Текст книги "Морпех. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Олег Таругин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 12. РАЗВЕДКА

Район Мысхако, 4 февраля 1943 года

Мотоцикл оставили, закатив подальше в лес и замаскировав в кустах, примерно в километре от развилки. Ехать и дальше по шоссе Алексеев все-таки не решился. Откровенно говоря, к этому моменту старший лейтенант уже не считал свой план моторазведки удачным – по большому счету, им просто повезло не столкнуться с немцами. А если бы не повезло? Если бы фрицы сильно удивились одиночному байку, пусть и с соответствующим флажком делегата связи на крыле (идею подсказал пленный обер-фельдфебель, после бомбардировки еще больше проникшийся идеей уцелеть любой ценой; флажок же нашелся в трофейном бэтэре) и потребовали остановиться? Хотя бы просто для того, чтобы переброситься парой ничего не значащих фраз или попросить курева? Учитывая, что из всех троих по-немецки немного говорил только старшина, да и то с пятого на десятое и с чудовищным акцентом, спалились бы мигом. Пулемет и два трофейных пистолета-пулемета – сила, конечно, но смотря против кого и в каких условиях. Даже если б и отбились, разведка на этом благополучно бы закончилась, практически не начавшись. Нет уж, лучше дальше ножками, время пока терпит – основную колонну они опережали почти на час. Как раз подберутся к развилке и осмотрятся, прикинув дальнейшие действия.

– Все, бойцы, скидываем маскарад, не понадобился, – Степан с превеликим удовольствием избавился от надоевшей шинели, провонявшейся порошком от вшей и чужим потом, скомкал и запихнул под ближайший куст. Утрамбовал подошвой берца и пристроил сверху каску. По-новой перепоясался портупеей с кобурой, ножнами и подвешенными на плечевые ремни подсумками к МП-40. Поерзал – вроде удобно, хоть рыжая трофейная сбруя поверх черного бушлата и смотрится весьма непривычно. Перекинул через плечо полевую сумку с картой, тоже доставшуюся от немцев.

Товарищи не заставили себя ждать, с готовностью сбрасывая трофейную одежду. Аникеев так еще и смачно плюнул сверху напоследок – идея с переодеванием рядовому не нравилась с самого начала, но спорить он не посмел. А как иначе? Приказ командира, с которым, понятно, не спорят. Особенно, такого замечательного командира, каким оказался товарищ старший лейтенант, практически в одиночку уничтоживший целую фашистскую батарею и захвативший бронетранспортер с важными пленными! В глубине души Иван до сих пор тяжело переживал, что не поучаствовал в том бою, оставаясь твердо убежденным, что в этом случае и немцев перебили бы куда больше, и Леха Панкратов свою пулю не поймал. Искоса наблюдавший за ним старшина тяжело вздохнул, но комментировать действия самого молодого члена разведгруппы не стал:

– Правильно решил, командир, а то мы на этой мотоциклетке, уж извини, как прыщ на заднице. Лучше по старинке – подберемся тихонечко, высмотрим, что нужно, да и решим, как поступить, – Левчук заботливо поправил кобуру с доставшимся от пленного гауптмана «люгером» – подарок Степана. Пистолет старшине нравился. Зимой сорок второго он уже почти завладел подобным, заметив на льду убитого немецкого офицера, но пробившая полынью мина распорядилась иначе. И трофей не забрал, и сам в ледяной водичке искупался, едва не утонув.

– Ты, Семен Ильич, прямо мысли мои читаешь, – фыркнул морпех, вытаскивая из небольшого багажника позади мотоциклетной коляски их родные каски и вещмешки. – Разбирай имущество, товарищи бойцы! Пулемет сними, понесешь, а боеприпасы Ванька возьмет. Ничего не забыли? Тогда попрыгали. Нормально. Уходим. Пойду первым, вы следом, дистанция двадцать метров. Под ноги и по сторонам глядеть в оба, не на прогулку вышли.

