Текст книги "Собрание стихотворений (СИ)"

Автор книги: Олег Филипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Но только чуть расплывчато, неточно.

И в этот смутный сгусток направляю

Насмешливость свою, а прежде – ужас;

Вы верите в судьбу: я поздравляю,

Вы лишь пельмень, а мне смешно к тому же.

27 июля 2005 г.

МАХАОНЫ

Вокруг брегета пляшут махаоны

В зеленых колпаках и бьют поклоны.

Они глядят на солнечные стрелки

И метят все в цыганские бароны.

У них сердца – резиновые грелки

И их слова – простые закидоны.

Я сам был махаоном в прошлой жизни,

Но не стерпел презрения к отчизне.

2005 г.

***

Слова затертые и чувства

Я достаю из пиджака,

Верните взбитое искусство

Тому, кто хуже простака.

Хочу серебряного неба,

Искусства же хрустальный зад

Я презираю больше хлеба

И всем моргаю наугад.

10 июня 2005 г.

***

Как голова болит из-за китайской розы,

В кустах шиповника укрылся я от стужи,

В Москве ведь в августе ужасные морозы,

Я вновь самим собою вызван и разбужен.

Избыток счастья не грозит седому уху,

Я в прошлой жизни был викарий красноносый,

Я не обидел даже Лайли или муху

И отвечал на все их круглые вопросы.

2005 г.

ПОЭТ

По небу плыли сети, им навстречу

Другие сети плыли словно мошки,

На берегу поэт сиял, и вечер

Показывал все русские матрешки.

Оранжевый достал поэт фломастер

И вытряхнул из сердца хлам прекрасный,

И вот с тех пор он потеплевший мастер,

Хотя в душе он носит гвоздь опасный.

Попавший в сети выглядит нелепо,

Он смотрит волкодавом на пространство,

Он видит сгустки движущихся слепо

И откровенье прячет как убранство.

10 июня 2005 г.

СЕГОДНЯ, ЗАВТРА, ВЧЕРА

Ревнивый отпрыск рыбьего отродья,

Хожу я, вспоминая те томленья,

Когда сама Богиня плодородья

Глядела вверх, где плыл стихотворенья

Волнистый дым, а я дышал, воруя

Слова для наготы и поцелуя.

То было завтра, а вчера наступит,

Когда сегодня притечёт в сегодня,

Тогда кирпичик вдохновенья купит

Журнальный клоп – со славой мертвых сводня, -

Но я-то буду плыть волнистым дымом

Сквозь вас и кирпичи в обложках, мимо...

11 июля 2005 г.

***

Там, где гуляют синеблузые восторги

И непрозрачная прозрачность непрозрачна,

Там страсти грубые ведут земные торги,

Там я живу без главной цели и безбрачно.

А ведь когда-то видел я живое небо,

Где непрозрачная прозрачность вдруг прозрачной

Явилась мне, и потому, где я бы ни был,

Везде живу без главной цели и безбрачно...

2005 г.

***

Расколота фарфоровая кружка

И бог во мне кристаллом лег в осадок,

Зарывшись в землю, костяная мушка,

Смеется синим, будто так и надо.

Я сам себе налью квадратный корень

И выпью уравнение бесстрашно,

И после мою мраморную голень

Пускай поставят там, где боль и брашна.

2005 г.

***

Вокруг меня сухие ломоносы,

Сердца людей – слепые эолиты,

К чему глядеть на вечные вопросы,

Когда они репейником увиты?

То, что прекрасно, то – летает выше,

Все грубости – на землю упадают.

Вокруг снуют серебряные мыши,

И красным смехом, торжествуя, лают.

Я видел чертежи и колыханье,

Зачем мне это знание-обуза?

Верните мне сияние незнанья,

И обморочный свет забудет муза.

2005 г.

***

Когда мне плохо, значит, хорошо мне,

Разбит стеклянный компас в сердце глупом,

Пускай падений всех мне не запомнить,

Всё разберет под солнечною лупой

Тот, кто вотще сидит в каменоломне

И щерится изысканно и тупо.

Люблю я краснобокую угрюмость,

Когда я занят смесью слов и лака.

Не повторяйся же, слепая юность,

Лежи на дне мой брат, и бойся плакать

Над ноющим колодцем, бойся плюнуть

Туда, где воет Божия собака.

2005 г.

***

Я упаду когда-то вверх ногами,

Разбив стеклянный голос об эстраду,

И глянцевое небо с облаками

Устроит конфетти и канонаду.

Я не хочу фальшивого лобзанья,

Противны мне все сахарные квочки,

Пусть не заплачут Лондон и Лазанья,

Завернутые в русские платочки.

Лишь горькие лобзанья вспоминая

Той, что царица сгорбленного рая,

Уйду туда, где встретится другая,

И я предам, от жалости рыдая.

2005 г.

***

В томленья грязные люблю сажать морковь

И ждать, что вырастет: а может быть любовь?

2005 г.

ЗЕВОК

Пока ты говорил, тебе я верил,

Но ты зевнул, и я увидел зверя.

Не нужно философии, дружок,

Вот ты зевнул и приоткрыл мне двери

В животный мир – ты был правдив как бог;

Но ты испортил всё, когда при деле

Вновь оказался ум твой; но теперь

Ему не верил я – ВЕДЬ ТЫ БЫЛ ЗВЕРЬ.

2005 г.

***

Неясный день колеблется стихами,

Густеет слово образом неясным,

А где-то там я выдан с потрохами

Кондовым взглядом, четким и опасным.

И сущности угадывать разучен,

Смотрю я телевизор жизни зряшной,

И всех геометрических излучин

Дороже мне изгиб души вчерашней.

2004 г.

***

Летают прошлогодние тирады,

И снег кружится свежим откровеньем,

Вот только не удержишь твердым взглядом

Вчерашних отражений отраженья.

Никто не верит – ну и ладно, братцы,

Я сам бы не поверил, не увидев,

Шишок живет в стихах или Гораций -

Поймешь когда-нибудь – я не в обиде.

А не поймешь, то любопытства похоть

В осла переродит по Апулею,

И в книге жизни долгожданный ноготь

Мне подчеркнет все то, чем не владею...

2004 г.

БЕЗУМИЕ

1

Летали лошади. Садились на цветы

изношенные туфли. Я был в горе.

Зачем оделся я? Зачем упала ты

на острие мое? Опять лав стори.

Маяк мигал, и сухо плыл закат,

одежда раздевалась. Мое тело

телесным было. Ты же захотела

обуть меня в прекрасную из ват!

Вот западня. Я снова утонул

в том обруче. Открой же свою тайну:

где гильотина из кромешных скул

кончается? О, не мигай случайно!

2

Безумие не в том, чтобы не знать.

Безумие разгуливает в чашках.

Откройте то, что дало мне понять

о цвете парника и замарашках.

О, красота! Налейся изнутри.

Убейте смысл – и красоту убьете.

На небе точки, хочется: утри!

откройте рот, скажите, как живете.

Оружие в тебе. Оно вокруг.

Цель ускользает, красота подавно.

Вокруг окно. Смотри как мертвый друг

пьет Windows из угла и смотрит явно!..

3

О, лупальцы! Кегерда ля камур

начнется вновь? Открой же накрывало!

Летает снег. На улице июль

пьет пиво на загривке у вокзала.

Откройте что. Хочу понять тебя:

костель вербес иль все-таки откуда?

Я пьян всегда не понаслышке бя,

открой вчера как будто и посуда.

Ну что ж, поэт когда-то усеклись

от прошлого. Поэтому понятно.

Прозрачен стих мой, хочешь, поделись.

Во всем кышмыш. Как ангел ты в парадном.

4

Лябяка нози. Ты опять ушла.

У опы дырчах. Все-таки не надо.

Папайя ренегата догнала

на выходе из арки зоосада.

Сквозь анфиладу шелестит Гомер,

он амфору закуривает грустно

и говорит: "Папайя или хер,

не все ль равно?" И умирает устно.

Кель вельми да когда-нибудь еще

увидимся с тобой, моя мегера.

Облупленное небо сыплет с щек

лак времени, и в бок плывет галера.

5

Когда-то я любил взамен алкать,

байбаком улетучиваться пышно

над городом, тесьмою еле слышно

возить по гайдамакам и гадать.

Но все прошло. Украшена галета

то иноходью, то – когда еще?

Стихи писать инструментальщик где-то

подсмотрит раз под куполом-плащом.

Чего? Сказал. Маэстро, повтори.

Когда-нибудь откроешь итальянский

как алиби, и ветер маломальский

тебе откроет рот: живьем утри!

6

Неправда ли, всё так, как не хочу.

Жизнь клеится, и водоросли виснут

вокруг огня, и наконец-то стиснут

мечты вокруг обмотанных в парчу.

Ничто не вечно. Хочется домой.

Открой окно и выгляни наружу:

асфальт травой покрыт, и ты разбужен,

как заскучавший насмерть домовой.

Налей меня. И выпей, наконец.

Обуйся в жизнь и не гляди сурово.

Жизнь прожита и не вместилось в Слово

лишь потому, что щебень – не Творец.

2001 г.

ИЗ КНИГИ СЕДЬМОЙ. 'РОВНАЯ ДОРОГА ЖИЗНИ'

ЗИМНЕЕ УТРО

Так хорошо, так хорошо

порою утром ранним.

На западе расползся шов

на чёрной ночи ткани.

И фиолетов тот разрыв,

расходится светлея.

И был бы фотообъектив -

запечатлел бы, где я.

Морозен воздух, люд спешит

так бойко на работу,

и всяк вокруг себя глядит,

и понимает что-то.

Я думаю, жизнь хороша,

и мне совсем нескучно

вокруг себя глядеть, дыша

со всеми – так сподручней.

27 января 1997 г.

ИЗ ЦИКЛА 'ДЕТСТВО. В ДЕРЕВНЕ'

I. МЕЖВОДНОЕ

1

Горячий шар встаёт над полем,

шуршат кузнечики в траве,

жужжит пчела и в голове

так ясно, так свежо, так волен

я в этот миг, так полон вер!..

2

Вон на посадку «кукурузник»

заходит с моря. Красота.

Хочу быть лётчиком – мечта

ещё манит меня и, узник

своей мечты, я жду когда

3

я вырасту и стану дядей.

Ну, а пока босой ступнёй

сшибаю камень, так что – ой,

ударился, но в небо глядя,

ступню я тру одной рукой.

4

Иду наезженной дорогой,

пыль между пальцев ног тепла

и нежит кожу. Весела

морская даль, что понемногу

мне открывается. Скала

5

у маяка блестит прохладно.

Но я всё дальше, всё иду

и думаю: вот упаду

случайно со скалы... Но ладно.

Гоню опасную мечту.

6

В другое время, в другом месте,

в кровати ночью размышлять

о страхах буду я, пугать

себя мечтами, хоть ты тресни

навязчивыми, и страдать.

7

А нынче радостью беспечной

наполнена душа. Летит

так близко чайка, вдруг кричит.

Я вздрагиваю. Но, конечно,

всё это только веселит.

8

Мне со скалы прекрасно видно

морское дно среди камней.

Чуть дальше, в море, ряд теней -

медузы плавают. Обидно,

сегодня много их, ей-ей.

9

Ну, вот уже и ПУЗИТАНЧИК

( названье странное, скажу,

у места этого, божусь,-

не расшифрую...) Вот воланчик

летает. Отдохну здесь. Фух.

10

Две девочки, видать близняшки,

играют в бадминтон. Увы,

не повернут и головы

в мою-то сторону. Какашки

я замечаю средь травы.

11

Стесняюсь и скорей спускаюсь

я к морю самому, где мать

девчонок с книгой загорать

на спину улеглась и, каюсь,

я стал за нею наблюдать.

12

Подсматривать, чтобы дыханье

перехватило – это кайф.

Но всё-таки, чуть подустав,

устроил я себе купанье,

и бухту пересёк я вплавь.

13

Дрожа всем телом, на горячий

улёгся камень. Моря плеск

так равномерен. Капель блеск

я сквозь ресницы видеть начал,

сожмурив веки. Сухой треск

14

доносится всё ближе – это

брат на мопеде едет. Он

везёт две удочки, бидон

с черешнею. Как это лето

так длится долго? Словно сон...

12 июля 1997 г.

II

Звёздная, чёрная, тёплая ночь.

Слышатся возгласы с моря.

Мама ушла на концерт в Дом культуры,

как бы чего не случилось.

Где-то в крапиве стрекочут сверчки,

блеет овца за оградой,

ВИА какой-то сегодня поёт

в клубе. И все из Москвы аж.

Странно, из сАмой Москвы, а сюда

путь их привёл, значит знают,

что есть совхоз такой в нашей стране,

маленький, а им известный.

Да, чудеса... Но когда ж наконец

мама вернётся с концерта.

Бабушка спит уж, и дед вон храпит,

мне б их спокойствие духа.

Тёплая ночь, очень тёплая ночь,

если в трусах по деревне

я пробегуся трусцой, – ничего,

тёмная ночь, не заметят.

Маме навстречу я выйду, авось

встречу ее по дороге.

Ног не порезать бы в сей темноте,

бьют ведь бутылки мерзавцы.

Что же, вон люди с концерта идут,

всё, побегу я обратно,

мама сейчас возвратится, ура,

прям облегченье такое.

Небо какое! Всё в звёздах. Вот мир

странно устроен, однако.

Что наши горести, беды, когда

всё так ничтожно в сравненье

с космосом? Да. Вот упала звезда.

Жаль, не успел загадать я

это желание, чтобы скорей

мама с концерта вернулась...

1997 г.

V.

Памяти моей бабки

Летним утром я встану и выйду опять променад

совершить перед завтраком, на заржавелой железке

подтянусь десять раз, окунусь в море, рад,

что так правильно жизнь я веду, и смущённо, по-детски,

засмотрюсь на красавицу справа, что роет в песке

ямку с младшей сестрёнкой и буду затем растираться

полотенцем махровым иль вафельным, на волоске

видеть каплю воды, что блестит, а затем возвращаться

стану в дом по дороге, покрытой асфальтом, в жару

мягким, очень горячим для ступней ребенка,

и насвистывать что-нибудь, видя, как брат по двору

уже шастает, ищет меня, и тогда ему звонко

закричу: "Эй, Сергей!" и почти что бегом

устремлюсь я к нему, угадав, что мой брат на мопеде

в это утро, а значит куда-то сейчас мы вдвоём

прокатиться поедем и в лёгкой, весёлой беседе

проведём мы полдня, почти вечность, а после обед,

и любимая бабушка будет борщом и глазуньей

с вермишелью кормить и кричать мне сердито вослед:

"Полежал бы в тенёчке с часок", но меня уже сдуло

со двора, словно ветром, – я к брату помчался гулять,

где забравшись в чужой огород за арбузами, страхом

и геройством своим наслаждаемся с братом опять

как вчера, но уж с меньшим нахальством, размахом,

и залезши в курятник, арбуз об коленку разбив,

с учащённым до нервной икоты биением сердца,

будем есть эту мякоть, лицо и живот извозив

в этой мякоти, пчёл отгоняя, локтем и коленцем

упираясь в куриный помёт и солому, а после бежать

под колонкою мыться, а вечером снова на море

мы отправимся с братом, где будем друг в друга кидать

мокрой тиной, песком, и, не ведая, в общем-то, горя,

поздно вечером я, заглядевшись на звёздную пыль,

загрущу вдруг о жизни, такой быстротечной и бренной,

но усну наконец, и степной безмятежный ковыль

будет тихо шуршать у кровати моей довоенной...

20 июля 1997

***

Снег идёт. Я еду в автобусе.

Возвращаюсь из деревни домой.

На сердце беспричинная радость.

Восторг жизни переполняет меня.

Это от того, что идёт снег,

и всё вокруг стало сказочным:

дома, деревья, дорога, небо.

Приеду домой, поужинаю

и тотчас пойду на санках кататься.

А в городе стихийное бедствие:

машины буксуют на дорогах,

люди утопают в снегу по-колено,

такого в Крыму давно не было.

И кажется, что весь ход вещей

отменён таким чрезвычайным происшествием,

и мир стал другим, лучше,

и впереди видится только счастье.

1997 г.

***

Тикает будильник. За стеной соседа

телевизор громко что-то там орёт.

Радио на кухне: о Чечне беседа.

Как они задрали. Глупый наш народ.

Пыль на шифоньере. Пыль на куче книжек.

За окном сигналы ментовских машин.

Замирает сердце. Холодеет ниже.

Окружён вещами, я сижу один.

Сколько же предметов. Если приглядеться,

много беспорядка нахожу вокруг.

Впрочем, и немного. Всё должно стереться

в памяти об этой комнате, мой друг.

Ты уже проехал всё, что сердцу мило,

и во что впивался молодой твой взгляд.

Вспоминать о прошлом тяжело, уныло,

в настоящем тихо и покойно. Рад.

Позабудь о многом, позабудь, дружище,

может, ещё будет что-то впереди.

Ведь, бывает, сердце шарит ещё, ищет

тот источник тайный непочатый. Жди.

И сентиментальность пробивает, кореш.

Смотришь фильм советский, прослезившись вдруг.

Вдруг о деде вспомнишь. И о бабке вспомнишь.

Смотришь их глазами сказочку ту, друг.

За окном луч солнца глянул из-за тучи.

Осветил напротив жёлто-серый дом.

Всё еще случится, будет ещё лучше,

если всё же будет то, зачем живем...

26 января 1997 г.

***

Как всё-таки уносит жизнь

от идеала, словно лодку

уносит в море, – оглядись -

земли ты не увидишь сотку

вокруг себя, – ни маяка,

ни прочего ориентира,

вокруг пустынно, ты да лира,

и мудрость чья-то высока.

Не доверяешь никому

и полагаешься на опыт

житейский свой, который му-

чительно сознанье копит.

И выдаёшь такую речь:

пурга всё это: книги, лица

отечества, которых сечь

давно пора по ягодицам.

Я источился, и моё

сознание, нет, не выносит,

когда встречаю я враньё,

и мщения душонка просит.

Но озираешься вокруг

и опираешься сердечно

на тех, кто ближе, кто твой друг,

и думаешь: всё быстротечно...

30 июня 1997 г.

УЗНИК

Лежу покойно на диване.

Смотрю в открытое окно,

где в выси, яркой и бескрайней,

чернея, движется пятно.

Не знаю, есть ли над Москвою

орлы летающие, – пусть

то был орёл, хоть я, не скрою,

в том уверять вас побоюсь.

Он так легко парил и плавно,

он так поднялся высоко,

что я подумал: как бы славно

к нему пристроиться рядком.

Из этой маленькой квартиры,

из этих душных, мрачных сфер,

где электрическую лиру

мятежный бы не снёс Бодлер.

А мы, привыкшие к уродству

в доступных формах, свой комфорт

не променяем на сиротство

и страшный Дюрера офорт.

Зачем?.. Живём себе в зашоре:

работа, траханье, еда...

Мы не орлы – какое горе!

Мы не летаем – вот беда!..

16 июня 1998 г.

***

Мне стукнуло сегодня тридцать три.

Забавно. Утром было солнце.

Я встал и думал: посмотри

в своё немытое оконце.

Весёлый день и жизнь проста.

Чудесно это совпаденье.

Коль не поможет красота,

поможет, может быть, везенье.

Такой обычный день пришёл,

что праздника не ощущаешь,

насколько это хорошо,

пока, быть может, сам не знаешь.

Пускай идёт всё как идёт,

дни, числа, даты – все неважно.

А то, что важно – узнаёт

со временем, пожалуй, каждый.

3 февраля 1998 г.

ФАНТАЗИЯ НА ТЕМУ 'МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ'

3. МАСТЕР И ДЕНЬГИ

Он заработал тыщу долларов.

Ну что ж, положено начало.

Как в злополучной шутке Воланда -

их оказалось тут же мало.

Ну, это после, а пока же он,

держа в руке бумажки эти,

устало, я б сказал в адажио,

качается на табурете.

Он так стремился в напряжении

их заработать в этот месяц,

он был нацелен и в движении,

а вот сейчас сидит чуть свесясь.

И пустота в душе растущая

его невольно угнетает,

но мастер думает о будущем

и Маргариту вспоминает.

Она теперь уже доступнее.

Что гений перед златом, дети?

С деньгами проще и удобнее

расставить перед милой сети.

И всё-таки кольцо с брильянтами

он подарить ей не сумеет,

а могут ли служить гарантами

лишь эфемерные затеи?..

Как измельчал ты, мастер, думаю

я, посторонний, в общем, хлопец;

как маловерием изломана

твоя душа, что аж коробит.

Иль времена пришли последние,

и будущее нам не светит?

Так хочется сходить к обедне и

спросить у Бога: кто ответит?

Короче, мастера заклинило

на деньгах и своем достоинстве.

Ну что же думает любимая?

Что думают в небесном воинстве?

Все ждут: чем дело-то закончится?..

А я скажу немножко выспренне,

что бизнес – взрослая песочница,

чтобы забыть, как жизнь бессмысленна...

14 апреля 1998 г.

4. МАРГАРИТА

Она красива и бледна,

ее движенья так пластичны,

пред низким строго холодна,

брезглива перед неприличным.

И всё ж душа ее живёт

в согласье с чувством и любовью:

она роль женщины берёт,

чтоб насладиться этой ролью.

И он, в упор глядящий на

неё, ласкает её взглядом:

ладони, губы, грудь, спина

питают сердце сладким ядом.

Её он хочет... Он влюблён.

'Когда увидимся и где мы?'

Прошедшим он опустошён,

но есть заглавье новой темы.

За униженья, за облом,

за дни отчаянья и страха,

он этой женщиной влеком

как верой – помыслы монаха.

Есть в ней порода, есть завет

духовного перед телесным,

и всё-таки манящий свет

не назовёшь одним небесным.

О да, душа её живёт

в согласье с чувством и любовью:

она роль женщины берёт,

чтоб насладиться этой ролью...

31 октября 1998 г.

***

Мне не сгорать в костре любви,

а глухо, мертвенно томиться.

Её зови, иль не зови,

она вам может лишь присниться.

И всколыхнёт ваш бедный ум,

и смоет грязь потоком тёплым

с души, которой я, угрюм,

не чувствовал, ведь был животным.

Но тем печальнее для вас

проснуться посреди квадрата

в ночной или рассветный час

с пустой тоской, без адресата...

12 сентября 1998 г.

***

Я всё-таки тебя люблю,

хоть ты со мной жестока.

Я не звоню тебе, терплю,

хоть сердцу одиноко.

Пусть в ссоре мы, но отойдёт

вчерашняя обида,

и вот уж сердце снова ждёт,

не подавая вида.

И сам уж верю, что прошла

любовь, но почему-то

ты позвонишь, и сердце зла

не вспомнит на минуту.

И радость душу озарит,

но вновь, сжимая зубы,

я говорю себе: "П...ит,

она меня не любит".

Но чувствую, что на крючке

опять я оказался,

решимость вновь на волоске,

глядишь, и я уж сдался.

И снова факсы шлю тебе,

и жду нетерпеливо

что скажешь ты... Опять в борьбе

с собой, с тобой, спесивой...

Но вот звонишь ты, чтобы вновь

не вымолвив ни слова,

разжечь в душе моей любовь

и заковать в оковы.

И проклинаю и люблю

тебя за стиль твой редкий...

"Когда-нибудь её убью!" -

кричу как в оперетке...

февраль 2000 г.

КАРТИНА

К.О.

Неоклассическая донна

сидит с Младенцем на руках.

Чуть слева – мощная колонна,

летает голубь в облаках.

На первый взгляд художник слабый

и даже где-то пошловат,

но ты вглядись в картину, дабы

увидеть донны томный взгляд.

Она задумчиво печальна

и смотрит в сторону чуть-чуть,

она как будто инфернальна,

но так реалистична грудь.

Раздвоенность её сознанья

в противоборстве двух основ:

есть материнство, есть желанье

цепь разорвать земных оков...

8 мая 1998 г.

***

Я не прожил, я протомился

Половину жизни земной.

Николай Гумилев

О чём томишься ты, поэт?

О чём ты думаешь украдкой

когда глядишь на этот шаткий

и иссечённый мелко свет?

И стоя где-нибудь в метро,

стеснённый мрачною толпою,

ты с вежливой, но неживою

улыбкой дёргаешь бедром.

Ты думаешь: ' А как любовь?

Ужель бессмысленно томиться

я обречён, и эта птица

не снизойдёт мне в душу вновь?

Не может быть...' А дальше ум

насущным полнится: курс марки

и доллара, контракты, банки...

И вновь ты собран и угрюм.

И всё-таки томишься ты

лишь об одном и без чего-то...

Нет, не ведёт тебя работа

туда, куда влекут мечты...

21 декабря 1998 г.

***

Ровная дорога жизни.

Глазу зацепиться не за что.

Прошлое исчезло в линзе

с обратной перспективой. Мелочным

кажется всё то, что сделал.

Думаю, что деградирую.

Не то, чтобы старею телом,

но юность свою пародирую.

Знал бы я тогда-то, дерзкий,

что душа пойдет порожняя

по миру на каком-то отрезке,

был в речах бы осторожнее.

Понял я китайцев древних -

вежливость – верх добродетели.

Уходи от мыслей скверных,

ведь на небе твои свидетели.

9 апреля 1999 г.

НА 200-ЛЕТИЕ А. С. ПУШКИНА

Поэт, пророк, певец любви,

ты, как природа, неподкупен,

ты, словно воздух, всем доступен

и также растворён в крови.

Тобой дыша не замечаем

величья твоего. Так что ж?

Отца ль великим назовёшь,

коль с детства им ты опекаем?

Ты альфа и омега: сны

и яви ядерного века,

все отклоненья человека

становятся с тобой ясны.

Пусть россиянин, каждый житель,

отпразднует твой юбилей.

И я с подружкою своей

по-своему воздам, Учитель!..

5 июня 1999 г.

***

Далёко-далёко за морем

В столице нездешней земли

–

И мирно плывут корабли.

Аркадий Байчурин

Далёко-далёко за морем,

в столице нездешней земли,

не ведают люди про горе,

и мирно плывут корабли.

Там райские птицы на ветках

о счастье поют и любви,

и я вспоминаю нередко

о чуде той светлой земли.

И как бы нам не было тяжко

я верю и ты, друг, узнай:

богач и последний бродяжка

вернутся в утерянный рай.

И девочка та, что когда-то

смеялась тебе из окна,

утешит тебя словно брата,

и лаской согреет она.

1999 г.

ИЗ КНИГИ ШЕСТОЙ. 'ВОЗРОЖДЕНИЕ'

ЦИКЛ 'ОПИСЬ ВЕЩЕЙ ПОЭТА'*

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА

Обычная печатная машинка.

Местами в пыли, местами нет.

Когда печатаю, случается заминка:

буквы западают. Много лет,

видимо, ей. У меня недавно

она, где-то с полгода. Её

мне отдала знакомая. Плавно

взгляд мой скользит по буквам: Ё

( клавиша пылью покрыта, так как

я ей не пользуюсь, только Е ),

О, ТВЁРДЫЙ ЗНАК ( в пыли, однако,

также как Ё ), К... На столе

машинка стоит. Под ней подстилка

из плотной ткани. Могу прочесть

надпись на корпусе. Вот: МАШИНКА

ПП-305-01. ( Тут есть

даже знак качества, тот, советский ).

Далее: ТУ-25-01

128-02. НЕМЕЦКИЙ

ЗАВОД 'РОБОТРОН-21-

011' ПО ЛИЦЕНЗИИ

СССР... Такой вот текст.

Машинка хорошая, я не в претензии,

денег не просит и хлеба не ест.

1994/1995 г.г.

ВЕНОК СОНЕТОВ

Ирине

1

Я ВЗЯЛСЯ НАПИСАТЬ ВЕНОК СОНЕТОВ

тебе, одной тебе. От скуки, да.

Ещё от одиночества. Обетов

быть вместе не давали мы, – всегда

есть выход у меня ( и у тебя же)

быть с кем-нибудь, но я сейчас один,

как, впрочем, и всегда, и слух на страже

держу, затем, что некий господин,

сидящий в моем сердце, что присвоил

себе смешное прозвище ПОЭТ,

вниманье все забрал моё, устроив

тем самым развлеченье мне, от бед

меня отгородив, и я за это

ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА.

2

ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА

в себе я и готов ему отдать

всё: время, одиночество и лето,

что за окном, смысл жизни и тетрадь

в полосочку, каких уже не встретишь

в универмагах. Всё готов отдать.

Вот только как приход его заметишь,

поэта, коли знаки подавать

он перестал, и я скребу бумагу

нередко просто так и в никуда

бросаю свои строчки. Но вода

меня вновь окрестила. Эту влагу

я вдруг почувствовал благодаря тебе, -

СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ.

3

СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ,

что в моей жизни вновь возникла тема

любви ( иль нелюбви). И ты свиде-

тель ( не какая-то богема!),

как я её исполнил для тебя.

Надеюсь, еще будет продолженье.

Точнее, в это свято верю я,

иначе мне, познавшему волненье

в двенадцать баллов, тягостно, ей-ей,

при мысли, что волна любви отхлынет,

едва достигнув балла. Но видней

на небесах. А здесь пусть не покинет

меня стремленье справиться с обузой,

ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ.

4

ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ

( условно говоря, ведь я давно

в сомненьях насчет Бога) решено

отныне называть труда союзом

( не с капиталом, нет) со знаньем, что,

конечно, капитал, но как сказал бы

философ, эстетический. А то

я прежде поэтические залпы

творил из духа ( да!) и ничего.

Ну, в смысле знаний. Хоть Екклесиаста

мне изреченье дорого: всего

не перечтёшь, но всё же мне ужасно

неловко, что цветет сам по себе

СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ.

5

СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ

( а ты его не ценишь, слава Богу, -

я для тебя подобен голытьбе,

хватающей за юбку иль за ногу

прохожих, чтобы кто-то и на них

пролил щедрот, как говорится, или

послал их к чёрту. Я же за двоих

тружусь, чтобы сказала ты: мой Фили-

пенко гений. А затем

расхохоталась...) Да. Итак, сей скромный,

хотя и добавляющий проблем

и мне и прочим, дар, довольно томный

вначале, а в конце призренный музой,

ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ.

6

ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ

ночные бденья, нищету и страх

пред жизнию, лишь потому, что с музой

накоротке он. Им на небесах

маячит что-то. Мне же, к сожаленью,

понятно, что попал я в запендю

с своим искусством. И потом я с ленью

чрезмерно дружен. Ибо – не трындю, -

мне ежедневно лень вставать, родная.

Как и тебе. Но между нами есть

существенная разница. И, зная

ее, мне трудно перенесть

порок свой без любви к обряду тризны

И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ.

7

И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ

( поскольку я другого до сих пор

знать не сподобился) я обращаюсь, линзы

одев на нос, не только когда с гор

слетает тихо муза в мою келью,

а всякий раз, когда я одинок.

Поэтому к поэзии как к зелью

приучен я судьбою и не мог

бы жить иначе. Слышишь? Впрочем,

не смейся надо мной, не прекословь

мне также, я прошу, иначе очень

мне тяжело, и верь, что в нерабочем

я состоянии хужей и, между прочим, -

ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ.

8

ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ -

мои стихи, пристрастье неземное,

тоска по знанью, по порядку, новь

приоткрывающие, где благое

перемешалось с злым и где концов

не нахожу все чаще, и все дальше

уносит жизнь от вестников, гонцов

начальной юности и где порою фальши

своей уже не чувствую, но всё

пытаюсь ухватиться за опору,

что в слове нахожу, и дальше в гору

толкаю мысль, а дух стремится в дол.

Но се дано, коль приглядеться извне, -

ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗНОСТИ О ЖИЗНИ.

9

ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗДНОСТИ О ЖИЗНИ,

беру я ручку и сажусь на стул;

открыв тетрадь, ищу опоры извне

я для строки начальной. Вот подул,

к примеру, ветер. Я пишу, что ветер

подул. А дальше как мне Бог

положит на душу. Иль, скажем, на примете

есть тема. Здесь уж легче. Здесь уж слог

даётся легче. Впрочем, я бы мог

и опровергнуть это утвержденье,

но неохота и, прижав висок

к ладони и почесывая бровь,

я думаю, что нет сильней стремленья

КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ.

10

КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ

мне удаётся, днём ли, на рассвете

произошло сие событье, кровь

моя струиться начинает с этих

мгновений несколько живей, и я,

приободрён и окрылён, упорно

стремлюся цепкой мыслью в те края,

где вижу приблизительно, топорно

пока что, тот предел, который мне

достичь возможно. И когда я всё же

его достигну, – становлюсь моложе

иль нет – об этом не сейчас, – то не-

ожиданно дивлюсь тому, что сзади,

НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ.

11

НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ,

как только каждый миг и каждый час,

когда ты не со мной, писать и ладить

строку к строке и рифму к рифме, раз

и навсегда презревши вялость прозы,

вот всё, чего хочу, пока со мной

твоя любовь. А дальше, как угрозы

остаться одному, достигнут той,

той степени, когда мне станет страшно,

то, может быть, и брошу я писать

и буду биться, чтобы не упасть,

с судьбою снова в схватке рукопашной

и нарисую на тетрадке фиг,

КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ.

12

КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ,

туда заглядывать хотелось бы мне реже.

Не дело, если надо мной довлеет миг

прошедшего, который, хоть и свежей

был новостью когда-то и пускай

был откровеньем, но теперь обузой

становится в виду того, что в рай

не въехать в бричке прошлого и с музой

пора нам представленья освежить

об истине и рекогносцировку

произвести. Такую тренировку

я и проделал кстати, как дать пить,

склонивши над столом густые пряди

И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ.

13

И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ

склонивши голову, я о тебе

забыть не в силах. Кажется, что сзади

стоишь ты и тогда в глухой борьбе,

короткой, но чувствительной, я всё же

вдруг оборачиваюсь и гляжу

по сторонам, потом на своё ложе

кидаю взгляд и вижу, как лежу

с тобою рядом. Далее – не к месту

описывать... Итак, преодолев

соблазн, я вновь к листкам, как лев,

кидаюсь, или как иной инвестор

к проекту новому. А через долгий миг, -

НОЧНЫЕ БДЕНЬЯ НАД ЛИСТКАМИ КНИГ.

14

НОЧНЫЕ БДЕНЬЯ НАД ЛИСТКАМИ КНИГ

И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ,

КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ,

НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ,

КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ,

ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗДНОСТИ О ЖИЗНИ,-

ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ

И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ.

ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ

СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ,

ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ, -

СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ.

ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА:

Я ВЗЯЛСЯ НАПИСАТЬ ВЕНОК СОНЕТОВ.

1994/1995 г. г.

НАБРОСОК ВОЗЛЮБЛЕННОЙ

Блестящие глаза зверька

и припухшие веки

как у существа духовного.

Такова ты сейчас,

моя киска.

1995 г.

***

Китайских поэтесс читаю

и думаю о том, о сём,

и к мелочам свой взгляд склоняю,

и вижу вазу за плечом.

Как хорошо через искусство

чуть-чуть очиститься душой,

хоть это, может, и не густо,

но и талант мой небольшой.

Письмо, парча, вино и тени,

жемчужина и лютни звук,

лучи луны в углу постели,

китайский медленный досуг.

Всё из забвенья выплывает

в воображении моём,

и может быть, я был, кто знает,

с Ли Е когда-нибудь знаком.

1995 г.

ЛАО-ЦЗЫ

Лао-Цзы на буйволе подъехал

к западной границе Поднебесной.

Наконец-то он один! Лишь эхом

плач одной служанки неизвестной.

Книги, свитки, тушечница, перья,

чжоуских царей библиотеки,

как гласят даосские поверья,

были им оставлены навеки.

Что есть в Поднебесной, что могло бы

удержать мудрейшего от шага

в никуда? Ах, ничего. И злобы

нет на мир, а только лишь отвага.

Детская отвага. Мудрый старец

пыль с лица стирает краем шёлка

и глядит с улыбкой, как китаец

от него добиться хочет толка.

Стражник пристаёт: 'Почтенный старец,

не оставишь ли хотя бы книжку

мудрых изречений, чтобы палец

тыкать мог в неё, уча сынишку?'

'В мир рождён Кун-Цзы для вашей нужды, -

Лао-Цзы сказал с улыбкой грустной, -