Текст книги "Каторжанин (СИ)"

Автор книги: Олег Дуденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дуденко Олег Тихонович
Каторжанин

Каторжанин

Поистине, человек – это грязный поток. Надо

быть морем, чтобы принять в себя грязный

поток и не сделаться нечистым.

( Фридрих Ницше " Так говорил Заратустра")

Часть 1

Третье тысячелетие размеренно шагало по планете, порождая смятеннее в душах и страх в сердцах. За прекрасным фасадом яркого шоу шла грязная закулисная борьба. Тот, кто хотел пребывать в мире иллюзий, не видел этой возни, но стоило лишь чуть-чуть напрячь зрение, и жизнь становилась тошной как зловонное болото. Падение нравов было стремительным и казалось бесповоротным. В колбах рождались новые смертоносные вирусы, над детскими кудрявыми головками взрывались новые бомбы. Но при этом создавались прекрасные произведения искусства, и поступки отдельных личностей поражали своим героизмом и самопожертвованием. В принципе все было как всегда. Но...

Светопреставление началось ровно в полночь. Тот, кто смотрел в это время на небо, не сомневался, что это именно светопреставление. Несколько воистину прекрасных минут небо полыхало разноцветными огнями и сполохами. Эти огни, словно метеоры, неслись откуда-то из-за горизонта, увеличиваясь в размере и ежесекундно меняя яркость и свой цвет, подобравшись ближе, они рассыпались на мириады ярчайших искорок. И это не было каким-то сказочным салютом или фейерверком, потому как по всему было видно, что исходит он из самой глубины небосводы из его утробы. Все это сопровождалось чудесной и какой-то божественной музыкой, которая доносилась, казалось одновременно отовсюду, и невозможно было определить источник этого прекрасного звука.

Многие люди плакали от счастья. Вот ведь действительно свершилось. Кто бы это ни был, толи Господь, толи братья по разуму, наконец-то до нас убогих снизошли. И теперь все, буквально все, будет прекрасно. Не будет больше голода и злобы, не будет больше нужды и отчаяния. Наступает эра благоденствия. Всеобщее ликование вырвалось на улицы. Неутомимой рекой люди текли к центральной площади, куда с неба устремился яркий луч. Ни у кого не было сомнения, в том, что это призыв. Лица сияли, и не было толкотни. Да и как может быть иначе, ведь высшие существа наблюдают. А ведь мы представляем свой город, да куда там город – страну, нет, не страну бери выше, все человечество, всю планету. Человечество стояло на площади и, открыв рты, смотрело на разноцветные сполохи яркого света. Все ждали чего-то. Чего-то прекрасного. Того, что перевернет весь мир, всю вселенную. И свершилось. В один миг и разноцветная феерия, и музыка, все исчезло. На мгновение люди очутились в кромешном мраке. Но вот зажглись убогие уличные фонари и то, что предстало перед глазами многотысячной толпы, заставило содрогнуться.

Посреди площади на большом каменном блоке лежал обнаженный человек, прикрученный к этому блоку стальной проволокой. Да, да именно стальной проволокой. Было видно, как проволока вдавилась в тело, причиняя человеку ужасные муки. По людскому морю пронесся крик ужаса. Животный страх охватил всех. Почему-то каждый представил себя на месте мученика. Словно по команде толпа отхлынула и началась паника. В один миг все превратились в персонажей Босха. Начался сюрреалистический забег по темным улицам города. Бежали все, спасая свои шкуры и, по всей видимости, души. И этот забег жители города запомнили надолго, если не навсегда. Об этом забеге никогда не вспоминал вслух, но забыть такое никто из участников был не в силах. Во всеобщей суматохе было задавлено насмерть четыре человека, одиннадцать получили серьезные увечья, а двое так и не вышли из этого истеричного состояния и продолжали бежать только уже в специальной палате сумасшедшего дома. Эти двое уже были не в состоянии остановиться, они и ели на ходу и справляли естественную нужду не прекращая бега, глаза их горели безумным огнем и до краев были заполнены ужасом. Лишь глубокой ночью они обессилено падали на пол и забывались на некоторое время беспокойным сном.

Но это было потом, а сейчас по улицам неслась обезумевшая толпа и спасалась от всадников апокалипсиса. В этой толпе с пеной у рта мчался Григорий Мелехов, теска знаменитого литературного героя. Он чувствовал на себе пронзительные взгляды злобных существ, что протянули к нему свои щупальца. Марсиане Г. Уэллса по сравнению с этими тварями просто школьные хулиганы. Эти изнасилуют твое тело, надругаются над психикой, выпьют душу и в довершении всего прикрутят проволокой к каменному блоку, оставив подыхать как бродячую собаку на улице. Со всего размаху Мелехов сшиб нерасторопного мальчишку. К счастью последнего, тот пулей залетел в открытый подъезд. Григорий на миг сбавил темп, но почти сразу с диким воплем вновь устремился вперед. Он бежал без определенной цели, только бы подальше от ужасной площади. Лишь промчавшись мимо своего дома, Григорий вспомнил о своем маленьком, но уютном жилище. Остановиться было просто невозможно. Людская река несла его в своем бурном потоке. Единственное, что можно было сделать, это заскочить в ближайшее парадное и переждать это наводнение.

Мелехову вдруг показалось, что боятся, в сущности, нечего. Сейчас во всяком случае. Надо просто разобраться во всем. Любопытство вот еще одно чувство, которое может побороть здравый смысл и заставить человека делать глупости. Григорий интенсивно заработал локтями, сам получил кулаком в лоб и оказался в просторном подъезде старого дома. Кроме него тут стояла приятной наружности не молодая женщина и седой, но довольно-таки бодрый старик.

– Вот видите, сказал обрадовано старик, еще один здравомыслящий человек. Уверяю вас, скоро паника пройдет и можно будет разобрать, что к чему. Я почти уверен, что всему можно найти объяснение.

Женщина фыркнула и сказала закурив.

– Да ему просто настучали по голове, он и сам не может понять, как тут оказался.

Мелехова очень обидели слова женщины, да так, что в первый момент, он не нашелся, что ответить. Скорее всего, она была в чем-то права, и Григорий сам плохо понимал, почему заскочил в этот подъезд. Конечно, он хотел к себе домой, но было в его поступке что-то еще. Что-то потустороннее. Словно сама судьба взялась за управление его жизнью. Но как следует исследовать свой поступок, ему не дали, старик подошел вплотную и представился.

– Аверин Павел Петрович, пенсионер. А это Ирина Викторовна, отрекомендовал он курящую женщину, которая теперь казалась Григорию не просто приятной, но даже красивой.

Женщина затушила сигарету и сказала.

– Можно просто Ира, не люблю церемоний, а как зовут вас, и что вы обо всем этом думаете.

– Можно просто Гриша, сказал Мелехов и добавил.

– Смотря, что вы имеете в виду. Всю эту панику или события на площади.

Женщина оценивающе осмотрела Григория, взгляд ее был очень пронзительный и далеко не глупый.

– Я имею в виду, прежде всего, весь этот цирк на площади.

Старик взорвался.

– Ну опять вы за свое Ирина.

Затем он обернулся к Григорию и стал говорить скороговоркой, вводя в курс дела.

– Понимаете, она считает, что это чья-то рекламная компания или что-то в этом духе.

Казалось он хотел еще, что-то сказать, но затем передумал и вопросительно посмотрел на Мелехова. Красивая женщина также не сводила своих глаз с Григория. Ему стало немного неловко. А затем он вдруг ощутил некое единение с этими двумя случайными людьми, словно они стали вдруг командой. Говорить стало легко и просто, даже можно было поспорить, как с друзьями.

– Об этом я даже не думал. Первая моя мысль была об инопланетянах.

– Браво, старик хлопнул в ладоши.

