Текст книги "Дубль два. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Олег Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9
Истории за гранью понимания

В город под названием Вытегра въезжали в полной темноте. Белые ночи, красота и легенда Русского Севера, закончились, темнело раньше. Мастер Николай, как оказалось, Речью владел – он и рассказал. Правда, что мысленно, что вслух, больше пяти слов подряд я от него не слышал. Поморы – народ обстоятельный, неболтливый. Его ответ на Алискины вопрос: «А белые ночи когда?» меня в этом убедил окончательно: «Всё». Ни звука, ни движения, ни эмоции лишних. Видимо, Север наш к энтропии не располагал.

Когда Лина, будто бы начавшая чуть приходить в себя, спросила про маршрут, ответ был сходный: «Вытегра». И когда она нашла в Алисином смартфоне две гостиницы с неплохими отзывами и предложила ехать в одну из них, лаконичность Мастера не подвела: «Чёрные». Больше с разговорами к однорукому из нас никто не лез. Но мне казалось, что они продолжали переговариваться с Сергием и Древом. Хорошо, когда есть возможность такого мультиканального общения. Её-то я и решил использовать, пока Патруль вперевалку полз по откровенно отвратительной гравийке.

– А про какую колыбель-реку, племени нашего исток, речь шла, когда Вяза в ясли везли? – обратился я к привычной уже точке на сфере Осины. Судя по однотонным узорам на ней, Древо было гораздо спокойнее, чем тогда, на Вазузе.

– А про воспитание и вежливость слыхал чего-нибудь? Лезет он, ишь ты, с вопросами, – отозвался Ося брюзгливо. Но мне снова почуялась фальшь.

– Ой ты гой еси, красно деревце, не вели казнить, – начал было я, но тут же был перебит.

– Не кривляйся, Страннику не к лицу. А река там так и называется: Искона. Знаешь слова «кон», «покон», «закон»?

– Знаю. А почему именно там? – осторожно, как сапёр, продолжал разговор я.

– Там Перводрево росло. Ну, одно из них, – уточнил Ося, заметив, как я дёрнулся, всем туловищем обернувшись к той точке, через которую была связь. – На плитах земных было по одному-двум родоначальным Деревам. Потом уж и мы понаросли. Из старших сейчас никого уж не осталось, – горечь его была слышна даже в Речи.

– Чёрные? – без нужды уточнил я, сразу пожалев, что не владею лаконичностью поморов. Те бы точно промолчали.

– Нет, синие! Ну что вот за ерунду-то спрашиваешь⁈

– Прости, Осина, волнуюсь, вот и туплю, – честно ответил я, – с вами говорить – как из источника мудрости пить, да большими глотка́ми сразу. Трудно с непривычки.

– Ну так и нехрена в три горла́ хлебать-то, – буркнуло Древо.

– Потому и спешим, что не вечно мы, человечки, – задумчиво ответил я словами Шарукана.

– Это да… Кого-то небесным огнём, метеоритами пожгло, давно ещё. Очень давно, – задумчиво и неспешно начал Ося, – а остальных – да, чёрные. А то Древо Вальхией звалось. У вас, двуногих, только и памяти о нём осталось, что Дворец Убитых, Вальхол, у северян, да название ольхи теперь…

– А ольха-то каким боком? – удивился я. Лина смотрела на меня, не отрываясь, явно чувствуя, что я занят какими-то другими делами, хоть и сижу напротив, держа её ладонь в своих. Да, со стороны я явно смотрелся полоумным – эти движения глаз, мимика, вздрагивания. Учиться ещё и учиться.

– Древесина на срезе краснеет. Сок кровь вашу напоминать начинает, как подсыхает. У Вальхии так же было. Их очень давно на Земле нет, а память, вишь ты, хоть и кривая – а осталась.

– И здесь, у нас, росло одно из двух Перводревов?

– Перводрев. Ты русский язык в школе мимо проходил, что ли? Да, чуть дальше того места, где мы Вяза оставили. Второе на востоке далеко. Мамонтовым деревом у вас его потом звали. На его останках как раз и выросли племена, что сюда, к вам, лет семьсот назад наезжали молодую поросль дожигать. Про Вяза помнишь же?

