Текст книги "Княжич"

Автор книги: Олег Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Виновен, княже. – Я укорил себя за то, что даже не подумал об этом. – Поспешил.

– Не виню я тебя, – сказал отец. – Вот. – Он вынул из уха серьгу серебряную. – Благодар от меня.

– Здраве будь, княже, – сказал я, принимая благодар.

– Ступай к своим, – улыбнулся князь. – Да передай Побору, чтоб ко мне спешил.

Он повернулся, сказал охраннику:

– Послать вестовых! Всех старших боляр немедля ко мне, – и скрылся в шатре.

– С первым благодаром тебя, Добрыня[11]11
  Благодар – ценность, подарок от военачальника полученный за достойный поступок или подвиг. В это время цена благодара для воина была очень велика. Считалось, что вместе с благодаром воин приобретает дополнительную магическую защиту и доблесть. Поэтому благодарные ценности хранились очень бережно. Воин скорее бы умер с голоду, чем променял благодар на хлеб.


[Закрыть], – подмигнул мне охранник и бросился выполнять отцово приказание.

Когда совсем стемнело и снова стал накрапывать противный дождь, вернулись остальные разведчики. А с ними и Гридя со Славдей. Усталые, но довольные.

– Ух, и напугал ты нас, княжич, – ругался Звяга. – Мы ж думали, что заплутал ты.

– Так уж вышло, – оправдывался я. – Кукушкой кричал, да не услышали вы, а весть уж больно важной была. Вы ятвигов не встретили?

– Да нет, – пожал плечами лучник. – У нас тихо все было.

– Ну, видать, обошлись вы с ними, – сказал я.

– Тогда молодец, Добрыня. – Звяга похлопал меня по плечу.

– Да у тебя обновка? – Славдя на ухо мое уставился.

– Благодар это, – ответил я гордо. – От князя.

– Потрогать-то можно? – спросил Гридя.

– Отчего ж нельзя…

В эту ночь мы не спали. Побор не велел.

Ждали нападения.

Сидели под раскидистой сосною, укрывшись плащами от припустившего с вечера дождя. Старались сохранить от сырости тетивы да стрелы. Чтоб не уснуть, разговоры разговаривали.

– Нет, ты все ж расскажи, как ятвигов-то нашел? – в который раз приставал Гридя.

– Так я же уже рассказывал…

– Что-то с трудом верится, – не унимался Гридя, – что ты у предводителя ихнего суму спер, в которой кожа Славуты-посадника лежала.

– Так оно и было все…

– Ну и где ж та сума?

– Так говорил же я – у князя в шатре.

– Брешет, – сказал Славдя, поправляя плащ.

– Точно брешет, – поддакнул Гридя.

– Чего это мне брехать? – притворно обиделся я.

– Ты лучше расскажи, как ты на ятвигов наткнулся? – снова за свое Гридя.

– Ладно уж, – наконец сдался я. – Только обещайте, что смеяться не будете. Это не я на них, а они на меня наткнулись…

И я рассказал им, как все было на самом деле.

– Что вы там, как гусаки, разгоготались? – окликнул нас один из лучников. – Сказано же, чтоб тихо все было.

– Да, Добрыня, – сдерживая смех, сказал Славдя. – Это как в той сказке: пошел мужик за малиной. Захотел пописать. Увидел медведя – заодно и покакал. – И мы снова не смогли сдержать смеха…

Они навалились под утро. Плохо вооруженная, завернутая в шкуры вместо доспехов, нестройная орава выскочила из леса и бросилась на наш лагерь. Без боевых криков и лишнего шума. Видно, боялись разбудить спящих…

Просчитались они…

Все случилось быстро. Я даже испугаться не успел. Заметил только, как Гридя побледнел, натягивая тетиву своего лука. Но пускать стрелу во врага ему не пришлось.

Поняв, что внезапного нападения не получилось, ятвиги побросали оружие на землю и пали ниц. Прямо в грязь.

– Не вбивайте! Божем просимо! Не вбивайте! Не по своей воле! По злому наущению! – закричал ятвиг, на голову которого вместо шлема был надет медвежий череп.

– А со Славуты кожу сдирали тоже по наущению? – в ответ крикнул кто-то из дружинников, и вверх взметнулись острые древлянские мечи.

Ятвиги от страха сильнее вжались в размокшую землю.

– Подождите! – Отец поднял коня на дыбы. – Порешить их всегда успеем. А сейчас пусть говорят. Ты у них главный? – спросил он у медведеголового.

– То так, – ответил ятвиг.

– Ну, поднимайтесь, – спокойнее велел отец. – Нечего пупки мочить. А ты подойди ко мне, – сказал он предводителю ятвигского воинства, когда пленники, опасливо озираясь, поднялись с земли.

Тот подошел, поцеловал стремя и стыдливо потупил взор.

– Говори. Как звать тебя?

– Велемудром люди зовут. Меня бортники наши головой кликнули – мне и ответ держать. Божем нашим Радогостом, ласки просим, княже, – тихо проговорил ятвиг. – То не мы с посадника кожу драли. Не мы и дружину твою перебили. Разве же мы звери дикие, добра не помнящие? Разве же мы могли дурное сделать тем, кто нас от мазовщанских копий оборонил?..

– Так кто тогда?

– То варяжци клятые. Им же неведомо, что наш Радогост Даждьбогу внуком приходится. Месяц народиться не успел, как они пришли в наше Полесье. С юга. От Полянской земли. Сказали, чтоб мы вам ругу давать бросали. Что их конунг Ингварь теперь Полесьем владеть будет. Я ответил им, что мы под твоей рукой, княже, жить хотим. А главный их, Свенельдом его кличут, посмеялся. Сказал, что теперь нам от Древлянской земли только смерти ждать нужно. Они-де, варяжци эти, одевшись по-нашему, двор посадничий огнем пожгли. Воинов побили, а одного к тебе отпустили, чтобы он на нас вину положил.

– А если на вас вины нет, так что ж вы тогда, сукины дети, намедни нас стрелами посыпали, а сегодня хотели сонных порушить? – не выдержал Побор.

Отец строго посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Так то от великого страха, – еще сильнее потупился Велемудр. – Мы же думали, что вы нас за ослух да за кровь ваших людей рвать начнете. А кому ж за просто так в Репейские горы идти охота[12]12
  Репейские горы – место расположения Ирия, славянского рая.


[Закрыть].

– А ты прямо в Ирий попасть решил? – усмехнулся отец.

– Радогост свидетель и все люди мои: супротив тебя, княже, я дурного не совершал, – сказал Велемудр.

И впервые посмотрел отцу прямо в глаза. Долго они смотрели друг на друга. Затем отец сказал:

– Верю. И зла на тебя, Велемудр, и на людей твоих не держу. С ранеными вы сами договоритесь. Кому что за кровь пролитую отдадите, меж собой решайте…

Дальше шли вместе. Велемудр указывал дорогу к варяжскому становищу. А по пути к нам присоединялись все новые ватаги ятвигов. Приходили. Каялись. Целовали стремя княжеского коня, на верность присягая Древлянскому столу. Видно, несладко им показалось под полянской рукой.

8 июля 942 г.

В этот день совсем распогодилось. Солнышко припекло. От земли повалил банный дух. Паром исходили набухшие от дождей плащи ратников. Испариной покрылись конские крупы. Капли пота проступили на наших лбах. Мы неделю не мылись. Мое тело, вспомнив о том, что оно должно быть чистым, нещадно зудело под рубахой. А на сбитом о седло заду горели мозоли.

Ратникам было тоже несладко. От тяжелых кольчуг гудели плечи. И хотя они не показывали виду, но каждый понимал, что пора сделать привал.

Дружина остановилась на пологом берегу Припяти-реки.

– Всем помыться, привести в порядок оружие и снаряжение! – отдал команду князь и сошел с коня.

Уже через мгновение мы бросились к прохладной чистой воде.

Напоили и искупали коней. Почистили и выстирали одёжу. Благо мыльного корня нашлось по берегу немало. И пока кашевары готовили еду, мы втроем вспомнили, что, несмотря на важность похода, все еще остаемся мальцами.

Вдосталь наплескались и наигрались вволю. Так, что аж губы посинели. А потом растянулись голышом на нагретом прибрежном песке. И теплая волна дремоты растеклась по телу…

И вдруг я почувствовал ладонь на своем затылке.

– Ну, как ты, Добрыня? – Тяжелая отцовская рука скользнула по волосам.

Первый раз за все время похода отец заговорил со мной.

– Да ты лежи. Отдыхай.

– Все хорошо, княже.

– А мозоли твои как? Я понял, что краснею.

– Откуда знаешь, батюшка?

– Князю про свою дружину все знать надо, – сказал он просто.

– С непривычки это, – еще больше смутился я. – Ты же знаешь, мы же без седел всегда…

– Знаю. Но в походе, а тем более в бою без седла никак нельзя. Ничего. Скоро привыкнешь. А пока сходи к Белореву. Пусть смажет, – и пошел проверять, что там кашевары наготовили.

– Что, Добря, задницу набил? – спросил Славдя.

– А тебе-то что? – огрызнулся я.

– Да ничего, – сказал он примирительно. – У меня у самого копчик саднит.

– А я думал, что один я такой никчемный, – сквозь дремоту пробормотал Гридя.

– Так чего ж мы лежим? Аида к знахарю.

И мы рванули наперегонки, перепрыгивая через голые тела дружинников.

Белорев занимался раной Грудича. Царапина на плече болярина была хоть и небольшой, но глубокой. За эти дни она загноилась и стала опасной.

– Эка тебя, – покачал головой Белорев. – Кто ж тебя так?

– То я. – Велемудр, как бы невзначай, оказался рядом. – Ты уж прости меня, болярин…

– Ты же знаешь, Велемудр, не держу я на тебя зла, – отмахнулся Грудич и скривился от боли.

Ятвига передернуло, словно это у него заболела рана. Он горестно вздохнул, почесал затылок и снова вздохнул.

– Ладно тебе! – прикрикнул на него Белорев. – Что болит у тебя?

– Да вроде ничего, – пожал плечами Велемудр.

– Ну и ступай себе. Не мешайся тут.

– Да, Грудич, не повезло тебе, – повернулся знахарь к болярину, когда ятвиг скрылся. – Придется руку отрубать.

– Ты чего, старик, с разума соскочил? Не дам я тебе руку поганить.

– Ну-ну, расшумелся. А ты про руку думал, когда повязку мою сорвал?

– Так ведь мешала она.

– «Мешала»… – передразнил Белорев. – Сейчас отрублю, и рука мешать перестанет.

– Не дам!

– Что значит «не дам»? С пращурами раньше времени повстречаться захотел? Загниет рука, тогда ничем не вылечишь. «Не дам»… в другой раз думать будешь, прежде чем повязки мои срывать. Ну, давай ее сюда.

Болярин опасливо посмотрел на знахаря.

– Да не боись ты. Давай.

Белорев вскрыл нарыв. Промыл рану. Присыпал ее порошком из растертых трав и наложил новую повязку.

– Все. Ступай. И помни, что в другой раз даже спрашивать не буду. Отрублю руку. Так и знай… Ну, а вам что? – строго посмотрел он на нас.

– Нас князь к тебе прислал, – сказал я.

– А на кой мне такие помощники?

– Так ведь не в помощь прислал, – шмыгнул носом Славдя. – Раны у нас…

– Раны? Ну, показывайте.

Мы в нерешительности стали переминаться с ноги на ногу.

– Что мнетесь-то?

Переглянувшись, мы разом повернулись к знахарю спиной и нагнулись.

– Ой, охрани Даждьбоже! – воскликнул Белорев. – Так у вас хвостовая болезнь началась! Дня через три точно хвосты вырастут.

– Врешь ведь, – сказал я.

– Ты меня во лжи винишь? – возмутился знахарь. – Меня? Во лжи? Я сейчас не посмотрю, что ты княжич, по хвосту тебе так надаю, что ты на коне пузом сидеть станешь.

Он бы, наверное, выполнил свою угрозу, но только вдруг остановился и прислушался:

– Это кто тут слезу пускает?

– Не хочу хвост!.. – Такого можно было ожидать от кого угодно, но только не от Гриди. – Не хочу хвост! Дядя Белорев, миленький, что угодно, хоть руку отрезай, но только чтоб хвоста не было.

– Да будет, будет тебе! – Знахарь обнял моего друга за плечи. – Пошутил я. Разве ж Сварог допустит такое, чтоб у живого человека хвост вырос? Успокойся.

– Ух, и рева ты, оказывается, – сказал Славдя. – А еще над моим плащом потешался.

– А тебя, – посмотрел знахарь на меня, – на испуг не возьмешь. Это хорошо. Батюшка твой в первом своем походе вот не меньше Гридислава от хвоста ревел.

– Снова врешь. – Я даже представить себе не мог, что отец и вправду плакать может. – Лучше намазывай давай…

Мы уже обедать сели, когда на опушке леса показался всадник. Он скакал, точно за ним стая волков гналась.

– Ну-ка, ребятушки, доедайте быстрее! – прикрикнул на нас Побор. – Кажись, недобрые вести нам тот конник несет.

И словно в подтверждение слов болярина послышался крик всадника:

– Мал! Скорее, княже! Варяги! Близко! И закипело…

Побросав еду, дружинники стали спешно вооружаться.

Мы, наскоро натянув порты и кожаные нагрудники, бросились собирать развешенную на кустах для просушки тетиву. Побор помог натянуть наши луки и велел держаться подле него.

– Прижмут к реке, – ворчал он, – совсем плохо будет. Эх, Маренины дети…

– Дружина, к бою! – послышался голос отца. – Полк правой руки – к опушке. Полк левой руки – вам у берега стоять. Передовой полк – спешиться! Коней вон в том овражке схороните. Вам первый удар держать. Побор, ты лучников пополам дели. Две лодьи ставь у бора. А три – перед передовым полком. Как скажу, сразу за него уйдете. Велемудр, ты со своими в чащу уходи. И сидите там тихо, как мыши. Увидишь три огненные стрелы, тогда и бейте варягам в бок. Да бейте дружно. Не как в нас.

– Не осрамимся, княже. – Ятвиг надел свою медвежью голову и повел ватагу к лесу.

– Ты как, сынко? – спросил отец, осаживая коня возле меня.

– Не тревожься, княже, – сказал Побор. – Я пригляжу.

– Уж побереги мальцов. Эй, Гридя, носа не вешать! Был бы жив твой отец, сейчас бы гордился тобой. И за хвост не переживай. Отрубим, если что, – улыбнулся он и поскакал к полку левой руки, на ходу отдавая последние распоряжения.

– Ну что, Даждьбожьи внуки, не посрамим славы дедов наших! – громко, чтобы слышали лучники, сказал Побор. – Лик Божий, – показал он рукой на солнце, – над нами! А что пообедать не успели, так на тризне по врагам нашим наверстаем! Верно я говорю?

– Верно! – ответили лучники.

– Дедята! Липок! – позвал он младших боляр. – Берите свои лодьи и давайте к полку правой руки. С коней не сходить. Мало ли, как вражины себя поведут. Остальные – за мной!

Только мы успели встать на место, как из-за излучины реки, двигаясь по течению Припяти, показались три большие ладьи.

– Вон, Добря, видишь? На носах головы змеиные – значит, варяги те ладьи строили, – тихо прошептал Славдя.

– А ты почем знаешь? – посмотрел на него с недоверием Гридя.

– Правду Славомир говорит, – вступился Побор. – Варяжские это ладьи. Зовут они их драккарами. Я тех драккаров насмотрелся. Когда с князем Нискиней, дедом твоим, Добрыня, да с Хольгом[13]13
  Хольг – известен по летописям как вещий Олег.


[Закрыть] Киевским на хазаров ходили. Умен и хитер был старый варяг. Древлянский стол уважал. Не чета Ингварю. Этот все нахрапом норовит… А в драккарах, похоже, не варяги. У тех по бортам червленые щиты, а у этих разномастные. Русь это. Худо дело. А вон и конница. Сразу видать, полянская. Плащи-то алые. В лесу приметные. Не то что наши.

И верно. По берегу черно-кровавым пятном растекалась конница, на ходу разворачиваясь в боевые порядки.

– А мне хоть варяги, хоть поляне, – сказал Куденя, лучший лучник старшей дружины, – только бы не егозили сильно…

– Чисто ты не попадешь, – подшутил кто-то. Но ответить Куденя не успел.

– Стрелы на тетиву! – крикнул болярин.

– Не по Прави поступают, – удивился я[14]14
  «– Не по Прави поступают, – удивился я…» – Обычно, прежде чем начать бой, стороны вели переговоры, на которых пытались уладить дело миром (обычно одна из сторон откупалась). Если достичь соглашения не удавалось, по ритуалу, с каждой стороны выходил поединщик, и военный спор решался по воле богов. И только в особых случаях дело доходило до крупных столкновений. В исключительных случаях, во время засад или, как в данном случае, при явном нежелании идти на переговоры, это правило нарушалось.


[Закрыть], когда увидел, что неприятель не собирается останавливаться.

Ладьи даже прибавили ходу. Стало видно, как на концах весел вспенились белые барашки.

– Ни переговорщиков, ни поединщиков не будет? – спросил Славдя.

– А что им Правь? – ответил Побор. – Они, видать, знают что творят…

– Хорошо идут, – вздохнул Гридя.

– Шибко, – отозвался Побор. – Видно, спешат к предкам своим на ужин успеть, – и засмеялся.

И лучники подхватили этот смех. Я тоже смеяться начал. И понял: со страху это. Никто ж не знал, кто после этой битвы в землю Древлянскую вернется, а кто уже к вечеру в Ирии за стол с пращурами сядет. Неизвестность. Вот что страшнее всего…

– Куденя, ты кормчих на драккарах на себя бери, – распоряжался болярин. – Они за щитами хорониться станут, бей промеж них. Без кормчих ладья, что конь без всадника. Звяга и Ерш, вам задача особая. Высматривайте, кто в коннице управляет. И чтоб стяг Полянский еще до битвы на земле лежал. Ясно?

– Да что ты, Побор? В первый раз, что ли?

– В первый не в первый, а напомнить не помешает. Первая лодья – реку кроет. Остальные – конницу. И не подставляться. У них небось тоже лучники имеются.

Между тем полянская конница рассыпалась на два отряда. Первый скоро шел вдоль берега реки, метя ударить между передовым полком и полком левой руки. Второй, прижавшись боком к лесу, направлялся прямиком на полк правой руки. А ладьи, выйдя на середину Припяти, старались обойти нас, чтобы сидящая в них русь смогла ударить нам в спину.

– Эх, не достать отсюда, – злился Куденя, прикидывая натянутую тетиву к щеке. – Дозволь ближе подобраться.

– Давай, – кивнул болярин, и лучник дернул поводья коня и рванул к берегу. – Все равно, – вздохнул Побор, – далековато будет… Луки к бою!

Все ближе и ближе подкатывала волна вражьей конницы.

– Ждем!

Уже можно было рассмотреть сбрую на борзых полянских конях.

– Ждем!

Уже первые стрелы, пущенные лучниками неприятеля, жужжали в небе и впивались в песок недалеко от ног наших коней.

– Ждем!

Короткая черная стрела, просвистев, ударила в нагрудный доспех Поборова коня.

– Бей!

Звонко запела тетива, отправляя в недолгий полет чью-то смерть. И сразу новая стрела легла на лук и отправилась вслед за первой. И еще одна. И еще.

– Бей прицельно! – услышал я команду болярина.

Опустил лук пониже. Высмотрел врага. Спустил тетиву. Наложил новую стрелу. И лишь тогда понял, что только что отобрал жизнь у человека. И, словно в отместку, железное жало стукнуло в кожаный нагрудник. И желтые волчьи глаза вспыхнули в сознании и обожгли огнем ненависти. Сразу все стало на свои места. Либо я их, либо они меня. А все остальное потом. После боя…

– Эй, Добря! – Я увидел, как кричит Гридя, утирая рукавом кровь с располосованной щеки. – Отходим за передовой полк!

– Гнедко, выноси! – крикнул я.

Сколько боев и битв было в моей дальнейшей жизни. И больших. И малых. И явных. И тайных. Сколько битв я выиграл? Сколько проиграл? Разве теперь упомнишь. Но только этот бой, первый бой в моей жизни, я помню, точно только что вышел из него. Может, потому, что он был первым. Оттого и всплывает в памяти все время, как тот сон… Бабушка. Я – маленький. Сказка про птицу Сва и про яичко золотое…

Словно в пустой колоде, в голове заухало. Кто-то молотил в дверь.

– Кто там?

– Болярин! С дальней заставы гонец прискакал.

– Подожди. Сейчас выйду.

А вставать все равно было невмоготу… Ох, Путята, Путята…

Бой бурлил, как бабулино варево…

Мы успели выйти из-под удара, и вражья конница врезалась в передовой полк.

Завязла.

И алые Полянские плащи покрылись алой кровью. Чужой и своей.

Звон оружия, стоны изломанных ратников… Крики боли людей и коней…

– Глядите-ка, попал Куденя-то! – Радостный крик Звяги заставил вздрогнуть.

Словно почуяв недоброе, мой конь тревожно заржал.

– Тише, Гнедко, – похлопал я его по потной шее и понял, что руки трясутся.

– Нет, ты погляди, что пострел учудил! – продолжал кричать лучник и махнул зажатой в кулаке стрелой в сторону реки.

Я повернул голову в сторону реки.

А ведь точно.

Огромный драккар, шедший первым в этой стае странных, голодных до нашей крови, чудищ.

Одетый в броню из круглых червленых щитов речной змей, привыкший покорять водные просторы.

Ощетинившийся веслами и горящими стрелами, впившимися в борта, властелин вод.

Вдруг потерял управление… Беспомощно начал разворачиваться против течения… Словно слепой кутенок, ткнулся носом в бок своего собрата, идущего следом… Проскрежетал змеиным носом по борту, сдирая щиты и ломая крылья весел… И, ошарашенный внезапной потерей кормчего, беспомощно замер. А течение продолжало безжалостно сносить его к противоположному берегу.

Другой драккар от удара завалился на левый бок, зачерпнул бортом Припять и стал быстро тонуть.

На третьем драккаре был опытный кормчий. Он сумел увернуться от столкновения. Сохранил все весла и еще быстрее понесся прямо на нас.

Крики древлянской радости и варяжского горя слились в единую песню войны. И поднялись к самым небесам, радуя и огорчая сцепившихся в жестокой схватке богов-покровителей. Перуна Полянского, Одина Варяжского, Радогоста Ятвигского и Даждьбога Древлянского.

– Аи да Куденя! – Побор осадил рядом с нами взмыленного коня. – Ему и тебе, Звяга, Благодар от меня. Коль из боя живыми выйдем, ходить твоей жене в обновках. Жаль, что Ерша застрелили. Зоркий у него глаз был. Как он того, со стягом Полянским, влет снял! Да, видимо, теперь ему в Сварге[15]15
  Сварга – райский сад у славян.


[Закрыть] охотиться… Добрыня, скачи к берегу. Вели моим словом, чтоб первая лодья оставшемуся драккару огоньку подкинула. Тех, что тонут, пусть оставят. Им не до нас. Им бы выплыть. Остальные, будьте наготове. Полк левой руки прикрыть надо. Звяга, давай в небушко три стрелы. Да чтоб горели поярче. Пора Велемудру себя показать…

И дрожать стало некогда…

Я бы успел. Обязательно бы успел. И Славдя с Гридей остались бы живы. И жизнь моя пошла бы совсем другой дорогой. Не знаю, плоха та дорога была бы или хороша… только она была бы совсем другая…

Ладно, хочешь не хочешь, а вставать надо.

Гнедко споткнулся о какую-то корягу, предательски торчащую из песка.

Я оказался не готов. Вылетел из седла. Пролетел над головой коня. И со всего маху врезался в землю.

Вышибло дух. Небо завертелось надо мной в ярком хороводе облаков.

Пришел в себя. В голове ухало, словно в пустой бочке. Люди и кони вокруг почему-то двигались медленно и плавно, словно во сне. Шум в ушах заслонил звуки боя…

Медленно…

Очень медленно мимо меня проплыл ратник, размахивая мечом. Его глаза были выпучены и полны ярости. Рот широко раскрыт, словно он задыхался или кричал. Но я не слышал его крика – Я повернул голову и увидел, как драккар ткнулся змеиной грудью в прибрежный песок и с него посыпались вооруженные топорами и маленькими круглыми щитами люди. Варяги. Враги.

Попытался подняться… Мокрый песок саднил на стесанной щеке… Кровь заливала левый глаз. А шум в голове все не проходил…

Варяги рубились отчаянно. Настоящие воины. Но от этого не легче. Падают наши, словно подкошенные колосья. Я рвусь туда. В гущу боя. Но ноги вязнут в песке, словно в трясине…

Я вижу, как варяг прорубается сквозь нашу дружину. Как валится древлянская рать под ударами безжалостного топора. Я вижу, как он вдруг стоит один среди корчащихся на земле ратников. Как безумно оглядывается вокруг в поисках очередной жертвы. Вижу, как взгляд его останавливается на мне. Как он кричит что-то. И в глазах его вспыхивает огонь радостной ненависти. Он отбрасывает остатки изрубленного щита. Взмахивает топором и бросается ко мне.

Я вижу, как он летит мне навстречу. И звуки боя взрываются, вдруг оглушая и потрясая…

– Од-д-и-и-ин! – Рев варяга острым шилом буравит мозг.

И я пытаюсь увернуться от неминуемого. И понимаю, что не успею. А он все ближе и ближе. И я тону, словно в черном омуте, в бездонных зрачках варяга.

И время, еще недавно растянутое в бесконечную череду мгновений, вдруг сжимается в единый миг. Свист рассекающего воздух топорища перекрывает и крик варяга, и лязг мечей, и битву вокруг…

Я вижу, как в его грудь впиваются одна за другой восемь оперенных стрел, и понимаю, что это Куденя пытается остановить мою смерть. Но варяг делает еще шаг. Еще и еще. И падает. Но, даже падая, пытается дотянуться до меня. И топор опускается на мою голову…

Шишак смягчает удар, но шея трещит от напряжения. В глазах темнеет. Я проваливаюсь в пустоту… чувствую, как меня накрывает пеной небытия… а волчьи глаза все так же равнодушно смотрят на меня… и Навь втягивает в себя последнюю неяркую вспышку сознания…