Текст книги "Отель"

Автор книги: Олег Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Глава 46

С 5 до 6 часов вечера

Они кричали так, что трудно было разобрать слова. Ругались, спорили между собой, угрожали неизвестно кому, грозились перерезать всех в этом здании, начиная с прислуги и заканчивая постояльцами.

– Эй, да завтра они нас просить будут, чтоб мы тут остались, хочешь?! – кричал Тагир, сжимая волосатые кулаки и потрясая ими в воздухе. – Сегодня уже будут, ты только скажи!

– Эй, тут хозяин вообще кто, а?! – Арслан допил остатки «Оджалеши» прямо из бутылки, отшвырнул ее, и она гулко покатилась по полу. – Да ты только скажи нам, только разреши, и мы тут такое устроим, такое устроим…

Шакир молча смотрел на Арслана тяжелым, задумчивым взглядом, как будто видел его впервые. И от этого взгляда не только Арслану стало не по себе, но и всем остальным. И постепенно крики перешли в разговор, разговор – в шепот, а потом вообще воцарилась тишина.

Шакир тяжело вздохнул, вынул из вазочки конфету и долго шелестел шумным целлофановым фантиком. Словно акробат, выполняющий неимоверно рискованный трюк на глазах у восхищенной публики, он отправил конфетку в рот и огляделся по сторонам, будто желая удостовериться в том эффекте, который произвел на окружающих.

– Ну и что вы делать собираетесь? – наконец тихо изрек он.

И снова комната взорвалась криками эмоциональных жителей гор.

– Зарежем парочку, чтоб остальные боялись! Надо ее наказать, чтоб знала свое место! Его, его наказать надо, он нас продал!

– Ахмата! Ахмата наказать надо! – выкрикнул Тагир. – Мы ему говорили! Он не послушал!

– Правильно, Ахмата! – воскликнул еще кто-то, и все опять дружно уставились на Шакира.

Если бы речь шла о русском, никаких особых вопросов не возникло бы и до утра этот русский не дожил бы. Но здесь речь шла о своем, о единоверце, о брате, а зарезать своего без разрешения на то Шакира не осмелился бы никто.

– Да, Ахмата… – Шакир вздохнул. – Он так поступил, как будто я с ним не говорил сегодня утром, как будто мы для него чужие, как будто не благодаря нам, не благодаря мне он так высоко поднялся.

– Значит, его надо… – вмешался было Тагир, но Арслан оборвал его на полуслове:

– Что?! Убить? Ты хочешь его убить?

В отношении Ахмата это слово было произнесено впервые. И всем стало немного не по себе. Мысль разобраться с зарвавшимся и вышедшим из-под контроля соотечественником не раз приходила в голову каждому из присутствующих, но высказать ее вслух до сих пор не решался никто.

– А почему нет? – пожал плечами вечно невозмутимый Руслан, который до сих пор тихо сидел на диване и ел виноград, аккуратно поглощая ягоду за ягодой. – Убьем его – она сразу встанет на место.

– А на его место кто встанет? – ухмыльнулся Шакир. – Ты?

Руслан проглотил последнюю виноградину и бросил голую кисть в тарелку.

– А почему я?

– А почему нет? А потому, что ты даже не помнишь таблицу умножения до конца, потому что ты своими руками только душить умеешь, а головой – носы ломать. Убить его нетрудно, но кого поставить на его место? Кто хоть половину знает из того, что знает он? Кто из вас приносит в наш котел хоть половину того, что он приносит? Вы тут сидите, пьете, едите, баб трахаете за его счет! За мой и за его!

– Ну и что?! Пусть он теперь на нас вообще плюет, так, что ли?! – воскликнул Арслан.

– Я этого не говорил. – Шакир зло посмотрел на него.

– А что ты говорил?! – вскочил со стула чеченец. – Почему мы должны терпеть, должны ждать, пока он…

Но договорить он не успел, потому что в следующий момент мощный удар кулака отбросил его к стене и повалил на пол.

– Это я буду решать, терпеть тебе или не терпеть! – Шакир подскочил к нему, схватил за края куртки, поднял и с силой шарахнул об стену. – И ты будешь слушать, когда говорят старшие, и говорить, когда тебе разрешат, скотина! Ты понял?! – Он запустил пятерню в волосы Арслана и со всей силы ударил его затылком о стену. – Здесь все будут делать то, что скажу я! Здесь все будут слушаться меня! Здесь все будут бояться меня!

Выкрикивая, Шакир каждый раз методично бил Арслана головой об стену, и гул ударов разносился по всей комнате.

– Я заставлю вас всех подчиняться мне! – Ударив Арслана в последний раз, он отпустил его, и чеченец, как куль, повалился на пол.

– И Ахмата? – раздался чей-то голос, и Шакир резко обернулся.

Руслан сидел на диване и спокойно поглощал виноград. И смотрел на Шакира без тени страха, потому что был раза в полтора больше его.

– Ты бы лучше не Арслана головой об стену, а Ахмата пару раз, – сказал он, выплюнув косточку в кулак. – Нехорошо вымещать злость на невиновном. Ты поступаешь неправильно.

Все аж вздрогнули, услышав слова Руслана. И оцепенели в ожидании. Потому что сейчас Шакир вынет из кармана пистолет и голова Руслана разлетится в куски – нельзя делать замечания Шакиру и остаться безнаказанным.

Но ничего не произошло. Шакир не вынул пистолет, не схватил со стола нож и не вогнал его в грудь Руслана по самую рукоятку, не размозжил ему череп тяжелой чугунной пепельницей, стоявшей на столике прямо у него под рукой, – он не сделал ровным счетом ничего.

Шакир вдруг понял, что ничего сделать с Русланом не может. Со всеми остальными может, а с Русланом нет. Хотя теперь и со всеми остальными что-то сделать было мало шансов.

Он вдруг реально почувствовал, как у него между пальцами утекает власть. Струится, как песок, и исчезает. И ее остается все меньше. И все меньше шансов ее вернуть, если не сделать что-нибудь прямо сейчас. Что-нибудь, после чего уже не возникнет вопросов, кто прав и кто главный. Потому что главный всегда прав.

– Его надо убить… – тихо сказал Шакир, но все очень хорошо услышали эти слова. – Он перестал быть с нами, и, значит, его надо убить.

– Правильно, – кивнул головой Руслан, утверждаясь тем самым в своем праве голоса при принятии важных решений.

– Мы поговорим с ним еще раз, – спокойно продолжал Шакир, словно не услышав Руслана, – и если он не послушает меня, если не объяснит, какая от этого польза, мы его убьем. А он не послушает. И не объяснит.

– И значит, мы его убьем, – докончил мысль невозмутимый Руслан.

Шакир кивнул и улыбнулся. Он еще не решил, стоит ли на самом деле убивать Ахмата. Но уже четко знал, кого действительно следует убить…

Глава 47

Ну вот и все. Все позади – все страхи, волнения, переживания. Одним ударом, одним часом, минутой, даже секундой она вернула себе покой и любовь.

Теперь она хозяйка. Теперь Метью с ней.

Ах, как эти мерзавцы в нем ошиблись! Ах, как она в нем ошибалась.

Впрочем, почему ошибалась? Она всегда в него верила. Он сам не всегда верил в себя.

Через минуту в офис стали заглядывать московские банкиры – сама любезность и обходительность. Она говорила с ними свысока.

Вызвала Ставцова, спросила, поговорил ли он с людьми.

– Да. Коллектив согласен.

– Коллектив, – слегка сморщилась Чарли. – Это у вас от социализма?

– Это у меня от капитализма, – иронично улыбнулся Ставцов. – Знаете, такой капитализм хуже всего. А вам к этому слову – коллектив – тоже придется привыкнуть. Уверяю вас, в нашем отеле работают отличные люди.

– Да. Простите, – сказала Чарли, смутившись. – Я не хотела вас обидеть. И я ничего не имею против этого слова. Больше того, я ничего не имею против самого понятия. Вместе мы многое сможем.

– Вы бы сказали это людям.

– Обязательно скажу.

Потом зашел сибиряк. Просто постоял, посмотрел на нее и прорычал:

– Ох баба, зверь.

Чарли этот своеобразный комплимент рассмешил, но, когда сибиряк вышел, ее словно ударило: Ахмат!

Она вдруг представила Метью с простреленной головой, как несчастного Донсона, которого убили в подземном переходе. Ей тогда показали оперативные снимки – ужас.

Метью сейчас один. И она, которая любит его, да, любит, не спешит ему на помощь, а сидит и разглагольствует о победе.

Она вызвала по селектору Карченко, тот явился так быстро, словно специально стоял под дверью.

– Господин Карченко, прошу вас разыскать господина Калтоева. Это самое срочное.

– Нелегко будет, – криво улыбнулся секьюрити. – Боюсь, господин Калтоев уже…

Мертв?.. – чуть не вырвалось у Чарли.t

– … Уехал из отеля.

– Так разыщите его дома!

– Да вы не волнуйтесь, – снова улыбнулся Карченко. – Найду я вашего любимого… менеджера.

И вышел.

Чарли почему-то от уверенности главного секьюрити стало немного не по себе. Но она вспомнила, что у нее масса дел, сейчас не до тонких женских предчувствий. Сейчас надо добиться полной и безоговорочной капитуляции.

И она ее добьется…

Карченко торопился.

Даже не обратил внимания на толпу размалеванной молодежи, которая сгрудилась в холле.

А ведь это была его прямая обязанность – наводить порядок в отеле. Но…

Но сейчас не до этого.

Валерий бросил свое тело на сиденье автомобиля и рванул с места так, что завизжали шины и в воздухе повис сизый дымок от сгоревшей резины. Служащий автостоянки покачал головой и решил для себя, что у богатых свои причуды. В том, что главный секьюрити отеля богат, он не сомневался ни на секунду. Это была его ошибка. Карченко никогда не брал, даже если где-то что-то плохо лежало. Возможно, ему попадались недостойные его суммы, ведь в глубине души он был очень честолюбив.

Сейчас он был на стороне Чарли и нутром понял, что ей не хватает опоры. Сам он не считал Ахмата этой опорой, но знал, если женщине что-то втемяшится в голову, ей уже ничего не доказать.

Он, конечно, знал, где искать Ахмата.

Выскочил на Ленинградку и погнал машину с максимально возможной скоростью. Не отрываясь от дороги, достал из бардачка специальный пропуск, позволяющий его обладателю парковаться по своему усмотрению, двигаться по встречной полосе, а также превышать скоростной режим. Выдачу таких специальных пропусков контролировали силовые структуры. Они были именными и могли использоваться только в чрезвычайных обстоятельствах, так как ответственность за всякие издержки несли лица, выдавшие эти пропуска.

Он знал номер рейса, время вылета. Не знал только номер стойки регистрации. Потому, влетев в здание аэропорта, быстро зашагал к электронному табло, но круто изменил направление, как только услышал объявление по внутренней трансляции. Терминал номер четыре. Регистрация заканчивается.

Карченко увидел Ахмата, его жену и двух детей. Перед ними оставалось зарегистрироваться только одному человеку.

Хитрец, подумал секьюрити, выжидал до последнего где-нибудь в сторонке, дабы первым увидеть тех, кто мог помешать ему уехать.

– Ахмат, дружище, а я за тобой… Извините, мне всего на пару слов… – успокоил он женщину.

Это Карченко не удалось. Женщина испуганно смотрела то на мужа, то на незнакомого улыбающегося человека.

Молодец, подумал об Ахмате Валерий, ни один мускул не дрогнул.

– Давай отойдем.

Ахмат передал документы жене и, сколько мог, успокоил ее. Она возразила, и Ахмат повысил голос. Они говорили на своем родном языке, и Карченко мог только догадываться о смысле, не зная деталей, да ему это было и не нужно. Самое главное, что он уже не мог остановить Ахмата. У него не было на это полномочий, но здесь сыграла роль извечная боязнь обывателя перед грозным ореолом спецслужб. Ахмат вышел из-за барьера.

– Что случилось? В моем распоряжении не больше десяти минут.

– В моем еще меньше. Тебя ищет Пайпс.

– К сожалению, я ничем не могу помочь мисс Пайпс, – сказал Ахмат, но в лице его что-то изменилось. Оно как то потеплело, что ли. Все-таки она о нем вспомнила…

Карченко эту перемену заметил и стал бить в одну точку.

– Ей нужна элементарная мужская поддержка. Когда я устраивал твой вылет, я не знал, чем кончится это собрание. Я и до сих пор не верю… Короче. Я считал, что Пайпс в силах справиться с ситуацией. Я ошибался.

– Я все равно ничем не смогу помочь…

– Мы оба понимаем, что сможешь.

– А кто поможет мне?! – закричал Ахмат. – Что тогда будет со мной и моей семьей?! Тебя это не волнует?! Ее это не волнует?!

– А кто тебе сказал, что твоя семья должна остаться. Пусть они летят. Ты задержишься только на пару дней. Я обещаю, что тебе будет выделена необходимая охрана. Я сам прослежу…

– Я не могу…

– Она ждет, – тихо повторил Карченко.

По аэропорту вновь прозвучали слова диктора об окончании регистрации рейса в США. Ахмат затравленно посмотрел на Карченко, потом на семью.

Жена Ахмата в отчаянье крикнула что-то мужу. Девушка на регистрации и пограничник показали на часы. Багаж Ахмата, а он был небольшим, уже досмотрели.

– Слушай, служивый, позови сюда своего начальника, и живо, – приказал Карченко, и таможенник и пограничник странным образом послушались штатского. Один нажал кнопку под верхней крышкой стойки, второй набрал три цифры внутреннего телефона, вызывая каждый свое начальство.

Ахмат побелел. Он решил, что Карченко сейчас снимет их с рейса.

– Если они не улетят, я тебя убью, – пошел он ва-банк.

– Ты меня не пугай. Пуганый. И кто тебе сказал, что я не хочу отпускать твоих детей? Мне нужно десять минут, чтобы вдолбить в твою упрямую башку, что сейчас, как никогда, твоя судьба и судьба твоей семьи в твоих руках.

Ахмат еще колебался. Конечно, ему хотелось остаться. Ему хотелось увидеть Чарли, выслушать от нее извинения, признания, делая вид, что его демарш на собрании был продуман заранее. Но еще больше ему хотелось сейчас, именно сейчас почувствовать, что он – свободен. Что он – мужчина. Что он никого не боится, что наконец разорвал со страхом, который именовался – чеченское братство. Теперь ему было почти плевать на свою жизнь.

Но семья…

– Ну что, Ахмат? – торопил Карченко. – Какие тебе еще нужны аргументы?

– Не будем переливать из пустого в порожнее…

Карченко сделал движение по направлению к стойке, где стояла испуганная жена Ахмата.

А она красивая, подумал секьюрити, и совсем не тот тип, что Пайпс. Вот и разбери мужиков. Если есть на свете любовь, почему она должна доставаться одному человеку? Нет, с американкой у них не просто интрижка, тут что-то посильнее. Тогда вполне логично было бы ожидать, что Ахмат бросится спасать свою любимую. Но все карты спутала эта красавица чеченка.

Оба начальника – таможенный и пограничный – появились почти одновременно. Подчиненные тихо доложили обстановку, показывая глазами на виновника задержки.

– Майор, пять – десять минут. Это ведь не страшно? Позвоните по этому телефону, и вам объяснят ситуацию. Мне надо переговорить с человеком. Возможно, сейчас он сдаст билет, – сказал вполголоса Карченко офицеру-пограничнику.

Сказал-то он тихо, да чеченка услышала его.

Жена Ахмата вдруг резко крикнула и схватилась за мужа.

«Ну, начинается», – подумал Карченко.

Ахмат оттолкнул жену. Но она не отцепилась.

Невольные свидетели, ничего не понимая, хлопали глазами.

– Ну, Ахмат, пора, – сказал Карченко.

Разъяренный чеченец выдал ему несколько фраз в запале, не соображая, что тот все равно ничего не поймет. Затем последовали долгие переговоры с женой. Та плакала, указывая на детей, но Карченко это уже не интересовало. Он понял, что выиграл.

Хотя выиграл не он, конечно. Если бы не истерика жены, Карченко вряд ли выполнил бы поручение Чарли.

Ахмат уже кричал на свою жену в полный голос. Тогда она замолчала, только гладила его рукав. Ахмат снова стал для нее знакомым и понятным кавказским мужчиной, который приказывает, и надо его приказы выполнять, иначе будет худо.

Женщина в сопровождении стюардессы пошла к эскалатору. Обернулась и помахала на прощание рукой. Ее жест повторили дети, которые, вот что странно, во время всей сцены не проронили ни слова.

– Спасибо, майор, – поблагодарил Валерий пограничника. – Пошли. – И хозяйским жестом подхватил Ахмата под руку.

Ахмат, повернувшийся уже было к выходу, руку Карченко убрал.

– Нет. Я не поеду, – сказал он.

Глава 48

– Вы позволите? – Рэт галантно поклонился и улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой. – Рэт Долтон.

– Очень приятно. Чем обязана, мистер Долтон? – не менее очаровательно улыбнулась Вера Михайловна.

– Простите, мне показалось, что вы мне кивнули.

– Я вам? Нет, мистер Долтон, это вам только показалось.

От Рэта несло мылом и одеколоном, словно он был торговец моющими средствами.

– Извините. – Улыбка медленно сползла с лица Рэта.

– Ничего, бывает.

– И тем не менее, если вы не возражаете, я бы не прочь был составить вам компанию.

– Самая лучшая компания для меня – я сама, – сказала Вера Михайловна. – Поэтому я возражаю.

Рэт совсем потерялся. Он двинулся было к стойке бара, чтобы заказать себе еще порцию виски, но сделал последнюю попытку, которая, Вера Михайловна в этом не сомневалась, обязательно должна была быть – или она ничего не понимала в джентльменах.

– Я просто хотел спросить – вы из Штатов?

– Нет. Я из России.

– Вы из России? – не поверил своим ушам Рэт. – Вы живете здесь?

– Больше того, я здесь родилась.

Рэт теперь смотрел на Веру Михайловну, как на чудо природы. Из отеля они с Пэтом вышли один раз, и этого было достаточно: камера предварительного заключения раз и навсегда сделала для них понятной жизнь в этой стране.

– А я американец, – виновато сказал Рэт.

– Бывает, – философски заметила Вера Михайловна.

– Мне все в вашей стране… – он помедлил, – кажется странным.

– Возможно.

– Вы кого-нибудь ждете? Я потому спрашиваю, что вам стоит только намекнуть, я тут же исчезну.

– Нет, я никого не жду. Никого. – Она специально подчеркнула последнее слово.

– Это очень хорошо, – обрадовался Рэт, уже намереваясь подсесть к столу.

– Это намек, – сказала Вера Михайловна.

– О, простите. Я не хотел, я виноват. Извините.

Вера Михайловна решила, что уже вдоволь поиздевалась над иностранцем, и улыбнулась.

– Ну ладно, что у вас там стряслось? Вы ведь не отстанете, пока не расскажете, да?

Рэт обрадовался, как мальчишка.

Он метнулся к бару, заказал шампанского и быстро плюхнулся на стул рядом с Верой Михайловной.

– Вы не сказали мне, как вас зовут, – напомнил он.

– Вот именно, – ответила Вера Михайловна.

– Ну хорошо, я буду называть вас… э-э… Леди в черном.

– Это пошло, – отрезала Вера Михайловна. – Оставьте только «леди».

Рэт громко сглотнул. Ему всегда казалось, что он неотразим, здорово умеет ухаживать и поддерживать светскую беседу, но пока что эта уверенность не находила никакого подтверждения. Впрочем, светскую беседу он вести и не собирался, он хотел поведать любому, кто готов был его выслушать, о тех страшных испытаниях, которые выпали на его долю за последние три часа.

Но и это желание вдруг пропало, потому что он видел – перед ним сидит умная, красивая, сильная женщина, и он ни за что не станет перед ней хныкать, он же не неудачник какой-нибудь, черт побери. Он работает в престижной международной организации, получает неплохую зарплату, никогда не берет взяток, у него есть свой дом в Алабаме, несколько неплохих лошадей, он любит классическую музыку и собирает бабочек. Говорят, русский писатель Набоков тоже этим увлекался.

Так неужели он, интересный и содержательный человек, потратит драгоценные минуты на то, чтобы жаловаться прекрасной незнакомке на мелкие неурядицы? Ни за что.

– Ошибочно считается, что автором этой, как вы правильно заметили, пошлости является Мик Джаггер, – вдруг уверенно начал он. – Однако это не совсем так. Некая дама в черном была вообще излюбленным персонажем англо-саксонской литературы. Скажем, Диккенс обожал черный цвет.

– Диккенс, на мой вкус, несколько слезлив, – сказала Вера Михайловна.

Вторая попытка была удачнее. Рэт приободрился.

– Мне он тоже кажется сентиментальным. Но я об этимологии названия. Поэтому моя пошлость имеет классические истоки.

Теперь уже Вере Михайловне пришлось пристальнее всмотреться в своего собеседника. Нет, конечно, обида у нее не прошла. Но она не могла не заметить, что у Долтона довольно красивые глаза, что он очень обаятельно улыбается и пальцы у него длинные и нервные. Вере Михайловне всегда нравились музыкальные руки.

– Удивительная вещь, – сказала она, – у классиков пошлость выглядит гениально. Почему?

– А тут надо разобраться, что такое пошлость, – еще больше оживился Долтон. – Как вы думаете?

– О! Это мелкое понятие слишком глубокое. Впрочем, мне кажется, пошлость – это разменная монета гениальности.

– Верно! – ахнул Рэт. – Я тоже об этом думал. Когда писали классики, это не повторялось на каждом углу. Вы случайно не литературовед?

– Нет, – сказала Вера Михайловна и чуть было не добавила: «я бывшая гардеробщица». – Я преподаю, – почему-то соврала она.

– А я клерк. Но не простой, а очень важный, вполне серьезно сказал Рэт. – Если вы умеете хранить тайну, я вам открою секрет.

Вера Михайловна кивнула.

– Я работаю в Международной ассоциации защиты прав потребителя при ЮНЕСКО. Вы слышали что-нибудь об этом?

Вера Михайловна слышала. Теперь ей все стало ясно.

– И что же вы тут делаете? – тем не менее спросила она.

– Я проверяю этот отель, – перешел на шепот Рэт. – Понимаете, все четырехзвездочные отели в мире должны иметь международный сертификат. И каждый год подтверждать его.

– Ну и как? – сдерживая дрожь в голосе, спросила Вера Михайловна. – Этот отель достоин четырех звезд?

– Между нами?

– Естественно.

– Нет.

Вера Михайловна вообще перестала дышать. Как это?! Почему?! Ее Отель не достоин?!

Тут же спохватилась: это уже не ее отель.

– Он достоин пяти звезд, – еще тише сказал Рэт.

– Правда?! – искренне обрадовалась Вера Михайловна.

– Понимаете, отель – это ведь не просто услуги, комнаты, рестораны и прочие удобства. Отель – это в первую очередь посетители. А в этом отеле – отменные клиенты.

– Это комплимент? – зарделась Вера Михайловна.

– Это восхищение, – сказал Рэт. И взглянул на часы. – Извините, мне пора. Но если вы не против, мы могли бы встретиться с вами через двадцать минут. Это не будет слишком большой дерзостью с моей стороны?

Вера Михайловна тоже взглянула на часы – без пяти шесть.

– Нет, через час, – сказала она.

Рэт, для которого ответ Веры Михайловны вдруг оказался настолько важным, что он даже готов был пожертвовать встречей с хозяйкой гостиницы, если бы Вера Михайловна сказала, что не станет ждать, вскочил, сел, снова вскочил и, не находя слов, схватил руку бывшей гардеробщицы и поцеловал.

– Это лишнее, – смутилась Вера Михайловна, которой тем не менее было приятно.

– Извините, извините, извините! – как мальчишка запрыгал Рэт. – Я буду здесь через пятнадцать минут. И буду вас ждать, ждать, ждать!