Текст книги "Счастье"

Автор книги: Олег Малахов

Соавторы: Андрей Василенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Малахов Олег , Василенко Андрей
Счастье

Олег МАЛАХОВ и Андрей ВАСИЛЕНКО

СЧАСТЬЕ

– Мама, я кушать хочу, – капризно сказал мальчик, вытирая кулаком соплю, которая уже минут пять целенаправленно прокладывала себе путь на свободу. Совсем недавно он у меня на глазах сьел порядка шести вареных яиц.

– Сейчас, мой сладкий... – моментально засуетилась женщина. Мать и сын были под стать друг другу – две свиноподобные горы мяса и жира. А я ведь всегда с отвращением смотрел на людей подобной комплекции.

Может быть, конечно, это неправильный подход к делу, но такой уж у меня характер. Поэтому я закрыл глаза, делая вид, что сплю, и прислушался к равномерному перестукиванию колес поезда. – Вы есть, случайно, не хотите? произнесла женщина. Судя по всему, вопрос был предназначен именно мне.

Пришлось открыть глаза и сказать, что есть мне сейчас совсем не хочется. Однако отставать от меня явно не собирались.

– Тогда давайте выпьем вместе, – предложила женщина, – Праздник все-таки... Девятое мая... А вы – ветеран.

– Я не пью, – мой голос звучал вполне буднично, хотя скрывать неприязнь становилось все сложнее.

– Здоровье не позволяет? – сочувственно спросила женщина. Ее маленькие, заплывшие жиром глазки, смотрели на меня с таким удивлением, как будто отказ от спиртного является чем-то из ряда вон выходящим.

– Не пью и все, – пояснил я, – Никогда не увлекался.

– Так я ж тоже не пью, – оправдываясь, произнесла толстуха, – По праздникам только... Мы к матери моей едем. В Москву... Она у меня тоже ветеранка. Решили праздник вместе отметить... Она внучка уже год не видела. Хоть посмотрит... – мать с любовью взглянула на сына, который уминал седьмое яйцо. Мальчик радостно заулыбался и несколько крошек упали на пол. Я почувствовал, что меня сейчас стошнит.

– Петенька бабушку так любит, – продолжила женщина, а затем спросила сына, – Петя, ты бабушку любишь?

– Угу, – промычал мальчик и спросил в свою очередь, – Мам, а можно еще яичко?

– Конечно, мой сладкий, – ответила женщина. Я понял, что оставаться в купе было для меня чревато – могло и вырвать. Поэтому выход был один – испариться. Что я и сделал. В коридоре первым делом меня потянуло к открытому окну. Поезд проезжал маленький подмосковный городок. Обожаю небольшие городки – сам родился и вырос в таком. И потом, после войны, по иронии судьбы, практически пятьдесят лет прожил в провинции. Большие города никогда не были моей стихией. Гораздо проще, приятнее, лучше жить в таком месте, где все друг друга знают, где нет лишней суеты, где жизнь движется медленно и равномерно. Дети меня не понимают. Им-то, конечно, именно большой город по душе. Вот и получилось так, что жена умерла, а сын с дочкой разьехались кто куда. Сын в Новосибирске, дочь в Ленинграде. Обоим, по-моему, самим до себя.

Каждый раз, когда смотрю по телевизору рекламу-напоминание "Они выросли и забыли своих родителей", примеряю ее к своей одинокой жизни. Хотя одному как-то легче. Ответственности за семью нет. Смог бы я, к примеру, уговорить жену и детей сьездить на праздники в Москву, чтобы хоть раз взглянуть на столицу?

Естественно, нет. А самого себя уговаривать проще. – Не помешаю? – голос раздался прямо сзади меня. От неожиданности я вздрогнул и резко обернулся. Взгляд упал на парадный мундир со множеством орденов. Говоривший был таким же старичком-ветераном, как и я.

Только мне даже ради праздника не пришло в голову нацепить на себя столько побрякушек. Мой гражданский костюм украшал всего один орден. – Нет, – ответил я. – Ну и ладненько, – новый собеседник улыбнулся, – Тогда я с вами постою. Погода-то какая...

– Хорошая погода, – я согласился, хотя, откровенно говоря, солнце никогда не любил.

– В Москву едете? – задал ветеран второй вопрос.

– Да.

– На столицу посмотреть?.. Это правильно. И я туда же... Участник парада ветеранов на Красной площади.

– Не знал, что еще и парад ветеранов будет.

– В этот раз будет... – собеседник снова улыбнулся, – Пятьдесят лет с конца войны все-таки.

– А кажется, что все это было совсем недавно, – я внимательно посмотрел старику прямо в глаза. И увидел в его взгляде единомышленника.

– Да, – произнес он, опустив голову, – Тут вы правы. Война всегда будет с нами... Только зачем в такой день вспоминать об этом? – Мы – живые памятники эпохи. И должны хранить память даже о самых ужасных вещах того времени. Хорошо сказано... Вы, часом, не писатель?

– Ни в коем случае, – сказал я, – Просто говорю, что думаю.

– Простите, а за что вы орден получили? – старик чувствовал себя явно не в своей тарелке – это выдавало выражение его лица.

– Ну, не каждый, кто воевал, имел право на орден, а получили в итоге я да вы, – таков был мой ответ.

– Точно так, – собеседник засмеялся и обстановка значительно разрядилась.

– С кем-нибудь путешествуете или в одиночку едете? – поинтересовался я.

– Один, – старик махнул рукой, – Жены у меня нет. Умерла... А дети погибли в автокатастрофе три года назад.

– Простите, – теперь уже неловко было мне. Однако, старик в очередной раз улыбнулся и сказал:

– Да ничего. Что в этом такого?.. Лучше давайте представимся друг другу. А то как-то не очень хорошо получается... Владислав Георгиевич, – собеседник протянул мне руку. Я, не колебаясь, ее пожал, произнося свое имя. Впервые за много лет мне показалось, что я нашел родственную душу. Мне почти все нравилось в новом знакомом. К тому же, судя по всему, и он воспринимал мир через призму собственного одиночества.

Только его одиночество представлялось мне еще более страшным, нежели мое. В общем, мне первым пришло в голову сказать:

– Хотите составить мне компанию? Сначала сходим на парад, а потом можно будет погулять по Москве. Ответом был радостный кивок седой головы и фраза, которая моментально запала в мою душу:

– Все равно же одни едем. А вместе не так скучно будет.

– У вас друзья-однополчане остались? – спросил я.

– Никого. Возраст у всех за восемьдесят, многие умерли, со многими я связь потерял. – Да уж. Нас остается все меньше и меньше...

***

Дальше все сложилось чрезвычайно логично... Я вернулся в купе и еще минут двадцать наблюдал, как маленький толстый мальчик вопрошал свою большую толстую маму: "Мама, а можно еще яичко?". Удивляло только то, что у него до сих пор не случился завороток кишок. Женщина, когда я вошел в купе, сразу же вперила в меня свои светлые очи. И я моментально понял, что отмечать праздник она уже начала – ее глазки еще более сузились и постепенно сьезжались к переносице. Однако, сделать ничего было нельзя, поэтому мне пришлось оставаться с этой милой семейкой. Чуть позже, к моему неописуемому восторгу, поезд дошел до Москвы и мы вместе с Владиславом Георгиевичем ступили наконец-то на твердый асфальт столицы. Парад оказался просто незабываемым. Власти явно не поскупились на организацию праздника. Мой новый знакомый чувствовал себя на подьеме и я, конечно, искренне за него порадовался. Про себя тоже не забыл после парада мы отправились гулять по Москве. Владислав Георгиевич уже в свое время бывал в этих местах и поэтому знал, что следует посмотреть в первую очередь. Я слепо повиновался его инструкциям. Москва старая, Москва советская, Москва современная – мы обошли все, что смогли... К сожалению, возраст у нас не тот, чтобы быть способными на все сразу. Но это проза жизни... В конце концов основная часть прогулки закончилась и, отобедав в дешевом ресторане (на дорогой денег у пенсионеров нет и быть не может), мы очутились на Васильевском спуске. Наш путь лежал в сторону гостиницы "Россия".

– Странно, – сказал Владислав Георгиевич, – Вроде бы почти ничего такого не делали, а я устать успел.

– Только в двадцать или тридцать лет можно шататься весь день без последствий, – произнес я, – Нам же с вами больше семидесяти.

– Не знаю, как вы, а я чувствую себя сегодня максимум на пятьдесят.

– И все равно... Старость есть старость. Никуда от нее не деться. – Вы думаете, что молодость лучше?

– Не молодость лучше, а детство.

– Ну это смотря какое детство... Мне, к примеру, пришлось в восемь лет начать работать, чтобы матери хоть немного помочь. Отца я не помню – умер еще до моего рождения. Хозяйство надо было держать на плаву.

Иначе только голод нам светил.

– Хорошо... А молодость? – А что молодость?.. Молодость – это война. Для всего нашего поколения так вышло. Смерть, разруха и горе вот наша молодость. Ну а после войны?

– Мне не повезло и после войны... Такая уж жизнь получилась... Женился, появились дети, но это все совсем не счастье.

– Почему?

– Жену я не любил... Только жалел. Из жалости и женился... Дети моими никогда не были – я их усыновил.

– Дети ваши были от первого брака жены?

– От первого и от второго... Девочка и мальчик, – Владислав Георгиевич грустно улыбнулся, – Женька и Валерка... Они меня не очень любили. Я всегда чувствовал отчуждение. – А дальше?

– Дальше жена умерла, дети погибли... Я остался совсем один. Вот и вся моя жизнь, как на ладони.

– Любая жизнь сама по себе ценна, – сказал я, – Детство особенно... В детстве все воспринимается по другому... Вы считаете, что никогда не были счастливы?

– Счастье – сложная штука, – после этих слов Владислав Георгиевич остановился, чтобы немного передохнуть, – Оно просто не существует... Люди сами придумали его, чтобы самих себя успокаивать в трудную минуту.

– И все же ответьте: вы когда-нибудь были счастливы? – начал настаивать я. Владислав Георгиевич недовольно сморщился.

– Не знаю, – произнес он, – Трудно сказать... Скорее всего, никогда.

– Так не бывает. Вы просто забыли свое счастье...

– Как я мог забыть свое счастье? – в глазах старика появились удивление и раздражение одновременно.

– Элементарно.

– Но как?

– Хорошо... – я обреченно вздохнул, – Пойдемте. Я покажу вам...

Владислав Георгиевич посмотрел на меня, как на сумасшедшего, однако пошел за мной. Мы, не обмениваясь ни словом, спустились под мост, где обнаружили совершенно свежую кладку. Проход был замурован и явно только что заштукатурен. На улице стало тихо. Люди, которых вокруг до этого было много (праздник все-таки), незаметно исчезли – Где все люди? – спросил ветеран, страшно удивленный происходящим на его глазах. – Не обращайте внимания, – сказал я ему и подошел к кладке вплотную, – Просто идите за мной...

Владислав Георгиевич послушно приблизился. Я произнес: "Теперь держитесь", – и шагнул сквозь стену.

Ветеран последовал за мной... Первым появился запах свежескошенной травы. Затем мы увидели небольшой лесной массив и полянку с расположенной на ней детской площадкой. – Где мы? – спросил Владислав Георгиевич, – Мы прошли сквозь стену?

Я ответил:

– Мы не проходили сквозь стену... По крайней мере, в привычном понимании этого... Мы теперь совсем в другом месте.

Владислав Георгиевич с отпавшей челюстью разглядывал качели на детской площадке и виднеющееся вдалеке небольшое строение, чем-то похожее на обычный дом отдыха. Он сделал несколько шагов по изумрудного цвета траве и подставил свое лицо лучам солнца. На небе не было ни облачка. Я улыбнулся и спросил:

– Ну как?

– Я ничего не понимаю, – сказал старик, – Что же случилось?.. Мы только что были в городе... А теперь на природе.

– Вы хотели понять что такое настоящее счастье?.. – с этими словами я подошел к Владиславу Георгиевичу и взял его за руку, – Вот это и есть счастье. Оглянитесь вокруг.

Старик не стал отдергивать свою руку и снова завороженно посмотрел на качели. – Все равно ничего не понимаю... – произнес он.

– Чего же вы не понимаете?.. – я сделал небольшую паузу, – Это мы просто так умерли... Я остался стоять там, где стоял. И с улыбкой на лице наблюдал за тем, как два маленьких мальчика, которые только что были двумя стариками, держась за руки, бежали с радостными криками к зданию, похожему на обычный дом отдыха. Они кричали: "Мама, папа, мы вернулись!.."

***

– Доктор, по-моему, наши пациенты из восемнадцатой палаты скончались! молоденький медбрат был очень взволнован.

– Что значит "по-моему"? – с угрозой спросил врач, – Вы не можете точно сказать живы они или нет?

– Нет, не живы, – поспешно сказал медбрат, – Умерли.

– Оба и одновременно?..

Медбрат кивнул. Доктор нехотя поднялся со стула и устало произнес:

– Бывает же такое... Не могли старики до утра подождать. Утром бы и отбрасывали коньки... Да еще вместе померли. Вот ведь сладкая парочка... Хорошо хоть родных ни у того, ни у другого, по-моему, нет возиться меньше. Как же можно так говорить об умерших? – удивленно спросил медбрат и прибавил, – Кстати, у одного из них точно остались дети... Взрослые, естественно.

– Сразу видно, что это твоя первая смерть, – покровительственно произнес врач, – Не волнуйся, у тебя еще таких случаев будет пруд пруди... К тому же, они старики. И так зажились на этом свете.