Текст книги "Отрицание отрицания"

Автор книги: Олег Объедков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

«…во всеуслышание. На подступах к столице продолжаются бои с мятежниками. Много убитых и раненых с обеих сторон… О! Наш корреспондент наконец-то дозвонился до штаба административно-хозяйственных войск столицы. Слушайте магнитную запись, сделанную десять минут назад…

– …Алло, алло! С кем я говорю, не понял?

– Это центральное радио, майор!..

– А, понял – радио! Слушаю вас…

– Несколько слов о положении и ваш комментарий… Гонорарные талоны вам будут высланы почтой… Одна минута эфира – талон… Говорите!

– Пока, собственно, многое неясно, приятель… Но в одном нет тумана – несмотря на трагическую гибель президента, наши войска будут верны присяге и защитят столицу. Этот подонок, телохранитель президента Авентуза, я уверен, будет отдан под трибунал…

– Майор, майор! Вы слышите меня?

– Да, да, слышу…

– К нам поступило сообщение, что войска покидают столицу. Ваш комментарий, пожалуйста…

– Э, приятель, что вы знаете… Ну раз так, я скажу… У нас есть четкие инструкции, что делать в такой вот катавасии. Раз покидают – значит, того требуют обстоятельства… Может быть, мы гоним противника, окружаем его…

– Может быть, он гонит вас, да?

– Алло, не понял! Что вы сказали?

– Продолжайте, майор…»

Телефонные звонки продолжали трезвонить, и президент, хмурясь, поднял одну трубку:

– Да! Кто это? Кто я? Я – президент Ларист… Да – президент. Да – Ларист… Нет, не президент Лакуста…

Он бросил трубку, взял другую.

– Радио? – переспросил он. – Тогда скажите, что за ахинею вы несете?.. Черт побери, да кто вам сказал, что я убит?.. Прекратите сейчас же!

Он бросил и эту трубку и, крайне рассерженный, подошел к двери и открыл ее. Капитана на месте не было, пришлось звать его. Ситуация начала разъясняться, когда красный от стыда офицер доложил о том, что случилось.

Когда он принял дежурство, все было нормально. Затем поступило сообщение, что Лакуста силами до пяти батальонов, группами по двадцать—двадцать пять человек стал наступать на столицу с южного и восточного подходов, и одновременно столько же, примерно, мятежников проникло в город через канализационную сеть, разминировав некоторые выходы. Это, разумеется, была не рядовая операция Лакусты, но он каждый день совершал какую-нибудь пакость, поэтому дежурный тревожить президента не стал, а лишь написал рапорт и послал его в кабинет с поваром…

Когда дежурный дошел до этого места, я мигом вернулся в кабинет и принес этот проклятый кусок бумаги, на который мы не обратила внимания.

– В это время позвонили из штаба дивизии, – продолжал капитан, – и спросили, слушаю ли я радио, а если слушаю, то почему не реагирую на события. Я спросил: а в чем, собственно, дело? И мне сказали, что президент убит, и спросили, почему охрана спит в то время, как убивают президентов… Я не поверил и включил радио, а там рассказывают подробности, как президент был убит собственным телохранителем Авентузой, после чего убийца заперся в кабинете за бронированной дверью, боясь, что его растерзает охрана… Тогда я сказал по телефону, что по радио убийцей называют Авентузу, и получил приказ задержать его, а если он окажет сопротивление, то принять все меры к его ликвидации…

Ларист слушал и вытирал платочком пот со лба.

– Остальное вы знаете. Я поднял роту и направился к вам… – Капитан стоял перед главой государства, не поднимая взгляда с собственных ботинок.

Президент повернулся и пошел в свой кабинет. Я плюнул под ноги растяпе и направился за президентом. Радио продолжало вещать:

«…Только что нам сообщили, что президент Ларист, кажется, не убит, а только ранен. Наш корреспондент висит на телефоне, но не может дозвониться – в кабинете президента снята трубка… А вот пришли сообщения из городов, охваченных забастовкой: народные министры спешно покидают города и возвращаются в столицу… Через несколько минут мы продолжим сообщения о военных действиях в столице…»

Заиграла музыка, и президент заявил мне:

– Прежде всего, успокоить народ…

Он набрал номер телефона центрального радио, но там было занято. Ларист скривился и положил трубку. Тотчас же раздался звонок.

– Да, – сказал президент. – Да, это Ларист, Это вы, генерал? Хорошо…

Мне были слышны только слова президента.

– Да, я в курсе, – говорил он. – А в курсе ли вы? Что это за маневры с выходом из столицы?.. Неважно, откуда! Будьте любезны повернуть назад и занять все центральные здания…

– … … – щелкало в трубке.

– Да мне наплевать на ваши планы! – фыркнул президент, – Вспомните июль прошлого года… Тогда штаб Аргамеддона тоже зачем-то стал выводить войска из столицы, и он делал это в то время, как мы основными силами просачивались в центр города через каналы и подземку…

– … … – продолжало только щелкать в трубке.

– Мне кажется, что тогда командовали тоже вы, генерал… Точно такая же мания – контратаковать, окружить и ликвидировать… Да это же глупо, посмотритe на карту! Как вы собираетесь окружать противника на юге? Там лес и скалистый кряж – машины, значит, не пройдут…

– … … – говорил что-то генерал.

– В общем, выполняйте мое распоряжение. Через пять минут доложите о начале отхода войск на места постоянной дислокации. А я прикажу дежурному написать приказ об отстранении вас от командования дивизией. Если через час ваши подразделения не будут на своих местах, я его подпишу… Жду вашего звонка.

И президент положил трубку.

– Давайте я напишу! – предложил я. – Это мы мигом, только диктуйте…

– У вас, Авентуза, плохой почерк, – улыбнулся Ларист.

Во дворе Дома Правительства ровно застрекотал тяжелый пулемет, потом гулко ударила пушка.

– Начинается, – спокойно заметил Ларист. – Точно по такому же сценарию, как и мы в июле… Хотел бы я посмотреть на тех, кто вошел в новую Когорту..

Меня неожиданно пронзила догадка.

– Вы имеете в виду… э-ээ… – язык мой еле поворачивался, – наших министров?

Ларист молчал, но это молчание было красноречивее всех слов.

Резко зазвонил телефон.

– Да! – сказал в трубку президент. Послушал и кивнул головой. – Так и продолжайте, генерал. Мы продержимся… – И он снова положил трубку.

– Но ведь… – сказал я, – этот генерал… Он тогда тоже был с нами… А сейчас он в столице…

– Ну и что с того? – спросил Ларист. – Станет руководить где-нибудь в провинции, подальше от Лакусты… Чтобы тот не спросил его: а где вы были, старина, в памятном Ноябре?..

Музыка по радио внезапно оборвалась, и снова послышался голос диктора:

«Только что передали из районов, прилегающих к Пому Правительства. Подразделения повстанцев постепенно овладевает рубежами, занятыми остатками батальона охраны…»

– Уже «повстанцами»! – ахнул я. – Куда же делись «мятежники»?

Ларист рассеянно усмехнулся.

«…Нам удалось связаться с дежурным офицером в Доме Правительства. Он отрекомендовался майором службы безопасности. Послушайте запись телефонного разговора с ним:

„… – Дежурный майор Бариман слушает.

– Это с центрального радио, майор! Сообщите, как вы там?!

– Великолепно, так и передайте радиослушателям… Беспокоиться не о чем. Боеприпасов – недоенная корова, блиндажи железобетонные – пушкой не прошибешь…

– Как здоровье президента Лариста?

– Увы, президент только что скончался от ран на моих руках… Предатель Авентуза, личный телохранитель президента, продавшийся врагам народа за тридцать сребренников, всадил в него всю обойму…“»

– Вот это деза! – воскликнул я.

«Мы временно прерываем свои передачи, чтобы исполнить траурный марш в честь славного президента, народного избранника Анвара Лариста…»

Заиграла печальная музыка.

А за окном уже вовсю шла перестрелка, мы различали минометы, базуки, пулеметы и легкие орудия. Взахлеб заливались автоматы. Во дворе было пустынно, большинство из взвода личной охраны президента, видимо, присоединилось к тем, кто охранял подступы к Дому Правительства.

– Надо уходить, – сказал я. – Прорываться из столицы навстречу войскам…

Ларист грустно улыбнулся.

– Президенты так не уходят, Суи, – он впервые назвал меня по имени. – Они остаются на своем посту до конца. К сожалению, он уже близок…

И тут меня как ошпарило. У нас же есть «Полимодель»!

– Глупости, – поморщился Ларист, – тут не до игр…

Но я уже разворачивал установку и протягивал ему мнемошлем:

– Надевай, надевай! Это займет несколько минут! Помнишь, Сокура говорил, что она уже предсказала смерть своему конструктору?.. Почему бы ей не сделать это и для нас?

Скорее чисто машинально, чем осмысленно, Ларист набросил на себя обруч. Его присоски легли на виски президента.

Он стоял в двух шагах от сейфа под портретом Карла Маркса, от его головы к чемодану тянулся тонкий светлый кабель. Я уже ответил на вступительные вопросы машины, и сейчас на экране стоял вопрос, обращенный непосредственно к президенту:

«КАКИМ ВЫ ВИДИТЕ СВОЕ БЛИЖАЙШЕЕ БУДУЩЕЕ?»

– Я его не вижу, – сказал Ларист.

Я тут же отстукал его слова «Полимодели».

«БЛАГОДАРЮ. А ТЕПЕРЬ, ВНИМАНИЕ! ПОДУМАЙТЕ И СКАЖИТЕ, КОГДА ВЫ УМРЕТЕ?»

«В любой момент», – перевел я на экран его ответ.

«СПАСИБО, ДОСТАТОЧНО. А ТЕПЕРЬ ЗАПИШИТЕ ПРОГНОЗ, У МЕНЯ НЕТ ПРИНТЕРА. ВЫ УМРЕТЕ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ТРИ МИНУТЫ – ВЗРЫВ БОМБЫ В ВАШЕМ СТОЛЕ».

Президент от неожиданности выронил авторучку из рук.

– В столе! – вскричал я. – Сейчас мы проверим, что это за штука…

Я бросился к столу и стал копаться в его отсеках. Ага! В руках у меня оказалось маленькое, размером с пенал, устройство. У него тоже были свои кнопки и экранчик.

– Что это, Лихой? – спросил я.

Ларист рассеянно посмотрел.

– А, это? Микрокалькулятор какой-то. Новой марки. Подарок Сокуры…

– Я же тебя предупреждал – ни одного предмета сюда без минанализа!

– Да она лежит месяца два, не меньше, – сказал он. – И никаких неожиданностей!

Я покопался в столе еще немного и, не найдя больше ничего подозрительного, осторожно стал рассматривать микрокалькулятор. Иногда я бросал взгляд на экран «Полимодели». Примерно через минуту, не дождавшись выключения, она изменила свой чертов прогноз:

«ВЫ УМРЕТЕ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ОДНУ МИНУТУ – ВЗРЫВ БОМБЫ НА ВАШЕМ СТОЛЕ».

«На столе» вместо «в столе» – это не укрылось от моих глаз. Вдобавок я нашел утопленную в пластмассу микрокалькулятора металлическую рамку – приемную антенну.

– Такими штучками только танки взрывать! – сказал я, выбрасывая устройство в открытую форточку.

– Черт побери! – удивился Ларист. – Похоже, она говорит правду!

И верно. Машина тут же изменила прогноз.

«ВЫ УМРЕТЕ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ МИНУТ, – вещала она теперь, – РАНЕНИЕ В ГОЛОВУ – ШАЛЬНАЯ ПУЛЯ».

Я бросил взгляд на президента. Он стоял напротив окна, гордо скрестив руки на груди.

– Ради Бога, отойди в угол! – крикнул я и выглянул во двор. Перестрелка шла еще на подступах к Дому, но видно было, как фигурки солдат, перебегая от укрытия к укрытию, постепенно стягивались к зданию. Еще немного, и пули мятежников начнут залетать к нам в гости.

Ларист подчинился и подошел к сейфу. Я уже знал, что он задумал, потому что машина выдала такой прогноз:

«ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ МИНУТ – В БОЮ».

– Ты никуда не пойдешь! – закричал я, вырывая из его рук автомат. – Батальоном есть кому командовать, ты только помешаешь офицерам – внесешь еще большую растерянность!

Моя логика была бесспорной, и Ларист покорно отдал мне автомат.

– Что ты предлагаешь? – закашлялся он.

Я вместо ответа показал ему на экран «Полимодели». Там было написано:

«ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ МИНУТ – ПУЛЯ СНАЙПЕРА».

– Где он, по-твоему, может прятаться? – спросил я его.

Ларист захохотал, закрыв лицо руками. Прошло всего семь минут – а человека не узнать. Вот как бывает!

– Это невозможно! – наконец сказал президент. – Между водонапорной башней и канализационными сетями города – двадцать метров сплошного железобетона… Мы в свое время отказались от этого пути, лете подавить наземные укрепления…

Я бросился в приемную.

– Капитан, – крикнул я. – У вас есть тане отыграть свою честь. Сколько человек в вашем распоряжении?

– Пять внутри Дома и четыре – снаружи, – ответил он и начал расстегивать кобуру пистолета – настолько, видимо, поразил его мой вид.

– Пошлите троих на башню, что в глубине сада. Только побыстрее, есть сведения, что там снайпер…

Дежурный стал отдавать нужные распоряжения – а я уже снова был в кабинете. Что с башней все на мази, я понял по очередным изменениям, волной пробежавшим по экрану «Полимодели». Ларист тем временем, отвернувшись от машины, пытался зажечь спичку. Во рту у него была сигарета из пачки, лежавшей на столе. В жизни президент не курил. Тем более не стоило ему начинать сейчас, когда «Полимодель» сообщала:

«ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ДВЕ МИНУТЫ – ПАРАЛИЧ ЛЕГКИХ, ОТРАВЛЕНИЕ АЛКАЛОИДНЫМ ЯДОМ».

– Курение опасно для твоей жизни, – сказал я Ларисту, отбирая у него сигарету и швыряя ее вместе с пачкой в окно. – Кто их тебе подарил?

– Аллах его знает, – равнодушно бросил президент. – Обнаружил неделю назад в своих карманах. Понравилась этикетка, оставил…

– Ихона! – воскликнул я. – И ты…

Я не договорил. «Полимодель» мигнула своим зеленым глазом и ловко состряпала новую модель смерти президента. Вот когда я понял, почему она так называлась.

«ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ, – давала мне время для действий машина, – АВИАКАТАСТРОФА…»

– Что это такое? – воззрился я на надпись.

Ларист бросил взгляд на экран, и на его лице проявилась ухмылка.

– Это я подумал: не вызвать ли вертолет?

– Отставить! – твердо сказал я. – Это был бы очередной подарок… Бойся данайцев, Лихой. Они были вокруг тебя все время…

– Но – зачем? – горько произнес президент. – Чем я им мешал?

Его вопросы звучали чисто риторически. Тут нужно было решать другие вопросы, которые задавала сама жизнь.

Впрочем, в те секунды я думал, что их задает машина.

«ЧЕРЕЗ СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ, – продолжала она свой отсчет и разворачивала цепочку букв дальше, показывая, что президент отказался от вертолета, но набрел на новую идею, – САМОУБИЙСТВО».

Я бросился на Лариста, как только осознал смысл этой идеи. Он был сильнее меня, но меня вел долг, а его – бредовая мысль. Мы повозились немного, и наконец я отобрал у него пистолет и выкинул для надежности во двор.

Интересно, зайди сюда в это время капитан, что бы он подумал?

– Я хотел покончить со спектаклем разом, – хрипло дыша, сказал Ларист, с трудом поднимаясь на ноги. – Я бы доказал, что с судьбой можно играть один на один… Иначе – все глупо… Через семнадцать минут я так и так буду мертв… Впрочем, уже раньше…

Странное дело, обруч свалился с его головы, а экран продолжал отсчитывать время:

«ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ…» – стояло там.

Зато строчка обстоятельств смерти отсутствовала.

– Надень шлем, – сказал я ему. – Ты мне мешаешь исполнять мой долг.

– Освобождаю тебя от этой обязанности, – усмехнулся он.

Надо было видеть, как я умею кричать на президента – по праву друга. Он, видимо, опешил и послушно набросил обруч на затылок.

«ЧЕРЕЗ ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ…» – мигнула строчка. А дальше – дальше ничего нельзя было разобрать. По буквам словно бы проехались на танке – они расплылись, превратились в призрачную лунную дорожку. Что я ни делал – поправлял обруч на Ларисте, аккуратно прилаживал присоски к его вискам, шевелил кабелем, стучал по экрану, как по барометру, – все было тщетно.

– Ну вот и все! – сказал президент.

И сразу в наше сознание ворвались звуки уличного боя: уже совсем близкая перестрелка, разрывы снарядов и вой летящих мин. Несколько шальных пуль щелкнуло о фасад здания. Радио, доселе молчавшее, вдруг исторгнуло знакомый голос диктора:

«…Вот и все. Столица в руках отважных бойцов под командованием полковника Лакусты. Заняты почта, международный аэропорт, телеграф, центральные административные здания. Жители столицы с восторгом встревают повстанцев. Среди них мы видим и славных воинов столичного гарнизона, перешедшего на сторону освободителей. Едва доносится сюда редкая перестрелка у Дома Правительства, где засели жалкие остатки ларистовской охранки… Только что нам сообщили, что труп тирана, называвшего себя президентом, сожжен у водонапорной башни в саду у Дома Правительства, Головорезы майора Баримана не придумали ничего другого, как облить диктатора напалмом и поднести спичку… Собаке собачья смерть, и сегодня ликующая общественность столицы приветствует нового лидера, логикой оружия сумевшего доказать гнилость любой диктатуры, в том числе и демагогически народной…»

Ларист странно осел, будто решил присесть на несуществующее кресло, и начал сползать по стене, приближаясь к полу. Глаза его были уставлены на экран.

Там только что светилась надпись «ЧЕРЕЗ ОДНУЦ МИНУТУ», но теперь появилось:

«ЧЕРЕЗ… СЕКУНД».

И цифры в промежутке начали быстрый отсчет назад.

Когда я в последний раз взглянул на Лариста, он был мертвенно бледен.

«Ух-х-ходи! – шевельнулись его губы. – Прик-к-каз-зы-ваю…»

«9, 8, 7, 6…» – продолжался неутомимый бег цифр.

Все, вот сейчас…

В промежутке показались нули, и тут у меня подкосились ноги…

Сначала я открыл глаза, а потом увидел потолок. Голос Ихоны возник позже.

– …имя этому трюку – «теневой кабинет», – говорил Ихона. – Лидеры здесь – подставки, они нужны для отвода глаз. Программа у них может быть разной, но это все равно. Она так и останется на бумаге, потому что между ею и жизнью – мы…

Я осторожно повернул голову и увидел гостей. В кабинете рядом с президентом сидели Ихона, Сокура и Пятницкий. Они были одеты в черные комбинезоны на молниях, на столе лежали черные береты – именно такую форму я видел на людях Лакусты: в ней удобно маскироваться в темноте подземных коммуникаций.

– Мы не честолюбивы, – продолжал Ихона, – и охотно уступаем первенство всяким аргамеддонам и янтреям. В этом мире испокон веков все было просто: одни работают, другие управляют и распределяют. Но вот появляется лидер и начинает усложнять эту простоту – это, очевидно, тоже закон…

– Сколько таких в истории было…

Это сказал Сокура.

– Нам приходится повторять вслед за ним его слова и делать все по-старому, – продолжил Ихона. – Начинается игра… Извините, но вы, Ларист, и вам подобные в этой игре – пешки…

– А люди? – спросил Ларист. – Кто они в вашей игре?

– Вы имеете в виду народ? – переспросил Ихона. – Они – зрители. Для них, собственно, и идет игра, Ларист… Вот одна пешка прорывается в ферзи, зрители болеют за нее, переживают… Но вот она ферзь, и – ничего не меняется. Понимаете? И тогда они начинают болеть за другую пешку, идущую в ферзи…

– А вы?

– Тогда и мы начинаем болеть за пешку и расчищать ей дорогу. Если этого не делать, зритель, чего доброго, сам захочет сыграть. Вот мы и помогаем этой пешке пройти в ферзи и одновременно убираем старого…

– В этой игре может быть только один ферзь, – подсказал Пятницкий.

– Ферзь с правами пешки, – добавил Ихона. – Для этого мы всячески связываем его, чтобы он, не дай Бог, не начудил со своими идеями…

– Покушения, забавы, – догадался Ларист.

– Много чего, – сказал Ихона.

Сокура посмотрел на часы.

– Ваше время истекло, – проговорил он, – Оставляйте тут все как есть и пойдемте с нами…

Гости начали подниматься.

– А если я снова выступлю? – спросил Ларист.

Наступило молчание.

– Он ничего не понял, – сказал Пятницкий.

Ихона неторопливо подошел к углу, где я лежал, и носком сапога отшвырнул пистолет, к которому я тянулся.

– Увы, Анвар, вас никто не поддержит, – произнес он, подходя к окну. – Единственная сила у ферзя в этой игре – охранный батальон, присягнувший умереть за него… С чем он прекрасно и справляется… Иначе чем объяснить тот факт, что триста подземных террористов справляются с целой дивизией?..

– Армия, промышленность, сельское хозяйство – все в наших руках, – сказал Сокура.

– А народ? – тупо спросил президент. Впрочем, он таковым уже не был.

– Народ – зритель! – повысил голос Пятницкий. – Тебе же сказали – зритель. В этой игре он может только болеть…

– Только болеть, – задумчиво проговорил Ларист.

Ихона быстро отвернулся от окна.

– Идемте, Ларист, – сказал он. – Иначе нам придется убить вас, а это неприятно. Скоро здесь будет Лакуста…

– Двум ферзям в одной игре не бывать, – напомнил Сокура.

– Авентуза, вставай! – сказал Пятницкий. – Вертолет подан. Я лично вывезу вас к границе…

…Они не появляются ни на телеэкранах, ни на газетных фото… Их лучшая трибуна – пресса. Вот здесь они показывают себя во всем блеске – не найти им соперников по слогу, по умению вязать паутину слов. Если бы им надо было, они доказали бы, что мы живем внутри Земли, а звезды на небе – это огни городов Америки. С ними каждый раз открываешь для себя новую истину, которая перечеркивает старую. Они называют это законом отрицания отрицания, что ж, им виднее, и я не берусь утверждать иного.

Анвар Ларист никаких сомнений в их способностях не испытывал, как не испытывает их и сейчас, когда находится в Женеве и лечит свою то ли селезенку, то ли печень – он сам толком не знает. Когда я утверждаю, что у него цирроз и ему нужно покинуть Женеву, где так много любителей поупражняться со скальпелем в руках над живым телом, он только машет рукой и налегает на спиртное. Меня успокаивает лишь одно – Анвар Ларист умрет в возрасте семидесяти одного года, а это не так мало, если судить здраво.

Иногда к нам в гости приходят Аргамеддон и Янтрей. И тогда мы до утра режемся в золку…