Текст книги "Дубль два. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Олег Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10
Невозможный рельеф

За завтраком, тихим и почти что семейным, где всем нашлось место за столом и блюдо по душе, болтали о пустяках. Алиса говорила, что надо заехать в детский магазин. Лина искала в смартфоне ближайшую аптеку или хозтовары, потому что Лачей, о которой вчера говорил Болтун, оказалось озеро под Каргополем. И если здесь, в городе, комары лютовали за дверью и окнами с самого утра, то там, наверное, без репеллентов можно было сразу в землю закапываться, самим. Ося и Сергий учили Павлика, как видеть то, что скрыто. Такая вот милая лёгкая утренняя игра для детишек – Хранитель прятал в кулаке под столом какую-то вещь и просил племянника назвать её. Когда тот, после двух первых ошибок, начал называть соску, ложку и платок, я едва не подавился яичницей. И присоединился к игре. Племяш уделывал меня по очкам, довольно и заливисто хохоча. А потом вдруг повернулся ко входу и сказал вслух:

– Ась, Ико́я!

Речью же это прозвучало как «здравствуй, Никола!». В раскрывавшихся дверях как раз появился Мастер. Ну как, как они это делают?

Судя по внешнему виду, пират не спал. По тому, как захрустела у него на зубах горбушка ржаного – и не ел. Глаза с белка́ми, покрытыми густой красной паутиной капилляров, предположение подтверждали.

– Какие новости, Никола? – словно между делом спросил его Сергий, откладывая игрушки.

– Пора, – отозвался однорукий, продолжая экономить слова.

– Ну, пора, так пора. Закругляемся, мальчики и девочки. Долго ехать-то? – вставая, уточнил Хранитель.

Мастер, пивший в это время чай, неторопливо, по-северному, сделал три глотка, поставил чашку на стол и показал деду три пальца на единственной правой руке: указательный, средний и безымянный. Потом, будто подумав, разогнул и мизинец.

– Три с половиной часа. До обеда, глядишь, и успеем. Есть детские магазины по пути, чтоб работали? – под этот вопрос Алиса энергично закивала.

Николай в ответ покачал головой. Затем изобразил что-то вроде того, как расправляет на столе пергамент и пишет на нём остро очиненным гусиным пером. Мне, по крайней мере, показалось именно так. Представить в этих пальцах авторучку или даже карандаш не выходило, хоть тресни. А ещё подумалось о том, что такую пантомиму не сможет понять тот, кто умеет читать мысли и слышать Речь. И Мастер сразу стал ещё загадочнее.

– Напишешь список необходимого, внучка. Как говорят Ниолины коллеги, «были бы гро́ши – а остальное купим в ближайшем порту»! – бодро сообщил Сергий.

Судя по тому, как глянул на него пират, по его дрогнувшему было углу рта, изначально фраза звучала чуть иначе. И там явно было что-то про меч, нож, копьё или топор. А вот про «купим» – ни слова. С оскаленной в рёве хищной пастью, с оружием в руках, летящим над водой меж бортами на палубу чужого торгового судна Болтун виделся ярко, живо, по-настоящему.

Ниссан Патруль встречал там же, где оставил нас вчера – сбоку от главного входа. Покрутив головой, я заметил камеры над крыльцом. Вот поэтому нас и облаяла сперва гостиничная Лизавета – на её мониторах не было видно, кто и на чём нас доставил.

Машина была похожа на хозяина. Не в смысле готовности прыгать с топором на врага, хотя, пожалуй, что-то такое тоже сквозило. Было видно, что по крышу заляпанный мхом и грязью автомобиль не проспал всю ночь в тёплом гаражном боксе. Хотя, этот вообще вряд ли знал о таких роскошествах. Я пригляделся к борту и рельсе подножки. Судя по увиденному, нам предстояло ехать по болотам и форсировать неглубокие ручьи. Значит, болтать будет сильнее, чем вчера.

