Текст книги "Небо, полное звезд"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4. Отпуск

Так получилось (а может, это вовсе не совпадение), что все известные нам планеты земного типа вращаются вокруг собственной оси примерно с одинаковой скоростью – и, соответственно, длительность суток на них не сильно отличается от стандартных двадцати четырёх часов. На Эсперансе эта разница и вовсе составляет сущий мизер – каких-то семь с половиной минут, чего организм совершенно не ощущает. Оставалось только приспособиться к местному поясному времени – ас этим у меня никогда проблем не возникало.

Вчера по прибытии на остров мы разошлись спать довольно рано, вскоре после восьми вечера. Первый раз я проснулся в четыре утра, но усилием воли заставил себя снова уснуть и выбрался из постели в обычные для меня семь часов.

Пунктом номер один в моём здешнем распорядке дня стояла утренняя пробежка. Перед этим я обычно звонил в прибрежный ресторан «Акапулько» и заказывал завтрак, который мне доставляли на флайере. В этот раз я по привычке тоже стал набирать номер ресторана, но вовремя сообразил, что раз у меня поселился Симон, то у него на сей счёт наверняка есть свои планы, и решил для начала проверить, чем он занят.

Дав видеофону отбой, я вышел из комнаты и спустился на первый этаж в холл. Там находилась Марси – вполне уже проснувшаяся, одетая не в привычную для меня флотскую форму, а в лёгкое клетчатое платье, которое смотрелось на ней весьма симпатично. При моём появлении она как раз занималась программированием домашних автоматов-уборщиков.

– Зря ты это, – сказал я ей после «доброго утра». – Здесь позавчера убирали. И будут убирать завтра. Я плачу коммунальным службам острова, чтобы они поддерживали порядок в доме, ухаживали за усадьбой, чистили бассейн и всё остальное.

– А мне просто интересно, – ответила Марси. – Раньше я убирала только в своей школьной комнате и в каюте на корабле. А в таком большущем доме… Мне очень хочется попробовать.

– Ладно, попробуй. Ты давно встала?

– В полшестого.

– Рановато. А Симон?

– Тоже. Сейчас он на кухне, готовит завтрак. Мы взяли ваш флайер – вы ведь не против? – слетали в порт и закупили продукты в супермаркете.

– Ага, – кивнул я, нисколько не удивлённый их прытью. – Заплатили со своих денег?

– Сначала заплатили. Но на стоянке нас догнал менеджер и спросил, кто мы… То есть он и так догадался, что мы прилетели с вами, а когда мы это подтвердили, он вернул нам все деньги и сказал, что покупки будут записаны на ваш льготный счёт. Вас тут очень уважают!

Я хмыкнул.

– Дело не в уважении. Просто это мой супермаркет.

Марси понимающе улыбнулась:

– Богатенький Буратино, да?

– Вот именно. – Разумеется, я не стал хвастать, что этот супермаркет составляет лишь малую часть моей собственности на Эсперансе. – Очень выгодно делать покупки у самого себя, верно?

Я прошёл на кухню, где колдовал Симон, поздоровался и спросил у него, что будет на завтрак. Оказалось – тушёный картофель с мясом и грибами, салат из креветок и, разумеется, кофе. Облизнувшись, я отправился нагуливать аппетит.

За полчаса я совершил пробежку вокруг нашего небольшого плато, по пути несколько раз останавливался, чтобы перекинуться парой слов с соседями, а вернувшись, ещё успел принять душ, прежде чем Симон подал нам завтрак. Затем, как я и обещал накануне вечером, мы втроём спустились к побережью и там, в Жемчужной лагуне, весьма приятно провели всю первую половину дня, купаясь и нежась в ласковых лучах солнца – озоновый слой Эсперансы был плотнее, чем на Земле, и пропускал гораздо меньше ультрафиолета.

Правда, поначалу Марси с Симоном немного робели и не рисковали удаляться от берега, хотя оба плавать умели – в Звёздной школе имелись бассейны, а зачёт по плаванию был обязательным. Просто им требовалось время, чтобы привыкнуть к такому обилию воды, ведь Симон прежде вовсе не видел моря, а Марси хоть и провела детство на острове Мелвилл, но то был остров на самом севере Канады, далеко за Полярным кругом, и вряд ли там кто-нибудь купался даже в самый разгар лета.

