Текст книги "Падший клоун (СИ)"

Автор книги: Олег Семироль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

ПАДШИЙ КЛОУН

   – Даже одна жизнь не излишняя ли плата за какую-то там независимость?! – возмущенно бубнил чей-то голос в стареньком транзисторе.

   Тыну пошевелил веточкой в пламени костра. Рой искр выстрелил в ночное небо.

   – Осторожнее, – недовольно буркнула Эва и выключила приемник.

   Несколько минут они сидели, слушая потрескивание костерка да голодный звон комаров над ухом. Первой не выдержала Эва, тихонько спросила:

   – Антон, ты все еще сердишься на меня?

   Тыну ответил не сразу. Хотелось сказать что-то резкое, но он чувствовал, что смысла в ругани никакого. Ничего не объяснить. Тем более он сам не понимал, с чего ему стало так хреново. Эвка права, отличная ведь сделка вышла. Но почему-то вместо радости болело в груди.

   – Да нет, конечно! – он улыбнулся, зная, что она сейчас внимательно смотрит на него, – Действительно целых два магазина...

   – Вот-вот! – торопливо заговорила девушка, – Я тоже так подумала. Тем более Янек уже старый, все было быстро и скучно. И в резинке. Я закрыла глаза и уже все.

   Она говорила что-то еще, но Тыну больше не слушал. Странное ощущение, разум понимает, что она права, и сделка была отличной. Но отчего-то не проходит то чувство, которое он ощутил, увидев довольную улыбочку на сальной морде Янека. Желание вбить ему под ребро финку и провернуть. Насладиться его визгом. И почему-то никак не забыть личика Эвелинки, мокрого то ли от пота, то ли... Тыну передернулся брезгливо.

   – Давай спать? – предложил он, чтобы прекратить это.

   – Конечно-конечно, – заторопилась девчонка и зашуршала ранцем.

   Он глядел как она разворачивает спальник, представил как сейчас он обнимет ее, как ее губы потянуться к его губам... И содрогнулся от отвращения, представляя, что с этими губами делал жирный кабатчик.

   "Небось сама хотела", – злобно подумал парень, – "любит она это дело... Только мне-то что? Чужие люди ведь. Так... прибилась какая-то. Надоест, найду другую, а она пусть к Янеку валит..."

   От этих мыслей немножко полегчало. Действительно, подумаешь цаца городская! Пусть скажет спасибо, что он ее таскал за собой, кормил, на хутор пустил. Если бы не он, Тыну, была бы она с теми тремя миллионами, про которых врал мудлан по радио. Хотя, может, и не врал. Три миллиона в их стране, а сколько по миру? Опять вспомнил, как впервые увидел Эвелинку, грязную, заплаканную, в драном плащике и с плюшевым медвежонком в руках.

   Тогда было страшно. Никакой информации, только озверевшие от страха люди. Слухи один страшнее другого. Падающие с неба звездочки спутников. Да тяжелые тарелки клоунов, изредка носящиеся по небу. А еще вечный запах гари. И дожди. Каждую ночь теплые дожди. Это зимой-то. И родители как назло в столице. И слухи, что инопланетяне столицу сожгли, или не инопланетяне, а сами военные. Потом беженцы убили соседей на хуторе старого Тойво. Потом какие-то оборванцы попытались ограбить его. Спасибо отцовскому карабину – отбился. А потом пришла Эвелинка. Растерзанная, молчаливая... Жалкая. Наверное, он мог бы выстрелить или так прогнать. Но тот нелепый мишка... В общем, пустил, обогрел... А она вот. С жирным Янеком... Ощущение гадостности вернулось.

   – Антон? – вопросительно позвала она, будто подслушала его мысли.

   Хотелось уйти куда глаза глядят, чтобы не видеть ее вздернутого носа, легкомысленного хвостика из волос. Смыться бы одному в лес куда-нибудь, да страшно оставить ее одну. Мало ли кто мог тут шататься. И хотя акробатцы были совсем безопасные, клоуны их быстренько перевоспитали, но вдруг нашелся бы кто-то другой? Свободный и недобрый.

   "Да ей, небось, только в удовольствие было бы", – снова кольнуло в сердце.

   Тыну махнул головой, отгоняя гадкие мысли, будто надоедливого комара.

   – Иду, – хмуро сказал он.

