Текст книги "Иллюзион"

Автор книги: Олег Макушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Ладно, а вторая новость? – спросил я безучастно.

– Готов опытный образец, – сказал Шелест.

Мы шли по длинной и прямой улице, вдоль которой стояли одноэтажные коттеджи и росли высаженные по линейке деревья. Окраина территории института переходила в жилой сектор, где когда-то выделяли дома академикам и членкорам. Улица упиралась в ряды вертикально стоящих цистерн с жидким азотом, напоминавших детские бутылочки с молоком. За ними вздымались корпуса институтских помещений, соединенных переходами, серело бесформенными грудами оборудование, предназначение которого для непосвященного было загадкой, торчали леса тонких труб, среди которых возвышалась исполинская труба теплоотвода, обшитая листами стали и блестевшая на солнце, как изготовившаяся к полету на Луну ракета.

– Мы в лабораторию? – спросил я.

– Да.

– А почему не по туннелю? Ты же сам говорил, чтобы только подземным ходом?

Шелест передернул плечами и ответил апатично:

– Скоро все равно свертываем здесь дела. Если раньше не засветились, сейчас тоже вряд ли раскроемся.

Он выглядел почти подавленным, и я вдруг понял, что впервые вижу его в таком убитом состоянии. «Неужели на него так подействовало то, что Виктории нельзя помочь? – подумал я. – Выходит, я зря его обвинял. Он переживает куда глубже меня. Я-то, в сущности, уже смирился с тем, что смогу встречаться с ней только в Омнисенсе».

Вот ведь как выходит – с детства читаешь книжки о благородных людях и возвышенных чувствах и понемногу начинаешь и на себя примерять роль человека с большой душой и горячим сердцем, а на поверку-то душонка мельче лужицы оказывается. Только о себе и думаешь; ни любить до гроба, ни великой идее служить ты не способен. А ведь совсем рядом есть люди, которые способны, – тот же Шелест, например. Что, стыдно? Стыдно.

– Слушай, мы можем... мы должны встречаться с ней вдвоем, – сказал я. – Ты, я и она. Будем дружить, как старые знакомые...

– Что за чушь ты несешь? – встрепенулся Шелест. – Глупость какая-то! Тебе я не могу запретить выходить в виртуал, но для меня это пустая трата времени. И вообще, ты, по-моему, не расслышал. Я сказал, что мы сделали образец.

Я пожал плечами.

– Ну сделали, ну и что? Я так понимаю, что практически это было осуществимо уже несколько лет назад?

– Да, – кивнул Шелест. – Но тогда для его использования требовалось стационарное оборудование. А сейчас – вот все, что нужно.

Он вытащил из кармана серебристую капсулу размером с упаковку аспирина. С одного конца капсулы был инъектор, с другого – разъем для подключения к компьютеру.

– Встроенный микрочип может взаимодействовать с операционной системой любого персонального компьютера. Программа управления настройками позволяет задать параметры в широком диапазоне. Биохимические соединения, созданные с использованием нанотехнологий молекулярного синтеза, подвергаются модификации внутри этой капсулы, питающейся от источника энергии, использующего эффект торсионного поля. Через полчаса после настройки сыворотка готова к употреблению. Рассчитано на одно применение, сама капсула может использоваться повторно.

– И как это действует?

– Ты вводишь сыворотку себе в кровь и ложишься спать. И просыпаешься другим человеком. Или даже не человеком – в зависимости от того, что именно ты запрограммировал.

– Эта штука меняет гены?

– Она перестраивает цепочку ДНК. И это не временные изменения, как в большинстве существующих генных препаратов. Это полное перерождение.

Шелест говорил со сдержанной гордостью – еще бы, ведь он осуществил то, над чем бился последние годы, чему посвятил свою жизнь. Я с недоверием и сомнением смотрел на маленькую металлическую капсулу. Люди Шелеста проводили испытания в своей лаборатории; они получали положительные результаты и наконец смогли создать то, ради чего работали, – генный конструктор, быстрый, эффективный, простой в использовании. Осталось наштамповать этих капсул и...

– И что дальше, Шелест? – спросил я. – Что вы собираетесь делать?

– Освободим людей от Иллюзиона, – сказал он. – Дадим каждому шанс сбросить виртуальное покрывало и реализовать себя в настоящем мире. Когда люди станут всемогущими и всезнающими, им не понадобится обманывать себя ложными мирами.

– А как ты заставишь их принимать это?

– Мы подадим препарат на черный рынок в виде модной игрушки. И будем продавать через распространителей, как это принято в бизнесе. Вначале люди станут покупать, беря пример с тех, кто уже купил, – мы сделаем рекламу, пустим ее по виртуальным каналам, засунем даже в Омнисенс – об этом позаботятся наши хакеры. А потом те, кто не захочет изменить себя, окажутся слабее и не смогут помешать прогрессивной части – тем, кто выбрал модификацию.

– Шелест, но откуда ты знаешь, что именно захотят изменить в себе люди? Это ведь, как и любая технология, может быть палка о двух концах. Ее можно использовать на благо себе, а можно – во вред другим.

– Мы ограничим возможности по перестройке внешних, физических качеств. Изменение черт лица, худоба фигуры, наращивание мышц – комплект «сделай себя сам». Все люди хотят быть стройными и красивыми, так что недостатка в покупателях не будет, – усмехнулся Шелест. – Но любая настройка будет автоматически включать и скрытые параметры, о которых не знает конечный пользователь. А именно, перестройку психической составляющей на генном уровне. Человек с измененной психикой не сможет, физически не будет способен использовать свои новые возможности в преступных целях. И тогда наступит воистину рай на земле.

Шелест улыбнулся.

– Я не верю в бога, – сказал он, предваряя мой вопрос. – Я верю в Человека. В Нового Человека, которому мы проложим дорогу с помощью этих штуковин.

Он взвесил на руке капсулу.

– Первая партия будет тысяча единиц. Думаю, они уже на складе. Это опытная серия, там возможен брак, и нет ограничения по настройкам. Так сказать, для особого пользования. Следующая партия будет массовой, и мы сделаем ее в виде стандартных, жестко заданных последовательностей, реализующих типовой набор. Конечно, над тем, как мы будем распространять препарат, еще предстоит подумать.

– Ты планируешь организовать подпольный рынок? Но сколько понадобится произвести этого препарата, чтобы выдернуть из Иллюзиона миллиарды людей? Сколько лет уйдет на это – а ведь правительство не будет сидеть сложа руки, оно попытается пресечь эту деятельность.

Шелест усмехнулся.

– Еще несколько лет уйдет, это точно. Но я привык к затяжной борьбе. К тому же, когда нас станет достаточно много, мы выйдем из подполья. Здесь важно, как на парламентских выборах, получить большинство. Как только большая часть людей пройдет перестройку личности и откажется от Иллюзиона, мы одержим победу. Мы создадим новый гибернет.

– Что?

– Новый гибернет взамен существующего. Конечно, старый так просто не сдаст свои позиции, но он вряд ли что-то сможет сделать – ведь он ограничен желаниями рядовых своих членов.

– Что такое гибернет? – спросил я.

– Я должен был рассказать тебе раньше, – вздохнул Шелест. – Видишь ли, когда компьютерные сети и мобильная связь позволили охватить весь мир, появилось всеобщее информационное поле. Электромагнитные волны есть повсюду. И везде, где они упорядочены и несут информацию, они воздействуют на человеческий мозг. Теперь представь себе, что все люди в мире связаны друг с другом с помощью информационных полей. Вот благодаря этому и возник гибернет. Это коллективное сознание всего человечества.

– Коллективный разум? Он существует? – поразился я.

– Разумом это назвать трудно – скорее это некая психофизическая структура, содержащая то, что обобщает всех людей, – инстинкты и простейшие желания. По сути своей эта структура является выражением общечеловеческого целеполагания, коллективного бессознательного начала.

– И в чем же заключается это целеполагание?

– В том, чтобы жить спокойно и безбедно, – усмехнулся Шелест. – Проблема человечества в том, что оно слишком споро развивало технологии, не заботясь о соответствии человека этим технологиям. В итоге мы создали инфосферу, на основе которой возник гибернет, раньше, чем изменилось само человеческое сознание.

– И чем же это плохо?

– Это не так уж плохо на первый взгляд. По идее, гибернет должен заботиться о своих членах. Это как ячейки сотовой связи – каждый связан с каждым, и все находятся в общей сети. Если одному плохо – другие приходят на помощь. Гибернет управляет мировой экономикой, равномерно распределяя ресурсы, он контролирует правительства, принуждая их заключать мирные соглашения между собой и заботиться о процветании своих граждан. Гибернет старается исключить несчастные случаи и аварии, уменьшить риск катастроф и антропогенного фактора; он обеспечивает все эти мелкие случайности, делающие жизнь проще, вроде невольных встреч сослуживцев в офисе. Гибернет – это вселенское сознание, вездесущее и почти всемогущее. Это почти живой бог, в упрощенном понимании, божественный дух, управляющий ходом вещей во всем мире.

– И ты собираешься выступить против него? Ты в своем уме, Шелест? Если то, что ты говоришь, правда, то это значит, что мы достигли Золотого Века. Получается, что мы противостоим не просто правительству, обществу – мы противостоим всему человечеству! Пытаемся разрушить существующий порядок, замахнувшись не просто на общество, созданное людьми, а на... господи, да это просто святотатство, Шелест! Идти против всего мира – зачем?

– Затем, что нынешний гибернет – это тупик, – убежденно произнес Шелест. – Я же сказал, что он реализует наиболее типичные человеческие желания. Сытости, тепла, крыши над головой желает каждый человек, а вот просветления и прогресса – отнюдь не всякий. Гибернет воплощает желания обывателя, а обыватель хочет лишь спокойствия и довольства, и ничего более. Несколько миллионов энтузиастов прогресса и духовного развития просто растворяются среди миллиардов тупых и недалеких, ограниченных, эгоистичных обывателей. И именно гибернет создал Иллюзион – чтобы зашорить глаза тем, кто недоволен общим положением вещей. Никаких нейрохимических соединений, с помощью которых правительство якобы контролирует общество, нет. Никакого заговора властей предержащих нет. Есть диктат – диктат массы над одиночками, диктат среднего над лучшим. Идеальная демократия, когда большинство правит миром. Если такое положение вещей продлится еще несколько лет, гибернет возьмет под контроль рождаемость и приведет ее в соответствие ресурсам мировой экономики, укрепит власть Иллюзиона над людьми, предложив каждому такой мир, в котором тот захочет жить. И тогда развитие человечества остановится раз и навсегда. Каждый человек будет существовать в двух мирах – его сознание будет жить в виртуальном мире, а его тело, управляемое гибернетом, будет выполнять свои функции в мире настоящем. Бесконечное повторение одного и того же, застывший в непрерывной пантомиме театр со спящими актерами – все мы спим, и каждый из нас видит сон, в котором мы снимся друг другу, – и все это под контролем гибернета. Вселенского сознания, всемогущего, но лишенного собственной воли слуги-повелителя, слуги плоти и повелителя разума, – достойная фреска на могиле человечества, эпическая сатира на наш образ жизни. Жаль, некому будет посмеяться.

Я долго молчал, переваривая услышанное. Шелест внес еще больший хаос в мои мысли, продолжив:

– Уничтожить гибернет практически невозможно, разве что вернуть человечество в каменный век. Можно лишь изменить его структуру. Если в обществе будет преобладать другой тип людей – активных и стремящихся к развитию, тогда и гибернет будет ориентироваться на этот тип людей, станет мощным помощником в развитии наук и искусств, не будет отвлекать людей иллюзорными картинами быта. Но для того чтобы это произошло, мы должны распространить наш препарат среди большинства жителей Земли. И должны изменить господствующий генотип человека, в первую очередь за счет сдвигов в характере людей. Конечно, гибернет с помощью правительства и спецслужб будет нам противодействовать – ведь рядовой человек боится перемен. Но мы должны победить, ради того чтобы у человечества было будущее. Теперь ты понимаешь масштаб нашего дела?

– Ты меня просто убил этим масштабом, – покачал я головой. – Теперь у меня в мыслях полный разброд и шатание. Не знаю, что и думать. Скажи, а почему продолжаются террористические акты и техногенные катастрофы? Ведь гибернет должен их предотвращать, по твоей теории.

– Он существует не так уж давно, – пожал плечами Шелест. – Несколько лет. А террористы – это фанатики, которых тяжело понять обычному человеку, соответственно, нельзя контролировать. К тому же надо учитывать и то, что существует напряженность в обществе. Миллионы людей, желающих кому-либо зла, – это мощная сила, которую гибернет не может не учитывать. А техногенные катастрофы происходят потому, что большинство людей их не боятся. Ведь гибернет ищет защиты от наиболее типичных фобий. Множество людей воспринимают всерьез ничтожную угрозу падения метеорита на Землю – и в космосе строят лазерные пушки для защиты от комет. А глобального потепления опасаются немногие, и поэтому не принимается существенных мер по защите экологии.

– Все это сложно, – признался я. – Но ответь на такой вопрос: как вышло, что ты оказался не в гибернете? Или тебя тоже кто-то вытащил?

– Я находился на подводной станции, – ответил Шелест. – Ведь я был глубоководным пловцом. И когда вернулся, понял: что-то произошло, какой-то качественный скачок. Только последствия проявились не сразу. Потом уже, из общения с некоторыми учеными, я узнал о теории гибернета. По правде сказать, я не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, что гибернет существует. Но я очень долго пытался определить, кто же стоит за появлением Иллюзиона. И когда я убедился, что ни один человек или группа людей к этому не причастны, я поверил в гибернет.

Мы подошли к заброшенному корпусу на окраине института. Невдалеке возвышалась каменная стена, поверх которой шла колючая проволока, – в стародавние времена это была закрытая территория. Я ни разу не входил в лабораторию с поверхности – в основном, мы пробирались подземными ходами по разветвленному лабиринту переходов между подвальными помещениями, о которых теперь почти никто не знал; там было полно заброшенного оборудования, запертых дверей, которые мы научились открывать, и почти не было света – а в неосвещенную дыру никто не сунется. Брожение по этим подземельям живо напомнило мне какой-то эпизод то ли ночных снов, то ли фантазий из старой жизни – как я иду по катакомбам под большим городом, в котором живут люди с приклеенными улыбками. Только там, во сне, под улыбкой у людей могли скрываться боль и разочарование, маскируемые от жесткого надзора. А в настоящем мире, окружающем нас, люди грезят Иллюзионом и принимают за чистую монету розовые тона, в которые он красит действительность.

– Вот здесь находится лаборатория, – сказал Шелест, останавливаясь перед трехэтажным кирпичным зданием. – То есть не здесь – это старый корпус, предназначенный под снос, он пустует уже лет десять. А лаборатория в подвале.

Шелест еще раз вытащил из кармана капсулу генконструктора, покатал ее на ладони. Заходящее солнце тускло светило, позволяя безболезненно смотреть на себя, и играло неяркими бликами на боках капсулы.

– Тысячу таких уже отштамповали, – не без гордости сказал Шелест. – Сейчас проверим, как идет переход на стандартные образцы. Войдем по одному, чтобы не привлекать внимание.