В конце концов они осмелели, постепенно стали отплывать всё дальше от берега, а позже мне удалось подбить Марси на заплыв через всю лагуну аж до песчаного бара, отделявшего её от открытого океана (Симон участвовать в этом отказался и наблюдал за нами с берега). Назад мы решили плыть наперегонки, и Марси едва не обставила меня – лишь на последнем рывке мне удалось её обогнать.

Когда мы вернулись на пляж, то обнаружили, что в наше отсутствие Симон завёл знакомство с несколькими мальчишками и девчонками лет четырнадцати-пятнадцати. У них сейчас были каникулы, и они сразу прибежали в Жемчужную лагуну, как только по острову разнеслась весть, что я привёз с собой двух сослуживцев-подростков. В отличие от землян и марсиан жители звёздных колоний относились к нам, резистентным, довольно доброжелательно. Многие, конечно, завидовали, однако их зависть преимущественно была беззлобной, не окрашенной в чёрный цвет.

Само собой, ребята пригласили в свою компанию и Марси. Она присоединилась к ним не слишком охотно и, не в пример Симону, чувствовала себя несколько скованно. Марси в целом неплохо ладила со взрослыми, но имела смутное представление о том, как держаться с обычными детьми своего возраста. Я прекрасно понимал её, ибо сам после школы был точно таким же.

Зато Симон не испытывал никаких проблем в общении со сверстниками, которые смотрели на него, как на героя. Он до того увлёкся, что даже позабыл о своём намерении приготовить нам обед. А когда вспомнил и стал торопить нас с возвращением, я твёрдо заявил, что сегодня мы будем обедать не дома, и через час отвёл его с Марси в ресторан «Акапулько». Отведав тамошние блюда, Симон вынужден был признать, что местные повара знают своё дело.

– Поэтому, – сказал я, – ничего страшного с нами не случится, если мы будем заказывать еду здесь. Сейчас ты в отпуске, Симон, так что расслабься и отдыхай.

Однако Симон так просто не сдался. После долгого спора он уступил в вопросе с ужином, позже мне удалось уговорить его отказаться от приготовления обеда, но вот в завтрак он вцепился мёртвой хваткой. В конце концов я понял, что дальнейших уступок от него не добьюсь, и согласился на такой компромиссный вариант.

А вечером мне позвонила Краснова и стала расспрашивать о моих подопечных в тайной надежде, что они уже надоели мне и я буду только рад от них избавиться. Но, к её огорчению, я заявил, что охотно позабочусь о ребятах до конца отпуска. Краснова очень любила детей, однако своих заводить не спешила, хотя муж постоянно её уговаривал. По всей видимости, она опасалась, что ребёнок помешает её карьере, и, надо сказать, имела на то веские основания. Руководство Звёздного Флота вообще неохотно назначало женщин командирами кораблей, а женщин с детьми – почти никогда…

На следующий день я устроил для Марси и Симона экскурсию по островам нашего архипелага, и заодно мы навестили четверых астронавтов-отставников, которые здесь проживали. А на вопрос Марси, собираюсь ли я повидать кого-нибудь из наших, я ответил отрицательно:

– Обычно во время отпуска мы не встречаемся. Предпочитаем отдохнуть друг от друга. Это тоже полезно.

Я, конечно, не стал говорить, что почти весь позапрошлый год проводил свои отпуска вместе со Сьюзан Грегори. Им это знать ни к чему. К тому же что было, то сплыло…

– Хотя иногда, – добавил я, – ко мне на денёк приезжают Краснова со Штерном, и мы устраиваем прогулку на яхте. Но не в этот раз – ведь яхты сейчас нет. А вы что, соскучились по ним?

– Нет, ещё не успели, – ответил Симон за двоих. – Нам и с вами хорошо.

– Да, – подтвердила Марси, – очень хорошо.

Третий день нашего отпуска начался с того, что с утра к нам явились местные приятели Симона и Марси. Они привели с собой ещё нескольких ребят, и на время мой дом превратился в некое подобие скаутского лагеря. Тут уж и Марси нашла точки соприкосновения со сверстниками: помимо бассейна, у меня в усадьбе был ещё корт, и она устроила такой себе мини-турнир. Из личного дела Марси я знал, что теннис был её коронным видом спорта, и два последних года она становилась чемпионом школы среди девочек.

Чтобы не мешать ребятам, я закрылся у себя в кабинете, включил компьютерный терминал и принялся просматривать текущую финансовую отчётность принадлежащих мне предприятий. Многие называли меня удачливым бизнесменом, но я не считал себя таковым. Я всего лишь вкладывал в экономику Эсперансы деньги – как свои собственные, заработанные на службе во Флоте, так и те, которые выделил мне дед, назвав это моей частью наследства. Конечно, я мог просто держать их на счетах в разных банках на нескольких планетах (так поступали многие астронавты), но лет шесть назад во мне взыграла семейная предпринимательская жилка, и я занялся инвестициями, которые неожиданно оказались весьма прибыльными.

После обеда вся молодёжь гурьбой отправилась на пляж. Симон предупредил меня, что они пробудут там до самого вечера, но оказалось, что он говорил только за себя. Уже через полтора часа Марси вернулась домой, немного поплавала в бассейне, чтобы смыть морскую соль (я видел это в окно кабинета), затем устроилась в шезлонге под сенью пальм и стала читать книгу.

С «Властелином Колец» она расправилась ещё на корабле, и эта трилогия ей очень понравилась. А по прибытии на Эсперансу, в первый же вечер у меня дома, Марси обнаружила в библиотеке целую коллекцию сиквелов и приквелов легендарной эпопеи. К моему удивлению, она выбрала не одно из нескольких продолжений, а историю времён ранней Арды – роман про Берена и Лютиэн, который сейчас и читала с огромным интересом.

Позже Марси перебралась из патио в гостиную, а я, покончив к тому времени с делами, присоединился к ней, включил тривизор и стал смотреть итоговый выпуск новостей из Эсперо-Сити, где уже наступил вечер. Кроме местных событий, рассказали также о происходящем в других колониях и в Солнечной системе. Центральным в этом блоке был репортаж о причастности федерального министра природных ресурсов к деятельности нелегального рудодобывающего картеля в Астероидном поясе.

Когда новости закончились, Марси растерянно взглянула на меня поверх книги и произнесла:

– Я уже заметила, что здесь говорят о Федерации всякие гадости. Почему так?

Я покачал головой:

– Это не гадости. К сожалению, это сущая правда… Гм. Впрочем, ты права. Это действительно гадости – но они творятся на самом деле.

Скажи ей об этом кто-нибудь другой, Марси наверняка возмутилась бы. Но за месяц службы на «Кардиффе» она привыкла доверять моим суждениям, поэтому просто спросила:

– А почему на Земле и Марсе об этом не говорят?

– Потому что нельзя. Запрещено. Федерация, конечно, более свободное государство, чем другие земные сверхдержавы, но до подлинной свободы ей далеко. А наши звёздные колонии по-настоящемусвободны, и они хотят знать всю правду,а не только то, чем пичкают землян и марсиан. Мы и снабжаем их этой правдой.

– Мы?! – изумлённо переспросила Марси. – Вы хотите сказать…

– Да, – подтвердил я, – в том числе и наша команда. В основном этим занимаются Йосидо и Гамбарини. Когда мы выходим на орбиту Земли или Марса, они подключаются к планетарной сети, связываются со службами новостей и получают оттуда чистые,ещё не прошедшие цензуру материалы – новости, статьи, репортажи, интервью.

– А это законно?

– Строго говоря, нет. Такие действия идут вразрез с требованиями «Закона о получении и распространении информации». Однако власти закрывают на это глаза. Лет двести назад они ещё пытались противодействовать – журналистов штрафовали, особо строптивых увольняли; астронавтов трогать не решались, зато чинили всевозможные препятствия. Но в конце концов пошли на попятную, так как колонии всё настойчивее требовали полной и объективной информации, а от урезанной попросту отказывались. Собственно, правительству от этого ни холодно, ни жарко, ведь все неподцензурные материалы уходят за много световых лет, а граждане Федерации так и остаются в неведении, что, к примеру, один из министров покрывает преступников. Да и для журналистов какая-никакая отдушина: пусть не перед миллиардами, так хоть перед миллионами они всё же могут говорить правду.

Марси отложила в сторону книгу и несколько минут молчала, рассеянно глядя на экран тривизора, где уже мелькали кадры погони флайеров из какого-то боевика. Я не мешал ей собираться с мыслями, так как понимал, что творится у неё на душе; тринадцать лет назад я и сам прошёл через это. Обычной земной девочке её возраста сейчас было бы гораздо труднее – ведь, к счастью, в Звёздной школе детей не пичкали пропагандой, из них воспитывали астронавтов, а не лояльных граждан Федерации. Кроме того, их учили самостоятельно мыслить, критически воспринимать действительность и вместе с тем – верить своему начальству. А для Марси начальством были не какие-то чиновники, не правительство в целом и даже не руководство Звёздного Флота; самым главным её начальником был я – её командир…

– Но почему? – наконец спросила она. – Почему на Земле не говорят правду?

– Потому что правда – пища для свободных людей. Но на Земле таких крайне мало – и не по чьей-то злой воле, а по чисто экономическим причинам. Даже в относительно благополучной Северной Федерации уровень жизни девяноста процентов населения критически низок. А бедный человек по определению не может быть свободным. Его волнуют совсем другие проблемы, ему плевать на свободу, и если он получит её, то немедленно променяет на кусок хлеба, на крышу над головой, на такую-сякую работу. На Марсе ситуация несколько лучше, но политически он полностью зависит от метрополии, которая навязывает ему свои порядки. А о независимости марсиане могут только мечтать – даже если чисто теоретически допустить такой вариант, то Марс недолго будет свободным, его тут же захватит Азиатский Союз. Примерно так же дела обстоят и с земными членами Федерации. Многие страны уверены, что самостоятельно они жили бы лучше – если бы не угроза со стороны азиатов, африканцев и джамахирийцев. По большому счёту, вся Северная Федерация держится на страхе. Это добровольно-вынужденный союз бедных для защиты от нищих. – Я понял, что для первого раза с Марси достаточно, и поднялся. – Ну всё, хватит этих разговоров. Лучше давай сыграем в теннис. Ты не против?

– Конечно, не против, – с явным облегчением ответила она.

Мы взяли ракетки с мячами и пошли на корт. Как я уже упоминал, в школе Марси была чемпионом по теннису, однако тамошние корты имели искусственное покрытие, а у меня был травяной газон, непривычный для неё. Правда, она уже имела возможность немного приспособиться к нему, играя утром с местными ребятами, но я сомневался, что этого было достаточно, и решил играть с ней не в полную силу.

Впрочем, уже первые подачи показали, что я недооценил Марси. Или, что вернее, переоценил себя. Я любил этот вид спорта, но никогда не был особо хорошим теннисистом; для этого мне недоставало скорости и проворства.

Первый сет мы отыграли на равных, и только на тай-брейке Марси мне уступила. Во втором она приноровилась к моим сильным, но слишком уж предсказуемым подачам и уверенно переиграла меня – я ничего не смог противопоставить её стремительным выходам к сетке и коварным резаным ударам. Без сомнения, в третьем сете меня ожидал полный разгром, но тут очень вовремя в небе над нами появился флайер, который начал снижаться, держа курс на посадочную площадку возле дома. Судя по раскраске, это была машина из прокатного бюро в местном аэропорту. Следовательно, гости ко мне прибыли издалека.

– Держу пари, это Краснова, – сказал я Марси, направляясь вместе с ней к дому. – Сама или с мужем. Видно, не удовлетворилась позавчерашним звонком, вот и решила нагрянуть без предупреждения и посмотреть, как вам у меня живётся.

– А разве у шефа и старпома нет своего челнока? – полюбопытствовала Марси.

– Вообще-то есть. Только не челнок, а небольшой суборбитальный самолёт. Но у них нет разрешения садиться где попало. Я, кстати, тоже не имею такого права. Только в аэропортах, а также за пределами десятимильной зоны от любых населённых пунктов. Ну и ещё – у себя во дворе.

Как оказалось, я поспешил с выводами. Когда флайер приземлился, из него вышли не Краснова со Штерном, а широкоплечий мужчина лет сорока в тёмно-синем мундире Звёздного Флота с погонами капитана второго ранга. Он размашистым шагом двинулся мне навстречу и по-дружески обнял меня.

– Привет, кэп.

Это сказал не он, это сказал я. А он ответил:

– Привет, Эрик. Давненько не виделись.

– Да, давненько. Почти уже год. Постоянно разминаемся. А ты когда прилетел?

– Три часа назад. Как увидел у причала твой «Кардифф», то первым делом решил навестить тебя. – Он перевёл взгляд на Марси, скромно стоявшую в сторонке. – Слышал, в твоей команде пополнение.

– Совершенно верно, – подтвердил я и представил их друг другу: – Третий пилот Марша Хагривз, которая предпочитает, чтобы её называли Марси. Капитан Андрей Бережной, командир корабля «Амстердам», где я служил до перевода на «Кардифф».

– Очень приятно, Марси, – дружелюбно произнёс Бережной, протягивая ей руку.

Она пожала её и вежливо ответила:

– Рада познакомиться с вами, сэр. Капитан Мальстрём много о вас рассказывал. Говорил, что именно вы научили его быть командиром.

Бережной усмехнулся и покачал головой:

– Эрик преувеличивает. Я ничему его не учил, он сам учился – на моих ошибках.

Мы прошли в дом, я приготовил для гостя его любимый мартини, себе взял холодного пива, а Марси удовольствовалась апельсиновым соком. Бережной стал расспрашивать о моих делах, я отвечал ему, сам задавал вопросы и одновременно ломал себе голову над причинами его внезапного визита.

Странным был не сам факт, что мой бывший капитан решил меня навестить. Напротив – я бы очень удивился, если бы он проигнорировал моё присутствие на Эсперансе и не заглянул ко мне в гости. С самого начала моей службы на «Амстердаме» Андрей Бережной покровительствовал мне, а со временем, несмотря на разницу в возрасте, мы даже подружились. Особенно в последние три года, когда он стал командиром корабля, а я – его старшим помощником. С тех пор, как я получил назначение на «Кардифф», мы виделись крайне редко, но это не повлияло на наши дружеские отношения – мы всегда были рады встретиться и пообщаться.

Однако меня озадачила поспешность, с которой Бережной заявился ко мне – сразу после рейса, даже не заглянув к себе домой, хотя наверняка навёл на станции справки и знал, что «Кардифф» отправляется в путь только через четыре дня. А кроме того, он даже не предупредил о своём прибытии, хотя ему ничего не стоило предварительно позвонить мне и договориться о встрече. Дело тут вовсе не в вежливости, просто был риск зря пролететь несколько тысяч километров и не застать меня дома (например, завтра я собирался свозить ребят в Эсперо-Сити, показать им и другие крупные города планеты). Чем больше я думал об этом, чем дольше говорил с Андреем, тем крепче становились мои подозрения, что с ним не всё в порядке. Но что именно – понять не мог.

Около шести вечера с пляжа вернулся Симон и, узнав, что у нас такой гость, предложил на сегодня отказаться от готового ужина из ресторана, а устроить барбекю. Его идея была единодушно принята, и оставшееся до наступления темноты время мы провели на лужайке перед домом, прожаривая на гриле кусочки сдобренного специями мяса и по ходу дела поедая их. Бережной был разговорчив, много шутил, то и дело вызывая смех у Марси с Симоном, и вообще строил из себя саму беззаботность, но я уже не сомневался – его что-то гнетёт. Притом очень сильно…

Когда наш пир на открытом воздухе закончился, мы навели на лужайке порядок, вернулись в дом и на десерт угостились яблочным пирогом с чаем. Потом Симон и Марси отправились в гостиную, а мы с Бережным прошли в патио и устроились на скамье возле бассейна.

В тропиках ночь наступает быстро, и к этому времени уже совсем стемнело, а в чистом безоблачном небе ярко зажглись звёзды. Несколько минут мы сидели молча, наконец Андрей немного меланхолично произнёс:

– Хорошие у тебя ребятишки, очень славные. Как себя чувствуешь в роли отца семейства?

– Неплохо, – ответил я. – Даже замечательно. Хотя честно признаюсь: когда мне сообщили, что все три вакантные должности на корабле займут выпускники, я аж за голову схватился. Думал, дадут максимум двоих, да и то один из них будет уже со стажем. Но теперь я ни о чём не жалею. Все трое – отличные ребята, а Марси с Симоном… ну, они стали для меня если не как дети, то как младшие брат и сестра.

– Да, – кивнул Бережной, – это сразу заметно. Счастливый ты человек! А я… – Он помолчал, а затем сказал тихо, почти шёпотом, но эти его слова прозвучали в моих ушах, как оглушительный раскат грома: – Эрик, меня зацепила «звездуха».

От неожиданности я закашлялся и потрясённо уставился на него. Наверное, мне следовало как-то отреагировать, например, спросить «Это серьёзно?» или «Ты уверен?». Но, огорошенный таким известием, я буквально онемел и не смог выдавить из себя ни звука – а что уж говорить об осмысленной речи.

«Звездухой» или звёздной болезнью астронавты называли между собой резкое повышение чувствительности к гипердрайву (лёгкая заторможенность мыслей в момент перехода, разумеется, не в счёт). Первым симптомом болезни являлись мигрени во время прыжков – поначалу слабые, едва ощутимые, но постепенно набирающие силу. С ними можно было бороться с помощью обезболивающих средств, и эту первую стадию болезни характеризовали словами «звездуха зацепила». Вторая стадия наступала, когда длительные полёты начинали вызывать расстройство сна, повышенную утомляемость, угнетённость, – и тогда говорили, что «звездуха подкосила». А третья стадия звёздной болезни сопровождалась галлюцинациями при гипердрайве и затяжной послеполётной депрессией; для этой стадии существовало выражение «звездуха добила». Конечно, даже добитые«звездухой» резистентные имели огромное преимущество перед обычными людьми: они всё же могли путешествовать к звёздам – либо накачанные обезболивающими и психотропными препаратами, либо погружённые в безопасную для жизни и здоровья форму анабиоза, гибернационный сон.

Первая стадия звёздной болезни не влекла за собой немедленной отставки, но это был чёткий сигнал готовиться к ней – промежуток времени между тем, когда «звездуха» цепляети когда подкашивает,редко превышал полтора-два года. В подавляющем большинстве астронавты помалкивали о своих мигренях, тешась надеждой на чудо, и руководство Флота уже давно с этим смирилось. Зато больных на второй стадии вычисляли очень быстро, и только считаным единицам вроде адмирала Лопеса удавалось ещё несколько лет водить медиков за нос.

Звёздная болезнь считалась недугом старости – две трети резистентных заболевали ею после шестидесяти, и лишь в одном случае из сотни она настигала человека до пятидесяти. А Бережному было всего тридцать девять лет…

– Давно у тебя началось? – осторожно спросил я.

– Уже четвёртый месяц, – мрачно ответил он. – Поначалу я убеждал себя в том, что ничего страшного не случилось и у меня просто побаливает голова. Но этот самообман долго не продержался. Боль становилась всё сильнее, и теперь, когда мы входим в прыжок, мой череп словно в тисках сжимает.

– Ты что-нибудь принимаешь?

– Ещё нет, но скоро, видимо, начну.

– А к врачу не думаешь обращаться?

Бережной отрицательно покачал головой:

– Ни в коем случае! Я вообще не собираюсь никому говорить… Только с тобой решил поделиться. Это получилось импульсивно – узнал, что ты на планете, сел в челнок и полетел к тебе. Рассудил так: застану дома – расскажу, а нет – так нет. Хотя теперь думаю, что рассказал бы в любом случае. Очень трудно держать всё в себе.

У меня чуть не вырвалось: «Да, понимаю», но я вовремя сдержался. Это были бы всего лишь дежурные, ничего не значащие слова. Чтобы по-настоящему понять Андрея, я должен был очутиться в его шкуре и испытать то, что испытывал он. Я же искренне надеялся, что меня минует чаша сия и проклятая «звездуха» не подрежет мне крылья на взлёте карьеры, а настигнет лишь в старости, когда я уже и сам захочу на покой…

– А когда тебя подкосит,ты и дальше будешь молчать? – продолжил я расспросы.

– Ещё не решил. Но, наверное, буду бороться до конца… А как бы ты сам поступил на моём месте?

Я пожал плечами.

– Не знаю, как бы я поступил, Андрей. Для этого нужно пережить то, что переживаешь ты. Однако здравый смысл подсказывает, что в таком случае ты совершишь большую ошибку. Это годится для стариков, которым уже нечего терять, но не для тебя. К тому же им легче скрывать симптомы второй стадии, а у здорового сорокалетнего мужчины они будут видны как на ладони. Тебя быстро разоблачат и попросту вышвырнут из Флота; тогда ты сможешь летать на звёздных кораблях только в качестве пассажира. А тебе слишком рано списывать себя в расход – ты далеко не первый, кого так рано одолела звёздная болезнь, но не было ни одного случая, чтобы третья стадия наступила до шестидесяти. Так что ты ещё долго будешь оставаться в строю… – я на секунду замялся, – …разумеется, при надлежащем соблюдении врачебных рекомендаций. Если ты не сваляешь дурака и своевременно сообщишь начальству о своих проблемах, то тебя переведут в Отряд испытателей.

Бережной невесело рассмеялся:

– Ха! Отряд испытателей! Там и так толпа народу, а новых кораблей мало. На всех не хватает.

– Тебе хватит, – заверил я. – Если не ошибаюсь, сейчас в Отряде нет никого моложе пятидесяти. Поверь, ты будешь самым востребованным из них: с одной стороны, у тебя большой опыт, а с другой – ты достаточно молод, что немаловажно для такой ответственной работы. Ведь везде, кроме Звёздного Флота, испытатели считаются элитой, ими становятся лишь лучшие из лучших, и только у нас одних, из-за хронической нехватки лётного состава для регулярных рейсов, всю новую технику испытывают ветераны предпенсионного возраста.

Бережной тяжело вздохнул.

– Я всё понимаю, Эрик. Ты говоришь правильные слова, но… Чёрт побери! Я так надеялся попасть в Исследовательский Департамент, мечтал летать к далёким, неизученным звёздам… Мы с тобой вместе мечтали, помнишь? – Он с горечью усмехнулся. – А теперь мои мечты низвелись до того, чтобы подольше оставаться на грузовых маршрутах.

Что тут я мог сказать? Разве только посочувствовать. Но Андрей не нуждался в сочувствии – ни в моём, ни в чьём-либо другом. Он просто хотел поговорить со мной, как с товарищем и коллегой, и меньше всего ожидал от меня ахов да охов, скорбных покачиваний головой, слов утешения. Ему это было ни к чему.

Бережной запрокинул голову и устремил свой взгляд в полное звёзд небо.

– Как всё-таки неправильно устроен мир, – отрешённо, без всякого выражения, произнёс он. – Неправильно и несправедливо. Я говорю не о себе, а обо всех людях. О тех, которые теснятся на Земле. О тех, которые мёрзнут на Марсе. И даже о тех, которые благоденствуют в звёздных колониях. Все они – заключённые, их тюрьмы – их планеты, где они обречены провести всю свою жизнь… А представляешь, чего бы мы достигли за последние четыре века, не будь этой проклятой проблемы гипердрайва?

– Представляю, – ответил я. – Мы бы уже заселили добрую сотню планет. А может быть, две или даже три сотни. Чувствовали бы себя хозяевами в Большом Космосе, а не робкими гостями. Десятки тысяч наших кораблей бороздили бы просторы Галактики, заглядывая в самые отдалённые её уголки. А возможно… – Я немного помолчал. – И не просто возможно, а скорее наверняка некоторые планеты воевали бы друг с другом.

– Пусть и так. Пускай воевали бы. Всё лучше, чем эта стагнация. Развитие человечества всегда сопровождается конфликтами – увы, такова наша природа. Однако сейчас мы не развиваемся, не движемся вперёд, а самое большее – ползём. Причём ползём так медленно, что этого нам едва хватает для выживания как вида. Без колоний, без их продовольственных поставок Земля уже умерла бы. Но рано или поздно она всё равно умрёт, а когда-нибудь и все нынешние колонии повторят её судьбу, передав эстафету следующим колониям. Так мы и будем расползаться по Галактике, оставляя после себя мёртвые планеты. Разве это правильно?

Я не ответил. Вопрос был чисто риторическим.