Текст книги "Вредная профессия (сборник)"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

И ведь прав отец, хоть ты тресни. Наткнутся юсеры посреди леса на мужика в русской военной форме и при карабине «Сайга», остро напоминающем «АК», с ходу грохнут. Превентивно, не вдаваясь в подробности. Хотя это еще вопрос, кто первым кого увидит. Я, конечно, против старших дилетант, но все равно – местный. А уж Ник или папуля да любой их ровесник… Такого Зверобоя со Следопытом на берегах Онтарио изобразить могут – Фенимор Купер обрыдался бы.

– Радио слушали? – Ник с порога спрашивает.

– Батареек нет.

– И не слушайте. На всех частотах глушилка шурует. Я не шучу. Настоящая глушилка, не хуже советской. Вж-ж-ж-ж, бж-ж-ж-ж… А может, и она самая. Их же не демонтировали ни фига. Захвати и врубай. Что делать собираетесь?

– Леха телефон чинить пойдет, – отец говорит. – Может быть.

– Хорошая мысль. Ты это… Ксиву не забудь. И ежели чего, сразу руки в гору и кричи – ай…м зе постмэн! У юсеров к почтальонам отношение трепетное. Носом в землю, конечно, уложат, но точно не застрелят. Ну… Тогда счастливо.

– Сам-то чего надумал? – спрашивает отец вроде легко, а с ощутимым подтекстом.

– Да ничего, – Ник отвечает небрежно так. И мне подмигивает незаметно. – Уж больно обстановка неконкретная. Оно ведь как может обернуться – мы тут, понимаешь, с ума сходим, а это просто учения. Помнишь небось, какой всегда на учениях бардак. Мимо нашей площадки однажды танковая дивизия шла, так сто метров бетонного забора будто корова языком… Ну и чего им стоило пару столбов уронить? Да они такой ерунды и не заметили.

– Нас бы загодя предупредили, – отец возражает. – И потом, учения просто на местности не проводятся. Только на полигонах. И где они тут?

– Могут захват базы отрабатывать. Да мало ли… А нас предупреждать – ты подумай, ну кому мы нужны?!

Мне становится неинтересно, я встаю, говорю, что прошвырнусь до почты, и выхожу за дверь. Почти моментально вслед за мной на крыльце оказывается Ник.

– Уфф, – отдувается. – А я ведь к тебе. Зайдешь на минутку, а?

Про вчерашнее он, похоже, забыл. Или вспоминать не хочет. Ну, тогда зайду. Почта как раз в ту сторону.

На улице грязь подсыхать вроде думает, но сомневается пока. А вот дождик больше не моросит – так, пылью оседает. Неужто кончается светопреставление? Кое-как пошкандыбали по обочине, иногда за заборы хватаясь для устойчивости. Местами штакетник уже обломан.

– Дураки Россию губят, а дороги спасают, – Ник под нос себе ворчит. – Русский патриот, скажи автобану «нет»! Ибо только грязь родная непролазная за тебя в лихую годину заступится. И утопнут в ней враги со всеми ихними «Леопардами» и «Абрамсами»…

– …и «Меркавами», – поддакиваю. – Ты это серьезно про грязь или дурака валяешь?

– Я-то валяю, – отвечает Ник загадочно. – А вот они, похоже, нет.

– Кто – они?

– Сейчас услышишь. Если успеем.

Пришли наконец-то. На чердак влезли – Ник сказал «там прием лучше». О-па! Стоит посреди разнообразного хлама здоровенный всеволновой приемник «Ленинград», такой позднего советского производства монстр. Запитан от двенадцативольтового аккумулятора. А под самой застрехой Ник проводов навертел, вроде там у него антенна. Поймал мой взгляд заинтересованный, усмехнулся.

– Активная, – говорит. – Вон блочок маленький, видишь? Нормально пашет. В полевых условиях и не такое сооружать приходилось, чуть ли не из консервных банок. Ладно, тут главное вот что.

Смотрю – подсоединена небольшая коробочка к приемнику. Лампочки, кнопочки…

– Декодер натовский. Конечно, боевые приказы он не возьмет, мне это не по зубам, но общую служебную трансляцию я, кажется, расколол. Внимание, Леха, включаю.

Ник врубает приемник, жмет кнопочки на своей коробочке, и тут у меня челюсть отваливается напрочь. Потому что либо это галлюцинация, либо я собственными ушами слышу голос, вещающий на типично юсерском английском:

– …и на этом мы завершаем передачу. Воскресную проповедь для личного состава, выполняющего боевую задачу, прочел наш полковой реббе Менахем Гибель!

И тишина. И мертвые с косами стоят. Точнее, некоторые еле живые на полу сидят. То есть на потолке. Тут же чердак.

– Чего он говорил-то, Леха? – Ник допытывается. – Ты расслышал? Можешь перевести? Я же в этой каше ни хрена не разбираю. Скажи хотя бы, кто они!

– Кто, кто… Юнайтед Стэйтс оф Эмерика. Зуб даю. Это у них проповедь закончилась. Для выполняющих боевую задачу – во как… А чего ты про глушилки-то нес?

Ник отстегивает декодер от приемника, и чердак заполняется громким жужжанием и скрежетом. «Понял?» – спрашивает. Понял я.

– Ну что, племяш, а то в разведку сбегаем?

Я сижу на полу-потолке, тупой, как ступа. Плохо мне. Поджилки трясутся. Мир будто на голову встал. То есть это представление мое о нем взяли и кувыркнули. Или все-таки галлюцинация? Угу, тотальная. А может, я на самом деле сплю и у меня кошмар такой?

Хочется полбанки откупорить, в теплую ванну залезть, из горла – хлоп!

Или в теплую постель и одеялом – с головой. Шекли еще советовал, а он глюконавт со стажем был, знал, о чем пишет.

Нас оккупировали. Мама, роди меня обратно. Что же теперь будет?! Да, в общем, и ежику понятно – что. Новый порядок. Аусвайс-контроль. Полицаи. Немецкие овчарки. Череп на рукаве.

Одна радость, что меня вряд ли угонят арбайтером на бескрайние поля Оклахомщины. У них там своих лузеров и реднеков девать некуда, зачем им еще раздолбаи славянские до кучи… Это же всему миру известно, общим местом стало и банальностью – от нас хорошего не жди. Спрашивается – на фига таких завоевывать?

– Слушай, Ник, да бред же, бред! Вдруг какая-нибудь совместная операция? Может, шаттл в неположенном месте сел? В наш лес навернулся, а? Или натовская инспекция приперлась смотреть, как мы ракеты на орала перековываем?

– Стоп! – у Ника аж уши зашевелились. Ага, тарахтит в отдалении. Похоже, вертушка. Или, что гораздо хуже, чоппер. Не тот чоппер, который рокерский байк, а который юсерский вертолет.

Ник в два прыжка вниз слетел, еще в два обратно вернулся, уже с биноклем, и к чердачному окошку нырнул. Однако в хорошей форме дядя.

– Та-ак, вот он, красавец… Не узнаю. На «Апач» вроде смахивает. Мимо чешет, не к нам. Глянешь?

Ну, глянул. Летит по-над лесом винтокрылый аппарат, явно нерусский. Гляжу и с некоторым удивлением ощущаю – поджилки не трясутся больше. Примирился я, видимо, с новой картиной мира. В полосочку и со звездочками.

– Зачем я тебе в разведке, Ник?

Легко так спросилось.

– Если языка возьмем – переведешь.

Совсем просто он ответил. Как так и надо. Мне почему-то на ум песенная фраза пришла – «партизанский молдаванский собираем мы отряд». А еще: «…и ходят оккупанты в мой зоомагазин».

– На самом деле все не так страшно, – Ник говорит. – Нам ведь нужно просто разобраться, что происходит, верно? Сам представь, какой может выйти конфуз, если у них и вправду шаттл в лес упал – а мы тут уже томагавки выкапываем и танцы военные пляшем. Не надо бардака. Сходим, приблизимся осторожно, поглядим… Короче, Леха, я тебя за околицей ждать буду. Двинем сначала вдоль дороги, будто и вправду обрыв ищем, я инструмент монтерский возьму для правдоподобия. Удостоверение не забудь. Чуть что, кричи – постмэн! – и стой как вкопанный. А дальше моя забота.

– А если председатель все-таки электриков на линию выгонит?

– Хотелось бы. Они ребята не промах, один спецназовец, другой погранец. Вот увидишь, я их мигом сагитирую.

Электриков председатель на линию не выгнал. Это они его выгнали. Они с утра в мастерских железом гремели, чего-то там мудрили с кузнецом за компанию, и начальство попросили: на фиг пошел и что видел, забудь. А он и вправду ничего такого не видел. Труба, сказал, с ручкой. Мне-то, сказал, по фигу подробности и так чую: инструмент подсудный – сто пудов, а если стрельнет, так наверняка расстрельный. Но поскольку вся Красная Сыть в едином порыве… Я дальше слушать его демагогию не стал – успеют еще уши завянуть, когда он при новом порядке старостой устроится. Пошел в дорогу собираться. Иду, как говорят юсеры, «с опущенным хвостом», но в кусты не сворачиваю. Будто на подвиг топаю. Вроде и не хочется, а надо.

Потому что нет другого выхода, правда ведь? Надо же, блин, разобраться. А я в селе единственный, кто худо-бедно понимает юсерский инглиш. Некому больше с Ником пойти. Блин.

По дороге пацаненка соседского из лужи вытащил, где он в морское сражение играл.

– Военную тайну хранить умеешь? – спрашиваю. – Значит, иди под мое окно, я тебе оттуда ружье спущу, и ты его тихонечко огородами – за околицу. Там дядя Никанор будет, ему отдашь. И чтобы никто не видел, ясно? И пока я не вернусь – молчок!

Пацаненок весь напыжился и вдруг честь мне отдал. На полном серьезе – руку к кепке. Я от изумления чуть сам в лужу не свалился, как давеча Ник.

Вернулся домой, собрал вещички. Маму заплаканную попытался убедить, что буду паинькой, – без толку. Отец зашел, обнял – ну, говорит, сына, с богом, и не подставляйся, ладно? А сам, ушлый, пока меня к сердцу прижимал, ногу чуток отставил и тапочкой под кроватью шаркнул как бы невзначай. Проверил. У всех нормальных людей ружье на гвозде висит, а у меня в чехле на полу валяется. Слушай, говорю, компас одолжи. Папаня – к себе, а я под кровать – нырь, «Сайгу» хвать – и за окошко ее. Хитрый, когда надо. Весь в отца.

У нас в лес глубже километра народ без пушки не ходит. Даже по ягоды-грибы. Исторически так сложилось. Мы бы и рады не таскать на себе лишнего железа, да фауна мешает. И чего бы умного папаня ни советовал, а я беру ствол. Медведь не юсер, к почтальонам без пиетета.

Выхожу за околицу, головой верчу, Никанора не видать. Замаскировался, коммандос несчастный. Для разминки, наверное. Я туда-сюда, вдруг с того места, где только что прошел, из чахленьких, насквозь просматриваемых кустиков в спину голос:

– Ты чего так вырядился, племяш?

Джинсы на мне и телогрейка.

– Военная хитрость, – говорю. – Пушку мою принесли тебе?

Достал из рюкзака камуфляж, переоделся, карабин снарядил. Готов сложить башку непутевую за Отчизну.

Ну и пошли мы. Сначала в самом деле вдоль дороги, я по краешку, Ник поглубже лесом. Ничего так шагается, бодренько – с учетом погодных условий, разумеется. Километре на пятом, под столбом с единственной сохранившейся табличкой «НЕ В…ЗАЙ У…ЁТ» перекурили чуток, портянками в воздухе помахали и дальше рванули. Чувствую, втянулся. Таким ходом – в Больших Пырках засветло будем. Как и задумано.

Иду, на столбы поглядываю. Ох, криво стоят, вполне могли где-то сами повалиться, без помощи вероятного противника. Ладно, нам уже не до столбов, через пару километров в самую чащобу сворачивать.

Вышли на Пырки в сумерках. Вроде бы и колея туда – не дорогой же ее называть – вполне проходимая оказалась, да мы подустали слегка. Первое, что увидели на краю деревни, – милицейского «козла». Переглянулись недоуменно. Как он сюда попал – вертолетом, что ли?

В Больших Пырках, ясное дело, тоже электричества нет. Кое-где окна тускло светятся, керосинки там жгут. Подходим к самому здоровому дому, и тут, будто нас встречать специально, дед Ероха – на крыльцо.

– Ага, – Ник говорит. – Явился, мать твою, не запылился. То-то давеча снилось, будто стоит у моего смертного одра Никанор и горько рыдает. Переживает, сволочь, что не успел единоутробного дядю живым застать. Года два собирался, гнида паразитская, в гости зайти, готовился, а не успел!

