355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Фомин » Льдом и мечом » Текст книги (страница 7)
Льдом и мечом
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:22

Текст книги "Льдом и мечом"


Автор книги: Олег Фомин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 11

Милита сажает дракона у вершины скалы, на просторной площадке, в скале зияет провал пещеры, сбоку от площадки спускается тропинка. Отсюда частокол щупалец внушительнее.

Остров намешан из камней и травы, зелень мутная, кажется высохшей. Деревьев почти нет, одни подражания – остролистые кустарники.

Со стороны тропы – просторы равнин, рваные полоски ручьев, ветер взъерошивает траву, высокие колосья трутся, рождают низкий вездесущий шепот, будто равнина – огромная гортанная пленка: дрожит, выпускает таинственные слова.

С другой стороны все загромождено скалами.

– Эгорд, ты-то что здесь забыл? – Тиморис смотрит на щупальца. – Мне тут не нравится…

– Милита все равно бы приземлилась, – отвечает Эгорд.

– Переубедил бы, она ж твоя подружка, я бы поддержал.

– Уже не та, которую знал. Если бы всерьез ополчились…

– Что? Убила бы?

– Ну, если бы не убила, то бросила бы в океан или высадила на рифы.

– Хорошая подружка…

– Прежняя Милита и слова бы грубого не сказала. Называла меня старшим братом.

– Мда-а-а… И какой бес ее укусил?

– Зарах. Не укусил, а убил.

– Он же вроде убил ее мужа.

– Милита была частью Витора. Зарах убил Витора, Милита не смогла жить. Ее тоже убил Зарах.

Тиморис задумчиво хмурит лоб, оба наблюдают за немертвой. Девушка закрадывается в пещеру, впереди светится лук, магический луч тетивы натянут, стрела готова сорваться во тьму. Через минуту выходит расслабленной походкой, заводит дракона внутрь.

Морщины Тимориса разглаживаются, глаза как монеты.

– Значит, девчушка рвется мстить за себя?

На сей раз задумываетя Эгорд. Через какое-то время произносит:

– Получается, да…

– Забавно, – говорит Тиморис. – Какая, оказывается, эгоистка. Хэ!

Милита выходит, тут же сворачивает к тропе.

– А его не украдут? – Тиморис догоняет, тычет в черное пятно, где исчез дракон.

– Пусть попробуют, – нахально заявляет Милита. – Нам же легче, будет дракону обед, не придется кормить.

Эгорд шагает в хвосте, мысли где-то далеко, не в этом времени…

Тропа вьется вокруг отвесного склона, узкая полоска непрерывно заворачивает за стену, дальше нескольких шагов не открывает, края рассыпчатые, топот сопровождается шуршанием падающей крошки.

Лук Милиты наготове, Тиморис вытаскивает из-за спины копье, длинная жердь постоянно за что-то цепляется, бьет по шлему, воин с проклятиями возвращает оружие на место. Эгорд рассматривает щупальца, кажутся все более устрашающими, будто глубинные монстры хотят сожрать остров до последнего камешка, а немое безмолвие – какой-то ритуал застольного этикета, сейчас закончат и приступят…

Эгорд путается в мыслях… Витор был частью жизни, такой привычной, естественной, как солнце, небо, воздух. Друг погиб, и умер кусок жизни Эгорда. Так себя почувствует человек, если мир погрузится в вечную тьму, вместо неба нависнет низкий потолок, а воздух станет ядовитым. Больше не поговорить с Витором у камина за чашкой горячего напитка, не заручиться его советом, не пройтись вместе по заповедным уголкам света, слушая его размеренные повествования, не попасть в очередную переделку, не спасти друг другу жизнь в тысячу первый раз…

Той жизни больше нет. Зарах ее отнял… у Эгорда.

Эгорд идет мстить… за Витора?

Или за себя, как Милита?

А Витор сам по себе… ничего… не значит?

Порыв ярости вбивает кулак Эгорда в скальный гранит, хрустит то ли камень, то ли кость, боль на секунду ослепляет, смывает злобу. Тиморис подпрыгивает, на развороте спотыкается, задница ударяется о тропу.

– Ты чего?! – дышит как загнанный волк.

Милита смотрит искоса, из-под краешка улыбки вылезает клык.

– Пустяки, – цедит Эгорд. – Увидел скорпиона, рука дернулась придавить. Не люблю их. Убежал…

– У-у-уф… – Тиморис с трудом поднимается. – Надеюсь, этот Захар, или как там его, похож на скорпиона. Мне даже не придется вмешиваться.

– Представь себе, почти угадал, – насмешливо говорит Милита.

– Эй-эй, без подробностей! – протестует Тиморис. – Можно хоть перед героической смертью пожить без ночных кошмаров!

Тропинка идет на спуск, а стена скалы, что загораживает половину острова, снижается, каменный занавес уползает под ноги, открывает цветастую картину…

Широкий кусок равнины в горном полукольце сплошь зарос поселением, как мхом. Белокаменные домики с плетеными крышами и пузырями дворов теснятся между хаотичной сетью улиц, выделяется главная – широкая, с толстыми светлыми колеями, тянется от внешнего края селения до самого большого, в три этажа, дома, что прижимается к крутому склону скалы.

Эгорд не без помощи заклинания всматривается в вершину этой скалы, что-то в ней не так…

Милита перехватывает взгляд.

– Вижу, – кивает, белоснежное сияние глаз ликующе мерцает. – Это крепость. Не такая большая, как у Клессы, но крепость. И хорошо замаскирована под рельеф. Если удастся подойти ближе, могу снять морок. Чую, туда-то нам и нужно…

– Туда как раз не нужно, – осторожно вклинивается Тиморис.

– Когда на свет вылезал, тоже так думал? – осведомляется Милита.

– Тиморис прав, туда не нужно. – Эгорд выходит вперед. – По крайней мере, пока. Сначала узнаем, что там и можем ли войти мирно. Милита, спрячь лук.

Немертвая режет взглядом обоих, но объятое лиловой маной оружие исчезает под плащом.

Жители в светлых одеждах бродят медленно и как-то стадно, будто утомленные тысячами лет призраки в огромном братском склепе. И все же белый муравейник живет далеко не угнетенной жизнью, можно разглядеть фигуры работяг: таскают мешки, чинят повозку. А вон толпа гуляк, что-то пьют из пузатых бутылей, девушки копаются на грядках, коровы мычат, звенят колокольчиками…

Одна из белых точек замирает. Вторая, третья, десяток…

Как по команде замирают все.

Черты разглядеть трудно, но Эгорд уверен, все до единого лица повернуты к незваным гостям.

Троица спускается по холмам, втекает в главную дорогу, между колеями, Эгорд впереди, Милита и Тиморис следуют вровень друг с другом.

Слева и справа проплывают челюсти оград, стены домов чуть наклонены, как у пирамид, к окнам липнут круглые лица, глаза напуганные, но любопытные. Сельчане выглядывают из-за углов, заборов, соседних улиц, некоторые решаются по-хозяйски стоять у обочины, провожать пристальными взглядами, скрестив руки на груди или уперев в бока, надменно задрав голову или буравя исподлобья.

Эгорд старается не показывать тревоги, походка прямая, неспешная.

Тиморис озирается осторожно, даже принюхивается, как заяц, подозревающий кусты в сокрытии голодной волчьей стаи, голова чуть вжата в плечи… Но взгляд натыкается на первую девушку – и лицо расплывается в счастливой улыбке, глаза как у доброго ручного пса. Девушка краснеет, прыгает за спину сурового детины, но остренький носик и пунцовые щечки выглядывают из-за плеча с такой веселой жадностью, что Тиморис вот-вот взвизгнет от радости. Теперь воин похож на азартного грибника, голова крутится, выискивает исключительно женские мордашки.

Милита пронзает всех откровенной неприязнью, пальцы пульсируют от соблазна вернуть лук, белое сияние глаз тускнеет, перетекает в черную жижу, сельчане в ужасе отшатываются от выпуклых провалов тьмы.

Проходят между крупными строениями – кузницей и таверной. Трехэтажный дом уже близко, смотрит на незнакомцев глазницами окон, скалится парапетами балконов и тяжелыми створками двери под тенью крыльца.

Дорогу преграждает ровная шеренга могучих селян, за ней бурлит толпа мелких, боязливых, но любопытных человечков: щуплые мужички, подростки, жены…

Эгорд останавливается, спина ощущает напряженность Тимориса и ненависть Милиты.