Оставив за спиной трехколесное средство передвижения с гордым именем «Zundapp», разведчики растворились в лесу. Байк фрицы, скорее всего, вскоре найдут, следы на земле никто маскировать и не собирался, ну да и флаг им в руки. Зря, он, что ли, перед выходом потратил целую минуту, ковыряясь в коляске? Полезут внутрь – будет им неприятный сюрприз. Это для подрыва снарядов Ф-1 не годилась, а в качестве простенькой мины-ловушки – самое то. Бабахнет не сильно, но смертельно, тонкая жесть осколки не остановит, а осколков будет немало.

К слову, с мотоциклами вообще глупо вышло. Когда Алексеев предлагал комбату моторазведку, он искренне полагал, что трофейных байков будет несколько. Как выяснилось, ошибся. Остальные две транспортные единицы оказались полностью непригодны для использования по прямому назначению. Один мотоцикл раскурочило в хлам близким взрывом немецкой же авиабомбы, по второму кто-то из морских пехотинцев (а, может, и немце-румынов) еще во время штурма поселка сгоряча прошелся пулеметной очередью, изрешетив бензобак и в клочья разодрав шины. В итоге на ходу остался всего один, вот этот самый «Цундап». Буквально до икоты надоевший Степану уже через полчаса: и ехать неудобно (местные дороги, даже с гордым именем «шоссированных» – они такие дороги, что ой), и из коляски, случись что, быстро не выберешься. Но самое главное, мотор тарахтит так, словно у него в заводских настройках прописано автоматически предупреждать всех встречных-поперечных о приближении русской разведгруппы. Хорошо так тарахтит, и глухой услышит. А глухих, если историки не врали, в Вермахт, к сожалению, не берут…

Так что они уж лучше так, «пешкарусом», как батя говорил. Хоть и медленно, зато тихо да незаметно, как порядочным разведчикам и положено.

Идти по горному лесу оказалось несложно. Лежал бы сейчас снег, пришлось куда как сложнее, а так топай себе и топай, от кустика к кустику, от овражка к овражку, не забывая, понятно, окружающую обстановку контролировать. День потихоньку клонился к закату, зимнее солнце так и не показалось из-за сменивших утреннюю облачность низких туч (эх, и почему эти самые тучи не наползли чуток пораньше, избавив морпехов от авианалета?!), поэтому заметить разведчиков в черных флотских бушлатах среди темных древесных стволов было достаточно сложно. Ну, по крайней мере, в это очень хотелось верить…

Пока топали, Алексеев, от нечего делать, вспоминал недавние события.

Неожиданный налет пикирующих бомбардировщиков десантники пережили достаточно легко – в том смысле, что серьезных потерь не было. Замаскированные танки фрицы не обнаружили, подводы с ранеными и единственный грузовик удалось быстро убрать с открытого места, поэтому ни по тем, ни по другим гитлеровцы прицельно не бомбили. В конечном итоге погибло меньше двух десятков бойцов, близкими попаданиями разнесло пару подвод и уже помянутый мотоцикл, развалило несколько уцелевших после утреннего боя поселковых домов и дворовых построек – судя по всему, с выбором целей фашисты особенно не заморачивались, работая по наиболее крупным и неподвижным объектам. Морские пехотинцы, в большинстве люди опытные и успевшие повоевать, успели рассредоточиться по территории, укрываясь в любых подходящих местах, поскольку знали – «лаптежники» за одиночками не охотятся, не их профиль.

Единственным серьезным «успехом» Люфтваффе – причем, именно так, в кавычках – оказалось прямое попадание стокилограммовой фугасной бомбой в крышу сарая, в котором заперли захваченных во время штурма Южной Озерейки пленных. При этом, и сами того не ведая, немецкие летуны избавили Кузьмина от принятия весьма непростого решения, которое он, откровенно говоря, откладывал до самого последнего момента. Поскольку с пленными, так или иначе, пришлось бы что-то решать – не тащить же с собой почти сотню румынских пехотинцев? Невозможно. Оставалось либо расстрелять, либо оставить за спиной. Оба варианта комбату категорически не нравились, хотя в глубине души он понимал, как именно придется поступить. Нет, капитан третьего ранга прекрасно знал, что творили на его земле оккупанты, в том числе и румынские. И догадывался, что многие из бойцов, особенно те, что два года назад обороняли Одессу, без малейших сомнений выполнят любой его приказ – о расстрелянных и сожженных заживо в артиллерийских складах десятках тысяч одесситов и пленных красноармейцев помнили. Как и о миллионах других невинных жертв по всей залитой кровью страшной войны стране. Но одно дело – понимать, и совсем другое – отдать соответствующий приказ…

