Текст книги "Холодный бриз"

Автор книги: Олег Таругин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Подполковник встал с кровати, натянул галифе и, нашарив на столе папиросы, подошел к окну. Пожалуй, уснуть уже не удастся, разве что под утро. Юрий с досадой поглядел на пустой стол – ну и на хрена Миша забрал с собой всю бумагу? Сейчас бы сесть да поработать, отгоняя дурные мысли, часиков до четырех. Глядишь, еще чего полезно б вспомнил. Хотя, что уж тут, если честно, вспоминать – выложился он за эти дни на все сто, припомнив всё, что знал, от тактики действий германских войск до необходимости отрывать траншеи полного профиля вместо ячеек и замены «смертных» медальонов на обязательные индивидуальные жетоны. Писать больше, по сути, было не о чем.

Вздохнув, подполковник закурил, присев на широкий, не чета нынешним, подоконник. За распахнутым окном спала столица огромной страны; страны, еще не испытавшей ни тьмы светомаскировки сороковых, ни круглосуточного неонового бреда девяностых. Москвичи еще не знали, что их ждет через неполный год – как не знали этого ленинградцы, киевляне и одесситы. Вот только… ждет ли? Или ему все же будет позволено что-то изменить? Нет, даже не Сталиным, а самой Судьбой, с неведомой целью забросившей его в эти далекие годы. Юрий с неожиданной остротой почувствовал свое одиночество и чуждость для этого времени. Кто он здесь? Просто потерявшийся во времени нежданный гость, против своей воли заброшенный в далекое прошлое…

В дверь негромко постучали. Подполковник дернулся, было, однако тут же и успокоился: если бы что-то изменилось, и пришли за ним, стучать бы по-любому не стали. Хотя Миша вчера и вправду был какой-то… не такой. Не из-за него ли? Да нет, вряд ли… нет, точно, не из-за него.

– Войдите, – разрешил Юрий, зажигая настольную лампу.

– Простите, товарищ Крамарчук, – в дверях неожиданно – для Крамарчука, разумеется, неожиданно – возникла «сержант Вера». – Я тут вашу старую форму принесла. И ботинки. Товарищ майор завтра просил в этом быть. Разрешите, я вот тут, на крючок повешу, а то вдруг изомнется.

– Вера, – вдруг решился подполковник, немного стыдясь своего вида (хорошо, хоть галифе надел), – вы не составите мне компанию? А то что-то не спится. Совсем. И на душе как-то тяжело.

– Мне нельзя, товарищ Крамарчук, не положено.

– Пару минут, а, товарищ сержант? Пожалуйста. Обещаю не разглашать никаких государственных тайн и не приставать. Ни в каком смысле. Мне просто одиноко, понимаете? Хочется с кем-то поговорить. Присаживайтесь. Завтра у меня, похоже, будет тяжелый день…, – едва не сболтнув насчет встречи с одним большим человеком, подполковник вовремя остановился, решив не подставлять ни себя, ни девчонку. Грустно улыбнувшись, он выставил на стол едва початую бутылку коньяка, вторую из принесенных за эти дни. Остальные, к слову, так и остались запечатанными. Рюмок, разумеется, не было, только стаканы, однако и до них дело не дошло:

– Простите, товарищ Крамарчук, мне пить нельзя.

– Ну, тогда и я не буду, – он спрятал бутылку обратно под стол. – У вас сегодня, наверное, суточное дежурство? Уже полвторого, а вы все еще на ногах.

– Нет, товарищ Крамарчук, – девушка вполне искренне улыбнулась, – если честно, я просто ждала, пока подготовят вашу форму. Правда, к чему такая спешка, я не знаю, – на всякий случай добавила она, пресекая возможные вопросы.

– Значит, вы теперь из-за меня не выспитесь? Бедняжка.

– Да ну что вы, я ж привычная. Сейчас пойду, покемарю пару часиков, мне хватит.

– Давно служите, Верочка? – если честно, подполковник понятия не имел, о чем говорить дальше, ему просто было приятно присутствие рядом живого человека. Особенно, такого красивого человека. Хотя, он и понимал, что несмотря на все эти искренние улыбки и широко распахнутые глаза, завтра с утра на стол майору ляжет ее рапорт с подробным описанием их «посиделок» и списком вопросов-ответов. Впрочем, его это нисколько не волновало: никакой крамолы в происходящем он не усматривал, а рапорт? Служба в НКВД-НКГБ – это, знаете ли, не на текстильной фабрике работать…

– Уж пятый год, – снова улыбнулась девушка, – если честно, я очень хотела сюда попасть. Мне очень повезло.

– Вы москвичка?

– Ага, а вы откуда? У вас очень интересный говор, даже не могу понять, какой.

– С юга, – Юрий помедлил с ответом, решая, не относится ли это к числу запрещенных вопросов. Вроде, нет. – Из Одессы, если точно. Оттого, наверное, и говор такой.

– Правда? Никогда там не была. Вот бы побывать. Потемкинская лестница, знаменитый броненосец. Я по истории проходила, а история мне всегда нравилась. Красивый город?

– Очень. Хотя, Москва, наверное, красивее.

– А у вас семья есть? – ого, это она к чему?

– Была. Жена и сын, совсем уже взрослый… был.

– Простите, товарищ Крамарчук, я не хотела. Не нужно больше ничего говорить, ладно?

Подполковник кивнул. Интересно, что она подумала? Впрочем, какая разница…

– Интересная у вас форма… ой, извините, мне об этом нельзя.

– Да, об этом лучше не стоит.

Несколько секунд молчали. Крамарчук потянулся, было, к папиросам, но убрал руку. Верочка понимающе улыбнулась:

– Курите, товарищ Крамарчук, я привычная. Нет, правда, курите, я ж вижу, что хотите. Мне дым даже нравится, а вот курить – нет.

– Спасибо, – подполковник закурил, все-таки отойдя к окну. – А вы замужем, Вера?

Девушка немедленно покраснела, и Юрий мысленно обругал себя: похоже, не стоило задавать подобный вопрос. Чай, не девяностые с двухтысячными на дворе. Хотя, она ведь спросила…

– Нет, товарищ Крамарчук. Был жених, но его отправили служить… в другой округ, в общем. Такие дела…

– Верочка, если не против, называйте меня Юрием, мы ведь сейчас вроде как неофициально общаемся.

– Я не против, товарищ… Юрий, просто вы старше меня, и как-то неудобно…

– Вполне удобно.

– Ну, хорошо, – девушка улыбнулась, – если вы настаиваете, пусть так и будет. Неофициально…

– Вот и хорошо, – Крамарчук затушил папиросу в пепельнице, сел на свое место. – Ты уж прости, что не даю спать, просто мне и вправду было как-то очень одиноко сегодня, – он неожиданно перешел на «ты»; девушка же сделала вид, что не заметила этого. – Нервы, наверное, я уж давно не мальчик. Столько всего навалилось…

– Наверное, – неуверенно ответила Вера. – Я видела, сколько вы работали за эту неделю – вам бы отдохнуть.

– Отдохну, – грустно хмыкнул подполковник, – может, послезавтра и отдохну. Кто его знает. Ты уж прости старого дурака, заболтал совсем да? А тебе, наверное, спать хочется?

– Да что вы, я ж говорила – привычная. Иногда и по две ночи спать не приходится. Всякое бывает…

О том, что же такого «всякого» бывает на ее службе, Крамарчук предпочел не думать.

– Ступай спать, Верочка. И – спасибо тебе. Вроде, полегчало.

– Да за что ж спасибо-то? – искренне удивилась она. – Мне было приятно с вами поговорить, нет, честно приятно. Так что и вам спасибо. Спокойной ночи, – девушка встала, привычно одернула форменную юбку.

– Вера, – голос подполковника остановил ее возле двери. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас на службе. Ты ведь должна теперь написать рапорт?

– Да, – чуть помедлив, кивнула девушка. Что ж, хоть честно. Могла бы, наверное, и соврать.

– Вот и пиши, не сомневайся. Мне ведь, наверное, тоже придется товарищу майору рассказать, понимаешь?

– Наверное. Так я пойду?

– Иди, Верочка, спасибо тебе. Спокойной ночи.

Дождавшись, пока за сержантом захлопнется дверь, Юрий подошел к окну, взглянув в ночную темноту. Несмотря на короткий и, в общем-то, не особо содержательный разговор, на душе немного полегчало. По-крайней мере, он больше не ощущал того давящего одиночества, что раньше. А вот чуждость? Куда ж от нее денешься, от чуждости этой? Он здесь, как ни крути, пока что никто и звать его никак. Эх…

Подойдя к столу, Крамарчук решительно набулькал полный стакан коньяка – хрен с ней, с той нормой! – и залпом выпил, даже не почувствовав вкуса. Подошел к вешалке, разглядывая свой выстиранный и отутюженный камуфляж. Потерянное еще в первый день переноса кепи, тоже аккуратно отглаженное, поблескивало эмалью кокарды. Форма выглядела, словно только что из военторга – и, в то же время, казалась, отчего-то, абсолютно чужой. Как и кокарда с национальным трезубцем. И сверкающие свежим гуталином берцы. Слишком многое произошло за эти дни, слишком многое поменялось в нем самом. Он прекрасно понимал, отчего на встрече со Сталиным ему нужно быть в своей форме, но одевать ее отчего-то не хотелось. Не хотелось, потому что теперь и она тоже была чужой, принадлежащей совсем другому времени и другой реальности; реальности, которая скорее всего, уже никогда не наступит. Захотелось закурить, но Крамарчук пересилил себя, умылся холодной водой и лег на скрипнувшую пружинами кровать.

И, неожиданно даже для самого себя, заснул даже позабыв погасить настольную лампу.