Пресловутый Каргополь вообще не запомнился – его пролетели какими-то огородами и закоулками, одинаково похожими на окраины Белозёрска и Вытегры, выскочив сразу на мост через Онегу. А потом снова началось издевательство вместо дороги. Но длилось не так долго, как хотелось бы. Потому что за издевательством начались пытки.

– А долго ещё? – жалобно спросила сестра, в очередной раз треснувшись головой о стекло справа. И, кажется, прикусив язык.

Капитан наш никак не обозначил, что услышал вопрос. Он был занят тем, чтобы организовать второй за краткий промежуток времени проход в непроходимые дебри. Перед нами не было ни колеи, ни тропки. Знающий зверь, много, сильно, памятно битый, подходил к лёжке каждый раз с новой стороны.

– За час доберёмся, – ответил Речью Ося. Его стеклянный дом плясал в плотно сжатых ладонях Хранителя, так и норовя выскочить и разлететься на осколки в этом скачущем безобразии.

Патруль осторожно, вроде бы, но с заметными усилиями продирался по редколесью. Озеро Лача давно осталось за спиной. Слева и справа чувствовались, а иногда сквозь лесок и виднелись, болота, таящиеся за ивняком, рогозом и багульником. Видал я такие, правда, поменьше гораздо. Шагаешь себе с ведёрком с кочки на кочку, и тут – оп! И по пояс в мутной чёрной жиже. В этих же краях, с поправкой на размеры трясины, вряд ли удалось бы отделаться такой глубиной.

– Это кто ж тут так спрятался? – поинтересовался я у Древа, когда машина на пару секунд замерла, дав мне возможность найти нашу точку-коннектор на его сфере.

– Представления не имею, – отозвался Ося тут же. – На-ка, глянь. Вдруг у тебя мыслишка какая появится? Вряд ли, конечно, но разве что чудо…

Я хотел было ответить, что для почти двухнедельного вполне себе справляюсь, но тут посыпались «картиночки». И стало вовсе не до разговоров.

В окрестных болотах, под ряской, слоями воды, сырого торфа, снова воды, между переплетёнными многоярусной паутиной кореньями, висели тела. Люди, звери большие и мелкие. На глубине таились чудища, похожие на подводных динозавров, но их разглядеть хорошо не получалось. К счастью.

Прямо по ходу нашего движения, на заросших пустырях, с трудом различимых в сплошном бурьяне и каком-то дурном редком хилом лесу, виднелись следы человека. Выжженные проплешины, давным-давно отвоёванные природой обратно. Заболоченные дороги и тропки, по которым Бог знает сколько лет не ступала ничья нога. Разваленные древние очаги. Рассы́павшиеся в труху избы. И могилы. Слишком много могил. А посреди них, еле различимая за деревьями, старая не то церквушка, не то часовня, с давно упавшим или сбитым крестом. А под ней…

– Что это⁈ – я от неожиданности даже выпустил ручку, за которую держался, едва мы съехали с насмерть разбитого просёлка в лесную целину. Патруль тут же игриво, по-дружески, подтолкнул меня бортом под рёбра. Кажется, что-то хрустнуло.

– Любимая игра двуногих это, Яр. «Убей непохожего» называется. Тут жили те, кто слушал голоса камней. Те умели погоду подсказывать. Кто поумнее – понимал по ним, когда рыбу ловить, когда хлеб да репу сеять, – монотонно говорило Древо. – Потом пришли те, кто верил в подземных драконов и карликов, которым надо было девок в болота отправлять. Потом – огнепоклонники. Потом те, кто верил в Великое Светлое Небо. Или в Великого Медведя, не важно. И все, каждый следующий, норовили извести предыдущих. Без пощады, без жалости, под корень у самой земли. Мол, чего их жалеть – они ж нелюди? Странное вы племя, человечки. С каждым поколением всё больше и больше вас нарождается, и с каждой новой войной вы друг друга всё больше и больше убиваете. И плодитесь заново. И верите в новое. Из раза в раз одно и то же…

– Человек должен во что-то верить, – проговорил я, даже не пытаясь сосчитать спрессованные за тысячелетия слои тел, что лежали под холмом.