Немцы тяжелую моральную проблему русского офицера решили со свойственной продвинутым европейцам прямотой и решительностью – сарай вместе с обитателями разнесло буквально по бревнышку. Выяснять, выжил ли кто-то, просто не стали – во-первых, не до того, во-вторых, перевязочных материалов не хватало даже для своих раненых…

Краем глаза заметив в паре метров нечто выбивающееся из ставшего привычным зимнего лесного пейзажа, морпех резко остановился, одновременно подав сигнал товарищам. Осторожно подобравшись ближе, убедился, что не ошибся – к дереву на высоте человеческого роста была прибита потемневшая от дождей и наползавших с побережья туманов табличка с лаконичной надписью «ACHTUNG! MINEN!». Трафаретный череп с перекрещенными костями зловеще скалился с фанерной поверхности, не предвещая впереди ничего хорошего. Степан сдавленно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Повезло, вовремя обратил внимание, еще бы несколько метров, и потопал бы по минному полю…

Осмотревшись, заметил на соседних деревьях еще два предупреждающих знака. Значит, они на месте, и до развилки от силы метров пятьдесят, максимум сто – иначе с чего бы фрицам лес минировать? И это хорошо. Плохо, что теперь придется идти в обход, поскольку из всех средств разминирования у разведчиков только трофейные штыки у старшины и Аникеева. Нащупать ими мину наверняка можно, лезвие длинное и плоское, но сколько времени все это займет? Да и зачем? Он про немецкие противопехотные мины вообще ни сном, ни духом, Левчук с Аникеевым тоже не профессиональные саперы. Проще обойти, всяко быстрее получится. И гораздо безопаснее.

Подошедший в ответ на поданный знак Левчук взглянул на жизнерадостно лыбящийся нарисованный костяк и помрачнел:

– Острожные сволочи, подстраховались! Сторонкой пройдем?

– Ну, не напрямик же, – буркнул старлей. – Вы с Ванькой справа, я слева, ищем проход.

– Штык дать? – предложил старшина. – Твой-то уж больно короткий, глубоко не воткнешь. А нам и одного на двоих хватит.

– Не нужно, просто ищем, где минное поле заканчивается. Немцы – аккуратисты, если здесь табличек понатыкали, значит, и с других сторон границы обозначили. Хотели бы, чтоб мы подорвались – не стали предупреждать. Только осторожненько, Семен Ильич, нашумим – вся разведка насмарку…

Минное поле тянулось почти до самой дороги, так что обходить его пришлось с левого фланга, дальнего от шоссе. Зато и выбранная позиция оказалась на удивление удачной – развилка с высоты пологого горного склона просматривалась во всей красе. Меньше чем за десять минут наблюдения Степан достаточно сориентировался, чтобы представить схему немецкой обороны. Наступающего по шоссе противника ничего насторожить не должно: всего-то обычный пост фельджандармерии, пусть и усиленный бронетранспортером. Самодельный шлагбаум поперек дороги, столбы с указателями – надписей с такого расстояния, несмотря на трофейный бинокль, не прочитать, но и так понятно, что там названия близлежащих поселков – по обочинам.

Сюрпризы, вполне ожидаемо, таились по флангам. Грамотно замаскированная батарея ПТО – пушки укрыты в капонирах, орудийные дворики оформлены по всем правилам саперного искусства, – надежно перекрывала шоссе с обеих сторон. В немецких пушках Алексеев разбирался не шибко (точнее, вовсе никак), но мог с уверенностью сказать, что это не легкие «колотушки», которых для их «Стюартов», скорее всего, хватит с головой, а нечто куда более мощное и крупнокалиберное, с длинными стволами, увенчанными плоскими грибами пламегасителей, торчащими из-под маскировочных сетей. На месте ли расчеты не поймешь, маскировка мешает, но скорее всего, нет – какой смысл? Много времени для подготовки орудий к бою не потребуется, максимум пару-тройку минут.

Где именно гитлеровцы разместили обещанные комбатом минометы, не разглядеть, но скорее всего вон там, в неглубоком овражке, что логично – им прямой наводкой не стрелять. Артпозиции прикрывают две подковообразных линии окопов, сейчас кажущихся необитаемыми. Оно и понятно, к чему фрицам зазря мерзнуть? Сидят, небось, вместе с противотанкистами в своих невидимых отсюда блиндажах, готовые по тревоге занять позиции. Кузьмин упоминал, что фашистов тут до взвода? Ну, в принципе, примерно так и выходит, роту в этих траншеях точно не разместишь. Да и не это главное: если заранее не подавить артиллеристов с минометчиками, лобовая атака в любом случае кровушкой умоется, тут комбат всяко прав. Повезло еще, что фрицы окопы на склонах не отрыли, понадеявшись на мины.

Передав бинокль старшине, Степан вытащил блокнот и карандаш и набросал схему вражеской обороны. В принципе, мог бы этого и не делать, поскольку на память не жаловался, но следовало показать Кузьмину. Пока рисовал, прикинул план атаки. Если удар всех трех групп выйдет скоординированным, никаких сложностей не предвидится от слова совсем. Немцы, конечно, неплохо подготовились, но не против же восьми сотен морпехов при поддержке четырех танков, пусть даже и легких? Раскатают, как блин. Главное, вовремя нейтрализовать артиллеристов с минометчиками, и похоже он даже догадывается, кто именно этим займется. Ну, вот судьба у него сегодня такая, фашистские батареи уничтожать! Не в одиночку, понятное дело, а совместно с боевыми товарищами числом, как минимум, до полнокровного отделения…

Уткнувшись в локтевой сгиб, Алексеев мощно зевнул. Рукав так до конца и не просохшего бушлата пах влажным сукном, порохом и кисловатым потом, своим и чужим. Хм, раньше он даже не представлял, что можно уставать до такой степени! Хотя в училище будущих морских пехотинцев тренировали на совесть, изматывая, порой, до состояния полного не стояния. Ну, по-крайней мере, он так раньше думал. Точнее – до сегодняшнего дня, который, зараза такая, все никак не закончится. А ведь он – как и его сверстники-курсанты – никогда не голодал по-настоящему, не мерз в окопах, не делил с боевым товарищем скудный фронтовой паек или несколько последних патронов!

Уже не в первый раз Степан ощутил, как на него накатывает странное, с трудом передаваемое словами чувство. Утром, когда впервые пришлось убить, сначала пулей, а затем и ножом, это было ощущение нереальности происходящего, некой отстраненности от него. Сейчас же? Сейчас он внезапно и со всей возможной остротой осознал, через что прошли их предки на этой великой и страшной Войне. И насколько им НА САМОМ ДЕЛЕ было тяжело – порой недоедавшим и дурно обмундированным; вынужденным героически погибать лишь потому, что не было связи с командованием, и приказ оставить позиции не пришел вовремя… Возможно, его прошедшие Афганистан восьмидесятых или Чечню девяностых современники восприняли бы это как-то иначе. Поскольку тоже были причастными и испытали подобное на собственной шкуре. Но он, старший лейтенант Степан Алексеев, окончательно понял это только сейчас. Понял как-то сразу – и теперь уже навсегда…

– О чем задумался, командир? – подал голос старшина, протянув трофейный «Цейсс» заждавшемуся Аникееву. – Снова, гляжу, напрягся весь, как тогда, под Глебовкой? И взгляд у тебя такой стал… характерный. Опять задумал германцам какую каверзу сотворить?

– А? – вздрогнул старлей. – Да нет, просто устал немного. В сон клонит, сил нет.

– Ну, это-то как раз понятно, – согласился Левчук. – Может, спирту глотнешь, у меня еще осталось немного?

– Не нужно, все равно не поможет, зато потом еще хуже станет. Вам с Аникеевым пить, кстати, тоже запрещаю. Возвращаемся. Перехватим комбата примерно там, где мотоцикл бросили. Пошли, только тихо. Вань, а ты чего такой смурной?

– Так это, тарщ командир, снова ни одного фрица не убил… – удрученно опустил голову рядовой, закидывая за плечо трофейный автомат и подхватывая противогазную сумку, набитую патронными коробами к пулемету. – Боеприпасов вон сколько, оружие имеется, а только туда-сюда ползаем! Я на войну воевать пришел, а не за фашистами издалека подглядывать!

Старлей мрачно вздохнул, пропуская Аникеева мимо себя:

– Скоро так навоюешься, что самому надоест.

– Не надоест! – упрямо засопел тот, пряча взгляд.

– Поверь, знаю, что говорю. Под Станичкой на всю оставшуюся жизнь настреляешься. А станешь спорить – значит, в разведчиках тебе делать нечего, так товарищу капитану третьего ранга и доложу.

– Не нужно ничего докладывать, товарищ старший лейтенант! – испугался боец, сбиваясь с шага. – Я хочу в разведчиках, очень хочу! Обидно просто!

– Иди уж, – Степан добродушно подтолкнул Аникеева в спину. – Ладно, не ссы, морпех, не стану я ничего докладывать. Просто запомни на будущее: разведчик тихо приходит, делает, что нужно, и так же тихо уходит. А если стрельба началась – значит, хреновый это был разведчик.

– А как же утром?

– Те гаубицы не в счет, – с полуслова понял вопрос Алексеев. – Там ситуация совсем другой была. Иногда можно импровизировать, иногда – вот как сейчас, к примеру, – нет.

– А сейчас почему уходим? – мудреного словечка «импровизировать» Иван не знал, хоть общий смысл и уловил. Товарищ старший лейтенант вообще частенько вставлял в разговор непонятные слова, которым его, видимо, обучали в военном училище. – Ежели эти пушки наши танки пожгут, всем плохо будет!

– Вот именно поэтому и уходим, – терпеливо объяснил старлей. – Предупредим комбата, согласуем план атаки – и вернемся. С подмогой, понятно, втроем никак не справимся. Нам тут еще работы непочатый край.

– Вернемся? – воспрянул духом Аникеев. – Точно, тарщ старший лейтенант?

– Точнее не бывает, уж поверь…

****

Алексеев поддел пальцем рукав бушлата, взглянув на часы. Немецкие, разумеется, выданные лично комбатом перед разведвыходом – свои-то благополучно утопли, а разжиться трофеем старлей как-то не удосужился. Снимать с трупа было некогда да и немного противно, вроде как личная вещь, а позаимствовать у кого-то из пленных Степан не решился. Собственно, не столько не решился, сколько просто не подумал о подобной возможности. Вроде бы пора, ударные отряды уже должны скрытно занять позиции по флангам, дожидаясь сигнальной ракеты, основной отряд тоже недалеко: если прислушаться, со стороны шоссе можно разобрать отдаленное гудение танковых моторов. Еще буквально пару минут – и начнется.

Минутная стрелка описала очередной круг, пошла на следующий. Звук движков стал отчетливее, теперь его расслышали и фельджандармы на посту. Насколько понимал Степан, идущим во главе колонны танкам оставалось преодолеть метров триста, возможно, даже меньше. Один, видимо старший, вышагнул на дорогу, второй зачем-то торопливо двинулся к бэтээру. Ага, понятно зачем: там у них полевой телефон установлен. Снял трубку, крутанул рукоятку. Все, пора.

Взглянув на залегшего с пулеметом в нескольких метрах от него Левчука, едва заметно кивнул. Старшина кивнул в ответ, прижимая к плечу приклад. Вытащив ракетницу, старший лейтенант взвел курок и выстрелил, задрав ствол в темнеющее небо. Не дожидаясь, пока над головой расцветут три зеленые звездочки, оттолкнулся от земли, бросая тело в сторону ближайшей артпозиции. Аникеев пристроился позади и левее, как и было строго-настрого оговорено. Два с лишним десятка метров до ближайшего орудия морпех преодолел за считанные секунды, словно стремясь установить никому не нужный рекорд. Скользнув под масксеть, съехал по брустверу, оценивая обстановку. Обстановка радовала – он оказался прав: нападения артиллеристы не ждали. Собственно говоря, в капонире обнаружился всего один фриц, мирно сидящий в дальнем углу на аккуратном штабельке из снарядных ящиков. То ли караульный, то ли дежурный – старлей понятия не имел, как именно организована служба у фашистских пушкарей. Ошарашенный его неожиданным появлением артиллерист, широко распахнув глаза, еще только тянулся к прислоненной к бортику капонира винтовке, когда Степан оказался рядом. Стрелять он не стал, просто ударив прикладом ППШ (доложив комбату о результатах разведки, Алексеев без колебаний перевооружился ставшим привычным пистолетом-пулеметом). Вражеская голова безвольно мотнулась из стороны в сторону, и немец мешком повалился на утоптанную землю со сломанной шеей.

Рявкнув заглянувшему под маскировочную сеть Ивану «с пушкой разберись!», морпех бросился ко второй позиции. Аникеев же метнулся к дульному срезу, на ходу скручивая торцевую заглушку с немецкой гранаты. Придуманный старшим лейтенантом план нейтрализации батареи ПТО был прост до неприличия: не тратя времени на возню с замками или прицельными панорамами, которые еще нужно знать, как снимать, просто засунуть в ствол по трофейной «колотушке», благо диаметр вполне позволял пропихнуть гранату достаточно глубоко. Ствол, понятно, не разорвет, тупо мощности не хватит, но наверняка серьезно повредит. А если даже и нет, то внутри останется просто до неприличия много всякого хлама вроде осколков и остатков рукоятки. Одним словом, стрелять фрицы, если не самоубийцы, конечно, уж точно не смогут, тут без вариантов…

Бежал Алексеев не скрываясь, практически в полный рост: смысла таиться больше не было. С флангов уже хлопали первые выстрелы; со стороны шоссе звонко бухали танковые тридцатисемимиллиметровки и заполошно тарахтели сразу несколько пулеметов. У перекрывших дорогу фельджандармов, несмотря на бронетранспортер и укрепленную мешками с песком пулеметную позицию, шансов не было, скорее всего их уже раскатали, и сейчас атака двигалась дальше. Вопрос исключительно в том, успеют ли фрицы занять окопы и задействовать минометную батарею. Ну, а пушки? Пушки уже можно списать со счетов – во-первых, за спиной глухо бабахнул взрыв, а во-вторых, до второго капонира осталось меньше пяти метров. Главное, чтобы вторая часть их разведгруппы справилась не хуже, и остальные два ПТО тоже не сделали ни одного выстрела.

О, зашевелились, гады! Ну, уж нет, камрады, поздно пить боржоми! Доктор сказал в морг – значит, в морг: заметив бегущих к позиции артиллеристов, Алексеев присел, вскидывая автомат. Оружие послушно толкнулось в плечо мерной дробью отдачи, разразившись несколькими короткими очередями. Не промазал, поскольку уже достаточно приноровился к пистолету-пулемету. Троих пушкарей раскидало в стороны; один из них, получив пулю в живот, юлой завертелся на месте, прежде чем упасть. Еще двое, видимо, подносчики снарядов, залегли, запоздало дергая затворы карабинов. Поздно – слева мерно зарокотал МГ-34. Первая очередь легла, подбрасывая фонтанчики мерзлой земли, с недолетом, вторая пересекла обоих на уровне поясницы: умница Левчук дождался подходящего момента, стреляя наверняка. Интересно, где он так наловчился управляться с трофейным пулеметом? Досматривать Степан не стал, нырнув в капонир. Чтобы зря не рисковать, прочесал пространство впереди себя длинной очередью, от бруствера к брустверу. Попавшие в орудийный щит пули звонко взвизгнули, уходя в рикошет, остальные сухо протукали, вгрызаясь в землю. Пусто, даже охранника-дежурного-хрен-пойми-кто-он-там не имеется. Вот и ладно.

Ужом выскользнув наружу, старлей выдернул из-за пояса трофейную М24. Свинтил заглушку, дернул увенчанный фаянсовым бубликом запальный шнур и пропихнул гранату подальше в ствол. Скатившись обратно, укрылся за пушкой, дожидаясь взрыва. Бахнуло. Ствол гулко завибрировал, из пламегасителя выметнулось облако сизого дыма. Все, аллес капец пушке, в ближайшее время из нее вряд ли постреляешь. Немного обидно, конечно, столь варварски уничтожать ценное военное имущество, которого ох как не хватает парням Куникова – можно было бы утянуть с собой, прицепив к танкам, – но иди, знай, что их ждет впереди. Возможно, до Станички придется добираться исключительно пешком…

Отреагировав на шорох за спиной, Степан заученно крутнулся на месте, вскидывая автомат – и тут же отвел ствол в сторону, узнав Аникеева. Запыхавшийся морпех торопливо доложился:

– Все сделал, тарщ командир! Орудие уничтожил, трофей захватил! – рядовой продемонстрировал «маузер» застреленного артиллериста.

– Выбрось! – коротко приказал Алексеев.

– Как выбросить, оружие же? – опешил боец.

– Руками выбросить. Автомат в порядке? Тогда за мной. Помнишь, как я говорил? Двигаемся короткими перебежками, прикрываем друг друга. Старшину прикрываем в оба ствола, с пулеметом быстро не побегаешь. Идем к оврагу, подстрахуем ребят, что должны минометчиков гасить. Я первый, ты следом, потом меняемся. Готов?

– Готов, – решительно кивнул Иван, без особой жалости прислоняя трофейный 98К к земляной стенке капонира.

– Вперед…

Как уже бывало раньше, дальнейший бой Алексееву запомнился плохо.

Отчего это происходит, он так и не понял – в голове словно срабатывал предохранитель, защищавший мозг от переизбытка ненужной, в общем-то, информации и эмоций. Главное, что подобное не мешало, скорее, наоборот, помогало. Картина боя разбивалась на отдельные эпизоды, участником которых являлся исключительно он и его ближайшие товарищи. Степан не видел и не осознавал всего происходящего в целом, действуя в неком замкнутом мирке, где имелась боевая задача и пути ее наиболее эффективного решения. Нормально ли это, или же является особенностью именно его восприятия, морпех не знал. Да и не задавался подобным вопросом, если уж начистоту. Некогда было. Ведь на самом деле все очень просто: есть цель – выполнить задачу и уцелеть. Причем, именно в такой последовательности. И есть способы достижения этой самой цели. Остальное, в принципе, не столь уж и важно…

Оставив позади линию окопов – фрицы даже не успели их занять, морские пехотинцы оказались первыми, застав гитлеровцев врасплох, – трое разведчиков занимают позицию поверху заранее высмотренного овражка. Алексеев не ошибся, минометная батарея размещена именно там. Вовремя: расчеты уже на месте, минометы открывают огонь. А вот специально выделенная для их подавления группа отчего-то запаздывает, видимо, задержанная боем по пути. Плохо. Местность пристреляна заранее, наводчикам остается лишь менять прицелы, отрабатывая по известным квадратам. Глухие хлопки выстрелов, противный вой падающих мин и гулкие разрывы где-то за спиной, в районе дорожной развилки. Попасть по своим немцы не боятся, прекрасно понимая, что никаких «своих» там уже нет. Даже если кто-то из фельджандармов и уцелел, это ничего не меняет. Фрицев подобные мелочи никогда не останавливали, при необходимости спокойно лупили и по своим позициям, лишь бы русские не прорвались. У Алексеева буквально пару секунд на принятие решения – понятно, какого именно:

– Левчук, прикрываешь. Прижми их, нам хотя бы секунд десять нужно. Ванька, за мной, держись слева. Начали!

«Тридцатьчетвертый» захлебывается длинной очередью. Попадает старшина, или нет, Степан не знает – не до того. Нет времени анализировать и делать выводы, поскольку их уже заметили. И все же внезапно появившийся пулемет делает свое дело, да и расстояние смешное, сложно промахнуться. Проблема в другом: пулемет они сняли с мотоцикла, питается он из стандартного короба, вмещающего ленту всего на полсотни патронов. Часть из которых старшина спалил еще возле артбатареи. Значит, совсем скоро – нет, вот уже прямо сейчас, поскольку выстрелы за спиной смолкли, – Левчуку придется перезарядиться. А это время, которого у них с Аникеевым просто нет. Впрочем, уже не важно, они внизу.

Короткая очередь – и ближайший фриц, застывший с миной в руках, кулем валится на землю. Краем сознания мелькает мысль не попасть по самой мине – понятно, что на боевой взвод она становится только во время выстрела, но это теория, а кто его знает, как оно на практике? Обидно, если рванет ненароком: калибр у минометов неслабый, миллиметров восемьдесят[1]. На миг Степан встречается взглядом с наводчиком, успевая заметить плеснувшийся в его глазах ужас. Пистолет-пулемет дрожит в руках, навечно избавляя фашиста от страха и любых других чувств. Поскольку достаточно сложно что-либо ощущать с размазанными по каске мозгами. Не убирая пальца со спуска, старлей проходится очередью по остальным артиллеристам. Остроконечные пули с одинаковой легкостью пробивают шинели и каски, дырявят откинутые крышки переносок с минами. Стоящий чуть в стороне командир расчета дергает клапан кобуры, но, разумеется, не успевает, отбывая следом за камрадами туда, откуда уже не возвращаются. Степан понимает, что завалил не всех, некоторые только ранены, но добивать некогда, отмеренные им с Ванькой секунды тают на глазах…

Чуть в стороне заполошно тарахтит ППШ Аникеева. Боеприпасов рядовой не жалеет, лупит длинными очередями – дорвался, таки, до боя, дурень. Лишь бы не подстрелили. Но времени, чтобы бросить в его сторону даже быстрый взгляд, нет. Нужно подавить второй миномет и помочь товарищу, если сам не справится. Уйдя перекатом в сторону, старший лейтенант вскидывает автомат. Очередь, следом еще одна. Пули настигают наводчика и одного из подносчиков, остальные фрицы уходят с линии огня, залегая. Опытные, гады, быстро в себя пришли! Да и пулемет все еще молчит – пора бы уж старшине и перезарядиться. Хотя, это описывать происходящее долго, на деле все занимает считанные секунды. В ответ хлопают карабины, но Алексеев уже сменил позицию, и немецкие пули уходят в молоко.

Та-да-да-дах! Один из стрелков судорожно дергается, утыкаясь в мерзлую землю срезом каски… и пистолет-пулемет осекается – патроны закончились. Не рассчитал, поскольку не настолько еще привык к новому оружию. Да что ж за! Блин и еще раз блин, чтобы хуже не сказать! Перекатиться, прикрывшись телом подстреленного фрица, отстегнуть пустой магазин, вытащить из подсумка новый. Над головой противно взвизгивает пуля, вторая с противным чваканьем впивается в труп. Отстрелянный отбросить, выживет – подберет, новый вставить, прихлопнуть ладонью. Быстрее, морпех, быстрее! Родной «Калаш» он бы уже дважды перезарядил, даже на ощупь, с ППШ быстро не получается – в последний момент диск застревает в приемнике. Немцы продолжают стрелять, пули выбивают из шинели уже многократно убитого камрада клочки войлока и алые брызги. Левчук, да скоро ты там?!

Словно услышав мысленный призыв, оживает пулемет. Сверху старшине лучше видно, куда стрелять, поэтому первая очередь ложится далеко, прочесывая ту часть оврага, где воюет Аникеев. Но и зажавшие его немцы тоже прекращают стрельбу, прекрасно понимая, что от пулеметного огня с господствующей высоты не спастись, а укрыться тут негде. Справившись, наконец, с перезарядкой, Степан уходит в сторону и бросает тело в позицию для стрельбы с колена. Полсекунды на оценку обстановки, еще столько же – на прицеливание и выбор свободного хода спускового крючка. ППШ тарахтит несколькими экономными очередями. Попал. Сместиться, сбивая противнику прицел, выстрелить, снова сменить позицию. Один из артиллеристов коротко замахивается, собираясь метнуть гранату. А вот этого нам не нужно, какой бы слабой «колотушка» ни была, на открытом месте ему с головой хватит. Та-да-да-да-дах! Фашист опрокидывается на спину, граната падает рядом, деревянная рукоятка курится серым дымком. Оказавшийся в паре метров камрад испуганно вскакивает на ноги, и старлей срезает его короткой очередью. Готов. Залечь, отсчитывая секунды. Бух! Взрыв совсем не киношный, просто небольшой клуб дыма да разлетающиеся комья прихваченной морозцем глины. Но немцам хватает, уцелевшие старательно вжимаются в землю. Еще и Левчук переносит огонь, проходясь по разгромленной позиции длинной, патронов на двадцать, очередью. Все, пора заканчивать, самое время.