Текст книги "Карим Хакимов: летопись жизни"
Автор книги: Олег Озеров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Бурные события октября-ноября 1917 года – фактически безвольная, если не сказать добровольная, сдача Временным правительством власти большевикам, разгон Учредительного собрания – кого угодно могли повергнуть в смятение. Ведь сам Ленин еще в сентябре 1917 года в известной работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» не верил в скорую победу провозглашенной им самим социалистической революции и фактически «бросал круг» (хотя и не без издевки) Временному правительству, предлагал ему некоторые меры для улучшения экономического положения страны, несмотря на то что слабо верил в его дееспособность и больше «троллил», как сказали бы теперь, чем советовал. Сам Карим, хотя и был уже сторонником большевиков, к тому времени, судя по всему, еще уповал на демократический переход власти и впервые за долгое время растерялся. Но его растерянность продолжалась недолго. Скорее всего, «старшие товарищи» ему популярно разъяснили «гнилость» буржуазного парламентаризма (пустой говорильни, по словам В.И. Ленина) и превосходство Советов как демократического механизма управления. Да и некоторые формальные основания так рассуждать у большевиков имелись. Ведь Учредительное собрание отказалось признавать советскую власть, что было предложено сделать Я.М. Свердловым на первом же заседании, после чего эсеры и большевики, имевшие в нем большинство, его покинули, лишив кворума и, соответственно, большой доли легитимности. Свою же легитимность они вели от II съезда Советов. Карим принял эту логику.
Он решает перебраться жить в Оренбург, где до этого бывал наездами, и начинает действовать. Власть в Оренбурге большевики еще не взяли. Она на тот период была в руках казачьего атамана А.И. Дутова, кстати сына одного из офицеров, участвовавшего в туркестанских походах и присоединении Центральной Азии, которая была близка и Кариму… Атаман был чрезвычайно популярной фигурой в казачьей среде, в местных казачьих станицах, успешным и прославленным боевым офицером Первой мировой. О его авторитете говорил тот факт, что 1 июня 1917 года он был избран председателем второго казачьего съезда в Петрограде, а в сентябре – уже атаманом Оренбургского казачьего войска (его мать была из Оренбурга).
Он прибыл в Оренбург на следующий день после Октябрьского переворота и тут же издал приказ о непризнании нового правительства. Всю полноту государственной власти взял на себя. При этом он опирался на казаков, которые составляли значительную часть населения губернии. Он не был монархистом (хотя, например, А.-З. Валиди считал его таковым), но тяжело переживал распад Великой империи. В большевиках, да и в башкирских националистах, он видел исключительно западных агентов-провокаторов (так до сих пор считают и некоторые наши историки) и «инородцев», при всяком удобном случае цитируя настоящие, а не партийные имена ряда большевистских вождей. Он тогда, конечно же, не знал, что большевистскую революцию поддержало, по разным данным, от 60 до 70 % офицеров царского Генштаба, его боевых товарищей по Первой мировой, которые, включая знаменитого генерала Брусилова, активно помогали большевикам создавать новую, рабоче-крестьянскую, армию! В РККА служили 14 тыс. «бывших» белых офицеров, в том числе 746 подполковников, 980 полковников, 775 генералов. А еще был Генштаб Императорского флота, который полностью перешел на сторону большевиков. Правда, этого не случилось с Министерством иностранных дел, которое в полном составе ушло в отставку. Фактически Г.В. Чичерин, да еще пять–шесть сотрудников внешнеполитического ведомства были чуть ли не единственными кадровыми дипломатами, перешедшими на сторону советской власти.
Однако атамана Дутова волновал больше процент иноверцев среди революционеров…
Многие тогда действительно подмечали высокий процент «иноверцев» в рядах большевиков, но никто не хотел вспоминать черносотенные погромы конца XIX – начала XX века, потрясшие Российскую империю и вынудившие более 2 млн. евреев из 4–4,5 млн. покинуть ее пределы[43]43
Une si longue silence // Politis/Orient XXI. Paris, octobre-novembre 2018. Р. 7.
[Закрыть]. Данные, кстати, сопоставимы с количеством тех, кто выехал из России в результате Октябрьской революции и Гражданской войны, но об этом мало вспоминают. Естественно, что практика погромов 1903–1905 годов[44]44
По разным источникам, от 1,98 млн. до 2,4 млн. евреев, покинувших Российскую империю за период с 1881 по 1914 год.
[Закрыть] и «черта оседлости», которая вводила жесткие рестрикции на передвижение и образование евреев, никак не поощряли их, особенно молодежь, верой и правдой служить царскому престолу – скорее, желать смерти самодержавию. Сделанные царским режимом послабления в режиме их жизни в России в начале века их не убедили. В этом непримиримом отношении к царизму они находили поддержку и со стороны ненавидевших царскую Россию «за антисемитизм» богатых евреев за рубежом, таких как Яков (Джейкоб) Шифф, финансировавший Японию в Русско-японской войне 1904–1905 годов, а впоследствии закачавший при участии Генри Форда, Роберта Доллара и Чарльза Крейна (создателей YMCA – «Ассоциация молодых христиан») много средств в «иудушку» Л.Д. Троцкого. Хотя затем на службе Временному правительству евреи находились и были даже в числе тех, кто защищал Зимний в Октябре 1917 года.
В этом контексте Л.Д. Троцкий был, конечно же, самостоятельной фигурой со своими планами, который пытался задействовать внешний фактор для их реализации. Как говорил Ленин, «империалисты сами дадут нам веревку, на которой мы их повесим». Однако им (Троцким) попытались воспользоваться как посланцем тех формировавшихся в конце XIX – начале XX века, но еще не набравших потенциал глобалистских сил, вызревавших в недрах англосаксонских элит. Яков Шифф, в свою очередь, был связующим звеном между созданным в 1910 году мозговым центром финансовых элит «Круглый стол», выступавшим наследником и преемником многовековой эзотерической элитарной традиции и Уолл-стрит[45]45
Четверикова О.Н. Теневая история Евросоюза: планы, механизмы, результаты // De Aegnimate/ О тайне. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2017. С. 359–360.
[Закрыть]. Помощь Троцкому была не просто проявлением ненависти к царской России, но частью плана этих элит по переустройству мира, развалу не только Российской, но и других империй для утверждения господства транснациональных сил англосаксонского мира, для осуществления, как задумывал это один из духовных отцов глобализма Сесил Родс, «предназначения ангосаксонской расы».
С помощью Л.Д. Троцкого и его пособников планировалось нанести удар по основным опорам Российской империи – православию, дворянству, казачеству, короче всему, на что опирался российский монарх, которого бессудно казнили в июле 1918 года, по-видимому, представители тех же сил. Во всяком случае, царствующая семья в Лондоне, как известно, могла, но не стала спасать своего родственника Николая Второго… (Ради справедливости заметим, что в русской истории царей и их отпрысков убивали регулярно и до Октябрьского переворота.)
В среде Белой армии, кстати, хорошо понимали роль Троцкого в разжигании гражданской войны в России. Об этом говорит, в частности, одна из первых статей великого русского писателя М.А. Булгакова, опубликованная в газете «Грозный» 13 (26) ноября 1919 года, издававшейся Деникиным: «Но придется много драться, много пролить крови, потому что, пока за зловещей фигурой Троцкого еще топчутся с оружием в руках одураченные им безумцы, жизни не будет, а будет смертная борьба».
В России роли Великобритании и США в поддержке этой части революционного движения в России уделяют, как представляется, недостаточно внимания. Многие публицисты и историки занимаются весьма сомнительной версией «немецкого следа», хотя «перевалочным пунктом» для революционеров долгое время был Лондон (во второй половине XX века он стал прибежищем исламистов), где проходили их съезды и формировались подходы к решению российских проблем, а финансирование леворадикального крыла, прежде всего Л.Д. Троцкого и его последователей, как мы упомянули, шло преимущественно из США.
Кариму Хакимову и российским мусульманам эти планы создания «глобальной Британской империи» за счет в том числе и России, использования для этого коммунистической идеологии, естественно, были неизвестны. Евреи были для них были такими же угнетаемыми народностями, как и все остальные – башкиры, татары, мордва, коми и черемисы, и поэтому они их воспринимали как братьев по борьбе с царизмом и никогда разницы между ними и собой, по крайней мере в своей коммунистической среде, не делали.
Антисемитские и другие упрощенческие версии Октябрьской революции успешно дожили до наших дней. Видимая простота таких исторических конструкций (во всем виноваты евреи, немцы, англичане и вообще внешние силы, а внутренняя власть – агнец на заклание) позволяет многим историкам, высвечивая отдельные и действительно существовавшие элементы общей картины, показывая реальную роль тайных внешних сил (а она была велика, и недооценивать ее нельзя)[46]46
Подробнее о роли тайных внешних сил см. сборники: De conspiratione/ О заговоре. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2014: De Secreto/ О секрете. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2017; De Personis/ О личностях: в 2 т. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2019.
[Закрыть], уклоняться, порой непроизвольно, от ответа на ключевые вопросы внутренней жизни страны, избегать разбора истоков глубочайшего противостояния и раскола внутри самого российского общества. А оно, думается, возникло задолго до появления на политической арене большевиков, возможно, за сотни лет до этого, со времен Никонианской реформы, гонений Петра Первого против староверов, конфликта между иосифлянами и нестяжателями. Смелости говорить правду хватило у великих писателей того времени – М. Шолохова, А. Толстого, И. Бунина, М. Булгакова и других, в произведениях которых истины больше, чем в иных исторических исследованиях. Может быть, потому, что события той поры пропущены ими через душу и сердце?
В любом случае внешние силы играли на реально существовавших противоречиях в России и только за счет внешнего заговора развалить страну вряд ли было бы возможно… Но он, разумеется, свою роль в какой-то мере сыграл.
Программа А.И. Дутова была ярко антибольшевистской и нацеленной на восстановление власти Временного правительства, которое – и это была основная слабость его тезисов – само уже от нее отказалось, буквально бросив ее под ноги большевикам! Главным демократическим элементом плана А.И. Дутова было удержание власти, проведение выборов в Учредительное собрание с последующей передачей власти этому органу. Хотя неясно, всегда ли он подчинялся впоследствии КОМУЧу (Комитет членов Всероссийского учредительного собрания; 8 июня – 8 сентября 1918 года), а в дальнейшем – Уфимской директории, просуществовавшей до ноября 1918 года?
И поначалу, примерно до середины декабря того же 1917 года, ему все благоприятствовало. А.И. Дутов удерживал стратегический район на перекрестке европейской части России, Сибири и Туркестана, через который проходили важнейшие транспортные артерии. Большевиков, приехавших из Петрограда, он арестовал, а местные пробольшевистски настроенные солдатские массы Оренбургского гарнизона разогнал. Казалось бы, удача ему сопутствует. Но ветры истории дули не в его паруса…
Его попытки мобилизовать казаков в декабре 1917 года не дали результата, потому что усталость от кровавой войны, ведущейся, особенно после отречения (вольного или вынужденного) царя, с непонятными для народа целями, была всеобщей, и никто не хотел снова браться за оружие. У А.И. Дутова было не более 2 тыс. штыков… Рабочие же активно препятствовали его деятельности, как потом и правительству КОМУЧа, и Уфимской (Омской) директории…
Начинается драматическое и трагическое противостояние новой и старой России, где все были по-своему правы и неправы одновременно, сражались за свои идеалы. Причем реальная картина, думается, была далека от той черно-белой, которую часто рисуют сторонники прежней России, с одной стороны, и большевиков – с другой. В ней было много других красок, оттенков и привходящих факторов, чрезвычайно важными из которых, как мы постараемся показать ниже, были вновь обозначившийся после Февральской революции национальный и религиозный аспекты развития России.
Именно февраль, когда была утрачена легитимность верховной власти, а не октябрь 1917 года, сыграл решающую роль в пробуждении или даже, скорее, выходе на поверхность национальных и религиозных движений, которые жестко подавлялись в Российской империи, а теперь стали рвать ее на части. Признаки приближающейся катастрофы появились еще в начале века, и особенно после трагедии 9 января, революции 1905 года и последовавших за ней реформ, которые позволили в том числе проявить себя национальным силам. Во многих регионах России образовались национальные партии, ставшие требовать федеративного устройства страны, несовместимого с монархией. Это и армянская «Дашнакцутюн», и азербайджанская «Мусават», и Белорусская социалистическая громада, и Украинская партия социалистов-революционеров и т. п.
Надо признать, что большевики, зачастую ставя себе на службу таких людей, как Карим Хакимов, М. Вахитов, М. Султангалеев и др., сумели эти национально-религиозные факторы в период борьбы за власть и Гражданской войны использовать успешнее, чем настроенные против «инородцев» и против всяких идей федерализма монархисты, и эффективнее, чем сторонники демократического пути развития и созыва Учредительного собрания. Причем последние мощь и влияние национально-религиозного компонента, думается, просто просмотрели, уповая на общедемократический порыв после февраля. Временное правительство и политические силы, его поддерживавшие, сделали, как и монархисты, ставку на «единую и неделимую Россию», соглашаясь лишь на культурную автономию для национальных районов. И поэтому в этом аспекте их поражение вряд ли можно свести лишь к непреклонности и жестокости большевистских лидеров, «железной поступи» батальонов пролетариата.
Что касается религии, то, как известно, закон о свободе совести, формально уравнявший в правах представителей всех религий (при этом примат Русской православной церкви, ее юридические и имущественные права еще не были поставлены под вопрос), был принят Временным правительством только в июле 1917 года, на 12 лет позже, чем это было сделано, скажем, во Франции.
В конкретном случае с Оренбургом, там при власти А.И. Дутова продолжал полулегально действовать Военно-революционный комитет во главе с С.М. Цвил-лингом, в него и влился Карим Хакимов, сойдясь, естественно, со своими единомышленниками, которыми тогда оказались М. Тагиров, К. Хайруллин, С. Мустафин, Ш. Сакаев. При этом состав Совета был чрезвычайно пестрым: в него входили и представители татарской буржуазии, и солдаты, и просто оказавшийся политически активным местный люд.
Военно-революционный комитет, в свою очередь, создал Мусульманский военно-революционный комитет, который затем был преобразован в Губернский мусульманский комиссариат при Оренбургском губисполкоме. Во главе мусульманского комитета встал Багау Нариманов, а Карим Хакимов был избран его членом.
Тут надо сказать, что ни в царской армии, ни в армии Временного правительства никакие подразделения на национальной и религиозной основе не создавались. Вплоть до лета 1917 года и большевики как последовательные интернационалисты тоже отказывались от создания в армии обособленных по национальному и религиозному признаку структур. Но сама жизнь подсказывала другие решения. В Поволжье и на Урале на фоне растущего безвластия и идеологической неразберихи стали стихийно появляться и самоорганизовываться мусульманские советы и батальоны. Первый из них возник в Екатеринбурге, но такие же появлялись во многих городах, в том числе и в Оренбурге.
Развивалась и социально-политическая активность российских мусульман. В мае 1917 года в Москве прошел организованный социалистами-меньшевиками I Всероссийский съезд мусульман, на котором по инициативе азербайджанской делегации была принята резолюция, в которой отмечалось, что их интересам отвечает создание федеративной республики, основанной на территориальных автономиях. В работе съезда активное участие принял и наш старый знакомый – А.-З. Валиди, который с 1915 года от научной работы перешел к общественно-политической: был избран помощником депутата. Именно он вместе с другими своими единомышленниками продвигал на съезде такую – федеративную – конструкцию нового государства на обломках Российской империи, причем вопреки очень сильному сопротивлению со стороны тех, кто на съезде выступал за сохранение фактически унитарного государства. Таких среди мусульман было много, особенно среди членов партии кадетов. Но решение было принято в пользу варианта, продвигавшегося А.-З. Валиди (за – 446, против – 271 голосов).
Таким образом, была разорвана историческая связь с самым первым съездом мусульман, прошедшим нелегально еще в 1905 году в Нижнем Новгороде, на борту курсировавшего по Волге парохода, и духовно окормлявшимся Исмаил-беем Гаспринским, который выступал за объединение русских и мусульман под властью конституционной монархии при сохранении и развитии их национальной и религиозной идентичности, а не за их обособление. В 1917 году не получилось духовного союза нового объединения российских мусульман с последователями созданной тогда Гаспринским партией «Иттифак аль-Муслимин» («Соглашение мусульман» в переводе с арабского), которая была лояльна российской власти, но просуществовала лишь до 1907 года. Руководящим органом мусульман в 1917 году стал другой орган – Милли Шуро, активно поддерживавший Временное правительство и его курс на «войну до победного конца». Несмотря на этот верноподданический лозунг, в воздухе запахло сепаратизмом и попытками отделения населенных мусульманами регионов от России, хотя этих слов никто не произносил. Эти ощущения, однако, у многих усилились после состоявшегося в Казани в июле этого грозового года II Всероссийского съезда мусульман.
И дело было не в решении преобразовать ОМДС в Центральное духовное управление мусульман внутренней России, Сибири и Казахской степи (ЦДУМ), а в декларации от 22 июля 1917 года. Принятая на объединенном заседании с I Всероссийским мусульманским военным съездом и Всероссийским съездом духовенства, она постулировала создание национально-культурной автономии тюрков и татар. Участники съездов приступили к формированию исполнительных и законодательных органов будущего «штата», а по сути – государства Идель-Урал, который должны были сформировать из состава Казанской, Оренбургской и Уфимской губерний. Дело явно шло к оформлению государственного обособления российских мусульман и их эвентуального выхода из состава России, что шло вразрез с настроениями очень многих политических сил, включая большевиков.
Этим мечтам и планам не дано было осуществиться. Большевики после захвата власти 25 октября (7 ноября) 1917 года уже менее чем через месяц обозначили свою позицию по исламскому вопросу и перехватили политическую инициативу у сторонников А.-З. Валиди. В обращении председателя Совета народных комиссаров В.И. Ленина и народного комиссара по делам национальностей И.В. Сталина от 20 ноября (3 декабря) того же года «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» было заявлено:
«Мусульмане России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России!
Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это»[47]47
Декреты советской власти: [сборник] / Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Институт истории АН СССР. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 1.
[Закрыть].
Эти решения, соавтором которых был М. Вахитов, о котором мы еще упомянем, не были спонтанными, они основывались на теоретических выводах В.И. Ленина о праве российских народов на самоопределение, развитых им в вышеупомянутых работах 1903 года. Причем, повторимся, уже тогда он отмечал, что право на самоопределение не означает автоматически право на отделение, что не всеми понималось и разделялось даже в партии большевиков.
По указанию Ленина в адрес российских мусульман тогда был сделан ряд символических, но весьма важных жестов, в том числе в феврале 1918 года им был передан комплекс зданий и национально-религиозный символ Караван-сарай в Оренбурге, практически сразу после установления там советской власти. Это культовое здание было отобрано у башкир еще в 1865 году губернатором Кржыжановским «под правительственные нужды».
Ленин лишь на несколько месяцев опередил американского президента Вудро Вильсона, который 8 января 1918 года сформулировал свои знаменитые «14 пунктов» в послании Конгрессу, сильно перекликавшиеся с идеями вождя пролетариата как в части отказа от секретных соглашений, так и в части деколонизации бывших империй, включая Российскую (пункты V и VI). Кстати, он предлагал обеспечить новой России (читай: советской) «искренний радушный прием в общество свободных государств при свободном выборе ею политической системы». Были и такие времена!
В конечном счете провозглашенный Лениным, а затем Вудро Вильсоном принцип права наций на самоопределение лег в основу Версальского мира[48]48
Сенат США отказался от ратификации Версальского договора.
[Закрыть], а после Второй мировой войны вошел в Устав ООН и продолжает доныне оставаться одной из несущих опор мирового порядка[49]49
США были не вполне искренни, продвигая принципы самоопределения. Вашингтон был не против, чтобы получить мандат опеки по соглашениям Сайкса – Пико. Незадолго до провозглашения 14 принципов в Исследовательском бюро полковника Хауза рассматривался проект американской опеки над Ираком, как свидетельствует «Архив полковника Хауза» (Т. IV. М.: Госполитиздат, 1944. С. 221–222). Об этом же писал в своих мемуарах Ллойд Джордж – «Правда о мирных переговорах», где он сообщал, что Вильсон принял предложение о мандате на Армению и Константинополь, проливы Босфор и Дарданеллы, Мраморное море и небольшую прилегающую территорию «от имени США, при условии одобрения сенатом». См.: Hollingworth C. The Arabs and the West. London, 1952. P. 7.
[Закрыть].
Оренбург же в те бурные месяцы жил своей жизнью. В конце ноября 1917 года в не затронутом репрессиями атамана, хотя и не разрешенном им Мусульманском военно-революционном комитете Оренбурга, состоялось обсуждение вопроса об определении позиции мусульман в отношении власти А.И. Дутова. Карим, ведший тогда полулегальное существование, твердо выступил против признания притязаний атамана и за то, чтобы не дать А.И. Дутову «ни одного мусульманского солдата»[50]50
Воспоминания о Кариме Хакимове. С. 54.
[Закрыть].
Еще одно свидетельство начавшейся на фоне развивавшегося процесса самоопределения российских мусульман бурной политической активности Хакимова – его участие осенью 1917 года в памятном митинге солдат – татар и башкир, инициированном Милли Шуро, который прошел в историческом здании Караван-сарая. Тема митинга была более чем животрепещущей для того момента – с кем идти. Лозунги «Война до победного конца» и «За автономию» организаторов стоявшего на позиции федерализма Милли Шуро, уже терявшего популярность на фоне создания большевиками Мусульманского комиссариата под руководством М. Вахитова, особой популярностью не пользовались. Хакимов выступил с большевистских позиций и, хотя поначалу был в меньшинстве, перетянул на свою сторону солдат. Это было одно из первых свидетельств его мощного таланта пропагандиста и обладания, как теперь бы сказали, харизматическими качествами, которые позволяли ему вести массы за собой. Иными словами, несмотря на власть А.И. Дутова, Карим уже не прячется, а выступает, что называется, «с открытым забралом», причем явно идет против тех, кто выдвигает на первый план не социальные, а национальные задачи. Контуры его позиций четко определены: за прекращение войны, против выдвижения задач строительства национального государства татаро-тюрков, курс на поддержку власти большевиков.
Падение власти Дутова в конце января 1918 года (18 января по ст. стилю) и вступление советских войск под командованием В.К. Блюхера в Оренбург – отчасти результат активности Карима Хакимова и его друзей по большевистской партии, которые, фигурально выражаясь, ударили в тыл дутовцам, когда красноармейцы подходили к Оренбургу, главным образом действуя разлагающе на оставшихся в рядах атамана мусульман. Дутов вынужден был отступить в Верхнеуральск.
В апреле 1918 года созданные на вышеупомянутом II съезде российских мусульман органы управления будущего мусульманского штата Идель-Урал были распущены после взятия Красной армией Казани и Уфы. Это показало границы возможных тактических союзов большевиков и сторонников национальной автономии среди мусульман, наиболее активными из которых были джадиды, в том числе и А.-З. Валиди. Хотя и советская власть, и адепты Валиди сходились в общей ненависти к сторонникам жесткой линии в исламе – кадимистам, выступившим на стороне Белого движения, и вместе участвовали в репрессиях против них.
С этого момента Карим Хакимов разворачивает свою активность во всю ширь. Он ездит по окрестным деревням и селам и устанавливает советскую власть, то есть находится в самых первых рядах местных большевиков. Он был среди тех, кто стремился делать это силой убеждения, хотя в Оренбурге были и такие лихие товарищи, которые силой загоняли башкирские деревни в советскую власть, что порой сопровождалось насилием и грабежами. Имели место и убийства православных священников. Карим был против этого. Вскоре после ухода войск А.И. Дутова он выезжает с друзьями (Шамилем Усмановым) из Оренбурга и проезжает через станицы Краснохолмскую, казачий поселок Филипповка, Линевку, затем Ново-Илецк. Иногда энтузиасты блуждали. Им помогали местные жители. Останавливались К. Хакимов и Ш. Усманов в домах самых бедных крестьян. Собирали сельские сходы, выступали, создавали сельские ревкомы. Ставка была сделана на самую бедную и обездоленную часть населения. Беднота за ним шла. Ладно скроенный, немного рябоватый, но с обаятельной улыбкой и умеющий общаться, с печатью «своего в доску», он внушал доверие и воспринимался как человек из народа. Выросший в крестьянской и обтершийся в рабочей среде, он со всеми умел находить общий язык, приспосабливая лозунги большевиков к местной религиозной и национальной специфике. Карим не боялся дискуссий, смело шел на столкновения со своими идеологическими противниками, искренне считая, что историческая правда на его стороне.
В условиях начинавшейся гражданской войны радикализация и поляризация политических сил происходили чрезвычайно быстро. В январе 1918 года местными коммунистами закрываются газеты «Шуро» и «Вакыт», журнал «Дин вэ мэгишет», выражавшие интересы местной мусульманской интеллигенции и зажиточного слоя купцов и предпринимателей. Попытка местного писателя Ф. Каримова сблизиться с властями и издавать «Янги Вакыт» («Новое время») была решительно пресечена К. Хакимовым[51]51
Косач Г.Г. Очерки. Общественно-политическая деятельность К. Хакимова в Оренбурге (1917–1920). С. 50.
[Закрыть]. Новые власти проводят национализацию местных типографий и начинают печатать свои издания – «Оренбургский коммунар», «Мухбир», «Башкортостан».
Но надо признать, что Карим Хакимов, как и его большевистские начальники в Оренбурге, не доводил дело до таких мрачных явлений, как «расказачивание», что имело место на Дону и сопровождалось массовыми казнями казаков; преследования и репрессии против религиозных деятелей Русской православной церкви, чем большевики отметились в Центральной части России; массовые расстрелы русского офицерства в Крыму.
Карим направляет свою энергию в другое русло: активно выступает за реформирование и роспуск обновленческих (иными словами, джадидских) школ типа знаменитого медресе «Хусайния» и замену их «институтами народного образования». Косач обвиняет Хакимова в этой связи в разрушении единого пространства тюрко-мусульманской культуры. Однако это не совсем так. Да, Карим Хакимов разрушал специфическое единое образовательное пространство тюрков, но при этом он создавал и нечто новое. Он создавал вместо сословного тоже единое, но светское образовательное пространство, которое позволило бы дать разностороннее образование всем слоям общества, всем национальностям, представителям всех конфессий, а не только избранным, без различия пола, возраста и вероисповедания. В условиях многонационального и многоконфессонального государства единое образовательное поле могло быть только светским. В противном случае надо было бы соглашаться на разные образовательные системы, как религиозные, так и светские, чего советская власть, заявлявшая о себе как о представляющей интересы большинства народа, позволить не могла. Кстати, если посмотреть программы по реформе образования Всебашкирских съездов лета – осени 1917 года, составленных Ахметом-Заки Валиди, то там найдется много общих пунктов с тем, что предлагал и делал Карим Хакимов, за исключением обязательности религиозного образования для мусульман.
Кроме того, как свидетельствуют документы, образование в губернии Карим строил с привлечением учителей из прежней, царской системы, от которой Советская Россия унаследовала принципы гимназического образования (т. н. прусская система), превратившие ее впоследствии в лучшую в мире, что сегодня общепризнанно…
Усилиями К. Хакимова организуются семь начальных городских татарских школ, планировалось открыть еще четыре начальные и высше-начальные школы. Одновременно усилиями губернского комиссариата народного просвещения создаются педагогические курсы (всего восемь). Так что говорить о «разрушении» системы образования, как это делает Г.Г. Косач, как минимум некорректно.
С 12 марта по 2 июля 1918 года Хакимов был начальником губернского отдела народного образования. Он занял этот первый в своей жизни официальный пост по итогам прошедшего 12–25 марта 1918 года Оренбургского I Губернского съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. Карим избирается членом губисполкома. Это – данные самого Хакимова. Позднее Лутфи Гадилов исправил эти даты, написав, что съезд проходил 12 февраля 1918 года (по архивным данным). Он сам в нем участвовал и снова встретился с Каримом Хакимовым, который уже начал набирать популярность. Позднее Л. Гадилов женился на сестре Хакимова, Магнии (она была моложе Карима на десять лет), сельской учительнице, которая впоследствии пошла по стопам брата Халика, окончила Башкирский сельскохозяйственный институт, где долгое время преподавала. Во время Великой Отечественной войны она была инструктором Уфимского райкома ВКП(б) и мирно дожила до 1981 года.
30 марта 1918 года губернский исполком, в работе которого принял участие и Карим Хакимов, рассматривает вопрос о конфликте между руководством «Малой Башкирии» (см. ниже) и мусульманскими коммунистами Оренбурга. Исполком провозглашает, что «социальный характер русской революции разрушает территориальные границы между народами и нациями». Образование федеративной территориально-национальной татарско-башкирской республики губернский исполком признал вредным. Исполком предписал комиссару по национальным делам немедленно распустить Временный революционный совет Башкурдистана и создать губернский комиссариат по мусульманским делам, выделив из него коллегию по делам Башкурдистана.
Таким образом, к тому моменту определяются три основных направления деятельности К. Хакимова: содействие установлению советской власти и созданию ее новых органов; формирование и развитие новой светской системы образования, охватывающей все слои населения, и разрушение старой, «элитарной» системы, основанной на медресе для избранных из привилегированных классов; и, наконец, борьба со сторонниками автономии или независимости Башкортостана.