– Минуточку, сказала Ирина, а о чем вы подумали, когда увидели каторжанина?

– Каторжанина?!

– Ну да того человека прикрученного к камню.

– Каторжанина...это вы красиво сказали. Честно скажу, в первый миг я испугался. Да чего там, говоря откровенно, чуть в штаны не наложил.

Все непринужденно рассмеялись видимо, там на площади, подобные ощущения были у всех. Григорий кашлянул, говорить теперь было совсем легко.

– А потом когда все побежали, у меня было чувство, словно я совершаю побег с концлагеря, и сейчас меня выхватит из темноты прожектор и ударит пулемет.

– А вы случайно не сидели в тюрьме?

Спросила Ирина, и в ее вопросе не было даже намека на скрытую враждебность, нет, просто любопытство.

– Нет, откровенно ответил Григорий.

– Вот видите, подхватил Павел Петрович, обращаясь к Ирине, вновь ваша теория не срабатывает.

– Минуточку, сказала Ира, вот вы Григорий можете вспомнить далеко ли стояли вы от центра площади.

Мелехов задумался. Но в первый миг ничего определенного вспомнить не мог. Затем словно прозрев, он начал отматывать кадры в обратном порядке и увидел перед собой за стеклянной витриной различные тренажеры и прочий инвентарь.

– Да. Я стоял как раз возле спортивного магазина.

Ирина просияла.

– Великолепно.

Она достала еще сигарету подкурила ее и принялась развивать тему.

– При таком ракурсе и той плотности народу на площади вы никак не могли видеть каторжанина. Но я уверенна вы его рассмотрели так, словно стояли совсем рядом. Верно ведь.

– Да, согласился Григорий.

Он только сейчас об этом подумал. А ведь действительно с того расстояния, на котором он находился он никак не мог бы увидеть человека прикрученного к каменному блоку, да и основная масса людей ничего не могла бы увидеть. Но сложилось такое впечатление, словно стоящие впереди люди были стеклянными, мало того их тела еще и увеличивали все предметы. Он с восхищением посмотрел на не молодую, но очень привлекательную женщину. А она между тем продолжала.

– Поэтому я делаю предположение, что это просто спецэффект. Кроме того всеобщую панику я могу объяснить психотропным воздействием.

– Кто не купит стиральную машинку "Вятка" будет уничтожен, съязвил старик.

Ира не смутилась.

– Что-то типа этого.

– На моих глазах затоптали женщину, я думаю насмерть.

Сказал Павел Петрович и опустил глаза. Конец фразы он проговорил почти шепотом, при этом нервно теребил свой видавший виды галстук. По всей видимости, он так же наступал на несчастную. Или просто сам факт того, что он не оказал помощь, вызывал в нем бурю эмоций.

Спор прекратил Григорий.

– Друзья, сейчас мы сможем воочию во всем убедится, толпа иссякает.

Действительно теперь можно было, без страха быть раздавленным, выйти на улицу и если захотеть пойти в обратном направлении. Все трое переглянулись. В этот миг у них был шанс вернутся к своим делам и вполне возможно судьба уберегла бы их от того водоворота событий в который они были втянуты. Но всей троих мучила если не совесть, то обида за свой недавний страх и мгновения подверженности стадному инстинкту. Аверин вышел из подъезда поправил пиджак и галстук, который он мгновение назад терзал и сказал.

– Я пойду, посмотрю, как там. Вы если хотите, можете остаться, я скоро вернусь и все вам расскажу.

– Ну конечно, сказала Ирина, так я вам и поверю, с вашими восторженными взглядами на события.

– Вы такая скептичная, возразил Аверин, что все видите в темных тонах.

– Жизнь научила.

Григорий тоже вышел из подъезда и сказал.

– Давайте двигаться вперед или вернее назад, через несколько минут сможем во всем разобраться сами.

Все согласились и троица людей, по опустевшим улицам, двинулась к площади. Первые шаги они сделали в абсолютной тишине и лишь, словно далекое эхо, до них долетал стихающий топот многотысячной толпы. Сказать по правде некоторое время идти было не просто страшно, а в буквальном смысле слова жутко. Словно они древние люди по какой-то дикой причине решили забраться в логово пещерного медведя. Все двигались медленно и молча, и при этом смотрели исключительно себе под ноги, словно боялись наступить на сухую ветку, которая своим треском разбудит ужасного зверя. Первым заговорил Павел Петрович, казалось он ни к кому не обращается, но все поняли, что его фраза адресована к Ирине.

– Вы наверное журналист?

– С чего вы взяли?

Аверин усмехнулся.

– У вас острый глаз, вы очень умная...

– Как для женщины, вспылила Ирина.

– Ну что вы, спокойным тоном продолжал Павел Петрович, я никогда не относился к женщинам свысока. По образованию я математик, но знаете, моя покойная супруга почти всегда обыгрывала меня в шахматы. Каждый выигрыш у нее вызывал во мне прямо-таки приступ безудержного веселья, и я стал замечать, что она время от времени мне поддается. А она была простой домохозяйкой, всю жизнь поддерживала чистоту и уют в доме, а это, по-моему, величайшая из наук, детей я ей, конечно, помогал воспитывать. Но только именно помогал. А вся тяжесть лежала на ней.

Ирина некоторое время молчала, словно обдумывала, что ей сказать. Да и тишина стояла такая, что нарушать эту тишину было неловко. Она шла и рассматривала свои новые босоножки, затем вдруг подняла голову, посмотрела пристальным взглядом на Павла Петровича и сказала.

– Да профессор, я журналист.

– А я вас узнал, признаюсь не сразу, но узнал.

– И по всей видимости хотите выразить мне свое презрение.

Мелехов слегка отстал от этой парочки и с интересом рассматривал окна домов, во-первых, ему не хотелось присутствовать при этой беседе. Честно сказать оба ему были почему-то симпатичны. Так бывает, что с первого взгляда возникает симпатия к совсем незнакомому человеку, и Григорию не хотелось присутствовать при выяснении отношений этих двух ставших вдруг ему не безразличных людей. Во-вторых, интересно было наблюдать за людьми, что затравленно выглядывают из своих окон. Большинство провожало их жалобными взглядами, словно идущих на эшафот. Но были и такие, что бросала из-за своих занавесок взгляды полные ненависти. Что происходит? Неужели Ирина права и на жителях города испытали психотропное оружие.

– Ну, что вы, ответил Аверин слегка игриво, я испытываю к вам совсем другие чувства.

От такой откровенности, Ирина смутилась и зарделась как школьница.

– А что тут такого, я два года как вдовец. И благодаря вашей статейке я хоть и лишился должности декана, зато получил двадцать четыре часа в сутки свободного времени. Пенсия у меня приличная. Мои заслуги перед отечественной наукой оценили достойно. У меня есть дача, книги и кроме того у меня появилось хобби.

Старик заговорил шепотом и Мелехов невольно стал прислушиваться. С одной стороны ему был неприятен этот разговор, а с другой он хотел быть в курсе всех событий, что произошли с его новыми друзьями.

– Знаете, это еще одна тема для статьи. Раньше у меня было хобби коллекционировать старинные монеты. Теперь же я их перепродаю. Можно сказать, занимаюсь спекуляцией. Должен вам заметить увлекательное занятие. У нас на "сходке" можно недорого приобрести довольно-таки редкие экземпляры, особенно имперского периода, а затем перепродать в столице. И у меня три прекрасных внука, так вот тратить на них деньги это еще одно мое хобби. Ну, что скажете интересная тема для статьи?

– Я возьму это на заметку. Когда писать совершенно будет не о чем, я подарю вам мгновенья славы.

Съязвила Ирина, а затем спросила серьезно.

– Вы действительно на меня не сердитесь?

Ей самой неожиданно стала приятна эта компания, и даже захотелось завязать дружбу, а может нечто большее. Для нее оба кандидата были приемлемы. Она женщина свободная, независимая и без предрассудков.

– Ну а чего сердится, ответил Аверин, статья была правдивая. Глащук действительно брал взятки, установил таксу за все зачеты и экзамены. Я старый дурак ничего не замечал, честное слово. Было несколько очень перспективных студентов, и я все свое внимание переключил на них. Только вот суд...

Павел Петрович покачал головой и с горечью продолжил.

– Только вот суд отнесся к Андрюше слишком сурово. Это ведь надо, иной убийца получает сроку пять лет, а тут преподаватель взяточник – семь. А у него сынишка совсем маленький.

Ирина подошла к Аверину и взяла его под руку она заговорила так искренне, что даже инквизитор бы поверил ей.

– Я не знала, что так все обернется. Я была на суде и вышла оттуда словно оглушенная. Если бы вернуть все назад, клянусь, никогда не написала эту статью. Поверьте мне я не такая уж и стерва.

– Ну что вы милочка, вы-то тут причем. Весь этот сыр бор разгорелся из-за одного студента, что пожелал иметь липовый красный диплом и, причем бесплатно. Племянник главного прокурора. Он и заварил всю эту кашу. Я потом все узнал. Учится – он не учился, но родители ему регулярно давали деньги, так сказать "на сессию", а этот молодой подлец пристрастился к игрищам в казино. Именно он и подговорил нескольких одногруппников обратиться к вам. Ну а дальше вы все знаете.

– Вот сволочь, сказала Ирина, ну я ему устрою.

– А вот это ни к чему, вмешался Григорий в разговор, наш главный прокурор не тот человек, который позволит бросить на свою персону малейшую тень. Поверьте мне.

– Вы как я погляжу, недооцениваете силу прессы.

– А вы недооцениваете силу главного прокурора. В его жестокости я думаю, вы уже не сомневаетесь. Потомственный палач. Кстати друзья мои уже подходим.

Впереди за тенистой каштановой аллеей, показался широкий просвет. Вот и площадь. Троица невольно сбавила шаг и все плотнее прижались друг к другу. Вокруг не было ни души. Здесь даже в окна никто не выглядывал. С каждым шагом становилось все страшнее. Непонятно почему. Ужасно хотелось повернуть назад. Даже зверья никакого не было рядом. Нет, вон по газону вышагивает большая черная ворона. Деловито что-то выискивает в траве. Эти пернатые вроде стайные и не любят одиночества и кроме того ночью как и большинство птиц они почти слепы. Может она тоже каторжанин и изгнана из своей стаи. Ворона повернула голову в сторону людей и громко каркнула. Ирина вскрикнула. И Григорий, и профессор невольно вздрогнули. Казалось еще миг, и они бросятся бежать в обратном направлении. Большая птица между тем нашла в траве сухую корку хлеба, попробовала клевать, недовольно заворчала, взяла хлеб в клюв и полетела в поисках лужи. У людей на душе отлегло. В полном молчании двинулись вперед.

Через миг увидели площадь. К всеобщему ужасу там ничего не изменилось. Оптический обман никуда не делся. И чем ближе троица подходила к каменному блоку, тем реальной он становился. Букет эмоций захлестнул всех. Первой Ирина сорвалась с места, за ней почти сразу последовали и другие. Люди работали слаженно, словно это был давно спаянный совместным трудом коллектив. Где-то нашлись две трубки и при помощи их, принялись освобождать каторжанина. Это был самый обыкновенный человек, причем мужчина, абсолютно голый, но это не смущало никого, даже Ирину. Когда проволока была снята, человек открыл глаза.

– Кто вы?

Спросила Ирина голосом полным участия.

– Что с вами случилось?

Человек некоторое время молчал, а затем проговорил.

– Я это ОН. Я тот, кто дарит бессмертие. Но я нес сей дар всем и каждому и избранные были возмущены. Они готовы были отказаться от бессмертия лишь бы не стать как все. И они разлучили меня с моим народом.

В этот миг издалека послышался вой сирен. Это пришли в себя власти и решили разобраться что к чему, и по возможности поиметь со сложившейся ситуации как можно больше выгоды. Каторжанин легко поднялся с камня и торопливо проговорил:

– Ваши избранные тоже узнали обо мне. Они попытаются скрыть мое существование. Вы можете донести правду до вашего народа и не позволить бессмертию стать правом избранных. Спешите. Иначе вас тоже схватят. Я знаю, вы сумеете добиться моего освобождения. Все. Спасайтесь.

Вой сирен заметно приблизился. Если троица не желала встречаться с представителями закона, необходимо было срочно ретироваться. Больше не говоря ни слова Григорий Мелехов, Ирина Стеценко и Аверин Павел Петрович поспешили в ближайший проходной двор. Через несколько минут они были далеко от площади, но всем своим нутром чувствовали, как ее окружают военные, милиция и даже представители секретных медицинских учреждений. Оказавшись возле заброшенного сквера носящего гордое название "Образцовый" троица, не сговариваясь, свернула тута. Разместившись на поломанной скамейке, заговорили разом все.

– Не может быть. Это какой-то бред. Что означает бессмертие? А кто такие избранные? Он что инопланетянин? Как видите, нигде нет справедливости. Что твориться. Надо что-то делать. А ведь действительно такое глобальное событие власти постараются умолчать. А ведь это счастье всем, и причем даром. Правильно. Мы должны что-то делать.

Выговорившись, все так же разом замолчали. Каждому хотелось бурной деятельности, но что делать никто не знал. Пауза затягивалась, и тишина становилась гнетущей. Недавняя жажда деятельности постепенно превращалась в апатию. Все приблизительно понимали, что может случиться, если они станут на пути государственной машины. Их просто-напросто раздавят, перемелют в порошок, в лагерную пыль и при этом на них никто не обратит внимание. Для высоких чиновников они не более чем мелкие букашки, которые существуют лишь для корма более крупных букашек. Но оставлять все это на милость власть имущих, нет, это грех.

Профессор Аверин никогда не был бунтовщиком и потому прожил долгую безмятежную жизнь, полную относительного достатка. Сухонький невысокого роста он тем ни мене мечтал о подвигах. Начиная с раннего детства, он примерял костюмы книжных героев на себя. Но дальше примерочной не заходил. В школе он прилежно учился, правда без особых усилий, программа давалась ему легко, и он втайне от родителей и вообще всех вокруг записался в секцию бокса, думая, что этот спорт приблизит его к героическим реалиям. В силу своей природной добросовестности он и на этом поприще добился не малых успехов. Но как теория героизма далека от практики.

Как и всех отличников в школе его донимали местные хулиганы. В драки он не ввязывался особенно на людях. Как-то школьная драка не вязалась с его представлениями о подвигах. Но вот однажды он стал свидетелем неприятной сцены, девочку из его класса окружили три отпетых подонка. Они позволяли себе хамские выходки и даже давали волю рукам. Девочка сопротивлялась, как могла. Аверин решил, что это его звездный час. Занятия боксом не прошли даром. Через мгновение трое хулиганов сидели на пятых точках и тупо вертели головами. Будущий профессор ожидал услышать слова благодарности и уже заготовил книжную фразу в ответ. Но девочка, которая, между прочим, ему очень нравилась, вдруг разразилось грязной бранью, и советовала убираться подобру-поздорову пока ее друзья не пришли в себя и не достали свои ножи. Это было первое серьезное разочарование в жизни. Аверин забросил бокс и даже пытался заставить себя забыть про глупые мечтания. Он полностью погрузился в учебу, стал заниматься дополнительно и блестяще закончил школу. Благодаря своим частым победам на городских олимпиадах поступление в институт было чистейшей формальностью. Преподаватели ВУЗа о нем были наслышаны и не сомневались в его знаниях.

В конце второго курса Павел Петрович познал сладость греха и тяжесть алкогольного похмелья. Случилось это весной, когда в стране происходила очередная смена власти.

Былых, как правило, умерших, властителей и героев смело поливали грязью, причем люди еще вчера, публично их боготворившие. Газеты пестрели интересными заголовками, а радио эфир взрывался от "любителей" передающих зарубежную музыку. Казалось, что жизнь это сплошной праздник.

Но как-то сами по себе наступили трудовые будни, а после одного студенческого выступления в столице, пришла пора реакции, но на этот раз самой справедливой и законной. Культура кроме новой реалистической культуры перестала существовать. Ходили упорные слухи, что его старого приятеля арестовали за политический анекдот и такие аресты не единичны. Людей отправляют в тюрьму по малейшему предлогу, благо в нашем законодательстве масса идиотских законов, словно вернулись времена той старой деспотии. Вот когда вновь захотелось бунтовать. Но нашелся хороший и умный человек, его наставник и направил молодой порыв на научную деятельность. Началось – диссертации, защиты. Потом женитьба, дети, дача. Просто водоворот какой-то – звания, оклады, премии, потом внуки. Нет, вначале была еще одно смена власти, потом внуки. Потом трагедия – умерла Нина. Спасибо детям не дали ему уйти в апатию. Все выходные трое внуков-сорванцов проводили у него. Жизнь снова обрела смысл. Даже "почетные" проводы на пенсию и неприятности в институте прошли как-то мимо, без особого потрясения. И вот в его жизни появился шанс сделать что-то воистину великое. Настоящий подвиг. Аверин медленно с расстановкой сказал:

– Друзья мои давайте без паники и спешки. Я тут живу неподалеку. Милости прошу всех на чаек, заодно все обсудим, и может, примем правильное решение.

Мелехов утвердительно кивнул, затем посмотрел на небо и сказал:

– Вы посмотрите, уже светает. Как быстро ночь прошла.

– И правда, согласилась Ирина.

– Ну так что, вы идете ко мне?

Несколько раздраженно сказал профессор.

– Конечно, конечно, ответил Григорий, только вот чего-нибудь покрепче чая у вас не найдется. Ночка была просто сумасшедшая. Я думаю, нам всем не помешает, снят стресс.

– Что-нибудь найдется, сказал, улыбнувшись Аверин.

Буквально через пятнадцать минут трое борцов за бессмертие человечества то и дело оглядываясь, заходили во второй подъезд дома номер пятнадцать по улице Зеленой. Дом был старой постройки с высокими потолками, большой прихожей, и просто гигантскими комнатами, но зато с маленькой кухонькой. Ирине понравилось, как живет профессор, скромно, но со вкусом как сказали бы многие. Все проследовали за Павлом Петровичем в комнату с огромным телевизором. Пока Аверин суетился на кухне, Ирина опытным взглядом осматривала вещи, что окружали в повседневной жизни одного из ее компаньонов. Это у нее получалось автоматически. Она пробежала взглядом по книжным полкам, осмотрела видео подборку, обратила внимание на то как сложены личные вещи жильца и сделала вывод, что старик еще вполне энергичный без вредных привычек, немного чудаковатый и романтичный, но такой не предаст, разве что по глупости. В общем, из него получиться прекрасный помощник. Своим тонким нюхом она чувствовала, что судьба сама подбросила ей в руки сенсацию, да такую, что полет первого человека в космос, по сравнению с этим, поход пенсионера в гастроном. И профессор математики, ох как может ей пригодится. Опираясь на него и еще на одного свидетеля, она сможет такую статейку отгрохать, что столичные борзописцы позеленеют от зависти. Только надо во всем этом как следует разобраться. Что, в конце концов, произошло?

Но откуда-то из глубины подсознания до нее долетел голос. Этот голос она не любила. Да чего уж там, ненавидела. Этот противный голосок частенько расстраивал ее блестящие планы. Ирина всегда была склонна ко всякого рода авантюрам. И ее профессия тому способствовала. Для достижения своей цели она мало перед чем останавливалась. Если того требовало дело, она могла ударить, соблазнить, подкинуть компромат. Но вот когда в ее голове звучал этот голос, она вновь становилась семилетней Ирой Стеценко, которая ради справедливости и всеобщего блага могла пойти на любые жертвы. Вот и сейчас она явственно слышала осуждающие нотки, и ей действительно становилось стыдно. Как можно думать о какой-то там статье, о какой-то там славе, когда речь идет о будущем всего человечества?! Бессмертие это же решение практически всех проблем. Прежде всего, насилие, никто уже не рискнет своей или чужой жизнью, зная, что впереди его ждет бесконечное путешествие по прекрасной планете. Исчезнет преступность, потому как приговор в лет этак в триста станет просто кошмаром. А что говорить о вековой мудрости, которой со временем достигнут все живущие?

Со словами:

– Прошу к столу, Павел Петрович вкатил в комнату тележку, уставленную чайными принадлежностями.

Затем он подмигнул Мелехову и достал из шкафа бутылку коньяка. Гости чувствовали себя довольно-таки уютно, не церемонясь, каждый поставил стул к столику и все принялись за чаепитие с коньяком и конфетами. Неторопливо велась беседа, словно встретились старые друзья. Тема ночного события не обговаривалась специально, словно на нее наложили запрет. Неожиданно Аверин вскочил.

– Сейчас же новости по телевизору показывают, сказал он и включил чудо зарубежной техники.

Все трое напряглись как струны на балалайке. Три пары глаз не отрываясь, смотрели на экран, ожидая официальных комментариев. Но их город вспомнили лишь в сводке погоды.

– Да-с.

Только-то и сказал профессор, после внимательно посмотрев на своих новых товарищей спросил:

– Ну что вы на это скажете?

– Видимо ночные события еще не просочилась в информационные агентства, сказал Григорий Мелехов.

– Или кто-то настоятельно рекомендовал придержать эту информацию, смотря в одну точку, сказала Ирина.

– Я еще допускаю вариант, что они как следует, пытаются обдумать случившиеся, чтобы дать более профессиональный комментарий или пытаются перепроверить факты. Собирают больше информации, сказал Григорий.

– С последним я согласен, побольше информации они выискать еще постараются, но обдумывать... это не их стиль. В их деле главное оперативность.

Ирина сидела молча и кивала головой, все еще смотря в одну точку. Впервые за много лет в компании мужчин она вела себя естественно, а не пыталась сесть так, чтобы юбочка приподнялась настолько, чтобы хорошо были видны ее красивые ноги, и при этом она не казалась вульгарной. По все видимости она приняла решение и похоронила в себе репортера. Ей тоже вдруг захотелось сделать что-то хорошее, просто так. Женщина взяла бутылку коньяка налила всем по полной рюмке и сказала:

– Тост. Я чувствую, что все мы трое, этой ночью соприкоснулись с чем-то великим и воистину прекрасным. Предлагаю выпить за то, что мы должны сделать. А должны мы открыть для народа истину. Думаю в этом наше предназначение.

Молча, кивнули и выпили. Григорий понял, что Ирина озвучила его мысли. Вот буквально несколько последних часов он только об этом и думает. Видимо нечто, подобное испытывали апостолы после Воскрешения. Да, необходимо что-то делать и делать немедленно, его мысли словно прочитал профессор, он сказал предостерегающе:

– Только спешить нам не стоит.

– Неужели вы сомневаетесь в том, что нам сказал каторжанин?

С некоторым вызовом сказала Ирина.

– Почти нет. А ведь вы сама еще совсем недавно относились ко всему случившемуся скептически, а теперь вот почти фанатичная вера. Не кажется ли вам это странным.

– Не капли. Я просто все как следует, обдумала и поняла, что в данный момент нам надо воспринимать последние события не умом, а сердцем. Что говорит вам сердце. Неужели это все гигантских размеров мистификация?