Текст книги "Искатель. 1971. Выпуск №5"

Автор книги: Олег Куваев

Соавторы: Глеб Голубев,Богомил Райнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 5

И настал вечер, и настало утро, день четвертый – как сказано в святом писании.

Этот четвертый день, как и полагается в понедельник, я начал в служебном кабинете. Хватит шляться в гости. Не мешает кое-что записать. Иначе некоторые из моих коллег могут меня высмеять. Ничего удивительного не будет в том, если они назовут меня не инспектором, а инкассатором. Хотя я не уверен, что это заставит меня изменить свои привычки. Общайся с людьми в привычной для них обстановке – вот мой девиз, или, как говорят журналисты, мой личный почерк. Привычная обстановка – это не только нагромождение мебели, но и своеобразное личное досье. Умей только его прочитать.

Но сейчас все мое внимание поглощено канцелярщиной. Проверка картотеки, документов, экспертизы, справки по телефону – вообще, тьма бюрократических дел. Не помню, говорил ли я вам, но в нашей работе нет ничего общего с крылатой романтикой заокеанских криминалистов. Там люди работают с размахом: инспектор погружается в пучину преступного мира, разбивает кулаком носы и скулы, его самого мнут, как вареную картошку, он стреляет во все стороны из «люгера», получает смертельные ранения, не мешающие ему в конце концов поймать всех убийц и передать их своему шефу, а у того уже заранее готово распоряжение о повышении инспектора по службе. Разве у нас так бывает? Вместо поединков, стрельбы и героизма – канцелярщина.

Хорошо, что канцелярщина отняла у меня, по сути дела, не больше двух часов. Только успел я разобраться с бумагами, как пришел лейтенант: «Вас вызывает шеф».

«И сегодня не видать мне роз, – подумал я. – Остается рассчитывать на сигарету».

Мои предчувствия меня не обманули. Шеф предложил мне кресло рядом с письменным столом. Потом, как всегда поколебавшись, указал на деревянную коробку. Я закурил.

– Ну что нового?

Новости, как правило, он узнает первым. Но по тому, с каким вниманием он слушал, я понял, что на сей раз ему ничего не известно. Я, конечно, не злоупотреблял его интересом и постарался быть лаконичным.

– Словом, пока что – хорошо, как сказал тот, кто прыгнул с Эйфелевой башни без парашюта, – закончил я скромно.

Шеф пропустил мою реплику мимо ушей. Поднялся и немного походил по кабинету, очевидно анализируя мои действия.

– Этого Андреева стоит проучить, – заметил полковник, остановившись передо мной.

– Совершенно справедливо, но у него не было злостных намерений…

– Ладно, ладно. Сейчас ты начнешь защищать его…

– И не подумаю, – возразил я не совсем искренне. – Просто вышло так, что Андреев помог нам, невольно став приманкой…

– А если бы он отдал богу душу, кто отвечал бы?

Против этого я был не в силах возразить и сосредоточил свое внимание на сигарете. Шеф молчал. «Скажи спасибо, Андреев. Повезло тебе, дружок», – подумал я, хорошо зная шефа.

– Ну, а дальше? – спросил полковник, снова садясь за письменный стол.

Я наскоро изложил ему свой план. Шеф слушал, изредка делая замечания. Потом поднялся. Знак, что мне пора идти.

– Завтра явишься с докладом, – предупредил он. – Ты, Антонов, в целом неплохой работник, хотя иногда злоупотребляешь своими методами ведения следствия. Но работник неплохой…

Я киваю на прощанье и выхожу. Когда такой шеф, как мой, говорит, что ты неплохой работник, – это почти равносильно вручению ордена. Но я уже упоминал, что честолюбия во мне нет.

Телефон в моем кабинете настойчиво звонит. Я делаю львиный прыжок и хватаю трубку. Как и следовало ожидать, звонит мой старый приятель, судебный врач.

– А, старик!.. Ну, что предлагают нам Паганини аутопсии? М-да, репертуар не из шикарных… «Фанодорм», да?.. Концентрированный раствор, говоришь? Достаточно ли нас обоих?.. Мерси, не употребляю. Пользуйся сам.

И положил трубку, чтобы Паганини не успел ответить.

Через три секунды телефон зазвонил снова.

– Да… Да, Антонов… Да, справка. Ну?.. Трижды? Когда точно, в какой день и в котором часу?.. Хорошо, спасибо.

Кладу трубку, достаю записную книжку и кое-что отмечаю для себя. Такие дела, значит. Гм…

В дверь постучали. Вошел лейтенант и положил мне на стол листок бумаги.

– Вот справка.

Я бросил быстрый взгляд на листок и подписал его. Лейтенант козырнул и вышел. Да-а. Канцелярщина. Зато когда машина закрутится, пути обратно нет. Просматривают все картотеки, делают анализы, экспертизы, снимки таких вещей, которые никто, наверное, и никогда не ожидал увидеть сфотографированными, сведения оттуда, справки отсюда и еще бог знает что. Начинает казаться, что даже слышишь, как ровно гудит машина, словно хорошо смазанный механизм. Что до заслуг, то тут никто из нас не предъявляет особого счета – делимся по-братски: тут молодец ты, а тут – я или он. Главное – чтобы выиграло общее дело, чтобы была польза стране.

Но довольно монологов. Хватит разговаривать с самим собой. После писанины недурно пройтись. Я беру плащ, надеваю шляпу и выхожу. Вы, наверное, догадываетесь, что я иду не в гости к моей тетушке.

Станция Искир – маленькая красивая станция на окраине Софии. Когда-то, в детстве, мы ходили сюда ловить рыбу. Между нами говоря, рыба не часто приплывала на условленное место. Теперь тут индустрия, заводы. Меня особенно интересует один из них – авторемонтный. Нахожу его без особого труда. И прямо иду к механическому цеху. Много станков, оглушительный шум, но эти препятствия не в силах остановить меня. Минуту спустя я уже дружески похлопываю по плечу человека, склонившегося над станком.

Илиев поднял голову и пораженно уставился на меня. Он прав. Дружба дружбой, но я все-таки немного пересолил. Собственно, на мой взгляд, это он пересолил, ну да ничего. Я показал на уши, мол, «перепонки лопнут», и направился к выходу. Илиев нерешительно посмотрел мне вслед, сказал что-то юноше и пошел за мной.

Я не очень разбираюсь в пейзажах и, наверное, из-за этого забыл сказать, что погода стоит прекрасная. Грело солнце, может, и птички пели, но я не обращал на это внимания. Деревья в саду перед зданием дирекции пожелтели, уже осень. Мы нашли удобную лавочку. После мук на всяких там табуретках я предвкушал настоящий отдых. Сел и зажмурился от солнца.

– Чистый воздух… Солнце… И немного влаги, чтобы не забывать о своем ревматизме… Приятно, а?

Илиев молчал. Он сидел на краешке скамейки, словно аршин проглотил. Моя лирика, наверное, не подействовала на него.

– Поднимаются туманы… – продолжал я, вспоминая отдельные выражения из хрестоматии для второго класса. – Проясняется небо… Да и другие дела проясняются. Вопреки стремлению некоторых людей напустить побольше тумана. – При этих словах я раскрыл глаза и добродушно посмотрел на своего собеседника. – Вот, например, ты, милый Илиев. Приходит к тебе человек из милиции. Доверяет тебе, как товарищу, надеясь, что ты не подведешь. А ты что? Направляешь его в противоположную сторону. Не только для того, чтобы сбить со следа, но и отослать подальше от себя. Посылаешь его в семью Сираковых. Сираковы – к Таневым. Танева, в свою очередь, переадресовывает меня к какой-то Мими. Мими отправляет к Андрееву, а Андреев – снова к Илиеву. И вот человек, которого послали вправо, возвращается слева. Прогулка по кругу. Еще одно подтверждение того, что земля вертится. И круг замкнулся…

Я ненадолго умолк. Потом добавил:

– Надеюсь, он не замкнется петлей на твоей несчастной шее!

Илиев испуганно посмотрел на меня.

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Мы с тобой вообще плохо понимаем друг друга. Вопреки моим ожиданиям. Но я человек терпеливый и постараюсь тебе кое-что объяснить. И заметь, не потому, что это необходимо мне, а потому, что я хочу помочь тебе, пока не поздно.

Илиев смотрел куда-то в сторону, но слушал напряженно. На мгновенье мне стало жаль этого человека. Внешне он старался казаться спокойным, но ощущались и беспомощность и страх. Еще недавно Илиев спокойно и честно трудился. И вдруг откуда ни возьмись появляется человек в черной шляпе и черном плаще. И тихий, старательный Илиев попадает в западню. Кто же виноват: человек в черной шляпе или он сам?

– Послушай, Илиев: с того времени, когда ты послал меня за живой водой, мне удалось кое-что выяснить. Что именно и как – рассказывать не стану, чтобы ты не отбивал у меня хлеб. Но одну тайну все же доверю…

Я наклонился к собеседнику и сказал ему конфиденциально:

– Ты, мой милый Илиев, лжесвидетель.

Он пытался возразить, но я остановил его жестом и так же конфиденциально добавил:

– А лжесвидетельство карается по статье 222, параграф первый уголовного кодекса.

– Но, товарищ инспектор, какой мне смысл…

– Это тебе лучше знать. У меня на сей счет свое мнение.

Илиев молчал. Я поднялся, закурил, потом поставил ногу на скамейку и снова наклонился к Илиеву:

– Ты солгал, Илиев. И не раз. Ты говорил мне, например, что давно уже не видел Танева.

Илиев опустил глаза долу.

– А я установил, что около месяца назад ты пригнал машину Танева на технический осмотр. Кто передал тебе машину? Как? По телефону?

– Ее пригнал двоюродный брат Танева, – пробормотал Илиев.

– Неправда. Танев приезжал сам. А вчера после обеда кто был у вас? Двоюродный брат Танева или он?

– Никого не было… – прошептал Илиев.

– И снова неправда. Ты продолжаешь лжесвидетельствовать. К твоему сведению, я установил, еще кое-что. Около месяца назад Танев сделал попытку убить Медарова. Он пытался совершить это через третье лицо. Второе покушение было удачным, и совершил он его, наверное, тоже через третье лицо. А поскольку никто из героев, причастных к этой истории, этим третьим лицом быть не может, то, выходит, факты против тебя.

Илиев быстро поднял голову, совершенно ошарашенный моими словами.

– К смерти Медарова я не причастен! Не причастен…

– Возможно. Это мы выясним. Но, запутавшись во лжи, не рассчитывай выйти сухим из воды.

– К смерти Медарова я не имею никакого отношения, – умоляюще говорил Илиев.

– Имеешь или нет, докажут факты. А теперь рассказывай, пока ты еще на свежем воздухе и на свободе. Ну рассказывай!

Илиев снова поднял на меня глаза, полные страха:

– Я боюсь!

Я вздохнул, разводя руками:

– Вот тебе и на! Кого ты боишься? Меня? Нас? Власти?

– Танева боюсь, – пробормотал Илиев, озираясь.

– И еще оглядываешься… – заметил я. – Не подстерегает ли тебя кто-нибудь в кустах? Эх ты! Есть, выходит, люди, для которых и двадцати лет недостаточно, чтобы понять, что они завоевали свободу и им ничто больше не угрожает.

Илиев как будто успокоился, но все еще оглядывался.

– Да в своем ли ты уме? – спросил я. – С одной стороны – мы, страна, твоя страна, а с другой – подонок Танев… И ты боишься этого подонка!

– Он не один… – объяснил Илиев. – Он все время повторял мне об этом… Говорил, что у него есть люди, которые немедленно ликвидируют меня, если он пострадает по моей вине… И я уверен, что они есть. Он всегда водился с разными сомнительными типами. Еще тогда, до Девятого сентября…

Сигарета обожгла мне пальцы. Я закурил новую и бросил окурок на дорожку.

– Послушай, Илиев: мы лучше знаем, когда и с кем водился Танев. У нас есть список всех его людей. Должен сказать тебе, что в основном это список покойников… А те немногие, что остались, притаились в своих норах тише воды и ниже травы… Танев – один. Понимаешь, совсем один! И только потому, что он остался один, он искал человека вроде тебя, чтобы запугать и использовать в своих целях.

– Танев не использовал меня, – механически проговорил Илиев, – я не человек Танева…

– Но ведь Танев был у тебя вчера. И ты это скрыл от меня. «Жена, – говорил ты, – так сильно надушилась». Был у тебя вчера Танев или не был?

– Был… – так тихо прошептал Илиев, что я едва услышал.

– Зачем приходил?

– Спрашивал, где Медаров.

– Гм… Притворялся, будто не знает, что Медаров мертв.

Илиев кивнул.

– А ты что ответил?

– Сказал, что к нам приходили и сообщили, будто Медаров умер от разрыва сердца.

– Именно так и сказал?

– Да, так.

– А еще что?

– Потом Танев спросил, не приходил ли ко мне кто-нибудь из милиции. Я ответил, что никто не приходил.

– Хорошо еще, что догадался так ответить. Дальше?

– Больше ничего. Танев опять предупредил меня, чтобы я ни слова не проронил о том, что видел его в последнее время. Нагнал на меня страху и ушел.

– И поэтому ты продолжаешь врать мне и покрывать Танева?

– Я не человек Танева… – стоял на своем Илиев.

– Ты мог и не принимать непосредственного участия… Хватит и того, что молчал. Молчание, Илиев, золото, но в некоторых случаях – страшная вина. Так произошло с тобой. Теперь ты должен искупить свою вину. Поэтому рассказывай все с самого начала!

– Начиная с процесса? – испуганно спросил Илиев.

– Нет, не с процесса. Мы начнем с Девятого сентября. Или даже раньше: с «Кометы» и до наших дней…

– О «Комете» я уже рассказывал… – напомнил Илиев.

– Ты рассказал всего одну треть. А меня интересует все. И смотри мне, терпение, о котором я говорил, имеет границы. Ну выкладывай!

– Главным в «Комете», – глухо начал Илиев, – был Костов. Он был очень богат, имел связи с влиятельными людьми и гитлеровцами. Танева – дальнего родственника Костова – сначала только для вида записали компаньоном, чтобы придать конторе видимость акционерного общества. Но в течение последних двух лет гитлеровцы особенно тесно сотрудничали как раз с ним…

– Как сотрудничали?

– Ну всю эту фирму «Комета» слепили, очевидно, для того, чтобы скрыть злодеяния гестапо. Тогда-то Танев и стал чуть ли не первым человеком. Через него устанавливались все связи. Он оказался самым хитрым, самым ловким из всех троих. Недаром Костов и Медаров побаивались его. Отсюда видно, что Танев стал важной персоной. Нажил кучу денег… Потом эта история с бегством Костова… Потом…

– Подожди-ка, Илиев, – перебил я его. – И запомни: предупреждаю тебя в последний раз! Если ты все еще боишься Танева, то должен тебе сказать, что ты боишься не того, кого следует! Посмотри на меня!

Илиев испуганно поднял глаза.

– «История с бегством Костова»… – повторил я. – Вот о ней и рассказывай! И как можно подробнее! Ты был при этом!

Я проговорил последнюю фразу так уверенно, будто действительно знал, что говорю. Но иногда следует довериться интуиции.

Илиев виновато и очень тихо прошептал:

– Был…

Дальнейший нажим уже не нужен. Кто сказал «был», тот скажет и остальное. Я откинулся на спинку скамейки и с облегчением сдвинул шляпу на затылок. Вокруг идет обычная жизнь завода. Приезжают и уезжают грузовики, из дверей дирекции выходят люди, оживленно переговариваясь между собой, несколько человек суетятся вокруг лежащего на земле громадного плаката «Выполним досрочно…». Призыв, очевидно, повесят на фасаде здания. А тем временем Илиев рассказывает мне о вещах, далеких от сегодняшней жизни завода.

– Была ночь седьмого сентября. Слышим, завыла сирена. Бросились в убежище. Костов переоборудовал подвал дачи в убежище… Как только Танев открыл его и мы вошли, стало ясно, что Костов удрал. Сейф, где все трое хранили деньги, был раскрыт и пуст. Это был старый большой сейф во всю стену. Открывался он тремя разными ключами. У каждого из «Кометы» был только один ключ, но Костов открыл его. Очевидно, он сумел изготовить дубликаты, пройдоха!.. «Ты видишь, что он нам подстроил, паскуда! – воскликнул Танев и приказал мне: – Илья, заводи «мерседес». Я вывел машину из гаража. Медаров и Танев стояли посреди двора и о чем-то договаривались. Увидев, что я готов, вскочили на заднее сиденье, и Танев крикнул: «Давай в Божуриште! Прямо через Банкя и мигом». – «Не могу быстро без фар», – говорю. «Тогда включай фары, черт побери!» – «В нас будут стрелять», – сказал я. «Включай, говорю тебе, пока я сам не начал стрелять». Я включил подфарники – что поделаешь? – и мы помчались. Из их разговора я понял, что Костов решил удрать на немецком самолете. В последнее время они только об этом и говорили: бежать или еще выждать, а если бежать, то как договориться с немцами… Мы проскочили Горную Баню и направились к Банкя. Шоссе было разбито, но Танев все толкал меня в спину: «Быстрее, быстрее!» Оставили позади и Банкя. Только выехали из села, как заметили вдали свет фар. «Если это «опель» Костова, мы его догоним, – обрадовался Танев. – Давай, Илья, нажимай на педали!» Я прибавил газу, и, проехав подъем, мы увидели впереди «опель» Костова. «Мерседес» – машина мощная, и мы быстро его догоняли. «Как только догонишь, разверни и прегради путь!» – скомандовал Танев. Я так и сделал. Только мы остановились, как Танев и Медаров выскочили из машины. «Но чтобы все было тихо», – попробовал вмешаться Медаров. «Не учи меня!» – огрызнулся Танев и побежал к «опелю». Тут я увидел, что у Танева в руках автомат…

По дорожке мимо нас прошел рабочий в вылинявшем комбинезоне.

– Тебе что, работать надоело, поговорить захотелось? – обратился он к Илиеву.

Илиев не ответил. Рабочий догадался, что тут что-то другое, и отошел. Напротив двое рабочих, стоя на лестницах, уже прибивали плакат, третий помогал им указаниями снизу. Группа детей шла следом за учительницей, которая привела их показать, что такое завод. Я закурил и снова подставил лицо солнцу.

– Танев рванул дверцу и рявкнул на Костова, притаившегося на заднем сиденье: «А ну-ка, компаньон, вылезай!» Тот вылез из машины как мокрая курица. «Давай и ты! – прикрикнул Танев на шофера Андреева. – Да пошевеливайся, пока не получил по морде!» – и замахнулся автоматом. Андреев вышел и встал рядом с машиной. «Ну что? Улетаешь? – заревел Танев на Костова. – А коллеги – волку в зубы, да? На что тебе сдались компаньоны, если ты украл все их деньги!» Костов молчал. Что тут скажешь. Все было ясно. Но Танев вроде сжалился над ним. «Ну ладно, – говорит, – что было, то быльем поросло. Как видишь, мы добрее тебя. Поедем вместе. Раз старый лис собрался в путь-дорогу – значит пора». У Костова как гора с плеч. «Вместе, Лазарь, вместе. Но нужно торопиться, братцы!» – «Когда уходит самолет? – спрашивает Танев. – И что это за самолет? А вдруг он на фронт?» – «Да нет, самолет транспортный, – отвечает Костов. – Вывозят офицеров. Летят прямо в Берлин». – «А кто нас пустит?» – допытывается Танев. «Как кто? Полковник Кирхнер ждет нас, ты его знаешь». – «Ну коли так…» – проговорил Танев… и прошил Костова автоматной очередью. Тот упал. Тогда Танев повернулся к шоферу. Он не любил Андреева. «Эй, ты, – говорит, – чего вытаращился? Давай пой что-нибудь!» Я догадался, в чем тут дело. Андреев был весельчак. Любил петь наши песни. То ли Танев слышал, то ли кто донес. «Спой что-нибудь!» Андреев не отвечал. «Смотри, как его заело, – словно удивился Танев. – Ты песню о Катюше знаешь?» – «Знаю», – отвечает Андреев и спокойно смотрит на него. «Ну так пой. Пой, тебе говорят!» Но Андреев даже не пошевелился. Потом сказал тихо: «Я по команде не пою». – «Ну мы и без песни обойдемся», – бросил Танев и выпустил еще одну очередь из автомата. Андреев медленно опустился на колени, но не упал. «Коммунист проклятый!» – крикнул Танев и разрядил в него весь магазин…

Илиев умолк, уставившись в землю. Я бросил сигарету. Вдали глухо урчали моторы грузовика.

– Оба бросились переносить чемоданы из «опеля» в «мерседес». Потом снова уселись на заднем сиденье, и Танев приказал: «На аэродром, и побыстрее! Если не хочешь, чтобы и тебя на тот свет послал под горячую руку». Он, наверное, и правда хотел убить меня, но ни он, ни Медаров не умели водить машины. Когда добрались до Божуриште, последний самолет – тот самый, транспортный, как раз поднимался в воздух. Танев выругался. А Медаров не удержался и упрекнул его: «Не тратили бы времени на допросы и экзекуции, сейчас бы уже летели!» – «Ты лучше помолчи, – отрезал Танев. – На что ты годишься! Надо немедленно замести следы, а там поглядим, – и снова скомандовал мне: – Гони назад!» Приехали на старое место. «А ну вылезай, поможешь!» – крикнул мне Танев. «Не могу, – бормочу, – мне плохо!» Танев выругался, но не настаивал. Они торопились. Вместе с Медаровым бросили трупы в «опель», облили бензином и отошли. Танев завернул в газету камешек, поджег бумагу и швырнул в машину. «Опель» вспыхнул как факел, и вскоре взорвался. В этот момент раздался отбой тревоги…

Илиев снова умолк. А я закурил, внимательно глядя на него. Он сидел, все так же уставившись в землю.

– Потом?

– Потом мы вернулись. Я поставил машину в гараж, а они понесли куда-то чемоданы. Но прежде чем исчезнуть, Танев предупредил меня: «Забудь все, что видел! Не то сам отправишься вслед за ними».

– И поэтому ты молчал?

– Да… Да и что за польза рассказывать… Доказательств у меня нет. Когда начался процесс, даже остатков «опеля» не нашли. Я сам ходил туда и собственными глазами видел: только след горелого на земле, и больше ничего. Наверное, Танев побеспокоился. Во время процесса все вертелось вокруг убытков, нанесенных банку. Фактов, которые касались бы убийства или махинаций с гестапо, не выявили… Медаров, ясное дело, мог здорово насолить Таневу, но нарочно не сделал этого. Он тоже не вчера родился: если навредит Таневу, все равно себя не спасет, наоборот, может быть только хуже, если выяснятся связи с гестапо. Он рассчитывал держать Танева в своих руках. Пускай, мол, бережет золото до того дня, когда Медаров придет, чтобы взять свое…

– Он уже свое получил, – заметил я. – И кое-что Таневу оставил. Но довольно об этом. Перейдем к событиям последних дней. Ты и тут сможешь добавить…

– Лишь бы вам удалось схватить Танева прежде, чем он пристукнет меня.

– Пристукнет… Как все просто… Мы же не ночью седьмого сентября, не бойся. Ну?..

– То, что я рассказывал в первый раз, – все правда. Только две детали упустил…

– Увидим.

– Вечером, в последний раз выходя из дома, Медаров сказал мне, что идет к Таневу.

– И впрямь мелочь, – горько улыбнулся я. – Можешь и сейчас об этом не рассказывать… А где они должны были встретиться?

– В разрушенном доме, где стоит машина Танева.

– А как они договорились о встрече?

– Медаров все время выпытывал у меня: не видел ли я Танева, не звонил ли Танев… Сто раз говорил ему, что не видел. Так оно и было. Я не видел его до того дня, когда он пригнал машину на осмотр. Тогда Танев сказал: «Если к тебе придет Медаров снимать квартиру, не отказывай. Хочу, чтоб он был у меня на глазах». Медаров считал, что я встречаюсь с Таневым. И все повторял: «Когда случайно увидишь его, не забудь предупредить: Медаров, дескать, велел сказать, что записная книжка в коричневой обложке у него, и если Танев захочет улизнуть, книжка может заговорить», и каждый день одно и то же. «Передай ему, что книжка может проговориться, так что пусть Танев раскинет мозгами. А если я ему понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать, – там, где я пью мастику». Наверное, там и встретились – в ресторане напротив нашего дома.

– Значит, ты передал это Таневу.

– А как же, передал. Вот, ей-богу, за весь прошлый месяц он появлялся лишь однажды; расспрашивал о Медарове – что делает, где бывает, кто приходит к нему, о чем разговаривают. Ну, раз он так допытывался, я и рассказал ему все, что велел Медаров.

– А Танев?

– Ничего. Смолчал. И ушел.

– Когда это было?

– В последнюю субботу перед исчезновением Медарова.

– Где вы встретились?

– На вокзале. Танев стоял на перроне и ждал.

– Ясно. А что это за вторая мелочь, о которой ты мне не рассказал?

– А-а, это про вечер, когда Медаров исчез.

– Про вечер?..

– Ну да, в тот же вечер, около полуночи, кто-то позвонил в дверь. Я думал, что Медаров, открыл – смотрю: на пороге стоит Танев. «Где Медаров?» – спрашивает. «Нет его, – говорю. – Вроде с вами встречаться пошел, но пока не вернулся». – «В том-то и дело, что не пришел он на встречу. Я ждал его до сих пор». – «Нет, его еще нет», – говорю. «Ничего, – отвечает, – я подожду его в его комнате». – «Его комната закрыта». – «А ты отопри». – «Не могу, – отвечаю, – открывать чужую комнату». – «Можешь, можешь. И побыстрее, мне вовсе не до разговоров!» Я уже говорил вам, что он за человек, такому пальца в рот не клади. Я достал ключ, открыл, и Танев закрылся изнутри. В комнате он немного задержался.

Когда вышел, нес что-то под пальто. «Прибери в комнате, – говорит, – я там все разбросал. Искал одну вещь, которую Медаров украл у меня. И не проговорись, что я приходил сюда именно сегодня ночью». – «А что сказать Медарову?» – спросил я, и в глазах у меня потемнело. «Медарову можешь сказать, что здесь был я. Ворвался силой. Пусть теперь приходит сводить со мной счеты, старый волк!»

– А ты что? Аккуратненько прибрал в комнате, то есть уничтожил доказательства…

Илиев молчал.

– Тебя следовало бы хорошенько проучить, чтоб ты соображал, когда следует молчать, а когда – нет… Но слишком у меня мягкий характер… Предвижу, что и за тебя придется заступаться.

Во взгляде Илиева были одновременно страх и надежда.

– Хорошо, – говорю, – иди, а то этот парнишка наломает там дров! А план надо выполнять.

…В столовой управления я столкнулся с приятной неожиданностью: суп с фасолью и котлеты. Эти два блюда я могу есть даже холодными. И все-таки, чтобы банкет был не таким «полярным», я завершил его согревающей сигаретой. Потом снова отправился на вокзал. Сегодня день дальних странствий. После станции Искир настала очередь живописного уголка Банкя. Я сидел в купе один. А одиночество, как правило, навевает мечты. Не знаю, говорил ли я вам, но я сентиментальный тип. Хорошо, что мне удается скрывать это. Но в данный момент я позволяю моим мечтам немного разгуляться. Без излишеств, конечно. Вся моя фантазия ограничивается тем, что я представляю: поезд мчится не в Банкя, а в Перник, Стыдно, правда? Факт, но моя первая поездка в Перник с букетом цветов осталась и последней. Правда, моя знакомая не так давно приезжала ко мне. И то по делам: мы решили пожениться. Она приехала в субботу, а в воскресенье должна была состояться скромная церемония обмена автографами. Мы побродили по магазинам. Кое-что купили. Даже выпили. Вообще, провели предпраздничный день прекрасно. Шаль лишь, что праздник не настал. В ту минуту, когда мы открыли дверь моей кельи, чтобы суженая убедилась, где ей придется жить, пронзительно зазвонил телефон. А когда мой телефон так звонит, это значит, что меня не в белот играть приглашают.

«Немедленно выезжай в Пловдив. Странное происшествие…»

«Хорошо, – говорю, – но со мной тоже приключение: я женюсь».

«Свадьбу отложишь, – пробубнила трубка. – Больше ехать некому. Отправляйся немедленно!»

– Вот видишь, – говорю я своей невесте. – Этот телефонный звонок – знак свыше, предостережение. Ты еще можешь отказаться от беспокойного супружества.

А моя невеста усмехается и героически скрывает свое настроение:

– Я не привыкла так быстро менять решения. Неделей раньше, неделей позже, какая разница? Ведь наша жизнь в наших руках?

– В наших, – говорю, – но только отчасти. Иногда меня не бывает дома месяц, а то и два.

– Ничего. Будем переписываться.

Легкомысленная особа.

Две недели спустя я вернулся в столицу. И конечно, истратил энную сумму денег на разговор с Перником. «Я к твоим услугам, приезжай!» Итак, моя учительница приехала снова. Это произошло совсем недавно. Прекрасный воскресный день. Мы смотрели фильм, из которого я запомнил только название. Потом традиционный поход в лес и недолгий визит к Танушеву.[4]4
  Фамилия бывшего собственника ресторана в парке Свободы.


[Закрыть] После этого – ужин в «Болгарии». Танцы. Какой ужас! Опять меня заставили танцевать. Я, наверное, совсем рехнулся, согласившись. В общем, обычная для таких случаев программа. Но программы не имеют значения. Важно, кто твой спутник, если мы в этом хоть немного разбираетесь. В тот вечер мы договорились соединить наши судьбы 1 января. Причина: нужно быть чистейшей воды Марком Тотевым,[5]5
  Нарицательное имя: человек, которому не везет, неудачник.


[Закрыть] чтобы тебе позвонили с работы в новогоднюю ночь.

Вот мы и ждем праздников. И я мечтаю о Пернике. А Перник соответственно думает о Софии. Если существуют города-побратимы, почему бы их не поженить? Эти мечты и плавный ритм поезда, видимо, укачали меня, и, лишь когда вагон резко дернулся, я пришел в себя и понял, что мы в Банкя.

На холме – домик. Небольшой, но имеющий тенденцию к росту. Трое мастеровых – двое в ватниках, третий в бежевом пуловере – копаются около нового двухкомнатного строения. Фруктовый сад, огород, куры. Поговорив с мастеровыми, я выяснил, что человек в бежевом пуловере и есть Танев. Вернее, Танев-брат, а главного, который постоянно выскальзывает из моих рук, нет и сейчас.

– Полчаса не прошло, как он уехал, – объяснил Танев-брат, глядя на мастеров.

Но те делали свое дело молча.

– А почему он переселился к вам?

– Да нет, не переселился. Просто приехал погостить. Отдохнуть, подлечиться. Врачи прописали ему воды. А наши источники известны.

Танев-брат говорил спокойно, с убежденностью человека, который лжет не впервые. Он был невысокого роста, крепко сбит, как старый, но еще крепкий шкаф. Лицо было красным от жизни, близкой к природе, и алкоголя. Глаза серые, невыразительные.

– С тех пор как брат поселился у вас, он все время находился здесь? – спросил я, попыхивая сигаретой.

– Вы случайно не из милиции? – поинтересовался, в свою очередь, хозяин, хотя сразу понял, что это именно так.

Я без лишних разговоров показал ему удостоверение и ждал ответа. Черные глаза с пожелтевшим от алкоголя белком глядели на меня спокойно и нагло.

– Ну, – говорю. – слишком долго придумываете ответ.

– А-а, это вы о брате? – догадался Танев, будто до сих пор мы говорили о созвездии Ориона. – Он уехал, и получаса не прошло.

– Это я слышал. А раньше уезжал куда-нибудь?

– Вы о том, ездил ли раньше? Никуда не ездил. Все время здесь торчал.

– Все время? Ты смотри! Три месяца сидели друг против друга и играли в гляделки?

Темные запавшие глаза смотрели на меня как на пустое место.

– И последние дни тоже был здесь, правда?

– Здесь. Куда ему ходить. Нам вдвоем весело. Гуляем…

– И вчера после обеда тоже был здесь, да?

Танев умолк, но во взгляде его не было и тени смущения. Он просто еще не решил, что сказать о вчерашнем вечере. Не получил небось подходящих инструкций.

– И вчера, кажется, был где-то поблизости.

– Насколько широко для вас это понятие – «поблизости»? Охватывает ли оно столицу или сюда входят только Люлин и Витоша?

– Не знаю, ходил он на Витошу или нет. Был здесь, поблизости.

– Браво, – говорю. – А в четверг?

Он, как видно, с самого начала ждал вопроса о четверге. Я его не удивил.

– А в четверг была пьянка, как в молодые годы. Чуть не до утра гуляли.

– Браво, – снова похвалил я, повторяя любимый возглас моего приятеля, судебного врача. – А где происходило это торжество? Внизу, в ресторане, или здесь?

– Здесь, здесь, – уточнил хозяин. – Кто в наши годы шляется по ресторанам?

– А за выпивку кто платил? – поинтересовался я.