Текст книги "Сборник стихотворений (СИ)"

Автор книги: Олег Филипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Так я стоял и думал. Всё же

приятен сердцу первый снег.

И каждый ощущает то же,

что я – таков уж человек.

А если так, то есть надежда,

что всё это придумал Бог.

И пусть сегодня я невежда,

быть может, завтра я пророк.

Я засмеялся. Слишком точно

я знаю механизм игры.

Не верю я в любовь заочную,

устал от этой я муры.

3-20 июня 1993 г.

В ЕВПАТОРИИ

1

Здесь нет таких очередей,

как в Симферополе. За хлебом

я вышел. Улочкой своей

побрёл под синим чистым небом.

Татарские кругом дома.

А там, внизу, мечеть. Как тихо.

Природа говорит сама:

живи себе, не зная лиха,

ты в Евпатории. Ну что ж,

я и готов, но платят мало

мне на работе, так что дрожь

берёт от злости. У вокзала

морского дети, рыбаки

притихли, глядя на природу.

Я лебедей кормлю с руки,

а мой сосед глядит на воду.

2

На набережной хорошо.

Тепло. На небе нет ни тучки.

Я сделал верно, что пришёл

сюда. А эти закорючки,

что волнами зовутся, мне

напоминают, что недавно

я был ребёнком, и оне

вот также набегали плавно

на берег влажный. Но, увы,

не возвратить того, что было.

Ну и не надо. Головы

не стоит вешать мне уныло.

Жизнь только жизнь. И сверх её

стоит один весёлый разум.

На набережной хорошо

всем отдыхающим. Всем сразу.

3

Подул холодный ветерок.

На небе появились тучи.

С ладоней отряхнув песок,

я встал с песка и думал: скучен

вид непогоды. Побыстрей

домой что ли пойти? Там всё же

занятье есть......................

.....................................

4

Как холодно и склизко. Быр-р!

Который час? Лишь пятый. Скоро

совсем стемнеет. Сердцу – мир,

желудку – голод. Лютый ворог

мне пожелал бы лучших дней.

Действительно, что за убогость.

Какой-то старый дуралей

у магазина чистит ноготь

отвёрткой. Он-то не поймёт

моей печали. Впрочем, я-то

могу держать, когда придёт

час Правосудья, как за брата,

ответ за этого хрыча.

А, впрочем, он иного сорта.

Он, может, верит в Ильича,

а я не верю даже в чёрта.

5

Как ночь черна. Ни фонаря

зажжённого. Вот это город!

Как видно, не желают зря

безлюдье освещать. Я молод

в такие ночи. Вот сейчас

на небо звёздное гляжу я

и думаю, в который раз,

как мир огромен. И живу я,

быть может, только для того,

чтобы Творцу сказать:" О, Боже!

Я часть лишь дела Твоего,

но я иль мне подобный может

воздать хвалу Тебе. Когда б

Ты вразумил меня. Я мерю

иною мерой жизнь. Я слаб

и потому в Тебя не верю..."

январь 1994 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как низок этот потолок.

Как ломит боль мои суставы.

В какой-то каменный мешок

попался я. Куда, лукавый,

меня завёл ты? Это склеп,

а не жильё. Начнём сначала.

Послушай, помнишь, как нелеп

ты был то ль в тоге генерала,

то ли пророка, что на мир

глядел надменно, а душою

давно был пуст, как тот сатир,

не претендующий порою

на большее, чем БЛЯ сказать?..

Теперь ты видишь, что итоги

тобой заслужены, и тать

тебе за то Учитель строгий?..

январь 1994 г.

***

Вот перистые облака

застыли на вечернем небе.

Слегка грущу я, но слегка.

И кажется, что мне из дебрей

своих ошибок, путь прямой

к такому грустному закату

своей судьбы. Но разум мой

покоен, видя в том не плату

за своенравье, а итог

чему-то большему. Быть может,

итог ВСЕМУ. Зачем мне Бог

сейчас, когда ничто не гложет

моей души, когда ничто

мой ум не связывает с миром?..

Я наступил ногой на что-

то мягкое. Рядом с сортиром

лежал мой путь…

1994 г.

СКЕПТИЧЕСКОЕ

Серый полдень за окном.

Я один. Уныло в доме.

Думай, думай об одном,

пребывай в глухой истоме.

Всё потеряно навек...

Нет, нет, нет! Ни в коей мере

не поверю! Человек,

даже если он о вере

без ухмылки и тоски

вспоминать уже не может,

всё ж до гробовой доски

чуда ждёт. А там положат

в гроб его, а он, бедняк,

( хорошо, коль умер быстро)

так и не узнает, как

обманулся в ожиданьях.

март 1994г.

ОСАДОК

Я был неправ сегодня в споре.

Досадно. Глупо. Уж давно

не становился в разговоре

я на своё гнилое дно.

На Я своё... Умел речисто

я говорить, держа предмет

беседы вне себя, и чисто

на сердце было. Ныне след

я чувствую: досада гложет,

а прежде всколыхнулась спесь...

Но сон грядущий мне поможет

забыть себя, какой я есть...

1994 г.

***

Зелёные обои и портрет

Тургенева. На потолке потёки.

Мне скоро стукнет тридцать лет,

а я белею, одинокий,

на серой грязной простыне

в гостях и, в потолок уставясь,

хочу понять, что дальше мне

с собою делать? Сколько, маясь

от праздности, мне плыть и ждать

чего-то? Это ли не шутка

Создателя? И как понять,

коль нет надежды у рассудка,

зачем живу? Привычка жить?

Инерция? Страх смерти? Скука?..

Пустое... Встану и пойду-ка

налью чайку. Чтоб ощутить

в стихах и в жизни под ногами

мне почву, – надобно дробить

мир до молекул и слогами

учиться заново писать,

не доверяясь мысли смело.

Иначе ясно, что сказать

мне нечего... Такое дело.

1994 г.

***

Там, за окном, так ярок полдень.

Снег отражает солнца свет.

На крыше дома, что напротив,

гуляет кот; за ним сосед

крадётся. Пролетела быстро

ворона. Я встаю, иду

к окну поближе. Словно искры

в глаза попали: не в ладу

сетчатки глаз с столь ярким солнцем.

Я жмурюсь, вниз гляжу. Мой ум

воспомнил вдруг, как комсомольцем,

когда я не был столь угрюм

( точней, совсем угрюм я не был),

глядел на праздник я такой

и думал о духовном хлебе,

и дрыгал радостно ногой.

Теперь иллюзьям негде взяться.

Но наступил через иной:

я научился наслаждаться

природой, вещью и собой.

На всё гляжу натуралистом:

природу, вещь, людей, себя,

мгновенье каждое, что длится,

я наблюдаю, истребя

в себе рефлекс житейской цели.

Так хорошо сейчас стоять

и вниз глядеть. Так славно в теле

своём покой лишь ощущать.

Так удивительно, что руки

мне повинуются, что вот

я слышу все мирские звуки,

что осязаю, вижу от

сего окна до горизонта...

Нет, правда, чем не чудеса?..

Поменьше, други, в жизни понта,

и вам откроется краса

ещё покруче, чем в рекламе...

О чём я?.. Да, концовка вот:

я говорю о пополаме,

что только избранный поймёт.

18 февраля 1994 г.

***

Двадцать градусов тепла.

Солнце светит, небо сине.

Утро. Дворника метла

на асфальте. В магазине

пахнет рыбой и ржаным

хлебом. Очередь у кассы,

как обычно. Я воды,

хлеба и творожной массы

выбиваю. Да, хорош

будет завтрак. Жаль, потратил

много денег я. Ну что ж,

дело близится к зарплате.

А пока что насладись

этим утром. Между прочим

к внешней жизни приобщись

и задумайся о прочем.

1994 г.

***

Земля от сумерек чернеет.

Гудят машины. Воет пёс.

Вверху полоска розовеет

немого неба. Сколько слёз

душил в груди в былые годы

отрочества в такой я час.

Я был тогда не часть природы,

я ангел был тогда, что гас

и тосковал при виде бренной

угрюмой жизни. Я страдал.

Но всё прошло. Я постепенно

стал жить, где все, я демон стал.

1994 г.

***

Прохладно. Вот так лето. Всё Москва.

В Крыму так в это время жарко, душно.

Пробилась наконец-таки трава

из-под камней. Мне хорошо и скушно.

Что жизнь? Однообразный ход вещей.

Летают мухи. Дышится отлично.

Я разлюбил за что-то голубей.

Люблю ворон. И это символично.

1994 г.

***

Девочка моя хорошая,

я сижу на табурете и

жду, когда ты позвонишь мне, чтоб

встретиться с тобой на улице.

Ничего, сижу, не делаю,

лишь томлюся в ожидании,

и считаю, что напрасно так

я веду себя, как юноша.

Нужно волю проявить мне и

дело делать, чтоб избавиться

от глухого беспокойства, что

я бездействием сгублю себя.

А пока – сижу и жду звонка

телефонного и ем халву,

и надеюсь, что вот-вот уже

позвонишь ты мне, хорошая.

4 июля 1994 г.

В ОСЕННЕМ ПАРКЕ

Сыро и прозрачно в парке. Осень.

Тишина. Людей в округе нет.

Каплет мелкий дождь. Я между сосен

по грязи и жухлым листьям след

оставляю каблуком и в воду,

в виде лужи, с нежностью смотрю,

ибо в ней, как в зеркале, природу

грустную, что сверху, узнаю.

Ветки лип, и туча, что клубится

словно дух неугомонный. Да,

как я рад, что в силах насладиться

зеркалом безмолвного пруда.

