Текст книги "Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина"

Автор книги: Олег Смыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

С февраля 1948 г. Сенаторов – помощник командующего 9-й воздушной армией Приморского военного округа. С апреля 1949 г. – командующий 54-й воздушной армией, с февраля 1955 г. – командующий ВВС Таврического военного округа, с мая 1956 г. – командующий 26-й воздушной армией в Белоруссии, с июля 1958 г. – старший военный советник в Болгарии, с марта 1959 г. – представитель Главного командования ОВС государств – участников Варшавского договора в Болгарии.

В 1962 г. генерал-лейтенанта авиации (1949 г.) Сенаторова выводят в распоряжение, а в 1963 году увольняют в отставку (в 51 год).

Давид Яковлевич Слобожанлётчиком стал в конце 20-х, после окончания Борисоглебской школы лётчиков. Войну встретил в должности, командира 53-й бомбардировочной авиадивизии в Комсомольске-на-Амуре. В сентябре 1942 г. его назначают заместителем командующего 10-й воздушной армией. Через два года (16 сентября 1944 г.) Давида Яковлевича назначают исполняющим должность командующего 10-й воздушной армией. Но в этой должности так и не утверждают. Ещё через год (с 9 сентября 1945 г.) Слобожан принимает участие в боевых действиях в Маньчжурской наступательной операции уже как заместитель командующего 10-й воздушной армией, за что его награждают орденом Суворова 2-й степени и присваивают очередное воинское звание генерал-майор авиации.

Только в декабре 1946 г. он вновь становится командующим (9-й воздушной армией).

В июне 1950 г. – он командующий 37-й воздушной армией, в сентябре 1953 г. – командующий 57-й воздушной армией.

В январе 1954 г. Давида Яковлевича «за имеющиеся недостатки в работе» снимают с должности и назначают помощником командующего 48-й воздушной армией. В июне этого же года он снова – командующий, возглавив в Центральной группе войск 59-ю воздушную армию. Правда, в декабре 1955 г. его переводят в Уральский военный округ командующим ВВС. А 1961 г. генерал-лейтенанта авиации (1953 г.) Слобожана увольняют в запас в возрасте 57 лет.

Василий Николаевич Бибиковлётчиком стал в 1931 г., после окончания Борисоглебской школы. Войну встретил в должности командующего ВВС Дальневосточного фронта.

В июле 1942 г. его назначают командующим 11-й воздушной армией, сформированной на базе ВВС 2-й Краснознамённой армии. Но в декабре 1944 г. армия была переформирована в 18-й смешанный авиакорпус, переданный в июле 1945 г. в состав 10-й воздушной армии 2-го Дальневосточного фронта (с 5 августа).

После войны Василий Николаевич был назначен заместителем командующего ВВС Дальневосточного военного округа, затем заместителем командующего 1-й воздушной армии по боевой подготовке.

С 1949 г. он – помощник командующего 11-й воздушной армией по строевой части, а с марта 1950 г. – командующий 34-й воздушной армией (переименована из 11-й ВА).

В июле этого же года Бибикова назначают командующим 59-й воздушной армией Центральной группы войск. Через три года, в июне 1953 г., он – командующий ВВС Западно-Сибирского военного округа, с апреля 55-го – командующий ВВС Северо-Кавказского военного округа.

В марте 1957 г. Бибиков уезжает в Китай старшим военным советником командующего ВВС. В октябре 1959 г. он снова командующий воздушной армией в Киевском округе.

В 1960 г. Василий Николаевич в распоряжении, а в марте 1961 года генерал-лейтенант авиации Бибиков уволен в запас в возрасте 51 года.

Иван Гаврилович Пятыхинвойну встретил в должности командира 75-й смешанной авиадивизии в Прибалтийском Особом Военном округе. Его дивизия участвовала в оборонительных операциях на Северо-Западном фронте. Уже в июле его назначают командующим ВВС Орловского военного округа, а в августе – командующим ВВС Южно-Уральского военного округа.

С июля 1942 г. он – командующий 15-й воздушной армией.

Несмотря на то что Иван Гаврилович умело организовал действия соединений армии в ходе оборонительных сражений на Воронежском направлении, что оказало значительное влияние на ход вооружённой борьбы под Сталинградом и на Северном Кавказе, в марте 43-го его снимают с должности «за слабое руководство боевыми действиями частей и использование авиации без учёта воздушной обстановки, что привело к потере 8 самолётов Пе-2». Теперь он – заместитель командующего 1-й воздушной армией. Но не пройдёт и восьми месяцев, как последует следующее назначение – командующим ВВС Харьковского военного округа.

В марте 1946 г. Пятыхина назначают командующим ВВС Киевского военного округа, а в мае 1947 г. вообще помощником командующего 6-й воздушной армией Туркестанского военного округа по строевой части.

В октябре 1948 г. генерал-лейтенанта авиации (1944 г.) Пятыхина увольняют в запас в возрасте всего-то 44 лет.

Великую Отечественную войну Даниил Фёдорович Кондратюквстретил начальником Тамбовской военной авиашколы пилотов. В сентябре 1941 г. его назначают заместителем командующего ВВС Северо-Западного фронта, затем командующим 2-й ударной группой.

В апреле 1942 г. он – командующий ВВС Западного фронта, а с июня – командующий 6-й воздушной армией. Соединения его армии прикрывали и поддерживали войска Северо-Западного фронта, активно противодействовали попыткам транспортной авиации врага снабжать свою группировку. По воспоминаниям фронтового лётчика Н.Д. Костина: «На Северо-Западном фронте генерал Кондратюк показал себя человеком творческого горения. Умело направлял работу штабов по обобщению и внедрению в практику истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков передового опыта. По его инициативе были разработаны и использованы в боевых действиях авиасоединений и авиачастей 6-й воздушной армии важные руководства: "Организация управления авиации над полем боя", "Методы борьбы с транспортной авиацией противника"».

Тем не менее уже в январе 1943 г. Даниила Фёдоровича переводят в Москву начальником Главного управления боевой подготовки фронтовой авиации – заместителем командующего ВВС Красной Армии. Через год (февраль 1944 г.) его назначают командующим ВВС Южно-Уральского военного округа, затем Кубанского и Приволжского военных округов. В апреле 1949 г. он – командующий 29-й воздушной армией, с февраля 1951 г. – командующий 48-й воздушной армией. С июля 1953 г. генерал-лейтенант авиации (1943 г.) Кондратюк в отставке. Ему 57 лет.

В 1943 г. Фёдор Петрович Полынинсменил на должности командующего 6-й воздушной армией Кондратюка. Встретив войну командиром 13-й бомбардировочной авиадивизии, он уже в августе 1941 г. был назначен командующим ВВС Брянского фронта. По воспоминаниям Фёдора Петровича, этот период войны был для него одним из самых тяжёлых как в физическом, так и в моральном плане. На Брянском фронте он постоянно получал всё новые и новые приказы, порой противоречащие друг другу. Авиация противника господствовала в воздухе, своих истребителей едва хватало, чтобы прикрывать свои штурмовики и аэродромы. Малочисленные авиасоединения буквально разрывали на части.

С мая 1942 г. Полынин – заместитель командующего 2-й, а с сентября – 6-й воздушных армий. Под его командованием 6-я воздушная армия прикрывала и поддерживала войска Северо-Западного фронта в боях в районе г. Демянска, осуществляла воздушную блокаду окружённой здесь группировки противника, частью сил в октябре 1943 г. содействовала наступлению войск Калининского фронта в районе г. Невеля. Затем два месяца (декабрь, январь) находилась в резерве Ставки ВГК. А с февраля 1944 г. в составе 2-го Белорусского фронта она поддерживала наступление войск фронта на Ковельском направлении, принимала участие в Полесской наступательной операции.

В апреле 1944 г. 6-я армия вошла в состав 1-го Белорусского фронта и участвовала в Берлинской стратегической наступательной операции, в освобождении Белоруссии, восточной части Польши, форсировании р. Вислы и захвате магнушевского и пулавского плацдармов, освобождении гг. Демблин и Люблин.

Следует отметить, что генерал Полынин воевал добросовестно и умело. Об этом говорят методы и стиль его руководства авиаобъединением.

Как вспоминал сам командующий, в канун наступления, в период проведения Люблинско-Брестской операции, он пригласил всех «командиров и начальников штабов авиасоединений, офицеров штаба, армии и служб тыла для проигрыша плана авиационного наступления». Проигрыш «проводился методом односторонней военной игры на картах. Предварительно было предложено составить: решение на первый день операции; план боевого использования частей; план организации связи и управления; план штурманского и материально-технического обеспечения на первые три операции; таблицы и расчёты на поражение целей и т.д.

