой дефятки»… – бодро гундосит Антон на фоне затихающей, вызывающей оскомину мелодии. Затем в студии на несколько секунд повисает тишина. Это Лиза, Маришкина подруга, подсовывает ведущему мой заказ, а тот пытается на пальцах доказать, что у нее не все дома. Да что не все – буквально никого дома нет!

Побеждает мягкая настойчивость, подкрепленная предвкушением обещанного торта.

– Фшпомним о вещном, – с некоторым трагизмом в голове продолжает Коромыслов. – Пофлуфаем шшш… хит, под который колбафились нафы пращуры и мощили кифляки те, кому колбафы не дофталось. Мувыка Римфкого-Корфиканфкого, ария деда-отморофка.

– Погодите, погодите, – бормочу. Включаю запись, регулирую частоты.

Всхлипнули духовые, заныла скрипка, заплакала виолончель. Затем грубый и пугающий мужской голос понес в эфир что-то жуткое в своей неразборчивости. За точность не поручусь, но приблизительно…

 
«По богатым по царским домам колотить по углам,
У ворот деревянных скрипеть, под полозьями петь
Любо мне
Любо, любо, любо…»
 

Услышав одно такое «Любо» какой-нибудь батька-атаман с перепугу застрелился бы из маузера.

Запись длилась недолго, две минуты с небольшим. Вполне, на мой взгляд, достаточно, чтобы посетитель, случайно забредший на сайт холодильного оборудования, одумался и решил поискать счастья где-нибудь в другом месте.

Надеюсь, моя выходка не сильно отразится на рейтинге «кислой десятки». Музончик-то, в целом, ничего, с кислинкой. Оттяг, как говорится, дает.

Ну все, с заказом покончено. Больше никаких дел до полуночи. А пока можно и вправду побороться с бессонницей. Тем более, что она сегодня, похоже… а-у-а (зеваю)… не в лучшей форме.

Во сне приходила утренняя уборщица, вся синяя. Стояла в изголовье, просила снять грех с души. Обещала за это бесплатно вымыть оба окна и покрасить подоконники. Я спросил с иронией, в какой цвет. В правильный, ответила, цвет, в правильный, она уж и синьки навела, полведра. Я-то здесь при чем? – возмутился тогда я и, не просыпаясь, продиктовал ей Пашкин телефон. С ним разбирайтесь, он с родителями живет, у них подоконники шире. Но старушка не уходила, все умоляла, потом начала всхлипывать, противно так, пронзительно, пока всхлипывания не превратились в настойчивый зуммер будильника.

Проснулся невыспавшийся, с тяжелой головой. Вставать – никакого желания. Остается уповать на бодрую музыку и животворящее влияние родного голоса.

Сама собой включилась магнитола, намертво настроенная на любимую волну.

– А вот и я! – зазвенели озорным Маришкиным голоском динамики. Пусть точно так же звенят они сейчас по всей стране, в десятках городов, тысячах квартир, для миллионов радиослушателей… Уж я-то наверняка знаю, кому именно адресовано приветствие. Поэтому спокойно реагирую на следующую фразу. – Сегодняшнюю ночь, как бы цинично это ни звучало, мы проведем вместе. Мне по крайней мере хотелось бы на это надеяться. А тебе? – Томная вкрадчивость ушла из голоса, уступая бодрой деловитости. – С полуночи до шести утра в эфире «Нового радио» Марина Циничная в программе «Ночные бдения». А сейчас – моя любимая рубрика…

Заиграл джингл, короткая музыкальная заставка. На фоне задорного балалаечного треньканья и ложечного перестука хор молодящихся старушек пропел с огоньком: «Как увижу, как услышу…»

– Да, да, вы все поняли правильно. Именно: как, пауза, увижу и как, пауза, услышу – и никак иначе! Но если вы все-таки ослышались… тогда звоните нам в студию по телефону… или пересылайте сообщения на пейджер номер… для абонента «Циник» и сообщайте, сообщайте, пожалуйста, как именно вы ослышались, что почудилось вам, что примстилось вместо привычного текста всем известной песни? Звоните, я жду. О! Кажется, дождалась. Да, недолго мучалась старушка…

– Кхе, кхе… Але!

– Прошу прощения. Говоря про старушку, я не имела в виду вас! Здравствуйте!

– Эхм… Здравствуйте, Марина.

– Ну вот, мы уже наполовину знакомы. Вы первая дозвонившаяся на сегодня, представьтесь, пожалуйста.

В динамиках забулькало, зашипело и скрипучий старческий голос произнес:

– Ульяна Яковлевна.

– Очень приятно! – вторил ему молодой девичий голосок, и не знаю, как какой-нибудь посторонний слушатель, но я-то сразу сообразил, что оба голоса принадлежат Маришке. Обычный прием: первый, «пристрелочный» звонок она почти всегда озвучивает сама, для разогрева аудитории. – И о чем бы вы хотели нам рассказать, Ульяна Яковлевна?

– Экх-ма… Вчера по телевизору повторяли старую картину, «Истребители». Это про военных… кхе… летчиков. И там ближе к концу Марк Бернес поет песню про любимый город, знаете?

– Это тот, который может спать спокойно? Он этого заслужил… Конечно!

– Так вот, я раньше, сколько раз смотрела, ничего странного не замечала, а тут вдруг вслушалась… эмхм… в том месте, где, я думала, про синюю дымку поется, а там – ничего подобного.

– В самом деле? И что же вы услышали?

– Ну, спеть я не берусь, но на словах скажу… Слова такие: любимый город, синий дым Китая… А дальше все, как раньше: знакомый дом, зеленый сад и нежный…

– Достаточно, спасибо! – перебила Маришка. Вернее, сделала вид: ибо затруднительно это, перебить самого себя… – Спасибо большое, Ульяна Яковлевна, очень интересное наблюдение. До свидания!

– До сви… кхе, кхе, кхе…

Старческий кашель заглушают звуки очередного джингла. Фанфары и рев аплодирующего зала.

– Согласитесь, любопытная слуховая коллизия приключилась с Ульяной Яковлевной. Так уж устроен наш великий и могучий, много в нем слов и выражений, которые звучат похоже. Есть даже специальный лингвистический термин на этот случай, я вам скажу, не зря же в энциклопедию заглядывала. Те слова, которые звучат одинаково, а пишутся по-разному, называются «омофоны». Кстати, очень похоже на название фирмы «Фонос», производящей сверхмалые, я подчеркиваю, совсем незаметные слуховые аппараты, которая является спонсором нашей рубрики… – И снова пошел джингл «Как увижу, как услышу».

– А мой маленький карманный почтальон провибрировал мне вот о чем. «Все отвалилось зпт и мудрый говорит тчк». К чему бы это?.. А! Думаю, речь идет о песне Андрея Макароныча… пардон, Макаревича «Костер». В оригинале, кажется, было… Все отболит, и мудрый говорит: каждый костер… не помню… предположим, по-своему дымит. Да, неплохо. Вот так, бывает, болит, болит, пока совсем не отвалится. Ну что, поплещем автору сообщения руками или перетопчется? – Звучит заранее заготовленная овация. – К сожалению, автор не оставил своих координат, и поэтому он не может по итогам передачи претендовать на наш главный приз, предоставленный фирмой «Фонос», поездку… не буду пока говорить, куда. Но не в страну глухих или плохо слышащих, как могли подумать некоторые. В общем, сам виноват, раз поленился оставить свое имя и контактный телефон. Как говорят в народе, любишь кататься, люби и возиться. А не любишь возиться – катись! А я, Марина Циничная, напоминаю, что по-прежнему жду ваших звонков и сообщений на пейджер, только, пожалуйста, не забывайте оставлять свои контакты и тогда, возможно, вы получите от нашего спонсора столько бонусов и призов, что в другой раз подумаете трижды, прежде чем позвонить нам снова, – скороговоркой выпалила Маришка. – А у меня…

– Але! – произнес юношеский голос, ломкий, с хрипотцой и гнусинкой. – Привет, Маринка! Как оно?

– О! Все хип-хоп, суперно!

– Я только что рэпак слушал. Ну, короче, Децила.

– Вау! И чо?

Вот как у нее это получается? Кто бы ни позвонил, Маришка всегда ответит в тон, с каждым легко найдет общий язык – если, конечно, захочет. Представится то пенсионеркой, то нимфеткой, то богемствующей студенткой, то сельской учительницей. После одного из эфиров я не выдержал и спросил: как в тебе все это уживется? Ее ответ меня, мягко говоря, ошарашил. «Знаешь, – проникновенно так сказала она, – как больной, страдающий разсемерением личности, мечтает о банальной шизофрении?» А я только пару раз клацнул челюстью и от дальнейших вопросов воздержался…

– Ну, там где он поет… – Подросток напрягся и выдал речитатив: – Чёрный змей ползёт сзади он хочет наркопати достали все достали я хочу стрелять по нему словами без пощады…

– Ма-ла-дой человек! – со старческим укором проскрежетала Маришка, но тут же переключилась на нормальный тон, видимо, вспомнила, что совсем недавно уже эксплуатировала образ старушки. – Или как теперь говорят, мол чел? Вы открываете мне… уши! Прямо как спонсор нашей рубрики, фирма-производитель уникальных внутриушных слуховых аппаратов «Фонос». До сих пор я и не подозревала, что в этой песне есть какие-то слова. И все равно я малость не догоняю, чего вы там умудрились расслышать не так?

– Не, до этого места все понятно. Но потом он поет типа так: «Йо!»

– И…

– А мне типа послышалось как будто это…

– Что? Слушай, чего ты мнешься, как шоколадка в лапе у штангиста? Как говаривал мой родитель, когда умаивался меня на ночь укладывать, не хочешь спать – не мучай папу. Так что давай кончай нервы на кулак наматывать!

– Ну, этот… – застенчиво молвил поклонник хип-хопа, – «йог».

– Вау! Вау! – завыла сиреной Маришка, а звук фанфар закруглил довольно скользкий разговор. – Кстати, о йогах, йоге и прочей индуистской мистике. Когда индийский йог проходит тест на соответствие – это вроде наших выпускных экзаменов, кто не знает – он должен за ночь на морозе… должно быть, на лютом индийском морозе… высушить теплом своего тела три мокрые простыни. А вот когда мы с мужем на Новый Год ездили на его родину, заметьте, в фирменном поезде, проводница предложила нам только две. Правда, там была еще наволочка, но я все равно оскорбилась. Спрашиваю проводницу, а почему простыни у вас не мокрые, а так, слегка влажные? А она говорит, мол, – сварливый голос безмерно усталой женщины среднего возраста, – хотите жаловаться – пожалуйста, идите к начальнику поезда, мне это все фиолетово. А я… А-а! А-А!

Я рывком сел на кровати. Когда Маришка таккричит, значит, дело серьезно. Серьезней, чем уронить на ногу горячий утюг. Тогда она не кричала, только страшно шипела и все просила, пока я нес ее на руках в ванную: «Брось меня, командир, вдвоем нам не прорваться…»

В эфире происходило что-то непонятное: суетливая возня и какие-то странные звуки, как будто вздохи великана. Потом два раза подряд проиграла заставка «Утренней побудки», программы, которая, по идее, должна пойти только в шесть утра. Потом, слава Богу, объявилась Маришка, сказала совершенно деревянным голосом:

– Извините, я, должно быть, наговорила много лишнего…

Затем снова пауза секунд на двадцать и в конце раздраженное:

– Все, слушайте музыку!

И первые аккорды «Лебединого озера».

Что там у них стряслось? Захват радиостанции? Новая попытка государственного переворота?

Я подозревал, что дело в другом, но именно эти мысли нервно метались в голове, пока я внезапно задрожавшими пальцами набирал Маришкин номер. Не тот, что для обычных слушателей, по нему не прозвониться, а специальный, для очень важных персон… И все недоумевал, почему с каждым нажатием кнопки меняется мелодия в динамиках, что за психопата они посадили за пульт? Только когда поднес трубку к уху, сообразил, что менялись не мелодии, а станции, а психопат за пультом – это, скорее, я сам. За пультом дистанционного управления, с которого пытался позвонить.

Вторая попытка оказалась более удачной. Да и руки уже почти не дрожали.

– Лиза, ты? Что там у вас происходит? Как это ничего? А что за ерунду вы гоните в эфир? Так послушай!.. Вот именно, «Лебединое озеро»! Совсем с ума сошли, так ведь можно полстраны до инфаркта… А что с Маришкой? Нет! Не ходи к ней. Просто переведи звонок…

Жду. В трубке, чтобы ожидающий соединения не сильно скучал, то же «Лебединое озеро», отцифрованное почти до неузнаваемости. Медленно тянутся секунды.

– Але! Как это не соединилось? Что с Маришкой?! Я не кричу… Кому это она звонит?.. Ладно, я… А номер продюсера свободен? Переведи на него!

Снова Чайковский, видно, никуда мне от него сегодня не деться…

И тут раздался звонок, непривычный, почти незнакомый. Я так давно не слышал его, что первые несколько секунд не мог узнать. Потом дошло: звонит второй аппарат в прихожей, старый, дисковый, два года назад замененный радиотелефоном. По непонятной причине мы не выбросили его и не отдали знакомым, а когда финансы позволили провести вторую телефонную линию, сугубо интернетовскую – установили на нее. Просто так, чтобы модем не скучал.

Правда, я не помню, чтобы давал кому-нибудь номер второй линии…

Прижимаю к уху трубку радиотелефона, походкой умирающего лебедя под соответствующую музыку скольжу в прихожую. Снимаю вторую трубку, подношу к свободному уху. Тут Чайковский наконец замолкает и родной, но заплаканный голос… два родных, но заплаканных голоса на редкость согласованно призывают к ответу:

– Ты где был?

– Пиво пил… – машинально отвечаю, сведя телефонные трубки под подбородком.

– Я звонила тебе, звонила… – обиженно выговаривает Маришка. – А у тебя все время занято… Хорошо, что второй номер вспомнила…

– Я тоже тебе звонил, – растерянно оправдываюсь. – Что у тебя случилось?

Тихий звук: полустон-полурыдание.

– Все то же! Как вчера, прямо посреди эфира…

– Я слышал.

– Мне еще повезло, что в студии в тот момент никого не было.

– А сейчас? Ты вроде бы немного успокоилась…

– Да, все уже кончилось. Быстрее, чем вчера, но я боюсь… Вдруг оно вернется! – Еще один всхлип. – Я же не могу все время молчать, я диджей все-таки… Что мне делать?

– Погоди, – говорю. – Сейчас одну трубку положу… – Решаю подбодрить шуткой. – А то стою тут весь в телефонах, как барышня из Смольного. Слушаю жену в стереофоническом звучании…

Я вернул трубку дискового аппарата на место – и в то же мгновение услышал в радиотелефоне короткие гудки отбоя. Тупо снял трубку с рычага, но гудки никуда не делись. Повертел в руке…

Мне бы следовало перезвонить, но тут вдруг нахлынуло, как всегда не к месту… Я крутил трубку в руке, холодную, гладкую и фиолетовую, и вспоминал свои вчерашние ощущения от прикосновения к Маришкиной коже, такой же холодной, гладкой и фиолетовой, и как испуганно в груди билось сердце, точь в точь короткие гудки радиотелефона, и как я все не находил в себе решимости, чтобы дотронуться… просто прикоснуться к ней. Кричал про себя: что же ты! Ведь это она, все равно она, пусть незнакомая, но родная… Копирайт – Лермонтов.

И все равно не мог…

И вдруг – новый скачок по изогнутой, винтовой лестнице памяти, сразу через семь ступенек, в «семь лет назад», когда я был значительно моложе, как следствие, глупее, а может, и наоборот, веселее и симпатичнее, как утверждают некоторые, и наверняка смелее, поскольку жизнь тогда еще редко проходилась по мне своей мелкой теркой, но все равно… точно так же не решался прикоснуться к ней. Такой красивой, такой независимой, с таким холодным равнодушием в бирюзовых кукольных глазах… Что вы!

Цветаевой было проще с ее «едва соприкоснувшись рукавами». Стояло лето и я носил исключительно футболки, а она – рубашки, но практически без рукавов. Так что соприкасаться, когда это все-таки случалось, нам приходилось голой кожей, и я однажды окончательно понял, что схожу с ума, хуже того – уже сошел, когда за короткую июньскую ночь придумал двадцать ласкательных вариантов произнесения ее имени. Со временем, правда, остался один, самый приятный на слух.

Маришка…

Мы учились на одном курсе, но в разных группах. Благодарение Богу, иначе я, скорее всего, не доучился бы до второго семестра. Когда она проходила мимо меня, спеша куда-то по коридору учебного корпуса, я неизменно деревенел лицом, отворачивался к тем, кто оказывался рядом, и с преувеличенно заинтересованным видом вступал в какую-нибудь бессмысленную беседу. Вроде: «Как, ранг суммы не превосходит суммы рангов? Иди ты!» Когда же рядом не оказывалось никого и мне некому было нести свою чушь, я небрежно кивал ей, эдак запросто, между делом – все-таки кто-то когда-то нас знакомил. Ответом мне был скользящий взгляд бирюзовых кукольных глаз, а один раз – мимоходом оброненная фраза:

– Чего не заходишь? Номер комнаты забыл? Второй этаж, напротив мусоропровода…

Такая вот романтическая завязка. Собственный мой адрес был немногим лучше. Я жил на третьем, и моя комната непосредственно соседствовала с мужским туалетом.

– Угу, – изрек я, отвлекшись ради этого от изучения темно-синего «кирпича» матанализа Ильина-Поздняка, который раскрыл наугад пять секунд назад, имея в виду: хорошо, зайду как-нибудь, как будет время…

Она постояла еще секунду и пошла дальше своей дорогой, а я, сосредоточившись, чтобы не глядеть ей вслед, прочел как самое сокровенное знание: «Последовательность называется сходящейся, если для любого эпсилон найдется такая дельта…»