– А чего бы с себя-то не начать? – горько, кажется, спросило Древо. – Вон, один давеча в петлю лез. А теперь телепатическим общением владеет, полупокойников воскрешает, монстров под ил убирает да предвечные сущности возвращает к жизни. И всех делов-то – в себя поверил.

Я молчал. Молчал, когда Патруль, кряхтя, повернул направо, увозя нас вдоль изгиба болота подальше от страшного холма. Молчал, когда Энджи, рискуя расшибиться, отпустила сидение и вместо него взяла меня за руку, пытаясь заглянуть в глаза. Спорить с Осиной было глупо всегда. Сейчас – тем более.

– А почему мы ещё не все поголовно стали чёрными? Я так понял, спор могло бы хватить на всех давным-давно, – всплыл сам собой долго мучивший меня вопрос.

– А по тому же самому. Если все в одно и то же верить станут, одному и тому же служить – им, чёрным, жрать нечего станет. Передохнут от бескормицы по большей части, – буркнул Ося.

– Почему? – рядом с ним можно было не опасаться задать идиотский вопрос. Потому что все они, наверное, с его точки зрения и высоты прожитых лет были идиотскими. Но против ожидания он не стал брюзжать, а пояснил вполне спокойно:

– Они энергией питаются. Но такой, полуфабрикатной, что ли. Чистая Ярь – яд для них. А всё, что по накалу ниже – деликатес. Любви и злобы избегают, потому что от них до Яри чуть-чуть совсем. Тоска, печаль, горе, стыд, зависть – вот их основной рацион. А самое сладкое – отчаяние и бессилие. Потому что от них до Яри дальше всего. Чёрные, те, что выше третьего ранга, на эмоции вообще не способны. Механизмы они больше, чем люди уже. Те, что пониже – уверенные в себе, дерзкие, бойкие, наглые. Любовь в нормальном смысле слова их не интересует. Страха мало испытывают – говорю же, уверенные чересчур. А сами они для паразитов, что из спор вылупляются – смертельный яд. Такая вот хитрая придумка. Не будь вас, обычных – давно бы на голодном пайке сидели. Вот и выводят всё новые и новые способы, как бы и ужалить побольнее, и насмерть не убить. Падлы.

Ниссан переваливался на корнях и кочках, норовя того и гляди залечь на бок. Пират уверенно крутил штурвал. Я только сейчас заметил на обивке руля глубокие вмятины и борозды от его «хваталки». Обогнув невесть откуда взявшийся островок высокого, делового леса, мы выбрались на прогал, узкий язык твёрдой и условно ровной поверхности меж двух болот. Который упирался прямо в гору.

Ясно, что горам в этих местах, среди топей и лесов, делать нечего. Но рельеф поражал. Наверное, непривычностью и неожиданностью – после часа попрыгушек по болотам такое увидеть не ожидаешь точно.

Перед капотом высились, приближаясь, здоровенные ели, уходившие, казалось, в самое небо. Они росли по холму или небольшой сопочке так плотно, как в самом дремучем из когда-либо виденных мной ельников. Нижний ярус, кольцо деревьев, что окружало возвышенность, ветвями касался мха. Повыше росли те, у кого едва ли не до середины тянулись ровные, чистые стволы без сучков – никогда прежде такого не видел. Причём, задние ряды будто нависали над передними, протискиваясь между вершинами и ветвями. Холм казался огромным ощетинившимся ежом.

Патруль замер, не доехав до ближних елей метров десять. Мастер в своей всегдашней манере молча выбрался из-за руля, покрутил торсом, разминая спину, и, обойдя вездеход, начал выгружать из багажника на мох наши пожитки. Следом за мешками выбрались и мы с Энджи. На ровной поверхности было непривычно. А конкретно в этом месте – ещё и неуютно. Казалось, что лес изучает нас без всякой приязни, как что-то новое, неожиданное. Что вполне может оказаться угрозой. Поэтому это лучше сразу убить. Судя по тому, что Лина постоянно старалась встать так, чтобы между ней и ёлками был я, а Алиса юркнула за спину Сергия, я в этих ощущениях был не одинок.

– Держитесь, – обронил Николай из окна, заводя машину. И уехал, переваливаясь, по своей же колее. Оставив нас на тонком мостике ровной земли, покрытой тёмно-зелёным коротким и мягким мхом. Посреди двух болот и перед холмом, смотреть на который по-прежнему было неуютно. Как на ДОТ, внимательно разглядывающий незваных гостей стволами пулемётов из каждой бойницы. Или из-за каждой ветки.

– Если я хоть что-то ещё понимаю, Ось, то переть нам туда дуриком – верная смерть? – спокойно спросил дед, снова протянув мне ладонь, стоило только закурить. Угостил и его.

– Правильно понимаешь, Серый. Нам и тут, в принципе, никаких проблем загнуться, – Древо ответило почти без паузы. Но лучше б вообще не отвечало.

– Мох? – уточнил Хранитель, оглядываясь по сторонам.

– И мох, и травы, и корни, и ветви ближние. Вон та ёлочка-иголочка, зелёная-колючая, что чуть наособицу стоит, шагов на двадцать иглы мечет без промаха.

Я не стал присматриваться, о каком именно дереве он говорил. Просто сдвинул локтем Лину за спину. Дед чуть повернулся и широкой спиной полностью закрыл сестру и Павлика.

– А если по следам, по колее, обратно двинуться? – на всякий случай уточнил я. Стоять тут, как в тире, перед незнакомыми ёлочками, было очень не по себе.

– Так потонем. Гляди-ка вон, – ровно сообщил Ося.

В это время тот «язык» твердой земли, по которому привёз нас сюда Мастер, разошёлся поперёк метрах в ста от холма, примерно посередине. Наш край стал на глазах смещаться вправо, противоположный – влево, как секции наплавного моста. Через несколько минут мы оказались на острове. Не сделав ни шагу.

– Красиво. Правда, здо́рово сделано. Старая школа, уважаю, – Ося, кажется, восхищался тем, что шансов выжить у нас с каждой минутой становилось всё меньше и меньше.

– Корни? – недоверчиво спросил Сергий, внимательно глядя на промоины-омуты, что на глазах затягивались ряской. Раньше общительнее был. Поездил с Болтуном, называется.

– И корни тоже. Тот, кто нас сюда позвал, сильнее меня. Гораздо сильнее. Даже стой я на месте, в своём лесу, на своей земле. Тут, если я верно чую, как бы не тысячу лет никого, кроме пары-тройки Мастеров не бывало. Ты смотри, в округе пожары, усобицы, резня да разбой – а тут, как в санатории. Воздух свежий, комаров нет, – я не мог понять, издевался он, или серьёзно говорил.

– А холмик-то непрост, ох и непрост. Девять колец защитных я вижу. И, наверное, ещё с десяток – не вижу. Если Древу здешнему никто столько времени не мешал – от кого ж оно так спряталось да затаилось? За трижды семью кольцами схоронилось?

В Речи Осины прибавилось Яри. Павлик заёрзал на руках у матери, недовольно гугукая. Лина вцепилась мне в рукав. В прошлый раз Древо вещало так размеренно, давая Мастеру клятву, что мы приехали с миром. Которую тот, видимо, привёз именно сюда. И которая, кажется, не убедила здешних хозяев открыть нам двери.

– Выпускай меня, Серый, – Древо промыслило эти три слова Речью, в которой уверенность соперничала с обречённостью.

– Как? – ахнул Сергий вслух.

– На землю. Ноги затекли, – ну, начинается. Дерево-юморист – это именно то, чего нам и не хватало для полного счастья в этой далёкой, опасной и безвыходной таёжной заднице.

– Ося, – голос Сергия чуть дрогнул.

– Давно Ося! Делай, что говорено, Серый! – снова нажало Ярью Древо. Павлик захныкал, и Алиса начала покачивать его, приговаривая что-то успокаивающее. Кажется, чисто автоматически. Потому что сама смотрела на деда, уставившегося на банку в руках, едва ли не с ужасом.

Хранитель осторожно опустился на колени. Левой рукой накрыл горлышко, а правой стал бережно переворачивать Осин домик, следя, чтобы росточки не помялись или погнулись. Когда каждый из трёх стволиков-черенков разместился между пальцами, Сергий отставил банку, положив правую руку поверх комка земли, белые ниточки корней в котором, шевелясь, на глазах втягивались внутрь. Перевернув Древо замершими листиками вверх, дед вытянул руки перед собой. Мне показалось, что я заметил слёзы в его глазах. По сфере его, привычно красно-белой, протянулсь синие стрелы тревоги. Между ладонями, вокруг корней Осины, разгорался ярко-алый шар.

– Помогайте, ребятки. Угостим Осю на дорожку, – выдохнул Хранитель.

Я шагнул ближе, встав чуть левее, и положил правую руку ему на плечо. Лина тянулась хвостиком, не выпуская моего рукава. С другой стороны подошла Алиса, подняв повыше Павлика, как на кадрах старых фильмов, где матери протягивали младенцев вождям и удачливым полководцам за благословлением.

Мы с племянником, кажется, «включились» одновременно. Шар меж ладоней Хранителя сперва чуть просветлел, едва ли не до кораллово-розового, и тут же насытился ярко-красным, густым, тяжёлым, как старое вино. Не знаю, о чём думали Сергий и Павлик. Я «отдавал» уважение, восхищение и благодарность. За знания, которыми делилось Древо, пусть и в своей манере. За возможность слушать и учиться. И за то, что помогло мне спасти Лину. Моего ангела.

Судя по лицам, на которых светились добрые улыбки, Ося каждому нашёл персональные слова поддержки. Я начал было переживать за пустоту и тишину в своей голове.

– Хорошо прокатились. Надо будет повторить при случае, – Речь Осины будто звенела от напряжения. Хотя, скорее, от какого-то шалого куража. Вот уж чего не ждёшь от предвечного Древа.

– А что мы, по-твоему, неживые что ли? Пусть по-другому, но чувствуем, мыслим, – энергия переполняла его.

– Будь сильным, Странник. Семью береги, семья – святое. Любовь храни – она бесконечные силы даёт. И Землю береги. Ярью богатые, богатыри по-вашему, наперечёт у неё всегда были. Многое дано тебе взамен отнятого, Яр. Цени. И никогда ничего не бойся. Это скучно и неинтересно, запомни! Страх убивает интерес, кураж и волю. Раз поддашься, другой – и не заметишь, как чёрные паучьи лапки уже держат вожжи в твоей голове.

Шар в руках Хранителя полыхал насыщенным красным, как хрустальная вазочка с вишнёвым вареньем на подоконнике, под лучами восходящего солнца, когда блики от неё рассыпаются по всей кухне. Он начал пульсировать, с каждым разом становясь чуть больше в размерах. И с одним из ударов, шестым или восьмым, резко, взрывом, увеличился, заполнив собой всю сферу Осины. Мы стояли в самом её центре. И это было непередаваемо.

– Шабаш, други! Уважили, так уважили. Серый, верни, что взял! – Речь Оси гремела, отражаясь, кажется, от затихшей перед нами тёмной чащи.

Хранитель бережно установил его на мох, осторожно разведя руки, следя, чтобы не качнулись, не наклонились молодые побеги бесконечно старого Древа. И, усевшись рядом, начал расшнуровывать кеды. Мы с девчатами смотрели на деда, решительно ничего не понимая.

Отставив в сторону обувь, Сергий сдвинул ступни вместе и протянул к ним руки ладонями вверх, сдавив локтями колени. Большие пальцы ног его почти касались листьев Осины. Пару секунд не происходило ничего. А потом мне показалось какое-то странное движение под кожей на левой ступне. Будто одна из синих узловатых вен шевельнулась, пробуя устроиться поудобнее. Или вылезти наружу.

Тонкие бледно-зелёные иголочки показались одновременно над кожей на ногах и над самым центром каждой из ладоней. Бывшая одно время увлекалась хиромантией, и я легко опознал линии ума и сердца, виденные как-то в её роликах, где одни звонкие бабы учили других по сети древнему ремеслу с двусмысленным названием. У деда эти линии, казалось, заплетались в косу.

Поднявшись сантиметров на десять, странные ростки потянулись к тем, что сидели в комке земли прямо перед ними. Набрав ещё столько же длины, склонились и переплелись вершинами с комлями трёх побегов, на которых запульсировали-затрепетали мелкие глянцево-зелёные листочки.

Бледная окраска «новеньких» быстро, на глазах, набирала привычный цвет. Сперва соединились крайние – вновь укоренившиеся срослись с тёмными стволиками так, что их и различить стало невозможно. А после левый и правый побег будто обняли с двух сторон средний, закручиваясь в спираль. Танец листочков, ставших размером уже с пятирублёвую монету, завораживал. Он закончился через несколько минут. Перед нами стояло деревце Осины, примерно с локоть высотой, но абсолютно узнаваемое: корни, ствол, ветви на нём. И было видно, что это – не уродливый карлик-бонасай, выращенный в неволе, а свободное Древо, способное вырасти до колоссальных размеров, дай только срок.

Бледный Сергий шнуровал кеды. Крови на ногах и руках почти не было. От лица она тоже отхлынула. Зато синих молний на сфере заметно прибавилось.

– Помните мои наказы, человечки! Что бы ни случилось – помните! – грохнула Осина так, что мы все вздрогнули разом.

– Гость в дом – радость в дом! Принимай, хозяин! – пронеслось, кажется, над всей округой с бесшабашной, залихватской удалью. И это были последние слова нашего Древа.

Мох под комом земли пополз в стороны. Лина и Алиса отпрыгнули с визгом, будто увидев под ногами гадюку. Мы с Сергием вглядывались вниз так, словно очень хотели её увидеть. И раздавить. Но змей не было. Была чистая рыхлая земля, гораздо темнее, кажется, чем та, что виделась по дороге в оврагах, отвалах и канавах. По границе мха, образовавшей круг диаметром около полуметра, показались корни, похожие на еловые. Они, будто танцуя, устремились вверх, поднявшись над вершиной кроны маленькой Осины. Склонились к центру, сделавшись похожими на сетку меридианов на глобусе. После от каждого стали расходиться в обе стороны веточки-ростки на одинаковых уровнях, создав и сетку параллелей. Плетёный «глобус» продолжал выпускать тонкие побеги, становясь всё больше похожим на закрытую сплошную полусферу. Или сферу, потому что, скорее всего, конструкция была симметрична и над, и под землёй. Или на ко́рзинь, в котором я впервые увидел Сергия. Только маленький. Детский. И от этой мысли стало холодно.

Мы неотрывно смотрели, как «глобус»-ко́рзинь, чуть поворачиваясь по часовой стрелке, углубляясь, уходил под землю. Сквозь плотное, сплошное плетение корней Осину видно не было, но мне казалось, что Древо смотрит на нас, оставшихся здесь, как капитан с мостика идущего ко дну корабля: торжественно, гордо и спокойно, с чувством до конца выполненного долга. И от этого стало ещё морознее.

Земля чуть поднялась в месте, куда всосало капсулу с Осей. Потом немного просела, сравнявшись по уровню с окружающей полянкой. И затянулась тем самым пугающим самодвижущимся мхом.

– Ося тю-тю! – жалобно, со слезой в голосе прошептал Павлик.

– Прав малец! И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли, – хриплый голос со стороны чащи будто кипятком ошпарил.