   Обошел костер. Поглядел на Эвелинку. Та уже забралась в спальник – наружу торчал только нос, да плясали в здоровенных глазищах отражения костра. Она приглашающе приоткрыла спальник, мелькнули бело-молочным груди.

   – Сдурела? – не сдержав злобы, спросил он ее. – Или Янека мало?

   У нее задергались губы. Почему-то это было приятно, и он закончил:

   – Спи, я буду рядом, а то мало ли...

   Он демонстративно прилег рядом, поверх спальника.

   – Но вчера же? – тихо сказала Эвелинка.

   – Вчера было вчера! – отрубил он.

   Повернулся к ней спиной, положил ладонь на холодный пластик карабина и постарался уснуть. Как назло сон не шел. Рядом в мешке ворочалась Эвка, кажется, даже всхлипывала, но он не реагировал. Незачем.

   Утро началось привычно. Далеко на севере раздался неприятный гуд. По телу побежали холодные мурашки и заныли зубы. Небо потемнело, потом раздался свист.

   – Ненавижу клоунов, – злобно выругался Тыну, глядя на черную кляксу, растекающуюся по небу.

   Клубящееся темное облако неслось по небу, меняя форму. Каждое утро уже три года. Поначалу с помощью отцовского бинокля Тыну часто смотрел, как уходит в небо огромный диск корабля клоунов. Каждое утро изо дня в день. Поднимается над горизонтом и уходит куда-то... И ни один мудлан в радио не расскажет, что возят отсюда чертовы клоуны. И не один мудлан не решится у них это спросить, а то живо станет одним из трех миллионов.

   Тыну, рывком поднялся с земли, поворошил угли костра. Достал из кармашка ранца, заменявшего подушку, консервную банку. Серебристый судок с циничной надписью на крышке "еда". Подарок добрых клоунов. Бесплатная еда. Доступная каждому. Даром. "Необходимый минимум", мать их. Сплюнув в костер, вынул из-за голенища короткого сапога финку и одним ударом вскрыл банку.

   Что-то спросила проснувшаяся Эва, но он не слушал. Торопливо ел розовый паштет со вкусом креветок. Отъев ровно две трети, отставил банку и, глотнув пару раз из фляги, бросил, не оборачиваясь:

   – Одевайся и ешь. Спальники соберу сам.

   Собирались тоже молча. Почему-то он ждал, что Эвелинка снова попробует заговорить, но она не нарушала тишину. Так, не сказав ни слова, и двинулись. Он впереди с десантным ранцем за плечами и карабином в руке. Она за ним, с рюкзачком, спальниками и котелком. Спускаясь к бывшему шоссе, он не удержался опять:

   – Если Янек еще что-нибудь предложит поменять, не отказывайся.

   Против ожидания ее голос виноватым не казался:

   – Не откажусь, – слегка ехидно ответила она, – это же, считай, халява.

   – А то и хозяйкой к нему бы пошла? – злобновато проворчал он.

   – У меня свое хозяйство есть, – тут же нашлась девушка, – свой дом.

   – Ты хочешь сказать мой дом? – хмыкнул парень. – Ты-то у нас столичная штучка. Только вот там, где столица была, теперь клоуны пасутся...

   Услышав за спиной сдерживаемые всхлипы, довольно улыбнулся и потопал себе дальше. Пусть знает, кто в доме хозяин. А то "мой дом", забыла видать, как от коровы шарахалась по первости. Впрочем, он тоже корову не уберег, а жаль... По книжкам попробуй прими теленка. В общем, тоже ее вина, была бы у него хозяйкой своя, хуторская, глядишь, сумела бы, а эта...

   Бывшая заправка Несте, а ныне кабак «У Янека». Собственно, Янек всегда там работал, но когда заправки стали неактуальны из-за ненужности старых дорог, умудрился даже развить бизнес. Кто ж знал, что клоуны за какие-то три года почи сотрут память о прошлом. И кто знал, что в эту забегаловку будут летать за сотни миль ностальгирующие по этому полузабытому прошлому акробатцы. Вечерами у Янека всегда шум, да и утром вон... Над бывшей автостоянкой уже висят три дисколета типа сайгак. Тоже входят в необходимый минимум. Раздаются клоунами бесплатно. Но среди них выделяется синяя капля. Это уже не дармовщина. Похоже-таки клиентура прибыла.

   "Что ж, Янек никогда не обманывает" – отметил про себя Тыну.

   Сказал – будут жирные клиенты, они и прибыли. Интересно, отчего же так хочется разбить его круглую, лоснящуюся жирком морду? Вроде и достал раритетные патроны, и Эвка довольна. Дверь Тыну открыл ногой.

   Внутри пахло сиренью, было прохладно. Янек в своей белоснежной хламиде возвышался за стойкой. В углу шумела какая-то молодежь. Явно не те, что прилетели на "сайгаках". Впрочем, кому нужно сами представятся.

   – Привет, – холодно бросил кабатчику Тыну.

   Мысленно представил, как бьет прикладом карабина в переносицу, потом...

   – А вот и проводник, – приторным голоском сказал Янек кому-то за его спиной, прерывая сладкие мечты.

   – Этот пацан? – манерно протянул женский голосок в зале.

   Интонация выдавала не только разочарование – что-то похожее на издевку тоже присутствовало.

   Тыну крутнулся на каблуке и поглядел на компанию сидевшую за столиком. Типичные акробатцы. Тощая девица с выкрашенными в синий цвет волосами, на морде штукатурка – сразу видно кем работает. Это не Эвелинка с ее патронами. Хотя все они бабы одним миром мазаны. А вот лысоватый толстячок, почти точная копия Янека, только морда волевая, глаза злющие – сразу видно, кто тут главный. Девка, небось, его. А вот кем может быть тощий длинный паренек в очках, Тыну не понял. Может сынок толстого, может братец девки. Все трое наряжены в клоунский охотничий камуфляж. Пока еще белый, он, видимо, по замыслу должен был делать их грозными и похожими на их хозяев. Аккуратные рюкзачки сложены у стеночки. На поясах кобуры. Прям герои из телека.

   Попробовал посмотреть на себя их глазами. Тощий белобрысый парень в кожаных портках, потертой брезентовой куртке, с доисторическим карабином.

   – Не похож на героя из боевика? – процедил он.

   Перехватил насмешливый взгляд синеволосой дылды, взглянул в ответ холодно, как на дикого кабана, будто сквозь прицел. Девка сразу перестала улыбаться.

   – Возрастом не вышел? – теперь глаза в глаза с очкастым пацанчиком.

   Тот добродушно развел руками, мол, я тут ни при чем. Я молчу.

   "Вот и молчи", – мысленно одобрил Тыну.

   – Может, передумаете? – задал он вопрос толстяку.

   Тот недовольно поморщился. Махнул рукой:

   – Без понтов, хорошо?

   Толстяк, походу, был крепким орешком. Но за год этого бизнеса Тыну видел и не таких перцев.

   – Договорились, – кивнул он, – тогда одернете свою подружку, не стоит нервировать проводника.

   Поймал взгляд Эвелинки, та одобрительно на него смотрела. Подмигнул ей ободряюще, мол "ничего, городская, – прорвемся!"

   Повернулся к Янеку, распорядился:

   – Два обеда за их счет.

   Нагло сел за свободный столик. Подождал когда рядом сядет Эвелинка. Янек на мгновение задержался, но, поскольку возражения не последовало, тут же притащил свое фирменное жаркое с грибами.

   Позавтракали молча. Акробаты за соседним столиком с интересом разглядывали их. Зная об этом, Тыну старался чавкать погромче и изредка ронял куски мяса на пол. Было жалко продукт переводить, но имидж важнее. Эвелинка, напротив, ела с аккуратностью истинной леди. Достаточно привычная игра, но действенная.

   Насытившись, Тыну достал из кармана мятую пачку сигарет. Закурил, от самодельной зажигалки и откинулся на спинку стула, неспешно выпуская кольца дыма в потолок. Курить он ненавидел. Но тоже приходилось. Клиент должен был ощутить, что все без обмана, настоящие дикие люди, настоящие привычки свободных, а значит впереди ждал обещанный приз...

   – Можно мне тоже? – возле стола стоял толстяк и жадно глядел на сигарету.

   Этого Тыну не ожидал. С трудом подавив изумление, молча достал пачку. Дал прикурить от зажигалки. Толстяк едва вдохнул дым, как хрипло закашлялся и тут же выплюнул сигарету.

   – Бесполезно, – поддел его Тыну, – у тебя ничего не выйдет.

   – Знаю, – раздраженно сказал толстяк.

   Его злоба доставила Тыну удовольствие. Пусть почувствует акробатец, что всего лишь клоунская марионетка, не способная даже покурить. Хочешь быть акробатом, живи по правилам клоунов.

   – Это ведь очень вредно для здоровья, – заверещала синеволосая, обращаясь то ли к Тыну, то ли к толстяку.

   – Она еще и дура, – тихо шепнула ему на ухо Эвелинка.

   Он только кивнул. В чем-чем, а в людях Эвка разбиралась. Этого у нее не отнять. Хотя может потому и разбирается, что видела, какими бывают люди, если снять с них шелуху цивилизации. Впрочем, он тоже видел. Вспомнил заросшего курчавым волосом детину, которого застрелил первым. Довольно улыбнулся – врут, что после первого блюют. Тыну не блевал, даже когда скидывал тяжелые тела в компостную яму. Хотя думать о прошлом – повод получить хандру на весь день.

   – Пошли! – коротко скомандовал он и двинул к двери.

   С клиентами всегда так: нужно сразу показать, кто тут командует, а потом ни давать ни минуты передыха. Гнать и гнать, чтобы сполна получили драйв за который платят. Иначе задерут вопросами, придирками.

   Улица встретила их липкой жарой.

   – Парень, а может на дисколете поближе к месту подлететь можно? – спросил толстяк.

   – Нельзя, – коротко сказал Тыну и взял направление на холмы.

   – Почему? – поинтересовался толстяк.

   – Сожжет, – так же коротко ответил Тыну.

   – И многих сожгло? – съязвила неугомонная синеволосая.

   – Три миллиона, если такие как ты не врут, – парировал он.

   Все замолчали. Акробаты послушно пыхтели вслед за ним. Замыкала шествие Эвелинка. Растрескавшийся асфальт уютно шуршал под ногами. Через какое-то время клиенты начали напевать веселенькую песенку.

   "Пойте-пойте", – глянем через пару миль, как будете петь. А уж к вечеру даже подпою.

   Громко фыркнула Эвелинка, похоже, ей пришла в голову та же мысль.

   К озеру вышли, только к сумеркам. Клиенты естественно вымотались, но Тыну отдавал должное, не ныли, не требовали привала каждые полчаса. Петь они, правда, быстро перестали, как и щелкать коммуникаторами природу на память. Толстяк упорно пыхтел, рафинированная дамочка частенько поругивалась, очкастый тащил два рюкзака, свой и синеволосой. Но в целом акробаты попались выносливые, не нытики. А, может, и правда здоровый образ жизни дает о себе знать?

   Вид воды дамочка встретила восторженным визгом. Не удивительно: зеркальная гладь озера, заросший травой берег, ивы у воды выглядели настоящим оазисом дикой природы. Особенно прекрасным после прогулки по замусоренным пустырям, где пейзаж оживляли только покореженные огнем и временем опоры ЛЭП.

   Не стесняясь присутствия проводников, клиенты побросали рюкзаки и спешно скинув одежду, в чем мама родила кинулись в озеро.

   – И кто из нас дикари? – задумчиво сказала над ухом Эвелинка.

   Тыну не ответил на вопрос. Ему захотелось пошутить. Крикнуть что-нибудь вроде: "Осторожнее в воде живут пиявки!" Но было откровенно лень. Лень даже говорить. Как-никак двадцать миль отмахать, под ранцем, не так и легко. Даже ему.

   Глядя, как хохочущая девица рыбкой мечется в воде, сверкая в сумерках незагорелыми ягодицами, парень ощутил, что тоже хочет в воду. Окунуться, смыть пот.

   – Искупаешься? – предложил он Эвке.

   Та, искоса поглядела на резвящихся акробатцев, потом ответила:

   – Давай сначала ты, а я потом... После них.

   Тыну не стал спорить. Передал Эвке карабин, разделся не спеша... Трусы снимать не стал, не акробатец чай. Пошевелил в прохладной траве пальцами ног... А потом с разбегу бросил тело в прохладную воду озера. Поплыл, отфыркиваясь, ощущая, как вода смывает липкий пот, а с ним и усталость. Нырнул снова и оказался носом к носу с дамочкой. Полюбовался под водой ее приятными округлостями, отметил, что Эвка все же красивее, вынырнул.

   – А что твоя девчонка не купается? Дни что ли? – насмешливо спросила синеволосая.

   Тыну замешкался на секунду, соображая, что за дни имеются в виду. Потом хохотнул:

   – Не, не дни... Кабаны!

   И поплыл к берегу. Рассказывать смешную историю, как однажды пришли кабаны на водопой и им с Эвелинкой пришлось топать пять миль до дому в чем мама родила, не хотелось. Тем более смешно им было только по началу, пока не налетели комары. Впрочем, на ошибках учатся. Хорошо, что кабаны были, а не волки скажем, или тем более не люди.

   – Давай, твоя очередь, – вытряхивая воду из уха, сказал он Эвелине.

   Эвка протянула ему карабин. И начала не спеша раздеваться. Тыну очередной раз залюбовался ей. Куда делась та девочка-скелетик, которая когда-то пришла к нему на хутор. Эвелинка расцвела, округлилась. От нее не хотелось отводить глаз. А еще Тыну порадовался, что на нем остались трусы. Когда она вошла в воду, он двинул к костерку. Умница Эвка уже и огонь развела, и котелок над огнем повесила. Тыну набросил на плечи куртку, чтобы не продуло, и принялся распаковывать ранец – спальники, пенку, еду...

   – А ну отвали! – звонкий крик Эвелинки, заставил его обернуться.

   В воде рядом с ней маячил толстяк, похоже, хотел поиграть. Тыну молниеносно снял винтовку с предохранителя. Сухой щелк выстрела, разнесся над гладью озера. Взвизгнули девчонки.

   – Я очень ревнивый, – сказал Тыну в вернувшуюся тишину.

   Впрочем, Эвелинка уже выскочила из воды. Торопливо обтерлась футболкой. Завозилась у рюкзака в поисках свежего белья.

   – Зря патроны тратил, – пробурчала она.

   – Ничего, – к карабину их навалом, – парировал он.

   Ужинали отдельно. Они с Эвелинкой у своего костерка. Акробатцы что-то жарили на портативной плитке возле своей палатки. Палатка была столь же бесполезной вещью, как и охотничьи комбинезоны. Впрочем, кто знает – может, клиенты официально на охоту полетели. Отсюда и снаряжение, и кобуры с парализаторами. Тоже загадка новой жизни. Зачем охотиться, если дичь нельзя съесть? В чем смысл? Тыну этого не понимал.

   – Я включу радио? – спросила Эвка.

   Он снова кивнул.

   – Все еще сердишься? – тихонько спросила она.

   – Да нет, – честно ответил Тыну, – это я так что-то... Психанул.

   Девушка заулыбалась. Через пару минут приемник играл какую-то тихую музычку, а они сидели уютно обнявшись.

   Акробатцы вскоре скрылись в палатке. Спустя какое-то время оттуда раздались вскрики, постанывания и даже какое-то хрюканье.

   – Они там что, втроем? – растерянно спросила Эвелинка.

   Тыну, которого тоже интересовал этот вопрос, только пожал плечами:

   – Кто их знает? Наверное...

   – Вот же... мяса не едят, не курят, не пьют, а орут так, что комары глохнут...

   Они убрали звук радио, пытаясь понять, кто там больше стонет и охает. Разобраться не получалось.

   – Интересно, до вторжения так же было? – задумчиво спросила Эвелинка.

   – У нас на хуторах нет, бабы только с мужиками, хотя как это втроем по телевизору показывали. Я видел.

   – У нас тоже показывали, – вздохнула Эвка, а потом закончила:

   – Не хочу втроем, и вообще, не хочу ни с кем, кроме тебя.

   Они занимались любовью молча. Не хотелось, чтобы те в палатке их слышали. А когда Эвелинка уснула, Тыну еще долго смотрел в небо.

   Звезды были все те же, что он помнил с детства. Лишь горели там и тут яркие красные огни. Говорили, что это корабли пришельцев, впрочем, правду не знал никто. Даже те, кто якобы дружил с клоунами. Хотя можно ли это назвать дружбой? Выбор был прост – или стать акробатами, или... Большинство долго не думало. Тем более, клоуны действительно и накормили всех. И работу дали, пусть акробаты сами не знают, что и для чего делали, но работа была. Живи и радуйся, в общем. Большинство и радовалось. Мир без насилия, без обмана – сколько об этом люди молились? Целую книжку придумали – толстую такую... Тыну даже пробовал ее читать. Неудачно, правда. И вот сбылось. Но почему-то при мысли, пойти на пункт и получить так называемое "гражданство галактики" ему становилось тошно. Стать акробатом? Никогда больше не съесть куска мяса, не закурить, не набить, пусть мысленно, кому-нибудь морду. Правда, женщин иметь сколько хочешь. Точнее, сможешь. Но... рядом, доверчиво обхватив его рукой, сопела утомлённая девушка...

   Нет, права была Эвка, им нужно оставаться людьми. Сколько получится. А без клоунских подачек они проживут. Тыну не заметил как заснул.

   Ему снились тарелки пикирующие на шоссе, заполненное беженцами. Моря огня. И белые рожи клоунов, хохочущие над всем этим ужасом.

   Проснулся он от привычного зубовного зуда. Утренняя тарелка ушла за горизонт.

   – Вот это я задрых, – пробормотал он удивленно.

   Вскочил. Эвелинка уже не спала, и, улыбаясь, наблюдала, как он умывается.

   – Доброе утро?

   Вместо ответа, он поцеловал ее в губы. И пошел будить акробатов. Постучал по пологу палатки. От прикосновения жесткая ткань поменяла цвет: на белом появился отпечаток его ладони.

   – Подъем! – проорал он.

   И вернулся к костерку.

   Ели снова каждый свое. Не разговаривали.

   – Палатку можно оставить, тут недалеко, – предупредил он.

   Толстяк не стал возражать. Произвел какие-то манипуляции. И палатка будто растворилась. Сработал хваленный клоунский камуфляж. Тыну перехватил взгляд синеволосой, похоже, та думала, что от удивления он распахнет рот как дурачок на деревенской ярмарке.

   – Бесполезная вещь, – хихикнула у него за спиной Эвелинка.

   – Это почему? – возмутился очкастый паренек.

   Похоже, его обидело пренебрежение дикарей к чудесам цивилизации.

   – Потому что от палатки пластиком несет за милю, – разжевал ему Тыну, – Ну не видно, подумаешь... да и то невидно пока птичка не пролетела или дождь не пошел. А уж воняет так, что сразу ясно: акробаты рядом.

   – Сурово, – ухмыльнулся толстяк.

   – Нормально, – спокойно пояснил Тыну, – сами подумайте, стали бы вам клоуны давать что-то полезное?

   – А дисколеты? – возмущенно вмешалась в спор девица, – А парализаторы?

   – Попробуй в клоуна из парализатора шмальнуть, – злобно сказала Эвка.

   – Или тарелку заместо дисколета получить, – добавил Тыну.

   – Положим, ваш карабин тоже клоуну нипочем, – резонно заметил толстяк, – им вообще, все нипочем.

   К сожалению, он был прав. Поэтому Тыну молча махнул рукой и двинул по направлению к пещерам.

   – И вообще, ангелы наши друзья! – в спину ему бросила девица, – Зачем в друзей стрелять?

   Он не ответил. Его догнала Эвелинка. Он услышал, как она шипит себе под нос:

   – Ангелы... Что за дура!

   Ангелами пришельцев начали называть вскоре после публикации Меморандума, по которому Земля входила в галактическое братство. Мол, пришельцы добрые и разумные существа, ненавидящие насилие. Тут же подключились журналисты, те сразу учуяли, куда ветер дует, политики тоже подпели. Обычные дела, в общем. Потом пошла волна прививок добра и все. Мир изменился.

   Тыну сплюнул себе под ноги.

   – Не дура она, просто акробатка! – пояснил.

   – Одно и то же, – парировала Эвка и прибавила шага.

   К каменоломням они подошли ближе к полудню. Солнце уже ощутимо припекало, поэтому тень от выработки была весьма кстати. До вторжения тут добывали сланец. Сейчас же шахта стояла заброшенной. Из осыпавшейся дыры входа ощутимо несло холодом.

   – Выглядит жутковато, – передернув плечами, произнесла синеволосая дева.

   Тыну остановился у входа, достал из кармашка ранца палочки химических светильников, один повесил на шею себе, второй передал Эвке.

   – Готовы? – спросил притихших клиентов.

   Те ответили не сразу. Стояли, робко вглядываясь в темноту входа. Казалось, что какой-то гигантский кролик прорыл огромную нору в большом холме и ждет там, внутри свой обед. Но Тыну помнил еще эту шахту живой. Правда, вход в нее был со стороны поселка, а тут тогда было что-то техническое. Остатки каких-то механизмов и сейчас громоздились недалеко от дыры. Ржавые, разрушенные, ненужные.

   – Парень, так это правда? – голос толстяка прозвучал неожиданно робко.

   – Что правда? – не сразу понял Тыну.

   – Она правда там? – почему-то шепотом уточнил толстый.

   Пришло время удивится Тыну.

   – Если вы не были уверены, то зачем шли?

   Ответил не толстяк, а паренек в очках:

   – Ну, прогуляться тоже хотелось – природа, все такое...

   Тыну улыбнулся понимающе. "Все такое" ночью его тоже впечатлило, на звук во всяком случае.

   – Оно там есть, – это уже Эвелинка.

   Похоже, ей надоело стоять. Она первая шагнула в холодный сумрак входа.

   – Если не боитесь, идем? – донеслось оттуда.

   Гулко, таинственно и слегка жутковато. Клиенты еще раз переглянулись и полезли следом. Последним вошел Тыну.

   Зеленый отсвет химических светильников делал галерею внутри загадочной. Шаги подхватывало эхо и утаскивало куда-то во тьму.

   – Слушай, парень, – шепотом спросил толстяк, – если это правда, то как? Они же неуязвимы... Совсем!

   Если бы Тыну знал как. Тогда бы можно было как-то бороться. Но он не знал. Поэтому просто в десятый раз начал свой рассказ.

   – Это в первые дни было. Когда еще мы сопротивляться пытались. Тогда по дороге беженцы шли. А клоуны... Клоуны на своих тарелка иногда проносились и жгли людей. Почему-то всегда жгли только на шоссе. Дома не трогали, хутора тоже. Ну и однажды опять налетели две юлы...

   – Юлы? – перебил очкарик.

   – Ну малые тарелки их так звали, – отмахнулся толстяк, – я их помню, действительно летали... И жгли... Может не понимали, что это разумные, конечно...

   Тыну ухмыльнулся.

   – Как же... Не понимали. Все они должны были понимать. Раз и связь сожгли, и военные базы уничтожили... Может потом передумали всех уничтожать. Решили дружить. А тогда убивали людей... Я-то помню... В общем, понеслись две юлы. А у нас в поселке, ну, тут, рядом с шахтой, поселок был... Вот в нем кюре жил. Сумасшедший дед, но хороший. Все концом света пугал, а когда эти прилетели, совсем плох стал... Но все равно. Увидел что эти летят, а они не спеша шли... Кружились так, будто друг с другом в догонялки играли... В общем, увидел он их и давай в колокола бить. Наверное, думал, люди на дороге услышат набат...

   – И чего? – нетерпеливо перебила синеволосая.

   – И ничего! – огрызнулся Тыну.

   Рассказывать расхотелось. Как расскажешь об том ужасе. Завораживающий танец сияющих дисков в равнодушном небе. Гул колоколов маленькой церквушки. Пульс в ушах от страха... А потом... Одна из тарелок вздрогнула... Развалилась на две половинки и упала... А вторая... Стремительно спикировала туда, где был поселок... А потом... Черный гриб... И тишина...

   – А все же? – примиряющее сказал толстяк.

   – Одна из тарелок развалилась. На две части. Одну из этих частей я потом и нашел. А вторая упала на поселок. И взорвалась. Никто не выжил.

   – Упала? – уточнил паренек.

   Тыну вздохнул опять. Он не был уверен. Тогда ему показалось, что тарелка просто таранила церковь с колоколами. Будто чужак ценой своей жизни пытался остановить этот звон. Глупо, наверное... Да и что он там понимал в тринадцать-то лет?

   – Упала, – подтвердил он, – И ни поселка, ни церкви. Там сейчас выжженное поле.

   Дальше стало не до разговоров. Узкие штольни, ответвления от основных коридоров. Осыпи. Тут уже вел Тыну, ориентируясь по своим меткам.

   Присутствие они ощутили метров за тридцать от цели. Едва заметное жужжание, будто работает где-то моторчик. Потом появилось оранжевое свечение...

   – Ой, а вдруг это опасно? – всполошилась девица.

   Но ее уже не слушали. Похоже, клиенты только теперь поверили, что их не обманули. Еще один поворот и они увидели.

   – Осторожно! – предупредил Тыну, – Дальше нельзя, сожжет!

   Они и не хотели дальше. Все пятеро замерли, разглядывая открывшуюся картину.

   Тыну видел ее десяток раз, и все равно мурашки бежали по спине. За синеватой пеленой силового поля, которое и издавало этот треск, лежал клоун. Лежал навзничь, раскинув длинные шестипалые руки. Пальцы были скрючены, будто перед смертью он царапал камень пола. Рыжая шевелюра, гипертрофированно-красный нос, мясистые губы... Белое лицо. Существо, которое казалось бессмертным, лежало у их ног. Оно было давно мертво. Обломки тарелки как-то пробили толщу земли, и, видимо, пилот смог покинуть их... Но все равно умер. Так и лежал под защитой силового щита, в оранжевом свете какого-то механизма... Отсюда не рассмотреть, что излучало этот неприятный свет.

   – Почему его не забрали свои? – сдавленно спросил толстяк.

   Ответа на этот вопрос не было. Может, не нашли. Может, не хотели искать. Кто знает чужаков? А Тыну нашел. Набрёл случайно, когда охотился тут за цветным металлом. И потом придумал этот бизнес. Достаточно прибыльный, кстати. За зрелище поверженного клоуна, акробаты платили щедро. Тыну знал это по опыту. Как знал и то, что они еще долго будут стоять здесь. Фотографировать, переговариваться. И так же он знал, что фото не выйдет. Похоже, поле не давало фиксировать происходящее. А значит, будут у них с Эвкой новые клиенты.

   Выходили из пещеры уже ближе к вечеру. Клиенты были молчаливы. Они поняли, что фото и видео у них не будет. Но и без этого впечатлений хватало. У Тыну было подозрение, что у акробатов что-то менялось не только в отношении к насилию или питанию... Возможно, что они начинали воспринимать чужих иначе, как хозяев что ли... В любом случае, Тыну не верил, что прививки были безопасны и безвредны. Слишком хорошо помнил вторжение. Слишком сильно ненавидел клоунов.

   Первой наружу выбралась Эвелинка. И тут же по ушам резанул ее визг:

   – Антон, беги! Беги...

   Он и побежал. Сорвав с плеча карабин, он в прыжке вылетел на свет. Готовый убивать если надо. Перекатился, поискал цель, опасность и замер. Понимание, что он видит смерть, пришло сразу. У входа стояли два клоуна. Почти точные близнецы того, что лежал мертвым в заброшенной штольне, только живые. Красные губы шевелились, но главное были глаза. По два черных, наполненных тьмой провала. А за спинами клоунов... За спинами клоунов кривлялся и кричал что-то Янек. Тыну не сразу разобрал, что он кричит. Только потом дошло:

   – Господа, девушку не трогайте! Вы обещали...

   Дальше Тыну не слушал. Он выстрелил в ближайшего клоуна. Хотя понимал, что вряд ли это поможет. Ударила в плечо отдача. "Бум-бум", – короткая очередь, еще одна... Звон гильз по камням... Клоун приближался неотвратимый, как судьба. Шевелились гибкие пальцы, подергивался красный нос, темнели яростью провалы глаз... Тыну закричал, поднимая карабин. Четыре секунды, шквал огня в упор и магазин опустел. Клоун занес ногу, будто хотел раздавить паренька...

   Angelus Domini nuntiavit Mariae.

– Et concepit de Spiritu Sancto.

   Ave Maria ...

   Он не понял, что кричит Эвелинка. А потом сухо щелкнул выстрел. Тыну почувствовал, что плачет. Глупая девочка, думает убить этих монстров из маленького «Браунинга», патроны к которому такой ценой достала у Янека. Он зажмурился, ожидая смерти.

   Ecce ancilla Domini.

– Fiat mihi secundum verbum tuum.

   Ave Maria ...

   Эвелинка не кричала, она почти пела. Потом щелкнул еще выстрел. Тыну открыл глаза. Прямо перед ним, была огненно-рыжая шевелюра клоуна. Он лежал и не шевелился. Второй же зажимал рукой рану на груди. Тыну удивился – кровь клоунов был красной, как у людей. Растрепанная Эвелинка снова запела: