Текст книги "Тяжёлый рассвет"

Автор книги: Олег Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Пограничники ушли в лес.

В кузове машины старшина Дзюба и солдат Садыков.

– Кузьмич, – обращается Садыков, – вот вы прошель война. У нас Таджикистан ее не быль.

– Хорошо, что не было, Абдусалом... Я отпахал почти четыре года.

– Вы все с нами... Отбой, подъем, тревога! А где ваш семей, Кузьмич?

– Была семья... – задумался Дзюба. – Жена, родители, дочка... На Полтавщине... Фашист под корень уничтожил. Вот какие дела, Абдусалом.

Послышалась ружейно-пулеметная стрельба.

– Наблюдай в сторону дороги, – мгновенно меняясь, сказал Дзюба. – А я за лесом, все может быть...

– Слушаюсь! – ответил Садыков.

К машине подошла группа пограничников.

– Один убит, остальные ушли, Кузьмич, – сказал подошедший Сушенцов. У них сто дорог, а у нас одна.

– Доиграются, сволочи, – рассудил Дзюба.

На лесной поляне расположилась группа оуновцев: около двадцати человек. В стороне ото всех двое:

Клим Рогозный, руководитель краевого провода, высокий, бородатый, спортивного вида мужчина сорока лет, и Гук, лет тридцати пяти, – глава "службы безпеки" краевого провода.

Клим Рогозный и Гук нисколько не изменилась с тех пор, как учинили нападение на избирательный участок.

Они развалились на траве, заслоняя глаза от слепящего солнца. Рогозный выдернул из земли травинку и в раздумье принялся жевать.

– Где их черти носят? – посмотрел на часы Рогозный. – Давно пора.

– Может, засада? – высказал предположение Гук.

– Болтаешь чепуху.

– Я бы новичка не посылал. В учреждениях большевиков от него больше пользы.

– Э-э, милок, мозговыми извилинами шевелить надо. – Рогозный закурил, смачно затянулся, пустил дым и почесал свою роскошную бороду; она почти не скрывала красивого, хотя и хищноватого лица. – Все наши люди должны стать убийцами. Тогда они с нами до гробовой доски.

– А тебе не кажется, Клим, что ты стал слишком доверчив?.. Кое-кто улизнул и воюет против нас.

– Значит, ты не всех ненадежных ликвидировал.

– Разве не ты их брал под защиту?

– Не преувеличивай. Я не люблю, когда рассказывают сказки. Ты знаешь: за незалежну неньку Украину я, милок, отдам жизнь. Но ты должен понять, условия борьбы у нас стали другие... Людей отпугивает наша откровенно фашистская идеология. Надо кое-что выкинуть. Фашизм проиграл войну, он не в моде. Новым хозяевам на Западе мы нужны перекрашенные.

– Они не брезгуют и такими, какие мы есть!

– Они – люди респектабельные, – усмехнулся сочно очерченными губами Рогозный. – Ты знаешь, Гук, с чем это едят – респектабельность?

– Не такой уж я дремучий, – проворчал Гук. – Но я помню завет Степана Бандеры: наша власть должна быть страшной!

– И Степан Бандера, и Андрей Мельник – это вожди вчерашнего дня. Жизнь выдвигает новых. Не так ли, Гук?

– Так, – сказал Гук. – Новым хозяевам подавай новых вождей ОУН?

– Вполне вероятно, – сказал Рогозный и сменил тему разговора. Интересно, с чем явятся наши люди? А вообще, Гук эхо каждой нашей диверсии должно доходить до Запада.

– Дойдет, – угрюмо отозвался Гук. – Если за нашу работу нам будут платить твердой валютой... Так было, считай, аж с двадцать девятого года, когда в Берлине была создана организация украинских националистов, наша, кровная...

– То так, – сказал Рогозный, – но по-настоящему мы зажили, когда к власти пришел фашизм и ОУН влилась в гестапо на правах особого отдела. Вот был порядок! И перед войной, и в войну мы знали, что делать. И что получим за это... Эх, жизнь была!

– Слава героям! – сказал подошедший оуновец Дубовой.

– Героям слава! – ответил Гук.

Показалась разношерстная группа оуновцев.

– Ну что? – спросил Рогозный.

– Ниче, накормили хлебом коммунистов, – сказал Дубовой.

– Потери есть?

– Убит Буйвол.

– Чекисты?

– А кто же еще? Прикордонники...

– Опять, будь они прокляты! – выругался Рогозный. – Одно утешение: убитые – наши знамена!