Все эти документы в ходе проигрыша уточнялись, а если нужно, и изменялись. Такая же работа была проведена со штабами тех общевойсковых армий, которые нам предстояло поддерживать с воздуха.

Несколько раньше военные игры состоялись во всех частях и соединениях. Они преследовали более конкретные цели – отработать взаимодействие с пехотой и танками на всех этапах боя. Военные игры явились своеобразной репетицией намеченной операции».

И ещё: «В первый день наступления планом предусматривалось централизованное управление боевыми действиями авиации, то есть сосредоточение её в одних руках. А потом авиачасти, за исключением одного истребительного авиакорпуса, должны были перейти в оперативное подчинение командующих наземными армиями, командиров кавалерийских и танковых соединений. Мой командный пункт находился на направлении главного удара вместе с КП командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В.И. Чуйкова.

Накануне операции вся оборонительная полоса противника была сфотографирована с воздуха».

В августе 1944 г. 6-ю армию снова выводят в резерв Ставки ВГК, а в октябре её управление переформировывается в управление ВВС Войска Польского. Фёдор Петрович становится командующим ВВС Войска Польского. С 1947 г. он последовательно командует 13-й, 30-й (1950 г.), 57-й (1956 г.) воздушными армиями. В 1959 г. его назначают начальником тыла ВВС, а в 1971 г. генерал-полковник авиации (1946 г.) Полынин увольняется в запас в возрасте 65 лет.

Михаил Михайлович Громовс началом войны был командирован в США для решения вопроса о поставках в СССР американских боевых самолётов.

В декабре 1941 г. его вызвал Сталин и спросил:

 – Ну, что вы хотите?

 – Я за большее, чем дивизия, не возьмусь, я ни академий, ничего не кончал! – ответил Громов.

Так Михаила Михайловича назначили командиром 31-й смешанной авиадивизии.

 – Ну хорошо, там надо командовать и истребителями и бомбардировщиками, там всё есть. Совместное действие всех родов авиации, – заключил Сталин.

Но в феврале 1942 г., вопреки пожеланию, Громова всё-таки назначают командующим ВВС Калининского фронта, а в мае этого же года – командующим 3-й воздушной армией.

Случилось это после того, как он, не имея военного образования высказал вождю свои соображения по организации и использованию авиации в боевой обстановке.

Соединения его армии с июля 1942 г. участвовали в оборонительной операции войск фронта в районе г. Белый, затем в Ржевско-Сычёвской и Великолукской наступательных операциях.

В феврале 1943 г. часть сил армии привлекалась для поддержки войск Северо-Западного фронта при ликвидации демянского плацдарма противника в ходе Демянской наступательной операции.

В марте 1943 г. армия поддерживала войска Калининского фронта в Ржевско-Вяземской наступательной операции.

Михаил Михайлович всегда говорил: «Я лётчик!» Ведь для него жизнь состояла из самолётов и неба. Не отсюда ли у Громова было совершенно иное отношение к подчинённым, чем у «военных профессионалов». Он никогда не обращался с авиацией на «ты». Не советовал это делать и другим. Авторитет командующего подчёркивает и то, что к нему всегда можно было обратиться как к лётчику.

Однажды провинился один лётчик, и командующий фронтом генерал Конев приказал Громову:

 – В расход его!

Но прошло время и живой офицер, продолжающий вылетать на боевые задания, снова попался ему на глаза.

 – Как? – возмущённо вскипел Конев.

 – А я думал, в расход – это в столовую, – невозмутимо ответил Громов, – туда и определил временно.

При случае будущий маршал сказал ему:

 – Громов! А ведь ты же не военный.

Был и такой случай. Командир одного авиакорпуса жаловался на тыловика за то, что его подчинённые вовремя не расчистили полосы на аэродроме.

«Уста мои молчат в тоске немой и жгучей: я не могу, мне тяжко говорить», – написал на рапорте резолюцию Громов. Жалоб больше не поступало.

С мая 1943 г. Михаил Михайлович – командующий 1-й воздушной армией. Его соединения прикрывали и поддерживали войска Западного и 3-го Белорусского фронтов в Курской битве, Смоленской наступательной операции, при освобождении гг. Ельня, Смоленск, Мстиславль… Затем армия действовала на витебском и оршанском направлениях. В составе 3-го Белорусского фронта армия участвовала в Белорусской стратегической наступательной операции, обеспечивая прорыв заранее подготовленной, глубоко эшелонированной обороны противника, форсирование pp. Лучесы и Березины, окружение и уничтожение восточнее г. Минска 100-тыс. группировки войск противника.