1994 г.

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ЛЕСУ

Впадаю в графоманство, или это

накопленная сила вновь поэта

во мне живит? А, может, то, что лето

уже окончилось, и Болдинская осень

( о, если бы! ) меня средь этих сосен

настигла и, друзьям уже не сносен,

ищу я прислониться где, и ручку

из книжки достаю, и закорючку

вношу на лист бумаги, и на тучку

невидящее око навожу.

Сейчас, сейчас я музе покажу!

Но нет!.. Я ничего уж не скажу,

чего бы вы не знали. И не надо.

Я сам устал от истин до упада.

Мне хочется, чтоб знания лампада

светила тем, кто у руля страны.

А я усядусь лучше на штаны

под сосенкой и буду ждать луны,

чтобы воспеть любовь и лепесточки.

Но жаль, что нет сухой в округе кочки,

а то б я сел и после "л" бы точки,

как Маяковский ставил... Впрочем, вру.

Пожалуй, я "любовь" перечеркну,

а вставлю-ка "берёзу". Я кору

её люблю. Вы поняли, наверно,

что о любви я помню лишь примерно

и потому, конечно, будет верно

не внутренний свой мир ( что никакой )

живописать, а этот вот покой

наружный. Что и сделаю в другой

я раз. Природа совершенна.

Есть время у меня её отменно

зарисовать. Но не сегодня, верно.

1994 г.

***

Как чёрной тушью по белой бумаге -

скелет дерева на фоне неба.

Вчерашний снег тает. Капли влаги

висят на тонких веточках. Хлеба

я накрошил в кормушку из жести

для воробьёв на своём балконе.

Жду их. Спрятался в комнате. Вести

по радио слушаю. Вот на фоне

грязно серого неба с неясным звуком

самолёт проплывает. Прекрасно. Грустно.

Сумерки. Надо успеть за луком

сходить в магазин и хотя бы устно

прикинуть тему для сочиненья

нового. Я же писатель. Это,

хоть и смешно, а даёт направленье

жизни, даже спасает где-то...

1994 г.

ИЗ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ. 'УХО'

ВЕЛИКАН В МОСКВЕ

Хожу по улицам Москвы

средь вопиющей суматохи,

гляжу, как бегаете вы,

и подавляю свои вздохи.

Куда, куда спешите вы?

Зачем не смотрите на небо?

Здесь, в небе, возле головы

моей ищите себе хлеба!

1995 г.

ПРИТЧА

Видел я сегодня днём

в телевизоре такое:

всадник дразнит копиём

лошадь, что стоит в покое.

Он сидит верхом на ней,

и рукав его засучен.

На конце копья репей

или сена клок прикручен.

Пучок лакомый крутя

перед мордой лошадиной,

он смеётся, как дитя,

этой хитрости невинной.

Лошадь вздрогнула, пошла

за наживкой вожделенной

и слюною истекла,

глядя на пучок отменный.

Обманул скотину он

и рысцой бежать направил

за химерою на склон,

а потом в галоп направил.

И подумал я: ей-ей,

как судьба людей похожа

с участью скотины сей,

что в потугах изнеможет.

Но, однако, разум был

дан Адаму для того ли,

чтоб химерам он служил

по своей по доброй воле?..

1995 г.

ТРЕБУХА

Охо-хо да эхе-хе.

Тяжело жить требухе.

Дух ушёл на небо,

больше жить не треба.

1995 г.

СОН

Я проснулся нынче рано.

Что-то, чую, не в порядке.

В голове моей нирвана,

холодеют мои пятки.

Полежал минут пятнадцать.

За окном кричали дети.

Кто-то пробовал ругаться,

кто-то пёр на драндулете.

Грохотал трамвай надрывно.

Холодильник заработал.

Шумно было непрерывно -

мир по фене своей ботал.

Я лежал как отщепенец.

Я лежал урод уродом.

Не выкидывал коленец

наравне с моим народом.

Стало мне, однако, страшно.

Отрываться неохота

от народной, бесшабашной

стройки до седьмого пота.

Выглянул в окно скорее

успокоиться на рожах.

И нырнул назад быстрее,

и воскликнул: 'Боже! Боже!'

Что стряслось с моим народом?

Я же, кажется, не пьяный.

Каждый выглядел уродом

с головою обезьяны.

Я опять к окну нагнулся.

Точно так: все обезьяны.

Как же так я обманулся?

Сколько ж я валялся пьяным?

Ай-ай-ай! Однако это

не причина, чтоб не кушать.

Я наелся винегрета

и сел радио послушать.

Вздор какой!.. Визжат и стонут,

что такое в самом деле?

Происшествием я тронут.

Что там, в рубке, обалдели?

Я, конечно, понимаю

как легко стать обезьяной.

Но никак не разделяю

этой перемены рьяной.

Нужно в рамках оставаться.

