Текст книги "Отроки до потопа"

Автор книги: Олег Раин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Распрощавшись с Евой, Серега не стал делать круг, обходя промзону, а юркнул через дыру в заборе, перелез через смятую проволоку и спрыгнул на землю. В Германии, он слышал, строители тоже не спешили закатывать дорожки в асфальт. Сначала смотрели, где ходят люди, где любят срезать, а после прокладывали красивые восьмерки и диагонали. В России предпочитали строительство прямоугольниками. Дома, кварталы, окна, дороги – все лепили строгими перпендикулярами. Отчим даже называл это перпендикулярным мышлением, хотя, по мнению Сереги, мышлением тут как раз и не пахло. А пахло взрослым застоялым болотом. Все равно как на том же шваберном заводе, где они, трое салажат, в несколько дней запузырили годовой план для полотеров.

Словом, прямых путей Серега не искал – шел исключительно торными тропами. Народ – он всегда знал, где ходить, и асфальтовые обманки стойко игнорировал. Конечно, разгуливать по режимным предприятиям небезопасно, но кто не рискует – тот, как говорится, не рискует. На деревья, вон, тоже можно не лазить, и что с того?

Миновав цеха и пустующие складские помещения, мальчуган деловито обошел перекрашенную в пепельный цвет каланчу и вскоре вновь оказался у забора. Здесь к общественному лазу некто заботливый даже приставил грубо сколоченную лестницу, и Серега кузнечиком выпорхнул на волю.

Еще пара кварталов, и он вышел прямиком к садиковой улице. То есть когда-то на коротенькой этой улочке действительно располагалось около десятка детсадов, но со временем здания распродали разномастным офисам-конторам, и уцелели всего два детских учреждения. В одно из них он и вторгся, придя позже обычного всего на десять-пятнадцать минут.

Детишки успели уже одеться и выйти во двор. В раздевалке никого не было, и, привычно расписавшись в родительском журнале, Серега приблизился к выставочному стенду. Сегодняшняя тема посвящалась снеговикам. Так, во всяком случае, вещала прикнопленная к стене бумажка. Серега с усмешкой оглядел выстроенных в ряд пластилиновых уродцев и быстро отыскал табличку с «Леной Моховой». Ее уродец показался Сереге значительно симпатичнее соседей. Впрочем, так ему казалось практически всегда. То ли Ленка действительно была талантливее своих согруппников, то ли срабатывала родственная необъективность.

Оглядевшись, Серега украдкой взял пластилиновую фигурку, чуть переместил ручки-ножки, изменил осанку, переставил черный глаз повыше, а морковный нос наоборот пониже. Теперь уродцу можно было смело выдавать паспорт снеговика. Серега прилепил его обратно и отряхнул руки.

Стоило ему выйти во внутренний двор, как зоркая Ленка, углядев появление братца, немедленно затянула:

– Полина Геннадьевна, а можно мне домой?

– Вижу, вижу. Иди, Леночка. До свидания, – воспитательница махнула Сереге рукой и метнулась разнимать дерущихся возле горки малышей.

Леночка побежала. Но не к Сереге, а к жениху Костику. Отряхнув руки от песка, мальчуган в свою очередь обнял подругу. Был он меньше Ленки на добрых полголовы, но любовь – это вам не морковь, и Серега уже даже не смеялся. Смирился с жениховством, как с непреложным фактом.

– Мы же договаривались: в губы не целуемся! – пожурил он все-таки подбежавшую Леночку. – Итак болеете чем ни попадя.

– Костик уже выздоровел.

– Все равно. Сама-то недавно чихала…

– Но мы же любим друг друга, ты знаешь! – Леночка обаятельно улыбнулась, и, глядя на ее щечные запятые-ямочки, Серега немедленно обмяк.

– И потом – он сегодня меня защитил!

– От кого это?

– Сначала от Данилы… Данила водой в меня брызгался. Потом от Максима.

– А Максим чем брызгался?

– Он не брызгался – стоял и смотрел. А Костик взял лопату и стукнул. Сначала Данилу, потом Максима.

– Сурово!

– Правильно! Чтоб не смотрел.

– А они что?

– Данила тоже побежал за лопатой. Чтобы драться. А Максим заревел.

Леночка кокетливо повела плечиком. Невооруженным глазом было видно: девчушке приятно, что из-за нее льются всамделишние слезы. Серега на это только покачал головой. О, женская коварная суть!

Взяв девочку за руку, он потянул ее за собой, словно козочку.

– А ты сам разве что ли не целовался?

– Когда это?

– Ну в садик когда ходил?

– С ума сошла? – буркнул Серега. – В твои годы у нас и в мыслях такого не было.

– И вы даже не дрались?

– Почему же… Дрались, конечно. Только не из-за девчонок.

– А из-за чего?

– Да было из-за чего… – Серега нахмурился, вспоминая. – Солдатиков, например, делили, машинки заводные, прочий хлам.

Ленка призадумалась. Помолчав некоторое время, убежденно произнесла:

– Ну и дураки!

Серега открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал. Кто знает, возможно, Ленка была права. Глушить своих собратьев лопатой из-за девчонок, в самом деле, благороднее, нежели из-за пластмассовых солдатиков…

Часть 2
НАЧАЛО ГРУСТИ

Кто в беде покинет друга, сам узнает горечь бед…

Шота Руставели

Глава 1

«Разбор полетов» Аврора Георгиевна назначила на последний урок – тот самый, что был отведен под литературу. Робеющая перед завучем Маргарита Ивановна возражать не стала. Не возражал и народ, – многие еще приходили в себя после вчерашнего. Хотя больше, конечно, рисовались. Именно так определил наметанным глазом Гера. То, что Серега именовал «бодуном», на классе в целом не отразилось. Разве что Кокер да Гоша старались больше дышать «в стенку» и при всяком удобном случае норовили прилечь за парту. Еще трое из побывавших на острове не явились вовсе, остальные чувствовали себя вполне сносно, в том числе и Сэм.

Не пришел, кстати, на разбор полетов и Николай Степанович. Кто-то из учителей уклончиво объяснил, что физрук звонил, извинялся, говорил, что на пару дней приболел. А в общем, атмосфера была не ахти. Внешне вроде бы все кочегарило, как обычно, – школа гудела трансформаторным гулом, половицы коридоров вибрировали от малышового топота, на первом этаже визжали, за гаражами курили. И все же период полураспада миновал, близился полный распад и отпад, все ждали цикла и финиша. Одни со страхом, другие с радостным любопытством.

На перемене Серега даже поймал на себе многозначительный взгляд Сэма. Тот ничего не напоминал, но и без слов все было ясно. В ответ Серега криво ухмыльнулся.

А в общем, после вчерашних событий Серегино мировоззрение существенно изменилось. То есть, если мир условно принять за класс, то до недавнего времени Серега прочно знал: в его родном классе проживали трое бандитов (включая Краба), один псих (имелся в виду Тарасик) и несколько уродов (во главе с Сэмом). Все прочие, в общем и целом, подходили под категорию нормальных шизоидов-гуманоидов. Сегодня же, глядя на то, с какой беспечностью девчонки тараторят и красятся, с каким азартом Васёна охотится за чужими бутерами, а Толя Хаматов из тонкоструйной брызгалки ювелирно выписывает водные узоры на чужих спинах, Серега всерьез усомнился в правильности былого миропостроения. Походило на то, как если бы Земля, считавшаяся до сих пор круглой, вновь вытянулась в блин, плюхнувшись на спины фарфоровых слоников. Конечно, остров – это остров, и помповики любому вскружат голову, но ведь ни одна живая душа не поинтересовалась у них, как там прошел урок с ветераном. Вроде как проехало-проканало – и ладно. Они, правда, про остров тоже не расспрашивали, но их-то понять было можно. Так, во всяком случае, рассуждал Серега. Все шло как-то тупо – гнилым самотеком, и, разочарованный, он, мысленно сделал ручкой вчерашним иллюзиям, решительно исполосовав розовый холст, в один присест превратив его в черный квадрат.

Кстати, в свете всего минувшего казались смешными любые рассуждения о Малевиче. Дескать, хотел выразить то или сё, долго обдумывал, а потом взял и прикололся над собратьями по цеху. Бродягу Малевича, как полагал сейчас Серега, просто хорошо обломили накануне. Что называется по-крупному. Кто-нибудь там предал или леща дал прилюдно, а другие при этом дружно поржали. Вот и закусил удила. Пришел домой, шваркнул шляпу в один угол, куртяк – в другой – и сразу за кисть. Какая картина попалась под руку, той и досталось. А может, и не первая встречная это была картина, а с какой-нибудь Анжелкой-вертихвосткой. Тоже, небось, продинамила Казимира, – укатила в карете денежного прощелыги в Рамбуйе или другой какой городишко – оттопыриться и пожевать омаров в майонезе. С такого закидона любой за что-нибудь схватится. Наши бы за топор с молотком взялись, ну а Казимир, понятно, не столяр, схватил то, что под руку подвернулось. Ну и давай кляксы метить на портрете любимой. Сначала, конечно, усы, потом бороденку с рожками, а после и напрочь замалевал. Типа, вычеркнул из жизни и забыл.

А еще Серега пожалел о том, что новенькая села не с ним, а с Веркой Дружининой. Понятно, что с ним сидит Антон, но все равно жалко. Почему, в самом деле, время от времени не пересаживаться? Переставляют же мебель в квартирах! Для поднятия настроения, для душевного обновления. А их точно припаяли друг к дружке! Где тогда свобода передвижения, где выбор? То есть отсесть-то, наверное, можно, но Антон тут же надует губешки. И Гере от Алки не просто слинять, потому как Мокина практически слепая. Очки, как лупы у Шерлока Холмса, и Герка у нее вроде поводыря, подсказывает, что написано на доске, уточняет слова и цифры. За это Мокина покорно дает списывать домашку. Гера списывает у нее, Серега у Геры. Если и были до сих пор проколы, то исключительно по их собственной невнимательности, поскольку Алка училась не хуже Тарасика и целью своей ставила бурый диплом со златой цепью. В смысле, значит, медалью… Вот и получалось, что из-за всех этих дипломатических сложностей человек лишался элементарного права опускать задницу туда, куда ему захочется…

Звонок ударил по ушам, как боксерский гонг. Что такое гонг, Серега знал на собственном горьком опыте. Ходил как-то в секцию бокса полтора месяца. Нормально, в общем-то, ходил, даже успел понять, чем хук отличается от джэба, но однажды в рядовом спарринге с перворазрядником Власом нечаянно сделал выпад и угодил партнеру в нос. Хорошо так угодил, аж кисть заныла. А работали на ринге, в окружении толпы, и Влас психанул. Невзирая на окрики тренера, в несколько секунд накрыл Серегу таким шквалом ударов, что с секцией было покончено раз и навсегда. То есть никто его, конечно, не выгонял, но Серега разобиделся. На Власа, на тренера, вообще на весь российский спорт.

Короче, звонок грянул, все разбежались по местам, на сцену утиной походкой грузно взошла Аврора. А точнее вплыла, точно дредноут, сверх меры перегруженный всевозможными ракетами, пулеметными установками, крупнокалиберными орудиями.

– Вчера, – головная башня Авроры медленно развернулась, и под прицелом золотистых окуляров класс притих, – в этот самый счастливый для детей день произошел вопиющий случай…

Брямс!..

Кто-то звучно уронил на пол учебники. Не свои, понятно, потому что сразу заругались девчонки.

– Тупой, что ли? Не твои – не сбрасывай!

– Сама пила тупая…

– Евсеев, Калязина! – рявкнула Аврора, и орудийные стволы окутались первым дымком.

Пока это напоминало маленький залп. Предупреждающий. Так сказать, пристрелочный. Она и не фамилии называла – цели. Кстати, это была ее давняя фишка. Имена Аврора Георгиевна не запоминала принципиально, а вот фамилии врезались в ее память намертво. Как ни крути, имя – это обращение, диалог, доверие. На фамилию же людей подсекали, словно на блесну, вытягивая к доске, на педсовет и прочие позорные места.

– Итак, – более спокойно продолжила завуч, – случилось вопиющее: к нам пришел ветеран, а ученики удрали с урока. Не просто с урока, а урока патриотического воспитания. Наш гость долго готовился, ехал сюда, волновался, а вы его подвели. А ведь мы приглашали ветерана войны, человека богатой и неординарной судьбы. Вы должны были его встретить, а вы его предали, – Аврора обвела класс осуждающим взором, точно лазером полоснула. Класс потупил ослепшие глазенки. – Получается, вы предали собственное прошлое, предали собственную страну, собственный флаг.

– Расстрелять всех, на фиг! – шепнул Васёна, и народ запшикал усмешками.

– Фойер! – с немецким акцентом отдал команду красавчик Женька, и указка Авроры Георгиевны с грохотом обрушилась на стол. Это она тоже умела. Все равно как по нервам врезала.

– Кое-кто у нас действительно посмеется, – предрекла она. – И сейчас мы узнаем, почему случилось то, что случилось.

– А что случилось-то, что случилось? – квакнул Гоша. Он явно тормозил и не просек еще ситуации. Шутить с Авророй в ее нынешнем состоянии явно не следовало.

– Тенеев, встать!

Гоша браво вскочил, вытянул руки по швам. Аврора указкой указала в сторону ближайшего угла.

– Постоишь там.

– А чего я-то?

– Ты собираешься со мной пререкаться?

До Гоши наконец-то дошло. С трагическим вздохом он поплелся в угол и здесь все-таки сыграл дурачка – все равно как в полицейских фильмах встал лицом к стене, раздвинул ноги и оперся поднятыми руками о стену. Класс набрал в легкие воздуха, чтобы громыхнуть смехом, но Аврора изобразила на лице такую осатанелость, что желание смеяться пропало.

– С этим шутом гороховым мы позже разберемся, а сейчас займемся выяснением вчерашних обстоятельств. Итак, почему класс не явился на встречу? Староста!

Люська Веригина, староста класса, неохотно поднялась.

– Я тебя внимательно слушаю, Веригина!

– Мы не знали, – промямлила Люська. – Вера Леонидовна заболела…

– Верно, – громкоголосо перебила ее Аврора, – Вера Леонидовна заболела, но это не означает, что вас отпускали домой!

– Мы думали… – залепетала Люська, но ее снова перебили.

– Вы ничего не думали! Потому что Вера Леонидовна должна была вести у вас русский язык и литературу. Два урока! Два! – Аврора подняла два пальца. – И вас должны были предупредить, что Маргарита Ивановна подменит ее.

– Николай Степанович сказал, что будет урок экологии…

– Правильно. Вместо русского – урок экологии, вместо литературы – урок патриотического воспитания. Мы предупредили Маргариту Ивановну, вызвонили Петра Васильевича, и в итоге класс на урок не явился.

– Разрешите мне! – с места поднялся Сэм. Головы всех сидящих развернулись в его сторону.

– Саматов? Я слушаю…

Сергей заметил, что голос Авроры чуточку потеплел. И дело было не в инициативе Сэма, а в его папочке. Нет спонсора – нет проблем, в данном случае проблемы были. Поскольку с Сэмом, увы, приходилось считаться. И козлик Саматов это, конечно, прекрасно понимал.

– Видите ли, Аврора Георгиевна, произошло недоразумение. Я думаю, не стоит искать виноватых, поскольку виноваты, в общем-то, оказались все.

– Вот как? – на лице Авроры отразился сарказм.

– Именно так. Николай Степанович о приходе гостя нас не предупредил. К нашему великому сожалению. Возможно, даже забыл. Но его тоже можно понять. Очень уж много было на реке мусора. А у него там когда-то был дом, сад с огородиком. Словом, было, о чем вспомнить. Все-таки детство, ностальгия… – Сэм изобразил руками нечто неопределенное. Надо сказать, держался он весьма непринужденно, и Серега лишний раз позавидовал его артистической речи. То есть он настолько прибалдел от Сэмовских падежей и выверенных ударений, что смысл сказанного не сразу овладел сознанием. Между тем Сэм не собирался останавливаться.

– Тем не менее, – продолжил он, – класс на урок явился – и явился вовремя.

– Что, что? – брови Авроры Георгиевны поползли вверх. – Что ты такое говоришь!

– Мы пришли на урок литературы, как и положено по расписанию, но в кабинете никого не было. Видимо, Маргарита Ивановна была в учительской, а может, пошла встречать уважаемого гостя.

– Я… Я действительно несколько раз выходила… – пробормотала Маргарита Ивановна. – Петр Васильевич сидел сначала у меня…

– Об этом я и говорю, – Сэм сально улыбнулся. – Произошла нестыковка по времени, только и всего. Мы ждали в кабинете, а гость с Маргаритой Ивановной сидели в учительской. Когда же они, наконец, пришли, нас уже не было.

– Но мы… Мы пришли сразу после звонка.

– Не совсем, – мягко поправил Сэм. – Мы ждали вас, если не ошибаюсь, минут пять или семь, и только потом стали расходиться. После субботника, сами понимаете, все были грязные, многие сразу побежали в туалет мыться. Вот, собственно, и все. Если бы Маргарита Ивановна пришла чуть пораньше, она бы застала нас. Но, возможно, они разговорились с гостем и не заметили звонка…

– Мы заметили звонок! – голос Маргоши сорвался. Она стала понимать, куда клонит Сэм. – И смею вас заверить, мы не засиживались в учительской!

– Что ж, спросите ребят. – Сэм обиженно развел руками. – Они скажут, правду я говорю или нет.

– Спросим! – с оттенком угрозы пообещала Аврора. – Обязательно спросим!

– И Николая Степановича спросите.

– К сожалению, Николай Степанович болен, – в голосе завуча мелькнуло отчетливое замешательство.

– Можно поинтересоваться по телефону.

– Мы уже с ним говорили, Саматов. И еще поговорим. Попозже. А пока разговор идет с вами… Тенеев!

– А чё сразу я-то? – Гоша, успевший к этому времени развернуться и по-цивильному спрятать руки в карманы, качнулся на пятках. – Я вообще в угле стою, никого не трогаю.

– Не в угле, а в углу.

– Я и говорю. Стою тута, никого не трогаю…

– Ты подтверждаешь слова Саматова?

– Ну дак…

– Подтверждаешь или нет?

Гоша с вопросом воззрился на класс. Так было всегда, когда требовалась подсказка, а подсказки пню вроде Тенеева требовались постоянно. Вопроса Авроры он явно недопонял.

– Мы пришли вчера в класс вовремя, – подсказал ему Сэм, – а Маргариты Ивановны не было. Мы подумали, что она заболела и разошлись по домам.

– Так это было? – спросила Аврора Георгиевна.

– Ну да, – Гоша с готовностью кивнул.

– Вынь руки из карманов! Вот… А теперь повтори: так или не так.

– Так или не так…

– Ты издеваешься?

– Вы же сами сказали… Чё издеваюсь-то! – Гоша надулся. – Сэм ясно сказал: пришли и ушли, чё неясного-то?

– Тенеев!

– Ну?

– Вернись на место.

– Туда-сюда только гоняют… – Гоша разболтанной походкой двинулся к своей парте. – Прямо лошак какой…

– Ты лошара, а не лошак! – подсказал Женька. Гоша попытался смазать его по затылку, но не достал.

– Тенеев, на место! – Аврора Георгиевна взглянула на Маргариту Ивановну. Старенькое лицо литераторши пошло пунцовыми пятнами. Было видно, что она лихорадочно пытается восстановить в памяти события вчерашнего дня. Пальцы ее нервно сплетались и расплетались, силясь увязать узелком расплясавшиеся нервы. Увы, о забывчивости Маргоши знала вся школа, этим и воспользовался Сэм.

– Я, конечно, точно не помню, но мне кажется, мы не задерживались, – неуверенно произнесла она. – Это ведь не рядовое событие. И потом я заглядывала в кабинет несколько раз… Видела, как появились Чохов Сережа, Войцович Антоша, Герочка…

– Иерочка… – пропел дурным голосом Шама. Сидящий рядом Краб двинул локтем ему под ребра. Шама заткнулся.

Выдав в их сторону трассирующий взор, и убедившись, что все тихо и все мертвы, Аврора Георгиевна вновь перевела башенные орудия на бедную Маргошу.

– Когда именно они появились? – прокурорским тоном осведомилась она. – Я имею в виду Чохова, Войцовича и Митина.

– Ну, я точно не помню…

Серега уставился на собственные ладони, они снова начинали зудеть. Предчувствие беды витало в воздухе. Он ощущал ее аромат, и, верно, от этого снова начинали чесаться ладони.

– Чохов! Когда вы пришли на урок?.. Чохов, я к тебе обращаюсь. Встань!

– Оглох, Чех! К тебе обращаются, – квакнул с задних парт Митек.

Затравленно оглянувшись, Сергей поднялся. Пока поднимался, три раза произнес слово «блин» и пару раз еще одно непечатное слово. В самом деле, почему опять он? Почему не Антон, не Гера?

– Смотрите, у него уши красные! – хихикнул Кокер.

– Знает, мясо, чью собаку съело…

– Тихо! – Аврора Георгиевна шагнула ближе, неторопливо переложила тяжелую указку из левой руки в правую. Чтобы сподручнее – сообразил Серега. И снова выругался. Про себя, понятно. Чертовы уши и впрямь пылали. Должно быть, от дурных предчувствий.

– Объясни, Чохов, когда вы пришли в класс.

– Правду, Чех! Ничего, кроме правды!..

Смешки волной прокатились по рядам.

– Мы пришли вовремя, – выдавил из себя Сергей. – Перед самым звонком.

– Маргарита Ивановна в классе была?

– Нет, она сидела в учительской.

– Откуда ты знаешь?

– Мы мимо проходили, видели, как она там сидела с Петром Васильевичем.

– Понятно. Дальше…

– А что дальше? Пришли в класс, сели, стали ждать.

– Кто еще был в классе?

– Никого, – ляпнул Серега и только через секунду-другую осознал, что неминуемое свершилось. Момент истины каплей шлепнулся на пол и в мертвой тишине разорвался подобием бомбы.

– Ты хочешь сказать, что вы были в классе втроем?

– Нет…

– Что нет?

– Потом пришла Маргарита, а с ней Петр Васильевич.

– Ты хочешь сказать – Маргарита Ивановна?

– Ну да… Звонок прозвенел, они и пришли.

– Сразу после звонка? – голос Авроры Георгиевны наполнился тугим звоном. И тишина за спиной тоже свивалась в тугую пружину. Серега почти физически ожидал удара. Справа, слева и в спину… Да и Аврора могла приложить указкой. Хотя за что? За правду?

В панике он метнулся глазами к Маргарите Ивановне. Это было спасательным кругом, единственным, ради чего стоило всходить на плаху. Ее ведь дурой забывчивой выставляли! Самой настоящей. Мол, маразм и прочие дела. Что с такой взять… Но Маргоша глядела на него с надеждой.

– Да, – более уверенно сказал Серега. – Они пришли почти сразу. Потом Маргарита Ивановна принесла чай, привела девчонок с продленки. А затем… Затем вы пришли с новенькой.

– Расхожденьице, – констатировала Аврора. Казалась, она даже довольна неожиданным результатом. – Ты говоришь одно, Саматов – другое. Кому верить?

– А давайте проголосуем, – предложил Сэм. – Кто подтвердит мои слова, а кто слова Чеха.

– Давайте, – с удивительной легкостью согласилась Аврора. – Поднимите руки те, кто согласен с версией Саматова.

– Это Сэма, что ли? – на всякий случай уточнил Гоша. – Тогда, конечно…

– Поднимай грабли, перцы! – пробасил Шама.

Серега даже не пытался считать. Руки подняли все. Галерка даже пару ног взметнула. Хотя нет. Конечно, проголосовали не все. Уперев глаза в парту, рук не подняли Антон с Герой. А еще Ева Оршанская. Она в отличие от друзей с интересом крутила головой, обозревая голосующих. Тарасик Кареев смотрел, конечно, в сторону Анжелки. И делал все, как она. Поднятая рука его, правда, дрожала, но Сереге от этого было не легче.

– А вы чё, фуфелы, уснули? – Кокер ткнул Геру в спину, но тот лишь дернул плечом.

– Забавно… Получается, что Чохов говорит неправду? Оговаривает класс?

– Да Чахотка ваще всех прессует! – гаркнул Шама.

– Его самого надо прессануть!

– Еще обзываться любит! – пискнула Элла Дудкина. – Чего против всех-то?

– Значит, надо понимать так, – все тем же звенящим голосом произнесла Аврора Георгиевна, – что класс пришел на урок вовремя?

– Дак ясно же! Чех опоздал, блин, со своими мотылями, а теперь лажу гонит!

– Значит, он говорит неправду?

– Дак стопудово же!.. Врет, кизил, и не чернеет!..

Класс взорвался и взвыл. Кто-то швырнул в Серегу бумажным жевышем, Кокер почти сполз на сидении, пытаясь пнуть по Гериному портфелю. И все, как один, гудели и кривлялись, показывая друг другу опущенный вниз большой палец. Это им Федюня поведал про голосование в Колизее. Да и без его рассказов все по пять раз «Гладиатора» смотрели. Вот и голосовали электоратчики. Типа – за смерть и бойкот!

Серега, набычившись, смотрел на беснующийся класс и понимал, что это все, финиш. Такого в его жизни еще не было. Войнушка с отдельными кланами и отдельными пнями – это одно, и совсем другое, когда единым фронтом против него выступит весь класс. И наряду с дрожью внутри поднималось ответное злое чувство. Потому что он был прав! Сто раз прав! И нельзя было предавать Маргошу с ветераном. Даже ради раскрасавицы Анжелки! И плевать на Шаму с Сэмом, на Краба и Алика с Максом. Хотят войны – они ее получат. Потому что он не Гоша и не Кокер. Надо будет – всех по одиночке переловит. И объяснит, что к чему. Просто и доступно. А груша, подвешенная отчимом в спаленке, очень ему в этом поможет…

– Спасибо, Сережа! – с чувством произнесла Маргарита Ивановна. Голос ее потерялся во всеобщем реве, но Серега услышал. И даже кивнул в ответ. Глаза у литераторши увлажнились, но рук она больше не заламывала.

– Я пойду, Аврора Георгиевна. Вы уж меня, пожалуйста, отпустите…

Не дожидаясь ответа, Маргоша прижала к глазам платок и, подхватив сумочку, вышла из класса. Класс, между тем, продолжал буйствовать, и, самое странное, Аврора Георгиевна не делала ничего, чтобы усмирить разгулявшуюся стихию. Она просто стояла и смотрела. Без тени растерянности, без какого-либо испуга. Совсем как любопытствующий турист, забредший в зоопарк. И указка неспешно перекатывалась в ее полных руках. Синоним скипетра и державы, аналог шпаги и палаша.