Текст книги "Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина"

Автор книги: Олег Смыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вот что писал по этому поводу сам Крутень: «Наблюдатель нужен лишь для охраны тыла лётчика во время самой его работы. Но это проще достичь парным полётом истребителей, причём такая раздельная пара будет всегда могущественнее двух человек, связанных один с другим и сидящих в одном аппарате без возможности помогать друг другу взаимным маневром». Он считал, что «один аппарат, вооружённый пятью пулемётами, слабее пяти аппаратов, имеющих по одному пулемёту».

1 февраля 1917 г. Евграфа Николаевича производят в чин капитана.

4 марта 1917 г. награждают орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами и 22 марта 1917 г. Георгиевским оружием – «за то, что 30-го июля 1916 г., когда над расположением наших войск появился немецкий аэроплан, поднялся на своём самолёте, с бесповоротной решимостью атаковал врага и вынудил его опуститься в нашем расположении, при чём неприятельские лётчики и аппарат были захвачены в плен».

В марте Крутень возвращается в Россию уже непререкаемым авторитетом. С 18 апреля – он командир 2-й боевой авиационной группы. В неё входили 3-й, 7-й и 8-й корпусные авиаотряды, в каждом из которых аэропланы имели на фюзеляже свою эмблему: голова индейца в 3-м, голова орла в 7-м, туз червей в 8-м. Опознавательным же знаком на «ньюпоре-ХХIII» самого Крутеня было изображение головы Ильи Муромца. Его ведь и называли Витязем!

«Аэродром Плотычи под Тарнополем, – вспоминает генерал-майор И.К. Спатарель. – Ясный апрельский день 1917 года. На красной линии – длинная шеренга самолётов. Их несколько десятков. Нас, лётчиков и лётнабов, тоже необыкновенно много в строю – человек пятьдесят. Рождается чувство силы, уверенности. Теперь мы вместе будем вести воздушные бои… Вот, оказывается, что такое авиагруппа!

А тот, которому обязана она своим созданием, сейчас придёт знакомиться с нами.

О нём ходят легенды. Он – ученик и товарищ Петра Николаевича Нестерова, летал вместе с ним. Говорят, ему всего лет двадцать пять. Имя нашего командира Евграфа Николаевича Крутеня с уважением произносят лучшие лётчики-истребители Англии и Франции. <…>

С самого начала командир формирующейся группы повёл себя как-то необычно. Вместо того чтобы сразу по прибытии официально представиться личному составу, он отправился на аэродром и в казармы. Вот уже несколько дней знакомится с состоянием отрядов. Некоторые успели его повидать. Говорят, на одном самолёте он обнаружил засорение жиклёра карбюратора. На другом – помог правильно пристрелять пулемёт. Капитан даже беседовал с мотористами. Эти разговоры волновали и радовали. Как и все, кто находился в строю, я с нетерпением ждал появления Крутеня.

Первое, что поразило, – командир действительно оказался очень молодым. Он выглядел чуть старше двадцати лет. Удивил и его невысокий рост. По боевым делам он представлялся мне рослым, солидным. А к строю подошёл энергичный, подтянутый юноша.

Весело поздоровавшись с нами, Крутень спокойным голосом объявил о своём вступлении в должность и умолк, как бы что-то обдумывая. С лица его не сходило выражение приветливости. Но тёмные проницательные глаза глядели зорко и выжидательно. Казалось, он ждёт от нас ответа на какой-то вопрос. И вдруг Крутень сказал крепким баском:

 – Господа лётчики! Уверен, нет необходимости разъяснять вам смысл происходящего. Сильная авиагруппа истребителей – давняя мечта всех, кому приходилось встречаться в небе с обнаглевшим противником… – Он говорил не "по-начальнически", а совсем просто, как бы дружески беседуя. – Нам необходимо помнить главную задачу лётчиков-истребителей – находить и уничтожать воздушного врага. Поэтому каждый из нас должен проявлять активность и высокое умение, личную храбрость и товарищескую выручку в бою. Так за дело, господа лётчики! – Евграф Николаевич энергично взмахнул рукой. Обычно начальники, обращаясь к лётному составу, говорили: "Господа офицеры и нижние чины" или "Господа военные лётчики и пилоты-авиаторы". Крутень назвал всех лётчиками, подчеркнув войсковое равенство. <…>

Жизнь в 3, 8 и в нашем 7-м отрядах, сплотившихся в единую 2-ю боевую авиационную группу истребителей, преобразилась. Даже тупоголовые офицеры были вынуждены иначе относиться к солдатам.

На аэродром начали прибывать новейшие "ньюпоры". Мы приступили к переучиванию. Одновременно производились боевые вылеты. Евграф Николаевич Крутень был душой авиагруппы. В чёрной кожаной куртке с бархатным воротником, он появлялся всюду. Собираются люди на боевое задание – обязательно проверит их подготовку, подскажет, как лучше выполнить поставленную задачу. Переучивая лётчиков на двухместном "Ньюпоре-10", он и сам часто летал на боевые задания. На борту его машины была нарисована голова русского витязя в боевом шлеме. Наибольшее количество боевых вылетов и побед в воздушных боях – вот краткая аттестация командира группы…»

Только в мае 1917 г. Евграф Николаевич одерживает несколько побед подряд. Сначала это был австрийский разведчик «Ганза-Бранденбург», 24 мая ещё один. А 26 мая только в одном вылете он сбивает сразу двух «фоккеров».

Как это происходило, рассказал один из лётчиков его авиагруппы А.В. Шиуков в своей книге «Война в воздухе»: «Крутень любил летать до "последней капли бензина". И он обычно прекращал полёт над линией фронта, когда в баках оставалось всего лишь на несколько минут. В этот раз он также возвращается на аэродром с остановленным мотором.

С высоты трёх с лишним тысяч метров наши самолёты медленно шли на снижение. День был пасмурный. Почти всё небо было сплошь затянуто белыми облаками, которые высоко над землёй шли в три этажа. Встречи с немцем в этот час мы не ожидали, поэтому возвращались домой спокойно, держась далеко друг от друга, чтобы случайно не столкнуться в облаках.

Крутень шёл правее меня. Наши самолёты временами исчезали в белоснежном облаке, и тогда я терял его из виду. Мы уже были над своей территорией, в нескольких километрах от линии фронта, когда, потеряв на несколько мгновений Крутеня, я вдруг увидел его самолёт в пикирующем полёте. Меня это сильно обеспокоило. Я тотчас же направился к своему командиру и лишь тогда заметил причину столь неожиданного пике.

Двумястами метров ниже в беспорядочном штопоре падал подбитый германский самолёт, а за ним гордо следовал серебристый "ньюпор", на борту которого красовался рисунок головы русского витязя в древнем шлеме. Это был самолёт Крутеня…

Оказалось, что Крутень в просвете облаков неожиданно "напоролся" на немецкий самолёт, возвращавшийся с разведки из нашего тыла. Недолго думая, он излюбленным способом атаковал "немца". Крутеня ничуть не смутило то обстоятельство, что мотор его самолёта уже не работал, а в пулемёте оставалось несколько патронов. Он знал, что "немцу" не уйти от него, и, выпустив в него всего лишь шесть патронов, сбил.

Весной 1917 года Крутень в один день одержал две победы. Встретив во время дежурства в воздухе неприятельскую машину, Крутень атаковал её и быстро сбил. По обыкновению, он опустился рядом со своей жертвой и лично взял лётчика в плен. Он отвёл пленника в ближайшую халупу и уже собрался было возвращаться на свой аэродром, как в воздухе послышался знакомый рокот германского самолёта.

"Немец!" мелькнуло в голове у Крутеня, и он немедленно выскочил из халупы. Действительно, над деревней кружил неприятельский биплан, словно вызывая победителя на смертельный поединок. Горячий Крутень влез в свой "ньюпор" и через несколько секунд устремился вверх. Произошла горячая схватка, во время которой Крутень, улучив удобный момент, взмыл свечой под "брюхо" германского самолёта. Дальше – короткая очередь из пулемёта, и… через несколько минут второй германский самолёт лежал на земле…

Лётчик-майор оказался командиром первого пленника. Разыскивая не вернувшегося лётчика, он обнаружил знакомый самолёт на земле, а рядом – "ньюпор" победителя.

Он решил отомстить за лейтенанта и… сам оказался побеждённым».

В жизни этого настоящего витязя неба был и такой случай: «Однажды, сбив "фоккер" врага, Евграф Николаевич сел рядом возле обломков аэроплана. Пехотинцы передали ему бумажник погибшего лётчика. В нём он нашёл фотографию, на которой был изображён немецкий лейтенант с ребёнком на руках. Позади стояла улыбающаяся жена. При очередном вылете Крутень сбросил над неприятельским лагерем вымпел с вложенной в бумажник запиской: "Сожалею об убитом муже и отце, но война есть война. Не я его – так он меня"».

А погиб он безвременно и нелепо!

6(19) июня 1917 г. возвращаясь с боевого задания на свой аэродром с неработающим двигателем, как всегда без капли бензина, Крутень на крутом развороте на предельно малой высоте, потерял скорость и, сорвавшись в штопор (с 20 – 30 метров), врезался в землю.

В этот день он сбил свой последний «фоккер», защищая своего разведчика от атак сразу трёх истребителей противника. Всего же 6-го он совершил два боевых вылета, записав на свой счёт ещё две победы.

«После великого Нестерова он был наиболее видным из боевых лётчиков. Погибшему Крутеню шёл лишь двадцать седьмой год. Для характеристики отважного лётчика достаточно указать, что в последнюю неделю жизни им было сбито три немецких самолёта», – писали российские газеты.

На сегодняшний день точно неизвестно, сколько самолётов сбил в воздушных боях Крутень. По одним данным, он уничтожил около 20 самолётов, по другим – 17, по третьим – не более десяти. Однако разве это сильно важно сегодня? Достаточно сказать, что Евграф Николаевич оказался не просто учеником Нестерова, но и самым лучшим продолжателем его дела, навсегда оставшись крупной величиной в истории авиации России.

Немаловажно и то обстоятельство, что этот выдающийся лётчик и командир оказался не менее выдающимся теоретиком, написав за свою короткую лётную жизнь целых девять работ и тем самым, заложив основы боевого применения истребительной авиации.

Начальник Полевого управления авиации и воздухоплавания при штабе Верховного Главнокомандующего полковник С.А. Ульянин в своей телеграмме, отправленной им в штаб авиагруппы, писал: «6 июня с.г. на фронте погиб доблестный командир 2-й боевой группы капитан Евграф Николаевич Крутень, который своей неутомимой боевой работой стяжал себе неувядаемую славу и бесспорно может считаться гордостью нашей родной авиации…»

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ КОЗАКОВ

Козаков родился 2 (14) января 1889 г. в Херсонской губернии в семье дворянина. В 1906 г. он окончил Воронежский кадетский корпус, а в 1908 г. – Елисаветградское кавалерийское училище. 5 июня корнет Козаков был выпущен в 12-й уланский Белгородский полк, шефом которого числился австрийский император Франц Иосиф.

Более пяти лет Александр Александрович прослужил в кавалерии, основательно увлёкшись в этот период авиацией. Её быстрые успехи в ту эпоху не просто волновали многих, а нередко вынуждали ради одной только мечты летать ставить на кон даже обретённое годами благополучие.

Так, поручик Козаков (с 10 сентября 1911 г.) добивается откомандирования для обучения полётам в Авиационный отдел офицерской воздухоплавательной школы. Произошло это 23 января 1914 г. Предельный возраст для лётчика определялся тогда в 35 лет. Ему же было всего 25. Кроме того, будущей профессии Козаков соответствовал ещё и как кавалерист: смелость, хорошая реакция и наибольший вес.

В авиаотделе школы молодой поручик сразу же взялся за основательное изучение теоретического курса. Новые дисциплины были весьма интересными. И прежде чем приступить к полётам, ему пришлось как следует потрудиться над основами аэродинамики, метеорологии, авиационной техники, воздушной разведки и т.д.

Долгожданная лётная практика тогда включала в себя 4 этапа. На первом Козаков выполнил 12 полётов с целью ознакомления с особенностями эксплуатации материальной части и освоения техники пилотирования на основных этапах полёта.

На втором он летал с пассажирами, осваивал полёты на высоту. На третьем полёты с выключенным двигателем, а на четвёртом отрабатывал навыки в проведении внеаэродромных полётов и в ведении воздушной разведки.

Выпускной экзамен включал: знания материальной части самолёта и выполнение полёта продолжительностью не менее 1,5 часа. В процессе полёта не менее 30 минут выпускник должен был находиться на высоте 1000 м. Затем он совершал планирование с выключенным двигателем с высоты 1000 м. Кроме того, выполнялся полёт по кругу на аэроплане незнакомого типа, и решалась практическая задача по ведению воздушной разведки.

Звание военного лётчика Козакову было присвоено 29 апреля 1914 г., а в ноябре этого года он был выпущен в 4-й корпусной авиаотряд. К слову, в течение 1914 г. Гатчинская школа подготовила 34 военных лётчика, в том числе 33 офицера и 1 солдата.

Правда, на фронт Александр Александрович попал не сразу. Дело в том, что в действующей армии не хватало аэропланов. Но, терпеливо дождавшись прямо на заводе своего «Моран-Ж», он наконец-таки убыл на фронт 15 декабря.

Уже в том же декабре Козаков совершает свой первый боевой вылет. Но он словно «блин комом»! 25 декабря у него загорелся мотор, и ему пришлось вернуться на аэродром.

Аппарат удалось спасти, а вот мотор ремонту не подлежал.

В следующий раз Александр Александрович вылетел на разведку позиций противника в районе Скерневицы – Болилов – Могель только 6 января 1915 г.

7 января он впервые столкнулся с противником лицом к лицу, которого преследовал до линии фронта. Но из-за отсутствия оружия сбить его не смог.

В течение января Козаков совершил семь боевых вылетов, получив кое-какой опыт. Именно этот опыт и убедил его задуматься о необходимости вооружения аэроплана, способного уничтожить противника в бою.

Информированный о таране Нестерова в деталях, он тоже экспериментировал, придумывая новое оружие воздушного боя. Выход Козаков нашёл в использовании небольшого морского якоря с подвижными лапками («кошка»), который для большего эффекта снабдил ещё и пироксилиновой шашкой. Такое решение было поистине оригинальным. Замысел Козакова был следующим: «подняться чуть выше противника, выпустить на тросе якорь, лапка, зацепившись за какую-либо часть вражеского аппарата, взрывала капсюль, а тот в свою очередь детонировал пироксилиновую шашку. Понятно, что лётчик, решившийся на такую атаку должен обладать высоким лётным мастерством, храбростью и хладнокровием». А вскоре представилась возможность испытать изобретение на практике.

18 (31) марта 1915 г. в районе села Гузов в воздухе был замечен аэроплан противника, выполняющий полёт на разведку и бомбометание. Александр Александрович вылетает в погоню за германцем. Нагнав его, он начинает действовать.

«Проклятая кошка зацепилась и болтается под днищем самолёта», – вспоминал Козаков. Словом, зацепить германский двухместный «альбатрос» не получилось.

«Что было делать? – продолжает Козаков. – Два фронта, сорок тысяч глаз русских и немецких смотрели на нас из окопов, уйти, не сделав ничего, находясь в нескольких метрах от противника, – позор перед этими двадцатью тысячами русских глаз». И он идёт ва-банк: «Тогда я решил ударить "альбатрос" колёсами… недолго думая дал руль вниз… что-то рвануло, толкнуло, засвистело, в локоть ударил кусок крыла моего "морана", "альбатрос" наклонился сначала на один бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз… Я выключил мотор, лопасти на моём винте не было.

Я начал планировать, потеряв ориентировку, и только по разрывам шрапнелей догадался, где русский фронт. Садился парашютируя, но на земле перевернулся. Оказывается, удар был настолько силён, что шасси было вогнуто под крылья…»

Козаков отделался лишь ушибами, совершив первый в истории военной авиации удачный таран. Произошло это, по документам, в районе усадьбы Воля-Шидловская.

28 июня 1915 г. Александра Александровича производят в чин штабс-ротмистра, а через месяц, 28 июля 1915 г., награждают Георгиевским оружием: «за доблестный подвиг 18-го марта 1915 г., выразившийся в том, что по собственному почину взлетел у с. Гузов на своём аппарате, погнался за германским аэропланом, производившим разведку в нашем тылу и бросавшим бомбы в Гузовский аэродром, настиг его близ усадьбы Воля-Шидловская и хотя не успел опрокинуть врага особым якорем, сбил его, с явной опасностью для собственной жизни, ударом своего аппарата о верхнюю плоскость неприятельского, в результате чего было прекращение противником полета и метания бомб».

А 20 августа 1915 г. Козакова назначают начальником 19-го корпусного авиационного отряда, как самого опытного военного лётчика.

Когда в начале 1915 г. из Франции стали поступать двухместные разведчики «ньюпор-IX», буквально несколько получает и 19-й авиаотряд. Новый начальник принимает решение переделать такой аэроплан в одноместный. Затем благодаря Киевскому конструктору В.В. Иордану он устанавливает на «ньюпоре» пулемёт «виккерс» (стрелял под углом 24 градуса к оси винта, а существенным преимуществом у него был значительный боезапас в 700 патронов).

14 июня 1916 г. Александр Александрович одерживает на своём усовершенствованном аэроплане вторую победу. И это несмотря на малую эффективность прицельного огня.

16 июля 1916 г. в групповом бою под Двинском он атакует самолёт противника, а затем преследует и уничтожает его.

В августе 1916 г. Козаков записывает на свой счёт ещё две победы и становится асом (на французский манер «тузом»).

В ходе реализации идеи создания боевых авиагрупп в России, путём объединения нескольких авиаотрядов, 19-й корпусной авиаотряд вскоре отводится в тыл для формирования 1-й боевой авиагруппы (1-й БАГ).

В 1916 г. к двум орденам штабс-ротмистра (Св. Станислава 3-й степени от 18.08.1913 г. и Св. Анны 3-й степени от 02.04.1915 г. за окончание Военной авиационной школы) добавляются ещё три: Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» – от 27 января – «за боевые разведки на р. Равке в феврале и марте месяце 1915 г.»;

Св. Станислава 2-й степени с мечами – Приказом по 5-й армии № 659 от 4 июля и Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом – Приказом по армиям Северного фронта № 757 от 7 сентября.

В одной из служебных характеристик на Козакова, например, указывалось: «Выдающийся военный лётчик и офицер. Своей беззаветной храбростью и решительностью всегда служит блестящим примером своим подчинённым. Технически хорошо подготовлен и отряд в этом отношении держит высоко».

В 1-ю авиагруппу вошли три авиаотряда (19-й, 4-й и 2-й). После получения новой материальной части (аэропланы «ньюпор» и «Спад») лётчики авиагруппы в короткий срок осваивали основные элементы воздушного боя, фигуры высшего пилотажа, а также тактику группового боя. Козаков лично занимается обучением и передаёт свой богатый опыт подчинённым.

С 25 февраля 1917 г. он исполняет должность командира 1-й боевой авиационной группы Юго-Западного фронта. 14 марта его утверждают в этой должности, а 10 апреля производят в чин ротмистра.

«Под руководством Козакова, – пишет Д.В. Митюрин, – это соединение достаточно высокой степени эффективности, уничтожив только в течение сентября около десятка вражеских аэропланов и потеряв всего одну свою машину. Вероятно, под вдохновляющим влиянием этих успехов на фюзеляжах машин авиагрупп стала воинственная и устрашающая эмблема, позаимствованная с пиратского флага "Весёлый Роджер" – череп со скрещенными костями. Сам Козаков к концу войны стал бесспорным рекордсменом среди русских истребителей, имея на счету 19 достоверных побед и 3 вероятно сбитых противников».

Не случайно, что из всех боевых групп, созданных в России, 1-я оставалась первой до конца войны и по заслугам, и по количеству побед.

В апреле – мае 1917-го ротмистр Козаков ведёт весьма активную боевую работу. Свои очередные победы он одерживает, как правило, в паре или в группе. Замечательные успехи не остаются не замеченными командованием. Ему предлагают возглавить школу воздушного боя в Евпатории. Но Козаков от заманчивого предложения отказывается:

«На должность начальника школы воздушного боя очень прошу не назначать. Хочу быть только в группе. Благодарю за предложение. Ротмистр Козаков».

14 (27) июня 1917 г. в двух вылетах в паре Александр Александрович одерживает ещё две победы. Однако впервые получает ранение четырьмя пулями в руку, с повреждением локтевого сустава. Командира группы срочно эвакуируют в тыл.

В том же 1917-м Козакова награждают ещё двумя боевыми орденами. 21 апреля – орденом Св. Анны 2-й степени с мечами «за воздушные разведки под г. Двинском в январе-феврале 1916 г.» и орденом Св. Георгия 4-й степени от 31 июля «за то, что, будучи в чине штабс-ротмистра, 8-го декабря 1916 г., вылетев на самолёте "ньюпор", типа истребителей, для преследования немецких самолётов, появляющихся над нашим расположением, отогнал в районе Горохова 2 немцев, атаковал третий самолёт в районе д. Забороль, в 5 верстах к западу от Луцка, и двумя пулями в голову убил пилота. Аппарат, кое-как управляемый легко раненым наблюдателем австрийским обер-лейтенантом, упал в нашем расположении и был захвачен нашими войсками».

8 сентября следует производство в чин подполковника. Но ни чины, ни награды, ни слава не меняют этого человека. Он продолжает летать, как делал это всегда, до самых последних дней Российской империи.

Как указано в послужном списке Козакова, Александр Александрович с 24 ноября 1917 г. временно исполняет должность командира 7-го авиационного дивизиона, с оставлением в должности командира 1-й боевой авиационной группы Юго-Западного фронта. Лишь 9 декабря 1917 г. его отстраняют от должности командира 1-й боевой авиационной группы Юго-Западного фронта и избирают на отрядном совете командиром 19-го корпусного авиационного отряда.

Известно, что после Октябрьской революции новая власть пыталась привлечь подполковника Козакова к работе по созданию Рабоче-Крестьянского воздушного флота. Александр Александрович даже встречался с наркомом по военным делам Л.Д. Троцким в его кремлёвском кабинете. В беседе он вместе со своими коллегами «предложил советскому правительству своё содействие в деле возрождения российского воздушного флота».

Однако Лев Давидович предпочёл опереться на тех лётчиков, кто выразил активную поддержку новой власти сразу, а не потом. Таким образом, хотя кандидатура Козакова и рассматривалась на должность начальника Главного управления Военно-воздушного флота, всё же его прикомандировали лишь к комиссии ГУВВФ по выработке штатов и положений о службе истребительных авиаотрядов.

«Пребывание в Петрограде, встречи с новыми руководителями авиации, предлагавшими Козакову достойный его незаурядного таланта командный пост, не вразумили лётчика, – пишет Ю.М. Гальперин. – Верх взяли старые, привычные связи…

В Петрограде, где затаились, ожидая краха большевиков, немало офицеров, Козакова всячески остерегали от "перехода" в стан погубителей отечества». <…>

И его же славой, его героизмом объясняли Козакову невозможность перехода на службу "предателям России". Разобраться, кто заблуждается или просто лжёт, он оказался не в состоянии. Оставалось положиться на авторитет уважаемых им людей своего круга, в том числе нескольких бывших начальников. А тут ещё появился школьный друг, гатчинец Модрах, тоже командовавший на фронте авиационной группой. Он-то и свёл Козакова с эмиссарами англичан, начавшими на севере свою интервенцию.

Располагая в достатке самолётами, интервенты весьма нуждались в лётчиках. Заполучить же такого аса, как Козаков, было бы для них большой удачей. Лётчика "обложили" со всех сторон. После долгих уговоров, не сразу, словно чувствуя, какое совершает падение, Козаков дал англичанам своё согласие. Вместе с Модрахом и ещё несколькими лётчиками, завербованными его именем, они бегут из Петрограда в Архангельск».

Словом, выбор был сделан. И в июне 1918 г., при посредничестве одного из членов английской дипломатической миссии в Москве – капитана Хилла, с группой офицеров-авиаторов Козаков уезжает в г. Мурманск, в расположение экспедиционных союзнических сил. Уже на месте по предложению английского полковника Моунда он приступает к формированию Славяно-Британского авиационного корпуса. Но в связи с занятием Архангельска войсками Антанты, лейтенант Королевских воздушных сил Великобритании Козаков перебирается туда со всеми лётными специалистами.

К 15 августа 1918 г. он формирует там 1-й Славяно-Британский авиационный отряд, выступив с ним на фронт в районе ст. Обозёрская. В октябре 18-го он действует со своим отрядом в районе Сельца. А в конце октября, во время наступления красных в районе с. Большие озерки, оказывается отрезанным вместе с отрядом и английской колонной полковника Хаггельтона. В критической ситуации Козаков организует воздушную разведку и, выявив наиболее слабый участок противника, прорывает кольцо окружения.

«Отправив за линию фронта уцелевшие самолёты, Александр Александрович вооружил оставшийся личный состав ручным оружием и пулемётами со сломанных машин, – пишет Д.В. Митюрин. – Начался многокилометровый пеший поход через таёжные дебри. На заключительном этапе этого героического рейда отряд был блокирован красными в Списком монастыре, однако здесь на помощь пришли английские пехотные батальоны полковника Хаггельтона…»

После выхода из окружения Козакова переводят вместе с отрядом в район двинского Березняка, где он принимает командование Двинским авиадивизионом. И снова начинается интенсивная боевая работа, в ходе которой в ноябре – декабре дивизион впервые теряет своих лучших лётчиков.

Смерти в лицо смотрит и сам командир. 24 января 1919 г., во время наступления красных, Козаков получает ранение в грудь ружейной пулей навылет.

Отправившись на разведку с запасного аэродрома, он даже не успевает набрать высоту, как его обстреливают из окопов.

И всё же опытному лётчику удаётся благополучно посадить свой аэроплан. После излечения, в апреле, Александр Александрович сдаёт командование дивизионом английскому майору Карру, оставшись простым пилотом в 1-м Славяно-Британском авиационном отряде. Тогда же следует производство в майоры Королевских воздушных сил Великобритании. В следующем месяце Козаков участвует в операции по уничтожению аэродрома красных в районе с. Пучега, на Северной Двине.

Изначально предполагалось обстрелять этот аэродром с бреющего полёта, а уже затем высадить десант, который при помощи факелов и канистр с бензином должен был поджечь машины красных. Но из-за поломки двух машин операция была ограничена использованием бомб и пулемётного огня. Всё же аэродром был из строя выведен.

Если уже говорить о личных боевых заслугах Козакова по ту сторону фронта, то три британских ордена («За боевые заслуги», «Военный крест» и крест «За лётные боевые заслуги»), а также французский орден Почётного Легиона были им заслужены всего лишь за год братоубийственной войны.

Однако бесконечный ужас её подходил к своему логическому завершению. Союзники готовились к эвакуации своих войск из Мурманска и Архангельска. Последнее наступление на красных было развёрнуто ими только лишь с целью прикрытия этого мероприятия. Сам Козаков в этих заключительных боях как будто искал смерти. На бреющем полёте он расстреливал «большевичков» из своего пулемёта. А когда смерть не взяла, ему пришлось задуматься и о своей дальнейшей судьбе.

Безусловно, союзники уговаривали Александра Александровича продолжить службу в Великобритании. Его мужество, мастерство и профессионализм вызывали у них восхищение. Но сильный человек после всего пережитого теперь впал в состояние тяжёлой депрессии. Причиной тому были и успехи «большевичков», гибель боевых товарищей и, конечно же, бегство союзников. А следовательно, крушение надежд. И он категорически отказывается.

Ю.М. Гальперин: «Горькие, ох горькие раздумья… Мысленно Козаков возвращался к разговору с английским командующим: ему, русскому человеку, как наёмнику предлагали убежище в Лондоне, конечно, убежище, спасение от неминуемой расплаты… А ведь он заслужил кару… Выходит, потеряна солдатская честь, которой он дорожил больше всего на свете, и родина потеряна?..

Возможно, что так приходило к Козакову запоздалое, беспощадное прозрение… Не о том ли свидетельствует летописец, запечатлевший день 1 августа 1919 года: "Капитан Модрах в последний раз пожал Козакову руку и пошёл на пристань, чтобы уехать в Архангельск и оттуда пробраться в устье Енисея к Колчаку.

 – Я провожу вас на "сопвиче", – сказал Козаков и направился к своему ангару. В ангаре возился у самолёта механик.

 – Опять обновка? – спросил Козаков, заметив на механике новую кожаную куртку.

 – Чужая, англичане подарили перед отъездом…

 – Да… – задумался вдруг Козаков, – всё здесь чужое. Аэропланы. Ангары… Даже форма на мне… только вот земля ещё наша… Выводи! – сказал он и пошёл медленно по аэродрому. По дороге нагнулся, поднял стебелёк травы и, кусая его, опустил голову, зашагал ещё медленнее, о чём-то напряжённо думая, и очнулся только тогда, когда увидел перед собой самолёт…

Перед полётом по своему обыкновению перекрестился, проверил рули…»

Сразу после разбега аэроплан Козакова круто набрал высоту, затем практически вертикально завис на доли секунды и тут же опрокинувшись, с работающим на полном газу мотором, врезался в землю.

Случилось это 19 июля 1917 г. Умер же известный русский ас от перелома позвоночника буквально через несколько минут. Почему-то, у многих свидетелей этой трагедии осталось убеждение в совершении самоубийства. Так ли это, нам уже никогда не узнать. Важно лишь то, что похоронили Козакова на краю лётного поля, по русскому обычаю через три дня. На могиле было установлено надгробие из двух перекрещённых пропеллеров, а на белой доске была выведена надпись: «Лётчик Козаков. Сбил 17 немецких самолётов. Мир праху твоему, герой России».