Нужно, знаете, стараться.

А иначе как же, братцы?

Как за мир не волноваться?

Ух, мохнатые какие!

Ух, как буркалами водят!

Галстуки висят на выях

и в костюмах они ходят.

Неужели обманулся

я в последних, ить, надеждах?..

Но внезапно я проснулся

на кровати и в одеждах.

Фух, да это сон!.. Как славно.

Страхи были-то пустые!

И рукой мохнатой плавно

я провёл по жёсткой вые...

1995 г.

ТРУСЛИВЫЙ МИЛИЦИОНЕР

Страшно, страшно, страшно, страшно

биться в схватке рукопашной

с угрожающим мне Роком,

на меня глядящим оком

ой Медузы, ой Горгоны.

На моих плечах погоны

милицейские, и надо

мне по службе сего гада

превзойти, чтобы народу

надлежащую свободу

дать, но – ой, – взглянуть не смею

в око грозному злодею!..

1995 г.

СТЕНАНЬЯ МУХИ

Я на грани, я на грани,

я на грани вымиранья.

Я запуталась в герани,

ах, какое наказанье!

Почему со мной такое,

а с другими всё в порядке?

Все летают, все в покое,

я одна застряла в кадке.

Надо мною пролетают

те, кто нынче правит балом.

И не знают, и не знают,

как я здесь воняю калом.

Страшно мне и одиноко

в этой чёрной липкой сети.

Как жестоко, как жестоко

всё устроено на свете!

1995 г.

ПАУЧОК

Я вишу на паутинке

целый день вниз головой.

В уши вставил по сурдинке,

чтоб не слышать жизни вой.

Жизни вой меня пугает,

я беспомощен и слаб,

кто ж меня не понимает,

тот кричит, что я-де КРАБ.

Краб, мол, хищник ненавистный,

убирайся в океан,

там на камень сядь зернистый

и пугай рыбёшек клан.

Ах, за что такие речи

мне, висящему едва?

Взгляд поймайте человечий

мой доверчивый слегка.

Огорчён и неутешен,

говорю вам: я не краб!

Я на ниточке подвешен,

я, глядите, очень слаб.

1995 г.

ЗИМНИМ УТРОМ

Солнце светит мне в окошко,

снег у водокачки.

Дворник ходит по дорожке,

бегают собачки.

Забываешь о наследстве

лет, что прожил в свете.

Невозможно без приветствий

это утро встретить.

Сердце, как в весёлой качке,

прыгает паяцем.

Захотелось как собачки

прыгать и смеяться.

1995 г.

ИНФАНТИЛЬНАЯ СОБАКА

Во дворе дрались собаки:

визги, лязги, море слёз.

В стороне от этой драки

молодой стоял барбос.

Он глубокими очами

на собачий зрел позор

и высокими речами

выносил им приговор.

Наконец, одна собака

в передышке подошла

к нему с речью: 'Что за врака

тебе в голову пришла?

Что бормочешь ты, несчастный?

Почему ты не поймёшь,

что твой гневный лай напрасный

с толку сводит молодёжь?

Цели есть. Они понятны

и сопливой детворе.

Подключайся к нашей ратной

увлекательной игре.'

'Да, – собака отвечала, -

нынче ж буду среди вас.'

А сама потом сбежала,

только ей сказали: ФАС.

Ох, смеялися над нею

молодёжь и старики.

'Надо ей намылить шею', -

тявкнул маленький Кики.

1995 г.

НЕ ПОНИМАЮТ

В магазине по стенАм

вывешены тут и там

только что с завода

ходики с заводом.

Все они идут, и вот

обыватель, открыв рот,

тупо скользит взглядом

по часам и рядом.

Но однажды на стене

ходики, которых не

очень-то и видно,

встали вдруг. Обидно.

Из толпящихся зевак

лишь поэт увидел знак

в этом многозначный,

став лицом невзрачный.

Перст приставив к голове,

он сказал: 'Давно в Москве

всем часам пора бы

поломаться, дабы

каждый догадаться мог,

что того, что создал Бог,

времени – в помине

нет в сией пустыне'.

И разгневанный поэт

вышел вон, а ему вслед

улыбались люди,

говоря: 'Ну, будет...'

1995 г.

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА

Я печатная машинка.

Злая моя доля:

чуть какая где заминка -

автор недоволен.

Очень уж он точность любит

этот странный гений.

Между тем себя он губит

сотней заблуждений.

Мне смешно: меня ругает

он за опечатки,

сам же мнения меняет

прямо как перчатки.

Одного боюсь я шибко,

что помрёт, мордастик.

Уж и так кричит: 'Ошибка -

все былые страсти!'

1995 г.

КУРИЦА, КОТОРАЯ РОДИЛАСЬ СРЕДИ МЫШЕК

Родилась я среди мышек.

Мышкою считалась.