В центре – седой старец: волосы, борода и усы падают до пояса, сливаются в полосатый туман на таком же белом подпоясанном балахоне. Опирается на толстый посох, лоб перевязан блестящей, как сталь, лентой. Видимо, староста. Справа кузнец, в руках молот и раскаленные щипцы, фартук грязный, голова как куст, из лохматой растительности давит враждебный взгляд. Слева дородный вспотевший усач, черная тучка под мясистым носом такая пухлая, что губ не видно, лысина горит звездой, толстяк малость потерян, на гостей не смотрит, наверное, не знает, как реагировать, ждет приговора старосты.

– Мир вам, добрые люди! – как можно искреннее произносит Эгорд, легкий поклон.

– И вам легкой дороги, странники, – степенно басит старец, кивает в ответном поклоне. – Я Деймус, староста нашего безымянного убежища. Новые люди на нашем острове – редкость. Какими судьбами, мимоходом или же намеренно? Если к нам, то с каким умыслом, добрым или темным?

– Плывем в земли демонов, на битву с великим злом. – Эгорд решает про костяного дракона молчать. – Наша яхта причалила к скалам на другом конце острова, судно спрятали, обошли скалы, оказались на равнинах. Припасы кончаются, ищем ягоды, зверей, птиц, да хоть коренья, природа здесь скупая.

Деймус молчит подозрительно долго, наконец, спрашивает:

– Как же проплыли мимо стражей?

Толпа озабоченно гудит, перешептывается.

– Вы о спрутах? – Эгорд делает шаг в сторону, указывает на Милиту. – Наша спутница сведуща в тайной магии, ее чары сделали яхту незаметной.

Лицо немертвой искажено бороздами, длинными, кривыми, словно когти виверны. Грудь часто вздымается от свирепого дыхания, в глазах по-прежнему мрак.

Эгорд опускает руку ей на плечо, взгляд умоляет держать себя в руках. Внешность Милиты внушает неподготовленным страх, воин-маг рассчитывает, что Деймус и остальные поверят в ее способность обманывать спрутов.

Милита дышит медленнее, глубже. Гримаса постепенно тает, глаза светлеют, в них воцаряется сумеречный оттенок, под цвет ее кожи. Эгорд немного расслабляется, снимает руку: и то хлеб, по крайней мере, в драку не кинется.

– Путники здесь – редкость, – наконец говорит Деймус. – А великие воины и маги, достойные бросить вызов демонам, – впервые. Будьте же нашими гостями, могучие герои!

Деймус поворачивается к народу, руки к небу, потрясает посохом, голос накрывает все селение:

– Братья и сестры мои! Великий праздник, ликуйте же за посланную богами честь! К нам пожаловали храбрые и сильные герои, плывущие на доблестную гибель с неравным врагом во имя мира и справедливости, они желают окрепнуть перед сражением, пополнить запасы и поделиться частицей храбрости и силы! Слава героям!

– Слава!!! – взрываются голоса, подбрасываются сотни рук.

Толпа вихрем кружит со всех сторон, Эгорд даже не успевает сообразить, откуда-то тут же возникают цветы, подносы с хлебом и колбасами, кувшины с молоком, горшочки с медом, в нос хлещут пряные запахи. Смех, визг, возгласы, песни, троицу купают в пестрых голосах, улыбках, осыпают лепестками.

Тиморис увешан девушками, рожа красная будто спьяну, глазищи светятся жирными бликами, сейчас от довольства вывалится язык… Белокожие и смуглые, пышнотелые и малышки, волосы как лучи, длинные и прямые, или ведьмины – пышные витки черной проволоки, а то и рыжие как пламя… И все как одна улыбчивые, ластятся, в глазах недвусмысленная жажда.

– Дружище! – Воин ошалело смотрит на Эгорда. – Если у меня здесь и нет дочки, то будет! И не одна!

Милита держится на удивление стоически. Даже позволяет пихать себе в руки всякую съедобную гадость, обвешивать веночками, только лицо как замок от сокровищницы – тяжелое, хмурое и не взломать.

Деймус приглашает в дом, быкоподобные мужи выстраиваются в коридор, троица кое-как протискивается от пьяной весельем толпы.

Дверь закрывается, голоса резко приглушаются, Эгорд и Милита сваливают дары на стол в углу, немертвая снимает цветочный мусор, брезгливо отряхивается.

Староста проводит в просторную комнату с длинным столом, белая скатерть как глазурь, суетятся служанки, бегут цепочкой туда-сюда, одно за другим с волшебной скоростью появляются блюда, из кухни валит мучной туман. Входят кузнец и лысый толстяк.

– Это Волдур. – Староста указывает на кузнеца, затем на толстяка. – А это Луф, хозяин таверны. Вторые люди в селении после меня.

Начинают звенеть вилки и ножи, розовощекие девушки в передниках накладывают салаты, разливают по кубкам вино и мед. Меж зубов хрустит жареная мясная корочка, Эгорд макает мягкие волокна говядины в холодный острый соус, отправляет в рот, отламывает хлебный ломоть, пористая плоть запеченного теста выбрасывает вьюны пара.

Тиморис трескает за обе щеки: мясо, суп, салаты, вино, квас, на зависть хомякам. Милита, как обычно, открывает рот – и любая еда превращается в облако зыбкого черного тумана, втягивается в клыкастый провал. Сотрапезники и служанки костятся с ужасом, но внимания тактично не обращают, если не считать лезущих на лбы глаз и скачущие кадыки.

– Больше сотни лет назад, – рассказывает Деймус, – корабль переселенцев попал в шторм и разбился об утесы этого острова. Так и появилась наша община. А когда через двенадцать лет к берегу причалил случайный фрегат, никто уплывать не хотел. На острове жертвы кораблекрушения добились того, ради чего переселялись, – покоя. Мы, разумеется, тех времен не застали, но мало что изменилось. Можно уверенно говорить о наших предках как о нас.

Волдур и Луф поддакивают, кузнец мрачно, наверное, он ко всем так, а хозяин таверны счастливо: наконец-то понял, что перед ним уважаемые люди, можно улыбаться и любезничать без задних мыслей.

– Никто нас в этом водном захолустье не трогает, – продолжает Деймус, – нет денег, воров, войн. Живем как большая крепкая семья. Но семье иногда нужно разбавлять кровь, дабы не погрязнуть в кровосмешении и уродствах. Поэтому вы, дорогие гости, как всегда вовремя.

Тиморис блаженно улыбается, уже представляет, как будет разбавлять эту самую кровь.

– А что за крепость на вершине горы? – в голосе Милиты нотка требования, будто явилась законная наследница острова.

Деймус поджимает губы, прячет глаза, кузнец и толстяк тоже сбиты с толку, явно не ожидали каверзного вопроса, на который, безусловно, знают ответ. Все трое переглядываются, Деймус неохотно говорит:

– Там живут три мага. Нашли нас много лет назад, сделали из скалы крепость. С тех пор живут, не трогают. Как живут и чем занимаются, не знаем. Но говоря честно, мы несказанно рады такому соседству.

– Мы кормим, а они нас лечат и защищают, – простодушно мычит Луф, вытирает с лысины пот.

– Да уж, – ворчливо говорит Волдур. – Девять лет назад спруты, которых приручили маги, разнесли в хлам пиратский корабль, не меньше пятнадцати головорезов. Страшно подумать, что бы с нами сделали, если б не маги.

– А теперь и подавно нужна защита. – Деймус решительно бьет посохом в пол. – Наступление демонов докатывается и до нас. Сегодня, незадолго до вашего прихода, над островом видели дракона.

Теперь переглядываются гости. Тиморис нервно ерзает, жует медленнее, Милита стягивает к переносице морщины недовольства, на лице будто черная звезда.

– А согласятся ли маги встретиться? – дипломатично спрашивает Эгорд.

Волдур и Луф слегка отстраняются, будто гость сообщил, что болен заразной смертельной болезнью. Деймус даже не пытается заручиться их безмолвной поддержкой, видимо, за встречи магов с чужаками или местными отвечает только он и никто иной.

– Маги редко желают видеть кого бы то ни было, – осторожно выговаривает староста. – Мы уважаем их право на покой. И все же ради таких героев осмелюсь навестить сегодня наших защитников, поведаю о вас и ваших благих намерениях, изложу вашу просьбу.

– Благодарю за честь, – склоняет голову Эгорд. – И спасибо за щедрый стол. Рассчитывать не смели…

– Да это разве щедрый! – добродушно похохатывает Луф, глаза светятся, будто явились боги и сказали, что после смерти его душа в любом случае попадет в небесные сады. – Вот вечером устрою дорогим гостям пир! Узнаете настоящую щедрость!

– Это правда. – Даже Волдур, кажется, пытается улыбаться, уголки губ продираются вверх, хрустят ветками бороды и усов. – Луф мастер, когда надо набить пузо. А уж откормить все селение и гостей… Ох, чую, разбушуется наш Луфик, будет рвать и метать, ужин грядет, каких не бывало!

Луф похож на творца, к которому прилетела сотня муз верхом на пегасах, сияет как день, можно брать в поход вместо ночного костра.

– А сколько уважаемые гости хотят погостить? – деликатно спрашивает Деймус. – Сие для нас великая радость, чем дольше, тем лучше!

– Я бы вообще отсюда не улетал! – Тиморис обнимает служанку, теребит ее косу.

– Улетал? – Брови Деймуса подпрыгивают.

Тиморис тут же блекнет, невнятно бубнит, глаза ищут, куда бы провалиться…

– Наша яхта невероятно быстроходная, – говорит Эгорд. – Спасибо Милите.

– Да, кажется, не плывешь, а летишь. – Немертвая наконец-то улыбается, а в глаза возвращается белый свет. Деймус мгновенно тает, надо же, такая строгая гостья, и первая улыбка в его адрес.

– Эх, порой завидую странникам, – мечтательно вздыхает Деймус. – Если бы не опасности, что поджидают в пути…

Милита переводит взгляд на Тимориса, так и хочет испепелить, разрубить, сожрать. Бедняга не знает, где спрятаться, на лбу проступают капли.

– Уплывем завтра в полдень, – перебивает Милита открывшего было рот Эгорда, тот глядит на спутницу удивленно.

– Так быстро? – Деймус впадает в разочарованную думу, но ненадолго. – Что ж, вам виднее, дорогие гости. Желание поскорее схлестнуться с демонами в смертельной битве нельзя осуждать. За вас, герои!

Староста поднимает кубок, Волдур и Луф следуют примеру, металл звенит, плещет вином, через полчаса обед подходит к концу, стулья отодвигаются, все встают.

– Вечером пир! – торжественно заявляет Деймус. – А пока, дорогие гости, отдыхайте, наслаждайтесь покоем, весельем и красотами острова. Я уже отдал распоряжение, весь третий этаж – ваш. Слуги исполнят все, только кликните. Гуляйте, каждый из домов для вас открыт, только прошу нижайше – не ходите к крепости. Маги трепетны к уединению, допускают лишь меня. Обязательно спрошу их о встрече с вами. И еще…

Деймус исчезает, через минуту-другую возвращается, в руках звенят ожерелья на тонких цепочках – плоские спруты из серебристого металла.

– Эти амулеты сделали маги. Наденьте под одежду, они должны быть прижаты к коже, и береговые спруты вас не тронут, можете гулять рядом с ними наравне с местными жителями, даже трогать.

– А теперь в баню, дорогие гости! – радостно восклицает Луф.

Баня на заднем дворе. Помывка очень кстати, Эгорд словно на час попадает в другой мир, душу вынимают, прополаскивают, возвращают чистую, свежую.

– Хорошо быть героем, – блаженно вздыхает Тиморис, когда все обсыхают на третьем этаже дома старосты.

– А ты-то здесь причем? – усмехается Милита.

Обе троицы выходят на крыльцо, Луф ядром катится к таверне, Волдур бредет к кузнице, Деймус вещает людям о героях, вечернем пире и прочие громогласные речи.

Эгорд, Милита и Тиморис неспешно шагают по главной улице стройным рядком.

– Вообще-то я хотел лететь уже сегодня, – говорит Эгорд, – чем раньше, тем лучше. И что на тебя нашло?

– Нужно добраться до магов, – отвечает Милита, словно буравит взглядом огромный карточный расклад в игорном доме.

– Улетать нужно, пока не… Только не говори, что ничего не учуяла.

– Конечно, учуяла! За кого меня держишь? Бесплатный сыр сам знаешь где…

– Вы о чем? – недоумевает Тиморис. – А-а, сыр! Так сыр будет на пирушке, всякий разный, вот увидите, а еще мясцо, пиво, икра…

– Ты вообще молчи! – презрительно бросает Милита. – Иди, обеспечивай прирост населения!

– Чаво-о?

– «Не хочу улетать, не хочу улетать», – передразнивает немертвая. – Ну и живи здесь, пшел отсюда!

– Ревнивая, – самодовольно лыбится воин.

Милита фыркает.

Эгорда и Тимориса со всех сторон обклеивают стайки девушек, звонко смеются, чирикают, как воробьи на деревьях. Милита брезгливо морщится, исчезает, уши Тимориса горят как фонари, улыбка искренне счастливая, такая бывает не у всякого ребенка… Кстати, почему здесь ни одного ребенка? Эгорд хмурится, оглядывает селение…

Воин позволяет себя увести, кружится в вихре длинных волос, юбок, разноцветных блестящих глаз.

Красавицы скользят впритирку, как кошки, мурлычут какие-то глупости, но приятны сами голоса, как теплая светло-голубая вода в лагуне, пальчики шелестят по доспехам и шее, обдает аромат свежей от банных травяных паров кожи. Эгорд улыбается скупо, отвечает редко, слова не холодные, но и не живые, так, вибрация воздуха.

Мужчины поглядывают ревниво, но не вмешиваются: закон любого изолированного селения – кровь дороже хлеба. Редкий гость просто обязан оставить семя, потому временно царь и бог.

Эгорд не в настроении ворковать, обниматься, заигрывать, что-то беспокоит, не дает порвать паутину тревожных мыслей, но за местное потомство можно не волноваться, бойкий спутник справится за двоих, через девять месяцев будут голосить десятка два Тиморисов.

Дорога растворяется в траве и мелких круглых камнях, холмы поднимают и опускают Эгорда как заклинания, гибкие колонны щупалец увеличиваются, надо лишь переставлять ноги вперед. Ветер ласково остужает лицо, изгоняет послеобеденную тяжесть. От края до края полупрозрачные, словно шелк, тучи, уютная дымка сумрака.

Щебечущие красотки постепенно умолкают, поняли-таки, что ничего не добьются, одна за другой исчезают, напоследок все же осыпают легкими игривыми, как алмазный песок, смешинками, цветной хрусталь глаз обещает много, даже пытается шепнуть на языке бликов, где найти, если станет скучно и одиноко…

В какой-то момент Эгорд осознает, что щупальца могут до него дотянуться, обрушить невообразимую тяжесть, раздавить в кровавую пыль… но все так же пассивно качаются. Будто сквозь сон пытаются разогнать тучи… Амулет и правда действует.

Эгорд усаживается на склон холма, блеклые полоски трав водят кончиками по чешуе доспехов, качаются в ритме пенных волн, которые лижут берег и спины спрутов.

Голова никак не может опуститься, глаза все пытаются рассмотреть острия щупалец, но те расплываются где-то в небе.

– Не видно, – бормочет под нос. – И путь у нас такой же. Бес разбери, что в конце. Втроем против полчищ демонов… Через такие расстояния… И как только хватает выдержки идти, сражаться, шаг за шагом? Представишь, что таких шагов еще сотни тысяч, за каждый надо грызться, каждая грызня труднее прежней… Но все равно идем. И главное – прошли много! Впереди больше, но все-таки! Сквозь орды демонов, убили Клессу, переплыли часть океана. И все это – мы? Сами? Вот этими крохотными ручками и ножками, тонкими железками, которые гордо зовем «мечи и копья»? Да, сами… И вот дожили: чествуют как героев.

Эгорд прислушивается к внутреннему голосу, тот отвечает:

«Наверное, это и толкает дальше. Если прошли столько, пройдете и остальное».

– И еще память, – шепчет Эгорд. – О жизни, которую демоны разорвали, о погибших друзьях. О мести.

«Месть сладкая хищница, ради ее объятий и правда можно бросаться в неравные битвы, – говорит внутренний голос. – А скольких друзей ты уже принес ей в жертву?»

– То есть?

«Ну, так ведь всегда: покоряешь ее сердце, а она вдруг – принеси голову друга, если и впрямь мне верен».

В памяти светлый, но горький образ Камалии…

– Так случилось, что если месть свершится, она не только утолит мою жажду, но и защитит мир от великого зла. Оправдывает ли это месть?

– Значит, жертва все-таки есть, – печально говорит внутренний голос.

– Есть, – тяжело кивает Эгорд. – И пора быть с собой честным. Я иду не спасать мир, а мстить. Стараюсь не втравливать других в эту личную битву…

– Но если месть потребует головы этих других, ты их срубишь?

– …Наверное.

Ледяное молчание тает медленно, капля по капле, в какое-то мгновение Эгорд осознает: внутренний голос, высокий и осязаемый, не похож на его собственный. Словно беседует с девушкой.

– И ты не остановишься, – вздыхает голос. – Самое страшное, никто не вправе тебя судить. Твоя жажда мести, наверное, единственное, что может спасти мир. Остальные забились по углам, покорно ждут участи…

Эгорд поворачивает голову.

В самом деле, рядом сидит девушка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю