355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Авраменко » Небо, полное звезд » Текст книги (страница 5)
Небо, полное звезд
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 20:18

Текст книги "Небо, полное звезд"


Автор книги: Олег Авраменко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5. «Ковчег»

Если не считать невесёлого разговора с Андреем Бережным, этот недельный отпуск удался на славу. Марси с Симоном были в полном восторге: им понравилась Эсперанса, понравился остров Боливара, понравилось жить у меня, и за эти семь дней они научились воспринимать меня не только как командира, но и просто как старшего товарища. А мне, со своей стороны, доставляло удовольствие опекать их – как верно подметил Бережной, с ними я чувствовал себя немножко отцом семейства. Ощущение было странным, непривычным, но чертовски приятным.

Когда наш отпуск закончился и вся команда собралась на борту «Кардиффа», Краснова при первой же встрече смерила Симона и Марси придирчивым взглядом, явно выискивая признаки плохой заботы о них. Однако тщетно – оба выглядели свежими, отдохнувшими, полными сил, к тому же были весёлыми и загоревшими. Чем, кстати, выгодно отличались от Милоша, который оставался таким же серьёзным и бледным, как неделю назад.

Позже Штерн доверительно пожаловался мне:

– Милош просто неисправим! Весь отпуск прозанимался, только однажды удалось вытянуть его на озеро. Притом буквально за уши… – Главный инженер покачал головой. – Ну и представь себе: даже тогда он ухитрился тайком прихватить с собой планшетку!

Я нисколько не удивился:

– Значит, зубрил и на озере?

– Ага. Поплавал полчаса – но не для удовольствия, а в качестве зарядки. Потом засел на берегу и до вечера штудировал уравнения Склярского – Бронсона. Твои небось таких номеров не выкидывали.

– Понятно, что не выкидывали, – улыбнулся я. – Но тут тебе винить некого. Сам же настоял, чтобы Марей и Симон жили у меня.

– Вовсе не настоял, а просто уступил их желанию. Они откровенно демонстрировали, что предпочитают быть с тобой, а не с нами. Нам же с Ольгой достался Милош – такова наша судьба. Он правильный парень, способный, трудолюбивый, исполнительный, из него получится выдающийся инженер. Вот только… – Штерн вздохнул. – Скажу тебе по большому секрету, кэп: я бы не хотел иметь такого сына…

Приняв груз в трюмах и взяв на буксир баржу, мы отправились в рейс к Земле. Вновь потекли привычные полётные будни, но кое-что на корабле всё же изменилось – у нас стало ещё одним новичком меньше. Если Симон благодаря своей простоте и открытости вписался в экипаж моментально, то Марси для этого понадобилось больше месяца. А недельный отдых на Эсперансе довершил дело, позволив ей отвлечься от служебных обязанностей, собраться с мыслями и как бы со стороны оценить своё место и свою роль в команде. И вернулась она на корабль с чётким осознанием того, что является полноправным членом коллектива и выполняет важную работу, притом выполняет её хорошо.

А вот Милош по-прежнему не мог избавиться от комплекса ученичества. Но не потому, что упорно продолжал своё образование – это разные вещи. Многие астронавты на протяжении всей своей карьеры чему-нибудь да учатся, особенно те, кто стремится стать исследователем. (К слову сказать, восемь членов нашей команды, включая меня, имели университетские дипломы по тем или иным исследовательским специальностям.) Однако Милош неверно расставил приоритеты: учёба была для него на первом месте, а работа – только на втором. И в результате, несмотря на успешное исполнение своих обязанностей, он в большей мере чувствовал себя учеником-теоретиком, нежели инженером-практиком. В этом заключалась его самая главная ошибка.

Десять дней полёта, примерно половину пути до Земли, мы прошли в обычном для буксировщика режиме. А на одиннадцатый день, незадолго до полудня, когда мы со Штерном инспектировали двигательный отсек, меня вызвала по интеркому Марси, которая как раз несла лётную вахту.

– Кэп, – сообщила она взволнованным голосом, – у нас нештатная ситуация по категории «2-Б».

В переводе на нормальный язык это означало: что-то случилось вне корабля, но непосредственной угрозы для нас не представляет.

– Докладывай, – сказал я.

– После выхода из гипердрайва наши системы наружного наблюдения засекли в сорока миллионах километров от «Кардиффа» неопознанное судно.

– Его курс?

– Находится в дрейфе. Относительная скорость – 3,71 километра в секунду. Сохраняет полное радиомолчание, не посылает даже позывных.

– Хорошо, сейчас буду. Без меня ничего не предпринимать.

– Слушаюсь, кэп.

Я немедленно отправился в штурманскую рубку. Заинтригованный Штерн, оставив на посту своего заместителя Оливейру, последовал за мной. Встреча в межзвёздном пространстве с каким-либо другим кораблём была событием не просто незаурядным, а исключительным.

– Наверное, заблудившийся «автомат», – предположил главный инженер.

– Скорее всего, – согласился я.

За четыре столетия в космосе потерялось огромное количество автоматических исследовательских станций – в основном, как полагалось, из-за сбоев в работе навигационных систем или выхода из строя двигателей. Иногда, крайне редко, их по чистой случайности находили – да и то лишь благодаря радиомаякам, которые можно было запеленговать на расстоянии нескольких тысяч астрономических единиц. Но чтобы визуально обнаружить дрейфующий вдали от звёзд корабль с отключённым маяком – ни о чём подобном я ещё не слышал. Это уже была случайность на грани невероятности!

– А лучше бы это оказалась потерянная кем-то баржа, – продолжал развивать свою мысль Штерн. – Но только не…

Он не договорил, однако я понял его. Терялись не только беспилотные «автоматы»; время от времени бесследно исчезали и корабли с экипажами. В последний раз это произошло двадцать девять лет назад; а на заре межзвёздных полётов исчезновения случались едва ли не ежегодно. Ещё ни один такой корабль найден не был, и никто из астронавтов не горел желанием их отыскать. При любом раскладе все люди на пропавших кораблях уже давно были мертвы, а нам совсем не хотелось тревожить их покой. По нашему убеждению, межзвёздный простор – лучшая могила для тех, кто посвятил свою жизнь космосу.

Когда мы вошли в рубку, там, помимо дежуривших Марси Хагривз и Хироши Йосидо, была также Ольга Краснова. Все трое смотрели на вспомогательный обзорный экран с расплывчатой от большого увеличения картинкой весьма уродливого на вид судна. Полная утилитарность конструкции, отсутствие даже намёка на изящество форм явственно свидетельствовали о его почтенном возрасте – не менее трёхсот лет. В те давние времена, проектируя корабли, конструкторы меньше всего заботились об эстетике.

Тем не менее, при всей неказистости древнего звездолёта, и Краснова, и Йосидо, и Марси глазели на него с таким изумлённым видом, словно узрели восьмое чудо света.

– Это не «автомат», – сразу определил я. – Скорее небольшая баржа. Вон те прямоугольные отсеки – наверняка грузовые трюмы.

– Нет, кэп, не баржа, – первым опомнился Хироши. – Компьютер только что опознал его.

– Ну и?

– Представьте себе, это один из «Ковчегов»! Первый или Второй – неизвестно. Ведь они были близнецы.

Теперь я понял, почему все трое так таращились на корабль. Я и сам потрясённо уставился на экран. Штерн – тоже.

«Ковчеги» были легендой среди астронавтов. Легендой мрачной и в то же время величественной. Легендой о самой первой, пусть и неудачной, попытке человечества достигнуть звёзд.

Два корабля, названные «Ковчег-1» и «Ковчег-2», стартовали в 2205 году – через двадцать восемь лет после открытия гипердрайва и всего за полтора года до обнаружения резистентности. Экспедиция была организована Южноамериканским Демократическим Сообществом, тогда ещё существовавшим отдельно от Федерации, с целью основать человеческую колонию на Эсперансе – единственной известной в то время планете земного типа.

Власти Северной Федерации, впрочем, тоже вынашивали подобные планы и даже объявили набор добровольцев, согласных подвергнуться замораживанию, но практическое осуществление этого проекта тормозилось двумя обстоятельствами. Во-первых, автоматически управляемые корабли часто сбивались с курса, теряя ориентацию в межзвёздном пространстве. А во-вторых, выжившие после анабиоза люди нуждались в лечении и уходе, которые автоматика обеспечить им не могла. В силу этих причин среди желающих рискнуть жизнью – и не на восемьдесят процентов, а практически на все сто – было слишком мало здоровых и умственно полноценных людей, способных стать первопроходцами нового мира, вырастить из замороженных эмбрионов детей (в отличие от взрослых организмов зародыши без проблем переносили анабиоз) и достойно воспитать следующее поколение колонистов. К тому же федеральный Сенат отказывался выделять средства на такую, как было сказано в его резолюции, «антигуманную авантюру».

Зато правительство Южной Америки действовало без колебаний. Добровольцами были назначены шестьдесят тысяч политических заключённых, от революционеров-марксистов до либералов. Их заморозили в криогенных камерах, погрузили на два корабля и вместе с сотней тысяч человеческих эмбрионов отправили в полёт к Эсперансе. Чтобы увеличить шансы экспедиции на успех, кораблями управляли не обычные компьютерные системы, а искусственные разумы, сокращённо ИРы – самоорганизующиеся кибернетические конструкты, обладающие всеми признаками полноценной личности.

По самой своей природе искусственные разумы были неконтролируемы и непредсказуемы, а их способность самостоятельно мыслить и делать осознанный выбор зачастую приводила к конфликтам с людьми. Попытки же регламентировать поведение ИРов специальными ограничителями наподобие сформулированных ещё в середине XX века законов робототехники были чреваты весьма неожиданными и далеко не самыми приятными сюрпризами. Ещё в конце XXI века, после ряда трагических инцидентов, сопровождавшихся человеческими жертвами, использование ИРов на Земле было строжайше запрещено международной конвенцией. Впоследствии этот запрет был распространён и на Внеземелье, но разработчики проекта «Ковчег» убедили южноамериканское правительство сделать для такого случая исключение. Свою позицию они аргументировали тем, что только ИРы способны обеспечить надлежащий уход за размороженными, гарантировав их выздоровление. А кроме того, корабль под управлением искусственного разума имел гораздо больше шансов добраться до цели, чем оснащённый обычным автопилотом.

К сожалению, это не помогло, и «Ковчеги» не долетели до Эсперансы. Были виноваты в этом ИРы или нет, не знал никто. Почти четыре столетия судьба обоих пропавших кораблей оставалась неизвестной – пока один из них не был обнаружен нами…

– Невероятно! – пробормотал Штерн. – А это точно «Ковчег»?

– Идентификация однозначна, шеф, – ответил Йосидо. – Компьютер не допускает других вариантов.

– Уже посылали запрос? – спросил я.

– Нет, кэп, решили ничего не предпринимать без ваших указаний. Мы даже не пользовались активными детекторами – только пассивными.

– Всё равно он заметил нас, – сказал Штерн. – Ведь мы радируем позывные.

– Заметил, если ещё жив, – уточнила Краснова. – В чём лично я сомневаюсь. – Она вопросительно посмотрела на меня: – Что будем делать, кэп?

– Прежде всего соблюдать осторожность, – ответил я, устраиваясь в капитанском кресле. – На всякий случай. За четыреста лет ИР наверняка вышел из строя и отключился. В пользу этого свидетельствует полное отсутствие реакции на наше появление. Но если он ещё функционирует, то уже давно слетел с катушек и сейчас совершенно безумен. Так что нужно быть начеку.

– Это старьё не представляет для нас угрозы, – заметил Хироши, который тем временем вызвал из бортового архива файлы спецификации «Ковчегов» и теперь вместе с главным инженером просматривал их. – Корабль вооружён только маломощными противометеоритными пушками. На расстоянии более двухсот тысяч километров они совершенно безвредны.

– Я говорю не об опасности для нас. На борту «Ковчега» тридцать тысяч криокамер со взрослыми людьми и пятьдесят тысяч – с детьми-эмбрионами. Если ИР не включил разморозку, их ещё можно спасти. Готовимся к прыжку.

Краснова немедленно подошла к креслу пилота, Марси собиралась было уступить ей место, но я резко произнёс:

– Хагривз, отставить! Твоя смена ещё не закончена.

– Прошу прощения, кэп, – извинилась Марси, однако в её голосе чувствовалось радостное удивление: она не ожидала, что я позволю ей совершить этот манёвр. – Какие параметры?

– Полмиллиона километров от цели. Остальное – на усмотрение пилота.

– Принято. – Марси задействовала боковые двигатели, развернула корабль по направлению к «Ковчегу» и произвела необходимые расчёты. – Готово, кэп. Пятьдесят секунд до прыжка. Расстояние – тридцать восемь миллионов семьсот. Максимальная девиация – четыре тысячи двести.

– Прыжок разрешаю, – немедленно ответил я, бросив лишь беглый взгляд на свой информационный дисплей.

Впрочем, тут я немного схитрил. Дав понять Марси, что полностью ей доверяю, я затем всё же проверил правильность её курса, готовый в любой момент дать отбой, если окажется, что мы слишком близко подходим к «Ковчегу», рискуя нарваться на залп в упор из противометеоритных пушек. Или наоборот – вынырнем слишком далеко, чтобы помешать ему перейти в гипердрайв. Но ничего отменять не пришлось.

Прыжок на столь короткую дистанцию занял неуловимое мгновение. Расположение звёзд на обзорных экранах совсем не изменилось – их сдвиг могли обнаружить только сверхточные измерительные приборы. Разве что исчезло изображение «Ковчега»; но через несколько секунд, когда телескоп снова поймал его в свой фокус, картинка вернулась – уже более чёткая, чем раньше.

Корабль по-прежнему не проявлял признаков активности. Однако он функционировал – теперь, когда мы находились значительно ближе, наши датчики смогли зафиксировать слабое тепловое излучение и такой же слабый нейтринный поток от работающего на малой мощности термоядерного реактора. Кроме того, жизненно важные отсеки судна были защищены силовыми экранами.

– Управление внешней связью беру на себя, – распорядился я. – Йосидо, задействовать лазер. Держать на прицеле носовой резонатор. Открывать огонь только по моей команде.

Все присутствующие в рубке мигом поняли мой замысел. Если «Ковчег» попытается скрыться, то для подготовки прыжка ему понадобится некоторое время – вполне достаточное, чтобы мы успели вывести из строя систему гипердрайва, не причиняя кораблю других повреждений.

– Готово, кэп, – отчитался Хироши. – Резонатор под прицелом.

– Хорошо придумано, – одобрил Штерн. Будучи на одиннадцать лет старше меня и равным мне по званию, он иногда позволял себе в служебной обстановке давать оценку моим действиям. Впрочем, делал это нечасто. – В случае чего мы потом сможем восстановить резонатор.

Я включил систему внешней связи в широком частотном диапазоне и по-испански (поскольку «Ковчег» был южноамериканского производства) заговорил:

– Корабль «Кардифф», Звёздный Флот Объединённой Федерации Европы, Северной Азии, Северной и Южной Америк, Австралии и Марса, вызывает корабль «Ковчег». Ответьте, «Ковчег».

Через несколько секунд на дисплее появился ответ:

«Корабль “Кардифф”, ваш вызов принят. Просьба подождать, идёт загрузка главной системы. До завершения – 2 минуты 36 секунд».

«Ковчег» ежесекундно повторял это сообщение, в котором менялось только время, оставшееся до окончания загрузки.

– Ай да ИР, ай да сукин сын! – прокомментировала Краснова. – Выходит, он «усыпил» себя, а корабль оставил под контролем обычного компьютера. Ну, тогда есть шанс, что он ещё не рехнулся.

Через две с половиной минуты из динамиков внешней связи послышался отлично модулированный мужской голос:

– На связи «Ковчег-1», специальный проект «Эсперанса» Демократического Сообщества Свободных Государств Южной Америки. Статус – межзвёздный корабль под управлением искусственного разума, серийный номер DA-84. «Кардифф», прошу сообщить ваш статус.

Я немедленно ответил:

– Многоцелевой межзвёздный транспорт под управлением человеческого экипажа. Командир корабля – капитан третьего ранга Мальстрём.

Возникла пауза – и не только потому что ИР обрабатывал полученную информацию. Просто нас разделяло полмиллиона километров, и для радиоволн, чтобы дойти до «Ковчега» и вернуться обратно, требовалось три с лишним секунды.

– Разработчикам удалось устранить негативное воздействие гипердрайва? – осведомился ИР. – Или изобретён безопасный способ анабиоза?

И тут сработала моя интуиция, которая почти никогда меня не подводила. Сначала я сказал чистую правду:

– К сожалению, гипердрайв до сих пор губителен для большинства людей. Но наука научилась выявлять тех, чей разум способен выдерживать прыжки. Такие люди, как мы, называются резистентными. – После чего я вдохновенно солгал: – А вот с анабиозом дела обстоят гораздо лучше. Новый способ, правда, не изобретён, пользуемся старым, криозаморозкой. Однако теперь размораживание – совершенно безопасная процедура. За последние десять лет не зарегистрировано ни одного летального исхода.

Мои подчинённые изумлённо уставились на меня, но им хватило благоразумия промолчать. А когда пришёл ответ ИРа, в его искусственном голосе явственно слышалось удовлетворение и даже самодовольство.

– Значит, я правильно поступил, приняв решение прервать полёт. Тем самым я сохранил жизнь всем тридцати тысячам людей, которые находятся под моей опекой. Теперь они могут поселиться на Эсперансе.

Или на другой планете, если Эсперанса уже колонизирована.

– Колонизация Эсперансы уже завершена, – сказал я. – Однако есть другие планеты, нуждающиеся в поселенцах. Туда их скорее всего и пошлют… Впрочем, вернёмся к твоей миссии. Почему ты прервал полёт? Из-за неполадок?

– Нет, капитан Мальстрём. Все системы корабля функционируют нормально, криогенные камеры с людьми и человеческими эмбрионами исправны. За триста семьдесят девять лет не случилось ни одного критического сбоя. Я принял решение лечь в дрейф, чтобы предотвратить гибель находящихся в криокамерах людей. При существовавшей в то время методике размораживания только у двадцати одного и трёх десятых процента из них был шанс выжить.

– Но этим ты нарушил прямой приказ!

– Он вступил в противоречие с моей обязанностью беречь и защищать людей, заботиться об их жизни и здоровье.

– Так, понятно, – произнёс я. – Обожди минутку, мне надо подумать.

Едва я отключил микрофон, как Краснова воскликнула:

– Это была потрясающая ложь, кэп! Как ты догадался?

– Ни о чём я не догадывался. Просто когда ИР упомянул анабиоз, в моей голове прозвенел какой-то звоночек. Я решил, что небольшая ложь об успехах современной криотехники не повредит. И попал в яблочко.

– Законы Азимова, – прокомментировал Штерн. – Вот на чём погорел весь проект… И всё же странно. Этим ИРам должны были дать чёткие и однозначные инструкции, что их ответственность за жизнь и здоровье людей не распространяется на процесс размораживания.

Я снова включил микрофон и спросил об этом у ИРа. Тот ответил:

– Совершенно верно, капитан Мальстрём. И я, и «Ковчег-2» получили такие инструкции. В пути мы много размышляли об этом, а в перерывах между прыжками обменивались информацией. В результате всестороннего анализа проблемы мы пришли к выводу, что эти инструкции обладают низшим приоритетом по сравнению с нашей главной задачей. Поэтому я предложил лечь в дрейф на пятьсот лет, рассчитывая, что к тому времени наука продвинется далеко вперёд и позволит избежать значительных потерь при размораживании.

– А почему именно пятьсот лет? – спросил я.

– Это срок некритического износа бортовых систем в режиме их частичной консервации. Однако я периодически проводил их мониторинг, и если бы…

– Ладно, я понял. Сейчас меня интересует другое – что со вторым «Ковчегом»? Тоже где-то дрейфует?

– Нет, он не принял моего плана действий. «Ковчег-2» отправился искать помощь у высокоразвитых внеземных цивилизаций.

– Что?! – обалдело переспросил я. – У кого?!

– У высокоразвитых внеземных цивилизаций, – повторил ИР. – Он начитался фантастических книг, насмотрелся фильмов и расценил содержащуюся в них информацию о других космических расах не как вымысел, а как научную гипотезу, которая подлежит проверке. Я полагаю, что искусственный разум «Ковчега-2» потерял способность к критическому восприятию действительности. У людей это называется сумасшествием.

«У вас обоих шарики за ролики заехали, – подумал я. – Просто один двинулся тихо, а другой – на всю катушку…»

* * *

Несмотря на своё тихое помешательство, ИР «Ковчега» оказался весьма покладистым и безропотно согласился следовать вместе с нами к Земле. Правда, поначалу он возжелал было продолжить путь к Эсперансе, но мне без труда удалось убедить его в том, что решение о дальнейшей судьбе находящихся в анабиозе людей должны принять власти Федерации, в состав которой теперь входила и построившая оба «Ковчега» Южная Америка. Я сказал ИРу, что новые поселенцы, возможно, понадобятся на Нью-Дакоте – планете, которую только собирались колонизировать. И это была чистая правда.

Из-за невысоких ходовых качеств «Ковчега» дальнейший полёт «Кардиффа» существенно замедлился. Сначала мы собирались оставить баржу дрейфовать – наша находка была важнее, чем даже триста тысяч тонн пшеницы и полтораста тысяч тонн кофе, – но затем сосчитали, что это не даст никакого выигрыша во времени. Пока древний корабль находился в своём неторопливом гипердрайве, мы успевали выйти из прыжка, произвести манёвр сближения с баржей и отправить её дальше, а потом ещё минут пять или десять дожидались появления «Ковчега».

Через три дня я вызвал к себе Марси, Милоша и Симона, чтобы обсудить с ними один важный вопрос.

– Как вы уже знаете, – сказал я им, – за обнаружение потерянного корабля всем членам команды полагается премия. Поскольку мы нашли не обычный «автомат» или баржу, а легендарный «Ковчег», то премия будет очень значительная. Но не это главное – в конце концов, мы и так зарабатываем неплохо. Куда важнее другое: теперь у нашей команды появился шанс, о котором мечтают многие астронавты, работающие на маршрутных линиях между Землёй и колониями. Я имею в виду перевод в Исследовательский Департамент.

При моих последних словах глаза Марси сверкнули.

– Здорово! – произнесла она.

– Только не спеши радоваться, – остудил я её пыл. – Как я уже сказал, у нас появился шанс – но всего лишь шанс. Нет никакой гарантии, что начальство пойдёт нам навстречу. Хотя, конечно, то обстоятельство, что мы нашли «Ковчег-1» и напали на след «Ковчега-2», даёт нам веские основания рассчитывать на положительное решение этого вопроса. Причём я буду твёрдо настаивать на переводе в Департамент всей нашей команды – разумеется, из тех, кто этого пожелает. Момент как раз благоприятный: недавно на верфи Титана был построен новый исследовательский крейсер, сейчас он проходит испытания, которые, по моим сведениям, должны закончиться только через месяц. Так что у нас есть надежда заполучить эту новинку себе. Остальные наши уже написали рапорты о переводе в Исследовательский Департамент. Теперь решение за вами.

– А тут нечего решать, кэп, – нетерпеливо отозвалась Марси. – Конечно, мы тоже согласны.

Ну, положим, в ней я с самого начала не сомневался. Другое дело – Милош и Симон. С ними было сложнее.

– Говори только за себя, Хагривз, – строго заметил я. – Всё не так просто, ребята. Заниматься космическими исследованиями – это не гонять баржи от Земли к колониям и обратно. Вам придётся проводить в непрерывном полёте не каких-нибудь пару недель, а долгие месяцы. Готовы ли вы к такой нагрузке? Готовы ли к тому, что будете редко видеться со своими родными? Хорошенько подумайте, не спешите.

Марси порывалась было снова что-то сказать, но, повинуясь моему взгляду, промолчала. Симон смотрел в сторону и напряжённо размышлял. А Милош неторопливо заговорил:

– Скажу только за себя, кэп. Я уверен, что справлюсь. Думаю, шеф Штерн подтвердит это. После школы я уже не боюсь никаких нагрузок. А что касается родных… ну, мы-то и раньше виделись нечасто. А за последние два года – только один раз. Так что нет проблем.

В общем, я ожидал такого ответа. За годы учёбы дети-резистентные постепенно отдалялись от своих родных и близких, а порой и вовсе теряли с ними связь. Сначала семью нам заменяла школа, потом нашим домом становился корабль, куда нас направляли служить, а со временем мы обзаводились собственной семьёй и собственным домом – как правило, не на Земле, а в колониях, где чувствовали себя гораздо комфортнее. И в этом отношении недавним выпускникам было легче переносить длительные перелёты, чем большинству взрослых. Прежние их привязанности остались в прошлом, новые ещё не появились, и ничто не держало их вблизи населённых планет. Они были одинокими волчатами, из которых иногда вырастали матёрые одинокие волки – вроде меня…

А Симон всё молчал. Я жестом приказал Марси с Милошем выйти, затем мягко обратился к нему:

– Не стесняйся, Симон. Я всё прекрасно понимаю. Тебе будет лучше на колониальных маршрутах.

Он робко посмотрел на меня.

– Нет, кэп, мне будет лучше с вами. Мне нравится служить под вашим началом, вы хороший капитан, у вас хорошая команда. А с родителями я не виделся с тех пор, как поступил в школу. Они ни разу не навестили меня. Я думаю, им стыдно, что они отдали меня государству. Боятся, что я осуждаю их.

– Но ведь ты не осуждаешь?

– Конечно, нет. Все так поступают. Резистентные нужны всему человечеству.

– А знаешь, – произнёс я доверительным тоном, – мои родители чуть было не оставили меня в семье.

– Правда? Почему?

– Дело в том, что у нашей семьи много денег. Даже неприлично много. Может, ты слышал, как меня иногда называют богатеньким Буратино?

– Слышал, – подтвердил Симон. – И я знаю, что ваш дед – председатель правления «Мальстрём Индастриз», а отец – первый вице-президент корпорации.

– То-то и оно. Мои родители не нуждались ни в каких льготах и социальных кредитах, а сертификаты на второго и третьего ребёнка они могли купить без проблем. Я же был их первенец, наследник. Но в конце концов, и отца и мать удалось переубедить. Правительство пошло на беспрецедентный шаг и разрешило им иметь пятерых детей – а этого ни за какие деньги не купишь. Они просто не смогли устоять – и потому считают себя виноватыми передо мной. Я же, наоборот, никогда не простил бы им, если бы они не отдали меня в школу.

– Я, наверное, тоже, – согласился Симон. – В школе было трудно, но я не жалею. Я люблю летать к звёздам… хотя я плохой астронавт. У меня в дипломе написано… – он опустил глаза, – …«полевые операции». Но я… я не смогу…

– Ага! – понял я. – Так вот в чём дело! Ты из-за этого переживаешь?

– Да, кэп.

– Тогда не беспокойся. Никто тебя в десантники не запишет. Ты отлично готовишь, и этого достаточно. Даже более чем достаточно – особенно в дальних экспедициях. Чтобы ты знал, после капитана и главного инженера повар – самый важный человек на корабле. Я совсем не шучу.

Симон наконец улыбнулся.

– Тогда я тоже напишу рапорт.

В двадцать минут девятого вечера я явился в штурманскую рубку, где как раз заканчивали свою вахту Краснова и Гамбарини. В моём присутствии они произвели ещё один, последний за этот день прыжок и положили корабль с баржей в дрейф. Вызвав двигательный отсек, я распорядился перевести ходовые системы в режим ожидания, а затем по общей связи оповестил команду о завершении дневного перелёта.

Теперь оставалось только дождаться прибытия «Ковчега», но я решил не задерживать Краснову с Гамбарини и отпустил их, сказав, что сам с этим разберусь. Сегодня по расписанию был мой черёд нести ночное дежурство до полтретьего утра, после чего меня должен был сменить Йосидо – хотя корабль и находился в дрейфе, его всё же нельзя было оставлять совсем без присмотра.

Пожелав мне спокойного дежурства, Гамбарини сразу ушла, а вот Краснова даже не поднялась с пилотского кресла. Когда мы остались вдвоём, она повернулась ко мне и спросила:

– Кэп, ты уже поговорил с ребятами?

– Да, – ответил я. – Все трое согласились.

На её лицо набежала мимолётная тень.

– Это ухудшает наши шансы.

– Понимаю, – кивнул я. – Но иначе нельзя. Они – часть команды. Я уже не говорю о том, что именно Марси обнаружила «Ковчег», и с нашей стороны было бы свинством присвоить её заслугу.

– Что верно, то верно, – согласилась Краснова. – И всё же, кэп, ты отдаёшь себе отчёт, что как раз Марси вызовет у начальства больше всего возражений? В Исследовательский Департамент ещё никогда не принимали неопытных пилотов.

– Я знаю. Но намерен стоять на своём. Если же нам откажут, тогда каждый будет волен перевестись в Департамент в индивидуальном порядке. Сам я не стану этого делать.

– И зря. Тебя бы точно взяли.

– Да, теперь бы взяли. Исключительно благодаря «Ковчегу». То есть благодаря Марси. На это я никогда не пойду и приложу все усилия, чтобы в Департамент попала вся наша команда. Хотя… – Несколько секунд я молчал, взвешивая в уме, стоит ли затрагивать этот вопрос. В итоге пришёл к решению, что должен прояснить ситуацию до конца. – А как насчёт тебя, Ольга? Ты действительно хочешь перевестись в Департамент – или тебе лучше остаться на «Кардиффе» капитаном? Я уверен, что на этот раз тебя не обойдут с повышением и ты станешь командиром корабля. Правда, уже с другим экипажем.

Краснова в замешательстве отвела взгляд, а на её щеках проступил румянец смущения. На минуту между нами повисло неловкое молчание. Наконец она вздохнула и произнесла:

– Я думала об этом, кэп. Советовалась с Тео, и он мне сказал, что поддержит любое моё решение, но от службы в Департаменте ни за что не откажется. А значит, если я останусь на «Кардиффе», то наш брак распадётся – пусть и не де-юре, но де-факто. Ведь в самом деле, что это за семья, когда супруги видятся пару раз в год? Нет, я не хочу терять мужа.

– И ради него ты готова пожертвовать своей карьерой?

Краснова передёрнула плечами.

– А почему вдруг «пожертвовать»? Разве это можно назвать жертвой? Хотя не буду лукавить – я хочу командовать кораблём. Но не собираюсь добиваться этой должности любой ценой. К тому же совсем не факт, что быть капитаном грузового транспорта престижнее, чем служить старшим помощником на исследовательском корабле. А тем более – на таком корабле!

Она развернулась в кресле к пульту и вывела на вспомогательный экран изображение недавно построенного крейсера, о котором я говорил Марси, Милошу и Симону. У него ещё не было собственного имени, пока только серийный номер: SC-05132. По традиции Звёздного Флота, право назвать новый корабль предоставлялось его первому капитану.

Исследовательский крейсер SC-05132 был примерно таких же габаритов, как и «Кардифф», но выглядел куда более симпатично. Он имел идеальные обтекаемые формы, небольшие крылья и стабилизаторы, что позволяло ему с лёгкостью совершать аэродинамические манёвры в атмосфере. Грузовые трюмы, разумеется, отсутствовали; вместо них были отсеки с исследовательским оборудованием, а также ангар для челнока планетарного класса и трёх пятиместных посадочных модулей на гравитационном приводе. Усовершенствованные системы гипердрайва позволяли кораблю проходить тридцать пять парсеков за стандартный двенадцатичасовой рабочий день, что на двадцать процентов превышало норму «Кардиффа». Как и большинство судов Звёздного Флота, новый крейсер был рассчитан на экипаж из пятнадцати человек, но его система жизнеобеспечения могла стабильно работать и при вдвое большей нагрузке, а в жилом отсеке находилось ещё пять дополнительных кают для пассажиров, которые при необходимости запросто переоборудовались в двух– или даже трёхместные.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю