Текст книги "Беспокойный отпуск (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Черт меня дернул приехать в этот город. Садясь на поезд, я представлял себе все по-другому: постоянные встречи старых друзей, веселые пьянки, свидания с бывшей подружкой. Но друзья были заняты своими делами, подружка болталась неизвестно где, а заводить новую я пока не собирался, поэтому отпуск получался однообразный и тоскливый. Собственно, никакого отпуска у меня не было. Я уволился с работы, а новое место должно было освободиться только через пару месяцев. Моя жизнь круто поменялась, я расстался с женщиной, с которой прожил последние 5 лет и был совершенно издерган скандалами. Сидеть в Питере было невыносимо, и я решился проехать через всю страну, чтобы навестить город детства.

Я никому не хотел навязываться, но от скуки опять пригласил одноклассников в гости.

В магазине возле дома меня уже знали. Продавщица оторвалась от сериала и улыбнулась.

– Опять друзей ждете? – спросила она, заворачивая в бумагу селедку.

Удивляться тут было нечему, наш город настолько маленький, что, если в одном районе чихнул, в другом скажут: – будьте здоровы. И хотя мы с друзьями вели себя очень прилично, не шумели и музыку громко не слушали, но все соседи уже знали в какую квартиру ходит главный врач больницы и директор художественной школы.

Зная о предстоящем торжестве, а любую бытовую пьянку, при желании можно так назвать, тетя Нора испекла пирог с рыбой. Сначала мне позвонил Лидский, потом Петров. Они собирались зайти к семи, но жизнь беспощадно скорректировала наши планы.

В 18 часов 12 минут, идущий с рыбалки, пенсионер Васюков услышал за гаражами испуганные крики, и обнаружил в куче опавшей листвы бездыханное тело. Мертвец выглядел ужасно, весь в крови, горло разорванно и пенсионер заголосил так, как еще не кричал никогда в жизни, заметался, выскочил на проспект и рухнул на руки первым попавшимся прохожим. Когда старика привели в чувство он вспомнил, что, то ли видел мелькнувший вдалеке волчий силуэт, то ли нет.

В этот раз все произошло довольно далеко от больницы, но Лидского все-равно допросили. Он был ужасно недоволен, ворчал и злился, но терпеливо ответил на все вопросы и был отпущен около девяти часов вечера.

– Какого черта, – возмущался он, снимая пальто у меня в прихожей, – меня там даже близко не было, десятки свидетелей, которые видели меня в больнице, а я отвечаю на нелепые вопросы.

– Скажи спасибо, что рано отпустили, – сказал Петров, который все это время сидел у меня и уже успел выпить полбутылки водки.

– Спасибо, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Коля, сел за стол, налил себе «штрафную» рюмку и выпил.

Вечер был испорчен. Я пробовал расшевелить одноклассников, но желания веселиться у них пропало, к тому же Петрову несколько раз звонила жена и, что-то выговаривала недовольным тоном. Все разговоры за столом неизменно сводились к происшествию в больничном парке, но так как информации у нас не было никакой, все это напоминало гадание на кофейной гуще.

– Ну, ладно, – не сдавался Петров, – а что полиция говорит? Есть хоть какие-нибудь зацепки, что это за собака, откуда?

– Ничего у них нет, – ответил Лидский, – эксперты говорят, что это крупная псина, и что возле тела нашли мужские следы.

– Ничего себе, – сказал я, вспомнив разговоры об оборотне.

– Да, ладно, – отмахнулся Петров, – в нашем парке всегда много людей. Там везде следы должны быть.

– Ничего подобного, – возразил Николай, – место, где нашли первых покойников довольно безлюдное и находится в стороне от дороги.

– Безлюдное – говоришь, а тела быстро обнаружили, – не согласился Петров.

Они заспорили, но быстро выдохлись.

Мы еще немного посидели, допили бутылку и Лидский с Петровым засобирались домой.

Последнее убийство всколыхнуло горожан и вылилось в несанкционированный митинг, на котором собралось несколько десятков человек. Днем в местных новостях выступили мэр и начальник полиции, а на следующий день объявили большую облаву, которой в нашем городе не бывало с 58 года.

Все, кто имел охотничий билет, могли принять участие в охоте на волков и диких собак.

Про оборотня говорили уже на каждом углу, не скрываясь ругали полицию и требовали защитить детей, стариков и, почему-то особенно, беременных женщин.

Облава должна была состояться завтра в восемь часов утра, а общий сбор был назначен на стадионе в 7.30.

Вечером ко мне заглянула тетя Нора. Когда по телевидению сообщили о том, что леса закрыты для посещения, а местных жителей просят оставаться дома до особого распоряжения, Машка ужасно перепугалась и теперь сидела в комнате, с куклой в обнимку и отказывалась есть.

– Посидел бы ты у нас, что ли, – попросила соседка, – все-таки мужчина в доме. И мне спокойней будет.

Я согласился и устроился в гостиной, пока Нора Петровна кормила и укладывала в спальне перепуганного ребенка.

– Не хочет спать, – пожаловалась соседка, – и поела совсем чуть-чуть, словно птичка поклевала.

– Отдайте ей на растерзание коробку печенья, – ответил я, – она от страха все слопает.

– И правда, – всплеснула руками тетя Нора, – и морса клюквенного ей налью.

Меня тоже напоили морсом и угостили блинами со сметаной.

– А ты завтра на облаву пойдешь? – спросил соседка.

– Не знаю, – сказал я, – у меня и оружия нет, а вот Лидский собирается. Он оказывается охотник.

– И ты с ним сходи.

– Схожу, – согласился я, – разве только за кампанию.

Тетя Нора вышла из комнаты, чем-то погромыхала в кладовке и вернулась с ружьем на перевес. Это была старая горизонталка отечественного производства.

– Муж мой покупал давным-давно, – сказала соседка, – вот и пригодилась.

Она заботливо протерла стволы кухонным полотенцем и протянула мне оружие.

И патроны есть, – сказала она, – где-то в серванте лежат, сейчас найду.

Ружье было старое, но в хорошем состоянии. По моей просьбе тетя Нора раздобыла у соседа немного автомобильного масла и выдала мне несколько ненужных в хозяйстве тряпочек. Вместе с патронами отыскался и шомпол.

Машка съела все печенье и вышла к нам. Она с интересом смотрела, как я чищу двустволку.

– Видишь, – сказал я, – теперь бояться нечего. Если волк к нам заявится, я его застрелю.

Девочка посмотрела на меня с испугом, кивнула и пошла спать.

– И Вы тетя Нора ложитесь, а я на кухне посижу, Вас покараулю.

– Нет уж, – сказала соседка, – оставайся здесь и ложись на диване, а я с Машей посплю.

Я попросил Нору Петровну не стелить белье, а просто дать мне плед и подушку.

Всего в серванте нашлось четыре патрона с дробью. Они были такие старые, что идти с ними на охоту я бы не рискнул.

Стены в квартире были тонкие, двери картонные, поэтому я слышал, как тетя Нора с Машей о чем-то болтали. Когда они затихли, я положил ружье на стол, подстелив под него старую газету, и лег спать.

Утро выдалось серое и холодное. Я зашел к себе, принял душ, выпил чашку кофе и отправился на стадион. Здесь уже яблоку негде было упасть. Многие охотники приехали на внедорожниках целыми группами. От такого кол-ва оружия и камуфляжа рябило в глазах. Стрелки здоровались, обсуждали предстоящую охоту, некоторые уже успели с утра приложиться к бутылке. Я никого не знал, поэтому расположился немного в стороне.

Лидского еще не было. Подъехали несколько полицейских машин и оттуда полезли сотрудники в форме, вооруженные автоматами.

Я уселся на поваленную березу и поставил ружье между ног.

Коля привез с собой Петрова. Лидский был экипирован по высшему разряду: дорогое ружье, широкий нож с вычурной рукояткой, отличные ботинки и одежда, возможно купленная в Москве или заказанная через интернет. Сашка пришел в своей обычной куртке, только на ноги надел болотные сапоги.

– Привет! – окликнул я их.

– Ух, ты! – воскликнул Коля, – да ты вооружен.

– Ерунда, – отмахнулся я, – все равно патроны старые, стрелять нельзя. Взял у тети Норы на прокат.

– Дай посмотреть, – доктор потянулся за двустволкой, – какой калибр?

– Двенадцатый, – ответил я, протягивая ему ружье.

Он сразу завладел оружием и начал исследовать его с видом бывалого охотника. Петров улыбался. Действительно, Лидский выглядел очень забавно в камуфляже и высоких ботинках, а патронов он взял столько, что казалось патронташ сейчас лопнет.

– Мои подойдут, – сказал он, – дам тебе пару штук с пулями.

Он достал два патрона и протянул мне.

Я пожал плечами.

– Спасибо.

Охотники все прибывали.

– Народу-то сколько, – присвистнул Петров.

– Всем хочется оборотня подстрелить, – сказал Лидский и почесал нос.

– И Вы туда же, – не выдержал я, – какой к черту оборотень?

– Все говорят, – ответил Сашка, – вот у Коли даже пуля серебряная есть.

Я с удивлением уставился на друзей.

– Точно, – Коля порылся за пазухой и достал патрон, – специально сделал один.

– Совсем рехнулись, – буркнул я и стал смотреть на охотников.

– Пьяных много, – заметил Петров, – как бы не перестреляли друг друга в лесу.

Я кивнул. Предстоящая прогулка начинала нравиться мне все меньше и меньше.

К нам подошел участковый.

– Добрый день, Николай Александрович, – поздоровался он с Лидским, – Вы с друзьями тоже на охоту собрались?

– Да. Хотим поучаствовать.

Полицейский с сомнением оглядел нас с ног до головы.

– Мы с Вами не знакомы, – сказал он мне.

– Это наш школьный друг, из Петербурга приехал. – вступился за меня Коля.

– Очень приятно, – откликнулся участковый, – у Вас разрешение на оружие имеется, охотничий билет?

– У меня ничего нет, а ружье мне дала соседка Нора Петровна Выхина из 8 квартиры, – честно признался я.

Участковый хмыкнул и повернулся к Петрову.

– А Вы господин художник, я смотрю, вообще без оружия?

Вместо ответа Сашка расстегнул куртку и показал, подвешенный к поясу, туристский топорик.

Полицейский вздохнул.

– Ну вот что, господа, в облаве Вы участвовать не будете. Останетесь здесь, парк охранять.

– Но, позвольте, – Коля попробовал переубедить участкового, но тот не стал его слушать.

– Все из-за Вас клоуны несчастные, – ворчал Лидский, бросая на нас недовольные взгляды, – и черт тебя дернул топор ему показать.

– Коля, – сказал Петров, – поезжай с остальными, а мы с Витей здесь подождем.

Он достал из кармана фляжку.

– У меня и коньяк есть, так что скучать не будем.

– Точно, – поддакнул я, – иди оборотня убивай, а нам и здесь хорошо.

– Дураки, – буркнул доктор.

К облаве привлекли не всех, многих, порядком выпивших граждан, отправили по домам. На поле осталось четверо охотников, которые сказали, что пойдут к высоковольтке стрелять по банкам, они позвали и нас, но мы отказались. У Сашки в рюкзаке оказался сыр, шоколад и одноразовые стаканчики. Мы разлили коньяк и выпили.

В парке и во дворе, который отсюда был хорошо виден, было пусто. Жители соблюдали указания городских властей и сидели по домам.

Со стороны леса раздались выстрелы.

– Теперь точно всех бездомных дворняг перестреляют, – с сожалением сказал Петров.

– Жалко барбосов, – согласился Лидский.

– Вы на похороны пойдете? – спросил Сашка.

Я с удивлением уставился на него.

– На какие похороны?

– Как, на какие? – удивился Петров, – последняя жертва оборотня – Пашка Грушин. Послезавтра хоронят.

Я присвистнул.

Друзья удивленно уставились на меня.

– Что Вы так на меня смотрите? Я не знал, что это его убили. Думал опять какого-нибудь алкаша местного.

Я сокрушенно покачал головой.

– Бедная тетя Нора. Наверно, теперь ее уволят. Она же у Пашки работала.

Лидский затушил сигарету и потянулся к фляжке.

– Не думаю. Грушин рынком не занимался, там всем заправляла жена, а он только за деньгами приезжал. Будет твоя тетя Нора, работать, как всегда, просто выручку придется отдавать не Пашке, а его жене.

– Вдове, – поправил Петров.

Коля кивнул.

Мы выпили не чокаясь. Никто из нас с Грушиным не дружил. Сын директора местного универсама, он всегда одевался лучше всех, был заносчив и жесток. Пашка первый начал курить, выпивать и встречаться с девчонками и казалось знал о жизни, что-то такое, о чем мы все даже не догадывались. Отношения у нас с ним были ровные и я, в отличие от остальных, когда-то даже побывал у него на дне рождения. После школы наши пути окончательно разошлись, и мы совсем перестали общаться.

– А ведь они все вместе учились, – задумчиво сказал Петров, – все, кого оборотень загрыз, из одного техникума.

– В одной группе? – спросил я.

– Нет. Лорд был старше. Он уже диплом писал, когда Пашка на первый курс поступил.

– Странно, – сказал Петров, – Грушин из такой обеспеченной семьи, а закончил только техникум, в институт поступать не стал. Вроде и учился хорошо, и отец бы взятку дал при поступлении, но не захотел, почему-то.

Скоро фляжка опустела, и мы заскучали. Наверно надо было отправляться по домам, но охота еще продолжалась, из леса доносились редкие выстрелы, и мы решили посидеть еще немного. Вышло холодное сентябрьское солнышко. Я сидел и думал о всякой ерунде, Лидский прилег рядом на поваленную березу и задремал, а Петров достал из кармана записную книжку и сделал несколько набросков спящего Николая, специально дорисовывая ему непропорционально большой, гротесковый нос. Так прошло минут двадцать. Неожиданно из-за угла больницы выскочил паренек и со всех ног помчался к нам.

– Похоже не все решили отсиживаться по домам, – задумчиво сказал Сашка. Лидский сел, потер лицо и уставился на бегущего мальчишку.

Что-то с этим ребенком было не так. Расстояние до него было довольно приличное, но я сумел разглядеть, что он, как-то странно, придерживает левой рукой, правую.

Я взял ружье. Следом за парнем, из-за угла, выскочила лохматая собака. Я встал, еще не понимая, что происходит. Увидев нас, мальчишка припустил еще сильнее. Он летел сломя голову и вдруг закричал высоким дурным голосом.

– …ец! – сказал Петров, отложил блокнот и стал медленно подниматься.

Быстрее всех среагировал Коля. Он вскочил и поднял ружье.

– Вот он оборотень! Стреляйте, а то мальчишку сожрет.

Я замешкался.

Парень бежал изо всех сил, но было очевидно, что от собаки ему не уйти.

– Стреляйте! – не своим голосом завопил Петров.

Парень бежал не прямо на нас, а немного вбок, так чтобы оказаться ближе к открытым воротам. Лидский прицелился и выстрелил.

Пес был большой и облезлый, он не лаял, а просто бежал вперед. От выстрела он остановился, присел и повернулся к нам. Я тоже выстрелил.

Собака взвизгнула, подпрыгнула и упала в песок, подняв тучу пыли. Она еще сучила лапами, когда Петров перехватил мальчишку, а Лидский подошел и выстрелил в нее почти в упор.

Когда из больницы прибежал полицейский, мы сказали ему, что собаку застрелил Коля.

Я постарался, как можно быстрее скрыться с места происшествия, чтобы избежать лишних вопросов, и оставил Лидского и Петрова объясняться с представителями власти. Документов на оружие не было, а проблемы тете Норе и мне были не нужны.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что кобель не такой уж большой и страшный. Оказывается, несколько подростков, в тайне от родителей, отправились патрулировать улицы и встретив бездомную собаку, попытались забросать ее камнями. Псина покусала дураков, а когда мальчишки бросились в рассыпную, побежала за одним из них.

На терроризирующего город «оборотня» убитая нами собака не тянула, тем не менее Николай сразу стал героем и о его подвиге написали местные газеты, о Сашке в статье тоже упомянули.

Двустволку я почистил и спрятал в кладовку, а оставшийся патрон вернул Лидскому.

Теория Станиславского о ружье, которое в любом случае, когда-нибудь должно выстрелить, мне совсем не нравилась, поэтому я постарался убрать его, как можно дальше.

Охотники застрелили несколько собак и волков, и администрация поспешила сообщить о том, что страшный зверь убит. Город вздохнул свободно. Вечером на улицах появились гуляющие парочки и пьяные. Не знаю, как ко всему этому отнеслись мои друзья, но я официальным властям не поверил.

Утром я решил осмотреть место, где погиб Грушин. Не знаю, что я собирался там найти. После убийства прошло уже несколько дней. Земля была истоптана зеваками, ограждение давно убрали, а с деревьев осыпались свежие листья. Я не эксперт и не следопыт, поэтому надеяться на то, что мне удастся обнаружить что-то, что не заметили другие, было глупо. Но мне хотелось увидеть все своими глазами. Место было безлюдное и тихое, гаражи, возле которых случилось убийство, стояли здесь с 70-го года и, судя по внешнему виду, давно не использовались по назначению.

Конечно ничего интересного я не нашел, и уже собирался уходить, когда заметил, нарисованную на одной из стен, оскаленную собачью морду. Здесь явно похозяйничала молодежь. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть рисунок и прочитать затейливую готическую надпись под ним. На стене было написано: «Werwolf».

В голове родилась совершенно фантастическая картина – скинхеды натравливают собаку на Грушина, а потом рисуют свой отличительный знак. Внимательно осмотреть стены больницы, в том месте, где нашли тела, я не догадался, но кажется никаких символов там не было. Или были, но никто не обратил на них никакого внимания. История с оборотнем, краеведом и его беспокойными соседями становилась все интересней.

На автобусе я доехал до фабрики и отправился в музей. Борис Борисович оказался на месте и очень обрадовался мне, вернее сотне, которую я ему торжественно вручил.

– А я был уверен, что Вы вернетесь, – радостно говорил старик, провожая меня в зал, – я знаете ли сразу вижу человека интересующегося. Дураков много, а изучающих, думающих мало.

Он усадил меня за стол и даже угостил чаем с черствыми пряниками.

– Жестковаты конечно, – говорил он, двигая ко мне мешок со сладостями, – но если макать в кипяток, то и ничего. Вы, конечно, опять про оборотня поговорить хотите?

– И про оборотня, и про соседей ваших. Хочу узнать, что за люди, откуда вообще в нашем городе скинхеды появились.

– Ну, что скинхеды, – удивился краевед, – а какая в сущности разница? Коммунисты есть, либералы есть, демократы есть, даже партия любителей пива есть, вот и они объявились.

– Не безобразничают?

Старик сокрушенно покачал головой.

– Сейчас молодежь уже не та, все безобразничают и хулиганят. Вот все про убийства эти болтают, а сколько в округе людей побили и ограбили, никому не известно. Рабочие окраины. Что же Вы хотите? Напьются и идут первому встречному морду бить.

– Понятно.

Я боялся, что Борис Борисович сейчас надолго затянет стариковские разговоры о том, что раньше такого не было. Слушать о правильной юности моего нового знакомого мне совсем не хотелось.

– А про оборотня нашего ничего больше сказать не можете, вдруг еще похожие случаи были?

Борис Борисович нахмурился.

– Вы понимаете, бывали случаи, которые можно было бы с этим делом связать. Меня и на телевидении об этом спрашивали. Уж больно любят журналисты публику пугать.

Краевед полез в какую-то папку и достал оттуда копии газетных вырезок.

– Вот посмотрите, в 47 году и в 58 случались похожие убийства. Времена были голодные, людям есть было нечего, не то что животным, собаки дичали, сбивались в стаи, задирали скотину, на прохожих нападали.

– И что, расследование не проводили, – поинтересовался я, разглядывая статьи.

– Проводили, подняли старое дело, милиция носом землю рыла, даже потомков лесника – душегуба нашли. Возили их в область, допрашивали, но потом отпустили.

– А они, что же, так и остались жить в нашем городе? – удивился я.

– А что им не жить, – Борис Борисович усмехнулся, – первое время конечно нелегко пришлось, соседи даже дом спалить хотели, но потом как-то забылось все, тем более что люди были простые, как говорится рабочий класс, так что у новых властей к ним претензий не было, скорее наоборот.

Видя, что я потерял интерес к газетным вырезкам, Борис Борисович убрал их в папку.

– Да, последний из их рода до сих пор здесь живет и в том же самом доме, где вещи убитых женщин нашли. Хороший такой мужичок, только пьет много.

– Не может быть, – не поверил я.

– У меня и адрес его где-то сохранился, но такая разруха, – хитрый дед сокрушенно покачал головой, – ничего найти не могу. Надо ремонт делать, но без спонсорской помощи не поднять все самому.

Я достал из кошелька тысячу рублей и положил на стол.

– Хочу пожертвовать на ремонт музея.

– Спасибо, благодетель, – улыбнулся Борис Борисович, – на Овражной улице он живет, дом 3. Это почти у самого леса.

Я вышел из музея и зашагал по дороге в сторону автобусной остановки. Прошлый раз тяжелые покосившиеся чугунные ворота были закрыты на замок, но сегодня они были распахнуты настежь. За ними можно было разглядеть облезлую дверь и стену, расписанную свастиками и собачьими головами. Рядом с воротами на низкой скамеечке развалился толстый бритый парень лет 20-ти. Он курил и пил дешевое пиво из банки. Хлопнула дверь и к нему подошел худой дерганный субъект в кожанке, из-под подвернутых потертых джинсов торчали высокие шнурованные ботинки. На завсегдатаев «качалки» они походили мало, и, если бы не бритые головы и характерная одежда, их можно было бы принять за обычную уличную шпану.

– Здорово дядя, – окликнул меня толстяк, – не боишься по городу в таком плаще ходить?

– Нет, – ответил я и быстро зашагал по дороге.

– Эй, дядя, постой!

Я решил не останавливаться.

Чтобы добраться до автобусной остановки, мне нужно было пройти по открытому месту метров 10 и пересечь небольшой лесок, превращенный местными жителями в подобие городской свалки. Среди зарослей ольхи и черемухи лежали груды ржавого железного хлама. У самых кустов я быстро оглянулся и увидел, что мои новые знакомые решили пуститься за мной в погоню. Место было безлюдное и тихое, и похоже парни хотели поживиться за мой счет. Когда заросли укрыли меня от преследователей, я свернул с дорожки и спрятался за стоящим на боку кузовом старого «Москвича». Скинхеды появились через несколько минут. Они выбежали из-за поворота и остановились. Толстяк запыхался и тяжело дышал.

– Куда он подевался? – спросил тощий парень.

Дорожка в этом месте была прямая, как стрела, и далеко просматривалась.

– Здесь, где-то, – проворчал толстяк, – спрятался червяк.

– Ничего, – тощий хихикнул, – никуда не денется.

В глубинке молодежное движение может принять, какую угодно извращенную форму. Работы в городе нет, перспектив никаких и подростки, закончив школу, сбиваются в опасные стаи. Высокие идеалы ничего не значат, а принадлежность к группировке позволяет чувствовать себя в относительной безопасности. Мне не приходилось сталкиваться в Питере со скинхедами, возможно они довольно милые люди и не задевают прохожих по пустякам, но здесь передо мной оказалась обычная шпана, с которой нужно было держать ухо в остро.

Вечно прятаться в своем укрытии я не собирался, поэтому подхватил с земли увесистый железный стержень и вышел на открытое место.

– Здорово, фашисты!

Теперь я оказался за спиной своих преследователей. Они обернулись. Тощий сделал шаг назад и в сторону, и осклабился. Казалось, что мое появление их не напугало, а скорее позабавило. Меня они не боялись и можно было с уверенностью утверждать, что от рук этих мерзавцев пострадал не один человек.

– Палочку взял, – толстяк хохотнул и стал закатывать рукава рубашки, – ну, сейчас я тебя размажу.

Он пошел прямо на меня. Парень был явно не дурак подраться, если заедет в голову пудовым кулаком, то мало не покажется. Я поднял руку с железной палкой.

Не стоит доставать оружие для того, чтобы напугать хулигана, тем более если Вы не собираетесь пускать его в ход. Я был уверен в том, что этой парочке уже неоднократно пытались дать отпор. Возможно, какой-нибудь бедолага, так же, как и я, тоже хватался за первое, что попадется под руку. Для того, чтобы ударить человека нужно иметь характер и злость. Далеко не у всех, даже в критической ситуации, хватит на это силы духа, и мои преследователи хорошо это знали.

Толстяк шел прямо на меня, а тощий, которого я уже окрестил про себя «хорьком», стал заходить сбоку. Когда-то я занимался фехтованием, и сейчас в памяти сами собой всплыли слова учителя: «Рука с оружием подни-мается вверх со сгибанием в локте, острие описывает дугу над головой, кли-нок, следуя вдоль тела, заносится за левое плечо, кисть проходит над головой слева и…»

Одним словом, я сделал шаг вперед, мгновенно сократив дистанцию, и произвел классический круговой удар по голове слева. Видимо толстяк не ожидал, что я пойду в атаку. Он попробовал выставить руку, но опоздал, помешало выпитое пиво.

Череп у него оказался на удивление крепким, но от сильного удара, он охнул, сел на землю и обхватил голову руками. Я совсем не был уверен в том, что одного раза для него будет достаточно, поэтому, на всякий случай, врезал ему ногой. Он упал и защищаясь, выставил вперед руку.

«Хорек» удивленно уставился сначала на меня, потом на своего раненного товарища, и выхватил из кармана нож.

– Брось ножик, изувечу, – угрожающе сказал я.

С ужасом глядя на своего поверженного товарища, тощий бросил нож и отступил.

– Ты чего мужик, в натуре, – заблеял он, – ты же убил его наверно. Ты чего…

– Вы, поганцы, мужика у гаражей пришили?

– Ты чего, чего, – окончательно перепугался «хорек», – какого мужика?

– Которого якобы оборотень загрыз. Пришили и морду свою собачью рядом нарисовали.

– Не мы это, собака его загрызла, – завопил тощий. Он совсем побелел от страха, наверно решил, что я пришёл мстить за убитого.

– А морду собачью кто нарисовал?

– Да, мы ее везде рисуем, по всему городу.

Толстяк закряхтел и попробовал подняться. Задерживаться здесь мне совсем не хотелось, во-первых, не понятно, на что был способен «хорек», а во-вторых из «качалки», в любой момент, могло появиться подкрепление.

– Бери дружка и валите отсюда. Пойдете за мной, точно убью, – сказал я.

«Хорек» подхватил приятеля и с трудом потащил через кусты. Я подобрал выкидной нож, сложил его и убрал в карман, и часто оглядываясь, зашагал к остановке. Палку я выбросил по дороге. Ждать автобуса было небезопасно, мои новые знакомые могли вернуться, поэтому я поймал попутку и через десять минут был уже возле больницы.

Где находится Овражная я хорошо знал. Когда-то много лет назад на этой улице жил мой приятель Димка. Уже тогда большинство домов стояли пустыми, а теперь, наверно, и вовсе развалились и заросли ивняком. Улица эта шла от самого леса к старой водокачке. Прошлый раз, собирая грибы, я видел в зарослях, какие-то строения, но подумал, что кроме развалин ничего не найду. Кстати, именно там я последний раз видел Банника.

Если бы меня спросили, какого черта я слоняюсь по округе, высматриваю и вынюхиваю, я бы затруднился ответить честно. Наверно мне хотелось уйти от личных проблем, окунувшись с головой в никому не нужное частное расследование. В детективных романах все просто, произошло убийство, и задача главного героя состоит в том, чтобы найти виновного. В моем случае единственным подозреваемым остается собака, волк или непонятное сказочное существо. Кого мне искать и главное зачем? Даже если в доме лесника я обнаружу ужасную собаку, с мордой вымазанной кровью Пашки Грушина, что прикажете с ней делать?

Несмотря на первые заморозки, грибы еще росли и, когда я подобрался к покосившемуся забору, в руках у меня был почти полный пакет. Я свернул на неприметную тропинку и вышел к калитке. Вокруг дома росли высокие кусты черноплодной рябины и шиповника. Из-за забора раздавалось многоголосое тявканье и поскуливание.

– Добрый день! – крикнул я и потянул на себя сгнившую дверцу. Калитка легко поддалась, и я вошел в неухоженный сад. Стоило сделать несколько шагов, как со всех сторон, ко мне кинулись маленькие щенки разных пород и расцветок. Казалось здесь их собралось не меньше десятка. Я замер, с удивлением разглядывая этот забавный зверинец.

– Кыш! Кыш, малышня! – накинулся на них какой-то дядька, одетый в ватные штаны и телогрейку, – пошли прочь, пострелята.

Хозяин оказался совсем не старым, но сильно пьющим мужичком. Он неожиданно обрадовался гостю, тем более, что из кармана моего плаща, как будто нарочно, торчало горлышко бутылки.

Потомка лесника звали Петрович. Он был сильно расстроен, потому что вчера охотники ворвались к нему в дом, все перерыли, искали какую-то собаку-убийцу, нагрубили и даже дали в морду. Мы сели за стол и выпили. Я долго готовился к этому визиту и придумывал с чего начать разговор, но заготовленные фразы мне так и не понадобились.

Петрович оказался довольно приятным человеком. После третьей рюмки он «поплыл» и все мне рассказал. Оказывается, мой старый приятель Тимофей Банов устроил в его доме что-то вроде собачьего приюта. Он приносил сюда щенков, сам их кормил и лечил, а Петровичу за это давал водку и немного денег на еду. С Банником они познакомились давно, вместе выпивали и посещали общественную баню. Взрослых собак здесь отродясь не было, не считая кобеля, который все время ходил с Тишкой, как привязанный.

Мы довольно быстро выпили водку, закусывая ее солеными огурцами. Я старался, чтобы в рюмку Петровича попадало намного больше, чем в мою.

Когда бутылка опустела, я стал прощаться.

– А чего заходил, то? – провожая меня, спросил Петрович.

– За грибами пошел, да заблудился.

– Так ты это, иди прямо по тропинке и выйдешь к больнице. Можешь вдоль забора пойти или через лаз пролезешь, попадешь прямо в парк.

– Какой лаз? – не понял я.

– Так дырка там в заборе, – ответил Петрович, – мне Тишка показал. Она кустами заросла, если не знать, никогда не найдешь.

– Ты заходи с бутылочкой, – добавил он, – а то может щенка возьмешь? Сто рублей всего.

– Не могу, – ответил я, открывая калитку, – может быть в другой раз.

«Все-таки человек странное существо» – думал я, спускаясь с холма: «мы представляем всякие ужасы, придумываем злодеев и демонов, которые на поверку оказываются обычными людьми, добрыми и отзывчивыми. Может быть, когда-то здесь и жил убийца, но сейчас его потомок превратил свой дом и участок в собачий детский сад. Если и стоит искать оборотня, то точно не здесь».

Тропинка привела меня сначала к линии высоковольтных передач, а потом и к забору. Я осмотрел заросли ивняка и обнаружил узкий проход, а за ним пролом в кирпичной стене. Поздней осенью и зимой он хорошо виден, но сейчас его надежно скрывали ветки и пожелтевшие листья.

Я пролез сквозь кусты и втиснулся в проход.

В этом уголке парка все заросло березами и ивняком. Двигаясь вдоль забора, я выбрался на открытое место, и понял, что оказался рядом с кочегаркой. Отсюда до второго корпуса было рукой подать, а до того места, где нашли тело Лорда и того ближе. Сейчас больных в «двойке» не было, окна оставались темными и этот участок парка выглядел невероятно мрачным. Даже днем от этого места становилось не по себе.