– Надо проучить прикордонников, – сурово бросил Гук.

– Проучим! – злобно сказал Рогозный. – Я так не оставлю!.. Надо жарить их живьем...

Гук одобрительно кивнул.

Квартира Сушенцова.

– Я согласен, дядя Илья, – говорит Гришутка, – буду жить с вами... Но мне мамку жалко,

– Ты уже большой, – говорит Зося. – Скоро в школу.

– А ты будешь с нами?. – Гришутка заглядывает в глаза Зоей. – Да, будешь?

– Ладно, ладно. Она побудет с тобой. – Сушенцов погладил по голове малыша.

Клим Рогозный со своей группой крадется к хутору. Предусмотрительно расставил караулы. Открыл двери дома,

– Слава героям! – сказал он, окидывая взглядом растерявшихся родителей и Галину.

– Героям слава! – сказала высокая, дородная, пышногрудая Мария, сестра Галины.

– Ждала? – Рогозный подошел к Марии.

– Ты скажешь... – зарумянилась она.

Галина не могла взять в толк, что здесь происходит.

– О-о-о!.. Ничего не скажешь... Красотка! – Тонкие, красивые черты Рогозного словно смягчились. – Наслышан... Наслышан...

– Ты что, Клим, пришел... чтобы сказать при мне это? – ревниво спросила Мария.

– Не только, – усмехнулся Рогозный, а затем продолжал, обращаясь к Галине: – Хвалю, недотрога... Хлопцы мои до сих пор раны зализывают. Батько, неси изумрудной – есть повод! Ха-ха-ха...

Старик со старухой нехотя накрыли стол, поставили бутыль сивухи и как по команде удалились.

– Давай, Галю! – Рогозный налил в стаканы самогон. – За твой приезд, ластонько!

– Извините, не пью, – сказала Галя и попыталась уйти из комнаты.

– А ну, вернись! – приказал Рогозный и взял Галину за руку. – Со мной все пьют... Но я не всех приглашаю!

– Не нуждаюсь в вашем приглашении.

– Ага, образованная, значит? – повысил голос Рогозный. – Поработал дядя... Большевик...

– Почему же, стараюсь жить своим умом.

– Ишь... Ладно... Давай, Мария!

Они чокнулись и опрокинули стаканы.

– Так вот, слушай и запоминай, – обратился захмелевший Клим к Галине. – С сегодняшнего дня ты невеста моего брата. Его учат уму-разуму хорошие люди... Скоро будет здесь. А то, что послушалась родителей и приехала... правильно поступила!.. Да мы бы достали тебя и в Киеве. У нас руки длинные...

– Напрасно стараетесь, – дерзко ответила Галина.

– Ты что, ластонько, не слыхала о Климе Рогозном? Скажи ей, Мария, кто я такой.

– Успокойся, Клим, скажу... Я ей все скажу, и она поймет.

– Никакой учебы больше... Большевики тебе затуманили голову.

Галина со скрытой ненавистью смотрела на Рогозного.

– А если что... – рогозный распахнул дверь и показал на родителей. – Я их отправлю на тот свет... И тебя из-под земли достану!

– Вы и на это способны? – в упор спросила Галина.

– Способен, ластонько! – С легкой, почти ласковой улыбкой Рогозный взял автомат, дослал патрон в патронник. – Сейчас покажу!

Он направил автомат в сторону родителей и дал очередь вверх. Мать прижалась к стенке, отец не шелохнулся.

– Не надо! – истерически закричала Галина и закрыла собой стариков. Не надо!

– То-то же! – Рогозный положил автомат рядом с собой.

– Убийцы! – не унималась Галина.

– Не глупи! Тебе же будет хуже! Мы не убийцы. Мы служим великим идеям украинского народа... А что убиваем? То это наша форма борьбы.

Галина молчала.

– Пошли! – Клим взял Марию за руку. – А меня ты можешь не бояться, Галю... Как-никак родственница... Не буду отрицать, ластонько, я жестокий... Но у меня клокочет любовь к родной земле... К моей земле! Вот здесь! – Рогозный постучал в грудь кулаком.

К штабу пограничного отряда подъехала легковая машина. Из нее вышли генералы Осадчий и Свиридов, капитан Левада.

– Товарищ генерал! – доложил Сушенцов. – На участке пограничного отряда...

– Знаю! – сказал Свиридов. – Поляки прибыли?

– Так точно, в столовой.

– Гостю почет – хозяину честь, как говорится, – улыбнулся Свиридов.

В кабинете находились Осадчий, Свиридов и Левада. На стене висела карта. Жирным контуром обозначена на ней граница. Видны треугольнички советских пограничных застав и стражниц Польши... Стрелы, синие кружки...

В сопровождении Сушенцова в кабинет вошли гости.

– Полковник Раевский, корпус охраны границы.

– Подполковник Юркевич, Войско Польское.

На груди польских офицеров поблескивали боевые ордена и медали.

– С кого начнем? – приступил к делу Свиридов. – Нас интересует оперативная обстановка.

– С кего эачонть? – перевел Левада. – Интэрэсуе нас операцыйна сытуацья.

– Перевод не нужен, – засмеялся полковник Раевский. – Я начинал в Рязани. Дивизия Тадэуша Костюшко. Вместе с вами дрался под Ленино, в Берлин вместе входили...

– А я под Ленино был тяжело ранен, – вставил подполковник Юркевич. – И тоже русским владею...

– Тогда действительно перевод не нужен, – рассмеялся Осадчий.

– Мы вас информировали об обстановке в нашем прикордонье, – сказал Свиридов. – А сейчас готовы сами выслушать братьев по оружию.

– Пожалуйста! – Сушенцов подал указку.

Раевский подошел к карте.

– Проше, панове, – начал полковник, – обратить внимание на следующие момэнты операцыйной обстановки. Польское правительство народове продолжает принимать меры по укреплению своей пограничной зоны. В первом квартале сорок шестого року была организована охрана границы. Подразделение корпуса охраны вспульне с частями Войска Польского ведут борьбу против банд польских и украинских националистов и армий краевэй...

– Да, полевым частям приходится вступать в бой, – подтвердил подполковник Юркевич.

– Значит, армия Крайова не снижает активности? – спросил Осадчий.

– Нет! Ее главари ничему не научились. На Лондон и Вашингтон надеются... Разрешите продолжать доклад?

– Будьте добры, – кивнул Осадчий.

– В Грубошевском, Любочевском уездах, – Раевский показал их на карте, – нами разгромлены банды "Прирва" и "Железняк". Хцем доложить, панове, что референдум в Польше прошел организованно. Ему не помешала подрывная деятельность реакции и ее террор. Большинство населения одобряет политику Польского правительства. Бандытское подполье хочет помешать выборам в сейм. Нам стало известно, что несколько дней назад в одном из районов Польши состоялось совещание главарей оуновского и польского националистического подполья. Есть все основания предполагать, что в совещании принимал участие представитель Запада.

– Кто, вы не можете сказать? – вставил вопрос Осадчий.

– Выясняем.

– Вам ничего не говорит фамилия – Хельмар?

– Нет, товарищ генерал, ничего.

– Извините, – сказал Осадчий. – Будьте любезны, продолжайте.

– В связи с переселением украинцев на территорию Украины, – продолжал Раевский, – подполье ОУН пытается сорвать эту акцию. Иногда террористы уходят от нас на советскую территорию... В селе Варенж появилась новая банда Мирона. Ночью сожгла пять домов, убила шестнасте переселенцев. Мост Соколь – Кристонополь, – Раевский показал на карте, – банда взорвала и ушла к вам.

– С этой бандой мы встречались. Она разгромлена на заставе офицера Захарина, – сказал Свиридов.

– Тех, кто остался жив, – добавил Осадчий, – мы вам передадим попозже.

– Будем пшизнаны, – сказал Раевский. – Я информирую об этом польские власти... С вашего разрешения я хотел бы на этом закончить...

– Спасибо! – сказал Осадчий и подошел к карте. – Обратим внимание: довольно-таки большое количество мест на нашей и польской территориях, где банды чувствуют себя, прямо скажем, вольготно. Они приносят огромный экономический, моральный и, будем откровенны, политический урон. Не так ли?

– Да, да, – сказал Раевский. – С этим надо согласиться.

– А раз так, – продолжал Осадчий, – есть необходимость более тесного сотрудничества с вами, товарищи. Надо объединить наши усилия в борьбе с общим врагом.

– Мы готовы вместе процовать. – Раевский поднялся с места. – Решение Варшавы на этот рахунэк имеется.

– Вот и хорошо, – сказал Осадчий. – На территории Польши, где-то в этом районе... – генерал обвел указкой синий кружок на карте, – находится эмиссар американской разведки Хельмар. Я склонен думать, что именно он принимал участие в совещании главарей националистов... И раз есть решение Варшавы, мы приступаем к подготовке операции по выводу Хельмара на советскую территорию. С деталями вас познакомит попозже генерал Свиридов. Нам потребуется ваша активная помощь.

Городская площадь в Львове. Из репродукторов звучит музыка. На. площади разворачивается легковая машина и подъезжает к зданию обкома партии.

Генералы Осадчий и Свиридов выходят из машины, направляются в обком.

– Наше вам почтение, Зиночка, – сказал Свиридов секретарше.

– Здравию желаю, товарищи генералы! – Она поддержала шутку. – Василий Афанасьевич вас ждет.

Генералы вошли в кабинет.

– Присаживайтесь. – Калюжный подал им руку. – Чаю, кофе?

– Пограничники отдают предпочтение чаю, – улыбнулся Осадчий.

– Вы изучили вкусы пограничников, – улыбнулся и Свиридов.

Калюжный поднял трубку.

– Будьте добры чайку! – Откинувшись в кресле, Калюжный сказал генералам: – Насколько мне известно, население области хорошо восприняло решение обкома партии об активизации борьбы с бандами националистов.

– Да, Василий Афанасьевич, – поддержал его Осадчий. – Во всех крупных населенных пунктах созданы добровольные вооруженные отряды, зашевелился актив.

Вошла женщмна, поставила чашки с чаем, печенье.

– Спасибо, Зиночка! – поблагодарил ее Калюжный.

– Пожалуйста! – Секретарша удалилась.

– У нас не хватает рук, – продолжал Осадчий, – добраться до глубинки.

– Вот оттуда как раз и мешают хлеборобскому делу, – сказал Калюжный. Да... А вас попросил заехать вот зачем. В газете "Вольне життя" опубликовано письмо бывшего националиста Лисовского.

– Знакомы! – сказал Свиридов.

– Я не буду пересказывать его содержание, но хочу заметить... Оно производит впечатление. Мы думаем его поместить в нашей областной газете.

– Это хорошая мысль. – Осадчий отхлебнул чая. – Мы готовы подключиться к работе.

– Прекрасно! Но нам не хватает нашего, областного материала, озабоченно сказал Калюжный. – И вообще бьем по хвостам! А когда отрубим змее голову? Дайте нам главарей банд, и мы их вывернем наизнанку перед всем честным народом. Вот что надо для политической работы!

– Подождите немного, – говорит Осадчий.

– Ждать да догонять – не велика участь! – сказал Калюжный. – А что, если мы используем в этих целях Данилюка?..

– Право, не знаю, – замялся Осадчи|й. – Мы предполагаем поставить перед ним другую задачу. Вас потом проинформируем.

– Я понимаю. – Резкие морщины залегли на лбу Калюжного. – В подробности вдаваться не собираюсь. Это ваше профессиональное дело... Но всем надо работать в темпе. В темпе, товарищи!

В окружении пограничников Ковалев и Садыков находились в Ленинской комнате. Ковалев подбирал мелодию на баяне, Садыков играл с белобрысым, конопатым пограничником в шахматы.

Вошел страшина Дзюба.

– Вольно, – Кивнул он солдатам. – Время ваше, личное... Когда я был бойцом, уважал это время...

Он покосился на шахматную доску, прислушался ч баяну.

– Давай, Ковалев, спиликай что-нибудь потыхесеньку, для души, попросил Дзюба.

– Я не умею пиликать, товарищ старшина.

– Ну так играй! – вежливо потребовал Дзюба. – Что тебе не понятно?

– Слушаюсь, Кузьмич! – Ковалев щелкнул каблуками.

– Не прыгай понапрасну. Лучше сыграй! – Старшина уселся возле Ковалева.

Ковалев, видимо, знал слабинку Дзюбы. Он подмигнул Садыкову и повел мелодию украинской песни "Ревэ тай стогнэ Днипр широкий". Дзюба заслушался...

Хутор. Галина проснулась. За окном шел дождь. Она поднялась на локте, тревожно огляделась кругом... Оделась и начала собирать вещи в чемодан. Тихо вошла мать, мельком глянула на чемодан.

– Я смотрела сегодня, как ты спишь, – сказала она ласково.

– И как же? – Галина подняла глаза.

– Ты спишь, как маленькая... Я любовалась...

– Мама, прости, но я хочу уехать.

– Ты никуда не уедешь.

– Почему, мама? Ты же все видела!

– Вот поэтому и говорю. Ты никуда не уедешь... Здесь власть Рогозного!

В доме сидели отец, мать, Мария и Галина. На столе остатки завтрака.

– А их на кого оставишь? – спросила Мария.

– Может, ты позаботишься? У тебя же много заступников.

– Не мешало бы пошире раскрыть очи, – продолжала Мария. – С дома глаз не спускают!

– Я все равно уеду!

– Держите ее, дуру. Убьют, как паршивую собаку! – повысила голос Мария.

– За что? – растерянно спросила Галя. – Я тихо, мирно...

– То-то и беда, дочка, что тут ни тихо, ни мирно, – сказал отец. – Не знаю, как тебе из этого омута выбраться.

– Боже ты мой! – горестно воскликнула Галина. – Где это видано, чтоб силой...

– Не к добру все это, Мария, – проворчал отец. – С нем связалась? Опомнись!

– Опять за свое, красный партизан, – оборвала его Мария. – А что они тебе дали, твои партизаны? Укоротили ногу?

– Дали бы!.. Твои самостийники помешали!

– Загнали бы в колхоз... как барана. Если бы не я, тебя давно...

– Договаривай, лахудра, смерти моей ждешь?

– Господи, остановитесь! – не сдержалась мать. – Опомнитесь!

– Сами заварили, сами и разбирайтесь. – Отец вышел из дому.

– Спятить с ним можно, – возмутилась Мария. – Упрям, как бык!

– Так про отца? – укоризненно сказала Галина.

– Ладно! Ладно! Я тебе советую: выбрось дурь из головы. Никуда ты не уедешь!

– Может, ты, как сестра, поможешь?

– На кой мне это сдалось... Через тебя и мне счастье, если хочешь знать.

– Вот оно что! – удивилась Галина.

– Разозлишь Клима – тебе все пути закрыты. Угодишь – счастье само стелется под ноги. Смекаешь, сестра, о чем я толкую?

– И ты руку приложила?

– Приложила! Я не враг себе, – бросила Мария и вышла.

Галина опустила голову, плечи ее задрожали от рыданий.

– Что ты, доченька! – прошептала мать. – Успокойся. Не серчай. Я во всем виновата. Пугали... Грозили... Спаси тебя бог!

В кабинете начальника пограничного отряда сидели Осадчий, Свиридов и Сушенцов.

Здесь же находились капитан Левада, сотрудники УМГБ старший лейтенант Дуглич и лейтенант Заболотный.

– Я за то, чтобы начать операцию "Сокол", – сказал Осадчий.

– И я за то, – поддержал его Свиридов. – Но меня волнует слабое звено – Данилюк. Трудно предвидеть, что он может выкинуть.

– Согласен, риск есть. Но мне кажется, с нами он искренен.

– Не струсил бы при встрече с Рогозным, – высказал опасение Свиридов.

– Надеюсь, наша страховка надежная, – сказал Осадчий и поднялся из-за стола. – Итак, группа "Мирон" мало кому известна. Это страхует от некоторых неожиданностей. Старшим группы мы назначили капитана леваду. Почему? Во-первых, он имеет большой опыт... Во-вторых, зная украинский язык, обычаи, хорошо говорит по-польски. Это очень важно. Хотя вы, как поляки украинского происхождения, тоже прилично знаете язык. Это большой плюс! Думаю, конечная цель операции будет зависеть от того, насколько нам удастся заглянуть в карты противника. Сложилась такая ситуация, когда к нашим услугам добрый десяток вариантов. Согласны со мной?

– Конечно, товарищ генерал, – ответил Левада.

– Ближайшая ваша задача, – продолжал Осадчий, – войти в доверие к Рогозному и его окружению. Последующая – вывести Хельмара из Польши. По мере поступления от вашей группы сведений будут приниматься решения... О них вы будете информированы подробно... Тоже установленным порядком по каналам связи.

Осадчий сел за стол.

– Если понадобятся дополнительные силы, – вмешался в разговор Свиридов, – Сушенцов будет наготове... Напоминаю еще раз: вживайтесь в свои роли. – Свиридов подошел поближе к группе. – Капитан Левада – "Мирон", старшей лейтенант Дуглич – "Брыль", лейтенант Заболотный – "Дуда".

– Может, есть вопросы? – осведомился Осадчий.

– Нет вопросов, – ответил за всех Левада.

– Вот еще что, – сказал Свиридов. – На всякий случай имейте в виду: у Данилюка будет неисправное оружие.