Небо и земля поменялись местами; капсула подпрыгнула в воздух и повисла, лениво играя отраженными солнечными лучами, пока вокруг нее в беззвучном хороводе вращались двое пытающихся устоять на ногах людей, осыпающиеся стены дома, падающие каменные блоки и ходящая ходуном земля. Откуда-то сверху обрушился грохот и мощным ударом разрывающего уши звука, словно лавина катящихся с горы камней, приплюснул к земле все живое; капсула начала падать в залившую землю стеклянистую ледяную кашу из подтаявшего снега и воды. Над самой землей ладонь упавшего, но не потерявшего способность бороться человека схватила капсулу, запечатав в надежный и крепкий, как стальной замок, кулак. Это была рука Шелеста.

– Лабораторию взорвали! – крикнул он.

Я скорее угадал, чем услышал эти слова, – вокруг все шумело, с шуршанием и треском осыпался щебень, вилась белыми облаками цементная пыль, тяжело перекатывались обломки стен. От здания, к которому мы подошли, осталась только половина, стоявшая голым скелетом; вторая обрушилась, и почва заметно просела, образовав разломы асфальта вблизи фундамента. Шелест потемнел лицом, а глаза его сузились, осматривая разрушения.

– Там была лаборатория, – сказал он глухо, имея в виду провал в земле.

– Кто это сделал? – спросил я. – Гэбисты? Спецслужбы?

– Нет. Они бы постарались ликвидировать нас без шума и пыли, – скривился Шелест.

– Тогда, – предположил я, – это какое-нибудь частное лицо, которое хочет расправиться с нами лично...

– Брось, у меня нет врагов рангом ниже государства, – отмахнулся Шелест. – Взрыв произошел внутри, под землей. Кто-то проник в лабораторию и притащил с собой ящик взрывчатки.

Судя по лицу Шелеста, он испытывал почти физическую боль, глядя на то, как оседала пыль над провалом, похоронившим плоды его работы.

– Религиозные фанатики или фашисты-арийцы... нет, они бы не смогли, – рассуждал вслух Шелест. – Они не смогли бы нас обнаружить раньше, чем это сделали бы спецслужбы. Остается только одно – диверсию подготовил кто-то из наших.

Шелест сжал зубы так, что на скулах вздулись желваки.

– Я даже знаю, кто мог на это пойти. Это Меченов. Раньше мы часто спорили с ним – у него был свой взгляд на то, как надо использовать генконструктор. Но последнее время он демонстрировал исключительную лояльность и во всем со мной соглашался, – Шелест горько вздохнул. – Оказывается, он вынашивал свой план. Почти наверняка он прикарманил ту партию, что мы успели произвести, и взорвал лабораторию, чтобы никто другой не смог продолжить работу. Это для него выгоднее, чем просто сдать нас федералам – ведь захватив лабораторию, они бы узнали, на какой стадии находятся исследования. А теперь он сможет беспрепятственно использовать генконструктор в своих целях.

Земля вновь вздрогнула у нас под ногами, и я поспешно присел, опасаясь, как бы опять не упасть. На этот раз взрыв произошел не так близко, и я поначалу не увидел явных признаков разрушения. А потом заметил, что огромный баллон с жидким газом кренится набок. Его обшивка на глазах начала деформироваться, проминаться, как оберточная бумага; затем вдруг лопнула по швам, и цистерна развалилась, обрушившись пенистым гейзером на землю, из облака морозной пыли хлестали волны жидкого льда, мгновенно превращавшие в снег и иней все, что они омывали. Следом за первой неторопливо и величаво завалилась еще одна цистерна; все это происходило достаточно далеко от нас, поэтому мы просто стояли, с удивлением, хотя и с некоторым оттенком тревоги, наблюдая за происходящим.

– Впечатляющее зрелище, но пора выбираться отсюда, – заметил Шелест. – Через пару минут здесь будут вертолеты МЧС, а через четверть часа примчатся все – спасатели, медики, полиция. Будет такое же столпотворение, как на рынке перед праздником.

– Смотри-ка, – сказал я, заметив, как после еще одного взрыва, отдаленного и поэтому едва ощутимого, качнулась высокая труба, возвышавшаяся над приземистым квадратным зданием.

Шелест проследил, куда я указал пальцем. Труба, достаточно мощная и толстая, обшитая металлом и укрепленная железными фермами, придававшими ей сходство с ракетой на стартовом столе, медленно валилась набок, развивая скорость по мере того, как уменьшался угол наклона к земле.

Шелест смачно выругался, и в тишине бесшумного падения теплоотвода эти слова врезались в уши как смертный приговор.

В здании, на которое рухнула труба, находился действующий атомный реактор, вновь запущенный относительно недавно: Шелест через директора НИИ, на которого он имел определенное влияние, пробил запуск, чтобы обеспечить свою подпольную лабораторию дармовой энергией. Труба в последний момент разломилась; одна часть рухнула, как авиационная бомба, вторая, сдерживаемая фермами, медленно завалилась вслед. Над рассыпающимся по кирпичикам зданием вспучилось облако пыли.

Похоже, теперь по ночам будут светиться не только могильники радиоактивных отходов в заброшенном песчаном карьере на задворках института[2]2
  Описываемый НИИ не имеет никакого отношения к Курчатовскому институту в Москве. На территории КИАЭ могильники по ночам не светятся.


[Закрыть].

– Бежим! – рванул меня за куртку Шелест. – Если даже мы не схватим дозу радиации, то взрыв реактора привлечет сюда целую армию. По случаю теракта слетятся все спецслужбы.

– Ты думаешь, будет взрыв? – спросил я на бегу.

– Наверняка. Система охлаждения скорее всего полетела к чертям, а дежурная смена вряд ли успела заглушить реактор – это нужно было делать в первые же секунды после падения трубы. Чернобыля не будет, но поражение радиацией всего округа и последующие осадки по всей области гарантированы. Резиновые плащи войдут в моду.

– Шелест, ты думаешь, мы сумеем убежать от взрыва? – спросил я, пытаясь, чтобы в голосе вместо страха звучала ирония.

– Несколько минут у нас есть, – мы подбежали к какой-то кирпичной будке, и Шелест вышиб ногой деревянную дверь, державшуюся на ржавом шпингалете.

– Вниз! – по запыленным ступеням винтовой лестницы мы спустились на несколько метров под землю. В почти лишенном света коридоре Шелест быстро сориентировался и потащил меня за собой.

– А ты уверен, что мы правильно выбрали направление? – спросил я.

– Я исследовал местную сеть туннелей, – бросил через плечо Шелест. – Не спотыкайся!

– Я же не вижу ничего! – пожаловался я, вцепившись в руку Шелеста, который уберег меня от падения. – Как ты можешь бежать, тут темень сплошная!

– Я вижу в темноте, – ответил Шелест, будто это само собой разумелось.

Бег по пыльным и темным коридорам с редкими электрическими лампочками, низкими потолками и заваленным всевозможным мусором полом не располагал к размышлениям, но мне в голову пришла одна мысль, которую я не мог сразу обдумать, но не имел права и упустить. Поэтому я вцепился в нее, стараясь удержать в голове до того момента, когда смогу нормально поразмыслить. Ведь Шелест, по большому счету, мог и не быть человеком – по крайней мере генетически. Он столько лет работал в сфере исследований генных технологий и столько времени имел доступ к вполне реальным результатам, что мог давно модифицировать себя. Ночное зрение и улучшенные синапсы – это только самые очевидные модификации, которые приходят в голову. Бог знает, что еще он проделал со своим организмом. Он имел возможность превратить себя в универсального солдата, в сверхчеловека, в медиума или экстрасенса – в кого угодно. И совершенно неизвестно, как изменилось после этих трансформаций его мышление – ведь модификации организма, даже напрямую не затрагивающие мозг, неизбежно сказываются на психике человека.

Мы бежали по подземным коридорам долго, так долго, что усталость психологическая, порожденная однообразием происходящего, успела смениться усталостью физической. Измотанный бесконечным бегом и глотанием пыли, я чуть не свалился, когда Шелест надумал устроить привал. Он и сам устал, к тому же ему, в отличие от меня, нужно было следить за маршрутом. И несмотря на то, что я заподозрил Шелеста в использовании встроенного компьютера, он пару раз ошибся, и нам пришлось возвращаться на развилках. Однажды мы забежали в тупик; Шелест несколько минут сидел на корточках, напряженно думая и восстанавливая в памяти схему подземных коммуникаций; потом он вернулся к развилке, и дальше мы уже двигались безошибочно в одном направлении.

На пути попадались двери – одни хлипкие и часто не запертые, другие массивные, обитые листовым железом. Шелест неизменно находил способ их открыть, когда с помощью грубой силы, когда пуская в ход технические приспособления – железный лом, например, который он подобрал по дороге. До использования неспортивных методов вроде всяких там карманных лазеров, активных отмычек и пластиковой взрывчатки Шелест не опускался. У него попросту не было при себе комплекта шпионского инвентаря – взрыв лаборатории застал его врасплох.

Наконец мы справились с последней дверью и вылезли в туннель, куда более широкий, чем предыдущий. На полу лежали шпалы, но не было рельсов – значит, то был заброшенный туннель подземки. Мы остановились, переводя дух. Реактор, судя по всему, так и не взорвался – тогда мы бы почувствовали подземный толчок. Это приносило небольшое утешение.

– Нам в разные стороны, – сказал Шелест. – Тебе туда.

– Почему?

– Там находится заброшенная станция – прибежище маргиналов. Спрячься там. По условному знаку – помнишь, я тебе показывал? – найдешь Кэти, она поможет.

– А ты?

– А я выберусь на поверхность и узнаю, что происходит. Без тебя мне будет легче.

Я кивнул, соглашаясь.

– Ну, до встречи, – Шелест коротко отсалютовал ладонью и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – сказал я.

Не знаю, зачем мне захотелось его остановить. Пожалуй, я подумал, что надо как-то попрощаться. Раньше Шелест всегда руководил мною, когда ненавязчиво, когда в открытую; теперь он впервые оставлял меня действовать на собственное усмотрение. Возможно, это значило, что нам предстояло расстаться навсегда.

– Ты сильно изменил свой генотип? – спросил я. – В смысле, ты уже пользовался раньше генконструктором?

Шелест покачал головой.

– Нет. Только временные модификации с ограниченным сроком действия.

Он вытащил из кармана металлическую колбочку и протянул мне.

– Возьми. Можешь использовать, если захочешь.

Я протестующе поднял руки.

– Нет уж, спасибо. Не вижу необходимости превращать себя в мутанта.

– Необязательно меняться внешне. Ты можешь изменить свой характер. Это то, что войдет в стандартный комплект, когда мы начнем распространять их, – изменение характера на уровне ментальности. Скажи «нет» эгоизму, подлости, трусости, мелочности. Сделай себя лучше и чище.

– Прибереги свои лозунги для рекламной кампании. Я не вижу необходимости менять себя. Конечно, я не герой, как ты, но и становиться героем не собираюсь. Вот тебе как раз было бы неплохо использовать эту штуку – из идеологических соображений. Или ты считаешь, что твой характер и так уже истинно нордический и соответствует характеру «человека нового типа»?

Шелест помолчал. Потом опустил капсулу в карман.

– Я думаю над этим, – сказал он и повернулся.

Я смотрел на то, как он быстрыми шагами уходит в глубь туннеля, легко, будто и не было полуторачасовой изнуряющей гонки. Потом вздохнул и поплелся в противоположном направлении.

Metro.cave

Освещение в туннеле присутствовало, и вроде бы достаточно хорошее – достаточно, чтобы разглядеть шпалы под ногами. Но вот вдалеке забрезжил свет, и Мирославу стало ясно, что он шел почти в потемках – желтые электрические лампочки уже отслужили свое, а многие вовсе потухли. Обрадованный, Мирослав прибавил шагу, различая вдалеке голоса людей.

Тени дрожали на стенах, отскакивая от извивающихся языков пламени. Костры были сложены прямо на полу станции, и обилие темных пятен на потрескавшемся мраморе свидетельствовало о том, что не первый день здесь жгут старую мебель и пьют пиво вместо того, чтобы суетливо бежать от дома к работе и обратно. Слыша голоса, песни, щелканье пламени и звон бутылок, Слава притормозил у входа на станцию, с некоторой опаской взобравшись на платформу по обвалившейся каменной плите. Но потом понял, что боятся тут нечего и некого.

Молодежь гуляла, наслаждаясь свободой и вседозволенностью. Возле костров сидели, стояли и лежали, булькали пивом в жестянках, заставляли хрипеть аудиотехнику и хрипели сами, терзая дребезжащие гитары. Какой-то умник въехал на станцию прямо на мотоцикле и демонстрировал друзьям сверкающую хромом новую «Яву». Косухи и банданы, джемперы и бейсболки, потертые джинсы и штаны-милитари, кроссовки и башмаки на платформе. Слюнявая радость со вкусом металлического кольца в губе и пропахшие пивом волосы подруги, покрытые скрипящей косухой худые плечи и выставленные напоказ мясистые бицепсы, заголенные пупки и зудящая под татуировками кожа. Мир, наигранно сложный и интуитивно простой – как любовь в шестнадцать лет.

Мирослав прошел через станцию, оглядываясь на девчонок и независимо встречая ревнивые взгляды парней. Где-то здесь была Кэти, загадочная девушка-хакер; они с Шелестом ни разу не встречались в реальности, но по закону Братства Хакеров доверяли друг другу как брат сестре. Услуга за услугу у них дошло до того, что Кэти взломала сервер нефтяной компании; если бы федералы доказали ее причастность к деятельности Шелеста, то впаяли бы не меньше десяти лет тюрьмы. Правда, в виртуальной реальности дружба Кэти и Шелеста длилась не один год; и должно быть, бессонные ночи, проведенные в чатах, засчитывались как совместный вечер в настоящем кафе.

На рукав Слава повязал платок со знаком от Шелеста – пришитый к ткани трилистник, вырезанный из компакт-диска. Но на этот знак никто не обращал внимания – разного рода символики на одежде здесь было в избытке, а лазерные диски ежеминутно сверкали в руках обменивающихся программами людей. Мирослав дошел до конца станции и остановился, разглядывая проходящих мимо девушек.

А смотреть надо было на парней. Какой-то верзила в футболке с гербом (озаренный солнцем земной шар между двумя снопами золотистых колосьев) подошел к Славе, и тот понял, что незнакомец давно уже следит за ним. Русые волосы и борода были частью распущены, частью заплетены в косички и украшены бисером. Мужественности парню добавляли тесные джинсы а-ля Курт Рассел и агрессивные татуировки на широких плечах. Но, судя по глазам, ему было лет двадцать, от силы двадцать пять – прищур еще не собирал пучки морщин, и взгляд, хотя и настороженный, не таил утомленной злобы.

– Ты – Шелест? – спросил парень низким звучным голосом.

Слава отметил, что на загорелых мускулистых руках белеют шрамы явно ножевого происхождения. И, конечно, не в тех местах, где режут руки самоубийцы. Целенаправленный поиск моментально дал результат: у правого бедра незнакомца висел нож в украшенных заклепками кожаных ножнах. Мирослав приподнял руку к виску, поправляя волосы и рассчитывая сразу ударить в глаза, в то время как вторая рука заблокирует удар ножом.

– Нет. Но меня послал Шелест, – ответил он настороженно.

– Ты, наверное, ищешь Кэти. Я ее друг, а друг Кэти – мой друг. Пойдем со мной.

Слава облегченно вздохнул. Очень уж ему не хотелось драться, тем более что парень, назвавшийся другом Кэти, вызывал симпатию сочетанием силы и какой-то детской наивности.