Текст книги "Дневники русских писателей XIX века: исследование"

Автор книги: Олег Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Олег Георгиевич Егоров
Дневники русских писателей XIX века: исследование

Введение

Писательский дневник – оригинальный и малоизученный жанр литературы. В нем сгруппировалось все сокровенное, все самое характерное в личности писателя. Дневник – не произведение искусства в том смысле, что в нем менее всего «искусственного», «художественного». Дневники не сочиняются, а ведутся.В них мы имеем дело не с посредниками, не с «заменителями» личности автора, а с самой личностью в ее глубинах и основах. Дневник не отражает, не рисует образ человека – он часть его самого, деталь души, поступков, характера.

Художественное произведение, выйдя из-под пера его автора, начинает вести самостоятельное, не зависимое от создателя существование. Нередки случаи, когда писатели отрекались от своих детищ по причине того, что «жизнь» последних шла вразрез с убеждениями и надеждами автора. С дневником ничего подобного невозможно. Дневник, напротив, так же трудно отделить от создателя, как часть его плоти. Случись она по злой воле, эта операция всегда мучительно переживается авторами (как это было с Л.Н. Толстым) либо его друзьями и близкими (дневники H.A. Добролюбова и П.И. Чайковского). Иные писатели предпочитают перед уходом из этой жизни унести с собой свою жизненную летопись (И.С. Тургенев).

Наверное, в силу перечисленных особенностей писательский дневник на протяжении многих лет занимал особое место в науке и литературе. В нем видели источник биографических сведений и материал для научных комментариев к различным произведениям писателя. Отечественная литературоведческая традиция отвела дневнику место в ряду явлений так называемого литературного быта. Научный анализ дневника, как правило, сводился к разбору содержания, идейно-тематических составляющих произведения. Дневник как жанровая формаподобно другим разновидностям литературного творчества до сих пор не был изучен. Однако «удельный вес» дневников в наследии писателей XIX в. и в литературном процессе в целом не соответствует бытовой сфере его функционирования.

При всем многообразии творческих индивидуальностей писателей и несхожести их судеб, их дневники (как и дневники неписательские) имеют общую жанровую структуру, закономерности развития и связи с литературно-художественным творчеством. Задача изучения типологии писательского дневника – дело будущего. В настоящей монографии мы ограничимся анализом отдельных, наиболее значительных образцов писательской дневниковой прозы. Главная цель такого автономного исследования – показать место дневника в системе продуктивных жанров того или иного писателя. Вместе с тем исследование подобного рода обязательно включает в себя изучение общих жанровых закономерностей дневника. Эти закономерности и составят стержень каждого из очерков монографии.

Наряду с дневниками признанных классиков литературы XIX в. были привлечены образцы дневниковой прозы литераторов, либо не являющихся писателями в общепринятом смысле этого слова (A.B. Никитенко), либо не относящихся к классикам (A.C. Суворин, М.П. Погодин). Но их дневники – классические образцы жанра,в некотором отношении более значительные, чем дневники титулованных художников слова. Более того, с точки зрения жанровой специфики лучшие дневники были созданы не классиками, а писателями второго и третьего ряда.

К той же группе примыкают и дневники, которые выделены в главу «Круг Л.Н. Толстого». Их особенность в том, что все они созданы в писательской средеи несут на себе отпечаток ее литературных вкусов и пристрастий.

Данная монография является первым опытом анализа писательского дневника за целый век. За ее пределами осталось еще множество интереснейших и оригинальнейших образцов дневниковой прозы – дневники В.К. Кюхельбекера, Д.И. Писарева, А.Н. Островского, Я.П. Полонского, Ф.М. Решетникова, С. Я. Надсона, А.П. Чехова и др. [1]1
  Дневники И.С. Тургенева и И.С. Аксакова были предметом самостоятельного исследования автора. См.: «Романы И.С. Тургенева. Проблемы культуры» – М., 2000 (в соавторстве с Т.А. Савоськиной и H.H. Халфиной); «Жанр дневника в письмах (С.П. Жихарев, И.С. Аксаков, П.С. Игнатьев)» – готовится к печати.