– Больше мы вас не задерживаем, – заметил Осадчий. – Двое суток вам на личные дела и на доводку деталей операции. Еще раз почитайте показания участников банды Мирона.

Солнце поднималось над горизонтом, просыпалась природа.

Вдоль контрольно-следовой полосы шел дозор из четырех пограничников. Среди них – Ковалев с собакой и рядовой Садыков.

На сопредельной территории где-то далеко слышны выстрелы.

– Бандиты, сволочи! – раздраженно сказал Садыков, глядя в ту сторону, откуда доносилась стрельба.

– Ты что стал такой психованный? – спросил Ковалев.

– Стреляй, стреляй, длинный уш ослиный, – горячился Садыков. – Башка нэту!

– Не обращайте, ребята, внимания, – сказал Ковалев. – Это жолнежи.

– Откуда знаешь?

– Начальник заставы предупредил. У них – учебные стрельбы.

– А-а-а!

Пограничный наряд разрядил карабины и в сопровождении дежурного по заставе зашел в канцелярию.

– Товарищ лейтенант! – доложил Ковалев. – Пограничный наряд "дозор" прибыл с охраны государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Признаков нарушения границы не обнаружено. Старший наряда рядовой Ковалев.

– Хорошо, – сказал Захарин. – Давайте на чистку оружия.

– Товарищ лейтенант, – обратился Садыков. – У нас вопрос.

– Ну-ну, что за вопрос?

– Почта опять нэту?

– Будет. Сегодня Кузьмич поедет.

– Наряд, напра-во! – подал команду Ковалев. – Ша-а-гом марш!

Пограничники четко повернулись и вышли.

Пограничный наряд находился в комнате для чистки оружия. Одни разбирали затвор и чистили его до блеска, другие счищали грязь с затыльника карабина.

Садыков орудовал шомполом в стволе, затем неожиданно рассмеялся.

– Ты чего? – недоуменно спросил Ковалев.

– Ничего, так.

– А все же?

– Все же? – переспросил Садыков. – Моя Нисо как-то сказаль: "Я буду ждать. Вэрнешься, приду к тебе сама..." Понимаешь, Юра? – он остановил взгляд на Ковалеве. – Придьот сама. А-а?..

При появлении старшины Дзюбы разговор оборвался.

– Нагар! – сказал Дзюба, заглянув в ствол карабина. – Кто за тебя будет чистить, дядя?

– Почему дьядя? – ответил солдат вполне серьезно. – Садыков Абдусалом будет чистить!

Пограничная застава. В спортивном городке сержанты проводили физическую зарядку.

– На месте бего-ом марш! – подавал команду сержант. – Раз! Два! Три! Левой! Прямо!

Солдаты то обозначали бег на месте, то делали круги вокруг спортивной площадки.

Недалеко, посреди подметенного двора, высилась клумба, на которой битым кирпичом была выложена звезда с серпом и молотом.

Старшина Дзюба, присев на корточки, поправлял на звезде кирпичики. К нему подошел Ковалев.

– Товарищ старшина. – Он приложил руку к виску. – Разрешите обратиться?

– Что у вас? – Дзюба. поднялся.

– Я слышал, вы едете в районный центр? – Да, еду за почтой. А что?

– Возьмите меня, – взмолился Ковалев. – Письмо жду, товарищ старшина!

– Понимаю, понимаю, – улыбнулся Дзюба. – Я поговорю с лейтенантом Захариным.

По лесной дороге перед заходом солнца рысят два всадника – старшина Дзюба и рядовой Ковалев. К седлам привязана кипа газет и писем.

– Обрадуются почте, – улыбнулся Юрий. – И моя Надюша прислала весточку. Пока вы, Кузьмич, ходили за газетами, я письмо пробежал... Абдусалом тоже получил. Ему пишет Нисо.

– Хорошо, Юра, когда есть кому писать, – вздохнул Кузьмич. – Это хорошо.

– Абдусалома заставлю плясать, – не обращая внимания на настроение старшины, говорил Ковалев.

Он пытался изобразить что-то наподобие таджикского танца.

– Абдусалом будет плясать...

В кустах, у дороги, четыре оуновца. Они шли медленно, прислушивались, впереди – Дубовой.

Бандиты разделились на группы и залегли по обеим сторонам дороги.

Всадники продолжали путь...

– Да, черт возьми, век живи, век учись, – продолжал разговор Дзюба. Но ты не тужи, еще все впереди.

В это время перед всадниками внезапно появились бандиты.

Выстрелом в упор наповал убит Ковалев.

Дзюба не успел дослать патрон в патронник автомата, как его стащили с лошади, оглушили прикладом, схватили за руки и потащили в лес.

Старшина с трудом разлепил веки, глянул на бандитов.

– Ты че? Еще зенки таращишь? – гаркнул Дубовой.

Ночь. Настольная лампа освещала тусклым светом канцелярию пограничной заставы.

– Как же так? – Сушенцов сурово смотрел на начальника заставы. Нельзя было обойтись без этой поездки?

– Давно почты не было, товарищ майор, – виновато ответил Захарин.

– Да-а-а! – сказал начальник отряда. – Надо же, под самым носом... Похоже, бандиты не боятся?

Захарин смотрел на Сушенцова и не произносил больше ни слова.

– Ну, что ты как в рот воды набрал?

– А что тут говорить, товарищ майор? – ответил Захарин.

– Эх, Кузьмич, Кузьмич! – Сушенцов покачал головой.

Зазвонил телефон. Сушенцов взял трубку.

– Здравия желаю, товарищ генерал!.. Да, застава переживает... Ковалева любили... О Дзюбе? Нет, ничего не известно. Как в воду канул.

На другом конце провода хмурое, волевое лицо Свиридова.

– Что предпринято?

– Выслали четыре поисковые группы, – ответил Сушенцов. – Участок леса, блокирован "ястребками" и пограничниками.

– Хорошо, – сказал Свиридов. – Занимайтесь лично. И докладывайте...

– Слушаюсь, товарищ генерал!..

– Операция "Сокол", – начал Сушенцов, – привязана к вашему участку границы.

– Я в курсе, товарищ майор! – ответил Захарин.

– Завтра в двадцать один ноль-ноль в течение десяти минут открыть беспорядочный ружейно-автоматный огонь. Так, чтобы чертям тошно стало!

– На каком фланге?

– На левом.

– Как объяснить людям?

– Из-за границы прорыв банды ожидается. А вы ее отпугиваете.

– Слушаюсь! Будет все сделано.

– Польская стражница информирована, – сказал Сушенцов.

Раннее утро следующего дня. В оцеплении пограничники, "ястребки". Одни лежали в секретах, другие шли дозорами...

Над лесом пророкотал "кукурузник".

Заросшая высокой травой лесная колесная дорога. Крестьянская повозка, рядом худая лошадь пощипывает траву. Связанный веревкой, в синяках молчаливо разглядывает вершины деревьев старшина Дзюба.

Возле повозки четыре бандита. Среди них – Дубовой. Бандиты тревожно вглядываются в небо, где кружит самолет.

– Ты че, Чапля, клячу подобрал – хуже некуда, – говорит Дубовой. – Вот и застряли!

– Какую дали...

– Че, похоже, ищут? – сказал Дубовой, поднимая глаза кверху.

– А вы думали, меня отдадут без боя? – подал голос с повозки Дзюба.

– Поговори мне, поганая морда, – сказал Дубовой. – Я с тебя бы давно дух вышиб, да ты нам нужен живой. Пусть все увидят, как дерем кожу с проклятых чекистов.

– Выслужиться хочешь?

– Заткни рот, пока не пристукнул. – Дубовой замахнулся прикладом, но не ударил.

– Что будем делать? – спросил Чапля.

– Надо выяснить что к чему, – сказал Дубовой. – Пошли, Деркач. Подождите нас здесь.

– Вам золотом платят за убийства? – спросил Дзюба. – Или как?

– Ну, ты, потише! – насупился Чапля. – Он считал себя в этой группе старшим. – Мы жизнь кладем за незалежну Украину!

– Дураки вы, юнцы желторотые, что понимаете в самостийной Украине?

– Хватит! – начальственно осек его Чапля.

– Что хватит? – наседал Дзюба, – Вы хуже фашистов!

– Мы за народ...

– Почему же убиваете, грабите, кому вы служите?.. За народ...

– Как кому, ну...

– Вот тебе и ну. – Дзюба с трудом сел. – У тебя что под шапкой?

– Голова! – простодушно отрезал Чапля.

– Если голова, то она должна думать, – сказал Дзюба. – Развязали бы, ноги болят...

– Давай? А-а-а? – сказал юнец, обращаясь к напарнику.

– Только ноги, – приказал Чапля.

Юнец подошел к Дзюбе, разрезал веревки.

– А ты коммунист? – спросил он.

– Конечно!

– Хм! Коммунист, а як настоящий человек...

– Да, парень, коммунисты – это и есть настоящие люди. Они за народ голову кладут!

– Все мы за народ, – проворчал Чапля.

– Какой же у вас туман в голове, хлопцы! – заговорил Дзюба. – Вот что я скажу: вам надо идти к Советской власти. Сдаваться надо. Может, когда-нибудь людьми станете.

– А може, вин правду кажэ? – Юнец посмотрел на Чаплю. – А-а-а?

– Можэ, правду, – глухо заворчал Чапля. – Ты что мелешь? Он продал Украину москалям и туда нас тянет.

– Ай-яй-яй! Полные дураки! Это ваши оуновцы захлебнулась кровью, и им память отшибло. За помощью мы приходили к Москве, а не она к нам.

– Правду кажэ, – опять заговорил юнец. – Я где-сь читал...

– А правду Клима Рогозного ты забыл? – зло спросил Чапля.

– Так вот вы кому служите? – удивился Дзюба. – Это фашистский прихвостень. Вместе с ними народ Украины душил.

– Ты чуешь, что кажуть тоби люди? – спросил юнец.

– Чего онемел? – спросил Дэюба Чаплю.

– Чую! – сказал тот как-то неуверенно.

– Яго же нэ пытають, чаго ж ему казать, – сказал юнец.

Где-то далеко застрекотала очередь, одна, другая...

– А я что говорил? – усмехнулся старшина. – Меня ищут...

Дубовой и Деркач напоролись на засаду "ястребков". Отстреливаясь, бежит Деркач, затем, прошитый автоматной очередью, падает. Дубовой, путаясь в траве и зарослях, уносит ноги...

По лесной дороге, чуть-чуть прихрамывая, идет Дзюба. За плечами у него два автомата. За ним, понурившись, идут Чапля и юнец...

Солнце пробивалось сквозь заросли, не умолкал разноголосый гомон птиц...

Вечер. На опушке леса Сушенцов пожимает руки чекистам группы Левады, одетой в форму бандитов. На фуражках трезубцы – эмблема ОУН.

Сушенцов обнял Леваду:

– Береги себя, Павло, идешь в пекло.

– Ладно, Илья! Как говорили на фронте, живы будем – не помрем!

Группа "Мирона" идет по кустарнику. Впереди Тур, за ним по пятам следует Левада.

Слышна стрельба из карабинов и автоматов. Над лесом вспорхнули осветительные ракеты.

Группа медленно скрывается в лесу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На лесной поляне среди нескольких десятков бандитов, в центре, стоял бывший оуновец Высокий, который еще недавно вместе с Дубовым приставал к Галине. Лицо Высокого было в кровавых подтеках, висели лоскутья одежды. Рядом с ним – бывшие его "лесные братья", палачи. Неподалеку – виселица.

Клим Рогозный, сидя на стуле, вершил суд. Он немного рисовался, чувствуя свое превосходство над остальными.

– Ну, что, доигрался, предатель? – Рогозный с ненавистью посмотрел на Высокого. – Покайся перед смертью.

– Не в чем каяться.

– Объясни хлопцам, иуда, почему предал наше дело? Сладким речам большевиков поверил?

– Да, поверил! И жалею, что поздно!

– Отвечай, а не виляй, как собака хвостом. Почему к Советам подался?

– Я вольный, куда хочу – туда иду!

– А самостийна Украина?

– В Мюнхене ваша самостийна Украина!

– Закрой глотку! – кричал Рогозный. – На станок Смока его!

– Душегубы-ы-ы!

Эхом разнеслось последнее слово по лесу.

Подскочили подручные атамана, связала Высокому руки, заложили туго за колени, между ними протянули палку и в таком виде повесили на колья. Палачи примялись избивать палками по ступням и ягодицам. Высокий испытывал страшную боль, но не проронил ни слова.

Высокого поставили на табуретку. Он поднял голову и увидел петлю, и за нею на голубом небе медленно плыли легкие облака.

– Опомнитесь, люди-и-и!

Рогозный махнул рукой, и палачи вышибли из-под него табуретку.

Рогоэный подошел к толпе бандитов.

– Семью – до третьего колена! – Он блеснул недобрыми глазами на Гука. – От хутора оставить пепел!

– Добре! – Тот вытянулся услужливо. – Будет исполнено.

Группа "Мирона" пробиралась сквозь редколесье, Далеко за кустами виднелся большой луг, кошара, поодаль паслись овцы. У костра в национальной одежде сгрудились пастухи. Они выглядели издали маленькими, игрушечными.