Текст книги "Второе пришествие"

Автор книги: Олег Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я сунул ствол ему под лопатку.

– Попытаешься рыпнуться – и решишь один мой очень сложный выбор.

Он, конечно, не понял ни слова. Но жест с приставленным пистолетом был достаточно выразительным. Залепленное снегом лицо осторожно повернулось ко мне. И вновь в больших глазах не было страха – лишь ожидание того, что я буду делать дальше.

– Я тебя пощажу, тварь. Уберу пистолет, а ты не попытаешься шандарахнуть меня телекинезом. Договорились?

По глазам пришельца было уже не разобрать, что они выражают. Чувствуя, что совершаю большую, просто чудовищную ошибку, я медленно опустил пистолет.

– Видишь? Я не буду в тебя стрелять. Я всего лишь…

Серые жилистые руки вдруг вцепились в отвороты моей фуфайки и сильно толкнули. Я потерял равновесие. Позади затрещали еловые сучья, ломаемые моей спиной. Неистовый комок мышц напирал спереди, заталкивая меня в заросли, а я ничего не мог с этим поделать – только нелепо размахивать руками и падать, царапая иголками запястья.

Падение остановил ствол, в который я врезался затылком. Пришелец прижал меня к дереву, навалившись всем телом и не давая набрать воздуха в грудь. Комья снега с его лица размазались по фуфайке. Растерянность сменилась злостью на этого гада, с которым я собирался поступить по-человечески, чего он не понял. Все-таки надо было его сразу порешить, пока имелась возможность, а сейчас…

Я вдруг обнаружил, что сейчас возможность тоже имеется. "Грач" остался в руке, пришелец его не тронул. Я вполне мог согнуть локоть, чтобы приставить ствол к грушевидному черепу и проделать в нем аккуратное девятимиллиметровое отверстие. Только надо ли? Блестящие глаза, размером с донышко стакана, смотрели вовсе не на меня, а куда-то в чащу.

– Что там?

Пришелец больно ткнул меня в грудь. Дескать, не разговаривай! Обиженно сомкнув челюсти, я проследил за его взглядом и в первый момент ничего не увидел в вязком сумраке, обволакивающем пышные еловые лапы и прутья кустов, торчащих из снега. Лишь через несколько мгновений, когда глаза присмотрелись к подлеску, я разобрал среди ветвей очертания высокой фигуры.

Бульвум сильнее прижал меня к стволу, давя в зародыше любые потенциальные звуки, исходящие из меня. Беспокойный ветерок прошелестел по щекам. Продиравшийся сквозь чащу незнакомец не на шутку взволновал моего большеголового друга. Впрочем, меня он тоже взволновал. Я пытался его рассмотреть, но увидел немного.

Из ветвей высунулась рука с когтистыми пальцами, отгибая еловую лапу. В открывшемся сумраке сверкнули глаза – две сердитые красные лампочки, обшаривающие лес. Я сразу вспомнил рассказ брата о высоченных пришельцах, увиденных охраной бункера с крыши института.

Неподалеку от нас пробирался один из таинственных агрессоров, блокировавших поселок Научный.

* * *

Я понятия не имел, что делать в этой ситуации, оказавшись между двух пришельцев, один из которых припер меня к стволу ели, а другой, напоминающий дьявола, продирался неподалеку сквозь чащу. По-видимому, нужно стоять, не шелохнувшись, врасти в ствол и не издавать ни звука. Хотя я ни капли не доверял головастику, чьи кривые руки мяли мою фуфайку, но то, с какой настойчивостью он пытался скрыть наше присутствие, убеждало, что красноглазый для него враг. Для меня он тоже, мягко говоря, не друг, так что мы со Спящей Красавицей, получается, находились по одну сторону баррикад.

Верзила вышел из подлеска, и теперь нас разделяла лишь череда невысоких елочек, скрывающих его до плеч. Над стрелами верхушек проплыла треугольная голова на гибкой шее. От одного ее вида пробирал цепенящий страх. Казалось, что существо явилось из ночного кошмара: обрубленная морда со скошенными ноздрями, черный провал рта, в котором растянулись блестящие нити то ли зубов, то ли слюны. По сравнению с ним жавшийся ко мне Бульвум казался почти человеком.

Существо обошло елочки и направилось к нам. Я прижался затылком к чешуйчатому стволу и предельно осторожно негнущимся от холода пальцем опустил рычажок предохранителя "Грача". Металл тихо лязгнул. Заметив это, Бульвум сердито пихнул меня в плечо. Да пошел ты! Сам разберусь, что делать!

Скрип снега под тяжелыми ступнями приближался. Я слышал вырывающееся из груди чудовища полухрип-полурычание. Трудно представить, что в этой звериной голове наличествует разум, но если он все-таки есть, людям придется очень несладко. В рукопашной схватке гигант запросто положит несколько тренированных бойцов, а уж если при нем окажется неземное оружие – можно целому взводу шить белые тапочки.

Пришелец оказался от нас в трех метрах. Я наблюдал за ним сквозь ветви. Только рядом с ним понимаешь, насколько он больше человека. На какой-то миг я почувствовал себя ребенком в детском саду, над которым ходят огромные великанши-воспитатели. Чудовище проходило не мимо нас, а над нами. На уровне глаз проплыло мускулистое плечо, облаченное в скафандр из тонких чешуек. Массивный подбородок на жилистой шее поворачивался, обозревая окрестности. Рядом с елью великан остановился, словно что-то почуяв. Я и Бульвум превратились в двух боровиков, лелеющих надежду, что грибник их не заметит. Великан повертел головой, фыркнул как лошадь, выбросив из ноздрей облачко пара. Потом вдруг быстро куда-то пошел, оставляя в сугробах следы приблизительно пятьдесят шестого размера. Неужто не заметил? Неужто пронесло?… Однако прежде чем облегченно вздохнуть, я увидел то, к чему он так резво устремился. Ну конечно.

Гигант обнаружил мой снегоход.

Ничего более худшего не могло приключиться – разве только если бы красноглазый обнаружил нас. Лимонный "Буран" стоял на открытом месте и сразу бросался в глаза. Какая невезуха! А я почти уверовал, что верзила пройдет мимо.

Бульвум отпустил мою фуфайку и повернул голову, следя за гигантом. На запястье Спящей Красавицы я обнаружил круглое стекло с горящими внутри иероглифами. Эти часики у него отобрали сразу после разморозки, все-таки выклянчил назад… Гигант подошел к "Бурану" и, склонившись над ним, принялся что-то вынюхивать. Ну да, вокруг снегохода осталась целая россыпь следов. Несмотря на вечерние сумерки, они вполне читаемы, так что если иметь глаза и голову, то можно проследить по ним наше убежище…

Прятаться больше не имело смысла.

Отодвинув в сторону Бульвума, я быстро вышел из ветвей и произвел четыре выстрела в затылок верзиле. "Грач" четыре раза исправно дернул затвором. Грохот пороха раскатился по тайге и осыпал снег с ближних ветвей. Где-то, захлопав крыльями, вспорхнула птица.

Затылок красноглазого превратился в кашу. Плечи забрызгало кровью и кусочками мозга. Пришелец пошатнулся, но не упал. Втянул голову в плечи и неровно обернулся. На меня уставилась обрубленная морда, по выражению которой я понял, что умирать она пока не собирается. Разъяренные красные глаза поймали человеческий силуэт среди сугробов. Лапы толкнули тело. Чуть забуксовав на старте, зверь ринулся на меня размашистыми прыжками. Спешно отступая, я успел сделать прицельный выстрел, потушивший его левый глаз, после чего верзила сбил меня с ног.

На счастье, он не скатал меня в мясной ком, перемолов кости, а только навалился сверху, вдавливая в сугроб. Длинная пятерня попыталась достать до шеи, но я каким-то чудом сумел развернуться, и когти с хрустом пробуравили снег. Где-то надо мной клацали похожие на иглы зубы. Уцелевший глаз бешено крутился в глазнице. Можете представить, как было трудно в тот момент сохранять хладнокровие. Однако мне удалось.

Упреждая новый удар когтями, я приставил ствол туда, где положено находиться уху, и трижды методично дернул пальцем. Одна из пуль пробила череп насквозь, и сугроб слева от меня окрасился кровью. И все же, несмотря на обилие свинца в голове, пришелец продолжал жить. Не так активно, как раньше, но по-прежнему представляя угрозу. Когти все-таки дотянулись до моей шеи, но, потеряв силу, только чиркнули по ней, оставив неопасные царапины. Пришелец возился, пытаясь то ли встать, то ли навалиться на меня покрепче. Я вогнал ему во второй глаз остаток пуль из обоймы.

Выбравшись из-под обмякшего тела, на четвереньках я дополз до снегохода и кое-что забрал из багажника. Все это время чудовище продолжало шевелиться, рычать, пытаться подняться. Я вернулся, наступил валенком на мускулистое плечо и несколько раз махнул топором. Отрубленная голова плюхнулась в сугроб. Звериное тело в чешуйчатом скафандре пронзила судорога… и верзила наконец отдал концы.

– Ну и живучая, гадина! – Рукавом фуфайки я стер кровь с шеи.

Воздух возле меня вдруг затрепетал, и отсеченную голову пнул невидимый ботинок. Она лениво покатилась по снегу, оставляя кровавую дорожку, наматывая на себя белые комья. Я обернулся. Из еловых ветвей высовывалась голова Бульвума.

– Молодец, – поаплодировал я ему. Куцые хлопки онемевших от холода ладоней разнеслись по лесу. – Очень вовремя помог. Очень. Прямо вот без тебя бы не справился.

Он забулькал, что-то объясняя.

– Поговори у меня еще! – рявкнул я сердито. – Кстати, я с тобой не закончил!

* * *

Обезглавленный великан лежал, воткнувшись плечами в снег так, что создавалось полное впечатление, будто голову он не потерял, а спрятал в сугробе, как страус. На плечах у него висели какие-то бляшки с лампочками. К чему они, я не понял. Зато на поясе обнаружился мягкий пластиковый чехол, из которого высовывалась ребристая рукоять. Я отстегнул предохранительную лямку и потянул оружие из кобуры. В руки легла труба. Простая конструкция, ничего лишнего. Вот кнопка, вот индикатор заряда. Все. Какой-то вид бластера. У красноглазого он наверняка умещался в ладони и служил чем-то вроде пистолета. В моих руках эта вещица сойдет за шотган – как по размерам, так и по огневой мощи. Нужно только привязать к ней веревку, чтобы носить на спине. Хорошо, что пришелец забыл воспользоваться этой штуковиной, иначе бы мне не поздоровилось. Впрочем, ухудшению памяти красноглазого немало способствовали первые четыре пули, которые я всадил ему в затылок.

"Грач" я не стал выбрасывать. Патронов в нем не осталось, но еще пригодится кого пугнуть. Бластер во много раз мощнее, однако выглядит как труба от пылесоса. Трудно воспринимать всерьез угрозу таким оружием. А вот "Грач" выглядит куда более знакомо, такое оружие люди знают и относятся к нему уважительно. Я сунул пистолет за пазуху.

Бульвум тоже повозился возле убитого и даже нашел для себя сувенир, какую-то бляху, которую тут же приткнул на пояс.

– Э! – окликнул я его, указывая шотганом на находку. – Что это?

Он распрямился с независимым видом. Ах да, мы же не понимаем по-русски! Ладно, пусть мародерствует. Однако, что же делать с ним самим? Оставлять в лесу нельзя. Выписывать ему волчий билет я передумал. Брату бы сдать – но не возвращаться же из-за этой ерунды в поселок!

– Иди-ка сюда, – кивнул я ему, доставая карту из-под фуфайки.

Над тайгой сгустилась тьма. Чтобы разглядеть обозначения, мне пришлось переместиться к включенной фаре снегохода. На призыв пришелец не отреагировал, оставшись на месте и наблюдая за мной с расстояния, пришлось повторить просьбу, повысив голос. Сработало. Хрупая снегом, он вошел в желтый свет, и я впервые как следует разглядел последнего из фергов – ни в комнате для допроса, ни когда мы прятались под елью этого сделать не удавалось.

Лицо Бульвума разительно отличалось от безучастных рыбьих физиономий, с которыми мне прежде приходилось иметь дело. Главное отличие состояло в том, что оно выражало эмоции. В большинстве своем – чужие, незнакомые, но и это немало. Кроме того правильные лобные морщины, мелкая сеточка вокруг глаз и взгляд, в котором светился ум, придавали ему отдаленное сходство с человеком. Хотя я мог и ошибиться. Встреча с красноглазым чертом оставила глубокий отпечаток в моей психике: по сравнению с ним человечным могло показаться даже свиное рыло.

Я поднес карту к лицу пришельца.

– Разбираешься в земной топографии? А?

При виде карты он оживился. Странно посмотрел на меня, потом ухватил за ее угол и потянул из пальцев, едва не разорвав лист. Гляди-ка, знает, что такое карта. Наверняка, в бункере познакомили, когда выясняли, где он спрятал груз.

– Ну конечно, так я тебе и дал! – сказал я, отпихнув его локтем. – Не лапай. Слышишь?

Он быстро заговорил, уставившись на меня карими глазами.

– Да не понимаю я, что ты там бормочешь!

Серый палец ткнул в желто-коричневую кляксу с надписью "Улус-Тайга", безошибочно найдя ее среди других сопок. Определенно в бункере для него провели ускоренный курс топографии. Пришелец показал на себя, потом на сопку на карте, потом снова на себя. И на темную стену леса за нашими спинами.

Я запустил пальцы под ушанку и задумчиво почесал голову.

– Хочешь сказать, что направляешься к сопке?

Пришелец молчал.

– А зачем, не хочешь сказать?

Он продолжал молчать.

Выведывать у него что-либо – бессмысленная затея. Он меня не понимает. Или не хочет понимать. С какой-то стати ему понадобилось в пещеру. Зачем? Избавиться от угрызений совести перед людьми, на чью планету он привез космическую заразу? Как бы не так! Пришельцы не испытывают угрызений совести и ничего не делают ради других. Только ради себя. Только из корыстных побуждений.

Я сложил карту и убрал ее обратно под фуфайку. Бульвуму, конечно, доверять не стоит. Да и как можно доверять существу, чья раса собиралась выпустить на свободу галактического киллера? За исключением того, что ферг по доброй воле рассказал о тайнике с "желтой плесенью", он ничем не отличался от верзил, напавших на мирное человеческое поселение и вырезавших органы у похищенных людей. Но пришельцу зачем-то нужно к сопке. И мне туда нужно. Вдвоем идти сподручнее. Общая цель и общий враг превращают нас в компаньонов, хоть мне это не очень нравится. К тому же, возле Улус-Тайга будет неплохо иметь под рукой проводника, знающего точное место захоронения. И хотя у меня еще оставалась неприязнь к Бульвуму, я позволил ему залезть на пассажирское сидение "Бурана".

Так, в общем, сам не поняв как, я приобрел спутника. Маленького, странного, рожденного не на Земле, способного усилием мысли двигать предметы. В невероятном приключении, которое нас ожидало впереди, последний фактор сыграл немаловажную роль.

Глава 6 Существа и преграды

К ночи подморозило. Сумерки превратились в темень, которую слегка развеивал выглядывающий из облаков кусочек луны. Мне невыносимо хотелось разжечь костер и погреть бока и ноги, но я гнал снегоход сквозь темную тайгу, стараясь очутиться как можно дальше от места встречи с гигантским пришельцем. Вряд ли он просто искал в лесу подснежники. Наверняка, был обременен каким-нибудь заданием от своего начальства. Это значит, что вскоре его хватятся, будут искать, а когда найдут – займутся поисками тех, кто упокоил его в сугробе. Так что придется ехать, пока есть силы и не слипаются глаза.

Сидевший позади меня Бульвум всю дорогу отчего-то дрожал. То ли мерз, то ли ему было страшно ехать на допотопном земном транспорте. Ну а что он хотел? Это тебе не каюта бизнес класса на звездолете. "Буран" – машина еще советских времен. Проходимость заоблачная, комфорта никакого. Ревет, жрет бензин и пугает всех вокруг, но что поделать!

Тайга расступилась, и перед нами предстала замерзшая река. Не глуша мотор, я остановился на высоком берегу, достал карту. Преследование Бульвума сбило меня с курса, но вставшее на пути русло помогло сориентироваться. Река называлась Кара-Хем. За ней лежал лес. За лесом лежали сопки, за сопками – поселок Ускут. От него на север вела проселочная дорога, но нам по ней не нужно. Нам нужно дальше на восток, к хребту Тамаринская стрелка, за которым стояла Улус-Тайга.

До Ускута было порядка тридцати пяти километров. На всем пути поселок являлся единственным человеческим поселением. В нем я надеялся получить еду, тепло и кров… А что, если в Ускуте пришельцы? Не хотелось так думать. Хотелось надеяться, что пришельцев в поселке нет. Но лучше держаться настороже.

Оторвав глаза от карты, я посмотрел в долину и неожиданно увидел то, что не заметил в первый момент. На горизонте, за распадками и сопками, небо подсвечивало зыбкое фиолетово-голубое сияние. Трудно сказать, чем оно являлось. Обычно так светится большой город, скрытый за холмами, только, судя по карте, в той стороне не было никакого города, сплошная тайга. Загадка, однако.

Не люблю загадки.

– Ты как? – бросил я попутчику на заднем сидении. – Не задубел еще?

Пришелец вопросительно глянул на меня из-под красного капюшона. Я безнадежно махнул рукой. Чтобы установить понятный для обоих язык жестов, потребуется уйма времени, которого у нас нет. Поэтому я выкрутил руль и пустил снегоход вдоль обрыва, выискивая подходящий участок для спуска.

Возле реки мы едва не утонули в огромной яме, заваленной снегом. Почувствовав, что снегоход одной стороной куда-то проваливается, я заложил крутой вираж и провел машину по самой кромке оврага. Когда мы выскочили на лед, я был весь мокрый от пота. Не хватало еще оставить "Буран" в безымянной яме – эти двести пятьдесят килограммов потом фиг вытащишь! Да еще можно лыжу сломать или пробить картер двигателя. Одним словом, едва избежали беды.

Когда мы оказались на другом берегу, поднялись по откосу и въехали в тайгу, я словно уперся в стену. Чаща была настолько плотной и густой, что ни о каком продвижении вперед нельзя было даже думать, по крайней мере в такой темноте. Кроме того я чувствовал, что если немедленно не разведу костер, то отморожу либо руки, либо лицо, либо то и другое.

– Все! Приехали! – устало сказал я, сворачивая на крохотную полянку, окруженную пышными елями. Подходящее место. Костер не будет виден со стороны.

Я спрыгнул со снегохода и приложил ладони к двигателю. Сквозь войлок варежек повалило тепло. Ка-а-аааайф!! Существо на пассажирском сидении вопросительно наблюдало за странным поведением человека.

– Приехали! – повторил я. – Слезай, чурка, сейчас ужин будет.

Я наломал сухих веток, разжег костер, собрал из сучьев опору, на которую подвесил котелок. Когда наваленный в него снег растаял, я высыпал в кипящую воду треть кулька риса. Все это время Бульвум не слезал со снегохода, наблюдая за мной с выражением скуки на лице. Сначала я на него не реагировал, потом начал злиться. Ишь, какой барин! Мог бы потаскать валежника, не переломился бы.

Я подошел к нему с наиболее демонстративным образцом, которых требовалась еще пара охапок, и стал объяснять, что это такое и где добывается. Пока я размахивал руками, указывая на ели, Бульвум смотрел на меня, словно на идиота. Причем во взгляде было столько грусти, словно идиотом я был неисправимым.

– Тьфу, образина! – плюнул я с раздражением, повернулся к нему спиной и отправился сам ломать ветки. Тишину леса позади меня разорвали куцые хлопки. Я обернулся.

Бульвум аплодировал. Высовывающиеся из пуховика длинные лапы шлепались друг о дружку, в точности повторяя мой жест над трупом верзилы. С какой-то стати это чучело решило наградить меня овациями. Ишь, с характером тварь. Ох, чую, намучаюсь я с ним!

За свое поведение риса он не получил. Черпая ложкой кашу из котелка, я намеренно громко охал и нахваливал варево, однако пришелец в красном пуховике к радостям желудка интереса не проявил. Может, и не ест он рис. Но я тогда не знаю, чем он питается. Святым духом, наверное. Пусть им и кормится.

После ужина меня начало клонить в сон. Я обещал себе, что посплю всего час, чтобы только сбить дремоту и снова сесть за руль, и прилег в сугробе возле костра. Бульвум остался сидеть на снегоходе, ссутулившись, глядя в темноту. Спать не собирался. Выспался в своей криокамере на сотню лет вперед. У меня криокамеры не было, мне мяли бока лагерные нары… На этом сравнении веки нашли друг друга, и я провалился в глубокий сон.

* * *

Меня разбудил скрип снега под чьей-то лыжей. Я дернул головой, открыл глаза, и мне в верхнюю губу уперся вороненый ствол охотничьего ружья.

– Ну, ну, не рыпайся! – произнес кто-то картаво и крикнул в сторону: – Рябой, он вроде без оружия! Ты кто, шваль?

Меня подмывало задать встречный вопрос, впрочем хватило благоразумия промолчать. Я шевельнул глазами, оценивая обстановку, и она мне очень не понравилась. Вместо часика я продрых в сугробе всю гребаную ночь и встречал сейчас мутный рассвет. Надо мной возвышался угрюмый мужичок с куцей порослью на лице, в рыжей собачьей шапке, полушубке и валенках. Чуть поодаль по маленькой полянке, на которой была разбита наша стоянка, с зажатым под мышкой ружьем небрежно прохаживался второй мужик – невысокий, деловитый, напевающий под нос старую песенку хриплым прокуренным голосом. У обоих на спине висело по вещмешку и свернутому спальнику. Из вещмешков торчали соболиные хвосты.

Моего чучела нигде не видать.

– Хороший "Буран", – буднично прохрипел Рябой, осматривая снегоход. – Тыщ за двести пятьдесят можно продать… дом хрустальный на горе для нее…

Я попытался разогнуться, но мужичок в собачьей шапке толкнул меня стволом обратно в сугроб.

– Лежи! – грозно приказал он. – Не то башку снесу!

– Родники мои серрребрянныи! – прохрипел Рябой, проверяя ручной тормоз и крутя рукоять газа. – Зал-л-латые мои россыпи!

– Я слышал, – осторожно подал я голос, – что сезон охоты на соболя еще не открыт. А, мужики?

– Ишь какой умный сыскался, – усмехнулся Рябой, оставляя снегоход и направляясь ко мне. – Еще есть что сказать?

– Слышь, Рябой, у него какой-то номер на фуфайке. Вот здесь, смотри… – Мужичок дернул за мой воротник.

Нахмурив брови, Рябой пару секунд сводил в голове концы с концами.

– Хм, беглый зек… дом хрустальный на горе для нее-е… ну тогда его точно не хватятся. Точнее, хватятся, но не огорчатся.

Я понял, что ради завладения снегоходом меня решили не оставлять в живых. Более того, так решили с самого начала, когда эта парочка подходила к полянке, или еще раньше, когда шла по следу траков… Во я попал!

Краем глаза я оглядел мятый снег вокруг себя. Неприметной трубы, в обнимку с которой я укладывался в сугроб, нигде не было.

– Мужики… – начал я, тщательно подбирая каждое слово. – Вообще я офицер, выполняю специальное задание. Вы в курсе, что сейчас творится в тайге?

– В тайге сейчас зима! – заметил картавый, не сводя с меня ружья.

– В тайге нет связи с большой землей, небо захватили НЛО, а по лесу бродят космические пришельцы. Неужели вы ни на кого не наткнулись? Вам просто повезло. Если вы сейчас же меня не отпустите, причем вместе со снегоходом, то существует большая вероятность, что через трое суток вам будет не до соболей и двухсот пятидесяти тысяч. Вы будете валяться мертвыми с изъеденными язвой лицами и выпавшими зубами, потому что вас сожрет внеземной вирус, как и все в округе.

Про вирус я, конечно, малость загнул, ничего конкретного о нем неизвестно, просто надеялся придать словам драматизма.

Мое воззвание до них не дошло. Главарь банды презрительно лыбился.

– Ты напугался, Петюня? – притворно-тонким голоском спросил Рябой у подельника. – Я страсть как напугался!

– Я не понял, – морща неандертальский лоб, сказал мужик в собачьей шапке. – О чем он?

– Я вам только что сообщил сведения государственной важности. Бумаги с печатью и личной подписью президента у меня, к сожалению, нет, но я говорю правду. Вы можете меня порешить ради паршивого снегохода, но потом припомните эти слова, да только будет поздно…

Рябой наклонился и похлопал меня по плечу.

– Не надо, мужик, – прохрипел он с фальшивой улыбкой. – Не лепи горбатого. Я все понимаю. Когда узнаешь, сколько тебе осталось, хочется потянуть время. Но мы не можем оставить тебя в живых. Чтобы ты потом в ментовке наши рожи взахлеб живописал? Не можем, пойми. А нам очень нужен этот "Буран", очень.

Его подельник взвел один курок.

Я непроизвольно отодвинулся от направленных на меня спаренных стволов, так и сяк прикидывая, как уйти из-под выстрела, как добраться до этого ублюдка с ружьем и вырвать ему кадык. Но позиция у меня была очень неудачная – лежа на снегу, ноги вялые после сна. К тому же Рябой страховал напарника и при случае мог использовать свою "горизонталку".

– Значит, просто так и порешите?

– Не просто так! – важно поднял палец Рябой. – Мы, можно сказать, благое дело совершим. Очистим тайгу от уголовного элемента. Опасного, небось – иначе как бы ты снегоход упер?

Повезло же мне нарваться на таких отморозков, которым ничего не стоит порешить человека. И ведь главное – никакого риска для них. Тайга скроет все следы преступления.

– Неужели кроме своей шкуры вас ничто не заботит? – озлобленно бросил я.

– Шкура у нас одна, знаешь ли, – буднично произнес Рябой. – Кончай его, Петюня. И так много времени потратили. Пора уже двигать отсюда.

Прежде чем Петюня обхватил ружье покрепче, чтобы спустить курок, сбоку вдруг зычно ухнуло. По глазам резанул ослепительный свет. Рядом со мной в воздухе что-то с треском пронеслось – и Петюню швырнуло в ельник, как я успел заметить, с развороченной грудной клеткой.

Мы с Рябым дружно повернули головы в противоположную сторону.

В узком просвете между елей застыло невысокое существо в красном пуховике, из-под которого выглядывали тонкие ноги. В четырехпалых серых руках лежала блестящая трубка бластера, исчезнувшего из-под моей щеки. Из глубины капюшона глядело безносое нечеловеческое лицо, в чьих огромных глазах отсутствовало всякое сострадание.

У Рябого подогнулись колени, а лицо стало белее снега. На левой штанине расползлось темное пятно. Вот тебе и родники мои серебряные. Полагаю, реплика о том, что я его предупреждал, будет лишней.

– Не надо… – только и успел вымолвить он, после чего длинный палец Бульвума тронул спусковую кнопку. Из ствола вырвался яркий сноп света. Снова дохнуло раскаленным воздухом. Рябой повалился в сугроб с дымящейся, размером с баскетбольный мяч, дырой в животе. Ну на кой, спрашивается, нужны такие пушечные выстрелы? Ни от дубленки, ни от вещмешка со спальником ничего дельного не осталось. Уцелела разве что рыжая собачья шапка, слетевшая с головы Петюни, но остальное – тю-тю!

Дерганной неровной походкой Бульвум подошел ко мне, неся бластер в опущенной руке.

– Ну, Бульвумчик, красавчик! Хвалю. Вовремя ты…

Конец бластера ткнул меня в ребра.

– Эй, поосторожнее!

Серая рука толкнула в снег. Я упал вниз лицом, а пришелец сел сверху, вдавив колено между лопаток. Жаркий после выстрела ствол уперся в висок… Вот и закончилось наше партнерство. Я живо представил, как он трогает на эту чуткую кнопку, служащую спуском, и сносит мне на хрен голову. Я зажмурился, ожидая выстрела, напрягся всем телом. Последовала долгая пауза…

…и горячий ствол убрался с виска.

Через мгновение спина освободилась. Я остался лежать, медленно переваривая случившееся. Потом из меня повалил смех. Я поднялся, сел в сугробе, половина лица залеплена снегом, из живота вырывается истерический хохот. Наклонив к плечу голову, Бульвум с интересом изучал нервную человеческую реакцию.

– О"кей, парень, – успокоившись, произнес я. – Отомстил мне за вчерашнее. В расчете. Разрешаешь двигаться дальше?

Он что-то неразборчиво промурмулил. Будем считать этот ответ утвердительным.

Собрав свой небогатый скарб, я мельком пробежался по вещам убитых. Обменял тюремную ушанку на роскошную шапку Петюни. Обновил запасы круп и даже разжился сырокопченой колбаской. В ошметках, оставшихся от рюкзака Рябого, обнаружились четыре сигаретные пачки "Золотая Ява". Одна из пачек была тут же распечатана и опробована. Усевшись в сугробе, я с наслаждением принялся пускать дым к маленькому пятачку неба между верхушками елей. Устроившийся на снегоходе Бульвум что-то недовольно рявкнул мне на своем тарабарском.

– Да пошел ты! Дай в себя придти. Сегодня за утро к моей голове дважды приставляли ствол!

Он вновь что-то булькнул.

– Сам такой! – отозвался я беззлобно.

Правда, покурить всласть все равно не удалось. От обгорелых тел потянуло сладковато вонью, быстро заполнившей полянку. Поспешно докурив, я погрузился на снегоход, и мы тронулись в путь. Бульвум за моей спиной вновь затрясся. Теперь я думаю, что не от холода он трясется. Видимо, таким образом его организм реагирует на поездку. Кого-то, бывает, тошнит в транспорте, у кого-то голова кружится. А моего неземного спутника колотит как при падучей.

А вообще непрост мой попутчик, ох как непрост! Не даром именно ему ферги доверили ответственейшее задание. Но я тоже не подарок. И мое задание не менее ответственное, чем было у него. Так что в чем-то мы похожи. А различаемся мы в том, что его цивилизация уже канула в лету, а моя еще только к этому готовится.

* * *

Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. С будничным днем то же самое. Когда утром тебя будит прекрасная женщина, лежащая в твоей постели, а за окном светит солнышко, то день проходит как на подъеме и проблемы обегают тебя стороной… Сегодняшнее утро не заладилось с самого начала. Когда меня разбудил загнанный под нос ружейный ствол, я понял, что день пойдет наперекосяк. Так и вышло.

Едва мы выехали с места стоянки, как начала портиться погода: проколотое елками небо затянула серая пелена, с севера подул крепкий студеный ветер, несущий редкие снежинки. У меня с утра ныло правое плечо, в которое полтора года назад в него угодила пуля одного полковника – верный признак перемены давления. В общем, все факторы указывали на то, что нас ожидает снежная буря.

Однако непогода оказалась не самой серьезной проблемой, вставшей перед нами. В бурю можно ехать, в крайнем случае ее можно переждать. Гораздо сложнее было отыскать дорогу в тайге. Наш путь лежал на восток, на лысую сопку с раздвоенной вершиной, отмеченную мной с высокого берега Кара-Хем. За ней в нескольких километрах находился Ускут. Однако любое продвижение в сторону ориентира повсюду останавливали переплетенные ветви, густой подлесок и бурелом. Не то что на снегоходе – пешком не продерешься! Потыкавшись в разных местах, исхлестав ветками лицо и едва не застряв между выворотней, в итоге я сдался и вернулся на речной берег, чтобы выбрать новый маршрут.

Ветер здесь дул сильнее, чем в лесу. Белая крупа хлестала по лицу, колола губы, забивалась за воротник и под рукава. Я опустил защитные очки и направил снегоход по берегу вдоль кромки леса. Через какое-то расстояние, оставленное позади, в глаза бросился затес на стволе лиственницы. Я подъехал к нему.

Много лет назад два удара топором сняли с дерева большой кусок коры. В тайге таким способом обозначают тропы. На карте ничего подобного отмечено не было, поэтому я затруднялся сказать, проеду ли этим путем на снегоходе. Тропы ведь разные бывают. Бывают широкие, как дорога, бывают, что только зверь пройдет. Но альтернативного варианта не было. Ладно. Надеюсь, не застрянем и не упремся в непреодолимую преграду. Долина до самых сопок должна иметь ровный рельеф – по крайней мере, так сообщала карта.