Я непроизвольно сжал руки так, что Лина ойкнула. Такое забудешь, пожалуй. Голова Хранителя Клима будто снова глянула на меня ужасными мёртвыми глазами без век. Глубоко вздохнув, я успокаивающе погладил Энджи по ладони. На ней краснели пятна от моих пальцев. Синяки, наверное, будут.

– Помнишь, вижу. Вот с Вальхией хуже было. Много хуже. Там по сию пору место страшное. Ни подойти, ни подъехать тем более. К истоку Исконы-реки не всякий Хранитель доберётся, про Странников-то не говорю уж. Хотя, слух был от Дуба того, что с Радонежья, будто прошёл один какой-то не так давно. Да веры мало у меня тому – там поля да ко́ла так со смерти Вальхии переплелись-связались – неподготовленному смерть верная.

Я даже не дышал. Легенды, мифы и прародители народных сказок оживали, мешать было страшно. А внимать – страшно интересно. Глянув на Энджи, заметил, что взор её будто бы чуть расфокусировался, словно она тоже смотрела не наружу, а внутрь. Видимо, тоже «подключилась».

– Из-под корней Перводрева три ручья пробились. До вашего времени один всего дотёк. Злая воля, могутная, сильная была. Реку убить сложнее, чем нас, – продолжал он. – На Исконе-реке стояла землянка первого коваля-кузнеца. Самого первого в этих краях. Свадьбы вокруг Древа хороводы водили. Тогда они коловодами звались – по кругу же, по солнышку. Вожди да князья съезжались со всех восьми сторон света, совета просили. Помощи тогда никто не требовал и не молил, не принято было. И не жаловался никто тем более. С пониманием человечки были, с нынешними никакого сравнения.

Я так и молчал, давно забыв моргать, дышать и шевелиться. Лина повернула голову в ту сторону, куда неотрывно смотрели мои глаза.

– Когда ямищу могильную, после выжженного пня Вальхии оставшуюся, живым людом закидали чёрные, взлютовала Землица-матушка. Впервые на нашей памяти. Всех приняла, голубушка – и жертв, и палачей. Всех перемолола, кому избавление от мук даря, кого карая справедливо. Там первых рангов двое аж было. Над ними долго не сходились пласты сырые – рвалась наверх погань, жить хотела. Да не те они, чтоб с Землёй спорить. Курган там нарос, громадный. Потом сравнялся с годами, но местность всё равно возвышенная осталась. И оттуда, с жальника того теперь течёт река. А к истоку её – не пробраться. Два-три раза в год там такие вихри да ураганы кружат – страх. Сосны да ели к земле гнут, корнями вверх подымают, стволы обхватные ломают. Когда там успевают деревья в обхват вырасти – до сих пор понять никто не может… А по округе, от того места на перестрел, растут деревья, будто в узел завязанные, кривые да страшные. Тем из вас, кто хоть малость чувствовать способен, мимо них не пройти. Всех останавливант уродливая стража древнего могильника, и чёрных, и обычных. Кому повезёт – проблюются и бегом оттуда, сколь сил хватит. Остальных годами ищут, да не находят…

– Поэтому чёрным в ваш лес дороги не было? – вопрос Лины, заданный речью на канале, что я считал закрытым, заставил меня вздрогнуть. Умница, тоже научилась с Древом связь держать!

– Почти так, внучка, почти так. Умение растить стражников да охранников – древнее. Есть деревья, что с дороги сбивают. Есть те, что в топь уводят да выбраться не дают. Есть и те, кто капнет неосторожному путнику с ветки за шиворот капельку – и потом приезжают ваши, в зелёном все, как жабы. Тело в мешок прячут, руками не трогая, а сами неделю потом вокруг ходят да из баллонов дрянь всякую пшикают. А то, бывает, аэроплан или геликоптер пришлют – и сверху зальют опушку так, что потом ни жучка в траве, ни червячка в земле. Трусливые вы, человечки. Боитесь, когда чего-то не понимаете. И память короткая у вас, – Древо будто бы вздохнуло в конце.

Значит, подобраться к укоренённому, «стационарному» древу чёрные могут только после долгой подготовки. В идеале – если предварительно выжечь дотла несколько гектар вокруг, оставив вождя без защиты и поддержки, изведя первыми разведку, штурмовиков и всю личную гвардию. Понятно, почему в Осиновых Двориках, Хацыни и Белых Берегах их столько паслось. А судя по тому, что Маша, не к ночи будь помянута, за год вышла на второй ранг – вовремя мы Осину забрали.

– Скажи, а… – начал было я.

– Нет. Мысль хорошая, правильная, но нет. Одно дело – Вяз, и совсем другое – Перводрево. Даже не думай, – Ося продолжал работать в режиме многоопытного полковника милиции из «Бриллиантовой руки»: «Не сто́ит. А вот это – попробуйте». Не дожидаясь, пока я додумаю мысль до конца.

– А чего он хотел? – Энджи повернула голову ко мне, хотя спрашивала Древо. Значит, ответа не слышала.

– Ту же штуку, что и в междуречьи Вазузы и Городни. Только там вышло Вяза пробудить, а тут он, вишь ты, на Вальхию замахнулся. Нет, ребятки. За готовность вашу к помощи и к жертве – благодарю. Но нет. Опыта у Странника с гулькин… зараза-то, мало, в общем, опыта, а Яри да Могуты он окрест себя начерпать может – не сосчитать. Но у нас не тот расклад, из анекдота, – кажется, Ося грустно усмехнулся.

– Из какого? – с появлением в беседе Лины ход её явно оживился. Там, где я продолжал раздумывать над репликой и её принципиальной необходимостью, она уже спрашивала и ждала ответ. Да, хорошо им, девочкам. А многие знания – причина мигрени. В лучшем случае.

– Да про двуногих, что научились из камня огонь добывать. Один из них в пещере с гремучим газом решил камешками постучать. Старик говорит: «Остановись, безумец! Сгорит же всё!». А тот ему: «Ничего страшного, я ещё одну такую пещеру знаю!».

Интересно. Я слышал версию про обезьяну, что увлечённо колотила молотком по детонатору бомбы, и на предостережения отвечала, что у неё есть запасная. Оказывается, правду говорил мудрец – ничего нового под Луной очень давно не появлялось.

– Тут как посмотреть, – задумчиво-неторопливо отозвался Ося. А Лина подняла брови, словно показывая, что снова пропустила часть фразы. Конечно, пропустила – я же молчал.

– Ты громко думал, – буркнуло Древо. – Прав был твой мудрец, но лишь отчасти. Можно старое так сложить, что потом устанешь удивляться. Вот, вроде, и Странники с таким потенциалом бывали, пусть и нечасто. И роды древние переплетались так, чтоб новые они нарождались в семье опытных, да росли под приглядом, воспитывались с пониманием, а не как попало. И чтоб любовь у Странника была яркая, самозабвенная. И даже чтоб Древо, веками на одном месте стоявшее, убегало от беды, в прямом смысле слова. А вот вместе такого припомнить не могу я. Оттого и боязно.

Последней репликой он убил двух зайцев. Ушастыми были мы с Энджи, потому что нас буквально приморозило к креслам, несмотря на то, что Патруль ходил ходуном и к неподвижности не располагал.

– Не робей, фикус, прорвёмся! – неожиданно влез Сергий. – Там, на старом месте, наша долго не пропадала, теперь и на новом не пропадёт. Сам же знаешь, по движущейся цели попасть труднее!

– Это смотря с чего палить, – недовольно отозвался Ося. – Стене огня плевать, бежишь ты, или на месте замер, как эти двое вон.

– Отставить панику! – Лина дёрнулась, и у меня тоже будто звякнуло в голове. Дед вложил прилично Яри во фразу. Будто бы намекая на что-то. Или пытаясь образумить вековечное Древо.

– Увезу тебя я в тундру, увезу к седы-ы-ым снега-а-ам! – внезапный вокальный пассаж Хранителя, рубанувший по ушам в безмолвной до этих пор машине, заставил Алису айкнуть и подскочить, а Павлика – захохотать и захлопать в ладоши.

– Тайга, – хрипловато пробасил Мастер, уверенно удерживая неоспоримое первенство по лаконичности.

В гостинице с неоригинальным названием «Старый город» на нас насела женщина-портье. Причём, почти в прямом смысле слова.

Николай остановился сбоку, за углом от крыльца, вылез из машины и махнул нам рукой-манипулятором в сторону ступенек, а сам достал телефон и задумчиво-неторопливо начал нажимать куда-то на экране. Я хотел было задержаться, чтоб посмотреть, как он будет звонить и разговаривать. Подумалось, что они с собеседником просто помолчат с разных сторон линии, потом кивнут – и займутся делом, невесть как договорившись. Интересно, а Речью можно говорить через электронные средства связи? Надо будет у Древа узнать. Но Павлик уже довольно долго капризничал – ему давно пора было спать. Девчат поездка на два с лишним часа по «дороге», которую так, наверное, только в отчётах Минтрансу именовали, вымотала тоже. Держались только мы с дедом. Ну и Осю в банке тоже вряд ли укачивало – виду он не подавал и продолжал издеваться над Хранителем, высчитывая, сколько же крупных хищных зверей отдавили тому уши, горло, глаза и руки. Словом, в лобби мы ввалились, как и в Твери – толпой цыган. Только вымотанных донельзя, молчаливых и почти без вещей. Чем, видимо, и насторожили тётку за стойкой.

Затребовав наши паспорта, она категорично заявила, что нас с Энджи вместе не поселит, потому что у нас фамилии разные. И деду с Алисой в одном номере делать нечего – по той же самой причине.

– Берите три номера: женщина с ребёнком и этот хмурый – в одном, ты в другом, и вы, мужчина – в третьем, – выкатила она предложение-ультиматум Лине, которая снова выступила переговорщиком при заселении. Успев при этом необъяснимым образом состроить глазки Хранителю. «Вы, мужчина» – это было адресовано ему, причём, как мне показалось, с недвусмысленным подтекстом и слегка игривым ударением на втором слове.

– Ох и ушлая баба! – с каким-то даже уважением прозвучало Речью от Древа.

Мы подтянулись к стойке ближе, в надежде на короткой дистанции объяснить бдительной женщине, что бдить не стоит. Стоит расселить нас, как мы просим, и дать выспаться до завтра, когда мы поедем дальше. Устав от шума, хныкал Павлик. От Алисы хотелось убрать всё огнеопасное – она явно была готова рвануть, как триста тонн тротила. Лина попыталась вернуть в беседу так и не появлявшийся конструктив, предложив тётке денег.

– Да я милицию сейчас вызову! – взъелась та, переходя на октаву выше и тем ещё сильнее тревожа Павлика на руках у взрывоопасной матери. – Вовсе там в своей Ма-а-аскве из ума выжили! За деньги можно правила проживания нарушать, думаете⁈

По нам было видно, что мы не думаем, мы прямо-таки знаем, что правила можно нарушать. И за деньги, и даром. Но даме за стойкой явно это претило. Она поднялась во весь рост, став почти одного со мной, набрала побольше воздуху в богатую грудь… и сдулась.

Потому что из-за наших спин вышел Мастер. И поступил в своей манере:

– Лизавета, – произнёс он. Но в тоне можно было с равным успехом прочесть укор, угрозу, просьбу, приказ – или ничего из перечисленного. Голос его был каким-то мёртвым.

– Коля, с тобой товарищи? Что ж молчали-то, что ж тень-то на плетень наводили, сейчас, минутку, секундочку, – и сдувшаяся портье съёжилась обратно за стойку. Оттуда торчала только макушка с пучком волос на затылке, и иногда поднимались постреливающие на Мастера глазки.

Он поднял правую руку, сжатую в кулак. Выпустил два пальца, указательный и средний, показав значок «Виктория». Посмотрел на нас с Линой, потом на замершую за стойкой тётку – и свёл пальцы.

– Да-да-да, я поняла, поняла! Этих – вместе, два номера рядом, люкс, конечно. И люлечку для лялечки мы найдём, да, маленький? – засюсюкала она, подняв нос над стойкой.

– А-а-а-ать… – протянул вслух Павлик, устало прикрыв глаза.

– Ага, – поддержали его хором и мы с дедом Сергием.

Вечером ужинали в ресторане при отеле старой компанией: дед, я и Ося в банке. Ну – как ужинали? Сергий запросил коньяку. Ося воздержался, узнав, что из сухих итальянских вин тут была только полусладкая исповедь плодово-ягодной грешницы. Память о ком могла прийти к нему после этой амброзии, мне и думать не хотелось. Ему, видимо, тоже. Девчата спустились по очереди, набрали тарелок и ушли с ними в номер, где спал без задних ног чистая душа-племянник. С нами за столом сидел Мастер Николай, предпочитавший водку. В связи с одуряюще пахнущими огурчиками, квашеной капустой и каким-то поразительно душистым ржаным хлебом, я отодвинул бокал с коньяком и потянулся за рюмкой. Когда официанточка принесла тончайше нарезанное сало с нарядными прослойками мяса, заворачивающееся в трубочки, вопрос выбора напитка отпал с грохотом. Коньяк проиграл вчистую.

– Давно так не сиживали, Никола, ох и давно, – дед посмотрел на Мастера поверх бокала. Тот предсказуемо кивнул молча, хрустя капусточкой с самым невозмутимым видом.

– Крайний-то раз в Новограде, поди, а? – не оставлял надежды Хранитель. Проще, пожалуй, было камень разговорить. Про дерево – вообще молчу.

Николай неопределенно повёл манипулятором, заменявшим ему левую руку, а правой разлил по второй. Мне почудилось некоторое пренебрежение на его лице, пока наполнялась моя рюмка. Мастер же пил из стакана, гранёного, вечного и лаконичного, как и он сам. Они прямо-таки шли друг другу.

– Никола в своё время здорово пошалил чуть западнее, да, Коль? – дед был настойчив, как бронепоезд. Я бы точно давно плюнул.

Мастер осушил тару и потянулся за огурцом. То, что он слышал и слушал Сергия, было незаметно невооруженным глазом. По крайней мере моим.

– Под Старой Руссой Дуб рос. Хранителем его хромой Волод-кузнец был. Про него те, кто на закат дальше двинулись, каких только сказок не насочиняли! Он-то Николу и притянул к себе, увёл от вольницы военно-морской. С железом работать научил, с огнём. Да с Дубом познакомил. Давненько было дело, давненько. Ося про то лучше моего помнит, ему Сашка-то Пересвет от того Древа весточку передавал. Ещё до Поля, лет за полста, если не путаю.

Я помнил, как на себе чувствовал давление этих двух старых прокуроров. И не завидовал Мастеру. Хотя, если он за полста лет до Куликовской битвы уже встречался с Пересветом…

– Шестьдесят два, – вдруг выдал механизированный Николай, осторожно намазывая сало горчичкой.

– Точно, точно говоришь, шестьдесят два, – бодро подхватил Сергий. – Они тогда с ребятками на лодочках своих в Финляндию сплавали очень удачно. Новый Град на ушах стоял. Непотребные девки в мехах, парче и золоте по канавам ползали. Собаки по городу не ходили – вповалку по улицам валялись, вдрызг хмельные, – у деда блестели глаза, будто он сам там был совсем недавно.

– Сходили, – неодобрительно прогудел Мастер, расправившись с салом. Я, мазнув вполовину меньше горчицы, откусил, и теперь пил второй стакан морсу, пытаясь унять пожар внутри. В составе там явно были напалм, битое стекло и драконья кровь.

– Ну да, я ж сухопутный сугубо, путаю всегда, что там плавает, а что – ходит. Никола вон соврать не даст, он-то, душа морская, никогда не ошибается! Вот и в тот раз ватагу в Або привёл аккурат за десять дён до того, как чухонцы собрались в Ватикан дань отправлять, да? – пожалуй, камень продержался бы немногим дольше Мастера.

– Одиннадцать. Три – пили там, – кивнул он. Четыре слова подряд, второй раз за день! Рекорд!

– Ага, так и было! Это потом у нас тут свара чёрная началась, а до тех-то пор Никола сотоварищи и други давали огня северянам от всей щедрой души. Шведам напинали так, что те аж столицу перенесли. Там проще на пустом месте заново отстроиться было, чем чинить да прибирать за ними. Норгам* тоже насовали – будьте любезны. Они тогда ещё пошаливали, захаживали в наши воды, пограбить да девок помять. А после новгородских байдарочников этих – как бабка отшептала. А потом сперва нам не до них было. Стали в те края заплывать, ой, тьфу ты, заходить то есть, голландцы и прочая шпана. А после тех уже и брать-то нечего было, крохоборы ганзейские, тоже мне.

Сергий заливался соловьём, набирая обороты пропорционально снижению уровня коньяка в таре. Николай же после третьей порции перевернул стакан донышком наверх. Молча. Скала-человек.

– Куда путь дальше держим, Болтун? – послышалась Речь Осины. Кто бы ни выдумал прозвище Мастеру – в юморе ему не откажешь.

– Лача, – буркнул Николай, глянув на банку с капельками внутри.

В этом ресторане и бармен и официантка явно были местные. Определить по ним эмоции мог бы только телепат. Будто у них это в порядке вещей, чтоб трое сели за стол, поставили на четвёртое место банку с рассадой и принялись молча пить, изредка переглядываясь. Хотя, кто их знает? Может, именно так и принято.

– Кто там сейчас? – по сфере Древа заветвились синие сполохи молний. Едва заметные. Но я углядел. И отодвинул рюмку.

Мастер молча хмуро глядел на трёхлитровую банку. Хранитель, перестав играть в общительного, не менее сурово и внимательно смотрел на Николая. Я переводил взгляд с одного на другого, краем глаза следя за узорами на ауре Осины. Внутри, там, где располагалось солнечное сплетение, собрался шар из Яри. Сам собой. Пока маленький, ещё не царапавший изнутри по рёбрам.

– Тихо, Яр! – Речь Древа снова звучала чуть громче необходимого. У Мастера сжался, чуть клацнув, манипулятор. Сыто, как идеально смазанный затвор пистолета в кино.

– Всем тихо, мужики. Я буду говорить, – весомые фразы Осины заставили нас с Сергием разжать кулаки и положить руки на столешницу, ладонями вниз. Сдвинув в сторону ножи и вилки. «Хваталка» Мастера тоже чуть развела «лапы» и улеглась на столе так же.

– Никола-Болтун не отвечает. Я не могу проведать его. Значит, защиту ставил кто-то из наших, сильнее и старше меня. Так?

Мастер кивнул, будто бы с благодарностью. В его почти прозрачных глазах словно проскочило облегчение. Но уверен я не был. Проще след муравья на голой гранитной скале разглядеть, чем эмоции этого древнего пирата.

– Если бы вместо нас нагрянули чёрные – остались бы ни с чем. Болтуна на лоскуты можно резать – не откроет места, пока условия не будут выполнены, – Ося, кажется, объяснял. И, видимо, именно для меня – эти старики-разбойники, которых теперь стало трое, явно знали, о чём шёл разговор.

– Я, Осина из края Дебрянского, слово даю тебе, Мастер, что прибыли мы без злого умысла против тебя, Хранителя и Древа здешних. Я, сам видишь, как на ладони теперь перед тобой. Нет за мной ни рощ, ни рядов. Нет подо мной спудов тайных. Нет надо мной воли тёмной. Нет вблизи окрест меня врага скрытого, татя заугольного. Со мной пятеро из рода людского, русского: Хранитель, Серым прозван. Странник, Яром прозван. Будущий Странник, Павлом прозван, младенец грудной. При нас жены две: мать Павла-Странника, Алисой прозвана да наречённая Яра-Странника, Ангелиной прозвана.

Я видел луч, что протянулся, чуть преломившись о запотевшее стекло банки, к груди замершего Мастера.

– Я доброй волей отдаю всё, что ведаю. Передай отправившему тебя, Никола-Болтун.

Глаза пирата, прозрачные, как летнее небо, блеснули изнутри, будто свет отразился в зрачках рыси или волка, скрывавшихся в полумраке дремучего леса. Мастер моргнул – и к ним вернулся обычный цвет. Он встал, низко, до земли, поклонился Древу, и вышел из зала ресторана, не сказав ни слова.

– Что думаешь? – Хранитель обратился к Осине, снова потянувшись за бутылкой. Видимо, отсутствие абрикосов его ничуть не смущало. И вновь их Речь звучала скорее для меня.

– Надёжно сработано, по-старому. Давно не встречал такого, – Древо ответило не сразу.

– Чёрные? – рука Сергия замерла над столом.

– Навряд ли. Если только за то время, что мы с тобой оба в лесу хоронились, скачка эволюционного у них не случилось.

Я даже головой потряс – переход от былин и древних седых легенд к науке и жизни по-прежнему давался мне с трудом. С большим.

– Яму ловчую помнишь? Вроде того. Начни я пытать его да в душу лезть неумно – загнулись бы оба. Он – точно. Я – скорее всего, – продолжал Ося медленно.

– Даже так? – Сергий передумал наливать.

– Даже так. Кто-то из старших работал, точно. Подобные касания людского коло я помню. Но в то, что это может повторить кто-то ещё – не верю. Удивил меня Никола-Болтун, очень удивил. Вот ровно по ту пору, что последняя наша с тобой память о нём была, как возвернулись они от чухонцев – вижу, а ближе проведать не могу. И, судя по тому, что выглядит он по вашим меркам на полтинник, как ты говоришь – устроился он вполне хорошо. Хранитель местный Яри Мастеру не жалеет. Сам же знаешь – с годами всё больше нужно вам.

– Знаю, – задумчиво кивнул дед. Который сам выглядел не сказать, чтоб сильно старше однорукого пирата.

В номере было темно. Плотные шторы, установленные на случай белых ночей, оказались задёрнуты так, что утреннему солнцу пришлось бы очень долго стучаться в них снаружи, в надежде проскользнуть хоть лучиком. И, скорее всего, без результата.

Странно, но даже в непроглядной, казалось бы, темноте я видел очертания мебели. И контуры фигуры Лины под одеялом. Разувшись почти неслышно, подошёл к кровати.

– Я не сплю, не крадись, – сказала она шёпотом. – Мне страшно очень. Поговори со мной, пожалуйста…

– За поговорить у нас в соседнем номере подразделение отвечает: один в модном, второй – в стекле, – отозвался я тихо. Снова спрятав робость и тревогу за сомнительным юмором. Но Энджи хихикнула.

– О чём судили-рядили? – вряд ли ей было очень интересно. Просто страшно оказалось лежать одной в тёмном пустом номере. Хоть бы телевизор включила, что ли.

– Из того, что я понял – Мастера к нам прислали с проверкой. Те ли мы, за кого себя выдаём. У них тут такие шпионские тайны, что устанешь удивляться. Но старики признали его. Они с Сергием виделись как-то. Лет семьсот назад.

– Сколько? – ахнула она и подскочила на локте, глядя на меня большими глазами. Которые, кажется, тоже светились в темноте, как у кошки. Если мне не мерещилось.

– Он разговорил Николая. Ну, как – разговорил… Слов с десяток точно выудил. Месячная норма, наверное. Они за полвека до Куликовской битвы выпивали вместе, – я старался говорить спокойно, понимая, что несу совершенную чушь. Которая при этом являлась чистой правдой.

– Ох, божечки, – Лина прижала ладонь к губам.

– Мастер поехал, видимо, к Хранителю местному на доклад. Или к Древу. Или спать пошёл – не сообщил как-то. Но Ося уверен, что не с чёрными он. Думаю, утром понятнее станет. Светлее – так уж точно, – я поплотнее устроил голову на подушке и зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. День был длинным и на события снова щедрым.

Лина чуть покрутилась с боку на бок, укладываясь поудобнее. Не выходило, видимо, никак. А потом вздохнула, повернулась, положила голову мне на грудь, обняв, кажется, и руками, и ногами. И тут же уснула, задышав спокойно и ровно, как по волшебству. Я осторожно поправил одеяло, укрыв ей плечо.

* норги – жители Норвегии (жарг.)