Текст книги "Человечье сердце (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ЧЕЛОВЕЧЬЕ СЕРДЦЕ

 

   Есть у вас бесстрашье,

   Сила есть – навечно...

   ...И должно быть сердце.

   Сердце человечье.

Р.Рождественский. Просьба.

 

НАЧАЛО 2-ГО ГОДА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ЭРЫ.

ПЛАНЕТА ЦЕРРА-ПРИМ.

   – Значит, не передумаешь?

   В голосе спрашивавшего было искреннее огорчение. Он сидел за круглым столиком, сцепив на нём – рядом с двумя высокими стаканами, четырьмя пустыми и двумя – наполненными желтоватой явно холодной жидкостью – длинные узловатые пальцы, украшенные двумя перстнями с искристо поблёскивающими причудливо огранёнными камнями – прозрачным и синим – и навалившись на край стола – это огорчение выдавала сама поза. Круглое, уже немолодое, с морщинами тут и там, но всё ещё сохранившее характерную для его расы – джангри – тонкость черт лицо, природную бледность которого не мог перебить даже многолетний космический загар, ярко-синие глаза, даже густая грива чёрных волос, в которой красиво блестели частые серебряные нити – всё это было огорчённым, если так можно сказать.

   Его собеседник, сидевший напротив (и в то же время они оба устроились так, чтобы видеть дверь) и привалившийся затылком к серо-коричневой глинобитной стене, хранившей тут, внутри, прохладу кондиционированного помещения – молчал. Он был намного моложе джангри – практически мальчик – и явно принадлежал к другой расе. Об этом говорили и серые глаза, и такие же длинные, как у старшего товарища, но – русые волосы, заплетённые на затылке в тяжёлую, тугую косу, и сами черты лица. Дорогая светло-коричневая кожаная куртка со множеством карманов и увесистый рабочий пояс, потёртые штаны из прочного тканепластика и высокие сапоги на толстой подошве с ремнями – весь этот наряд, так не подходящий к адскому безводному пеклу Церры, ясней ясного говорил о том, что мальчишка – космонавт, как и его собеседник. К поясному ремню и правой ноге была пристёгнута большая открытая кобура трианского иглопистолета с переделанной рукояткой, отличного оружия для скоротечных схваток в узком пространстве, когда противники почти не защищены бронёй. Рукава куртки были подсучены, открывая мускулистые руки с тонкими запястьями, коричневые перчатки без пальцев плотно облегали кисти.

   Видимо, они говорили уже долго – и скорей всего не напрасно выбрали этот уголок кафе, где гудел и пощёлкивал не слишком отлаженный увлажнитель воздуха. Впрочем, народу в забегаловке было совсем мало – не то время суток, это вечером тут будет не продыхнуть и не протолкнуться... Тут всегда было так – дешёвая сносная кухня, нелюбопытный и быстрый персонал (как и хозяин, весь он был из нэрионов – едва ли не единственные добровольно оказавшиеся на планете и оставшиеся тут жить представители этой недавно обрётшей свободу расы), возможность, уже съев заказ, сидеть за столом сколько угодно, не ожидая вот-вот, что сейчас тебя не слишком вежливо «попросят»... Забегаловка пользовалась большой популярностью у всех, кто связан с космической торговлей, ещё задолго до того, как началась война с землянами, да ещё до того даже, как об этих землянах кто-то что-то вообще узнал. А вот поди ж ты – вся Галактика меряет сейчас свою историю по этим рубежам: «до землян», «когда земляне отступали» и так далее...

   ... – Ты тоже думаешь, что это пропаганда? – неожиданно спросил мальчик, когда джангри уже, кажется, перестал ждать ответа и взялся за стакан.

   Джангри отпил, явно задумавшись. И решительно сказал, с пристуком ставя стакан на шероховатую белую поверхность стола:

   – Нет. Как раз-таки этого я не думаю. Просто... ты сам мне сто раз говорил, что совсем не помнишь Землю и почти не помнишь, как жил дома, в той земной колонии. Так чего тебе искать на этой Земле? Посмотри на меня – я не был на Джангре почти сколько себя помню. И не тянет. Неужели Земля сейчас, после войны, лучше Джангра?

   – Да не в этом дело... – задумчиво пробормотал мальчик. Казалось, он сам не уверен в том, что говорит – но в то же время...

   Его собеседник уловил эту нотку неуверенности и, словно бы воспрянув, усилил напор:

   – Да подумай сам, к чему тебе уезжать куда-то?! – он вновь стукнул стаканом об стол. – Ты же отличный специалист. В корабле у тебя доля, ты соображай головой! Вся команда на тебя смотрит, как на талисман, ты сам это знаешь. А время сейчас такое – очень прибыльное время, перевозки нужны всем, а тем более – такие, когда перевозчик не спрашивает, что перевозит, – джангри подмигнул и хлопнул по плечу, протянув руку, улыбнувшегося мальчишку. – Ну?!

   – Нет, Дэайт, – вдруг решительно сказал тот – как будто напористость старшего собеседника возымела обратный эффект. – Нет. Прости, но я уеду.

   – Правду говорят, что все земляне просто-напросто ненормальные! – Дэайт в ненаигранном жесте изумления и почти злости воздел руки – так резко, словно собирался подбросить вверх потолок.

   – Разобраться бы мне ещё, в какой степени я могу считать себя землянином... – пробормотал мальчик, не спеша вставать после своих решительных слов. Но потом решительно поднялся. – Мне пора.

   – Если бы твои земляне были такими благодетелями – они бы добили джаго, – проворчал, снова берясь за стакан и решительно его допивая, Дэайт. Подобно почти всем своим соплеменникам, к какой бы из наций Джангра те ни принадлежали, он ненавидел джаго – уже просто за то, что те не позволяют Джангру всерьёз выйти в космос, висят над ним и его немногочисленными владениями, как тяжёлая душная туша. Затем он хмуро продолжил: – Послушай вот напоследок. Если на твоей волшебной Земле что-то обернётся как-то не так... или там тебе просто не понравится – ты можешь вернуться на «Маэт». Пока мы летаем – у тебя будут место, доля и прибыль по курсу. Так я скажу – и никто не возразит. Найдёшь нас, и никто даже не спросит, где ты был и почему вернулся. Понял?

   – Понял, – мальчик нагнулся и, обняв пожилого мужчину, потёрся щекой о его затылок. Молча.

   – Иди уже, – джангри оттолкнул его. И поднял руку, показывая официанту, что хочет выпить ещё...

   ...Сашке – мальчишку звали Сашкой, а фамилии он не помнил – очень хотелось оглянуться на пороге, но он одёрнул себя, напомнив, что, в конце концов, идёт не на смерть и в любом случае скоро встретится с Драйей вновь. Двумя пальцами небрежно, но точно, надвинув на нос и рот маску, он распахнул дверь и, выходя, кивком опустил на глаза очки. Он мог бы вполне обойтись довольно долго и без того, и без другого – но ослепительно-яркий, иссушающе-жаркий полдень, обрушившийся со всех сторон сразу, заставлял думать, что маленькие послабления-удобства – не такая уж плохая вещь.

   Церра ранее была колонией скиуттов и на протяжении всей войны сохраняла некий полунейтральный статус – не существовало никакой формальной договорённости, но на планете воюющие стороны старались не допускать конфликтов. С победой землян и получением скиуттами полной независимости для планеты и её аборигенов – полувымершего вялого племени – мало что изменилось, хотя скиутты по настоянию землян и предпринимали кое-какие шаги по «моральной реабилитации» церритов. Сашка об этом знал – и совершенно этим не интересовался, если честно. В Галактике куча страдающих рас, надо всеми не наплачешься. Да и много кто в своё время плакал над бедами маленького Сашки?

   А вот оказалось, что есть те, кто, во всяком случае, об этих бедах помнит. Это было странно. Это пугало. И притягивало.

   Он всё-таки не выдержал – оглянулся, уже отойдя от широкого невысокого крыльца.

   Справа и слева над входом в забегаловку висели длинные четырёххвостые флаги свободного Нарайна, зелёные с золотым узором на косицах и чёрным мечевидным знаком в крыже. Хозяин повесил их тут ещё до того, как закончилась война, когда земляне взяли Сельговию. Ходили слухи, что он и раньше помогал земной разведке, но слухи слухами – а вот эти флаги были ощутимой реальностью, так сказать. И это было ещё одно напоминание о странной, загадочной Земле.

   Сашка передёрнул плечами и, развернув их, слегка развинченной, уверенной походкой пошёл прочь. Шёл он небыстро, но уверенно – и многие прохожие разных рас уступали ему дорогу, хотя он не требовал этого и ничем не показывал, что может потребовать.

   Сашка раньше был уверен в том, что в таких случаях «работает» его уверенный вид. Никому не хотелось связываться со злым щенком, у которого точно под пальцами правой расслабленно опущенной к бедру руки – оружие. А сейчас он задумался: может быть, это потому, что он – землянин?

   Землянин ли? Вот в чём вопрос...

   Ноги не несли прямо к цели. Мучительно толклись в голове мысли, решимость, которую он выказал и высказал в разговоре с Драйей, то никла, то вспыхивала – как живой огонь в настоящем костре; последний раз они разжигали такой совсем недавно, около десантного катера здесь, в пустыне. Плотные, невесомо-лёгкие, почти белые, сплетённые в тугие клубки здешние растения, сухие, ломкие – горели быстро, вот именно таким пламенем...

   Он свернул в полузаброшенный квартал. Здесь только белые штрихи посадок, с лёгким громом расчёрчивавшие небо то и дело, напоминало о том, что есть космос и что совсем рядом кипит жизнь. В рушащихся, старых зданиях слева и справа почти никто не жил – прятались преступники, дезертиры и беглецы всех мастей и рас, обитали окончательно опустившиеся и на всё плюнувшие местные... Скиуттские патрули появлялись тут часто, но с ними никто не осмеливался связываться, а сами скиутты ленились и брезговали лезть в руины или ещё хуже – полуруины. Квартал этот должен был вывести к цели – только позже. Чуть позже. Надо было ещё подумать.

   Ты не думаешь, сказал себе Сашка. Ты трусишь.

   Эта мысль разозлила, и он, печатая шаг, вздымая облачка белёсой, раскалённой, лёгкой пыли, пошёл посередине улицы, как на параде.

   Слева над закрытой дверью, которую не открывали, наверное, уже долгие годы, видна была здоровенная надпись и когда-то яркая, но сейчас сильно выцветшая и облупившаяся надпись на русском. Разобрать можно было лишь невнятное

За у оч я

«ЕЛ КЪ»

   В большой стеклянной витрине (треснутое тут и там стекло заклеено наспех полосками бумаги) грустно пылился стереоэкран, над которым повисла на одном креплении полочка. Ниже валялись какие-то запылённые листки с неразличимыми надписями и рисунками. Сашка и в этот прилёт и в прошлые неоднократно проходил мимо этого помещения и размышлял, что же тут такое было? На ум приходило всякое, но – ничего внятного. Как-то раз он даже подумывал забраться внутрь, но потом раздумал...

   ...Запущенная улица вывела на другую – собственно, куда Сашка мог бы прийти почти сразу из забегаловки. Народ тут кишел, по центру пробирались самые разные экипажи – дикое смешение эпох и систем. Надо толпой плыли шлемы скиуттских патрульных – а две паровых машины стояли прямо посреди улицы с обеих сторон входа в земное представительство.

   Сашка уже не раз подходил в последние дни к этому зданию. Он был уверен, что изнутри его заметили давно и время от времени размышлял, что они там думают по поводу мальчишки-космонавта, который отирается у ворот, но почему-то не заходит? Земляне были сейчас бешено популярны, вокруг посольства всегда можно было встретить десятки существ разных рас, пришедших просто поглазеть... но вот человекоподобные среди них оставались редкостью.

   Сейчас никакого исключения не наблюдалось. В открытую дверь – в больших воротах – то и дело кто-то входил и выходил, играла выше по улице музыка (в исполнении оркестра шэни звучала какая-то земная мелодия), несколько уличных торговцев удачно развернули свои ларьки, стояла группа о чём-то тихо переговаривающихся свистящими голосами и явно страдавших от жары йостигэнцев в охлаждающих костюмах, трое корреспондентов-мьюри совершали какие-то непонятные эволюции вдоль забора, двое гаргайлианцев в одежде священников Объединённой Православной Церкви разговаривали с землянином, одетым так же, группа харг-каарт в земной военной форме ела что-то, сидя в тени растущих вдоль стены раскидистых приземистых к-тиирцов... Глаза разбегались, когда пытаешься сразу охватить взглядом всех. Но в дверь никто не ломился, многочисленных входивших вежливо останавливали двое землян в броне тяжёлых пехотинцев и с оружием наизготовку. Впрочем – не задерживали, пропускали очень быстро.

   Сашке вдруг ужасно захотелось вернуться на «Маэт». В свою небольшую, но удобную каютку, к которой он прикипел душой за то время, пока летал с Драйей. Там, где всё понятно, привычно и размеренно, где жизнь размечена по графику, который можно увидеть просто-напросто на двери капитанской каюты. Где каждый закуток знаком и по запаху в любом уголке корабля можно определить точно, что готовит на камбузе Латтан-ди, кок-гаргайлианец, один из трёх (считая самого Сашку и триания-штурмана Саурямоо) не-джангри среди двенадцати членов шумного, ругачего, вроде бы безалаберного, но дружного и умелого торгового экипажа.

   Он упрямо вздёрнул подбородок, стаскивая с него маску. Вобрал невероятно сухой, горячий воздух. Решительно пересёк улицу и подошёл к пропускному пункту.

   Огоооо! Земляне оказались огромными – на расстоянии они виделись меньше. Шевелящаяся куча брони, вместо лица – яркий блик забрала. Тут ничего не стоило оробеть. Но Сашка в жизни видал всякое и теперь, окончательно решившись, в ответ на вопрос о цели посещения и документах ответил коротко «по личному делу» и протянул опознавательный маячок джангийского образца. Фальшивый, разумеется. Верней – не фальшивый, настоящий, просто Сашка никогда не был джангри и маячок сделали специально для него. Короче, как-то так.

   Сбоку в толстой стене, оказывается, была глубокая ниша и в ней стоял, ощетинясь двумя блоками стволов, киберстрелок. Землянин провёл маячком над выдвинутой из бронированного носа машины пластиной универсального сканера, вернул приборчик Сашке и сказал:

   – Добро пожаловать на земную территорию. Удачного разрешения вопроса.

   Он говорил по-русски, но с каким-то акцентом, хуже Сашки, который нередко путал и забывал, а ещё чаще – коверкал без постоянной практики слова языка, который считался его родным. А голос был доброжелательным – не наигранно и не дежурно доброжелательным, Сашка умел такое различать.

   Землянин на самом деле желал незнакомому мальчишке добра...

   ...Оружие сдавать не пришлось. Земляне словно бы не заметили его. Это могло быть невероятной беспечностью – но скорей осознанием собственной силы и презрением к той всеобъемлющей осторожности, которая очень часто переходит в трусость незаметно для самого осторожничающего.

   Огромные деревья с почти белыми, лишь с лёгкой зеленцой, гладкими стволами и купами огромных листьев почти закрывали большой двор благословенной тенью. Платаны, вдруг подсказала память – эти деревья так назывались. Земные деревья, они могли расти в здешнем климате, если их хорошо поливать. С этим тут проблем не было. За платанами шуршали отчётливо увлажнявшие воздух фонтанчики, а один, большой – шумел посреди двора. Мужчина в старинном доспехе, широко расставив ноги, трубил, запрокинув голову, в длинный прямой рог, из которого била вода, рассыпаясь на стороны каскадом.

   Именно к фонтану сходились (или расходились от него?) все дорожки. Они были выложены белой шероховатой плиткой и возле каждой на деревянном столбе висел, чётко указывая направление, указатель, иногда даже не один. Глаз Сашки зацепился за слово «кафетерий» и он подумал, что как следует сегодня ещё не поел и что можно туда заглянуть, а потом признался себе, что трусит.

   Впрочем, надпись «Приём посетителей» там была рядом. Как и все надписи, она была двуязычной – на русском и английском – а время от времени мигала и сменялась ненадолго знаками того или иного языка Галактики. Спрашивать никого не пришлось, хотя во дворе было достаточно народу – в основном земляне, но не только. Слышно было, как кто-то (ощущалось, что это запись) поёт -

   – Заплачет солдатка, упав ничком -

   Солдат объяснить не смог,

   Что плакать не надо, что выбрал он

   Лучшую из дорог...

   ...Тропинка, на которую отправил его указатель, упиралась прямо в двери – за углом здания, не в парадный вход наверху солидного крыльца, где каждая ступень лестницы с обеих концов была украшена декоративными вазами на массивных невысоких колоннах. Кстати, по этой лестнице никто особо не ходил, а вот в дверь, над которой располагалась та же надпись про приём посетителей, входили и выходили из неё каждые несколько секунд. Дверь была раздвижным автоматом и закрытой, по сути, не оставалась...

   ...В ярко освещённом вестибюле было прохладно несмотря на дверь. Воздух был нормальной влажности, пол устилал зеленовато-коричневый ковёр с коротким густым ворсом, прочно глушивший шаги, отчего в вестибюле стояла тишина, хотя и тут хватало самого разного народу. За длинной стойкой сидели с десяток девушек в военной форме. Одна из них – от неё как раз отошёл похожий на ворох дорогих тканей носатый калм – посмотрела на Сашку и приглашающе улыбнулась.

   Он вздёрнул нос и с независимым видом, решительным шагом пошёл по вестибюлю, незаметно озираясь: где же тут то, что ему нужно?

   В простенке между двумя дверями, за которыми вели наверх – влево и вправо – лестницы, замер часовой в синем с золотом (1.). За его спиной Сашка разглядел складки алого знамени, увенчанного золотой ладонью и украшенного такой же свастикой – прославленное боевой знамя Земли, которое знала теперь вся галактика.

   1.Цвета улан ОВС Земли.

   Ему стало не по себе. Как будто сразу вывернулась наизнанку душа – и то, что её заполняло, оказалось мелким и ничтожным рядом с этим полотнищем, словно бы впитавшим несчётные, несметные реки пролитой землянами в войне крови. Сашка даже удивился сам себе – откуда такие мысли?! Он поспешно отвёл глаза и на правой двери увидел в числе прочих наименований что-то про Плутон.

   Мальчишка почти что поспешно юркнул в дверь – и на лестницу. Сверху спускались трое сторков – в ярких парадных мундирах и больших чинах, с непроницаемыми лицами, углом, зажав под мышками свои палки. Следом за ними почти с таким же лицом (а глаза поблёскивали то ли весельем, то ли насмешкой) шагал молодой офицер-землянин в хаки. Сашка пропустил их всех, проскочил в три прыжка лестничный пролёт и притормозил – на площадке у двери, ведущей в коридор второго этажа, стоял шикарно одетый мьюри. С недовольным видом, держа в руке изящный карманный компьютер. Вся его поза буквально говорила о том, что ему надо выговориться – и Сашка, отметив это, не ошибся.

   – Эти земляне не так уж умны, – мьюри говорил на родном языке Драйи, который Сашка знал отлично. Голос мьюри был сердитым и обиженным, и Сашка, намеревавшийся пройти дальше, не останавливаясь, не удержался от вопроса:

   – Что-то случилось?

   Джангри и мьюри были родственниками. Но Сашка отлично знал, что хмуроватые, собранные, озабоченные джангри весьма недолюбливают свою богатую, развязную и хитроватую при этом родню. И сам перенял такое отношение. Однако, всё-таки было интересно услышать претензии этого мьюри к землянам...

   Видимо, мьюри и правда нуждался в собеседнике. Он готовно подшагнул ближе, даже чуть склонился к Сашке (запахло парфюмерией и жевательной палочкой), потом быстро огляделся и прошептал прямо в ухо мальчишке:

   – Формула разоружения! (1.)

   1.На самом деле идея формулы разоружения взята мною из одного из рассказов В.С.Высоцкого о реальном случае, свидетелем которому он был.

   После чего отстранился с победным видом и несколько раз значительно кивнул. Глаза его гордо блестели.

   Сашка ощутил себя дурачком. Ему явно сказали что-то важное, а он не понял – что. Однако, задавать дополнительные вопросы не пришлось. Мьюри обнял Сашку за плечи (отвратительный жест!) и снова зашептал, то и дело озираясь, словно вокруг кишел народ:

   – Последние семь лет я работал над этой проблемой – над формулой разоружения. Это синтетическое знание, для полного овладения которым следует углубленно изучить множество отраслей знания, если вы... вы ведь космолётчик?.. понимаете меня. Но фокус в том, что после всех сложностей выведения формулы применение её крайне просто и логично, доступно даже профану, знакомому лишь с азами алгебры и логики – а результат просто-таки сокрушительный!!! Понимаете?! Недлинный ряд чисел и знаков, – мьюри провёл по воздуху свободной рукой, – и Галактика навсегда избавляется от войн! Разумеется, когда я понял, что моя работа увенчалась успехом, я тут же поспешил предложить формулу землянам, как расе, наиболее заинтересованной в таком, эммм, развитии событий. Причём без-воз-мезд-но, движимый исключительно стремлением к миру во всём мире!

   – И они?!. – поневоле заинтересовавшись, понукнул Сашка.

   – Они меня выслушали до конца, бегло просмотрели выкладки и попросили удалиться, – с невыразимым отвращением произнёс мьюри. – У них в руках была власть над Галактикой, но они не смогли даже осознать этого. Я просил, чтобы с материалами ознакомился специалист, но какой-то солдафон, на вид – ваших лет – ответил, что он кто-то там такой из какого-то там семейства, что у него какое-то научное звание по биполярной математике и что он очень огорчён, но у формулы вечного двигателя больше шансов воплотиться в жизнь, чем у моего, как он выразился, «малоадекватного синкретизма». Биполярная математика, вот ведь! Биполярное расстройство! Обскуранты!

   «А, – сообразил наконец Сашка, – ну, понятно...» Он встречал таких даже в рабстве – не просто фанатики какой-то идеи, а откровенно на ней спятившие. Интересно, что подумали земляне, когда он начал им всё это излагать? Хотя... наверное, к ним подобные являются каждый день. Он уже начал подумывать, как отделаться от мьюри, не нашумев, но тот неожиданно равнодушно отстранился и зашагал вниз по лестнице, на ходу включая свой аппаратик и что-то бормоча.

   Сашка перевёл дух и, не оглядываясь, шагнул в коридор.

   Навстречу сразу попались несколько молодых парней в разномастной военной форме. Видно было, что это ветераны, видно по лицам, по их особому выражению, видно и по планкам наград – и как-то очень неуместно в понимании Сашки звучала в их устах песня, которую они даже не пели, а весело горланили под аккомпанемент гитары в руках идущего в середине группы:

   – Слева – мама, справа – папа,

   И я – классный такой! -

   Босиком иду по лужам,

   улыбаясь прохожим!

   Мне всего четыре года,

   Карамель за щекой -

   И я сам – на карамельку

   похожий!

   Не переставая петь под гитару, они спокойно расступились, пропуская насторожившегося Сашку. И пошли дальше, а он – он не выдержал, оглянулся, слушая незнакомую песню...

   А потом он вдруг сообразил, что стоит у нужной двери. На ней – первой справа – была обычная, не электронная, табличка с надписью на десятке языков. Сашка прочёл, бездумно скользя взглядом со строчки на строчку (он знал эти языки почти все):

Межимперская Комиссия Плутон.

Филиал работает круглосуточно.

   Сашка задержал дыхание и, с трудом удержавшись от желания зажмуриться, толкнул дверь...

   ...Окончившаяся не так давно война оставила после себя проблем как бы не больше, чем приходилось решать в собственно военные годы. Галактика шевелилась, как растревоженный муравейник. Множество получивших свободу не знали, что с ней делать. Не меньше было и тех, кто решил, что свобода им дана только для того, чтобы можно было тут же приняться лишать её других. Хватало и третьих – тех, кто вообще не мыслил такими категориями, но твёрдо был настроен ловить, а то и глушить рыбку в мутной воде. Лишившиеся власти не собирались мириться с этим. Получившие власть не понимали, как ею распорядиться. По стремительно набухавшей новыми войнами Галактике перемещались в бестолковом, но для них крайне важном движении десятки миллионов живых существ, у каждого из которых была цель – зачастую, понятная только этому конкретному существу. Миллионы разумных желали вернуться в родные места – и не имели возможности сделать это. Миллионы других не менее разумных больше всего боялись, что их вернут на родину и готовы были пойти на что угодно, дабы избежать такого исхода. Скороспелые пиратские флотилии, честолюбиво-властолюбивые (или, что ещё хуже, искренне-пассионарные) строители собственных сиюминутных государств, вспухшие мутным половодьем контрабандные потоки, неожиданные миграции, хаотичные пока что мелкие войны – всё это оказалось на руках землян, как невоспитанный, бестолковый, агрессивный, разноязыкий и несчастный огромный детский сад на руках у кучки усталых, замотанных воспитателей. Кстати, подобные случаи тоже имели место без всяких «фигурально выражаясь».

   На землян глядели все, без исключения. С ненавистью или с любовью, с завистью иди с надеждой, недоверчиво или влюблённо, но – все.

   Наконец, в Галактике блуждали миллионы и самих землян. Многие из которых даже и не помнили, что Земля – их Родина. Другие боялись вернуться. Третьи вернуться стремились – и не могли. Четвёртые просто хотели вернуться как можно скорей. Именно для работы с ними со всеми и была создана Комиссия Плутон, даже Сашка слышал о ней. Слышал ещё до того, как решился... нет, вообще до того, как задумался о Земле.

   ...Внутри к его удивлению оказалась не одна комната, а снова большой и довольно шумный коридор с десятком дверей на каждой стороне. Шумным коридор был от того, что в нём не только сидели на удобных мягких диванах вдоль украшенных пейзажами палевых стен люди, но ещё и от того, что не меньше десятка маленьких детей играли в дальнем конце, где стояли несколько деревьев в кадках и располагалась крохотная, но симпатичная спортивная площадка. Правда, ещё больше детей, в том числе и такого же возраста, жались ко взрослым. Помимо этого, орали двое малышей. И в завершение всего под потолком светился экран, на котором высвечивались цифры, дублировавшиеся женским голосом – он то и дело просил «при наличии талона номер такой-то пройти в кабинет номер такой-то» – и над одной из дверей (как правило, в этот момент она распахивалась и оттуда кто-то выходил) начинал пульсировать зелёный сигнал.

   Сашка не то чтобы растерялся – просто он совершенно не ожидал такого. Слегка удивлённо он оглядывался кругом, не в силах привыкнуть к мысли, что он, оказывается, и правда не один такой, и загадочная комиссия, почему-то названная (он уточнял) по имени невзрачной окраинной недопланетки Солнечной Системы, похоже, завалена работой. Это подбадривало, но и настораживало – Сашка не любил, когда что-то куда-то приманивает разных существ, высока вероятность ловушки или обмана.

   Из двери рядом с ним вышла – спиной – женщина с двумя детьми, мальчиком лет пяти и девочкой чуть постарше. Дети цеплялись за материнские локти, а женщина плакала, улыбалась и всё норовила поклониться внутрь кабинета, но тут же явно сама себя одёргивала. В руках, сжатых перед грудью, она держала пластиковую карточку. Закрыв наконец дверь, она скользнула по Сашке (за её спиной вошёл внутрь хромающий молодой мужчина с напряжённым лицом) невидящим взглядом, но потом моргнула и сказала голосом, исполненным недоверия и в то же время тихого счастья:

   – Сразу всё дали. Понимаете, сразу. И мне и им, – она уронила карточку (Сашка поймал её на лету стремительным движением и подал обратно), обняла детей. – А они ведь Земли и не видели... они у меня родились в... в... – она уже не обняла, а просто-таки притиснула к себе ребятишек, потом взяла карточку судорожным движением, пошла прочь, ведя детей и что-то шепча, немного похожая на счастливую сомнамбулу.

   До Сашки дошло, что зря он стоит просто так. Наискось ближе всего сидел парень его лет – нехорошо худой, с полными недоверия и злости глазами. Но слева и справа к нему приткнулись ещё трое мальчишек лет по 5-10, они спокойно спали, губы у всех троих были в крошках и каком-то соусе.

   – Тут где-то надо записаться? – деловито спросил Сашка. Парень смерил его взглядом, помолчал, потом словно бы нехотя, но вполне вежливо ответил на куда более чистом, чем у Сашки, русском:

   – Вон, позади тебя, в стене – автомат. Просто кнопку ткни.

   Сашка поблагодарил кивком, про себя ругнувшись, повернулся. В стене и правда мерцал экран – серебристо-серый, вогнутый – и под ним единственная белая кнопка и узкая щель. Кнопка была отчётливо вогнута тоже – и не сама по себе, её стёрли касания. Он нажал кнопку – и наружу выскользнул маленький белый листок с цифрами «57-4», а тот же голос, но исходящий из экрана, его уведомил, что следует дождаться вызова по талону номер 57 и пройти в кабинет 4. Если же есть какие-то предварительные вопросы – следует приложить ладонь к экрану и отчётливо озвучить их на любом языке.

   Предварительных вопросов у Сашки не было. Он отошёл от аппарата, помедлил, прошёлся по коридору, с интересом разглядывая картины – это были именно картины, не снимки. Пейзажи и только пейзажи. Красивые. Сашка бывал на ботанически геоморфных планетах, многие растения казались знакомыми, уже виденными... вот только – когда и где? Может, в детстве, когда он жил... жил дома? Или всё-таки из его... путешествий?

   Он усмехнулся – «путешествий». Ну да. Прошёл поближе к площадке, посмотрел, как барахтаются, кувыркаются и вопят дети. Подумалось: а ведь он никогда не играл вот так. Вообще – играл. Даже в самые страшные дни находились и время, и желание. Но не так, нет. С оглядкой. И тихо. По крайней мере, помнилось только такое. Когда его взял к себе кен ло Артан – он был уже слишком взрослый. Или казался себе таким, какая разница... А, может быть, случись та неожиданная свобода на пару лет раньше – и он бы снова научился играть вот так, как эти? Ведь ты не знаешь, Сашка, какое у них было ещё недавнее прошлое. Может быть, не слаще твоего?

   Нет, наверное всё-таки слаще. Ведь они тут все – с родителями. Как минимум, с матерями. А он... почему у него получилось – как получилось? Он отчётливо вспомнил страшное, беззащитное одиночество, когда даже брошенный лишний кусок пищи казался праздником. И землян, которые встречались на его пути – таких же рабов, которые ничем не могли ему помочь.

   Почти все хотели. Очень многие пытались. Но по-настоящему никто не смог и не мог...

   ... – При наличии талона номер пятьдесят семь просим пройти в кабинет номер четыре.

   Сашка остался спокойным, заставил себя не дёргаться и не убыстрять шага. Но, открывая дверь, понял, что сжимает кусочек бумаги так, что тот прилип к пальцам, промок от пота.