Однажды Г.Ф. Байдуков ласково, но язвительно отозвался о своём командире и друге Громове в разговоре с военным корреспондентом «Правды» Л. Бронтманом: «…хороший лётчик, но никакой начальник».

 – А как Михаил Михайлович командует? – спросил журналист.

 – Ну какой он командующий. И тут остался спортсменом. А Конева он боялся, ходил просто бледный. Я его никогда таким не видел.

Не потому ли в июле 1944 г. Громова переводят в Москву начальником Главного управления боевой подготовки фронтовой авиации, в мае 1946 г. назначают заместителем командующего Дальней авиацией по боевой подготовке, а через три года – начальником Управления лётной службы Министерства авиационной промышленности с оставлением в кадрах.

В сентябре 1955 г. генерал-полковник авиации (1944 г.) Громов будет уволен в запас в возрасте 56 лет.

Павел Фёдорович Жигареввойну встретил в должности командующего ВВС Красной Армии. По свидетельствам очевидцев, он умел быстро оценивать ситуацию и принимать неординарные, но верные решения. Благодаря его усилиям было начато формирование первых шести резервных авиагрупп с целью использования их по решению Ставки ВГК.

Рискуя головой, он убеждал отказаться от многих отживших своё приёмов боевого применения авиации, чтобы использовать неизвестные ранее формы борьбы.

Перед ноябрьским парадом 1941 г. именно под его руководством были разработаны планы нанесения массированных ударов по аэродромам противника. Однако не всё у него было гладко в отношениях с вождём. За деятельностью Жигарева тот наблюдал весьма внимательно.

Склонность к интригам отличала его от многих других военачальников. Например, Павел Фёдорович очень быстро нашёл «язык» с сыном вождя – Василием. Да как! Он готов был присваивать тому воинские звания через ступень (после старшего лейтенанта сразу майора, а затем сразу полковника), но при этом через него решал и некоторые вопросы.

Так, для того чтобы заполучить новое здание для штаба ВВС на Пироговке, Жигарев подговорил мальчишку за звание полковника под проектом решения собрать подписи членов Политбюро, сказав им, что отец согласен. А уже отца поставить перед свершившимся фактом.

О Жигареве поговаривали, что он «не соответствует должности, неэнергичен, недостаточно решителен и быстр в мышлении».

Весной 1942 г. Сталин позвонил командующему Авиацией дальнего действия А.Е. Голованову и поинтересовался:

 – Все ли готовые самолёты вы вовремя забираете с заводов?

 – Самолёты, товарищ Сталин, мы забираем по мере готовности, – ответил удивлённый генерал.

 – А нет ли у вас данных, много ли стоит на аэродромах самолётов, предъявленных заводами, но не принятых военными представителями, – уточнил вождь.

 – Разрешите уточнить необходимые сведения для ответа?

 – Хорошо. Уточните и позвоните.

Голованов немедленно связался с главным инженером АДД И.В. Марковым и выяснил следующее: «Предъявленных заводами и непринятых самолётов на аэродромах нет».

Эту информацию он доложил по телефону Сталину.

 – Вы можете приехать?

 – Могу, товарищ Сталин.

 – Пожалуйста, приезжайте.

А.Е. Голованов вспоминал: «Войдя в кабинет, я увидел там командующего ВВС генерала П.Ф. Жигарева, что-то горячо доказывающего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идёт о большом количестве самолётов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолёты якобы были предъявлены военной приёмке, но не приняты, как тогда говорили, "по бою", то есть были небоеспособны, имели различные технические дефекты. Генерал закончил свою речь словами:

 – А Шахурин вам врёт, товарищ Сталин.

 – Ну что же, вызовем Шахурина, – сказал Сталин. Через несколько минут явился А.И. Шахурин, поздоровался и остановился, вопросительно глядя на Сталина.

 – Вот тут нас уверяют, – сказал Сталин, – что те семьсот самолётов, о которых вы мне говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет лётчиков, а потому, что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и что лётчики в ожидании матчасти живут там месяцами.

 – Это неправда, товарищ Сталин, – ответил Шахурин.

 – Вот видите, как получается: Шахурин говорит, что есть самолёты, но нет лётчиков, а Жигарев говорит, что есть лётчики, но нет самолётов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолётов – это не семь самолётов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить? – спросил Сталин.

Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором…

Я смотрел то на Шахурина, то на Жигарева. Кто же из них прав? И тут раздался уверенный голос Жигарева:

 – Я ответственно, товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолёты по бою не готовы.

 – А вы что скажете? – обратился Сталин к Шахурину.

 – Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, – ответил тот. – У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых по бою самолётов. Мы эти цифры сложим и получим общее число.

 – Пожалуй, правильно. Так и сделаем, – согласился Сталин. Он вызвал Поскрёбышева и дал ему соответствующие указания.

Жигарев попросил Сталина вызвать генерала Н.П. Селезнёва, который ведал заказами на заводах. Вскоре Селезнёв прибыл, и ему было дано задание подсчитать, какое количество самолётов находится на аэродромах заводов. Николай Павлович сел за стол и занялся подсчётами. Прошло совсем немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчёт и генерал Селезнёв, не знавший о разговорах, которые велись до него.

 – Сколько самолётов на заводах? – обратился Сталин к Поскрёбышеву.

 – Семьсот один, – ответил он.

 – А у вас? – спросил Сталин, обращаясь к Селезнёву.

 – У меня получилось семьсот два, – ответил Селезнёв.

 – Почему их не перегоняют? – опять, обращаясь к Селезнёву, спросил Сталин.

 – Потому что нет экипажей, – ответил Селезнёв. Ответ, а главное, его интонация не вызвали никакого сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах – вопрос давно известный. <…>

Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнёв спокойно смотрел на всех нас, не понимая в чём дело…

Длилось это довольно долго. Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор. Он был, как говорится, готов к бою, но и сам, видимо, был удивлён простотой и справедливостью ответа. Случай явно был беспрецедентным… Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на Жигарева, видимо, с трудом осмысливая происшедшее.

Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолётов находится до сих пор ещё не на фронте, что ему было известно, неустановлены были лишь причины, а та убеждённость и уверенность, с которой генерал говорил неправду.

Наконец, лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к А.И. Шахурину и Н.П. Селезнёву, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин остановил меня. Он медленно подошёл к генералу. Рука его стала подниматься. «Неужели ударит?» – мелькнула у меня мысль.

 – Подлец! – с выражением глубочайшего презрения сказал Сталин и опустил руку. – Вон!

Быстрота, с которой удалился Павел Фёдорович, видимо соответствовала его состоянию».

Таким образом, несмотря на непосредственное и достаточно успешное руководство авиасоединениями в Московской битве, несмотря на ту роль, которую сыграли мобильные авиарезервы, созданные по инициативе Жигарева, в апреле 1942 г. его снимают с должности и назначают с понижением – командующим ВВС Дальневосточного фронта, а в мае 1945 го командующим 10-й воздушной армией 2-го Дальневосточного фронта.

В ходе Маньчжурской стратегической наступательной операции его армия вела разведку противника, прикрывала сосредоточение войск 15-й армии. А в дальнейшем наносила бомбовые и штурмовые удары по войскам и кораблям противника, обеспечивала высадку десанта кораблями Амурской военной флотилии в г. Фуюань (Китай) и на Курильских островах, поддерживала наступление войск фронта на цицикарском направлении, в районе острова Сахалин и Камчатском полуострове.

Уже в апреле 1946 года для Жигарева наступает «эра милосердия».

Ровно через четыре года, в апреле 1946 г., его назначают 1-м заместителем командующего ВВС.

Дело в том, что Главнокомандующего ВВС Главного маршала авиации А.А. Новикова арестовали в марте 1946 г. В апреле 1946 г. были арестованы: нарком авиационной промышленности генерал-полковник инженерно-авиационной службы А.И. Шахурин, заместитель главнокомандующего и главный инженер ВВС Советской Армии генерал-полковник инженерно-авиационной службы А.К. Репин, начальник Главного управления заказов технического снабжения ВВС Советской Армии гнерал-лейтенан г инженерно-авиационной службы Н.П. Селезнёв, член Военного совета ВВС Советской Армии генерал-полковник авиации Н.С. Шиманов, а также заведующие авиационными отделами Управления кадров ЦК ВКП(б) А.В. Будников и Г.М. Григорьян.

Как сообщается в книге Н. Смирнова «Вплоть до высшей меры», «Военная коллегия признала, что в системе Наркомата авиационной промышленности и Военно-Воздушных Сил Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в послевоенный период народным комиссариатом авиационной промышленности выпускались бракованные самолёты и авиамоторы, которые затем "преступным путём протаскивались на вооружение авиационных частей".

Основными виновниками такого положения признаны названные семь человек. По их вине, утверждалось в приговоре, на вооружение ВВС Советской Армии поступали крупными партиями заведомо бракованные самолёты и моторы, что приводило к большому числу аварий и катастроф в строевых частях ВВС, гибели лётчиков, а на аэродромах в ожидании ремонта скапливалось большое количество самолётов. По данным Управления технической эксплуатации ВВС, с ноября 1942 года по февраль 1946 года в частях и учебных заведениях ВВС по причинам конструктивно-производственных недоделок самолётов и моторов имели место более 45 000 невыходов самолётов на боевые задания, 766 аварий и 305 катастроф».

Словом, «дело авиаторов» стало для Жигарева как бы извинением вождя!

Правда, в этом деле до сих пор остаётся много вопросов.

В 1948 г. Жигарева назначают командующим Дальней авиации и заместителем Главнокомандующего ВВС. В сентябре 1949 г. Сталин утверждает его в должности Главнокомандующего.

С апреля 1953-го он – заместитель (с марта 1955 г. 1-й заместитель) министра обороны СССР.

А 3 июня 1956 г. случилось то, что предопределило его второе, но уже окончательное падение с вершин власти. Именно в этот день послом Афганистана в СССР был устроен приём по случаю завершения работы афганской военной делегации, а также в связи с отъездом на родину пяти её членов.

На приёме с нашей стороны присутствовали Жигарев и ещё семь человек (в том числе 5 генералов).

Из докладной генерал-полковника Гусева министру обороны маршалу Советского Союза Г.К. Жукову: «Вначале приём проходил в тёплой, непринуждённой обстановке. После полутора-двух часов – 5 – 6 тостов, произнесённых послом и гостями с обеих сторон, главный маршал авиации Жигарев опьянел и нарушил нормы поведения и дипломатический этикет. <…>

Т. Жигарев произнёс тост за авиацию Афганской армии и, выйдя из-за стола, чокнулся рюмками с бригадиром Мирата и начал его целовать, сказав: "Дали вам хорошую материальную часть, смотрите – не подведите, а то голову отверну"».

Словом, вечер начался в 20.00, а уже с 22.00 Павел Фёдорович начал «развлекать» публику. Он целовался после каждой выпитой рюмки, мешал говорить выступающим, предлагал для афганской делегации доставку на родину реактивным самолётом. Отталкивал своих коллег и не желал покидать гостеприимных афганцев.

В заключение генерал Гусев сообщал: «Мы пытались увести т. Жигарева, но он сопротивлялся, и увести его не удалось. В гостиную вошёл глава афганской военной делегации генерал-майор Абдул Резак, тов. Жигарев попросил его за стол. Генерал Абдул Резак подошёл, и т. Жигарев взял генерала Абдул Резака за нос, потянул его к себе и начал целовать его, повторив это несколько раз…

Мы пытались вывести т. Жигарева, говоря, что он нарушает всякие нормы поведения, экстерриториальность Афганского посольства. Он оттолкнул нас и обругал нецензурными словами… Около часа ночи тт. Соколову и Сидоровичу удалось уговорить и увести т. Жигарева домой».

В январе 1957 г. Жигарева переводят начальником Главного управления ГВФ. Но и там он продолжал делать то же самое. И тогда Главного маршала авиации (1955 г.) назначают во главе Военной командной академии ПВО в Калинине, подальше от столицы. Это и была его последняя должность в армии.

Сергей Александрович Худяков(Ханферянц Арменак Артёмович) в начале Великой Отечественной – начальник штаба ВВС Западного фронта. В феврале 1942 г. его назначают командующим ВВС этого фронта, а в мае – начальником штаба ВВС Красной Армии. Однако в этой должности ему работать долго не пришлось. Уже в июле 1942 г. по просьбе военного совета Западного фронта его назначают командующим 1-й воздушной армией.

Вот что вспоминает о Худякове в своей книге Л.А. Дубровин: «Задачу комдиву и мне лично ставил командующий 1-й воздушной армией генерал С.А. Худяков, прибывший в этот день в соединение. О нём я был наслышан как о талантливом военачальнике. Среднего роста, черноволосый, смуглый, с чёрными проницательными глазами, Сергей Александрович производил впечатление человека решительного, самостоятельного в суждениях. В то же время ему не чужда была шутка, способность подзадорить человека, просто рассмешить. Уточнив все детали предстоящего вылета, он заметил:

 – Знаю ваших соколов как смелых и дружных ребят, умеющих постоять друг за друга в бою. Это очень ценное и очень нужное качество пилотов – крепкая, как сталь, боевая мужская дружба. – Генерал задумался, словно что-то вспомнив, потом продолжил со своим кавказским акцентом: – Бытует у восточных народов такая притча. Спросил однажды внук у седобородого старца: "Есть ли что на свете дороже золота?" – "Есть, – слышит в ответ. – Дружба". – "А бывает ли что крепче железа?" – снова спрашивает внук. – "Дружба". – "Ну а что сильнее самой смерти?" – "Дружба…"

Потом генерал Худяков обратился ко мне:

 – Согласны вы с мудрым старцем, товарищ Дубровин?

 – Согласен, товарищ генерал, и с вашего разрешения беру притчу на вооружение, – в тон командующему армией ответил я».

«Тов. Худяков оперативно грамотный, смелый, энергичный, инициативный и требовательный командующий, – говорилось в боевой характеристике на молодого военачальника. – Умело и организованно провёл все наступательные операции фронта, правильно организовал взаимодействие ВВС с наземными войсками. При проведении армейских и фронтовых операций находился на главном направлении, откуда и руководил боевой деятельностью ВВС».

С мая 1943 г. Сергей Александрович – снова начальник штаба и заместитель командующего ВВС Красной Армии.

О том, почему он трижды возглавлял штаб ВВС, вспоминал Главный маршал авиации Новиков: «Первый его уход из штаба ВВС состоялся до моего назначения командующим. Второй раз срочно потребовался, как выразился Верховный, "толковый и настоящий командарм" на 1-ю воздушную армию. Пришлось отрядить Худякова. Ну а в третий раз, перед началом войны с Японией, он сам попросил настоящего дела и был назначен командующим 12-й воздушной армией».

В 1944-м Худяков координировал боевые действия авиации Воронежского и Степного фронтов в Курской битве, битве за Днепр. Именно тогда, Сталин выразил недовольство действиями начальника штаба ВВС.

Главный маршал авиации А.А. Новиков:

«13 февраля 1944 года меня среди ночи вызвали в Кремль. В кабинете у Сталина находился командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-полковник Яков Николаевич Федоренко. Верховный, сидя на диване, о чём-то беседовал с ним. Увидев меня, Сталин в знак приветствия приподнял правую руку, встал, прошёлся вдоль стола, обернулся и, глядя мне в глаза, спросил:

 – Скажите, товарищ Новиков, можно ли остановить танки авиацией?

В другой обстановке я мог бы хорошенько подумать, уточнить аспекты возникшей проблемы, посоветоваться со специалистами, но это "в другой обстановке" и в беседе с другим человеком. А Верховный когда вот так – в лоб спрашивал, то ждал короткого ответа: "да" или "нет".

 – Товарищ Сталин, остановить танки авиацией можно!

 – Тогда завтра же утром летите к Ватутину, – проговорил Верховный. – А то на весь мир растрезвонили, что окружили Корсунь-Шевченковскую группировку, а до сих пор разделаться с ней не можем…

В голове у меня с бешеной скоростью закаруселили мысли. Значит, на участке 1-го Украинского фронта резко осложнилась обстановка, значит, начальник штаба ВВС генерал-полковник авиации Сергей Александрович Худяков, отправленный в район сражения для координации действий авиации, что-то не так делает.

Как бы отгадав мои мысли, Сталин, выбивая из трубки пепел, негромко, но твёрдо сказал:

 – Кстати, Худяков мне там не нужен. Уберите его. Сколько раз приходилось слышать от Верховного его жестокое "такой-то мне не нужен, уберите…"

Обычно возражать никто не осмеливался. Не было случая, чтобы и я пытался изменить решение Сталина, но сегодня шла речь о моём начальнике штаба.

 – Худяков хорошо работает, товарищ Сталин, я считаю своим долгом…