[Закрыть]

В чем же жанровое своеобразие дневника как литературного произведения? Подобно любой разновидности художественной и нехудожественной прозы, дневник обладает своими жанровыми закономерностями, устойчивыми структурными элементами и как продукт литературного творчества со временем претерпевает определенные изменения. В этом смысле он нисколько не отличается от других произведений изящной словесности.

Как оригинальный прозаический жанр дневник обладает особенностями, свойственными только ему. Но эти особенности имеют место лишь на уровне содержанияструктурных элементов, в то время как сами эти элементы аналогичны составляющим других жанров. Дневник включает в свою жанровую структуру такие эквиваленты литературных видов и родов, как метод, стиль, типология, жанровое содержание, система образов. Именно они составляют устойчивую структуру дневника. Другое дело, что подобно элементам других жанров они развиваются и качественно изменяются. Но, подвергшись изменениям, по-прежнему сохраняют характер обязательных жанровых компонентов.Так же как нет эпических произведений без сюжета и композиции, без темы, идеи, образного строя и элементарных стилевых закономерностей, так не бывает дневников без перечисленных выше структурных элементов.

Когда речь заходит о дневнике, то первым обычно возникает вопрос: зачем он ведется? И тут мы убеждаемся, что главная жанровая особенность дневника заключается в функциональных принципах, в его предназначении. В этом отношении выделяются три большие группы.

К первой принадлежат дневники, отражающие процесс индивидуации – психологического самоосуществления личности. Они обычно ведутся в юношеском возрасте и в период ранней молодости. Таким дневникам свойственно специфическое содержание, отличное от содержания дневников тех же авторов более позднего периода. С завершением психологического процесса адаптации к социальному миру многие авторы прекращают ведение своих журналов подневных записей (Герцен, Чернышевский, Добролюбов).

Другую группу составляют дневники, продолжающие летопись жизни, начатую в раннем возрасте. Дневник в таком случае служит заместителем тех содержаний психики, которые по той или иной причине не могут быть выражены другим способом. Это самая многочисленная группа.

И наконец, третью категорию с функциональной точки зрения представляют дневники, начатые в позднем возрасте. Их функция также связана с психологией, только теперь уже с психологией человека, проживающего вторую половину жизни (Одоевский, Суворин).

Есть еще одна группа, довольно малочисленная, к которой относятся дневники, начатые в условиях, так или иначе связанных с лишением свободы их авторов (Кюхельбекер, Шевченко). Их функция – тоже «заместительная», отражающая потребность в самовыражении в экстремальных жизненных обстоятельствах.

Второй отличительной особенностью дневника как повествовательного жанра является специфическая пространственно-временная организация событий. В художественной прозе время и пространство не имеют такого принципиального значения, как в дневнике. Дневник представляет собой последовательность регулярных записей, отражающих события дня в конкретном месте и в определенные часы. В этом смысле он является открытой системой в отличие от замкнутости и заданности произведений словесного искусства. В дневнике хронотоп реален, а не идеализирован, как в эпосе или драме. События дня непредсказуемы и обусловлены не вымышленными причинно-следственными связями, а стихийным жизненным потоком.

Исходя из этого мы выделяем три формы пространственно-временной организации событий в дневниках – локальный, континуальный и психологический хронотопы. В рамках первой формы субъект повествования является участником или очевидцем описываемых событий. Во второй в сферу повествования включаются события, свидетелем которых автор не мог быть в силу их пространственной удаленности. В третьей форме событиями являются факты душевной жизни повествователя, непосредственно не связанные с миром физических или общественных явлений.

Образный мир дневника отличается от аналогичного ему мира в произведении искусства тем, что в последнем он создается художественными средствами. Но и там и здесь в основе воссоздания образа человека лежит мировоззрение автора, система его нравственных, общественных и философско-эстетических взглядов. В дневнике, как и в художественной прозе, образ не является слепком с реального человека.

Дневниковый жанр выработал свои специфические средства создания образа. Их можно разделить на четыре большие группы – конструктивные, репродуктивные, характеристические и некрологические. Первая и самая многочисленная группа создается методом постепенного нанизывания деталей характера человека и его оценок. Созданный таким приемом образ раскрывается во временной последовательности. Второй прием образной характеристики сводится к воспроизведению бытующего в обществе мнения о человеке, к которому автор дневника вольно или невольно присоединяется, а его личные оценки в данном случае лишь дополняют или уточняют социально-психологический портрет.

Два других приема можно было бы свести в одну группу или отнести к разновидностям одного метода. Каждый из них дает развернутую характеристику человеку, как бы более или менее полный очерк его жизни и личности. Только в первом случае речь идет о здравствующем человеке, во втором – о завершившем свой земной путь.

Особое место в системе образов дневника занимает авторский. Его своеобразие в том, что автор в дневнике одновременно является субъектом и объектом повествования. Причем обе функции реализуются в нем нераздельно. В основе градации образа автора в дневниках лежит степень его явленности, или выраженности, в изображаемых событиях. Такое выражение может колебаться в широких границах: от полного стушевывания автора как субъекта действия в дневнике А. К. Толстого до абсолютного господства над всеми явлениями и образами, как в дневниках Л.Н. Толстого.

Иногда резкое колебание субъект-объектных отношений в процессе повествования имеет место в рамках одного дневника, как у Жуковского или Дружинина. Такое явление связано с изменениями психологической функции дневника (движение авторского сознания от стадии индивидуации в сторону проблем зрелой психики).

С образом автора в повествовательном пространстве дневника связан вопрос о типологии. В процессе дифференциации своих структурных элементов дневники четко разделилась на две разновидности в отношении объекта изображения. Те дневники, в которых объектом является внешний «объективный» предметный и социальный мир, мы называем экстравертивными. Они соответствуют психологическому типу их авторов – экстравертов. Вторую группу составляют интровертивные дневники, ориентированные их авторами-интровертами на внутренний мир, на субъективное переживание фактов душевной жизни.

С типологией дневника тесно связано его жанровое содержание. У писателей оно так же разнообразно, как и у представителей других профессиональных или социальных групп. На внешнюю установку ориентированы путевые (М.П. Погодин, А.Н. Островский, Н.Г. Гарин-Михайловский), общественно-политические (A.B. Никитенко, В.Ф. Одоевский, A.C. Суворин), бытовые (Т.Г. Шевченко), семейные дневники (С.А. Толстая, Т.Л. Сухотина); на внутреннюю – философские (А.И. Герцен) и психологические (Н.Г. Чернышевский, Л.H. Толстой). У авторов, ведших свою летопись долгие годы, жанровое содержание дневника менялось в зависимости от психологического возраста (В.А. Жуковский, А.В. Дружинин, А.С. Пушкин).

Дневник как журнал подневных записей, казалось бы, не оставляет сомнений в том, что должно быть предметом описания, – события дня. Однако, читая дневники разных авторов, убеждаешься, что далеко не все события попадают на их страницы. Причин этому несколько, но главная из них – это принцип отбора, которым руководствуется автор. Такой принцип мы называем методом по аналогии с творческим методом автора произведения искусства.

В отличие от последнего, метод дневника более субъективный, менее подвержен обобщению и экстраполяции на какие-либо родственные группы или ряды дневников. Будучи категорией высокой степени обобщения, метод в то же время является важнейшим показателем творческой индивидуальности летописца – автора дневника.

С методом тесно взаимодействует повествовательный стиль. В дневниках он также строго индивидуализирован, но, в отличие от метода, обладает рядом общих для всего жанра свойств. Под стилем мы подразумеваем семантическую функцию дневникового слова. В зависимости от творческой установки автора она подразделяется на три вида – информативное, аналитическое и эстетически нагруженное слово. В первом случае задача автора сводится к более или менее точной передаче информации о событиях минувшего дня; во втором – определенная информация подвергается в той или иной степени анализу; и в третьем – отобранная информация ориентирована на эмоционально-экспрессивную оценку.

В дневнике могут присутствовать все три вида слова (особенно это смешение характерно для «Записных книжек» П.А. Вяземского), но в большинстве случаев приходится иметь дело с определенной направленностью слова. Причем удельный вес эстетически нагруженного слова имеет тенденцию к понижению. В конце столетия более или менее заметную роль такое слово играет лишь у В.Г. Короленко, и то в ограниченном пространстве повествования – в «лирических отступлениях» и пейзажных зарисовках ранних тетрадей и в политических инвективах дневников позднего периода.

Как и любой повествовательный жанр, дневник эволюционировал на протяжении XIX в. Более подробный анализ эволюции будет дан в исследовании, посвященном жанру в целом. Здесь же ограничимся указанием на то, что в течение столетия дневник дважды переживал крупные структурно-стилистические изменения.

Первое из них совпало с эпохой «великих реформ», т. е. приходится на «шестидесятые годы» в литературно-общественной жизни страны. В это время были основательно подвержены деформации метод, система образов, пространственно-временная структура и область языка дневникового жанра. Причем изменения происходили стремительно и захватили дневники даже тех авторов, которые всегда отличались устойчивой и, мы сказали бы, консервативной манерой ведения. Для иных летописцев воздействие социальных перемен оказалось роковым: они были вынуждены прекратить ведение дневника (Дружинин). Для других, напротив, новая эпоха только раскрыла широкие возможности жанра, и они пробуют перо в новом для них виде литературного творчества (Одоевский).

Второй период изменений имеет более длительную историю и падает на конец века (приблизительно – последнее двадцатилетие). Здесь мы наблюдаем дальнейшее развитие и углубление тех эволюционных тенденций, которые наметились в 60-е годы и закрепились в многочисленных образцах дневниковой прозы последующих десятилетий. Дневник как жанр выходит на широкую литературную арену в опытах «дневника писателя» Ф.М. Достоевского и Д.А. Аверкиева и из камерного жанра преобразуется в общественный. Подтверждением этого служит то обстоятельство, что в форму дневника многие авторы начинают облекать произведения мемуарного (Н.И. Пирогов), художественно-публицистического (Достоевский) и политического жанров (В.А. Соллогуб). На основе дневника формируется своеобразный гибридный жанр. Подобное развитие продолжается до тех пор, пока новое поколение писателей не предпримет попытку вернуть дневнику его изначальную роль. Но это уже история дневника XX столетия.

Василий Андреевич
ЖУКОВСКИЙ

Дневникам В.А. Жуковского повезло менее всего из его обширного литературного наследия. Относительно полно они были опубликованы только через 50 лет после смерти их автора. За последние 95 лет издавались лишь фрагментарно. Значительная же (по содержанию) часть этого интереснейшего литературного памятника вообще осталась недоступной широкому читателю, потонув в журнальной периодике прошлого столетия. И это несмотря на то что «Дневнику» поэт отдал более 40 лет жизни. Для него он всегда был «верным, добрым товарищем», значение которого «для сердца» было «вечно» [2]2
  Дневник В.А. Жуковского. – СПб., 1903. – С. 182.


[Закрыть].

Несоответствие между значимостью «Дневника» для его автора, с одной стороны, и исследователей и издателей – с другой, настолько бросалось в глаза, что было непонятно даже А.Н. Веселовскому, писавшему в своей известной книге о Жуковском, что «у всякого поэта есть такого рода клише, пристрастие к которым мы часто не умеем объяснить» [3]3
  Веселовский А.Н.В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». – Пг., 1918. – С. 245.


[Закрыть].

Не нашедшие до сих пор своего глубокого истолкователя, дневники Жуковского, однако, представляют бесспорный исследовательский интерес уже потому, что ни одна крупная работа о поэте не обходится без них хотя бы как источника биографических сведений.

Но дневники интересны не только как вспомогательный материал. Они имеют самостоятельную ценность и далеко не узкоспециальную.

Прежде всего велико историко-литературное значение дневников. Они являются богатейшим материалом для изучения мировоззрения поэта, в частности, его художественно-эстетических взглядов. Нельзя не согласится с А.Н. Веселовским в том, что отдельные записи интересны и «как литературные произведения» [4]4
  Там же. – С. 293.


[Закрыть].

Дневники представляют собой огромную культурно-историческую ценность. В них отражены события европейской культурной жизни за 20 лет. Причем события эти изображены не безучастным хронистом, а человеком, лично знакомым со многими деятелями культуры.

И наконец, неоспоримо теоретико-литературное значение «Дневника» как образца данного жанра в эпоху его наивысшей популярности.

Дневники Жуковского публиковались частями в несколько этапов. Самым полным изданием является публикация И.А. Бычкова 1901 г., повторенная в издании 1903 г. К столетнему юбилею поэта в 1883 г. были опубликованы небольшие, но значительные по содержанию фрагменты дневников в «Русской старине» и книге К.К. Зейдлица «Жизнь и поэзия В.А. Жуковского», не вошедшие в издание И.А. Бычкова. Парижский дневник 1827 г. был опубликован в собрании сочинений поэта издания 1878 г.

Таким образом, мы не располагаем полным сводом всех дневников. Их научное издание является актуальной задачей современного литературоведения и культуры.

Потребность в ведении дневника Жуковский испытывал на протяжении 40 с лишним лет. Но на разных этапах его жизненного пути дневник выполнял различную функцию.

Взятые в целом, дневники Жуковского отличаются отсутствием единства. По своему составу они четко делятся на три неравные группы. 1. Все ранние записи с 1804 по 1813 г. Из них сохранились лишь дневники 1804–1806 гг. и фрагменты 1810 г. 2. Отрывок дневника 1814 г. 3. Поздние дневники 1817–1846 гг. с пропусками в несколько лет.

Все три группы отличаются друг от друга рядом признаков: обстоятельностью записей, стилем, жанровой формой, нравственно-эстетической и прагматической установкой.

Все перечисленные свойства обусловлены тем значением, которое Жуковский придал дневнику в различные периоды своей жизни. Как литературно-бытовая форма дневник всегда ставился Жуковским высоко, что подтверждает длительный срок его ведения. Предназначался он, по понятиям Жуковского, не только для личного пользования, как памятные записки о настоящем для будущего, но и для круга близких людей. Порой он заменял дружеские письма и в еще большей мере «место откровенного друга», отсутствующего дорогого собеседника, что видно из фрагмента 1810 г., цитируемого в письме к А. Тургеневу [5]5
  Жуковский В.А.Собр. соч.: В 4 т. – М.; Л., 1959–1960. Т. 4. – С. 484–487.


[Закрыть].

В конце жизненного пути Жуковский осознавал дневник как исторический документ, могущий служить источником для мемуаров. Но свои дневники он не предназначал для этой роли, потому что справедливо считал себя субъективным автором, способным дать в мемуарах только «психологию», а не историю. Поэтому в письме к П.А. Плетневу от 6 марта 1850 г. говорил так, будто никогда не вел дневник [6]6
  Там же. – С. 668.


[Закрыть].

Прежде чем определить жанровые и типологические особенности «Дневника» Жуковского, необходимо выявить мотивы его ведения. Для Жуковского-поэта это принципиально важно, поскольку характер его поэтического дарования и творческий метод, казалось бы, должны исчерпывающим образом выражать субъективность его личности и не оставлять места для дополнительного средства самовыражения, каковым по преимуществу и является дневник.

Личность Жуковского представляет собой образец того, как внешние обстоятельства существенно деформировали изначальную установку психологического типа и вызвали к жизни потребность, появление которой при нормальном протекании психологической жизни было бы проблематично.

Обращение Жуковского к дневниковому жанру не было ответом на запрос романтической эпохи. Мотивы его ведения лежат не на поверхности, а укоренены в глубинной психологии личности поэта. Все три группы дневников возникли на гребне трех психологических кризисов, определивших его судьбу. Это ранняя смерть любимого друга Андрея Тургенева, потеря надежды на счастье с Машей Протасовой и определение на службу в должности преподавателя русского языка к великой княгине Александре Федоровне (будущей императрице), а позднее – воспитателя наследника. Эти кризисные события не только дали импульс к интенсивной работе над дневниками, но и определили стиль и форму ведения. В этом – причина их несхожести.

Таким образом, в основе дневников Жуковского лежит принцип замещения. Потребность в ведении дневника отпала лишь тогда, когда душевные силы поэта обрели равновесие в условиях семейного счастья и устроенного быта.

Жанровая форма дневников складывалась не на основе литературной традиции, а в зависимости от жизненной ситуации и продиктованной ею психологической установки. В свете этого дневники первой группы (1804–1806 гг.) представляют собой своеобразный роман воспитания, дневник 1814 г. – исповедь, а жанр остальных может быть приблизительно обозначен как путешествие.

При чтении дневников Жуковского бросается в глаза отсутствие в них записей литературного содержания. Непонятным кажется, что профессиональный литератор почти ничего не говорит о литературной жизни, своем творчестве, книгах и писателях. Эта тема словно под запретом. Редко встречаются строчки, содержащие скупую информацию о том или ином авторе, собрате по перу; ни развернутых суждений о художественных новинках, ни откликов на крупные литературные события.

Напрасно было бы искать объяснение этому явлению в специфике дневникового жанра, который в эпоху романтизма замыкается на внутреннем мире личности, «одомашнивается», низводится до роли журнала частной жизни человека, тяготящегося «общественностью». Эти характеристики если и справедливы для жанра в целом, то недостаточны применительно к автору «Светланы».

Суть проблемы – в мотивах, побудивших Жуковского приняться за ведение дневника. Истоки этого субъективнейшего создания поэта надо искать в тургеневском круге и его традициях. Именно здесь новый поэт получил первые уроки нравственного и интеллектуального воспитания. Центром кружка был Андрей Тургенев, чье недолгое, но глубокое влияние испытал на себе Жуковский. В 1827 году Александр Тургенев в письме к брату Николаю писал: «Душевное и умственное образование <Жуковский> получил с нами, начиная с брата Андрея» [7]7
  Дневник… – С. 204.


[Закрыть].

Наряду со специфическими интересами в кружке Тургеневых бытовали и особые правила общения и воспитания. И их числу принадлежал дневник как форма самовоспитания. Вместе с беседами и рассуждениями в дружеском кружке было принято доверительное чтение дневников друг друга как своего рода прием или метод морального наставничества. Дневник «старшего наставника» пользовался авторитетом более, нежели печатные «руководства» или иного рода «образцы», и посвящал открытую всему добродетельному личность в морально-возвышенный образ мыслей. Именно поэтому Жуковский так дорожил дневником Андрея Тургенева. «Также хотелось бы мне, – писал он брату покойного друга, Александру, – чтобы ты прислал мне журнал брата Андрея; это единственный памятник, который <…> изображает его <…> весьма живо» [8]8
  Собр. соч. Т. 4. – С. 465.


[Закрыть]. В этом кружке нравственное воздействие личности было сильнее каких-либо творческих или иных заслуг.

Жуковский начал вести дневник через год после смерти Андрея Тургенева. За это время в жизни поэта произошли важные перемены, стимулировавшие начало работы.

Молодой человек остро ощущал отсутствие старшего товарища-наставника, который своим авторитетом подчинил его себе и руководил его нравственным воспитанием. Отголосок этого чувства слышится в письме к Александру Тургеневу через два года после смерти его брата: «<…> моя с ним <Андреем> дружба была только зародыш, но я потерял в ней то, чего не заменю или не возвращу никогда: он был моим руководцем, которому бы я готов был покориться <…>» [9]9
  Там же. – С. 455.


[Закрыть].

Приведенный факт говорит о том, что все эти годы в глубине сознания поэта шел поиск формы, способной адекватно выразить неудовлетворенную душевную потребность.

Вместе с тем продолжавшееся в те годы образование Жуковского и его интенсивный творческий рост сформировали условия, при которых нравственная и творческая (литературная) потребности соединились. Ранее не находивший выхода материал перетек в готовую форму. Дневник как литературная форма, таким образом, имел у Жуковского нравственный побудитель. Он возник путем замещения определенного психологического содержания.

Но не последнюю роль в этом сложном духовно-творческом процессе сыграла и литературная традиция. Дневник оказался, помимо названных свойств, своего рода рабочим материалом для ненаписанного автобиографического романа. У Жуковского с его лирическим дарованием художественная объективация событий внутренней жизни шла по линии поэтического воплощения. Но в период первоначальной работы над дневником он испытывал сильную тягу и к более полному, эпическому самовыражению. «Суммарность» лирического чувства не позволяла достичь искомой полноты. Поэтому и возникла потребность высказаться в масштабных формах. Здесь прослеживается связь ранних дневников Жуковского с традицией просветительского романа воспитания («История Агатона» Виланда) и автобиографическим эпосом романтиков («Генрих фон Офтердинген» Новалиса). Строки последнего перекликаются с душевным состоянием Жуковского периода напряженных поисков замены утраченного: «Подобно первому напоминанию о смерти, первая разлука остается навсегда памятной; после того как она долго пугала, точно призрак ночи, она становится, наконец, при падающей отзывчивости на событие дня, при возрастающем стремлении к твердому миру, добрым вожатым и утешителем» [10]10
  Новалис.Генрих фон Офтердинген. Фрагменты. – СПб., 1995. – С. 19.


[Закрыть](с. 19).

Формы общения и нравственный смысл бесед, усвоенные Жуковским в тургеневском кружке, органически перетекли на страницы дневников 1804–1805 гг. Отсутствующего главу кружка заменил воображаемый Наставник, беседы которого с Воспитанником (Жуковским) составляют их содержание. Диалог между двумя собеседниками ведется в форме несобственно-прямой речи. Отдельные реплики этого диалога выделены графически. Разрядкой обозначены слова, фразы и целые предложения, принадлежащие, по всей видимости, Воспитаннику. Их повторяет Наставник в своих ответах.

Вот запись от 13 июня 1805 г.: «Параграф № 1. Даже говоря правду, надобно быть настолько скрытым,т. е. надобно правде, самой неприятной, давать такой образ, какой бы не мог отвратить от нее того человека, которому ее предлагаешь.Иначе она несомненно потеряет свое действие и будет некоторым образом брошена на поругание. Говорить истину с грубостию и жестокостью,которыми хвалились стоики, есть некоторым образом непозволительное самохвальство, совершенно противное той пользе, которую принести хочешь, и показывающее один только эгоизм, скрытый под маской правдолюбия. Сверх того, никто не позволит себя учить: это противно самолюбию, следовательно, бесполезно, потому что недействительно. Учи людей таким тоном, как будто бы от них сам желаешь научиться. Заставь их самих сказать то, что бы желал сказать им. Говорить правду друг другу – другое дело» [11]11
  Дневник… – С. 10.


[Закрыть].

Данную запись можно представить в форме диалога Наставника с Воспитанником.

Н а с т а в н и к: Как ты понимаешь искренность?

В о с п и т а н н и к: Я думаю, что в разговоре с любым человеком должно всегда говорить правду. Правда порой бывает суровой, но, несмотря на это, следует быть искренним до конца. Заменив даже небольшое уклонение от этого правила, собеседник может заподозрить меня в скрытности.

Н а с т а в н и к: Это противоречит правилам воспитанного человека. Даже говоря правду, надобно быть несколько скрытным,т. е. надобно правде, самой неприятной, давать такой образ, какой бы не мог отвратить от нее того человека, которому ее предлагаешь.Иначе она несомненно потеряет свое действие и будет некоторым образом обречена нам на поругание.

В о с п и т а н н и к: Но история свидетельствует в пользу полной, неприкрытой правды. Стоики, например, доходили до грубостии жестокостив обнажении истины.

Н а с т а в н и к: Говорить истину с грубостию и жестокостию,которыми хвалились стоики, есть некоторым образом непозволительное самохвальство, совершенно противное той пользе, которую принести хочешь, и показывающее один только эгоизм, скрытый под маскою правдолюбия. Сверх того, никто не позволит себя учить: это противно самолюбию.

В о с п и т а н н и к: Наверное, это так. Но согласись, что сформулированные тобой правила хорошего тона более относятся к людям вообще. Что же касается близких и друзей, то как следует поступать в этом случае?

Н а с т а в н и к: Говорить правду другу – другое дело.

Уже в начале дневника намечается круг обсуждаемых проблем, центральную просветительскую идею которого можно определить так: назначение человека и мое назначение как личности, стремящейся стать человеком в истинном смысле этого слова. Каждой проблеме посвящена отдельная запись: служба отечеству; образование, научная деятельность; долг добропорядочного семьянина; воспитание характера. Исследуются отдельные этические категории: честь (параграф № 2); зависть (параграф № 13); дружба (параграф № 14); ложь (параграфы №№ 28–29).

Таким образом, опытный и мудрый Наставник проводит юного Воспитанника по лабиринту морали, чтобы тот мог свободно ориентироваться в сложностях жизни. Здесь умело используется сократовский метод доказательства от противного: что не есть прекрасная жизнь? Что является иллюзией таковой (параграф № 10). В доказательстве используется индуктивный метод. Рассуждая о жизни отдельного человека, автор приходит к обобщению, раскрывающему понятиесчастья и счастливого человека.

Характерной особенностью стиля раннего дневника Жуковского является то, что отдельные его записи сделаны ритмизированной прозой. В них виден лирический поэт: