Текст книги "М - 4 (СИ)"

Автор книги: Олег Таругин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Подняв трубку внутреннего телефона, вызвал секретаря:

– Александр Николаевич, вызовите ко мне товарища Шапошникова, немедленно. Что, Берия звонил? Хорошо, пусть тоже приезжает …

* * *

Положив трубку и откинувшись на спинку кресла, Иосиф Виссарионович усмехнулся. Лаврентия понять можно, в конце концов, это его человек обнаружил «гостя из будущего». Вот только первым поговорить с Шохиным он должен был САМ, без свидетелей, и наркомвнуделу придется с этим смириться.

Едва ли не против воли Сталин снова вспомнил про ту самую папку. Неужели, и Лаврентий ТАМ есть? Собственно, что значит «неужели»? Какой глупый вопрос… Разумеется, есть, поскольку однозначно входит в самое ближнее окружение. И ему очень не хочется узнать про товарища что-то нехорошее; что-то, о чем он даже не подозревает, несмотря на все старания Власика… и не только его. Немного успокаивает одно – Алексеев в своих «воспоминаниях о будущем» Лаврентия очень хвалил, называя не слишком понятным словосочетанием «лучший кризис-менеджер двадцатого века», и утверждая, что тот оказал огромное, едва ли не решающее влияние на реализацию советского ядерного и ракетного проектов. Так что поглядим и, что бы ни оказалось в тех документах, подумаем, прежде чем принимать любые решения. Пока без Лаврентия никак нельзя, уж слишком много он на себе тянет, причем, кое-что практически единолично. Но и Шохина он ему уже не отдаст, поскольку и он тоже слишком уж многое знает…

Хозяин кабинета хмыкнул: вот, к слову, насчет этого самого «менеджера», как назвал старлей народного комиссара. В языке потомков появилось огромное количество англицизмов, интересно почему? Влияние англосаксонского мира в будущем настолько велико, что оказывает влияние даже на современный – для старшего лейтенанта, в смысле, современный – русский язык? Плохо. И с этим тоже нужно будет что-то делать. Не с англицизмами, понятно, а с их источником. Но не сейчас, когда мы с ними, – Сталин досадливо поморщился, – союзники, а после войны…

Зазвонивший телефон оторвал Иосифа Виссарионовича от невеселых размышлений. Выслушав доклад секретаря, распорядился:

– Пусть Лаврентий зайдет. Когда прибудет Борис Михайлович^[17], пропустите без доклада, я жду…

Глава 13

ЦЕМЗАВОД. ПРОРЫВ

Геленджик-Новороссийск, 22 февраля 1943 года

«Новочеркасск» догнали меньше, чем за час – сказалась разница в скорости. И завидев в паре кабельтовых знакомые обводы корпуса с плавно задранным носом и белые цифры «142» на борту, Степан расслабленно выдохнул. Успели, блин…

Хотя переживал он, по большому счету, зря: ни летающие, ни плавающие фрицы во время перехода не беспокоили. Первые, видимо, неслабо получили по зубам над плацдармом и сейчас либо вернулись на аэродром зализывать раны и пополнять боекомплект, либо упокоились в каменистой новороссийской землице или на морском дне, вторые тихо-мирно сидели в своих крымских базах, дожидаясь ночи, когда можно будет выйти на относительно безопасную охоту. Так ли все обстояло в реале, Алексеев понятия не имел, но и текущее положение дел его более чем устраивало. Дошли – и ладно. Особенно, с учетом того, что раненые чувствовали себя неплохо. Даже Вешняков, получивший в спину осколок, после введения противошокового и перевязки пришел в себя. За контуженных же близким взрывом Руднева со Степановым старлей и вовсе особо не переживал: через несколько часиков окончательно оклемаются, по себе знает… ну, в смысле, помнит. А вот Серега уже в любом случае отвоевался, с перебитыми ребрами и застрявшим пониже правой лопатки осколком в бой не пойдешь. Ничего, медслужба на БДК работает штатно, и непредусмотренную морпеховской анатомией железяку извлекут, и рану заштопают, и антибиотики с прочей необходимой фармакологией образца двадцать первого века вколют…

– Вот же непруха, ну и какой из меня теперь снайпер? – отвлек Степана от размышлений Ивченко, продолжавший убиваться над героически погибшей СВТ с перебитым в районе шейки прикладом, свободно болтавшимся на ремне. В который раз тяжело вздохнув, ефрейтор привычным жестом погладил кончиками пальцев потемневшие зарубки. – Столько времени вместе фашиста били, и вот такой гембель под конец… может, еще можно починить? На корабле ж наверняка реммастерская имеется, вон он какой здоровенный? Накладки, там, поставить, или еще чего? А у морячков руки всегда с нужного места росли…

Поскольку горестные стенания снайпера продолжались уже достаточно долго, старлей, наконец, не выдержал, ответив запавшей в память и слегка видоизмененной фразой из знаменитого старого телесериала^[18]:

– Не расчесывай мне нервы, их и без тебя есть, кому испортить! Например, фрицам, они в этом деле большие специалисты.

Откровенно опешивший от услышанного Николай пару секунд хлопал глазами, затем осторожно осведомился:

– Командир, а ты точно не с Одессы-мамы? Я от тебя и раньше словечки всякие слыхал, а сейчас так и вовсе словно в родные края вернулся?

– Точно, – хмыкнул Алексеев, скрывая улыбку. – А насчет твоей «светки»? Снимай прицел, да швыряй павшую в неравном бою подругу в набежавшую волну, что тот Стенька Разин свою персидскую княжну. Ну, или каких она там была? Не починишь ее уже, сам ведь прекрасно понимаешь – осколок не только приклад срубил, но и спусковой крючок вместе со скобой набок выворотил, так что и всему УСМ в любом случае тоже капец. А на борту я тебе новый ствол организую, получше прежнего. Причем, под тот же патрон. «Эсвэдэ» называется, снайперская винтовка Драгунова, так что с прицелом можешь тоже на заморачиваться. Тебе понравится, зуб даю!

– Соглашайся, Коля, – сообщил прислушивающийся к разговору старшина. – Ты ж нашего командира знаешь, ежели обещал – в лепешку расшибется, но выполнит. Так что будет у тебя новое оружие, – переглянувшись со старшим лейтенантом, Левчук понимающе подмигнул. – Видал, какие на Тихоокеанском флоте автоматы на вооружении состоят? Поди, снайперка еще и покруче будет.

– Да хватит уж про ТОФ баланду травить, – буркнул Ивченко, приняв решение и в последний раз огладив приклад. – Я, вообще-то, у моря вырос, в трех кварталах от порта и судоремонтного завода жил, уж на что, а на всякие-разные кораблики с прочими судами насмотрелся. Так что, если эта громадина, – морпех кивнул на приближающийся БДК, – с Тихого океана к нам причапала, тогда я – Леонид Утесов вместе со всем джазовым оркестром в придачу. Ладно, согласен на мену. Но вы твердо обещали, тарщ старший лейтенант!

Проводив взглядом идущего к борту катера снайпера, Левчук вопросительно кивнул старлею:

– Степа, сам им расскажешь, или я? Все одно ведь уж почти догадались, что не все так просто?

– Давай лучше ты, – без колебаний ответил Алексеев. – Ну, типа, не мог раньше, поскольку приказ и прочая секретность, все дела… короче, Ильич, у тебя в любом случае лучше получится! Все одно, как на борт поднимемся, я убегу по делам, скорее всего, надолго. А впопыхах не хотелось бы, ребята не поймут. Только без лишних подробностей. Понимаешь?

– Чего ж не понять, старшой? Сделаю в лучшем виде.

– Как считаешь, мужики сильно удивятся? Обиду не затаят?

Несколько секунд старшина задумчиво хмурился, затем пожал плечами:

– Да не особо, старшой. Словечки эти твои странные, шуточки незнакомые, то, как ты воевал… да много чего. Думаешь, они ничего не замечали? Еще как замечали и промеж собой шушукались, а я слушал, и на ус мотал. Да и рассказ твой насчет освобождения Одессы и Крыма в следующем году, тоже хорошо запомнили – ты ж тогда, Степа, даже точный срок, когда все это произойдет, назвал! Вот они и запомнили, особенно Никифор, которому ты надежду своими словами подарил… Так что не переживай, нормально мой рассказ примут. Ну, а касательно обиды? Это ты, извини, так и вовсе глупость какую-то сморозил! Какие уж тут обиды, когда война идет? Про секретность я так и вовсе молчу. Да и доверяют они тебе, сам ведь знаешь. Сильно доверяют.

Поколебавшись, Левчук добавил:

– К слову, много вас из будущего к нам на подмогу прибыло? Или тоже секрет?

– Угу, секрет Полишинеля, блин! – раздраженно дернул щекой морпех. – Весь Геленджик и половина Малой земли этот самый секрет лично наблюдала! Три боевых корабля, вон этот, к которому мы сейчас швартоваться станем, называется «большим десантным кораблем», в трюме – легкая плавающая бронетехника, будет возможность, покажу, на борту – почти батальон морской пехоты. Тот самый, где я взводным числюсь. Остальные два – ударные ракетные корабли, один вроде нынешнего крейсера, только раз в сто мощнее по вооружению, второй поменьше, типа эсминца, но фрицам тоже навалять может, мама не горюй. Пока боеприпасы не закончатся, поскольку в этом времени их взять тупо неоткуда. Только ты про все это языком не трепли. Считай, я тебе вовсе ничего не говорил.

– Да уж куда там трепать, – степенно кивнул старшина. – Я и про прежний-то твой рассказ молчал, а уж про это? Дурных нема, так что не переживай. Вот только еще один вопрос имеется: местный особист за нас шибко круто возьмется? Мы ж, как ни крути, никак не должны были на этот самый «бэдэка» попасть? – незнакомую аббревиатуру Левчук проговорил едва ли не по слогам.

– Не возьмется, с чего бы вдруг? – фыркнул Степан. – Это ведь мы к вам провалились, а не наоборот, так что никаких секретов о будущем вы уж точно не знаете. Тем более, не поверишь, Семен Ильич, но единственный контрразведчик на борту – внук товарища капитана госбезопасности, нашего общего с тобой знакомого! И уж с ним я в любом случае договорюсь.

– Это Шохина, что ль? – откровенно обалдел от услышанного старшина.

– Угу, его самого. Тут, скорее, другое: когда до Геленджика дойдем, местные контрики могут малость нервы попортить, но, думаю, тоже обойдется. В крайнем случае, подмахнете подписки о неразглашении, и дело с концом. Да и в рапорте я в любом случае укажу, что вы тут оказались исключительно, выполняя мой приказ. Помнишь, как я на берегу приказал бежать к катеру, а потом еще и матерно его продублировал? Вот этой версии и придерживайтесь, мол, выполняли распоряжение бывшего командира разведгруппы, остальное – моя забота.

– Так ты ж это своим бойцам кричал? – ухмыльнулся в усы Левчук.

– А вы мне что, чужие, что ли?! – вскинулся Алексеев. – Но ты, в принципе, прав, могут прикопаться. Короче, ладно, если что, продержитесь денек, а там, глядишь, и Шохин из столицы вернется, и все ваши проблемы разрулит. Или я что-нибудь придумаю. На самый крайний случай воспользуюсь… впрочем, про это тебе знать не нужно. Все, старшина, сворачиваем дискуссию, подходим…

* * *

Левчука с бойцами Степан нашел уже после швартовки в Геленджике и выгрузки раненых. Ну, как нашел? Скорее, нашел время навестить боевых товарищей, размещенных в отдельном кубрике под охраной. Сначала докладывал о произошедшем командиру БДК кап-два Павлову и майору Королеву, затем выслушивал, какой он нехороший человек, поскольку, то бэтээр утопит, то от корабля в самый ответственный момент отстанет, от взмыленного до состояния кавалерийской коняшки ротного. Потом писал рапорт в трех экземплярах, навешал помещенных в медблок раненых и всеми правдами и неправдами добывал обещанную Ивченко снайперскую винтовку с боеприпасами. В конечном итоге от него отвязались. А перехвативший морпеха в коридоре контрразведчик даже неофициально сообщил, что насчет него из Москвы пришла отдельная шифрограмма, в которой «союзникам» ненавязчиво предлагалось на старшего лейтенанта Алексеева С.В. ни в каких ситуациях особо не давить, в разумных пределах предоставляя полную свободу действий. На вполне закономерный вопрос, что подразумевается под этими самыми «разумными пределами», Королев только плечами пожал, поскольку никаких разъяснений не имелось. Но подписана радиограмма была, ни много, ни мало, самим Сталиным. Нет, оно, конечно, понятно, что командиры кораблей ВМФ РФ Ставке Верховного Главнокомандующего не подчинялись, но сам факт наличия подобной подписи ставил помянутого старлея в некое особое положение. Договорившись насчет отправки обещанного старшине сообщения на Малую землю, объясняющего местному командованию, куда подевались четверо разведчиков (собственно, Кузьмину с Куниковым уже наверняка доложили насчет произошедшего, но и подстраховаться, чтобы случайно не подставить ребят, следовало), Степан потопал в направлении указанного майором кубрика.

Пока шел по узким коридорам БДК, раздумывал, какую линию поведения выбрать с учетом того, что теперь пацаны знают правду. Поскольку ничего дельного не придумывалось, просто махнул рукой: к чему, собственно, париться? Пусть все идет, как идет. Мудрый дядька Левчук правильно сказал – какие еще, нафиг, обидки на войне?..

Козырнув в ответ на приветствие подпирающего стену морского пехотинца из второго взвода, Алексеев поддернул на плече ремень висящей стволом вниз снайперки и решительно ввалился в шестиместный кубрик. Разведчики торопливо вскочили на ноги, приветствуя вернувшегося командира. Оглядев бойцов – вроде бы все нормально, на лицах не заметно никакого особого напряжения с прочими негативными эмоциями, разве что взгляды у всех (кроме, понятно, старшины), мягко говоря, растерянные, – махнул рукой:

– Вольно, чего вскочили-то?

Заметив на откидном столике упаковки от стандартных пищевых рационов и практически пустую пластиковую полторашку лимонада, улыбнулся:

– О, гляжу, и порубать успели? Совсем молодцы. Ну, и как оно в целом? Гневные реплики в духе «командир, как ты мог сразу нам все не рассказать» будут? Или этот момент пропустим?

– Глупости говорите, тарщ старший лейтенант, – переглянувшись с товарищами, за всех ответил Баланел. – Мы ж не дети, все понимаем. Да и товарищ старшина нам все доходчиво объяснил. Так что пропустим.

– Вот и здорово, вот и договорились, – убрав с лица улыбку, серьезно кивнул старлей.

И, проследив за взглядом Ивченко, намертво прикипевшим к висящему на плече оружию, снова усмехнулся:

– Коля, выдыхай! И – да, ты угадал, привел я тебе новую боевую подружку, как и обещал. Знакомься, самозарядная снайперская винтовка системы Драгунова образца, если память не изменяет, шестьдесят третьего года, сокращенно – «СВД». С остальным сам разберешься, не маленький, по конструкции она даже попроще твоей «светки» будет. Владей на страх врагам, на славу родной армии, – Степан протянул ефрейтору «весло» и несколько пачек снайперских патронов. – Мануала… эхм… наставления к ней я не нашел, так что аккуратненько, постарайся сразу не поломать. Шучу я, шучу, не дергайся!

– Спасибо, командир! – сдавленно охнул Ивченко, хватая винтовку, развернуться с которой в узком кубрике было проблематично.

– К раненым заходил? – бросив ироничный взгляд на возбужденного снайпера, которого тут же окружили не менее возбужденные товарищи, тоже желающие поближе ознакомиться с новым оружием, спросил Левчук. – Как они?

– Нормально, Серегу уже прооперировали, осколок пару ребер перебил, но до легкого не дошел, остальные дрыхнут после контузии и кучи лекарств, которыми их накачали. Так что можно сказать повезло. И им, и мне.

Поглядев на увлеченно пихающихся плечами морпехов, Степан качнул головой, вызывая старшину в коридор. Кубрик был тесным, расстояние между койками немногим превосходило аналогичное в стандартном железнодорожном купе, так что пятерым особо не развернешься. Даже просто сидеть на нижней лежанке было проблематично, поскольку спина при этом упиралась в бортик вышерасположенной койки. Две верхние так и вовсе располагались под самым подволоком, и кроме как для сна ни для чего не годились. Что же до бойцов, то старлей их прекрасно понимал: теперь, когда они узнали правду, интерес к новому оружию возрос поистине многократно. Одно дело считать, что это просто какие-то опытные образцы, еще не поступившие на вооружение. И совершенно другое вдруг осознать, что столь приглянувшиеся им автоматы – или вот эта самая снайперская винтовка – разработаны в нереально-далеком будущем!

Вспомнив про это самое будущее, Алексеев скрыл тяжелый вздох, неожиданно подумав: хорошо, хоть Левчуку он насчет своего времени ничего рассказать не успел. Не нужно ему про это знать, и пацанам тоже не нужно! Тем более, сейчас имеется серьезный шанс, что в этой версии истории все пойдет как-то иначе…

Раздраженно дернув щекой – так, все, как он сам говорил, оставить лирику! – морпех первым вышел из кубрика. Припомнив фамилию торчащего в коридоре младшего сержанта, Алексеев распорядился:

– Евстахиев, верно? Свободен.

– Так мне ротный приказал… – судя по взгляду, бойцу уже и самому до одури надоело торчать на одном месте. – Проблем не будет, тарщ старший лейтенант?

– Не будет, – отмахнулся Степан. – Руденко доложишь, что я тебя лично с поста снял, в виду прихода в пункт назначения. С остальным сам разберусь. Выполнять!

– Есть! – радостно козырнул морпех.

Проводив взглядом спину удаляющегося морпеха, старлей повернулся к старшине:

– Значит так, Семен Ильич, сейчас я снова убегу по делам, а заодно постараюсь выяснить обстановку на берегу. Кстати, эрдэ Кузьмину уже отправили, так что не переживай, в дезертиров или пропавших без вести не запишут. А вы пока сидите тихонечко и не отсвечивайте. Сам ведь знаешь, как в родной армии и флоте бывает – глядишь, про вас так и вовсе позабудут, в суматохе-то, а уж там и Шохин вернется. И пацанов предупреди, чтобы про твой рассказ молчали, как рыба об лед. А если всерьез прикопаются, пусть говорят, мол, сами догадались, допустим, случайно увидев дату на настенном календаре – когда вас искал, один подобный точно заметил, только не помню точно, где именно. Вопросы имеются?

– Да только один, – фыркнул Левчук. – Гальюн далеко? А то газировка ваша, конечно, вещь вкусная и ароматная, но и обратно просится со страшной силой…

Малая земля, 22 февраля 1943 года

Оторвавшись от карты, на которую он перед этим наносил новые отметки, капитан третьего ранга Кузьмин задорно подмигнул Куникову:

– Ну, что, товарищ майор, не ожидал от нас фашист такого ответа? Недаром мы силы с боеприпасами копили, ох недаром! Не сдюжил фриц, откатывается. Из третьего сектора тоже подтвердили – не предпринимая дальнейших попыток атаковать, с большими потерями отступают на исходные позиции.

– Что-то шибко быстро фриц выдохся, не похоже на него, – поудобнее пристроив раненую руку, нахмурился Куников. – И суток не прошло. Не нравится мне это, Олег Ильич, сильно не нравится. Ладно, румыны, которых они снова вперед отправили, но там ведь и немцев полно. Еще и эти горные егеря, с которыми разведчики с нашими… «гостями» пересеклись – вот уж эти точно так сразу отступать не приучены. Нутром чую, что-то тут не то…

– Да ладно тебе, – уже без прежней убежденности в голосе задумчиво буркнул Кузьмин. – Нет, ну на самом деле, майор? Понадеялись на артподготовку и попытались взять нахрапом, но не ожидали, что у нас одних только гаубичных батарей четыре штуки, не считая полевой артиллерии и полковых минометов. Да и летуны сильно подмогли. Они же, кстати, и подтвердили – большинство разведанных целей уничтожены артиллерийским и авиационным огнем. Вот фрицы на попятный и пошли. Врубили, образно говоря, заднюю. Или есть сомнения?

– Есть, – упрямо кивнул Цезарь Львович. – И большие. Ты ведь не хуже меня фашиста знаешь, так запросто они свои планы не меняют. А если и меняют, так исключительно ради того, чтобы запасной вариант задействовать. Нет, в том, что мы их сегодня знатно обломали, я, как раз-таки, нисколько не сомневаюсь, так оно и есть. И теперь у них только два варианта – либо перегруппироваться, подтянуть резервы и завтра, максимум послезавтра, попытаться снова продавить нашу оборону, либо ударить в каком-то другом месте.

– В каком еще другом? – поморщился кап-три. – У нас ни в одном секторе серьезных прорывов не было, а те, что удались с ходу, уже купированы. Максимум на несколько сотен метров продвинулись, прежде чем их обратно и вышвырнули. С теми самыми большими потерями. Часть промсектора, правда, вовсе уж в полный щебень раскатали, ни одного целого здания не осталось, ну так переживем, тем более подвалы остались.

Куников невесело усмехнулся, кивнув на расстеленную на столе карту:

– А разве я сказал, что они именно по плацдарму ударят? Ну, понял, о чем я?

– Да ну, не может быть… – влет уловил мысль товарища капитан третьего ранга. – Думаешь? Хотя… весь северо-восток города в любом случае остается в их руках, так что с передислокацией проблем не предвидится, тут всего расстояния-то пару километров. И все равно, как-то не верится. Нет, то, что мы фашистам словно кость в горле, это понятно, потому и ударили сегодня. Да и шибко злые они после того, как мы часть города у них оттяпали. Но даже если прорыв в направлении цемзавода окажется успешным, наши быстро подтянут резервы – их же не морем везти, а по суше перебрасывать – и остановят немцев. И чего они в конечном итоге добьются, кроме очередных потерь?

– Частичного контроля за противоположным берегом бухты они добьются, вот чего, – хмыкнул Куников. – Подтянут тяжелую артиллерию и раскатают нас практически прямой наводкой. А пока мы станем в себя приходить, снова ударят, уже с нашей стороны. И знаешь, Олег Ильич, что я думаю? Вовсе не факт, что мы в этом случае удержимся, несмотря на все накопленные силы. А если и сдюжим, что вероятнее всего, то ох как кровушкой умоемся…

– Понял тебя, – угрюмо кивнул капитан третьего ранга. – Предложения?

– Скоро стемнеет, нужно послать пару разведгрупп, пусть аккуратненько прощупают, чем там фриц занимается и куда лыжи навострил. Опасно, конечно, в ближнем тылу сейчас не пойми что творится, но иного способа получить хоть какую-то информацию просто не вижу. К слову, что слышно насчет того удачливого старшины? Вышел на связь?

– Это ты про Левчука-то? Вышел, буквально с час назад радиограмма пришла. Когда «лапотники» по катеру отбомбились, ему с бойцами пришлось вместе с остальными на борт прыгать. Ну, а обратно их, сам понимаешь, никто высаживать не собирался. Так что сейчас они, небось, уже в Геленджике.

– Жалко, сейчас бы они нам точно не помешали. Как и их командир, что, как внезапно выяснилось, аж с самого Тихоокеанского флота к нам прибыл, – последнюю фразу Куников сопроводил ироничной ухмылкой, показывающей его отношение к официально озвученной версии о принадлежности «транспортного корабля».

– Вот, кстати, хотел спросить, да не успел, поскольку фрицы свое наступление начали: ты сам-то что насчет этого кораблика думаешь? А то мне бойцы, что разгружать его помогали, каких только чудес не порассказали?

Ответить капитан третьего ранга не успел, прерванный резким зуммером полевого телефона. Переглянувшись с товарищем, поднял трубку:

– Кузьмин, у аппарата. Не понял, повторите? Еще раз, плохо слышно. Что? ЧТО?! Понял, конец связи.

Слегка растерянно взглянув на напрягшегося Куникова, произнес:

– Гитлеровцы нанесли массированный удар в направлении оборонительного рубежа в районе балки Адамовича и цементного завода «Октябрь». Ситуация крайне тяжелая, применяется бронетехника, в нескольких местах оборона уже прорвана, у нас большие потери. Угадал ты, стало быть, товарищ майор… накаркал…

Глава 14

ВЫСАДКА

Новороссийск, район цементных заводов, 23 февраля 1943 года

Глядя, как с неслышным в реве полутора десятков запущенных движков лязгом раздаются в стороны створы носовых ворот, и опускается аппарель десантного устройства, сталей Алексеев невесело усмехнулся. Что ж, вот его и накрыло очередным – которым уж по счету? – дежавю. Все это в его жизни тоже уже происходило, причем, совсем недавно. Вот только в прошлый раз происходило словно бы понарошку, когда и противник условный, и патроны холостые, и смерть кого-то из бойцов – огромное ЧП с последующим муторным выяснением обстоятельств случившегося и наказанием причастных к инциденту, а не безликая цифра в перечне безвозвратных потерь подразделения. Зато сейчас – серьезней некуда. Поскольку впереди ждал затянутый мутным маревом поставленной катерами сопровождения дымовой завесы, вспыхивающий короткими всполохами сотен разрывов восточный берег Цемесской бухты. Низкое, набухшее тяжелыми тучами предрассветное небо над которым расцвечивали трассеры пулеметных очередей и осветительные ракеты. По ушам ударил тяжелый гул канонады, пробивающийся даже сквозь наушники наглухо застегнутого шлемофона.

Исцарапанная гусеницами аппарель прошла горизонталь и с хрустом опустилась на влажную гальку. Ворвавшийся в танковый трюм ледяной февральский ветер, пахнущий йодом, сгоревшим порохом и едкой химией дымсмеси, разметал скопившиеся внутри клубы солярных выхлопов. Все, пора.

Взглянув на напряженного Никифорова, старлей хлопнул мехвода по плечу:

– Санек, вперед. Да расслабься ты, на берег же высаживаемся, плыть не придется. Ну, готов? Па-а-аехали…

Взрыкнув дизелем, «восьмидесятка» плавно тронулась с места, прокатившись по наклонному пандусу и съехав на узкий каменистый пляжик. Раскидывая колесами гальку, свернула направо; три БМП первого взвода рванули следом, освобождая дорогу бэтээру взводного-два и его бэхам, двинувшимся левее. Третий взвод высаживался последним, прикрывая «Гвоздики» и позволяя саушкам безопасно занять предусмотренную для них позицию. Последними из чрева готовящегося закрыть створы десантного устройства и отработать малый назад БДК появились бойцы в обычных для этого времени ватных куртках и шинелях, с пистолетами-пулеметами в руках, устремившиеся за бронетехникой – приданное усиление из состава стрелкового полка внутренних войск НКВД, который охранял корабль в Геленджике. Или, что скорее, не совсем усиление, а прикрытие на случай всяких разных нехороших ситуаций.

Старлей, наплевав на касающиеся безопасности наставления оставшегося на борту ротного, высунулся из люка. С удовлетворенным хмыканьем прикинув, что высадка прошла идеально – никто не заглох, не наподдал бронированным лбом в не менее бронированный зад товарища (в хорошем смысле, понятно) и не перепутал, куда именно сворачивать и на чьи габариты при этом ориентироваться. Да и временной норматив не то, что выполнили – перевыполнили, блин! Как минимум, раза в два! Вот что страх с прочей командирской накачкой-то делает: хрен бы в условиях маневров все так гладко прошло. Зато, когда знаешь, что в любой момент можешь словить в хилую противопульную броню фашистский снаряд или мину неслабого калибра – зря он, что ли, чуть не полчаса про свои покатушки на трофейном танке рассказывал?! – мозги как-то сразу встают на свои места. И ответственность появляется, и прочие боевые навыки начинают работать на уровне рефлексов.

Хотя, насчет фрицевских снарядов с прочими минами это он так, ради красного словца упомянул. После того, как по гитлеровцам тремя полными залпами в сорок стволов отработал «Град-М», а после точечно добавили скорострельные стомиллиметровые артустановки А-190-01 фрегата и малого ракетного корабля, вряд ли они вообще обратят внимание на какую-то непонятную движуху на берегу. Особенно, когда в порту происходит нечто абсолютно непонятное, больше всего похожее на подготовку к высадке морского десанта – иначе с чего б большевикам долбить по молам и береговым укреплениям торпедами и дальнобойной артиллерией? Да и непонятный корабль, если его вообще кто-то заметил в полосе поставленной дымзавесы, уже отвалил, полным ходом выходя из бухты. Странный какой-то корабль, видимо потерявший управление, и оттого едва не выбросившийся на берег. Но сегодня русским повезло, и они, осознав ошибку и ухитрившись не разворотить днище и не затонуть на мелководье, сумели уйти. Действительно повезло, что тут еще можно сказать?..

Степан усмехнулся. За неимением времени составленный буквально на коленке план высадки кое в чем напоминал то, что в его времени произошло в сентябре сорок третьего. Удар торпедами, выпущенными прорвавшимися в бухту быстроходными катерами, недолгий, но достаточно массированный артиллерийский налет… на этом совпадения, собственно говоря, и заканчивались. Но и этого должно было хватить, чтобы отвлечь фрицев, заставив их хоть ненадолго, но поверить в начало масштабной операции по освобождению города. Малоземельцы тоже в стороне не остались, сымитировав попытку прорыва со своей стороны. Судя по тому, что «Новочеркасску» удалось спокойно и без потерь выгрузить технику и людей, гитлеровцы купились, судорожно готовясь к отражению внезапной атаки на всем протяжении порядком порушенной и зияющей откровенными дырами линии обороны…

– Саня, притормози, нужно десант принять, – выйдя на общую волну, морпех продублировал приказ командирам БМП-2.

Боевые машины сбросили скорость, дожидаясь, пока нагнавшие их бойцы заберутся на броню. Убедившись, что все на борту и намертво вцепились в поручни, не собираясь сдуру падать под колеса и гусеницы, Степан разрешающе отмахнул Никифорову. Мельком подумав, что тем, кто поедет на бээмпэшках, с непривычки придется куда как сложнее, поскольку держаться там практически не за что, чай, не тридцатьчетверки последних выпусков, на которых наконец-то додумались приваривать десантные скобы. Вот, кстати, любопытно, отчего на ранних советских танках, равно как и на фрицевских панцерах, ониизначально не предусматривались? Вроде бы, возить десант на броне – более чем разумное решение? И пехоте проще, поскольку мобильность повышается, и прикроют в случае чего…

– Двигаем в заданный квадрат, это, как я понимаю, примерно вон туда. Только шибко не газуй и гляди, куда едешь, тут бои уже полгода идут, на земле всякого дерьма полно. Если покрышки порвем, никакая автоподкачка не справится. Вперед. Главное, проводника не пропустить, нас обещали встретить. Еще бы знать, как этого самого встречающего высмотреть?

В этот момент по броне несколько раз гулко стукнули затыльником приклада. Снова высунувшийся из люка Алексеев встретился взглядом с командиром отделения со знаками различия сержанта ГБ:

– Тарщ старший лейтенант, вон наш проводник, фонариком сигналит. Нужно малость правее взять, видите, где вагоны разбитые стоят? Там линия местной «железки» проходила, на карте она отмечена.

– Вижу, – кивнул Степан, припомнив, что это нагромождение сгоревших до остова, изрешеченных тысячами пуль и осколков железнодорожных вагонов, он уже видел. Не воочию, понятно, а на старых хроникальных фотографиях времен… ну, собственно, понятно, каких именно времен. Один из них, вроде бы, даже установлен в качестве памятника на местном мемориале. – И карту помню. Добро, принял. Да, сержант, если под обстрел попадем, действуем, как договаривались – мигом с брони и залегаете, мы маневрируем и прикрываем огнем. Только помните, что нам изнутри нихрена не видно, так что под колеса не суйтесь. У бээмпэ, что следом идут, обзор еще хуже, имей в виду.