Дед Ероха у нас из старших последний остался. Про вещий сон врет, конечно. Просто характер едкий, как электролит. И рад дедуля увидеть племянника, да еще со внучатым племянником за компанию, зуб даю.

– И тебе, внучок, тем же концом по тому же месту стариковское наше спасибо за внимание.

– Слышь, дядя Ерофей, завязывай с нотациями, лады? – Ник заявляет. – Потом как-нибудь выскажешься о наболевшем. Не время сейчас, Родина в опасности.

– Ты, племянничек, не бзди! Я хоть и старый хрен, а от тебя, армагеддона ходячего, как-нибудь Родину обороню! Какую теперь катастрофу замыслил, сознавайся? И Леху-то зачем в свои авантюры втравливаешь?

Ник вздохнул только, рюкзак наземь опустил и на крыльцо присел.

– Чего тут менты делают? – спрашивает.

– Чего, чего… В бане пьяные лежат. Это участковые.

– Да я машину узнал. И давно они так?

– Давно – не то слово. Уже с неделю. В самые дожди к нам завернули на стакан-другой, а выбраться не могут, так дорогу развезло. Говорят, в Красную Сыть ехали. Какое-то транспортное происшествие оформлять. Чего ты там учудил-то снова?

– Да ничего, вот те крест. Значит, вы ментов несчастных целую неделю поите?

– Да как же не поить-то, Никанорушка! А ты бы хотел, чтоб они трезвые по селу лазали, высматривали, что тут у нас и почем? Нет уж. Пусть лучше они из Пырок цирроз печени увезут, чем хоть один протокол!

– Промышляете, выходит, по-старому, господа браконьеры…

– Жить-то надо.

– И то правда. Слу-ушай, а что ж вы лесом ментов не провели? На Красную Сыть «козел» вряд ли проедет, а к военным – легко. Куковали бы они на базе, всё самогонки расход меньше.

Я прямо-таки ушами захлопал. Ничего себе, новости! «Козел», значит, проедет… Ох, недаром слухи ходили, что у военных с Пырками какие-то свои коммерческие дела. Ну правильно, господа офицеры тоже люди, вкусно покушать любят. Да и самогон пыркинский ух какой. Опять-таки шубу жене построить из натурального меха… То-то местные такие зажиточные, частенько в городе деньгами сорят. А Красной Сыти со всего этого великолепия – одни побочные эффекты. Отвратительная красная сыпь в частности. С мучительным зудом. Поня-атненько.

Дед Ероха тем временем рядом с Ником присел, из кармана «Парламент» извлек, «Зиппой» клацнул звонко. Нас сигаретами угостил. И говорит:

– Да не родился еще такой человек… чтобы я ментам вот полстолько лишнего показал. У меня к НКВД счеты аж довоенные, за папаню моего… И потом, не хотят они на базу сами. Боятся. Потому и надираются с утра. Ко мне уже подкатывали насчет гражданских шмоток.

– Все-таки, значит, война, а, дядя Ерофей?

Помню как сейчас – не понравилась мне интонация Ника. Он ведь с надеждой в голосе деда Ероху спрашивал. Как бы «неужто дождались?».

– Не знаю, – дед головой помотал. – Электричества нету, телефон молчит. Поверху то самолеты, то вертолеты. Но ты понимаешь, Никанорушка, есть мнение, будто началась эта катавасия из-за того, что в лесу село. Ну, приземлилось. Дальше, за базой, километров, я так прикидываю, на десять к северу. Сам не видел, молодые сказали – летела какая-то хреновина с резким снижением. Шварк по небу, и в лес. Вроде без взрыва. Я одного понять не могу – если не война, зачем радио отрубать? Или это летающая тарелка какая-нибудь и она волну глушит?

– Летающих тарелок не бывает, – Ник отрезал.

– Это ты не женат еще, вот и не сталкивался, – дед парировал. – Все бывает. Половники, ухваты… Я однажды с летающим утюгом едва разминулся. Низко летел – должно быть, к дурной погоде…

– …в любом случае надо разбираться, – Ник ввернул. – Значит, вот как сделаем, дядя Ерофей. До рассвета нас приюти, а там мы «козла» ментовского позаимствуем временно – ты ж нам своего не дашь, верно? – и прямо к базе. Далее по обстановке.

– Убьешь машину-то. Они протрезвеют – голову отвернут.

– Ничего с ней не сделается. Леха поведет, я за штурмана буду. Целы останемся – назад пригоним. Менты и не заметят, они ж ее во-он где бросили. Керосинить им еще дней пять, и то если дождь перестанет. Мы дорогу хорошо разглядели сегодня. Там гусеницы нужны. А колеса – даже не представляю. БТРу, например, тухло придется.

– Может, обождать? – дед сомневается. – Ну, не понимаем мы, что творится, – да и хрен бы с ним. На Руси испокон веку девять из десяти всю жизнь так проживают, ни черта о ней, о жизни, не понявши, – и ничего, из гробов назад не лезут с жалобами. Не рыпайся, Никанорушка! Рано или поздно все доведут в части, нас касающейся. Обязаны же.

– Тебе доведут… Новые власти. Ты им еще на Библии присягать будешь. Мол, вступая в дружную многонациональную семью великих Соединенных Штатов… Тьфу!

Дед в ответ только фыркнул – как бы «ага, прямо сейчас, с радостным повизгиванием». Посоветовал, когда патроны кончатся, не геройствовать и сдаваться в плен. А лучше – вообще ружья у него оставить. На ответственное хранение. «Ты во Вьетнаме в разведку тоже с голыми руками ходил?» – Ник поинтересовался. «Да не ходил я там в разведку, с чего ты взял? Я снайперов ихних натаскивал, это совсем другая специфика…»

Ну и родственнички у меня. Прямо не знаешь, то ли от гордости надуться, то ли с горя разрыдаться.

Дед Ероха нас еще затемно растолкал. Позавтракали наспех, как раз чуток подрассвело, и задами – к машине. Мимо бани шли, оттуда храп молодецкий на два голоса. Я в окошко заглянул осторожно – точно, они, родимые, наши участковые, братья-близнецы Щербак и Жуков. И чего им в Красной Сыти понадобилось? Они же к нам по полгода не наведываются. Не иначе фээсбэшник Бруховец именно про это их начальству и стукнул.

Дед тонкого стального троса принес, мы протянули два конца от кенгурятника на «козлиной» морде к углам крыши – чтобы ветки по лобовому стеклу не били. Я передний мост подключил – на старых «УАЗах» (а откуда тут новые, спрашивается) вручную муфты в колесах провернуть надо – и за баранку. Помню, вел себя как сомнамбула. Автоматически, без малейших сомнений. Попал под влияние старших. Надо ехать в разведку – поеду. Надо будет «языка» допросить – сделаю. Уж больно они уверенно себя вели, что мой дядя, что его дядя. Собранные, деловитые, целеустремленные. Воины, едрёнтыть.

Часа три катились лесными тропками. Явно не только пешеходными – как раз в ширину «козла» и с заметной колеей. Ник и вправду обязанности штурмана исполнял – жалуясь на забывчивость, то и дело сверялся с какой-то схемкой, по компасу ее ориентировал и показывал обманные места, где просека вроде прямо идет, а на самом деле в болото заманивает. Много их оказалось, таких обманок, ох много.

– Чудной все-таки мужик, – говорю, – дед Ероха. Машину свою пожалел, а карту секретную, на которой, может, все благосостояние его держится – пожалуйста.

– Так он знает, что я карту проглочу в случае чего. А дорожка эта, она, Леха, – ого! Когда я родился, ей уже лет двадцать было. Великий браконьерский путь. Сколько по нему пушнины утекло в невообразимые места, подумать страшно. Ракетчики ее целыми грузовиками вывозили – и на самолеты. И сейчас возят. Но ты учти – никому! Уж лучше юсерам про нее расскажи, чем нашим.

– Да мне, – говорю, – без интереса. Вы ж меня в долю не возьмете.

– А я и сам не в доле. Я, Леха, местный диссидент.

– Ты всеобщий диссидент. Всеобъемлющий.

– Должен же кто-то людям правду в глаза… Тормози, приехали. Еще чуток, и нас засечь могут.

Кое-как запихнули машину в ельничек, ветками прикрыли. Ник на схему глядит.

– Значит, вот в эту сторону база, а вон в ту место посадки неопознанного объекта. Разумно было бы сначала подобраться к ракетчикам и предварительно, так сказать, разнюхать обстановку. Принимаю решение: в виду нехватки времени базу – на фиг. Что мы ее, освободим, что ли, если захвачена противником? Возвращаться будем, тогда, может, заглянем. Идем к объекту. Там наверняка основной гадюшник копошится.

– А мне кажется – там, – я к базе поворачиваюсь, чтобы слышать лучше. Вертолет у них взлетает. Если по звуку судить, так отечественный. Лишним шумоподавлением не отягощенный. Впрочем, я не специалист.

Ник тоже послушал, хмыкнул недоуменно, и говорит:

– Ты лучше маскхалаты доставай.

Халатами своими трофейными Ник гордится, они каким-то образом то ли рассеивают, то ли скрадывают тепловое излучение. Человека в такой одежке только визуально обнаружить можно. Что проблематично ввиду эффекта «плавающего камуфляжа». Все-таки гады юсеры, это ж надо так зажраться, чтобы столь высокотехнологичную одежду сотнями тысяч штамповать. А мы какую-то смешную Португалию едва догоняем по валовому продукту на рыло.

Облачились и пошли, куда Ник сказал.

На противника наткнулись буквально через десять минут. Точнее, я бы наткнулся – Ник заметил. Трое в таких же, как у нас, натовских шмотках тащат на себе объемистые контейнеры. Идут почти в ту же сторону, что мы, пересекают наш курс под углом градусов в двадцать. Без оружия – ну вообще оборзели. Топают, пыхтят. Один о корень запнулся, чуть не упал и говорит с выражением:

– Ф-ф-фак!

Другой ему по-юсерски:

– Ничего, доктор, уже недалеко.

«Доктор» матерится такими словами, которых я не знаю.

Я Нику едва слышным шепотом на ухо перевожу, чего могу.

Дали троице убраться подальше, чуть-чуть подправили курс, но прямо за юсерами не пошли. Еще минут через десять Ник забеспокоился, бинокль достал.

– Справа пост, – шепчет. – Почти ничего не вижу… Да оно и к лучшему. Однако людно в нашем лесу становится. Что-то они там делают, суетятся. Ладно, идем дальше. По-моему, уже совсем близко.

И еще через пять минут мы в стенку уткнулись. Ник едва успел мне рот зажать, потому что я от неожиданности и страха взвыть собрался в полный голос.

Вроде лес. А поперек – невидимая стена. Не пускает дальше. Отталкивает мягко, но непреклонно.

У Ника лицо вытянулось.

– Это, – бормочет, – что-то новенькое.

Одной рукой стену пробует, другой… Впечатление такое, что правая рука входит глубже. А потом Ник изворачивается боком и заметно продвигается вперед. И застревает.

– Ловко сделано, – говорит. – Ну, Леха, останешься здесь. Ложись, отдыхай. Только веревку из рюкзака вытащи. Да, там еще один халат завалялся, его тоже давай.

А сам карабин – наземь и халат расстегивает. И начинает доставать из-под халата все, что у него есть в карманах и вообще на теле железного, включая поясной ремень и перочинный ножичек. Складывает кучкой. Часы снимает. И резко – вперед.

Как-ак он носом в землю спикировал! Чуть из сапог не выскочил.

Я к стене подхожу, руку левую в нее сую осторожно и чувствую – браслет с часами по запястью поехал.

Ник шепотом ругается, не хуже того «доктора», хотя и малость понятнее.

– Что ж за несчастье, а?! Мало того, что с голыми руками идти, так еще и босиком!

В сапогах-то гвозди железные.

Ник обувь сбросил, индивидуальный пакет разорвал, обмотал портянки бинтом зеленым, чтобы не сваливались. Вздохнул тяжело, головой покачал, веревку в карман запихнул, запасной халат – для «языка», чует мое сердце, – через плечо. Стоит, озирается.

– Кол бы вытесать, да боязно топором стучать – услышат. Ладно, там найду чего-нибудь… Барахло мое прибери и вон туда, под елочки падай. Да, вот тебе карта. Если до утра не вернусь, иди к машине и езжай к деду Ерохе. Расскажешь все, что видел. Попадешься юсерам… А ты не попадайся! Ну, племяш…

– Ни пуха, – говорю.

Ник с заметным удовольствием к черту меня послал и трусцой за деревьями скрылся. Раз – и нету его. Хорошие у юсеров маскхалаты.

Я вещички собрал, под елки заполз, лежу, стараюсь не думать о стенке. Вообще стараюсь не думать. Потому как ничего не понимаю – ну совсем. Впрочем, если верить деду Ерохе, я не один такой на белом свете. Куда более чем не один.

Очень хочется последовать совету деда и обождать, пока сверху не спустят информацию в части, нас касающейся. Пусть даже наврут с три короба. Пусть даже это юсеры врать будут. Просто если они насобачились такие стенки на голом месте сооружать… Не фиг об них рогами биться. Разумнее сдаться на милость победителя, сэкономив максимум сил, а потом низвести оккупанта путем выгрызания изнутри. У китайцев, говорят, неоднократно получалось. А русские что, хуже китайцев? Да русские хуже всех! Нас приди и завоюй – все равно получишь… Затяжную нервотрепку, а потом по морде. Хоть у татаро-монгол спросите.

Час лежу, за Ника переживаю. Два лежу…

– Принимай гостя, Леха. Ствол ему в ухо ткни для солидности.

Я от долгожданного шепота аж подскочил.

– Ну, ты даешь…

Он даже почти не запыхался, Ник. Садится, берет у меня сапоги, начинает обуваться.

«Язык» валяется полутрупом, слабо шевелясь. Упакован в маскхалат, руки связаны за спиной, рот грязным носовым платком заткнут и бинтом перехвачен для надежности.

– Леха, сунь ему берданку в рожу. А то он, кажется, не понимает, до чего все серьезно. Два раза сбежать пытался.

Я зверское лицо сделал и пленному в глаз из «Сайги» прицелился. Реальным таким движением, будто Ник мне что-то ужасное про «языка» сказал, и решил я, значит, гада порешить.

Проняло беднягу – всхлипнул и шевелиться перестал.

– Как все смешно и глупо, – Ник шепчет, рассовывая по карманам свои причиндалы. – Я-то, дурень наивный, думал, что люди научатся читать мысли на расстоянии и поражать врага усилием воли. К этому, по идее, все должно идти. Духовную сферу развивать надо, она же у человечества в полной заднице! Такой неисчерпаемый резерв, и никак не задействован! Я верил, надеялся… Что уже внуки – пусть не мои, но хотя бы твои, Леха, – будут в любви объясняться взглядом, лечить болезни наложением рук и понимать другого как себя. А эти уроды… Фу! Рабы высоких технологий, мать иху так. Жалко, не вышло его комбез прихватить, не пролез бы через стенку. Там, по-моему, даже ширинка с микролифтом. А электроникой напичкан… И что их охранная система? Те же самые тепловизоры и радары, как у нас. Один-единственный русский мужик в юсеровском маскхалате – и никаких проблем…

– Ник, ты о чем?

– Да о том, что тормоз я и бестолочь. Обрадовался, в войнушку решил поиграть. Идем, Леха. Отконвоируем это чудо к машине, тогда и допросим чуток. Потешим самолюбие. А дальше посмотрим, куда его. На базу, наверное. Там уж, наверное, заждались хоть какого-то результата.

– А… А чего же юсеры по лесу бродят? – шепчу я, совершенно обалдев, в уходящую спину: Ник стволом карабина толкает «языка» перед собой. Пленный испуганно озирается, ствол беспокоит его очень.

– Да, похоже, наши с юсерами в этом деле заодно. Видать, обе стороны до того в штаны наклали, что решили вместе бояться. Я тебе не сказал, ты уж извини – показалось мне, будто на посту бойцы не с «М-16», а с русскими автоматами стоят. Тогда не поверил, теперь – запросто. Международная кооперация. В свете прогрессивных веяний.

– Может, на пост его и отвести? Два шага ведь. А то чего-то мне тоже… боязно.

– Этим дристунам, – Ник кивнул в сторону поста, – во!

И оттопырил средний палец.

– Если хотят, пусть отнимут, понял?

– Так что там было-то, за стенкой?

Я хотел сначала ляпнуть «неужто машина времени?», но удержался. Я Нику верил – и не верил. Понимал его слова и не понимал. Чувствовал, до какой степени он раздосадован, обманувшись в своих ожиданиях. А еще – я ему был очень благодарен за то, что Ник вроде бы не расстраивался из-за пропажи с горизонта юсеров-завоевателей.

Знаете, это ведь не большое удовольствие – обозвав родственника и соседа параноиком, вдруг обнаружить, что он действительно псих, да еще и кровожадный.

– Звездолет там был, Леха. Офигенный.

Ник подумал и добавил:

– Жаль, что ты не видел. Словами не опишешь. Хотя… Теперь у нас есть заложник. Если доведем его в целости, конечно. Так что все может быть. Авось наглядишься вдоволь на дивный агрегат.

Еще подумал, вздохнул и сообщил:

– Юсерский…

К машине мы заложника доставили почти без происшествий – только разок пришлось врезать ему прикладом, когда мимо шел вооруженный патруль. Ник с добычей расставаться не желал принципиально, хотелось ему все-таки самую малость в войнушку сыграть, а пленный сообразил, что мы от кого-то таимся, и возжелал этому кому-то сдаться. Ну… Получил. Сам виноват. Мы запихнули страдальца на заднее сиденье «козла», освободили от кляпа и принялись тешить самолюбие.

– Имя! Звание! Должность! – сдержанно рявкнул я.

– Отпустите меня! Пока не поздно! Вас уничтожат! Я ничего не скажу! – взмолился пленник на совершенно испохабленном юсерском наречии. Я едва разбирал слова, он сливал концы и начала воедино, как француз, да еще и словно полный рот жвачки набил. Впрочем, он мог быть из какой-нибудь южной провинции.

Ник крепко дал ему в ухо. Даже я услышал звон.

На добавку Ник дал ему в глаз. Смачно. Я на полном серьезе решил, что сейчас увижу, как летят искры.

– Ты это… – пробормотал я в смущении. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– До свадьбы заживет, – обнадежил Ник. – Калечить не буду. Фанеру бы ему пробить – по-нашему, по-солдатски. А ну…

Свободной рукой он заставил пленного сесть прямо и начал бить его кулаком в грудину. С глубокомысленным, немного отстраненным выражением на лице.

Который уже раз в жизни я возблагодарил небеса за то, что Вооруженные силы РФ теперь полностью контрактные. Не хотел бы я научиться так профессионально «фанеру пробивать».

Пленному хватило пяти-шести ударов.

– Кримсон! Стивен Кримсон, сэр! Сержант! Командир отделения биологической защиты!

– Какой-то дохлый у юсеров сержант пошел, – усомнился Ник.

– Да он вроде начхима, – перевел я.

– Начхимы, они, знаешь, разные бывают. А этот так… Бродил, цветочки нюхал. Ладно, спроси, как их сюда угораздило.

Тут Кримсон, видимо, собрался с духом, потому что заартачился и потребовал объяснений – кто мы да откуда. Ник пробил ему фанеру вторично. Фанера едва не затрещала.

Увы, сержант-биолог почти ничего не знал. У корабля разладились какие-то жизненно важные системы «на выходе из прыжка» – я дословно передаю, – и он принужден был немедленно совершить аварийную посадку. Никогда такого раньше не случалось, судно было чрезвычайно надежным. Летел корабль домой. На Землю.

– А откуда вы шли?

– С Новой Англии.

– Хм… Цель рейса? Задача?

Кримсон задумался. Ник пошарил под сиденьем и извлек ржавые пассатижи.

– Доставка вспомогательной энергетической установки для атмосферного генератора, сэр! Послушайте, друзья, отпустите меня! Мы должны взлететь с минуты на минуту!

– Без тебя не улетят.

– Мы военный транспорт! Не гражданский! Вы понимаете?! Ах, вы же ничего не понимаете… Как… Как это случилось с нами? За что?! Отпустите меня, пожалуйста!

И тут сержант Кримсон расплакался.

– Не переживай, – Ник похлопал сержанта по плечу, тот от ласки вяло увернулся.

– Отпустите меня! Ради всего, что для вас свято! Еще остался шанс… Совсем немного времени…

– Мы думаем, – обнадежил я сержанта.

– Какой сейчас год?.. – прорвалось сквозь рыдания.

– Девятнадцатый.

– О… О-о-ууу…

– Слушай, Ник. Давай закруглять эту трагедию Шекспира. Мы не сможем от парня ничего добиться – я не понимаю толком, какие задавать вопросы. И… Ты погляди, как его ломает. Мне, например, противно и стыдно. А тебе?

– Спроси, какой год у них! И как там Россия, спроси! Это же главное! Это…

И тут у Ника знакомо шевельнулись уши.

– В «собачник» его, живо! И к нашим!

Когда мы запихнули беднягу Кримсона в кормовой отсек «козла», вертолет был уже совсем близко. Тот вертолет. Чоппер.