Но однажды из подмышек,

мне так показалось,

крылышки растут. И точно.

Что за наважденье?

Нужно выяснить мне срочно

смысл перерожденья.

Мышек спрашивать стеснялась

я о тайне этой.

Да к тому ж мне мир, казалось,

стал с угрюмой метой.

Всё не нравилось у мышек

мне с того момента.

Я мечтала зреть детишек

с крыльями... И енто

было неосуществимо.

Но однажды в хмурый

день увидела, как мимо

пробегают куры.

О, как сердце моё прыгать

стало от волненья!

О, как крылышками двигать

начала я с пеньем!

Много мной с тех пор сменилось

изб, дворов и улиц.

И однажды мне открылось

знание всех куриц.

С той поры уже не смею

мышек презирать я.

Ведь летать я не умею,

все мы, значит, братья.

1995 г.

ПУСТАЯ СОЛОНКА

Нет в солонке больше соли.

Я пуста. Беда.

Позавидуешь тут доли

человечьей. Да.

Человек набит костями,

мясом и водой,

и до самой смерти в тяме

уступает той,

что, как я, пуста, ненужна,

но зато всегда

наблюдает за наружным

беспристрастно. Да.

1995 г.

НЕУДАВШИЕСЯ ПОХОРОНЫ ПОЭТА

Хоронили мертвеца.

Службу заказали.

Маску сделали с лица,

гением назвали.

Собрался народ, рыдал.

О, как жаль поэта!..

Бог же с высоты взирал

на кривлянье это.

И вернул на землю Он

душу забулдыги.

О, как всяк был оскорблён,

о, какие фиги

кое-кто крутил и зло

говорил со страха:

'Вновь Петрову повезло,

графоману, бляха...'

1995 г.

МОЛНИЯ И ГРОМ

Я стоял среди квартиры,

потеряв ориентиры.

Ночь стояла на дворе,

я был словно мышь в ведре.

За окном шёл дождь уныло.

Мне, однако, нужно было

сделать три шага вперёд,

где стоял большой комод.

Но я не был так уверен,

что мой ум на ТО нацелен,

вдруг там не комод, а стол,

вдруг я б не туда пошёл.

Сомневаться стал во всём я.

Да и в свой попал ли дом я?

И кружилась голова

так, что я стоял едва.

И когда уже сомненья

навалились, как каменья,

вдруг блеснула за окном

молния, как в сне каком.

О, как сразу прояснилось

то, что прежде мраком крылось!

Вот комод, а вон стена,

вон гардины у окна.

Всё разложено по полкам

в голове моей, всё толком.

И подумал я, что так

правда побеждает мрак.

И хотел на этой ноте

ящик я открыть в комоде,

как раздался за окном

содрогнувший стены гром.

Замер я, и холод липкий

организм покрыл мой хлипкий.

И зловещий этот гром

долго помнился потом...

1995 г.

В ЯМЕ

Я сижу печальны в яме.

Я упал в неё давненько.

Расскажите моей маме,

как её страдает Венька.

Он упал и он расшибся,

ему холодно и больно.

Он согласен, что ошибся

и учить его довольно.

Пусть она попросит Бога,

чтоб Он Веню взял из ямы

на поверхность, где дорога,

где живут друзья и дамы.

Они ходят и не слышат

его криков о подмоге.

Они воздух там колышут,

споря яростно о Боге.

Мама, мама, на том свете

ты в раю уж гость недавний.

Я же здесь, а сверху дети,

что в меня бросают камни.

1995 г.

ИЕРАРХИЯ

Поэту Николаю Олейникову, вариации на тему

Таракан сидит над книгой.

Таракан умён как бес.

Таракану крутит фигой

бог десницею с небес.

Ангел втихаря бормочет,

обкурившись анаши:

'Не получишь, старый кочет,

ты бессмертия души'.

Таракан не слышит брани.

Таракан в пылу слегка.

Завтра, завтра в рог бараний

он согнёт студента К.!

1995 г.

УХО

Мимо пролетает муха.

За окном болтают люди.

Я одно большое ухо,

я лежу себе на блюде.

Я лежу себе недвижно.

В моей раковине мраки.

Я почти индийский Кришна,

только вот с нутром собаки.

Слышу, как сосед с работы

возвращается нетрезвый,

а навстречу обормоты,

его дети, скачут резво.

Слышу, как гудят машины,

как сосед, живущий сверху,

пишет на холстах картины,

в краски стряхивая перхоть.

Слышу, как собака лает,

как летают самолёты,

как сосед слюну глотает

и рисует бутерброды.

Слышу, как зовут ребёнка,

как дрожит в конфорке пламень,

как упавшая гребёнка

ударяется о камень.

А когда приходят сроки

ночи выступить на сцену,

слышу, как молчат пророки,

покоряясь жизни плену.

Как растёт трава, я слышу,

как НИЧТО уничтожает

то, от коего завишу

я и всё, что звук рождает.

Хорошо там, где мы будем.

Хорошо убить все страсти.

Хорошо всем этим людям

не уметь сказать и здрасьте.

Я лежу себе недвижно.

В моей раковине мраки.

Я почти индийский Кришна,

только вот с нутром собаки.

1995 г.

ЗАМОК, КАК У КАФКИ

Снилось мне, что по пустыне

я иду, а впереди

Замок встал, под небом синим,

с надписью: 'Сюда иди'.

Шёл я долго, приближался

медленно я к Замку, но

я внезапно оказался

в поезде; и вот в окно

уж глядел на Замок. Вскоре

всё быстрее стал расти

Замок, далее уж море

открывалось на пути.

Моё сердце колотилось

в понимании того,

что взаправду воплотилось

ожидание всего,

что нам жизнь открыть готова.

Но внезапно поезд стал

поворачивать, и снова

отдалялся идеал.

О, как я стучал в окошко

кулачками, скрежетал

и царапался, как кошка.

Но напрасно! Он пропал,

Замок. Долго я ладони

всё протягивал туда,

где на синем неба фоне

Замок часто я видал.

А теперь уж я не верю,

что тот Замок – не мираж.

Впрочем, старую потерю

я сменил на сей гараж...

1995 г.

ИЗ КНИГИ ПЯТОЙ. 'ОПЫТЫ'

ОПЫТЫ

Мои опыты такие:

прорубить дорожку

и найти-таки другие

дали понемножку.

Горизонт всегда один, но

есть на горизонте

нечто новое, что длинно

объяснять увольте.

Это значит, что ты видишь

новыми глазами;

хоть на русском, хоть на идиш -

всё это сказали.

Горизонт всегда один, но

есть на горизонте

тоже вечное, картинно

явленное в понте.

Это значит, чуть повыше

ставить свою планку,

даже если ты, парниша,

бьёшь ногою банку.

Отыщи и переплавь ты

в своём сердце это

и не думай в космонавты,

а иди в поэты.

Здесь откроем мы такое,

что скромнее будем

и не скоро из запоя

возвратимся к людям.

1995 г.

ПОЭТУ

Не молчи, старичок,

не молчи, сладкогласый.

Если даже сил йок,

всё равно точи лясы.

А иначе нельзя.

А иначе, быть может,

не возьмёшь ты ферзя,

и тоска тебя сгложет.

Что и делать ещё

нам, поэтам, ублюдкам,

если ты поглощён

своей музой по суткам?

Да добро бы была

эта муза как муза,

а то так... барахла

натолкает от пуза.

Сам не раз, что её

пригласил на свиданку,

пробубнишь только: 'Ё!

Подложила подлянку.

Снова мусор за ней

на листках остаётся,

не увижу, халдей,

куст горящий, сдаётся'.

Но и всё ж не грусти,

а стучи в свои двери,

отопрут – ты в чести,

нет – не много потери.

6 сентября 1995 г.

***

Есть вещи поважней поэзии,

ну, скажем, знание о том, что

хоть в Англии, хоть в Индонезии -

все в гроб ложатся, это точно.

И это знание-незнание

мне позволяет относиться

к поэзии, как, скажем, к зданию,

где я живу, где мне свариться.

Отсюда голос мой естественный,

отсюда лёгкие ошибки

за взгляд излишне несущественный;

и все мои полуулыбки.

1995 г.

***

Каждый день одно и тоже:

словно механизм

во главу угла положен,

а не жизнь.

Наливаю утром чайник,

умываюсь, ем.

Бессловесный, как молчальник,

думаю – зачем?

Наперёд уже я знаю

распорядок дня.

Как животное зеваю,

рот не заслоня.

И кружу я по квартире,

думая о том,

что неплохо бы в сортире

заменить плафон.

Вот такой, себе ненужный,

мелкий и смешной,

я живу, как тот биндюжник

иль как заводной.

Приходите, посмеётесь

надо мною все.

И хотя бы вы очнётесь,

пусть не насовсем.

Но войдите тихо, боком,

чтобы я не знал

и от злости ненароком

вас не покусал.

1995 г.

***

Никто не знает правды,

ни я, ни ты, ни он,

пожалуй, только Автор,

но мир Его смешон.

Смешон, нелеп и цели

я в нём не нахожу,

и потому в постели

часами я лежу.

Чего-то не хватает,

хотя уже не жаль

прошедшего, и знает

об этом всякий враль.

И нужды нет, по сути,

с кровати мне вставать

и от житейской мути

так хочется бежать.

Бежать обратно, к маме,

в утробу, в ничего,

чтобы не знать о хламе

жилища моего.

Жилища – гляди шире, -

чья крыша всем как скит,

и где тягаешь гири

сомненья и тоски.

1995 г.

***

Поэзия, едва

я на ногах, как сразу

цепляюсь за слова

и забываю хазу.

Я забываю всех,

друзей, врагов и прочих.

Я не хочу потех,

хочу минут рабочих.

Отважно и легко,

осмысленно и дерзко

несу своё древко

и на душе не мерзко.

Пусть гонят на меня

волну негодованья,

кимвалами звеня

из-за непониманья.

Мне всё равно. Но вот

окончена работа,

и я уже не тот,

и рот дерёт зевота.

И всё постыло вмиг,

и жизнь скулой бандита

страшит и тяготит,

и карта моя бита.

1995 г.

***

Жду – сижу на стуле -

твоего звонка.

Отливаю пули -

строчки на века.

Стыдно так убого,

мил поэт, писать.

Будет ли подмога -

неизвестно, б.....

Что ещё добавить?

Всё сказал любя.

Но молчать заставить

выше сил себя.

Вдруг случится праздник:

неизвестно как

напишу, проказник,

некий новый знак.

Формулу открою

новую цветка

и структуру вскрою

жизни мотылька.

Слов случайных корень

извлекай, спеши,

в творческом отборе

из ядра души.

Всё, что ты, как ЗДРАСЬТЕ

ляпнешь наобум,

чрез горнило страсти

протащил твой ум.

И остались только

жалкие слова.

Вот такая, Колька,

горклая халва.

5 сентября 1995 г.

НАСТАВЛЕНИЕ ДЛЯ МАУГЛИ

Ты должен знать, что ты в джунглях, дружок,

и потому не пеняй

на навороченный этот клубок

диких страстей. Не стенай!

Здесь так положено. Здесь человек,

если и ходит, то днём;

ночью ж он здесь не сомкнёт своих век

даже с ружьём и огнём.

Ты зазевался иль чуть уступил

в схватке за лучший кусок, -

всё, ты покойник. Так трать же свой пыл

с толком. Будь твёрд и жесток.

Не уступай никогда никому

и не прощай кидняков

даже друзьям, потому, потому...

в общем, обычай таков.

Если тебе доведётся любить

женщину ( это всегда

с вами случается ) нужно убить

чувство. Иначе – беда.

Ты ещё молод, но вскоре большим

станешь, а там мой урок

вспомнишь, я знаю, и будешь ценим,

если урок пойдёт в прок.

1995 г.

***

Года бегут с такою скоростью,

что ничего не понимаю.

Ещё вчера глядел со строгостью

на мир, а нынче улыбаюсь.

И вот уж признаки старения

заметны стали организма.

Пришло другое поколение,

а я ещё нигде не издан.

И всё быстрей и неприметнее

проходят дни, недели, годы;

и разговоры всё предметнее,

и возвращаются все моды.

Всё было прежде, да и будет всё

после меня со всеми это же;

и мне, к несчастью, не запутаться

среди схоластики и ретуши.

Всё знаю я, да много надо ли,

чтобы додуматься до истины,

что все, как водится, попадаем

в могилы с глиною и листьями.

Так что спешить пока что нечего,

а всё ж пора поторопиться,

чтобы судьбой была отмечена

привычка каждый день трудиться.

1995 г.

ЛЮБИМОЙ

Я жду тебя опять.

Назначь же мне свиданку.

Пойдём с тобой гулять

мы завтра спозаранку.

Я буду целовать

тебя в височек сладкий,

а после зазывать

продолжить акт в кроватке.

Ты будешь слегонца

игриво упираться,

затем с тобой винца

мы выпьем, моя цаца.

...Как хорошо с тобой,

как весело щебечешь

ты мне о чём-то – ой,

ты сердце моё лечишь.

Иди сюда ко мне,

вот так вот, моя киска.

Твой мягкий рот в вине

и ротик очень близко.

Пора в кровать упасть,

пойдём, освободимся.

Разденемся и всласть

друг другом насладимся...

1995 г.

***

Мне тесно в рамках поэтических,

всё так скучно и бесцветно,

и познаний эмпирических

не имею я конкретных.

Всё расплывчато и многое

в голове не держит память.

Эх, ты, жизнь моя убогая!..

Кто виновен? Я ведь, я ведь...

1997 г.

***

Мой кумир сидит на ветке

и чирикает: чир-чир.

Если бы сидел он в клетке,

я б ему был командир.

Я б давал зерна и хлеба,

в общем, чувствовал себя,

точно Бог, сошедший с неба,

накормить сего блядя.

1997 г.

***

1

Давай стишочек накалякаем,

пока водичка там течёт

упругою струёю в ванну.

Но тут мне позвонила Ира,

и я забыл, о чём хотел

поведать миру.

Да и настроение уже не то

то есть оно хорошее, но уже другое.

2

Давай стишочек накалякаем,

пока водичка там течёт,

в смысле – жизнь пока течёт, -

можно ведь и так сказать.

А накалякаем стишочек

и убьём минуту жизни,

а кто и больше.

1997 г.

***

Хочется иметь ребёнка,

чтобы бегал пред тобой

этакий румяный карапуз

и говорил тебе: "Папа, папа!

Дай спички..."

А, может, и не нужно его,

ребёнка? Ведь за ним надо следить.

И потом, у них какашки

такие вонючие. Фу! Не хочу

иметь ребёнка.

1997 г.

***

Я слышу, за стеной соседи

ругаются и, может, пьют

вино иль водку, в то время как на свете

весна распространяет аромат.

Несчастные, зачем так с жизнью

вы поступаете? Ужель

вы не на радость, а на тризну

рождаетесь? Где смысл, где цель?

Цель мы проехали, но можно

и просто наслаждаться так

весенним утром и подошвы

на солнце греть возле окна.

А можно одеться и выйти прогуляться в парк,

где весеннее солнышко и белый, белый день.

И невольно что-то всколыхнётся в памяти,

какое-то смутное воспоминание.

Детство вспомнится.

1997 г.

***

Сидела девочка у моря

и пела про свою любовь.

Я проходил случайно мимо

и слушал, подымая бровь.

Я ей завидовал и думал,

что ей, возможно, повезёт.

А, может быть, случится то же,

что и со мной. Кто может знать заранее?

Но я желал ей счастья и любви,

потому что самому этого очень не хватало,

и вот я шёл дальше и думал,

что юность прошла, а у девочки всё впереди.

1997 г.

ИЗ КНИГИ ШЕСТОЙ. 'ВОЗРОЖДЕНИЕ'

ЦИКЛ 'ОПИСЬ ВЕЩЕЙ ПОЭТА'*

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА

Обычная печатная машинка.

Местами в пыли, местами нет.

Когда печатаю, случается заминка:

буквы западают. Много лет,

видимо, ей. У меня недавно

она, где-то с полгода. Её

мне отдала знакомая. Плавно

взгляд мой скользит по буквам: Ё

( клавиша пылью покрыта, так как

я ей не пользуюсь, только Е ),

О, ТВЁРДЫЙ ЗНАК ( в пыли, однако,

также как Ё ), К... На столе

машинка стоит. Под ней подстилка

из плотной ткани. Могу прочесть

надпись на корпусе. Вот: МАШИНКА

ПП-305-01. ( Тут есть

даже знак качества, тот, советский ).

Далее: ТУ-25-01

128-02. НЕМЕЦКИЙ

ЗАВОД 'РОБОТРОН-21-

011' ПО ЛИЦЕНЗИИ

СССР... Такой вот текст.

Машинка хорошая, я не в претензии,

денег не просит и хлеба не ест.

1994/1995 г.г.

ВЕНОК СОНЕТОВ

Ирине

1

Я ВЗЯЛСЯ НАПИСАТЬ ВЕНОК СОНЕТОВ

тебе, одной тебе. От скуки, да.

Ещё от одиночества. Обетов

быть вместе не давали мы, – всегда

есть выход у меня ( и у тебя же)

быть с кем-нибудь, но я сейчас один,

как, впрочем, и всегда, и слух на страже

держу, затем, что некий господин,

сидящий в моем сердце, что присвоил

себе смешное прозвище ПОЭТ,

вниманье все забрал моё, устроив

тем самым развлеченье мне, от бед

меня отгородив, и я за это

ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА.

2

ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА

в себе я и готов ему отдать

всё: время, одиночество и лето,

что за окном, смысл жизни и тетрадь

в полосочку, каких уже не встретишь

в универмагах. Всё готов отдать.

Вот только как приход его заметишь,

поэта, коли знаки подавать

он перестал, и я скребу бумагу

нередко просто так и в никуда

бросаю свои строчки. Но вода

меня вновь окрестила. Эту влагу

я вдруг почувствовал благодаря тебе, -

СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ.

3

СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ,

что в моей жизни вновь возникла тема

любви ( иль нелюбви). И ты свиде-

тель ( не какая-то богема!),

как я её исполнил для тебя.

Надеюсь, еще будет продолженье.

Точнее, в это свято верю я,

иначе мне, познавшему волненье

в двенадцать баллов, тягостно, ей-ей,

при мысли, что волна любви отхлынет,

едва достигнув балла. Но видней

на небесах. А здесь пусть не покинет

меня стремленье справиться с обузой,

ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ.

4

ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ

( условно говоря, ведь я давно

в сомненьях насчет Бога) решено

отныне называть труда союзом

( не с капиталом, нет) со знаньем, что,

конечно, капитал, но как сказал бы

философ, эстетический. А то

я прежде поэтические залпы

творил из духа ( да!) и ничего.

Ну, в смысле знаний. Хоть Екклесиаста

мне изреченье дорого: всего

не перечтёшь, но всё же мне ужасно

неловко, что цветет сам по себе

СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ.

5

СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ

( а ты его не ценишь, слава Богу, -